ДОКУМЕНТЫ. ХРОНИКА. ПРЕССА

ПРЕСС-КОНФЕРЕНЦИЯ НАЧАЛЬНИКА

МЕЖИНСКОГО РАЙОННОГО УПРАВЛЕНИЯ ФСБ

МИХАЙЛОВА

Уважаемые дамы и господа. Товарищи! Мы собрали вас сегодня для того, чтобы прояснить некоторые вопросы, связанные с неприятными событиями в нашем городе и его окрестностях. Предупреждая некоторые из ваших вопросов, я хочу сказать, что следствие по основным, самым «горячим» делам идет весьма активно. Мы довольно далеко продвинулись в деле о взрыве поезда и, думаю, в скором времени сможем предъявить конкретные обвинения преступникам, совершившим этот террористический акт.

Что касается аномальных явлений, с которыми мы все столкнулись, я также могу заверить общественность и успокоить жителей нашего города. Органы правоохранения установили, что события и факты, которые кажутся необъяснимыми, на самом деле являются делом рук бандитской группировки, во главе которой стоит опытный преступник. В руках у бандитов находится мощное современное оружие, в том числе и так называемое психотронное. Очевидно, этот тип вооружения завезен нелегально из-за рубежа. Преступники пытаются посеять панику, дезорганизовать жизнь города и области и погреть на этом руки. Нам известны случаи, когда напуганные люди отдавали свое кровное имущество шантажистам, которые запугивали жертвы новыми актами террора.

Я, как человек, которому доверена безопасность граждан, со всей ответственностью хочу заявить, что негодяи, покушающиеся на порядок, имущество и саму жизнь людей, в ближайшее время будут нейтрализованы и понесут заслуженное наказание.

Корреспондент «Межинского вестника». Что вы можете сказать конкретно о преступнике или, вернее, о лице, скрывающемся в пещерах и называющем себя «Великим Духом Внутреннего Космоса»? Известна ли вам его личность?

Михайлов. Назвать этого человека я вам не могу, но у нас есть версии, и они в настоящее время проверяются.

Корр. газ. «Магия сегодня». Если наблюдаемые явления, как полагают многие жители, являются проявлением сил зла или сил тьмы, то можете ли вы сказать, какие ответные меры могут принять власти, чтобы нейтрализовать эти силы?

Михайлов. Уважаемый господин! Если, как вы утверждаете, мы имеем дело с силами зла, то есть с некими мистическими проявлениями, то для борьбы с ними надо использовать, как вам известно, тайное оружие. Поэтому разглашать наши методы борьбы я не могу. Но и на этом направлении, смею вас заверить, мы не сидим сложа руки, хотя говорить всерьез о мистике в наше время мне представляется несерьезным. Можно говорить о бандитах, которые пытаются свои преступления ловко маскировать мистикой, бесовщиной и прочими проявлениями потусторонних сил.

Газ. «Криминал». Господин Михайлов, установлены ли преступники, похищающие людей? И самое главное, найдены ли сами похищенные?

Михайлов. Я еще раз хочу сказать, что в данном случае мы имеем дело не с единичным, изолированным преступлением. Большинство случаев похищения связаны и со взрывом, и с «чертовщиной». Это одна цепочка. У того, кто называет себя Великим Духом Внутреннего Космоса, есть сообщники в городе. Они-то и являются рекетирами, похитителями и «демонами». Что касается похищенных, то, к сожалению, большинство из них не обнаружено. Правда, и в этой области у нас есть некоторые успехи. Из двадцати семи случаев исчезновения людей нами были обнаружены три человека в добром здравии, ушедших из дома по личным причинам. Кроме того, за городом, в сарае, предназначенном для хранения сена, 18 мая был обнаружен труп предпринимателя М., похищенного, как мы предполагаем, с целью выкупа, а затем убитого.

Так что, как видите, далеко не все случаи исчезновения можно объяснять мистикой. Пока следов других пропавших граждан не обнаружено, однако это не значит, что, простите, их черти в ад унесли! Найдем и этих! Только прошу вас, господа журналисты, будьте осторожны с оглашением любых сведений об исчезнувших людях. Помните, что для нас, как для врачей, самый главный девиз — «Не навреди!»

Корр. журнала «Наша милиция». Тов. Михайлов! Мы все забыли о главном. Как правоохранительные органы объясняют гибель бойцов ОМОНа в лесу во время недавней операции?

Михайлов. Я хочу вам напомнить, что за бойцами шли те, кого многие из вас любят и уважают: парапсихологи, контактеры, телепаты. Все они после трагедии сошлись во мнении, что бойцы стали жертвой собственного страха, даже ужаса во время появления у них искусственно вызванных массовых галлюцинаций. Это еще раз подтверждает наше мнение о существовании в тайниках в лесу некоего прибора или приборов из разряда психотронного воздействия. А человек, пусть даже с самым изощренным умом, согласитесь, не так страшен, как неуловимый и жуткий представитель так называемых «сил зла».

Спасибо за внимание!

МАНИФЕСТ

ВЕЛИКОГО ДУХА ВНУТРЕННЕГО КОСМОСА

Я, Великий Дух Внутреннего Космоса, Властитель Пещер, Ангел Бездны, заявляю: скоро наступит время великой битвы за грядущее благополучие и счастье человечества!

Жители города Межинска! Ни одна земная власть не смогла обеспечить вам свободу и порядок! Я готов дать вам, а впоследствии и всем землянам, покой и довольство!

Я принесу вам счастье и душевное успокоение. Время страданий закончится!

Только власть Духов Внутреннего Космоса принесет миру полное благополучие!

Временные жертвы, которые вы вынуждены были принести, послужат на благо всем. Те, кто пострадал, окажутся самыми счастливыми, ибо были первыми призваны мной ко служению всеобщему благу.

Наступает час последнего сражения с теми, кто препятствует моему воцарению. Я призываю всех, мечтающих о порядке, покое и счастье!

Выйдите из своих жилищ, придите ко мне, вы станете воинами, борцами за собственное счастье и счастье ваших потомков!

Я не хочу кровопролития! Пусть те, кто воображает себя способным противостоять мне, добровольно сложат оружие!

Восстаньте против моих врагов!

Трое суток, начиная с шести часов утра завтрашнего дня, объявляю днями ИСХОДА! Мое убежище будет открыто для каждого, кто добровольно захочет вступить в ряды великого воинства Пещер!

Но предупреждаю! Горе тому, кто под личиной друга попытается проникнуть в Великие Пещеры! Все лазутчики и недруги будут беспощадно уничтожены, а души их будут обречены на вечные скитания.

Друзья же, добровольно пришедшие на территорию Внутреннего Космоса, будут незамедлительно посвящены в Приближенных Духа. Им будет предоставлено право вершить судьбы непокорных и властвовать над Землей вместе и в полном согласии с воинами и другими Ранее Приближенными.

Друзья и соратники Великого Духа Внутреннего Космоса!

Не медлите!

Вас ждет ВЛАСТЬ, СЧАСТЬЕ, ПОРЯДОК и ПОКОЙ!

 

БАТОГОВ

«Манифест» негодяя, — иначе я его назвать не могу, — появился сразу же на следующий день после пресс-конференции Михайлова.

Порядок появления мерзкой цидули был прежним. На несколько минут отключились все передачи телевидения, замолкло радио. На экранах появился расплывчатый, колеблющийся словно от порывов ветра, внушительных размеров силуэт то ли человека, то ли животного. Я сам был свидетелем этого зрелища, и, признаться, если в первый момент картинка вызвала удивление, то вскоре оно сменилось безотчетным беспокойством, а затем и страхом.

Манифест был опубликован и в местных газетах, причем никто из сотрудников редакции не мог сказать, кто принес текст и почему он так легко пошел в набор.

Дежурные журналисты, контролировавшие выпуск и печать, смутно припоминали, что в какой-то момент перед ними предстал гражданин весьма заурядной внешности, подал бумагу с текстом и что-то сказал. Что именно, никто не мог вспомнить. Но факт оставался фактом. Манифест был опубликован.

Прослушав речь духа, я позвонил Леше Панкратову. Он тоже «ознакомился». Мы договорились о встрече и направились к Сазонову. Старший следователь был в запарке. Трезвонили телефоны, входили и выскакивали оперативные сотрудники.

В городе явно царила паника. Сазонов мельком рассказал мне между двумя телефонными звонками о том, как «под гипнозом» сработали журналисты, и тут же вызвал машину. Собирался ехать на происшествие. Я напросился с ним, а Лешу отправил в «Межинский вестник».

Я ехал вслед за оперативниками. Внешне в городе ничего не изменилось, но по отдельным признакам можно было понять, что происходит неладное. Компания подростков, стоявшая возле ларька, вдруг возбужденно заголосила, началась свалка. Мы проехали мимо, не останавливаясь, но я, оглянувшись, увидел, что к дерущимся подъехала патрульная машина.

Из подъезда пятиэтажки выскочил малыш, за ним с криком: «Сашка, вернись, поганец! Сказано, не выходи на улицу!» выбежала мамаша.

Короче говоря, чувствовалось напряжение. Жители будто ждали чего-то страшного и не знали, как реагировать. Машина с оперативниками подъехала к двухэтажному деревянному строению барачного типа. Я остановился сразу за машиной Сазонова. В дом, как обычно, меня не пустили менты, но я не особенно горевал. В нынешней ситуации от случайных свидетелей можно было получить больше информации, чем непосредственно на месте происшествия. Потом уже успею переговорить и с потерпевшими, и с сыщиками.

Соседи, толпившиеся кучкой во дворе дома, оживленно обсуждали нынешнюю молодежь и ее нравы, откуда я сделал вывод о том, что речь, очевидно, идет о конфликте поколений.

Пожилая дама с продовольственной сумкой яростно доказывала окружающим, что «демократы совсем оборзели и у молодежи нет ничего святого».

— Разве раньше сын мог поднять руку на отца или мать? — трагически вопрошала она и сама себе отвечала: — Да ни в жись!

Из дальнейшего обсуждения я понял, что сын крепко избил мать, а потом вместе со сверстниками отправился в соседний подъезд. Там компания вломилась в квартиру своего товарища, которого родители не хотели выпускать на улицу.

Все вместе они до смерти забили родителей своего приятеля. На листе бумаги написали: «Смерть врагам Великого Духа Внутреннего Космоса». Подпись гласила: «Лига друзей Великого Духа». После этих «подвигов» молодые люди, которым, по словам соседей, было по шестнадцать-семнадцать лет, выбежали из дома и удалились в сторону окраины.

Дело принимало скверный оборот. Если уже среди жителей появились «друзья Духа», можно было предположить, что ждет нас в ближайшем будущем.

Подъехала машина с корреспондентом «Вестника». С ними прибыл и Леша. Я вкратце рассказал ему о трагедии.

Панкратов с ходу предположил, что «лига» существует не со вчерашнего дня. Манифест, очевидно, спровоцировал ее членов на активные действия. Следовательно, в городе есть люди, которые исподволь проводили работу по вербовке боевиков, готовили почву для появления Духа в городе.

Сазонов вдруг заспешил к своей машине. Я успел перехватить его, спросил, не произошло ли еще чего-нибудь?

— Произошло, — буркнул Михаил Логинович. — Патруль омоновцев задержал после короткой схватки двух бездельников, которые разгромили коммерческий магазин с аудиотехникой, избили продавца и на стене написали тот же лозунг, что и негодяи, поднявшие руку на родителей. Застали их в тот момент, когда один дописывал лозунг, а второй пытался ногами добить продавца.

Панкратов сел со мной, и мы помчались к Управлению, куда доставили парней.

Леша как журналист добился присутствия на допросе, я тоже примазался, хотя Сазонов был явно недоволен.

Парни, хотя и были изрядно помяты омоновцами, но держались вызывающе, бравировали своей наглостью, не желали отвечать на вопросы, но в конце концов признались, что уже две недели состоят членами Лиги, что скоро получат оружие и вместе с другими легионерами перебьют ментов, которые откажутся встать на сторону Духа, и организуют собственные отряды по охране порядка.

— Мы всех мозгляков, которые не признают властителя, перестреляем, как крыс! — заявил тот, что выглядел постарше.

— А вы его самого, этого властителя вашего, — видели? — спросил Панкратов.

— Пока его никто видеть не может. Он нематериален. Но как Дух присутствует повсюду. Он покровительствует сильным, уничтожает слабых…

— Мы его дети! — гордо добавил младший.

Сазонов еле сдерживался, видно было, что его так и подмывает дать по паре хороших «лещей» юным легионерам.

Я успел встрять в разговор, пока старший следователь не успел осуществить свое намерение:

— Кто же вам все так здорово про властителя объяснил?

— Никто не объяснял, — парировал старший. — Нам всем, в смысле легионерам, было откровение…

— Это как же? — заинтересовался я. — Во сне было видение, или наяву голос вещал?

— Вам все равно не понять, — презрительно бросил старший и отвернулся.

— Ну вот что, — решительно вмешался Сазонов. — Или вы сейчас рассказываете подробно, кто к вам явился, что обещал, кого еще, кроме вас, привлек в вашу банду… Словом, я от вас жду чистосердечного признания. Или будете гнить в тюрьме с уголовниками. И посажу я вас не к малолеткам, таким же, как вы, а к отпетым, которые первым делом заинтересуются округлостью и пухлостью ваших задниц, ясно?

Прыти у наших клиентов явно поубавилось, но они все еще хорохорились.

— А вы нас не пугайте. Дух защитит нас! — попытался было «выдержать марку» старший.

— Вот это вряд ли, — уже спокойно продолжал Сазонов. — В нашу тюрягу твоему поганому духу хода нет. И не будет. Так что рассказывайте все как есть. Если я вам поверю, судить будем за хулиганство, если нет, повесим на вас убийство с целью ограбления. Получите по пятнадцать лет и сидеть будете в далекой от родных мест колонии, где вас не то что дух, а приятели не найдут. Выбирайте!

Последний аргумент, очевидно, подействовал сильнее всего. Парни попросили бумагу и засели за чистосердечное.

Мы с Лешей вышли в коридор покурить.

— Круто дело повернулось, — заметил Панкратов.

— Да уж, — подтвердил я. — Началось с какой-то белиберды, с бредовых заявлений по радио и телевидению, а кончилось…

— Вряд ли этим все кончится, — заметил Леша. — Если логически рассуждать — самое главное только начинается.

— Дело не в этих сопляках, — задумался я. — Они дурачки. Кто-то из взрослых ловко играет на страсти к мистике, а самое главное, кто-то упорно пытается внушить молодняку, что придет время, когда им, этим мальчишкам, все будет дозволено, что они будут вершить судьбами людей… И ведь быстро эти неизвестные сориентировались! Уже и «Легион» организовали…

— Лигу, — поправил меня Панкратов, — но не в этом суть. Надо добраться до организаторов всего этого дела… А я боюсь, что наши сегодняшние юноши ничего о них не знают, а значит, и не скажут…

— Это верно, — сказал я и попытался развить Лешину мысль: — Скорее всего, здесь целый клубок. И, думаю, взрыв поезда занимает во всем этом не последнее место. Кроме того, таинственный Каширин, которого ты знаешь как лектора, плюс мистический дух в каких-то пещерах, плюс мальчик с родимым пятном, ведун, охранник, уцелевший после взрыва, да еще и призрак твоего брата… Бред!

— Брата ты сюда не вмешивай, — решительно сказал Панкратов. — Хочешь верь, хочешь нет, но призрак я видел собственными глазами и верю его словам, что душа брата мучается…

Мы вошли в кабинет. Сазонов читал листки признаний. Мальчишки сидели тихо. Следователь подвинул мне прочитанные листы. Я передал часть Панкратову.

Из «чистосердечного» следовало, что состояли пацаны в Лиге по двенадцать дней каждый, что увлек их идеей новой власти во главе с Великим Духом Внутреннего Космоса их преподаватель истории, который беседовал с ними после уроков о неизбежности устранения хаоса и воцарения Великого Духа.

Пару раз на беседах присутствовал Магистр Белой и Черной магии Любарский, который работал в Доме Семи Духов.

Агитаторы говорили о нематериальной сущности Духа, о том, что ОН выбрал именно город Межинск потому, что здесь наиболее благоприятные условия для ЕГО материализации и последующего воцарения. Вспоминали адепты духа и о многочисленных аномальных явлениях, которыми в последние годы так славился город и его окрестности, утверждали, что все эти явления были знаками, которые подавал Дух Внутреннего Космоса людям. И те, кто эти знаки понял, давно уже следуют учению Духов Внутреннего Космоса.

Говорилось на беседах и о том, что Дух первым делом после своей материализации займется чисткой общества.

С поля битвы будут убраны все сомневающиеся в Принципе Силы и Здоровья, то есть немощные, безумные и те представители нынешней власти, которые откажутся подчиниться духу и его воинам. Последними же как раз и должны были стать члены Лиги. Они должны были вступить в открытую схватку, а нематериальные силы невидимо будут помогать воинам. Поскольку открытая борьба — самая опасная, она же и самая почетная. Поэтому воины, члены Лиги, после материализации Духа станут наиболее близкими и доверенными из людей, приближенных к Духу, следовательно, им в первую очередь достанутся и материальные, и нематериальные блага.

— Материальные блага — это понятно, — сказал я, прервав увлекательное чтение. — Но, скажите мне пожалуйста, парни, что вы имеете в виду под нематериальными благами?

— Могучее здоровье, физическую силу и мощное энергетическое поле, непроницаемое для посторонних, неужели не понятно? — фыркнул старший из парней.

— А-а! Ну да, ну да! — с пониманием подхватил я. — Значит, в будущем вы должны выглядеть внешне вроде чемпионов по бодибилдингу… Да к тому же поле вокруг… Сильно, сильно… «Посильнее, чем „Фауст“ Гете», как говаривал вождь всех народов. Ладно, все понятно. Молитесь, парни, чтобы Михаил Логинович был добрым!

Сазонов, хмуро слушавший наш диалог, спросил у старшего:

— Как ваши учителя связывались с главарем, в смысле, с паханом вашим?

Ребята не возмутились, услышав слово «пахан». Видимо, были окончательно сломлены очевидной и вполне материальной перспективой длительной отсидки. Младший сказал:

— Точно мы не знаем. Они говорили, что у них телепатическая связь.

— О месте нахождения пахана ничего не говорили?

— Точно никто не знает. Предположительно, в пещерах…

— Ясно. — Сазонов вызвал конвоиров. Арестованных увели.

Старший следователь вызвал к себе начальника группы захвата. Мы с Панкратовым вышли. Что будет дальше, можно было предположить. Сазонов наверняка отправлял ребят на поиск учителя и магистра.

Нам оставалось только ждать.

Через десять минут командир группы захвата сообщил по рации, что учителя истории нет ни дома, ни в школе. Сазонов, уверенный, что и магистр успел исчезнуть, тем не менее приказал группе попытаться найти его.

Еще через пятнадцать минут командир доложил, что магистр, он же Любарский Александр Львович, найден мертвым в своей квартире, с многочисленными ножевыми ранениями, причем орудие убийства — нож-штык — торчало из груди убитого в области сердца.

— Ну что же, Леша, надо нам уединиться с тобой и подумать о дальнейшем плане действий, — предложил я.

Мы поехали в наш «отель», заперлись у меня в комнате и стали размышлять.

— Почему убили магистра? — первый вопрос, который приходит в голову. Он же союзник Духа! — задумчиво спросил Леша.

— Здесь можно строить самые фантастические предположения, — начал я. — Во-первых, возможно, магистр испугался, когда увидел, к чему ведут его действия. Тогда его убили, чтобы не болтал. Во-вторых, если исходить из мистической версии, дух или душа магистра понадобились зачем-то Властителю пещер. Если вспомнить их же теорию, о которой мне рассказывали в Доме Семи Духов, магистр был одним из Посвященных, следовательно, дух и душа его были этому Чародею нужнее, чем материальное тело магистра.

— Возможно, что и так, — подхватил Панкратов. — Помнится, и ведун говорил, что Чародею нужны души для пополнения энергии и для увеличения силы. Тем более что магистр может быть им использован в качестве недоброго духа, чинящего зло…

— Ладно. С этим пока погодим. Надо нам снова навестить старика ведуна, может, он прознал что-нибудь новое о Чародее.

— Надо бы попросить Сазонова проверить Каширина, — сказал Панкратов.

— Это я уже сделал. Сначала следак отнекивался. Говорит: «В дурацкое положение ты меня ставишь. Каширин, мол, приближенный градоначальника, тот ему абсолютно доверяет». Но потом, когда я выложил все наши сомнения, согласился запросить Москву, чтобы они Каширина «пробросили по учетам». Хотя, думаю, в этом случае надо копать глубже. На учет, скорее всего, этот делец не попадал. Разве что где-нибудь, в каком-нибудь компьютерном файле от него следы остались. Надо бы здесь его прокачать по всем статьям и нераскрытым аферам… И наконец, нужно дальше поезд раскручивать. Я ведь невесту Владимирова из Питера привез…

Тут Леша рассказал мне о том, что без меня некие старушки присылали Владимирову коробку конфет с цианидом, что к ним был направлен оперативник и обе категорически отказались от посылки, хотя и признались, что по доброте душевной посылали Олегу цветы: «как сыну», потому что их очень разжалобил мужчина, приходивший покупать несуществующего говорящего попугая…

— Но это еще не все, — продолжал мой приятель. — За день до твоего приезда из Питера звонила в больницу женщина, которая назвалась невестой Валентиной и спрашивала о состоянии здоровья Владимирова.

— В это время невеста Валя ехала в поезде, — заметил я. И решил подвести итоги: — Таким образом, в катастрофе поезда, кроме Олега Владимирова и его невесты, которая покупала серьги в ювелирном, хотя и не за доллары, как она утверждает, появился еще любитель говорящих попугаев и неизвестная женщина, позвонившая из Петербурга. По моим предположениям, это та же особа, которая расплачивалась обожженной стодолларовой купюрой в ювелирном…

— Пойдем в больницу к Олегу? — предложил Панкратов.

— Пойдем непременно. Но сначала, пока Сазонов расхлебывает заваруху с «друзьями духа», сходим к ведуну. Тем более что когда я уезжал, у Олега была сильная простуда, да и без Сазонова нас к нему не пустят.

— Со здоровьем у него все в порядке, — сказал Леша. — А вот с лигой ты прав. С ними следователь пару дней провозится. Впрочем, даже если установят всех легионеров, все равно к ответственности их не привлекут, пока те не начнут зарываться, как сегодняшние молокососы. Я думаю, «Манифест» был пробным камнем, брошенным для проверки готовности боевиков, и обычным способом шантажа… Боевики теперь притихнут, а жители чуть больше будут паниковать…

— Все верно. Давай позвоним Валентине да поедем к старику-мудрецу.

Валя была дома, ждала моего звонка. Я попросил ее не волноваться и походить по магазинам или просто отдохнуть, потому что к Олегу сегодня все равно не пускают, в больнице последний день карантина по гриппу.

— Завтра, — клятвенно заверил я девушку, — мы непременно будем у вашего дорогого жениха.

Она была, естественно, недовольна, но покорилась.

А мы с Лешей отправились к ведуну.

 

ВЕДУН

Ведун встретил друзей, как всегда, приветливо, усадил пить чай, но в поведении его была заметна несвойственная нервозность и озабоченность.

Панкратов начал рассказывать о том, что происходит в городе, и спросил мнение ведуна о причинах паники и истерии, в одночасье воцарившихся среди граждан.

— Не может же быть, чтобы листок так называемого манифеста, в авторе которого угадывается психически ненормальный человек, так повлиял на людей? — недоумевал и Батогов.

— Для меня самого многое неожиданно, — признался Шурлыгин. — Особенно то, что в городе оказалось столько сторонников демона. Крепкую, видать, работу провели его тайные союзники.

— И все равно слишком уж сильная реакция на несколько строчек, — заметил Панкратов. — Это же не ультиматум НАТО, нам ведь не пригрозили атомной бомбардировкой!

— Я уже сказал, что многое для меня неожиданно, но не так, как для вас, — сказал Шурлыгин. — Вы удивляетесь тому, что все переполошились. А мне странно, что демон рановато, по моим подсчетам, стал себя проявлять так открыто. Реакции я не удивляюсь, потому что дело не в самих словах. На людей подействовала дьявольская энергия, которая была вложена в слова. Бумажка или телевизионный текст сам по себе был бы пустышкой, если бы демон не повлиял через слова своей силой, не внушил страх и панику…

— Как же можно остановить распространение этой энергии? — спросил Батогов.

— Теперь уж поздно, — покачал головой Шурлыгин. — Разве что сжечь все газеты с текстом… Так ведь все не уничтожишь, да и текст мальчишки, небось, уже размножили на аппарате…

— Да, на ксероксе ничего не стоит его распечатать в любом количестве, — подтвердил Батогов. — Но ведь это уже не будет оригиналом, значит, и той энергии, которую ОН вложил в слова, уже не будет…

— Манифест все равно будет действовать. В памяти человеческой уже засел и ужас и угроза жизни. Но я думаю, что демон не зря текстик этот подсунул. Я-то думал, что все самое страшное еще не скоро начнется, да, видно, ошибся.

— А почему вы считали, что еще не время ЕМУ проявиться? — спросил Панкратов.

— Потому что еще звезда с неба не упала, — загадочно ответил Шурлыгин.

Друзья переглянулись, потом Батогов мягко сказал:

— Виктор Алексеевич, мы ведь в тайных науках мало смыслим, может, вы подробнее расскажете?

— Это вы должны были бы знать. Здесь тайного ничего нету. В Писании сказано, что упадет звезда с неба и даст Ангелу ключ от кладезя бездны… Вот тогда демон и должен начать свою битву. Звезды пока еще не было, вот я и подумал, что рано демону в открытую выступать. Но… видать, ОН знает больше меня. Звезда вот-вот должна упасть. Со дня на день.

— А как она выглядеть должна, звезда эта? — недоверчиво поинтересовался Батогов. — Метеорит, что ли?

— Про то ничего не говорится. Писание надо тоже уметь читать…

— Виктор Алексеевич, я понимаю, что наши слова вам кажутся наивными, но ведь хочется катастрофу предотвратить. Может быть, можно как-нибудь перехватить эту самую таинственную звезду, сделать так, чтобы ключ не попал в руки… прохиндея?

— Никак невозможно, — покачал головой ведун. — И звезда нежданно для всех упадет, и ключ от кладезя бездны в руки демонов попадет… Иное дело, что мы можем воспротивиться тому, как демоны потом станут действовать… Я могу вам еще сказать, что предсказание насчет мальчика не зря вам было. Без него демоны не смогут ключ повернуть, не смогут добрых ангелов от этих мест отогнать. А коли не отгонят, то и сами полностью властвовать не смогут. Бед натворят много, но полной власти иметь не будут. А вот если у них будет ключ, да еще и мальчика они схватят и заставят ключ повернуть, тогда — беда!

— Что же с мальчиком? Не появился?

— Объявился мальчик. Только скрывается от людских глаз. Он не простой ребеночек. Со временем сила у него больше, чем у меня, будет. А сейчас пока ему знак подается, чтобы не появлялся. И опять же скажу: не в наших с вами силах отвратить то, что должно случиться. Мы можем только в борьбу вступить, и это будет всем здешним людям большое испытание…

— Может, все-таки попытаться найти мальчугана и не дать демонам им завладеть? — сказал Панкратов, не заметив, что перешел на стилистику ведуна.

— Найти его можно. Я его следы видел в окрестностях хутора. Но в руки он не дастся ни за что, как вы его ни приманивайте.

— Но что-то мы должны сделать, чтобы хотя бы уменьшить последствия катастрофы! — воскликнул Батогов.

— Вы в лесу сделать ничего не сможете. У вас сил нет для этого. Ваша борьба в городе. Брат твой просил убийц найти? — неожиданно обратился Шурлыгин к Панкратову. — А вы до сих пор ничего не сделали… Если вы в городе сумеете ослабить силу демонов, то ему труднее будет… А по последним событиям видно, сколь велика его сила среди людей. Многих ему удалось на свою сторону перетянуть. И взрыв — в той же цепочке. Так что мой вам главный совет: займитесь тем, кем демоны уже овладели. Он ведь через них и на остальных ужас гонит. А время придет, я вас на помощь сам призову…

С тем приятели и ушли от ведуна.

 

ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬ САМОЙЛОВ

Геннадий Семенович был молод и полон радужных надежд. Дела его шли прекрасно. Частное страховое общество «Сокол», которое Самойлов основал и возглавил, процветало. Капитал прирастал, и Геннадий Семенович подумывал об организации филиалов в провинциальных городах, не охваченных пока услугами «Сокола».

Страховое общество успешно действовало в крупных городах России: Петербурге, Москве, Архангельске и других. Но — «куй железо, пока горячо». Об этой пословице Самойлов не забывал. В мечтах он видел свой бизнес, разросшийся до огромных размеров, общество, превратившееся в империю, распростертую от Балтийского моря до Тихого океана.

Если поначалу Геннадий Семенович вел дела не совсем, мягко говоря, честно, то со временем, убедившись, что честный бизнес имеет свои немалые преимущества, Самойлов сделал основным своим девизом убеждение: «Мы с клиентом одно целое» и неуклонно старался соблюдать принципы честной игры.

Конечно, соблюдая интересы клиентов, Геннадий Семенович не забывал и о себе. Хорошо понимая всю рискованность ведения дела на честных принципах, Самойлов постарался застраховать себя от любых превратностей судьбы, вложив приличную сумму на личный счет в Цюрихском банке и приобретя недвижимость на Мальте и в Монако.

Кстати, дела Самойлова пошли особенно хорошо, когда он, будучи по делам службы в Париже, ради любопытства однажды зашел к одной из гадалок, во множестве практикующих в арабском квартале города.

Видать, везучим человеком был Геннадий Семенович. Гадалка ему попалась самая что ни есть профессиональная, обладавшая незаурядным даром предвидения.

Она вкратце рассказала Самойлову его прошлое, для того чтобы завоевать доверие, а потом предсказала большие успехи в бизнесе, особенно если он будет вести его честно. Увидела провидица и ближайшее будущее Геннадия Семеновича: точно предсказав удачную деловую встречу и большую денежную выгоду от этой встречи. Потом, заглянув в хрустальный шар, нахмурилась и велела остерегаться частых путешествий, особенно на собственной машине, потому что увидела она в ближайшем будущем Геннадия Семеновича страшную аварию. Но гадалка не сказала, останется ли он в живых после этой аварии, только еще раз предостерегла от дальних поездок на машине.

Самойлов щедро отблагодарил ясновидящую, а та на прощание сказала, что судьба каждого записана в Книге Жизни, а судьба русского господина особая, и настойчиво стала предлагать купить у нее талисман.

— Это талисман особый, — на ломаном английском убеждала Самойлова гадалка. — Он тебе в делах помощь окажет.

Талисман выглядел довольно неказисто. Это был небольшой кубик, грани которого были раскрашены в разные цвета.

Самойлов отнекивался, не хотел покупать, потом уступил напору гадалки, решил, что ради экзотики надо кубик приобрести. Он внимательно разглядел грани и увидел на них нацарапанные узоры, напоминающие арабскую вязь. Это и решило дело. Если бы кубик был без признаков восточной экзотики, Самойлов, скорее всего, от него отказался бы. С буквами — купил. Тем более что гадалка, напутствуя его, сказала, что при первых признаках опасности буквы начнут сами по себе светиться.

Кубик Самойлов постоянно носил при себе — и то ли благодаря защите талисмана, то ли по причине собственного искусства вести дела, Геннадий Семенович быстро пошел в гору и пару раз даже избежал серьезных жизненных затруднений, хотя буквы на кубике и не светились.

Помня о предостережении гадалки, Самойлов из города в город на машине не ездил, но однажды подумал: а почему бы не приобрести для фирмы небольшой четырехместный самолет? И удобно, и быстро, и от государства можно не зависеть, и опять же не машина! Значит, таким образом и предсказание можно обойти.

Самолет был приобретен компанией, взят летчик в штат, но Самойлов любил риск, а потому сам прошел курсы пилотов и время от времени поднимал металлическую птицу в воздух.

Со временем Самойлов стал совершать небольшие перелеты с деловыми целями. Но когда предстояло попасть в город, находящийся более чем в двухстах километрах от Петербурга, Геннадий Семенович непременно брал с собой летчика и садился за штурвал только на короткое время.

В этот раз Самойлов летел в Межинск. Погода была отличная. Первые полчаса машину вел летчик, потом за штурвал сел Геннадий Семенович. Через час он снова уступил место пилоту.

Время шло к вечеру, но было довольно светло. Они приближались к месту назначения. Аэродром неподалеку от города объявил о готовности приема, сообщил, что никаких природных катаклизмов не предвидится.

Самойлов ясно видел в иллюминатор лес, долину, городские дома вдалеке.

Вдруг мимо иллюминаторов поползли клочья тумана. Летчик сообщил на землю о внезапном ухудшении видимости. С аэродрома ответили, что горизонт абсолютно чист. Между тем туман густел. Они попытались снизиться, но видимости по-прежнему не было. Тогда летчик решил набрать высоту, чтобы подняться над облаками. Но машина стала тяжелой и не слушалась.

Туман стал таким густым, что из иллюминатора не было видно крыла. И самое странное, туман явно оказывал сопротивление мощным двигателям. Самолет стало швырять из стороны в сторону.

Пилот успел сообщить на землю о непредвиденном ухудшении погоды, но ответа от диспетчера не получил.

В этот момент Самойлов почувствовал запах дыма. Он оглянулся назад. Дым шел из его дипломата. Решив, что в дипломат подложена бомба, Геннадий Семенович схватил его и раскрыл. Делал он это совершенно механически, понимая, что если даже бомба и лежит в кейсе, то избавиться от нее он уже не сможет. К своему изумлению, Самойлов увидел в дипломате тлеющие деловые бумаги, а в центре небольшого локального пожара — свой кубик-талисман, который светился ярким вишневым светом.

Будто дождавшись, когда дипломат наконец откроют, кубик вспыхнул ярким пламенем. Вмиг загорелись бумаги, огонь перекинулся на сиденье и с невероятной скоростью охватил салон самолета.

Пилот попытался посадить самолет, но машина нырнула и, охваченная пламенем, яркой звездой ринулась к земле. В последний момент пилоту удалось каким-то чудом выровнять самолет, он проехался брюхом по вершинам деревьев и клюнул носом.

Спасатели были на месте катастрофы через полчаса. Они нашли догорающий остов самолета, в стороне, на земле, выброшенные при толчке останки бизнесмена Самойлова. Летчик, с тяжелыми увечьями, все еще жил. Он был доставлен в больницу, на несколько мгновений пришел в себя и сумел только сказать: «Загорелось от дипломата Самойлова». После этого он снова впал в беспамятство. Врачи опасались за его жизнь и вертолетом отправили в Москву, в Ожоговый центр.

Никакого дипломата — и тем более кубика — на месте аварии найдено не было.

 

ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ АКЕНТЬЕВ И БАТОГОВ

Поскольку Сазонов был занят расследованием дел «Лиги друзей», поехать в больницу сам он не смог и послал вместо себя Виталия Акентьева, которого перевели к нему временно из местного УГРО.

С Акентьевым я уже был знаком, обрадовался тому, что вместе будем работать.

Виталик заехал за мной в десять часов утра. Валя уже сидела у меня в номере. Через полчаса мы были в больнице. Договорились сначала дать повидаться и поговорить Олегу с невестой, потом подключаться самим.

Владимиров выглядел бодрым, увидев Валентину, просиял. Та заплакала, как водится, прижималась к Олегу, гладила его по лицу. Олег заверил невесту, что чувствует себя отлично, но врачи пока не разрешают выходить из палаты.

Врач, присутствовавший при встрече, заверил, что дела у раненого идут хорошо, и скоро можно будет разрешить транспортировку его в Петербург.

Наконец мы решили, что торжественная часть закончена, и подошли к кровати.

— Олег, тебе не трудно ответить еще на пару вопросов? — спросил Акентьев.

— Я в норме, спрашивайте, — заверил Олег и добавил: — Только вроде и рассказывать больше не о чем. Я все раньше Сазонову рассказал.

— А мы еще пару вопросов хотим задать. Может, что-нибудь в дополнение к сказанному выяснится.

— Давайте задавайте ваши вопросы. — Олег поудобнее устроился на подушках.

— Начнем с личных дел, если не возражаешь, — сказал Виталик. — Ты, очевидно, предполагаешь, что мы провели обыск в твоем жилище?

— Предполагаю, — улыбнулся Владимиров. — И что нашли?

— Ничего особенного, конечно. Кроме… Книжки вкладчика Сбербанка на предъявителя.

— Она у меня есть, — подтвердил Олег. — И что же?

— С валютного счета снято незадолго до твоей роковой поездки четыре тысячи долларов. А уже когда ты лежал в здешней больнице, кто-то положил на твой счет три тысячи. Для ясности объясни, как эти операции производились, вернее, для кого ты снимал деньги и кто тебе эти зеленые мог положить.

— Все просто. Приятель мой попал в мерзкую историю. У него некие опекуны требовали «долг», сам знаешь, как это бывает. Я его выручил. Все равно деньги лежат без движения, не крутятся. Уверен, что он же и положил доллары. Начал отдавать долг.

— Фамилию и координаты приятеля назови — и с этим делом покончим. У нас еще есть пара вопросиков.

— Фамилия его Алехин, зовут Виктор Глебович, владелец автомастерской на Петроградской… — Владимиров подробно рассказал, как найти мастерскую, и назвал адрес Алехина.

— Ну вот и отлично. Теперь вопрос другого порядка к вам обоим. К тебе и к Валентине. Я, правда, нарушаю правила ведения допроса, ну да ладно. Ты давал ей деньги на серьги?

— Я давал на подарок. А что Валя купит, ее дело. Значит, серьги купила? — обратился он к невесте.

Ответить она не успела, ее перебил Виталий:

— Погоди, Олег, потом с Валей побеседуешь. Деньги на подарок давал валютой или нашими, деревянными?

— Пятьдесят долларов дал одной купюрой. А что случилось? Кинули тебя, Валюша?

Валентина молча покачала головой.

— Да нет, все в порядке, — успокоил его Акентьев. — Просто одновременно с Валей, может, даже в один день кто-то еще покупал серьги в том же магазине и расплатился стодолларовой купюрой, очень похожей на те, которые сгорели в вашем ящике, в вагоне.

— Ну-у, ребята, вы даете! Откуда же у меня купюра из того ящика и как я ее мог передать Валентине, если здесь лежу полтора месяца?

— Если бы Валя сказала, что расплачивалась стодолларовой, то можно было бы строить версии… а пока ничего у нас нет. Извини, Олег, за настырность.

— Еще раз прости, Олег, — вмешался я. — Валя мне в приватной беседе сказала, что у тебя одно время были… близкие отношения с сотрудницей вашего банка — Ольгой… это еще до того, как появилась Валентина.

— Было дело, — смутился Олег и взглянул на невесту. — Но Ольга потом влюбилась в кого-то, мы с ней расстались, хотя остались в нормальных дружеских отношениях…

— Ольга эта еще потом несколько раз звонила, — вмешалась Валя. — Пока я ее не отбрила…

— Значит, того парня разлюбила? — уточнил я.

— Да кто их разберет, — махнул рукой Олег. — Могу только сказать, Ольга действительно пыталась меня доставать одно время, но, во-первых, ее действительно отбрила Валюша, а во-вторых, у меня разговор с Ольгой был. Я ей сказал, что собираюсь жениться… прощения попросил, конечно…

— Интересно, за что ты у нее должен просить прощения, если она сама первая тебе изменила, — ревниво сказала Валентина.

— Как бы то ни было, а с Ольгой все давно кончено, — сказал Олег. — И слава Богу. У меня вон какая красавица есть!

— Может быть, она у тебя компенсации требовала? — спросил Акентьев. — Так сказать, возмещения материального и морального ущерба?

— Нет, парни, с деньгами вы ее не путайте, — решительно сказал Владимиров. — Никаких разговоров о деньгах с Ольгой никогда не было!

— На нет и суда нет, — примирительно подхватил Виталик. — Только еще один вопрос в связи с ней. Скажи, Олег, не знаешь, кто у нее новый парень?

— Раньше был Паша Семенов, наш охранник, а кого потом выбрала, не знаю. Больше я ее делами не интересовался.

— Понятно. А Семенов тот самый, что в поезде погиб?

— Он самый. Только вы Ольгу зря в это дело путаете. Она, конечно, дурочка, но в такую крутую уголовщину не полезет!

— Ну и ладно. Давай теперь к более серьезным делам перейдем, — подвел итог первому этапу разговора Акентьев. — Я тут принес фотки места катастрофы. Хочу тебе показать. Меня один психолог уверял, что в мозгу человека перед сильным потрясением, в самый критический момент появляется как бы вспышка, точнее говоря, в последние мгновения особенно ярко запоминаются все детали окружения, все, что предшествовало потрясению. Вот я и подумал: может, ты посмотришь на фотографии и вспомнишь то, о чем никто из опрошенных пассажиров и прочих свидетелей не говорил. Может быть, в вагоне что-нибудь необычное запомнилось, или в поведении спутников, или в окрестностях. Ты ведь в момент взрыва в окно смотрел?

— Ничего особенного я не помню… — задумчиво начал Олег, беря в руки фотографии, сделанные фотографом оперативной бригады. — Я встал к окну. Николаев предложил перекусить. Я отказался. Панкратов выпил кофе, они стали закусывать. За окном шли поля, холмы… Потом я стал отворачиваться от окна, и в этот момент… Стойте! Это было не здесь!

— Что было не здесь? — встрепенулся я.

— Взрыв был не здесь! Гораздо раньше!

— Да нет, как видишь, катастрофа произошла именно здесь, — заверил Акентьев.

— Нет, что-то не так, не сходится. Мне туда нужно поехать, — лихорадочно заговорил Владимиров. — Я помню… Стали обедать. Николаев открыл свой термос, стал наливать кофе… А вот Семенов свой термос не открывал… Только держал в руках… Николаев еще сказал ему: «Ладно, не открывай свой, одним обойдемся». Я встал к окну… Потом… Нет, мне обязательно нужно туда поехать, я хочу все на месте посмотреть…

— А мы сейчас у доктора спросим, — сказал Акентьев и обратился к врачу, который все время внимательно следил за реакцией Владимирова на допрос. — Доктор, можно мы нашего драгоценного больного свезем на место происшествия?

— Можно, — после некоторого раздумья ответил врач, — только если сумеете обеспечить ему максимальный покой.

— Да мы его на руках понесем! — воскликнул я, предвкушая поворот в заглохшем было деле.

— Именно так. На руках до машины, потом на поезде или дрезине, чтобы не укачало, — сурово сказал доктор.

— Отлично. Сейчас и начнем готовиться, — заявил Акентьев. — Валя, ты пока побудешь со своим ненаглядным, а я насчет дрезины договорюсь. — Акентьев исчез.

Я остался в палате, решив, что в будничном разговоре могу узнать что-нибудь новенькое.

Владимиров еще раз вспомнил всю поездку, упомянул и то, что в какой-то момент охранники сели играть в карты. Здесь я снова решил вмешаться и спросил:

— А живот там у вас ни у кого не схватило?

— В каком смысле? — удивился Олег.

— Ну, может, кто-нибудь съел чего не то, часто бегал в туалет, подолгу там сидел…

— Да нет вроде. Выходили, конечно, мужики… Точно! Когда играли в карты, Николаев в гальюне задержался, еще Панкратов ходил, стучал ему в дверь, чтобы вылезал быстрее, игра остановилась… Но это только один раз было. Николаев вылез, ворчал: «Посидеть, мол, спокойно не дадут».

— Олег, а ты после него в гальюн не ходил?

— Не помню. Может, и ходил. А к чему вам такие туалетные подробности?

— Понимаешь, идея одна есть. Но, судя по всему, ты ничего особенного не заметил, когда после него в туалет пошел?

— Да я и не помню, был ли я там вообще после Николаева. Но если бы что-нибудь особенное случилось, я бы запомнил.

— Еще один последний вопрос. Тебе разводной ключ, который в вагоне нашли, показывали?

— Показывали. Я его не видел. Не знаю, должен он там быть или нет. А ты, значит, думаешь, что этим разводным ключом кто-то из нас в туалете болты свинчивал? А потом в дыру ящик выбросили? Такое предположить можно, конечно, но ведь тогда, значит, мы все сообщниками были, включая и Панкратова. А это, сам понимаешь, вряд ли возможно. Я, во всяком случае, в этом деле не участвовал. А если один или двое не посвящены, то как остальные на виду у нас могли дыру открыть и ящик выбросить? Даже если мы все были соучастниками, то зачем нам взрывать себя?

— Нет, я думаю, что не все были соучастниками, — сказал я. — Только такое впечатление, что дело пошло не так, как изначально задумывалось. И взрыв был, конечно, не предусмотрен… или должен был произойти в другое время…

— Не знаю… Мне сейчас не терпится поехать на место. У меня тоже кое-какие мыслишки завелись, хоть башка еще варит неважно…

— Болит? — встрепенулась Валентина.

— Не то что болит, но временами тупость какая-то находит. Впрочем, я и без взрыва смекалкой не отличался, — засмеялся Владимиров.

— Ну, раз над собой стал подсмеиваться — значит, почти здоров. Можно ехать и твои мыслишки анализировать, — заверил я.

Появился Акентьев. Он оживленно сообщил, что с железнодорожным начальством договоренность есть. Дрезину подадут на станцию через полчаса. На дороге как раз перерыв в движении. В нашем распоряжении полтора часа.

Олега одели, мы вынесли его, усадили на заднее сиденье джипа, подложили под спину подушки, так, чтобы Олег полулежал, и поехали.

В дрезине раненого тоже устроили довольно удобно. Минут через тридцать мы были на месте.

— Ну вот, Олег, смотри вокруг, вспоминай! — сказал Виталик.

Владимиров внимательно оглядел окрестности и покачал головой:

— Нет, я потерял сознание не здесь. Из окна я деревни на горизонте не видел и кустов этих там не было. Поехали дальше.

Нам пришлось проехать еще тридцать километров. Во время, которое нам отвели железнодорожники, мы явно не укладывались. Акентьев связался по рации со станцией, попросил дать нам еще полчаса. Диспетчер хоть и поворчал, но согласился.

Наконец Владимиров воскликнул:

— Стоп! Вот это дерево и домик вдалеке я помню. А дальше я стал отворачиваться от окна, потому что поезд вроде въехал в тоннель. Замелькали стены, и в этот момент — вспышка ослепительная — и все…

Мы действительно проехали нечто вроде тоннеля. Недалеко от того места, которое запомнилось Олегу, железнодорожная колея шла по длинному коридору, пробитому в холме. Все стало ясно. Очевидно, к тому моменту, когда поезд подъехал к скальному коридору, Панкратов уже отключился, полакомившись кофе с морфином. Когда Владимиров стал поворачиваться, его ударили чем-то металлическим. Грохот поезда, едущего между скал, слился с грохотом от удара. Плюс вспышка!

Пока ехали к станции, мы успели обсудить все возможности нашей версии и пришли к выводу, что она вполне правдоподобна. Значит, из четырех человек, находившихся в вагоне, двоих можно было исключить из числа преступников.

Очевидно, первый срыв плана был, когда Владимиров отказался от кофе. Его нейтрализовали. Болты в туалете к тому времени были уже частично откручены. Оставалось завершить дело. Унитаз сняли и в условленном месте выбросили на полотно ящик с деньгами.

Со взрывом тоже можно было теперь разобраться.

Скорее всего, бомба была в термосе у Семенова. Охранники, как они сами считали, должны были приготовить бомбу к взрыву и покинуть вагон.

Но те, кто планировал ограбление, считали, что Семенов и Николаев будут лишними при дележе добычи.

Как только Семенов отвинтил крышку термоса, раздался взрыв… «Далее, как говорится, по тексту»…

Мы привезли Владимирова обратно в больницу, и врач обещал, что в ближайшие дни его можно будет транспортировать в Питер.

Пока мы странствовали, Валентина оставалась в больнице, ждала своего суженого.

Акентьев охрану не снял, хотя я предположил, что защищать Олега нужно было, пока он не мог вспомнить, что именно и где с ним произошло. Наверняка преступники, узнав, что Олег рассказал все, что мог, потеряют к нему интерес. Но Виталик заупрямился. «Береженого — Бог бережет», — сказал он, и я с ним согласился.

 

ПАНКРАТОВ

Алексей решил еще раз наведаться в Дом Семи Духов. События последних дней повергли его в глубокое смятение. Уголовщина, появление призрака, предсказания ведуна, манифест, таинственные похищения трупов и последующее их «воскрешение», истерия среди подростков — все это смешалось в такой клубок, что Панкратов никак не мог самостоятельно разобраться в происходящем.

Как журналист он пытался систематизировать события, каким-либо образом связать их между собой, но у него ничего не получалось. С одной стороны, призрак брата, появление которого уже не казалось необычным и даже, напротив, помогало Алексею, потому что делало осмысленными действия, направленные на поиски виновников взрыва; с другой — многочисленные мистические явления, которые Панкратов никак не мог увязать с катастрофой… И уж вовсе за пределами понимания и здравого рассудка оставались какие-то пещеры и существо, в них обитавшее, от которого, судя по всему, и исходила вся «бредятина»: манифесты, зомби, необъяснимые смерти и все остальное… Главное, для Панкратова оставалась непонятной конечная цель всего происходящего. Он пытался убедить себя в том, что большинство происходивших явлений — чья-то искусная мистификация, но и здесь концы не сходились с концами. А поверить в то, что на исходе XX века он, Алексей Панкратов, в заштатном городке Межинске стал свидетелем борьбы сил зла с силами добра, он тоже до конца не мог.

То есть Алексей, естественно, понимал, что зло и добро существуют, и это, как ни крути, — факт. Но поверить в материализацию этих сил и в то, что здесь, на небольшом участке земли, происходит нечто вроде мини-апокалипсиса, было для него невозможно.

Сотрудникам Дома Семи Духов Панкратов тоже не очень верил и считал большинство из них элементарными мошенниками, но ему пришлось убедиться уже во время первого визита, что люди, именующие себя магами, по крайней мере, обладают большим запасом знаний в тех областях, которые до сих пор мало его интересовали.

В Доме Семи Духов Панкратов спросил Анохину. Ему хотелось начать визит с разговора с уже знакомыми людьми.

Ева Дмитриевна вышла к нему в холл такая же энергичная, какой показалась Алексею при первом знакомстве.

— Старый знакомый! — приветствовала она Алексея. — Здравствуйте. Как ваши успехи на поприще познания неведомого и загадочного?

— Плохо, — сокрушенно признался Панкратов. — Столько неведомого и загадочного сразу навалилось, что одному не разобраться.

— Но вы же вроде не один работаете? Вам настоящий сыщик помогает.

— Ева Дмитриевна, мы с Батоговым люди сугубо трезвые, в смысле материалисты. У нас просто ум за разум заходит от мистики. А последняя стала встречаться так часто, что…

— Все понятно, — рассмеялась Анохина. — Боитесь, как бы умом не тронуться. И чего же вы от нас хотите?

— Хотелось бы с вашей помощью разобраться, хотя бы отчасти, в том, что происходит в городе.

— Нам самим приходится довольно трудно, — призналась Анохина. — Наши тайные науки не могут дать ответа на многие вопросы. Даже самые знающие из нас, маги и чародеи международного класса, здесь, в Межинске, заходят в тупик, пытаясь разгадать сущность явлений. Тем не менее кое-что мы вам можем помочь понять. Кстати, вы с Шурлыгиным виделись?

— Виделись. Виктор Алексеевич мудрый человек, но и он в большинстве случаев говорит загадками или не отвечает вовсе.

— Но, я думаю, основное ведун вам сказал. О демоне, поселившемся в пещерах, и о грядущей битве добра со злом.

— Об этом говорил. Но мне, честно говоря, трудно во все это поверить, и, самое главное, представить воочию.

— Я бы не сказала, что вы такой уж Фома неверующий. Ведь в призрак вы поверили? И в зомби пришлось поверить.

— Призрак я видел собственными глазами… Хотя иногда мне кажется, что меня мистифицируют… Каким-то образом внушают галлюцинации на расстоянии. А зомби?… Не знаю… Честно говоря, я сильно растерян, и мне бы для душевного покоя хотелось поговорить с кем-нибудь из ваших магов…

— Хотите получить научное объяснение? Но ведь вы не признаете оккультные науки, — не без ехидства заметила Анохина.

— Пусть будут оккультные, но науки… — с усмешкой ответил Панкратов.

— Что на этом этапе вас особенно интересует?

— Пожалуй, вероятность реальной борьбы темных сил с силами света.

— Это слишком общее положение. Борьба идет постоянно…

— Верно, — прервал ее Панкратов, — я неправильно выразился… Но… даже не знаю, с чего начать… Давайте поговорим о делах вашего Дома, — внезапно сменил тему Алексей. — Согласны? А я соберусь с мыслями.

— Если вам так хочется… — пожала плечами Анохина. — И что же вас интересует в нашем Доме?

— Ну, как вообще идет работа? По-прежнему много сотрудников? Так же интенсивно занимаетесь оккультизмом, или последние события и на вашу работу повлияли?

— Больше похоже на допрос, — вздохнула эзотеристка. — Но я, по возможности, попробую вам рассказать… Конечно, сейчас теорией эзотеризма мы заниматься почти перестали. Наш Дом больше теперь похож на штаб, расположенный на передовых позициях. В основном, все усилия наших магистров сейчас направлены на нейтрализацию черной магии, которая стала господствующей.

— Но вы, очевидно, можете предположить, откуда исходит опасность? Вы же должны знать всех Посвященных. А без них здесь наверняка не обошлось, верно ведь?

— Вы правы лишь отчасти. Мы знаем Посвященных, но только тех, кто получил посвящение легально… Между тем существуют маги, которые… преследуя корыстные цели, вступили в союз с силами зла, получили посвящение и исповедуют исключительно черную магию… Собственно, это уже не маги… и даже не люди.

— Вы хотите сказать… что такие… особи потеряли человеческий облик?

— Не обязательно. Я хотела сказать, что эти люди становятся марионетками в руках злых сил. Они обладают иллюзией свободы выбора и поступков. Обуреваемые жаждой власти над миром, такие маги, верша исключительно зло, превращаются в слепое орудие сил тьмы.

— И вы знаете конкретные случаи? То есть конкретных людей, исповедующих исключительно черную магию и подчинившихся злым силам? Может быть, такие есть у вас в Доме?

— О чем вы говорите? Как вы могли подумать такое? — Эзотеристка была явно возмущена. — Я же вам объяснила, что сейчас все мы заняты нейтрализацией неизвестного нам черного мага.

— Прошу прощения, не хотел вас обидеть. Но, если говорить конкретно, что вы можете противопоставить энергии пресловутого манифеста?

— Я думаю, что наши белые маги снимут воздействие с людей, попросту говоря, снимут порчу, насланную через этот самый манифест. Но не сразу. Наш противник очень силен. Мы все озабочены. Тем более что вы, наверное, слышали, один из наших лучших магов — тот, с которым вы беседовали в прошлый раз, — убит…

— Да, я это знаю. Но правоохранительные органы утверждают, что он был одним из ярых пропагандистов идей так называемого Духа Внутреннего Космоса…

— Это неправда. Александр Львович никогда бы не перешел на сторону злых сил. Он пытался остановить воздействие демонов. Поэтому и был убит. Что же касается «подпольных», вернее, тайных черных магов, то их чрезвычайно мало. Как правило, они не скрывают своих занятий черной магией и используют свои знания в бытовых целях, то есть обогащаются на доверчивых людях — выполняют мелкие просьбы: приворожить кого-нибудь, наслать порчу — и другие мелкие пакости. Мы не признаем их, а они, лишенные права заниматься серьезными проблемами оккультизма и эзотеризма как теории новой модели мира, чураются нас.

— Значит, ни одного сильного мага вы не знаете?

— Евушка, представь меня молодому человеку, — услышали они вдруг.

Анохина вскочила, покраснела, будто застигнутая за чем-то неприличным, затараторила:

— Это журналист из Санкт-Петербурга. Алексей Панкратов. Извините, Изабелла Валерьевна, я не заметила, как вы вошли…,…

— Люблю появляться незамеченной, — улыбнулась прервавшая их беседу пожилая дама. — Очень рада знакомству. — Она протянула Алексею руку. — Изабелла Валерьевна Браун.

— Изабелла Валерьевна магистр…

— Спасибо, Евушка! Я сама о себе расскажу дорогому гостю. А тебя попрошу: приготовь нам чаю. Алеше покрепче и с печеньем, а мне как всегда.

— Хорошо, Изабелла Валерьевна. Когда подать?

— Я дам тебе знать, милочка. Спасибо. — Обращаясь к Панкратову, она предложила: — Не пройти ли нам, Лешенька, в мой кабинетик. Он здесь рядом, на первом этаже. — И не дожидаясь ответа, «мадам», как окрестил ее про себя Панкратов, пошла по коридору. Алексей молча последовал за ней.

Кабинет магистра Браун был довольно просторным. В центре стоял круглый стол, два стула. У стены располагались на широкой полке какие-то приборы. Среди них Алексей смог распознать несколько колб и пробирок. Остальное трудно поддавалось описанию. Переплетение трубок, экраны наподобие компьютеров, тумблеры.

— Не обращайте внимания на эту шушеру, — засмеялась Изабелла Валерьевна. — Все эти приборы для новичков. Чтобы поражать воображение. На них можно производить примитивные эксперименты, больше похожие на фокусы в цирке, чем на обрядовую магию. Основное я держу у себя в голове, в душе и сердце. Хотя материальное понимание сердца здесь, пожалуй, и не годится. Итак, Леша — вы, надеюсь, позволите вас так называть, — вы решили с нашей помощью разобраться в происходящем… Начну сразу с самого начала. Хочу вас предупредить, что разгадкой уголовных преступлений я не занимаюсь. Так что доводить следствие по взрыву поезда придется сыщикам… и вам, если пожелаете. Но могу сказать, что вы на правильном пути, и взрыв действительно тесно связан с мистическими проявлениями последнего времени. Конечно, тому, кто начал борьбу за свое господство, не нужны деньги. Ему абсолютно ни к чему десять миллионов долларов, похищенные из поезда. Но деньги нужны союзникам Чародея, как вы его называете. Деньгами ОН соблазнил их и купил их волю и души. Так что обнаружив преступников, вы кое-что узнаете о вдохновителе катастрофы, но немного. Я вам расскажу о нем больше… — Она замолчала, вроде прислушиваясь к чему-то, потом встала, очертила вокруг стола, где они сидели, круг и, написав несколько букв, похожих на арабскую вязь, снова села, сказав: — Не удивляйтесь. Мне необходимо было поставить защитное поле, чтобы ЕГО тайные силы не помешали нам. Впрочем, пока я еще достаточно сильна, а ОН слишком слаб, чтобы противодействовать мне. Но так будет не долго. Он набирает силу, и скоро я не смогу с ним бороться.

— Да кто же это такой? Я уже и от Шурлыгина слышал те же слова: скоро ОН наберет силу, и тогда…

— Это уже не человек, — холодно сказала хозяйка кабинета. — Но был человеком. Правда, поганеньким человеком. Я немного была знакома с ним… Да… я не успела сказать вам, что не имею непосредственного отношения к Дому Семи Духов. Меня хоть и называют магистром, но я им не являюсь. Здесь я оказалась по необходимости, потому что концентрация зла стала столь большой, что появилась опасность выхода темных сил из-под контроля.

— Простите за нескромность, кто же вы на самом деле? — спросил Панкратов.

— Это не столь важно. Меня все Посвященные зовут Изабеллой или Бэллой Валерьяновной Браун. Но я могу появиться и в ином обличье. — Она засмеялась, увидев полное недоумение Панкратова. — Здесь, в Доме, — удобное место для меня. Я среди своих, и сюда труднее проникнуть моему врагу… Можете считать меня эзотеристкой, колдуньей, экстрасенсом… можете вообразить меня феей, покровительницей… Хотя, понимаю, видок у меня далеко не соответствует вашим представлениям о феях…

— Мы начали говорить о человеке… бывшем человеке…

— Верно. Итак. Жил-был юноша. Самый обычный. В тысяча девятьсот восемьдесят втором году призвали юношу в ряды Советской Армии… Ах да! Звали его Юрой. Фамилия в данном случае не важна. Попал Юра со своей частью служить в Монголию. Послужил полгодика и сбежал. Не понравились ему трудности армейской жизни, захотелось мир повидать. И повидал, действительно. Бродяжничать пришлось, скрываться от преследований и своих, и монгольских властей. Но степной народ — добродушный. Привечали Юру, кормили, одевали. Путешествуя, набрался Юра поверхностных знаний о буддизме и наслышался от истинно верующих в Будду, что где-то в горах есть заповедная страна. Там процветают науки, волшебство, монахи знакомы с такими тайнами, которые могут перевернуть мир, если их использовать. Но тамошние жители, включая монахов, — отшельники. Никого к себе не пускают и никого в свои тайны не посвящают. Однако наш Юра сумел-таки добраться до неких поселений в Гималаях, где провел около пяти лет. Показалось юноше, что овладел он тайными науками и секретами тамошних монахов. И хотя его наставник строго-настрого запретил Юре пользоваться древними секретами во зло людям — Юра полагал, что если кое-что использует себе на благо, вреда тем самым людям не принесет. В СССР грянула перестройка, потом и вовсе страна развалилась, и Юра вернулся в Россию, поселился в Межинске. Стал прирабатывать врачеванием с помощью рук, потом гаданием. Но ни славы, ни богатства не добился. Однажды набрел Юра на заброшенный вход в старые пещеры. А там обнаружил голову древнего идола Бафомета, которому во время войны поклонялись нацисты, образовавшие филиал Ордена Новых тамплиеров. Вы, Леша, слышали что-нибудь о Бафомете?

— Краем уха слышал, что был такой идол.

— Значит, ничего не слышали. Начнем с того, что Бафомет в переводе с древнеперсидского означает — Астральный свет. Вам ведь уже рассказывали о действии идола… хотя вы и утверждаете, что ничего о нем не знаете… — Бэлла улыбнулась.

— Рассказывали в общих чертах, — смутился Панкратов.

— И все, что говорили, — верно. При совершении определенных обрядов вещества, используемые для чародейства, вступают во взаимодействие со сплавом, из которого сделан идол. Когда он был изготовлен, никто не знает. Очевидно, в такой древности, о которой нынешняя цивилизация уже и не помнит. Так вот… во время обряда при взаимодействии различных, но строго определенных веществ нарушается критическая масса, как бы сказали нынешние физики, идол начинает выделять сильное излучение, с помощью которого можно натворить много зла… Однако сам по себе идол не всесилен. Необходим ключ к нему, который был утерян… до недавнего времени…

— И ключ этот попал в руки человека, о котором вы рассказываете?

— Давайте по порядку. Обнаружив идола, Юрий, который стал называть себя Великим Духом Внутреннего Космоса, возомнил, что он всесилен. О Бафомете хорошо осведомлены в тех местах, где Юрий, или Одержимый, учился магии. И демон, овладевший молодым человеком, стал готовиться к главной битве: за владение миром.

— И начали происходить все эти жуткие явления… — закончил Панкратов.

— Не сразу. Для того чтобы обладать нужной силой, Юрию нужна энергия загубленных душ. Он вступил в союз с демонами зла… И вот тут действительно начались страшные события…

— Но в таком случае почему Юрий, или Одержимый, не убрал нас и вообще всех, кто участвует в расследованиях? Ведь он, по вашим словам, бесконечно силен?!

— Силен, но не бесконечно. Равновесие пока не нарушено, противодействие сил добра велико. Нам помогают души тех, кого Одержимому не удалось подчинить себе. Опять же, употребив научный термин, скажу: происходит процесс ПСИХОМАХИИ — борьбы душ. Для того чтобы вам было понятнее, повторю слова нашей Евушки: Юрий лишь воображает, что может управлять силой Бафомета. На самом деле, демоны давно уже используют его как посредника. Они овладели душой Юрия и через нее вершат свои дела. Силы зла надеются заполучить ключ от бездны, где заточены основные, самые мощные демоны. Если бездну удастся открыть, будет нарушено равновесие добра и зла. Тогда может наступить катастрофа…

— Это неизбежно? — спросил Панкратов.

— Теперь неизбежно. Демонам через Одержимого с помощью Бафомета удалось накопить достаточно сил, чтобы начать схватку. Им удалось завладеть душами большого количества людей. Но психомахия продолжается. Одержимый еще должен попробовать нейтрализовать вас со Славой Батоговым. Вы ему здорово мешаете. Ведун — крепкий орешек. Он может погибнуть, но не сдастся. Маги из Москвы послабее ведуна, но тоже будут драться до последнего. Наконец, не сказано еще последнее слово: у Одержимого нет в руках того, кто сможет повернуть ключ. Это мальчик, о котором вы так много слышали… Мальчик не так прост, как предполагают демоны. Даже если им удастся захватить его, и бездна будет открыта, мальчик должен будет сыграть решающую роль в битве за восстановление равновесия.

— Что же делать нам? — спросил Панкратов, совершенно теряя ощущение реальности.

— Вам нужно продолжать бороться с союзниками Одержимого здесь, в городе. Кстати, некоторая их часть находится и в Петербурге, немалое количество пропащих душ есть в Москве. Но большинство погибнут окончательно после того, как будет выиграна главная битва.

— А здесь, в Доме Семи Духов, разве нет союзников Одержимого? — вдруг осенило Панкратова.

— Здесь они тоже были. Но большинство ушло в пещеры. Там они до времени находятся в неподвижности за магической чертой и будут освобождены, когда понадобятся демонам. В Доме остались слабые маги, которые не могут противостоять Одержимому. Никто из них не знает величины настоящей опасности, но вреда от них нам нет. Они как могут влияют на людей, чтобы успокоить колеблющихся и снять напряжение силовых полей демонов… Это все, что я могу вам рассказать. Остальное — увидите сами. А я постараюсь предостеречь вас и вашего друга от опасностей… Помните, — заключила Изабелла, — дьявол может принимать любые обличия… Прощайте!

Панкратов вышел из Дома Семи Духов совершенно обескураженным. «Никогда бы не поехал сюда, кабы знал, что меня здесь ждет!» — подумал Алексей, но вспомнил, что приехал главным образом для того, чтобы принять участие в поисках убийц брата. Ему стало стыдно своего малодушия.

«В конце концов, все не так уж страшно! Прорвемся!» — решил Алексей и поехал искать Славу.

 

СТАРШИЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ САЗОНОВ

Батогова Алексей нашел в комнате оперативников. Парни выглядели усталыми, но одновременно были возбуждены. За ночь им пришлось выехать по нескольким адресам, где, согласно показаниям двух подростков, жили члены «Лиги друзей Духа». По мере того как мальчишек и, кстати, девочек привозили в Управление, прояснялась картина довольно обширной организации.

Почти каждый из вновь привезенных рассказывал о своих знакомых, вовлеченных в лигу.

Арестовывать малолеток было нельзя. Никакого состава преступления за ними не числилось, но с каждым Сазонов и оперативники подробно беседовали, объясняли, что членство в банде — а иначе никто из сотрудников РУОПа Лигу не называл — чревато тяжелым наказанием. «Друзьям» пригрозили, что при первой же заварушке именно они сразу же отправятся за решетку.

Некоторые хорохорились, угрожали вмешательством неземных сил, но в итоге каждый, кроме подписки о невыезде, дал обещание больше не участвовать в тайных сборищах Лиги, а от двух главарей — восемнадцатилетнего Николая Васильева и семнадцатилетнего Андрея Киселева — потребовали, чтобы они выступили по местному телевидению и объявили о самороспуске «Лиги друзей Духа Внутреннего Космоса».

Батогов, присутствовавший при беседах, понимал, что все обещания, данные подростками, останутся пустым звуком, потому что, как только Одержимый самолично или через посредников свяжется с ребятами, те вмиг позабудут об угрозе наказания и снова станут послушно выполнять приказы «властителя», загипнотизированные его силой и дьявольской энергией.

Но пока можно было перевести дух. А самым важным результатом ночных облав, дневных допросов и бесед было то, что теперь в руках у органов были списки всех членов лиги с адресами.

Когда в Управлении появился Панкратов, Батогов собирался на беседу к Сазонову по поводу Каширина. Было неизвестно, получен ли ответ на запрос из Москвы, и если да, то каково содержание ответа. Кроме того, Славе хотелось узнать о результатах наблюдения за продавщицей ювелирного магазина. Наконец, нужно было уговорить пустить наружку за бывшей возлюбленной Владимирова Ольгой.

Рассказ Алексея о визите в Дом Семи Духов не удивил Батогова.

— Ты, кажется, мягко говоря, ошарашен! — сказал Слава. — А чему удивляться?! По-моему, мы уже столько насмотрелись здесь, что я, например, не удивлюсь, если сам дьявол передо мной явится… Ступай в гостиницу, передохни, а я побеседую с Сазоновым и тоже приеду отдыхать. Ночь не спал, наслушался сопляков, едва не тошнит от омерзения… Прямо юные штурмовики! Откуда что берется? От горшка два вершка, а уже заявляет, что только ОН и такие же, как он, должны править миром, потому что все остальные погрязли в слабости и болезнях, «нежность, доброта и любовь — производные от мещанской, обывательской слизи, которая должна быть уничтожена, вырвана с корнем». Представляешь, мозгляки заявляют: «Культ чистой силы должен править миром, где нет места слюнтяям!» И смешно, и противно! Ладно, ты ступай передохни от беседы с колдуньей или феей, как там она тебе представилась, а я скоро присоединюсь к тебе.

Сазонов сидел с воспаленными от недосыпания глазами. От него начальство требовало скорейшего раскрытия сразу нескольких дел: взрыва поезда, разоблачения чародея, раскрутки малолетних легионеров, которые теперь приравнивались к организации, угрожающей основам конституционного строя. Старшего следователя бесило слабое взаимодействие с ФСБ, вернее, нежелание работников Безопасности делиться своими секретами. Недоволен был Михаил Логинович и недостаточным количеством оперативных работников, но больше всего Сазонова злили местные власти, которые не только предоставили его бригаде сомнительную честь самостоятельно вести дела и не оказывали практически никакого содействия, но и вольно или невольно мешали нормальной работе.

Как только Сазонов решил всерьез взяться за малолеток из «Лиги друзей», так немедленно последовал звонок от Каширина, который предостерег от «резких движений» и «карательных мер», потому что, по его словам, «неправомерные действия правоохранительных органов могут вызвать возмущение родителей тех подростков, которые были, по их мнению, всего лишь „по-мальчишески увлечены романтикой таинственности и не замышляли ничего худого“».

Сазонов понимал и сам, что дело не в мальчишках, а в тех невидимых пока силах, которые провоцировали ребят на создание отрядов «друзей». Но добраться до «паханов» без помощи ребят было трудно.

С другой стороны, Михаил Логинович, хотя и не верил в мистические силы, якобы действовавшие в городе, но без данных, которыми обладала ФСБ, не мог доказать существование банды или группы злоумышленников, организовывающих все «фокусы», с помощью которых извлекалась какая-то выгода.

Кем извлекалась и какая выгода — тоже оставалось загадкой.

Одним словом, Сазонов был в бешенстве от собственного бессилия. Поэтому Михаил Логинович не только сквозь пальцы смотрел на активное вмешательство в следственные действия частного сыщика Батогова, но и поощрял это вмешательство, надеясь, что Слава, не скованный никакими официальными запретами, раздобудет больше информации, чем сыскари его собственной бригады.

Недовольство Кашириным побудило Сазонова согласиться на то, чтобы послать на него ориентировку в Москву и в Питер. Ответа пока не было, и это тоже удручало следователя.

Наконец сегодня, после бесед с юными друзьями Духа, Сазонов решил сосредоточиться непосредственно на раскрытии преступления на железной дороге, тем более что там дело вроде сдвинулось с мертвой точки. Теперь Сазонов мог с полной уверенностью доложить начальству, что взрыв был устроен с целью устранения двух сообщников преступления, а деньги похищены. Михаил Логинович отлично понимал, что найти десять миллионов долларов, исчезнувшие в результате столь хитроумной операции, почти невозможно, но надеялся на счастливый случай да на частных агентов, нанятых банком, который наверняка снабдит их такой информацией, о которой официальные органы не могут и мечтать.

Кроме того, Сазонова мучила совесть. Он буквально корчился от стыда и ярости, когда вспоминал о погибших бойцах в лесу от несуществующего пожара. «Как это могло произойти? Отборные парни, прошедшие огонь Чечни, не раз вступавшие в смертельную схватку с террористами и бандитами, погибли, как утверждают врачи, от внушенного ужаса и галлюцинаций! Наверняка эти мудрецы из ФСБ что-то знают, но не дают сведений! Что это за волны такие психотропные? Не сам же дьявол, в конце концов, орудует в Глухом и в лесу?»

Михаил Логинович составил подробную служебную записку с просьбой, нет — с требованием предоставить ему данные о возможных конструкциях, могущих давать смертоносное излучение.

На этот крик души он получил холодный ответ:

«Производить тщательное и подробное исследование общественного мнения. Собирать и анализировать слухи и домыслы. Возможность существования подобной аппаратуры в распоряжении Министерства обороны исключена. Все сведения о необъяснимых явлениях излагать в зашифрованных рапортах в МВД».

Ответ этот Сазонов получил днем, ознакомился с ним, когда разрешил отпустить последнюю группу юных легионеров.

Батогов вошел к нему в кабинет, когда Сазонов в очередной раз прикидывал, какие предпринять действия.

Увидев Славу, Михаил Логинович облегченно вздохнул. Можно было расслабиться и послушать нормально мыслящего человека.

Но и Батогов разочаровал на этот раз старшего следователя. Первый вопрос, который задал Слава, поверг Сазонова в еще большее уныние. Батогов поинтересовался, пришел ли ответ на запрос о Каширине.

— Нет никакого ответа, — хмуро буркнул Сазонов. — Зря мы с тобой это затеяли. Даже если Каширин в чем-нибудь замешан — скорее всего, он уже давно скрыл все следы. А кроме того, к нашим делам он вряд ли имеет отношение.

— Михаил Логинович, мы ведь об этом с вами рассуждали. Уж больно живо Каширин интересуется расследованием. Это раз. И во-вторых, именно уважаемый Сергей Иванович имеет возможность больше тормозить следствие и уводить его в сторону, потому что более других осведомлен.

— Если бы Каширин хотел увести следствие в сторону, он бы стал настаивать на убийце-маньяке. Помнишь еще девочку Таню?

— Согласен. Здесь у него промашка вышла. Пожалел племянничка. А другого кандидата под рукой не оказалось. Но ведь и вы, и я чувствуем, что кто-то постоянно вставляет палки в колеса.

— Интуиция — это еще не повод для того, чтобы подозревать уважаемого человека.

— Но ведь и Алексей говорит, что знал его в Питере под другой фамилией. И рассуждения Каширина о добре и зле весьма характерны.

— Все это лирика. А фактов у нас нет. Вот придет ответ — посмотрим, кто прав. Хотелось бы, конечно, здесь основных фигурантов выявить… — вдруг мечтательно произнес Сазонов. — Но…

— А что наружка говорит о продавщице ювелирного?

— Тоже пока ничего определенного нет. Наблюдение продолжают, но ругаются. Людей не хватает, а мы пустышками занимаемся.

— Поживем — увидим, — философски заметил Батогов и продолжил: — В Питер собираюсь. Думаю, там парочка событий должна произойти. И не мистических, а самых что ни есть реальных.

— Давай двигай. Может, и впрямь повезет. Если добудешь что-нибудь конкретное, сообщи. Мы сразу подключимся. Мне пока уезжать нельзя. А ты небось не только за справками зашел? Просьба наверняка есть, так ведь?

— Ничего особенного… Не дает мне покоя стодолларовая купюра с опаленным уголком. Наверняка она из нашего ящика. Если кого-нибудь расколем на ней, выйдем и на других. А здесь у нас кандидатов раз-два и обчелся. Валентина отпала… почти… Продавщица ювелирного — основная дама, которая меня интересует. Ну и, конечно, бывшая возлюбленная Владимирова, а затем Семенова — Олечка. Как-никак, в том же банке работает… Наружку бы за ней направить!

— Рассуждаешь правильно. Мы тоже об этом думали, но… ваше банковское начальство не велело Ольгу трогать.

— Как?! Никаноров не велел держать на подозрении Ольгу?

— Во всяком случае, телеграмма подписана Никаноровым. Содержание недвусмысленное: «Сотрудница банка Ольга Кузина вне подозрений».

Батогов вздохнул, еще раз подивился хитросплетениям дела.

Они простились, и через десять минут Слава уже был в гостинице.

Панкратова он в номере не застал и решил подремать до его возвращения.

 

ПАНКРАТОВ И БАТОГОВ

Обсудив последние события и решив не смущать мистикой здоровый дух Сазонова, Алексей и Слава договорились действовать порознь. Батогов должен был ехать в Питер и там уточнить некоторые детали, а Панкратов оставался на связи с Шурлыгиным. Несмотря на уговоры ведуна не вмешиваться в «чародейские» дела, друзья решили, что должны помочь хотя бы в поисках таинственного мальчика.

Разошлись они по своим комнатам около полуночи.

Как только Батогов стал засыпать, ему привиделась красавица. Славе даже показалось в ее облике что-то знакомое, но кого именно она ему напоминает, вспомнить было невозможно.

Женщина стала раздеваться, приближаясь к Батогову. Слава поначалу изумился, но потом почему-то решил, что к нему явилась из прошлого одна из его приятельниц.

Когда за спиной красавицы появилась незнакомая дама, Слава поначалу испугался, подумал, что в номер зашла по ошибке соседка по этажу. Женщина молчала и только делала предостерегающие знаки. Но красавица заслонила собой незваную гостью и продолжала обнажаться, очаровательно улыбаясь. Когда она легла рядом со Славой, он вовсе перестал обращать внимание на окружающее. Объятия красавицы были столь жаркими, что Батогов забыл обо всем на свете. Свет попросту померк для него…

Наступившее утро было ужасным. Очнувшись, Слава увидел рядом с собой девушку. Не веря своим глазам, он протянул руку, прикоснулся к плечу незнакомки и тут же все вспомнил.

Батогов вскочил и лихорадочно стал одеваться, пытаясь сообразить, каким образом неведомая красавица ночью попала к нему в номер и действительно ли свидетельницей была одна из обитательниц гостиницы. При этом он не мог вспомнить ни одной пожилой дамы, которая жила с ним по соседству. Он был, как ему казалось, уверен, что в гостинице вообще не было ни одной представительницы женского пола старше сорока лет.

Но самое жуткое началось потом. Слава попытался разбудить случайную возлюбленную, легонько притрагиваясь к ней и приговаривая: «Девушка, вставать пора, утро уже…» Но вдруг он с ужасом обнаружил, что тело ночной гостьи леденит пальцы. Он попробовал потрясти ее, отчего с лица девушки сползла простыня, и Батогов увидел застывшую гримасу боли и страдания. Голова незнакомки была неестественно вывернута.

В панике Слава бросился из номера, сбежал в холл и потребовал, чтобы дежурная поднялась к нему в номер, потому что, как он сказал: «Кто-то подсунул мне мертвую девицу!» Недоумевающая дежурная пошла за ним, убедилась в наличии трупа и тут же вызвала милицию.

Батогов в оцепенении смотрел, как она набирает номер, потом стал кричать, что только в таком паршивом городишке могут с клиентами выкидывать подобные штуки. Дежурная разъярилась и в свою очередь стала доказывать, что после победы демократии она не только не обязана следить за тем, кого приводят к себе жильцы, но, напротив, должна приветствовать каждого посетителя, если, конечно, сам жилец не протестует против посещения. А раз девушка лежит в койке жильца, да еще голая, значит, гражданин Батогов ничего не имел против ее визита. «Небось сам же и затащил, а потом убил, маньяк проклятый!» — заявила она. Батогов вне себя от бешенства начал доказывать, что он и в глаза никогда не видел девушки, что он законопослушный гражданин Российской Федерации и будет судиться с гостиницей и лично с дежурной, потому что наверняка с ее ведома местные бандиты ночью подкинули труп ему в постель. В ответ на это заявление дежурная разразилась дьявольским хохотом, а Батогову стало казаться, что он в стремительном темпе лишается рассудка…

В это время в номер вошли представители закона. Медэксперт осмотрел тело девушки и констатировал смерть. У жертвы были сломаны шейные позвонки. Согласно заключению эксперта, смерть наступила между двумя и тремя часами ночи.

Батогов ничего не мог сказать в свое оправдание. Бормотал только, что все подстроили местные бандиты, труп ему подкинули, а он сам девушку в глаза не видел.

С шеи жертвы сняли отпечатки пальцев, которые тут же и сравнили с «пальцами» Батогова. Все сходилось.

Труп увезли в морг, Слава отправился в КПЗ. Днем, ввиду чрезвычайной срочности, его допросил сам старший следователь Сазонов. Батогов путался в показаниях, говорил, что видел девушку во сне, потом отказывался от своих показаний и утверждал, что вообще ее не видел, наконец, заявил, что все это происки все того же Чародея. Такому предположению Сазонов в данном случае поверить никак не мог. Хотя бы потому, что девушка была вполне материальной, никакой мистикой здесь не пахло.

Панкратов, которому сообщили об аресте друга, явился в Управление, рассказал о встрече в Доме Семи Духов с Браун Изабеллой Валерьевной и попросил вызвать ее для дачи показаний.

Сазонов нехотя согласился, хотя был уверен, что Батогов вдали от жены не выдержал одиночества и согрешил с местной путаной, потом по пьянке поссорился с ней и сам того не желая в порыве ярости свернул ей шею. Поскольку девушка, испугавшись его внезапного бешенства, притихла, Батогов, по мысли следователя, удовлетворился своей моральной победой и заснул. Утром обнаружил труп и начал нести ахинею, пытаясь списать преступление на счет мистической неразберихи, царившей в городе.

Таинственной колдуньи в Доме Семи Духов не нашли. Больше того, единственная из оставшихся в Доме служащих — Анохина — заявила, что ни о какой старухе не знает и в штате Дома вообще не было сотрудников по имени Изабелла. На вопрос: куда же подевались остальные сотрудники, Ева Анохина ответила, что все разъехались: кто в Петербург, а кто в Москву, потому что решили не оставаться в городе, где так часто происходят неприятные и необъяснимые события, в которых невежественное население может обвинить магов и колдунов, сотрудников Дома.

Дело принимало совсем скверный оборот, и, казалось, Батогову светил весьма длительный срок тюремного заключения.

Панкратов сходил к ведуну. Виктор Алексеевич согласился с тем, что все произошедшее — часть плана демонов, засевших в пещерах.

— Ты небось слыхал, что дьявол может овладеть любым телом, явиться в этом теле человеку, затем покинуть его. Так и со Славой произошло, — угрюмо сказал ведун.

— Где-то мне попадалось описание таких случаев, — подтвердил Панкратов. — Если враг является в образе женщины, это, кажется, суккуб, а если в образе мужчины, соблазняя женщину, — инкуб. Так, Виктор Алексеевич?

— Так-то оно так, да только не в научных названиях дело. Я думаю, надо подождать. Если та колдунья обещала помочь, то она вас в беде не оставит. Хорошо, что объявилась! — вдруг с удовлетворением сказал Шурлыгин. — Она покровительница здешних мест.

— Имя и фамилия у нее, прямо скажем, нездешние.

— Она только в этом бедовом Доме на этой фамилии появилась. А вообще фамилии у нее нет, и имя в тайне держится.

— Что же ваша покровительница раньше не вмешалась, не отвела беду от города, от леса?

— Я не раз с Лешей говорил, что в нашем мире все предопределено. Людям время было дано на испытание, для того чтобы выбрать могли между добром и злом. Потому Покровительница и не являлась. Но теперь дело далеко зашло, хотя люди пока испытание выдерживают, но колеблющихся все больше… К тому же не все нашей Покровительнице подвластно. Демоны круто завернули. И наконец, идол этот чужеземный…

— Я знаю. Бафомет, или Астральный свет.

— Вот-вот. Демоны знают, как на него воздействовать, чтобы силы добра в стороне от себя держать, не разрешать им действовать…

— Фантастика! Как можно астральным светом удерживать кого-нибудь на расстоянии?

— Так ведь идол этот сделан неизвестно для чего! Может, он тем, кто его мастерил, нужен был, чтобы какое-нибудь поле вокруг себя создавать… А демоны уже потом идола в своих целях использовали…

— Так, может, Бафомета можно и для добра приспособить? — сказал Панкратов и сам усмехнулся тому, как дико прозвучало слово «приспособить» по отношению к неведомому прибору. А что это именно прибор, сконструированный древними для каких-то своих целей, — в этом Алексей теперь почти не сомневался.

— Если Покровительница сегодня-завтра не объявится для помощи Славе, придется мне вмешиваться. Правда, для меня все сложнее, потому что над мертвыми и над дьяволом у меня силы меньше, но все равно Славу отстоим.

— А что с мальчиком? — вспомнил Алексей.

— Говорил я с ним, — неожиданно признался ведун. — Необыкновенный парнишка. Предупредил его о том, кого нужно ему остерегаться, рассказал, какая бесовщина у нас здесь происходит. А он спокойно ответил, что не боится, мол. Я думаю, мальчишество в нем говорит, хотя силу ведовскую я в нем учуял. Пока не показывается никому, умеет быть вроде как невидимкой. Ко мне, правда, сам вышел… Но это особый разговор. Я пока остерегаюсь с ним встречаться, боюсь, чтобы не обнаружили его. Там шесть человек в деревнях мальчонку стерегут. Подручные местного начальника.

— Не Каширина ли?

— Его самого. Он велел ждать мальчика и, как появится, сообщить ему.

— А вот уличить нам Каширина ни в чем не удается пока, — пожаловался Панкратов.

— Придет время, он сам себя проявит. Ну, иди, с Богом, нам теперь надо ждать, когда утро следующего дня наступит.

— Почему следующего и почему утро?

— Доживем, увидим, — загадочно усмехнулся ведун.

Ночью перед санитаром морга появилась пожилая женщина. Она молча прошла мимо него. «Как по воздуху проплыла», — рассказывал впоследствии санитар. Сам он вроде окаменел. Смотрел на ночную посетительницу — и слова сказать не мог, и шевельнуться не в силах был. «Словно во сне был» — по его определению.

Женщина прошла в зал, где на каталках лежали трупы, подошла к телу погибшей в номере Батогова девушки. Что она там делала, санитар сказать не мог. «Ничего не видел» — так он утром заявил Сазонову. Стояла над телом недолго, вдруг по залу разнеслось жуткое зловоние, над каталкой с трупом поднялось облако дыма, постояло в воздухе и, словно сквозняком его потянуло, вылетело в форточку. Тут же и старуха повернулась к дверям, рядом с которыми стоял топчан санитара.

«Лицо у нее было ясное, чистое и совсем не старухино. Но и не молодое. Обычное вроде, но… такое, будто радость от нее идет. И пошла она прямо на меня, прошла и пропала, словно в воздухе растаяла». Эти слова сторожа были зафиксированы следователем в протоколе, но признаны впоследствии галлюцинациями на почве злоупотребления алкоголем.

На каталке, где находилось тело девушки, лежал полуразложившийся труп здоровенной крысы.

Самое удивительное во всей истории, что никто на следующий день не помнил об убийстве в номере Батогова. Вместо протоколов допроса в папке у следователя лежали чистые листы, которые Михаил Логинович долго сокрушенно рассматривал, думая, что окончательно заработался. Славу выпустил из каталажки дежурный по отделению, напутствовав: «Пей, да знай меру». Слава поинтересовался, что именно он по пьянке натворил, дежурный ответил, что он был задержан за драку с журналистом Панкратовым вчера у себя в номере.

Таким образом, единственным свидетелем, чьи слова документально зафиксировали официальные лица, был санитар морга. Но менты, следователь и врачи категорически отказывались верить, что некая пожилая дама проникла ночью в морг с целью подбросить труп дохлой крысы. Бумажки засунули подальше и забыли о них.

Зато в пивной завсегдатаи с удовольствием слушали цветистые рассказы приятеля, санитара городского морга, о нечистой силе, превращающей трупы людей в дохлых крыс и исчезающей в виде сизого облака, распространяя зловоние…

Батогов с Панкратовым, конечно, помнили о визите суккуба, но до поры предпочитали молчать.

Зато после той памятной ночи сразу несколько человек пожаловались кто в милицию, кто в психоневрологический диспансер. Заявители утверждали, что неизвестные злоумышленники, переодеваясь в женское или мужское платье, проникали к ним в квартиры или дома, соблазняли, а затем вдруг из женщины превращались в мужчину или наоборот.

В городе прошел слух, что в результате разгула преступности и бездействия милиции в городе бесчинствуют банды трансвеститов и гомосексуалов, которым мало свободы, предоставленной им новыми законами, так они еще и пытаются совратить с пути истинного нормальных граждан, разрушить семьи горожан и пополнить свои ряды.

Но мало кто говорил о том, что люди, у которых побывали с визитом непонятные двуполые существа, после этого становились беспокойными, их начинали мучить неопределенные желания, многие из них надолго исчезали из дома по ночам, а через некоторое время большинство из подвергшихся нападениям вовсе пропали. В пропаже, конечно, тоже обвинили извращенцев, на что бедняги, вовсе не считавшие свои пристрастия извращением, ответили пикетами у здания администрации города. Впрочем, пикеты пришлось вскоре снять, потому что прохожие слишком бурно проявляли свое негодование и презрение.

 

ДОКУМЕНТЫ. ХРОНИКА. ПРЕССА

ШИФРТЕЛЕГРАММА

Межинск, Михайлову

Единств. экз.

Срочно!

Сравнительным исследованием фонограмм по делу «Чародей» в группе, по которой Вы работаете, установлено наличие квалифицированного специалиста по радиоделу. Анализ индивидуальных особенностей передачи свидетельствует, что радист окончил радиоотделение Тульской разведшколы, в армии работал под руководством инструктора Ефремова в Монгольской Народной Республике. Впоследствии дезертировал и числился пропавшим без вести.

Учтите эти обстоятельства при проведении розыска.

ФАКСОГРАММА

Михайлову

Советом Безопасности РФ принято решение об артиллерийской бомбардировке холмов и района пещер.

Обеспечьте информационное поле. Задействуйте прессу, радио и телевидение. Предупредите население о проведении широкомасштабных военных маневров в районе Глухого Лога.

ШИФРТЕЛЕГРАММА

Весьма срочно!

Михайлову Из Москвы 4.06.97 г.

В дополнение к №… и… от

Доводим до Вашего сведения, что 3.06.97 г. в поселке Новолисино Ленинградской области проведена операция по захвату членов бандгруппы «Северная» Григорьева, он же Холодный, и Николаева, он же Колян, проходивших по ориентировке РУОПа № 5. 721 от 10.04.97 г.

В ходе операции Григорьев и Николаев оказали ожесточенное вооруженное сопротивление. При этом Григорьев был уничтожен, а Николаев покончил с собой выстрелом в голову.

Оба фигуранта проходили по делу «Поезд» и подозревались в убийстве Винникова и трех пассажиров машины марки «БМВ».

ШИФРТЕЛЕГРАММА

Срочно!

Единств. экз.

Кузнецову

Согласно информации добровольных помощников, полученной в ночь со 2.06.97 г. на 3.06.97 г., Чародей готовит масштабную акцию по деблокировке светлых полей и гипнотическому воздействию на население, пытаясь внушить страх перед грядущими стихийными бедствиями (бури, лесные пожары, землетрясения, аварии атомных реакторов и радиоактивное заражение города и окрестностей), с целью посеять панику и вызвать массовые беспорядки.

В связи с этими данными, предлагаю отменить артиллерийскую бомбардировку Глухого Лога и холмов.

ГАЗЕТА «МАТЬ ПОРЯДКА»

5.06.97 г.

«…Травля человека, именующего себя Великим Духом Внутреннего Космоса, весьма характерна для нашего общества. Власти не гнушаются никакими средствами. Устраиваются облавы на людей, сочувствующих Великому Духу. Все это делается только по той причине, что сам нынешний режим не способен обеспечить ценности, которые исповедуются Великим Духом и его сторонниками.

Общество прогнило насквозь!

Мы, свободные анархисты, поддерживаем любого, кто готов поднять знамя борьбы с гнилью!

Новоявленные нувориши возмущенно кричат о посягательстве на их жизни и спокойствие. Мы отвечаем на их стоны: „Господа, ваши жизни не стоят овечьих орешков на проселочной дороге!“»

ГАЗЕТА «РОЗОВОЕ И ГОЛУБОЕ»

6.06.97 г.

«…„Товарищи“ из МВД и ФСБ в интервью корреспонденту „Межинского вестника“ назвали людей, осмелившихся открыто заявить о своей нетрадиционной сексуальной ориентации, „педерастами“.

Горожане должны знать, что милиция и работники безопасности в последние дни устроили бесстыдное гонение на граждан, осмелившихся любить не так, как то предписывают „нормы морали“. В ход пошли средневековые термины. Нас называют инкубами и суккубами, то есть дьяволами в женском и мужском обличье.

Хочется напомнить „товарищам“ Михайлову и иже с ним, что сексуальные склонности — личное дело каждого. И в цивилизованных странах права гомосексуалов и их личная свобода защищаются законом. Уж не собираются ли блюстители порядка сжигать на кострах так называемых „инкубов“ и „суккубов“? Мы, нижеподписавшиеся, заявляем, что выпады против гомосексуалов являются хамскими и беспардонными и подлежат судебному преследованию, хотя бы потому, что, вступая в Совет Европы, Россия подписала — правда, негласно — протокол, защищающий свободу и права лиц нетрадиционной сексуальной ориентации».

Всего 96 подписей.

 

БАТОГОВ

Наконец я собрался в Питер. Несколько дней я не мог выехать, потому что в городе продолжалась паника, и МВД совместно с ФСБ пыталось утихомирить разбушевавшиеся страсти. Масла в огонь подлили анархисты и гомосексуалы, обвинив правоохранительные органы во всех смертных грехах.

Михайлов обратился в администрацию города, собрал еще раз журналистов и слезно просил не разжигать страстей. В пределах возможного начальник Областного управления ФСБ даже приоткрыл карты, сказав, что все оперативные работники брошены на раскрытие дела о взрыве поезда, которое тесно связано со злоумышленниками, по всей видимости устроившими свой штаб в пещерах и использующих для дезорганизации жизни горожан аппаратуру, оставленную нацистами при отступлении.

Михайлов убедительно врал, что аппаратура совершенно секретная, и именно ее имели в виду фашисты, когда в конце войны угрожали миру новым, невиданным доселе оружием. Когда кто-то из журналистов заикнулся, что под новым оружием все-таки имелось в виду ядерное, а не магическое, Михайлов, готовый к такому повороту, заявил, что к тому времени ядерное оружие уже новинкой не было. Над ним активно работали в Штатах и у нас. А вот психотропное и то, что в быту называют магическим, действительно прежде никогда никем не разрабатывалось.

Поэтому Геббельс активно использовал блеф с атомной бомбой, ревностно оберегая тайну оружия психотропного.

«Конечно, — сказал Михайлов, — разрабатывалось оно не только в Межинске. Но другие места пока не обнаружены…»

Вранье начальника ФСБ было таким вдохновенным, что даже я в какой-то момент поверил ему. Только вспомнив явления призраков, рассказы ведуна, его предсказания, потом ярко представив себе наши с Лешей ночные кошмары, я опомнился и признал, что версия Михайлова для публики может быть единственно приемлемой.

После нескольких статей в «Вестнике» о паранормальных явлениях и выступлений ученых из Москвы, утверждавших возможность создания и использования психотропного оружия, страсти в городе несколько поулеглись.

Михайлов выступил по телевидению и заверил всех, что в недрах военных лабораторий заканчивается работа по нейтрализации оружия, оказавшегося в руках преступников, и пообещал покончить со всеми кошмарами в самое ближайшее время.

После этого несколько дней действительно было тихо.

К Панкратову не являлся призрак, а ведун сидел дома и отказывался с нами говорить.

В начале июня из больницы выписали Владимирова, но с условием, что он по прибытии в Петербург немедленно явится в Окружной госпиталь для завершения курса лечения.

Мы с Лешей проводили Олега с Валентиной, и только после этого я решил, что могу отправиться в Питер.

Главная моя цель была — доложить о результатах расследования Никанорову и обсудить с ним дальнейшие пути поисков похищенных денег.

Шестого июня я прибыл в Петербург и прямо с вокзала отправился в ЭМЕСК-банк.

Никаноров, конечно, знал о выводах следствия и первым делом спросил, что я собираюсь делать дальше.

Я ответил уклончиво, потому что мне не хотелось раскрывать раньше времени все карты, но предположил, что в ближайшее время часть денег наверняка где-то появится, а по этой части нам удастся выйти и на целое.

Никаноров скептически ухмыльнулся, но промолчал.

Я решил, что босса надо маленько встряхнуть, и сказал:

— Одна банкнота, первая, объявилась, как мы знаем, и думаю, что она не последняя. Было бы неплохо проследить, не переводил ли кто-нибудь в Питер или Москву значительные суммы в валюте. Если бы можно было это узнать через ваших коллег-банкиров, дело могло бы пойти быстрее…

— Исключено, — заявил Никаноров. — Никто не станет раскрывать секреты банковских операций. К тому же я уже наводил справки — безуспешно.

Зазвонил телефон. Никаноров поднял трубку, несколько секунд внимательно слушал, потом бросил:

— Благодарю. Вознаграждение остается в силе. — Босс положил трубку и ехидно улыбнулся: — Кажется, Слава, я опередил тебя!

Он рассказал, что его люди договорились с инкассаторской службой Главпочтамта. Те обещали докладывать о больших суммах денег, пересланных инкассаторской почтой из Межинска.

— Только что мне сообщили о прибытии изрядной суммы. Придется тебе поехать, выяснить, что к чему.

На мое недоуменное замечание по поводу того, что вряд ли ворованные деньги, да еще из взорванного поезда грабители станут отправлять инкассаторской почтой, Никаноров ответил, что, во-первых, инкассаторская пересылка не так уж и рискованна. Деньги, доверенные государству, достаточно хорошо охраняются, а во-вторых, это не бросается в глаза. Раз отправил с инкассаторской почтой, значит, деньги чистые и отправителю нечего опасаться.

— А что же почтовики? Так запросто выдали вашим людям нужную посылку?

— Во-первых, неизвестно, нужная ли это посылка. Возможно, просто одна фирма посылает другой некоторую сумму. Во-вторых, мои сотрудники инструктировали тамошних почтовиков. В-третьих, по пятьсот зеленых на брата в случае обнаружения нужной посылочки тоже сыграло свою роль. Езжай, не томи душу!

В сортировочном зале я нашел мужичка средних лет, который отвечал за инкассаторские пересылки. Звали его Виктор Григорьевич, был он весьма любезен, но вместе с тем осторожен.

Внимательно изучив мой паспорт и служебное удостоверение, он уверился, что я и есть «тот самый Батогов, о котором предупреждал господин Никаноров», и только после этого проводил меня в небольшую каморку, где на столе лежал мешок, запечатанный множеством печатей.

Я оглядел печати, просмотрел сопроводительные документы. Внешне все обстояло вполне благополучно. Фирма «Киви» пересылает наличную валюту в сумме ста тысяч долларов родственной фирме «Тропики». Адреса фирм были написаны отчетливо и подозрений не вызывали.

— Сообщили адресату о прибытии посылки? — спросил я.

— Зачем же? — скромно ответил Виктор Григорьевич. — Первым делом господину Никанорову, потом уже адресату. Долго ждать, конечно, нельзя. Они оттуда уже запрашивали.

— Откуда? Из Межинска или фирма «Тропики»?

— «Тропики». Те сдали прямо в почтовый вагон, мы приняли под расписку как положено, в сейф положили, перед вашим прибытием изъяли.

— А фамилия отправителя значится в документах?

— Конечно. Яковлев, директор фирмы «Киви» в Межинске.

— Ну что же, звоните в «Тропики», Виктор Григорьевич. Посмотрим, что из этого выйдет.

— Вознаграждение сразу будет или потом? — поинтересовался глава инкассаторской службы.

— Господин Никаноров распорядится, — сказал я. — Звоните!

Примерно через полчаса после звонка прибыла «вольво», из которой вышли два амбала. Я наблюдал за ними из своей «девятки» и жалел, что джип остался в Межинске. Если придется соревноваться в скорости, я, конечно, проиграю.

Но никаких гонок не было. Амбалы спокойно, не нарушая правил уличного движения, проехали на Петроградскую, остановились у шестиэтажного дома на Ленина и вошли в подъезд. Мешка, естественно, у них не было. Зато был дипломат, куда, очевидно, и были переложены деньги.

Я вылез из машины. Прошелся вдоль дома, не заметил ничего подозрительного, вошел в подъезд и решил пройтись по этажам.

Двери были примерно одинаковые. Почти все металлические, выкрашенные под дерево. Так мне узнать, конечно, ничего не удастся. Но только я подумал об этом и о том, что придется через свою контору устанавливать владельца фирмы «Тропики», как солидная дверь на втором этаже открылась, из нее вышли оба амбала, подозрительно глянули на меня, но задерживаться для разборки не стали, чему я был, естественно, несказанно рад.

Амбалы уселись в «вольво» и отбыли.

Я решил ехать к себе в контору, прокачать адрес на Ленина. Но долго задерживаться в конторе не пришлось. Едва я приехал, как шеф заявил, что меня требует к себе Никаноров. Я попросил установить наблюдение за домом на Ленина, поехал к Никанорову, доложил о результатах поездки и высказал предположение, что деньги привезли не одному человеку и они, скорее всего, будут положены на разные счета.

Босс просил держать его в курсе, поблагодарил, и я отправился домой отдыхать.

На следующий день, ближе к вечеру, мне позвонили из конторы и приказали срочно ехать на Ленина. Не расспрашивая, я поехал по знакомому адресу.

Там стояли машины городской Прокуратуры и оперативников РУОПа. Меня в квартиру не пустили, но зеваки, собравшиеся во дворе, доложили, что убит владелец квартиры на втором этаже, бизнесмен Огарков.

Пришлось мне снова ехать в контору и просить шефа подключиться к работе, узнать по своим каналам подробности.

Через час мы знали, что дверь в квартиру была не тронута, наши наблюдатели тоже ничего подозрительного не заметили.

Тем не менее директор фирмы «Тропики» Огарков Геннадий Тимофеевич в 16 часов был найден мертвым на полу в прихожей. В него стреляли трижды. Две пули попали в сердце, третий контрольный выстрел был сделан в голову.

При обыске денег в квартире не обнаружено.

Передо мной встала задача. Если Огаркова убили амбалы, получившие деньги, то зачем им это было нужно делать в день обретения весьма значительной суммы? А если они оставили деньги, то кто убил и кто унес доллары? Дверь открывал сам хозяин, значит, не заподозрил ничего странного в визитере. Как бы то ни было, я опять был в тупике. Вполне возможно, что организатор взрыва и похищения зеленых начал убирать свидетелей.

Я позвонил Никанорову, и тот сказал мне, что Огарков днем на свой личный счет положил сорок тысяч долларов.

Я счел, что информация упала мне с неба, потому что помнил, как буквально накануне Никаноров уверял, что никто никогда не станет раскрывать тайны банковских операций.

Но все оказалось проще. У одного из наших агентов в районном отделении Сбербанка работала знакомая девица, которую мой коллега просто так, на всякий случай, утром в день гибели Огаркова предупредил о возможности поступления денег на его расчетный счет. Та, естественно, не могла не помочь своему ухажеру и сообщила о деньгах. Чистое везение. Но была в этом деле еще одна загвоздка.

Огарков предусмотрительно оставил завещание, по которому все его состояние в случае смерти доставалось некой Любезновой Анастасии Ильиничне.

Естественно, я мгновенно вспомнил, что Любезнова и есть та самая продавщица ювелирного магазина, которая разменяла первую сотенную из суммы, перевозившейся во взорванном вагоне.

Это уже была зацепочка. Да еще какая! Но идти к уважаемой Анастасии Ильиничне немедленно и донимать ее вопросами было бы неразумно, и я просто решил некоторое время походить за ней.

К сожалению, я не один интересовался Любезновой. Милиция тоже пустила за ней хвост, а вскоре ее взяли. Естественно, ничего толкового от нее официальное следствие не узнало. Анастасия Ильинична утверждала, что была близка с покойным. Они собирались пожениться, и он, несмотря на ее протесты, написал на нее завещание, потому что, по его словам, «время смутное, и бизнесмены живут недолго».

Любезнову выпустили, но оставили под наблюдением.

На четвертый день моего пребывания в Питере грянула сенсация: из сообщения той же девицы в Сбербанке мы узнали, что сорок тысяч долларов переведено по безналу на счет жителя Межинска Сорокина Георгия Валентиновича.

Я попрощался с женой Асей и в тот же день отправился снова в Межинск, договорившись, что всю информацию по делу Любезновой и убийстве директора «Тропиков» мне будут регулярно сообщать ребята из нашего агентства.

 

СТАРШИЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ САЗОНОВ

За минувшие две недели сыщикам из бригады Сазонова пришлось проделать огромную работу.

Идею подал оперуполномоченный Виталий Акентьев. Он предположил, что в похищении денег участвовал кто-то из местных предпринимателей, и, следовательно, счета предполагаемого соучастника должны были изрядно пополниться. Идея Акентьева фактически была основана на чистой интуиции да еще на подозрениях тех, кто имел какое-то отношение к странным событиям, происходящим в Межинске.

«Почему бы не отнести к аномальным явлениям еще и взрыв поезда, и исчезновение ящика с десятью миллионами?» — говорил Виталий. Дальше его рассуждения не были лишены логики. «Допустим, — говорил опер, — что и мистические явления, и организация взрыва дело рук одних и тех же людей. То есть предположим, что у того, кто, примитивно говоря, „напускает на город порчу“ из Глухого Лога, есть союзники в городе. В таком случае колдуну, чародею, одержимому бесами — назовите его как хотите — необходимо расплачиваться со своими союзниками, причем чем-то вполне материальным. Но ничего более материального, чем деньги, человечество до сих пор не придумало. И „Одержимый“ разрабатывает план ограбления поезда, а союзники охотно выполняют этот план.

Больше других падки на деньги чиновники и предприниматели. Последним всегда не хватает денег, сколько бы их ни было. А чиновники вполне могут оказаться полезными „одержимому“ для создания паники и атмосферы неуверенности среди населения».

Идею Акентьева Сазонов поддержал, тем более что вопрос с союзниками одержимого в городе был давно решен. Они у него несомненно были. Правда, Сазонов сомневался в причастности к делу Сергея Ивановича Каширина, тем более что ответ на первый запрос в Москву о заместителе градоначальника остался без ответа. Сазонов не постеснялся потревожить высокие инстанции во второй раз. Чтобы не терять времени зря, Сазонов со своими ребятами проверил — конечно, негласно — других работников городской Администрации и тайно через своих осведомителей начал собирать сведения о банковских счетах бизнесменов Межинска, особенно выделяя те, на которые поступили значительные суммы в иностранной валюте в течение последних полутора месяцев.

В идее, родившейся у опера, были, конечно, большие прорехи. Судя по внешним данным, в операцию по хищению были вовлечены не только какие-то жители Межинска; возможно, их-то в числе бандитов не было вовсе. Обгорелая банкнота появилась в Петербурге, киллеры, расстрелявшие Винникова, предположительно спланировавшего взрыв, прибыли из Питера или из Москвы. По утверждению МВД, следовало искать исполнителей ограбления среди конкурирующих банд Северной и Центровой, и, наконец, охранники, сопровождавшие груз, работали и жили постоянно в Петербурге.

«Но, — рассудил Сазонов, — почему бы не начать искать, где ближе? Найдем кого-нибудь в Межинске, они, глядишь, выведут на Москву или Питер».

Проверка чиновников городской Администрации ничего не дала. Все они, судя по личным делам, биографиям и характеристикам, были людьми кристально честными. За пределами проверок остались только Каширин и его помощник Бирюков.

На них в местных органах данных было чрезвычайно мало. Это могло означать прямо противоположные вещи: либо оба ни в чем противоправном никогда замечены не были, либо, напротив, старательно — и небезуспешно — скрывали свое прошлое. Так или иначе, оставалось ждать ответа на запрос.

Что касается местных бизнесменов и их расчетных счетов, то здесь работа следственной бригады была значительно успешнее.

Всего на счет предпринимателей поступило более четырехсот тысяч долларов, но после тщательной проверки на подозрении у следователя остались трое: Чернышев Сергей Леонидович, который сам положил на свой счет двенадцать тысяч 20 апреля, Мигулин Анатолий Лаврентьевич, на счет которого было переведено из Екатеринбурга шестнадцать тысяч, и Сорокин Георгий Валентинович, на счету которого до 18 апреля числилось сто тридцать долларов, зато 19 апреля сам держатель счета пополнил его шестьюдесятью тысячами. По сравнению с похищенными миллионами все суммы были, конечно, мизерными, настораживали только даты их зачисления. Виталий, которому была поручена проверка всех троих бизнесменов, выяснил, что Чернышев привез свои тысячи из командировки в Германию, Мигулин получил кредит в том же ЭМЕСК-банке, а сумма, числившаяся на счету Сорокина, проходила по документам как прибыль от операций по закупке и продаже импортных лекарственных препаратов.

Георгий Валентинович действительно был владельцем небольшой посреднической фирмы, специализирующейся на лекарствах, но дотошный Виталий сумел выяснить, что в этот период больших партий препаратов в Межинск не поступало.

Сазонов решил сосредоточить внимание на Сорокине — и не зря. В начале июня поступили сведения о переводе на его счет через Сбербанк сорока тысяч долларов. Переводила деньги некая фирма «Тропики», владелец которой, Огарков, согласно служебной записке Управления МВД Петербурга, был убит в собственной квартире. Питер также информировал старшего следователя, что Огарков предположительно получил из Межинска инкассаторской почтой сто тысяч долларов, из которых сорок положил на свой расчетный счет в Сбербанке. Сорокин Георгий Валентинович деньги не переводил, хотя по документам именно он значился отправителем. Однако оформить перевод Огарков не мог по той простой причине, что к моменту оформления перевода был уже мертв.

Сазонов решил, что назрела необходимость личной беседы с Сорокиным. Михаил Логинович взял с собой Виталия и поехал на улицу Чернышевского, где проживал с супругой Георгий Валентинович Сорокин, предприниматель средней руки.

Сазонов знал о странной привычке Сорокина работать по ночам и, отправившись к нему с визитом в двенадцать часов дня, надеялся застать бизнесмена дома спящим. Кроме того, внезапность визита, как предполагал Сазонов, будет сыщикам на руку…

Машину они оставили в двух кварталах от дома Сорокина. В парадную сыщики тоже постарались войти незаметно. Дом был постройки пятидесятых годов, четырехэтажный. Жил Сорокин на третьем этаже. Они подошли к металлическим дверям, и Сазонов нажал на кнопку звонка. Минуты через две загремели замки, и двери распахнулись. В них стоял… Вячеслав Батогов собственной персоной…

Немая сцена длилась несколько секунд. Потом Сазонов сурово спросил:

— А ты что здесь делаешь?

— Беседую с вдовой, — глядя на старшего следователя невинными глазами, ответствовал частный сыщик.

— С чьей вдовой?

— А вы разве не знаете, Михаил Логинович? Сорокин Георгий Валентинович пару часов тому назад скончался… Я думал, вы поэтому здесь появились…

Сазонов промолчал. Они вошли в прихожую. Слава, стараясь не греметь многочисленными запорами, закрыл за ними дверь.

Все четверо стояли в просторной прихожей с высокими потолками.

— А что же сама вдова не встречает нас? — спросил Сазонов.

— Убита горем, — коротко ответил Батогов, потом шепотом добавил: — То ли еще будет, если ей сказать, что ее благоверный умер не своей смертью.

— То есть? — снова изумился следователь.

— По-моему, убили Георгия Валентиновича. Да вы проходите в покои, не стесняйтесь, — Батогов сделал широкий приглашающий жест.

Они вошли в гостиную. Слева в глубоком кресле сидела хозяйка квартиры. Глаза были заплаканы. Из весьма скромно обставленной гостиной дверь направо вела в спальню.

Сазонов поздоровался. Он заранее навел справки и знал, что жену Сорокина зовут Ираида Львовна.

Она кивнула в ответ на приветствие сыщиков и тихо спросила, обращаясь к Батогову:

— Разве присутствие официальных лиц обязательно, если кто-нибудь внезапно умирает?

— Я не вызывал милицию, — пожал плечами Батогов, — но, думаю, старший следователь Сазонов, Михаил Логинович, пришел не только для того, чтобы выразить вам сочувствие.

— Прошу прощения за вторжение, — галантно откликнулся Сазонов. — Честно говоря, мы пришли побеседовать с Георгием Валентиновичем и никак не думали… простите… разрешите выразить вам свое сочувствие… Вы уже вызвали «скорую»?

— Да, конечно, — ответила Сорокина, — но они всегда так долго едут…

— Да, да. Это беда наших врачей. Машин не хватает, бензина нет… Ужас!

Сазонов не договорил. Раздался звонок в дверь. Батогов было дернулся пойти открыть, но Ираида Львовна поднялась из кресла и пошла открывать со словами:

— На этот раз точно «скорая». Я сама открою. В комнату вошли врач и медсестра. Сорокина проводила их в кабинет. Сазонов пошел вслед за ними.

Сорокин лежал на диване. Тело его было странно скрючено.

Врач «скорой» подошел, потрогал руку, безвольно свисавшую с дивана, приоткрыл веки. Потом окинул взглядом тело и сказал:

— Странно… Похоже на столбняк. Такие судороги бывают именно при столбняке…

— Позвольте нам, — вмешался Сазонов. — Как это случилось, Ираида Львовна?

Та пожала плечами и всхлипнула. Потом с трудом, сквозь слезы начала рассказывать. Сазонов внимательно слушал, отметив про себя, что слезы мадам Сорокиной были не слишком естественными.

— Муж вчера вечером работал… Впрочем, он часто работает допоздна… Сказал мне, чтобы я его разбудила в семь часов утра… Но я пожалела его. Он так устает… — Она всхлипнула. — Пришла будет только в одиннадцать… Увидела в таком положении, думала — у него приступ диабета… Стала будить… А он мертвый…

— Георгий Валентинович страдал диабетом? — спросил Сазонов.

— В течение многих лет. Но это обычно не доставляло ему больших хлопот. Он сам делал себе инъекции инсулина два-три раза в день по мере надобности. Иногда, если инсулина при нем не было, у него мог случиться приступ… — Она снова всхлипнула и продолжала: — Георгий так беспечно относился к своей болезни… Вот я и подумала, что…

— Понятно, — перебил ее следователь. — Но вот здесь, на столике, я вижу шприц. Очевидно, в этот раз инсулин у него был. Доктор, — обратился он к врачу, — что еще могло стать причиной внезапной смерти?

— Без вскрытия сказать трудно, — ответил тот. — Но я склоняюсь к столбняку. Аналогичный случай был в моей практике. Больной диабетик сделал себе инъекцию через брюки. На ткани была столбнячная палочка… Заражение в таком случае наступает быстро. Следует приступ, судороги и… чаще всего — смерть.

— Ну что же, благодарю вас, доктор. Я думаю, вы можете быть свободны. Сдается мне, что без нашей бригады здесь не обойтись. Виталий, — обратился он к оперу, который все это время неслышно бродил по кабинету, осматривая письменный стол, тумбочку с лежавшим на ней шприцем, и даже зачем-то наклонился один раз, заглянул под диван, — будь добр, вызови наших и попроси зайти к прокурору за ордером на обыск.

Виталик вынул рацию и вполголоса сказал в нее что-то.

— Зачем вы вызываете следственную бригаду? — спросила Сорокина. — Разве не ясно, что муж умер своей смертью? Вот и доктор говорит… А я могу подтвердить, что Георгий часто делал инъекции сквозь одежду…

— Таков порядок, — холодно ответил следователь. — Смерть наступила при непонятных обстоятельствах, причем по странному совпадению именно тогда, когда у нас появились вопросы к гражданину Сорокину. — Потом он резко добавил: — Прошу ничего здесь не трогать; посторонним покинуть помещение.

Все вышли, и расположились в гостиной. Врач «скорой» и медсестра попрощались и ушли. Сорокина снова села в кресло.

— Ваш муж делал инъекции одноразовыми шприцами? — спросил у нее Сазонов.

— Как правило. Но у него на всякий случай был и многоразовый. Если не ошибаюсь, именно им он и воспользовался в этот раз. Наверное, у него кончился запас одноразовых.

— И что же он делал, если заканчивались одноразовые? Кипятил многоразовый?

— Мог и не кипятить. Георгий его хранил в специальном стерилизованном футлярчике… А вообще, я уже говорила, он очень небрежно относился к своему здоровью… Вот и…

— Вы говорите, случалось, что у него кончался инсулин. Что же тогда он предпринимал?

— То же, что и каждый диабетик в таком случае. Покупал сам новую порцию или посылал меня… Бывало, что сотрудники фирмы ходили в аптеку… Он был человеком тактичным и не любил других беспокоить… Терпел до самого критического момента, если, к примеру, был на каком-нибудь заседании…

— Но ведь ему было плохо при этом?

— Конечно. Георгий становился вялым, бледнел, у него выступал пот на лбу. Сотрудники знали о его болезни, я тоже, естественно. И хотя он не всегда обращался к ним или ко мне с просьбой сходить в аптеку, но мы, видя его мучения, сами бежали… Инсулин приводил его в норму в течение нескольких секунд.

В квартиру ввалились эксперты. Вручили Сазонову ордер. Шприц изъяли, сняли с него отпечатки пальцев, тут же доложили Сазонову, что обнаружены несколько «пальцев», причем некоторые не принадлежат ни покойному, ни его супруге, у которой тоже взяли контрольные отпечатки. Но на металлической «кнопке», венчающей стержень, — пальцы самого Сорокина.

— Георгий Валентинович держал многоразовый шприц дома? — спросил Сазонов.

— Как правило, да. У него с собой почти всегда были одноразовые.

— Но ведь дома тем более он был застрахован от неожиданностей!

— Как раз нет. Георгий работал допоздна. Иногда забывал пополнить запас одноразовых шприцев. Тогда пользовался этим.

— Ваш муж часто путешествовал?

— Иногда уезжал по делам. Но не часто.

— Когда в последний раз ему пришлось уехать?

— Не помню точно… Пожалуй, месяц назад.

— То есть в начале мая или в апреле?

— Где-то так. Не могу сказать с точностью до одного дня.

Один из оперативников подал следователю документы покойного.

— Простите, — тихо сказала Сорокина. — Разрешите мне на несколько дней уехать к сестре. Мне тяжело здесь оставаться. А вам я все уже сказала.

— Поезжайте, как только закончим обыск, — разрешил Сазонов. — Но из города, пожалуйста, не уезжайте. Вы можете понадобиться.

Сорокина вышла в спальню. Сазонов шепотом сказал Виталию:

— Пригласи соседей в понятые и загляни в ее чемоданчик и сумочку, когда соберется.

— А что там искать? — так же шепотом спросил опер.

— Мало ли что? Хотя бы пару зеленых купюр.

— Пару сотенных она может запихать в лифчик или еще куда-нибудь, — вмешался Слава. — Может, задержать ее? Вызвать сюда женщину-оперативницу. Пусть обыщет основательно.

— Опять поперек батьки в пекло! — прошипел Сазонов. — Сказано, пусть идет, только… Виталик! Пойдешь, взглянешь, куда наша вдова направится, с кем увидится.

— Есть! — коротко ответил опер и незаметно подмигнул Славе: «Не боись, мол, ты тоже все будешь знать».

Вошли санитары, унесли тело. Сорокина даже не вышла попрощаться..

Сазонов постучался в спальню.

— Входите, — ответила хозяйка. — Я уже готова.

Сазонов вошел. Ираида Львовна успела не только собраться, но и наложить макияж. Делать она это, как отметил про себя Сазонов, умела. Краска скрыла морщины у глаз, выглядела Сорокина лет на десять моложе, чем в тот момент, когда они пришли.

«Муж ее был для нее староват и слишком болен, — подумал следователь. — Вряд ли она так же старалась и для него, когда он был жив», — и вслух спросил:

— Вы работаете, Ираида Львовна?

— Нет, не работаю. Сейчас с работой трудно. Но придется поискать что-нибудь.

Сазонов не знал, насколько осведомлена Сорокина о сыщиках, которые занимались делом о взрыве, но много раз убеждался, что противник достаточно хорошо информирован.

Скорее всего, сам Георгий Валентинович знал Сазонова не только по фамилии, но и в лицо. А вот посвящал ли он свою половину в ход расследования? Михаил Логинович надеялся, что не посвящал, и поэтому Сорокина, возможно, догадывается о причинах столь пристального интереса к смерти мужа, но вряд ли знает, что именно Сазонов возглавляет бригаду, работающую по делу. Он продолжал неназойливо допрашивать вдову, в то же время опасаясь неосторожным словом спугнуть ее.

— Значит, у вас теперь будут трудности с деньгами?

— Думаю, что да. У меня есть немного тех, которые муж давал на хозяйство, но надолго ли их хватит? Правда, на его счету, наверное, есть деньги, но дела в последнее время шли неважно… Честно говоря, у Георгия были сильные приступы депрессии… Он даже заговаривал о самоубийстве…

— Неужели так плохо обстояло дело? И Георгий Валентинович не получал в последнее время деньги? Он ведь занимался посреднической деятельностью?

— Недавно… — она задумалась, потом тряхнула головой, — недавно у него в ящике письменного стола я видела несколько сотенных… В смысле долларов… Я спросила, не даст ли он мне на хозяйство. А он ответил, что эти деньги необходимы для отдачи долга… Потом добавил, что на счету фирмы есть несколько тысяч, но они вряд ли спасут положение. — Она снова помолчала и печально закончила: — Когда-то наши отношения были гораздо лучше.

— Я не хочу вторгаться в вашу личную жизнь, Ираида Львовна, но думаю, хороший адвокат вам поможет получить деньги со счета мужа. Мы, кстати, и пришли спросить, кто недавно перевел на его счет сорок тысяч долларов. — Михаил Логинович внимательно наблюдал за лицом Сорокиной. Клюнет ли она на эту простую приманку.

Но вдова только удивленно взглянула и переспросила:

— Сорок тысяч долларов? И я могу получить их?

— Вполне возможно. А вы не предполагаете, кто мог перевести эти деньги?

— Нет. Не знаю. Муж не посвящал меня в свои дела… Я могу идти?

— Как только закончим со всеми делами и вы подпишете протокол. А о деньгах все-таки подумайте. Нужно всего лишь найти хорошего адвоката…

— Я подумаю. Но это так хлопотно…

— Ну что же, поступайте, как сочтете нужным, — сказал Сазонов.

Вошли понятые, встали у дверей. Оперативники начали обыск.

Батогов, стараясь особенно не попадаться на глаза старшему следователю, ходил по квартире, пытаясь догадаться, нет ли где-нибудь тайника.

В кабинете ничего подозрительного обнаружено не было. Когда оперативники перешли в спальню, Слава подошел к письменному столу и стал перебирать бумаги. В комнату заглянул Сазонов, пытливо посмотрел на Батогова, спросил:

— Не нашел?

— Что именно?

— То, что надеялся найти. К примеру, расписание поездов с пометками красным фломастером?…

— Читаете мысли, Михаил Логинович! Нет, не нашел.

— Да уж мои парни не дурнее тебя. Тоже не нашли.

— Посмотрю еще…

— Попытайся. — Сазонов скрылся.

В спальне тоже ничего особенного не было. Правда, в ящичке с бижутерией лежало несколько дорогих вещей: браслет желтого металла, как выражаются следователи, колечко, тоже желтое, с камушком, и сережки.

Из кабинета вышел разочарованный Батогов, не найдя ничего из того, что обнаруживают в детективах ушлые сыщики: ни обрывков писем, ни подозрительных записок в книгах, ни каких-либо пометок в настольном календаре.

Оперативники возились на кухне. Батогов вышел в прихожую. Чтобы Сазонов, не дай Бог, не обвинил в том, что он мешает обыску, а значит — и ходу следствия, Слава не стал открывать стенной шкаф, заглядывать в тумбочку и в большой платяной шкаф в углу прихожей. Он огляделся, отметил для себя, где бы он стал копаться особенно тщательно, подвинул стул к антресолям и встал на него. Антресоли оказались пустыми, но Славе захотелось получше разглядеть их. Он спрыгнул со стула, прошел на кухню и, стараясь быть как можно учтивее, спросил у Сазонова фонарик. Михаил Логинович на этот раз не стал ворчать, попросил одного из сыскарей дать требуемое и вышел с Батоговым в прихожую.

Слава снова поднялся на стул и посветил фонариком. Антресоли были покрыты толстым слоем пыли, впрочем, не вся поверхность. В левом углу отчетливо вырисовывался прямоугольник, где пыли не было. От него шли полосы к дверцам.

— Здесь недавно что-то лежало, — задумчиво сказал Батогов. — Похоже, что небольшой чемоданчик, размером примерно пятьдесят на сорок. Недавно его сняли волоком, в пыли остались следы. — Он спрыгнул на пол.

— Думаешь, тот, с которым ходил наш предполагаемый диабетик после взрыва в поисках инсулина? — спросил Сазонов.

— Почему бы и нет? Во всяком случае, надо бы измерить прямоугольничек. Вдруг подфартит, и чемоданчик обнаружим.

Сыщики измерили след на антресолях, закончили обыск.

— Ираида Львовна, вы чемоданчик отсюда недавно не снимали? — спросил Сазонов.

— Нет, я давно не заглядывала на антресоли. Разве там был чемодан?

— Скорее всего, был. Вы не помните, у вас в доме был небольшой чемоданчик, наподобие того, с которым ходят по квартирам сантехники?

— Нет, никогда не видела у нас в доме такого.

— Ну что же, закончим на этом. Прочтите, пожалуйста, протокол и подпишите каждый лист, вот здесь, внизу.

Сорокина подписала, не читая. За ней подошли и поставили свои подписи понятые.

Ираида Львовна зашла в гостиную, вышла с большой сумкой.

К ней подошел Виталий, вежливо попросил:

— Ираида Львовна, простите, покажите, пожалуйста, содержимое вашей сумки.

Сорокина возмутилась:

— Да как вы смеете! Здесь мои личные вещи! Но опер был настойчив. Сорокина подчинилась, фыркнула:

— В белье хочется покопаться? Пожалуйста!

Через несколько минут Виталий вернул сумку хозяйке.

— Ничего? — полуутвердительно спросил Сазонов.

— Пара платьев и исподнее, — ответил несколько смущенный Виталий.

— Ну что же, можно, пожалуй, идти. Всего доброго, Ираида Львовна.

Все вышли из квартиры. Сорокина закрыла дверь, сбежала по лестнице первая.

— Она не собирается жить у сестры, — заявил Батогов.

— Почему ты так решил?

— Платья она взяла, но самое необходимое — зубную щетку — забыла.

— Мало ли. Может, от расстройства.

— Кстати, ночной рубашки тоже не было, — добавил Виталий.

— Вы, пожалуй, придираетесь, — проворчал Сазонов, хотя понимал правоту сыщиков. Сорокина слишком «светская» дама, чтобы просить у кого-нибудь ночную рубашку или зубную щетку, даже в трагические дни потери кормильца.

— Ей зачем-то нужно было уйти, — закончил Слава.

— Выясним! — бросил Виталий и исчез.

Сазонов поехал в морг.

Судмедэксперт заканчивал вскрытие. Михаил Логинович подождал, когда он выйдет, спросил о результатах.

— Точно могу сказать после анализа, но предварительно — судя по трупному окоченению — отравление сильным ядом, скорее всего столбнячной палочкой.

— До чего убийцы стали изощренными, — пробормотал Сазонов. — Столько возможных способов отравления, а выбирают столбнячную палочку…

— Это уже вам судить, мое дело констатировать, — сказал эксперт и ушел переодеваться.

«Зачем же так сложно? — продолжал размышлять Сазонов. — Единственное, что приходит на ум, — убийца пытался создать впечатление несчастного случая. А значит, инъекцию сделала либо сама мадам Сорокина, либо кто-то из близких ей людей, не желавших, чтобы на нее пало подозрение».

Следователь дождался результатов анализа и, когда в лаборатории подтвердили предположение врачей, спросил у эксперта:

— Скажите, доктор, насколько велика вероятность занесения такой инфекции, если делать укол через верхнюю одежду, к примеру, прямо через брюки?

— Как повезет, — усмехнулся эксперт. — В принципе, такой вариант не исключен. На поверхности брюк может оказаться достаточное количество яда для того, чтобы покончить с собой, если ваш клиент действительно захотел сыграть в русскую рулетку.

— Это вряд ли, — усомнился Сазонов. — Разве что по небрежности или неряшливости, но и это на него не похоже…

Оставалось искать владельца «пальчиков», оставленных на стекле шприца.

Сазонов пошел к себе и стал ждать донесений от Виталика, отправившегося наблюдать за мадам Сорокиной.

 

БАТОГОВ И ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ АКЕНТЬЕВ

Я снова решил скооперироваться с Виталием. Разыскать его было нетрудно. Опер сидел в скверике, неподалеку от дома, где жила сестра Ираиды Львовны. Я подсел на скамейку:

— Что нового?

— Вошла минут десять тому назад. Очевидно, ехала на автобусе, поэтому я на машине чуть опередил ее.

Едва он договорил, как из парадной вышла Сорокина.

— Ты не хочешь побеседовать с сестричкой? — спросил Виталик.

— Предпочел бы походить за самой мадам, — ответил я, надеясь, что опер уступит мне это право.

— Ладно, двигай, — согласился сыщик. — Только держи меня в курсе по разговорнику. Я потом подъеду к тебе.

— Договорились! — согласился я и, дождавшись, пока Ираида Львовна поймала частника, тихонечко поехал за ней.

Сорокина доехала до центра и остановилась у ресторана «Северный олень». Вошла внутрь. Немного погодя я вылез из машины, проверил наличность в бумажнике, решил, что на кофе с пирожным хватит, и тоже проследовал в зал. Здесь было просторно. Сорокина сидела в одиночестве за столиком у стены.

Я сел за три столика от нее, плохо себе представляя, что может здесь произойти. Ведь Ираида Львовна несомненно поняла, что я сюда явился ради нее.

Прихлебывая кофе, который, кстати, оказался совсем неплохим, я рассеянным взором оглядывал зал. За ближним ко мне столом сидела пара: приличного вида молодой человек с девушкой. Еще за одним столиком четверо юных «бычков». Сорокиной принесли какую-то еду, она стала вяло ковырять вилкой в тарелке.

В зале появился новый клиент. Он огляделся и направился к стойке бара. Но там ему что-то не понравилось, или, может, проходивший мимо официант предложил его обслужить… Как бы то ни было, клиент взял свой бокал с недопитым коктейлем и пошел к столику. Проходя мимо Сорокиной, обо что-то споткнулся и… надо же! Все содержимое бокала оказалось на платье мадам! Что тут началось! Неловкий клиент рассыпается в извинениях, официант бежит с каким-то тюбиком, очевидно желая предложить элегантной даме суперпятновыводитель… Сама Ираида Львовна покраснела — я это вижу даже на расстоянии, — отчаянно сморщилась, бедняжка, но пытается «держать фасон»: не ругается, не злится, только жалобно и растерянно оглядывается по сторонам, потом направляется к туалету. Исчезает за дверью… Клиент о чем-то вполголоса беседует с официантом, потом садится к столику мадам Сорокиной. Официант бежит к выходу из ресторана.

Становится все интереснее и интереснее…

Из туалета появляется Ираида Львовна, подходит к своему столику, отсчитывает деньги за обед. Провинившийся клиент, отчаянно жестикулируя, возвращает ей деньги, расшаркивается и в чем-то горячо убеждает. Мадам колеблется, на лице ее растерянность, потом все так же нерешительно она идет к дверям.

Клиент осторожно поддерживает ее под локоток.

Я расплачиваюсь и тоже выхожу. Клиент сажает Ираиду Львовну в машину частника, которого остановил официант. Они уезжают, между прочим ни разу не взглянув в мою сторону. Здесь мадам явно не права. Перебарщивает. Надо бы посмотреть на нахалюгу-сыщика, облить его презрением хотя бы… Нет! Ноль внимания! Ладно, мы не гордые! Я сажусь в джип, связываюсь с Виталиком и, пока еду за парочкой, рассказываю ему обо всем случившемся. Он говорит, что едет за нами, и, в свою очередь, рассказывает о своем визите к сестре Сорокиной Наталье Львовне. Оказывается, мадам была страшно угнетена смертью мужа, хотя, по словам сестрицы, последнее время семейная жизнь у нее не ладилась. Виной тому была болезнь Георгия Валентиновича и его неумение вести дела. Наталья Львовна даже предположила, что Сорокины скорее всего в ближайшее время подали бы документы на развод, тем более как поведала сестрица: «Я бы не удивилась, если бы узнала, что у Иры есть любовник!» Кроме того, оказывается, Ираида Львовна не сказала сестре ни слова о том, что собирается несколько дней пожить у нее, хотя «если бы Ира захотела пару дней провести у нас, уж как-нибудь мы бы уместились! Что же я — зверь?»

Вот такой разговор был у Виталика с Натальей Львовной. Тем временем машина с неловким клиентом и Сорокиной подъехала к ее дому. Ираида Львовна вышла и скрылась в подъезде. Частник с новым знакомым мадам Сорокиной поехал дальше и вышел у здания городской Администрации. Я предупредил едущего за мной Виталика, что поеду за частником, подвезшим Сорокину и ее кавалера, на что Виталик ответил, что зайдет в Администрацию уточнить личность «клиента».

Частника я догнал быстро, стал обходить его и у светофора сделал знак «прижмись к тротуару». Тот послушался и за перекрестком остановился. Я вышел и подошел к нему. Водитель, благообразный мужичок средних лет, вопросительно смотрел на меня. Я показал ему свои корочки, оставшиеся со времен работы в Угрозыске, и попросил разрешения задать ему несколько вопросов.

Водитель представился Алексеем Владимировичем Федотовым, был радушен и словоохотлив. Поначалу, немного испугался, подумав, что я не из милиции, а «наезжаю» на него за несанкционированный местными криминальными авторитетами извоз. Потом успокоился, особенно, когда я заверил его, что вообще не имею отношения к милиции, служу в частном сыске, работаю по заказу ревнивого мужа и прописан в Петербурге.

На мой вопрос, о чем говорили в машине его недавние пассажиры, Алексей Владимирович сказал, что мужчина долго извинялся за испорченное им в ресторане платье, потом попросил прощения за то, что от смущения забыл представиться и назвался Бирюковым Валерием Яковлевичем. Дама тоже назвала себя. «Как-то диковинно, — добавил Федотов. — Не Ирина, а… Ираида… во как! Отчество обычное, Львовна». Потом кавалер сделал этой самой Ираиде несколько комплиментов и предложил вместе в удобное для нее время поехать в какой-нибудь хороший магазин, купить ей новое платье. «Львовна вроде отказывалась, потом сказала, что подумает, и просила позвонить ей, — сказал Федотов. — А вот номера ее телефона я не запомнил», — с сожалением закончил мой информатор.

— Это неважно, — заверил я его. — Номер я и так знаю. А вот кавалером стоит поинтересоваться, может, это как раз тот, который нужен ее ревнивцу-супругу! — Я дал ему десятку, и, к моему удивлению и огорчению, Алексей Владимирович не отказался. Потом я вызвал Виталика. Тот ответил, что освободился и едет мне навстречу.

Мы с ним встретились у городского сквера, именуемого Садом отдыха, и сели на скамейку. Я пересказал ему то, что узнал от водителя Федотова, Виталик, в свою очередь, сказал, что Бирюков действительно работает в Администрации и не кем-нибудь, а помощником Сергея Ивановича Каширина.

Подивившись странным совпадениям, мы стали размышлять и решили, что знакомство разыграно с большой долей правдоподобия, хотя и оставляет сомнения.

— Для любовников слишком уж осторожны, — сказал Виталий.

— Да, возможно, что в возлюбленных у нее кто-то другой, — согласился я. — Но то, что именно помощник Каширина так удачно познакомился с ней, наводит на некоторые серьезные выводы. Может быть, она и не знает об участии мужа в ограблении поезда, и тогда ей грозит опасность?…

— Вряд ли! — усомнился опер. — Все-таки даже если они действительно только сегодня познакомились, то об участии Сорокина Ираида Львовна должна знать. Вот любовник, может быть, и другой человек.

Тут меня осенило.

— Слушай, Виталий, а кто нам мешает показать фотки Сорокина и этого самого Бирюкова в деревнях, где кантовались после взрыва диабетик и тот «черный»?

— Никто не мешает, — согласился опер. — Но только, — добавил он, — диабетика, возможно, и узнают, что же касается Бирюкова, то он, как мы оба могли заметить, — блондин, с короткой стрижкой…

— Ну, сие, полагаю, не столь важно, — решил я. — Помнишь, мы еще тогда, когда о них расспрашивали, подумали, что и у того и у другого слишком приметная внешность, то есть явно измененная. Вот только… слабость, диабет и инсулин… Это, скорее всего, незапланированное обстоятельство. Если Сорокин — тот, кого мы ищем, то скорее всего инсулин у него с собой был в начале операции, но потом ампулы, во время убийства девушки, возни с ящиком, либо потерялись, что вряд ли, либо он их ненароком раздавил, и это самое вероятное. Тогда понятно, почему его убрали.

— Противник слишком хорошо осведомлен о наших действиях, — подтвердил Виталик. — Как только мы вышли, пусть неловко, одним боком, на Сорокина, так его устранили…

— Может, теперь очередь за его супругой? — предположил я.

— Все может быть. Надо походить за ней, посторожить, да и за Бирюковым надо бы отправить кого-нибудь… Слушай, мы чуть было не забыли! — вдруг спохватился опер и поспешил к машине, на ходу бросив мне: — Поехали к сестрам-вдовушкам.

Я не сразу понял, к каким еще вдовам он собрался, потому что в последние часы думал только об одной вдове — Сорокиной. Только когда машина Виталия вырулила на тихую улицу Советскую, я понял, куда мы направляемся. Действительно, как я мог забыть о двух сестрах, к которым приходил любитель говорящих попугаев.

Виталий в очередной раз удивил меня. Оказывается, у него уже была при себе довольно приличная фотография Сорокина.

Сестры долго рассматривали предъявленную фотку, советовались друг с другом, потом заявили, что это вполне мог быть тот человек, который интересовался попугаем и рассказывал о подвиге Олега Владимирова… но в то же время… этот на фотографии немного не такой.

— К нам приходил интеллигентный мужчина с усами и небольшой бородкой, — заявила старшая.

— А без усов и бороды вы его представить себе не можете? — спросил я.

— Мочь-то можем, а наверняка сказать не беремся, — заявился младшая.

— Очень похож, — добавила старшая, — но… усы и борода…

Мы поблагодарили милых старушек и поехали в Управление узнавать о результатах вскрытия и уточнять данные на Бирюкова.

Сазонов сказал, что Сорокину охраняют, а вот с Бирюковым сложнее. Запрос послан в Москву, а когда оттуда будет ответ — неизвестно.

Обрадовал нас Михаил Логинович известием из Питерского РУОПа. Нам сообщали, что продавщица ювелирного магазина Любезнова, которая пыталась продать обгорелую купюру, исчезла. Она не выходила на работу четыре дня, и опер, наблюдавший за ней, не мог сказать, когда именно она ускользнула от него. Домой девушка тоже не вернулась.

«Час от часу не легче», — подумал я, а вслух предположил, что девица может объявиться у нас, в Межинске.

— Почему бы и нет, — пожал плечами Сазонов.

Я спросил у Михаила Логиновича фотографии Сорокина и Бирюкова. Сазонов мне их выдал. Я стал еще настойчивее, чтобы не сказать наглее, и спросил у него, не может ли бригада мне пожертвовать еще один комплект этих фотографий, но с подрисованными волосами, усами и прочая, и прочая.

Сазонов поворчал, но больше по привычке. Понимал, что такой вариант тоже необходим для того, что я задумал. Он призвал ретушера, и мы вдвоем с парнишкой разрисовали и диабетика, и Бирюкова, превратив последнего из блондина в жгучего брюнета с длинными лохмами, черной неопрятной бородой и усами.

Диабетик, соответственно, тоже приобрел усы и небольшую бородку клинышком. Взяв оба комплекта, я отправился на джипе сначала в ближнее село, где диабетик искал инсулин. Здесь мне фельдшер сказал со всей определенностью, что человек на фотографии — тот самый псих, который в наше тяжкое время искал инсулин в глухой деревне.

Естественно, мой собеседник оговорился, что у того усы были длинные, отвислые книзу.

Вдохновленный успехом, я поехал в дальнюю деревню, по другую сторону железной дороги.

На переезде я остановился и ради очистки совести зашел в будку обходчика. Дежурил Василий Андреевич Соколов, отец погибшей девушки.

Посмотрев предъявленные мной фотографии, Василий Андреевич, к великому моему изумлению, сказал, что двоих похожих людей в тот день он видел в машине, проехавшей через переезд примерно за два часа до прохождения поезда № 326.

Я спросил его, каким образом он ухитрился запомнить этих людей?

Соколов ответил, что наверняка сказать не может, но ему кажется, что двое похожих на моих героев людей сидели в «Жигулях», у которых на пару минут заглох мотор у самой колеи.

— Эти двое как раз и выходили, чтобы толкнуть свою телегу.

— Но вы не уверены, что это именно те двое? — спросил я, держа перед ним фотографии загримированных Бирюкова и Сорокина.

— Точно сказать не могу, — повторил Василий Андреевич. — Но думается, что это были они… Хотя опять же времени много прошло, — добавил он.

Поблагодарив обходчика, я поехал прямо к буфету, где не стал уже кокетничать с буфетчицей, а просто спросил у нее, тот ли «черный» сидел в день взрыва в кафе.

Моя старая знакомая долго рассматривала разрисованную фотографию Бирюкова, потом с сомнением сказала:

— Пожалуй, не он!

Я настолько был уверен в утвердительном ответе, что искренне возмутился.

— Да вы посмотрите внимательнее, Валя! Ведь это же тот самый! Он у вас чай пил, а потом на машине попутной уехал!

— А если знаете, так зачем спрашивать? — резонно ответила буфетчица.

— Но мне свидетели нужны! Так он это или не он?

— Может, и он, — смилостивилась Валентина. И добавила: — Только тот покрасивее был. Здесь он страшный какой-то!

— Но все-таки он?

— Живого привезете, тогда и скажу точно. А так… может, да, а может, нет…

Я вынул другую фотографию, не зарисованную.

— Это не тот, — уверенно заявила она. — Вы что меня дурите? Хотя погодите-ка… Что-то знакомое есть! Знаю я его, видела, когда в городе была в Администрации. Там он работает.

— А на черного не похож?

Она внимательно сравнила обе фотографии и заколебалась.

— Что-то общее есть… Глаза, что ли? Есть. Но тот, что у меня чай пил, был очень красивый. — Она сделала ударение на слове «очень».

— Ну что же… И на том спасибо, — поблагодарил я и поехал обратно, несколько разочарованный результатом, но уверенный хотя бы в том, что из виду выпускать Бирюкова нельзя.

 

СТАРШИЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ САЗОНОВ

Михаил Логинович был зол на своего любимца, лучшего, как он считал, из «преданных» сыщиков, оперуполномоченного Виталия Акентьева. Сазонов полагал, что Виталий не до конца выполнил поручение по проверке Ираиды Львовны Сорокиной. Нет, конечно, в основном все было сделано правильно, но остался без ответа вопрос, зачем понадобилось Сорокиной срочно ехать к сестре и для этого даже сделать вид, что она собирается там несколько дней пожить. Из рапорта сыщика было ясно, что вдова заехала к Наталье Львовне на пятнадцать минут, после чего была в ресторане, где якобы случайно познакомилась с Бирюковым. Последний довез ее до дома. Здесь они попрощались, и Сорокина осталась в квартире, к сестре больше не поехала, но сумку, между прочим, с двумя платьями и нижним бельем оставила у Натальи Львовны.

Зачем могла поехать она к сестре в такой спешке? Вынесла что-нибудь? Если да, то Батогов прав. К примеру, банкноты она могла унести на себе. Санкцию на обыск в квартире младшей сестры прокурор, скорее всего, не даст. Нет оснований.

Остается предположить, что…

Сазонов нашел среди бумаг листок с номером телефона Натальи Львовны.

Трубку сняла сама хозяйка.

— Наталья Львовна, вас беспокоит старший следователь Сазонов Михаил Логинович. Простите, что потревожил вас, но у меня появился один простенький вопросик, и мне бы хотелось его выяснить.

— Чем могу помочь? По-моему, мы с вашим сотрудником уже все выяснили.

— Конечно. Большое вам спасибо. Но вопрос мой довольно деликатного свойства, и мой помощник до конца его не прояснил. Ваша сестра так и не приехала к вам, чтобы облегчить себе первые дни одиночества после потери мужа?

— Но она и не собиралась. Я об этом уже говорила. Только сказала, что зашла рассказать о своем горе и куда-то ушла, решила, что лучше прогуляется после неприятностей с обыском.

— Мне, конечно, очень неудобно, но сама Ираида Львовна обмолвилась, что в последнее время у них были не очень хорошие отношения с мужем, — соврал следователь, но угрызений совести в связи с этим не почувствовал.

Наталья Львовна помедлила с ответом, потом решилась:

— Да, отношения были не очень… Я говорила вашему человеку, что, возможно, они бы даже со временем решились на развод…

— В таком случае, возможно, у Ираиды Львовны был другой мужчина? Ведь она очень интересная дама и недостатка в ухажерах не испытывала?

— Мне бы не хотелось сплетничать о своей сестре, но, как говорится, сказав «а»… Да, мне кажется, что у нее кто-то был, хотя Ира и не посвящала меня в свои личные дела…

— Скажите, пожалуйста, Наталья Львовна, — решился на лобовую атаку Сазонов, — вам не показалось странным, что сразу после кончины мужа ваша сестра прибежала к вам буквально на несколько минут, известила о постигшем ее горе и тут же ушла, оставив, впрочем, сумку с бельем?

— Теперь, когда вы об этом сказали… пожалуй, действительно странно… Но с другой стороны… Может быть, ей нужно было от нас позвонить?

— А она звонила?

— Ира сказала, что пребывает в совершенно расстроенных чувствах, тем более что никак не ожидала, что внезапная смерть Георгия навлечет на нее нелепые подозрения милиции. Вы ворвались к ней совершенно неожиданно, так что она растерялась и не смогла, вернее, постеснялась при вас воспользоваться телефоном, хотя обещала в час дня позвонить знакомому, который должен был помочь им с Георгием деньгами, чтобы поправить дела фирмы.

— Почему же по такому важному поводу не сам Сорокин договаривался? Ведь Ираида Львовна сказала, что она в дела мужа не вмешивалась?

— Этого я не знаю. Возможно, человек, которому звонила сестра, ее добрый знакомый, к которому не смог бы обратиться Георгий.

— Значит, она именно этому доброму знакомому и звонила?

— Я вышла из комнаты, когда Ира разговаривала, поэтому не могу сказать. Но после звонка она заспешила, сказала, что зайдет за сумкой позднее, может быть, завтра, и убежала.

— Все понятно. Спасибо вам большое, Наталья Львовна.

— Я ничем не навредила сестре? — вдруг всполошилась Гордеева.

— Что вы, напротив! Теперь, когда мы знаем, что Ираиде Львовне было неловко звонить из квартиры при нас по такому деликатному делу, как просьба о деньгах, у нас развеялись последние недоумения по поводу поведения вашей сестры в тот роковой день. А вы же знаете, как мы придирчивы к мелочам. Так что еще раз вам спасибо и до свидания. — Сазонов положил трубку.

«Вот теперь все ясно, — подумал следователь. — Нашей красавице необходимо было срочно позвонить, скорее всего, любовнику. Из квартиры побоялась, знала, что мы будем слушать. Вот и побежала к сестренке. Что же дальше?»

Из доклада оперов, наблюдавших за Сорокиной, Сазонов знал, что новый знакомый должен позвонить. Ведь он обещал ей купить новое платье взамен того, которое так неосторожно залил коктейлем в ресторане.

Сазонов позвонил в канцелярию и велел выдать Сорокиной разрешение на погребение мужа, потом стал ждать донесений от агентов наружного наблюдения. Вскоре позвонили из технической службы, сообщили, что Сорокиной звонил мужчина, назвавшийся Бирюковым, и назначил ей свидание около небольшого коммерческого магазина верхнего платья. Сорокина пообещала прийти, но оговорилась, что, возможно, и не сможет.

«Любопытно они себя ведут, — думал Сазонов. — Полное впечатление, что действительно только что познакомились, и мадам не решила, принимать ей ухаживания нового знакомого или нет. Хотя вполне возможно, что такое поведение оговорено заранее».

Через полчаса по разговорнику вышел на связь агент, ходивший за Бирюковым. Доложил, что объект купил на улице одну красную розу и подошел к магазину дамского платья «Афродита».

Из дальнейшего рапорта следовало, что объект, то есть Бирюков, ждал у магазина более получаса. К нему никто не подошел. Объект сунул розу какой-то девушке, улыбнулся ей и пошел к автобусной остановке. Дождался автобуса, доехал до здания городской администрации и вошел в него.

Сазонов велел остаться на улице и ждать дальнейшего развития событий. Но Бирюков до окончания рабочего дня так и не появился, а после шести часов поехал прямо домой на служебной машине.

Днем в канцелярию позвонила Сорокина, спросила — можно ли получить разрешение на похороны, получив утвердительный ответ, приехала, взяла бумагу и направилась на кладбище. Оттуда позвонили и сказали, что похороны назначены на следующий день.

Ираида Львовна держалась, по сообщениям агента, с достоинством, одета была в темное платье, на лице мадам «лежала печать легкой, киношной грусти».

На следующий день Сазонов сам решил поехать на похороны. Не то чтобы он верил, что убийца, согласно утверждениям писателей-детективщиков, должен появиться на кладбище, но ему хотелось самому посмотреть на Сорокину и тех, кто придет проститься с покойным.

За пару дней, прошедших после убийства — а Сазонов уверился, что Сорокина убили, — оперативники установили связи покойного. Все они оказались сугубо деловыми. Знакомые никаких подозрений у следствия не вызывали. Оставалось неясным, кто унес из квартиры Сорокина чемодан, снятый с антресолей. А может, это был вовсе и не чемодан? Во всяком случае, там длительное время лежал некий предмет, который был снят и унесен, скорее всего, незадолго перед смертью Сорокина или сразу после. Если после, то почему Ираида Львовна ничего не может сказать о его исчезновении?

Отпечаток пальца на шприце смазанный. Дактилоскописты смогли лишь констатировать, что оставил «палец» мужчина. Больше пока об убийце ничего не известно.

В фирме, которой владел Сорокин, говорят, что последнее время Георгий Валентинович не очень усердно занимался делами и даже мало интересовался доходами. Одна из сотрудниц показала, что примерно месяц тому назад Сорокин пришел на работу веселый, высмеял всех тех, кто усердно обсуждал последние таинственные и необъяснимые явления, происходившие в городе, и заявил, что скорее всего в ближайшее время закроет фирму, а на оставшиеся деньги «уедет куда-нибудь, где нет магов и чародеев, купит там себе домик и будет наслаждаться жизнью». Как утверждала женщина, Сорокин сказал: «Стану плейбоем и буду кататься на яхте!»

Но в то же время все сотрудники знали, что денег в фирме не настолько много, чтобы даже купить дом в Подмосковье, не говоря уж о заморских краях, где плейбои катаются на собственных яхтах. К этому разговору тогда отнеслись как к трепу, впрочем, и сам хозяин тут же посмеялся над своими словами, горько посетовав на то, что в нашей стране на честном бизнесе не разбогатеешь.

На кладбище народа в день погребения Сорокина было немного. Пришла сестра Ираиды Львовны, Гордеева Наталья Львовна, несколько сослуживцев и четверо соседей по дому, три старушки, завсегдатаи всех похорон, и пожилой алкаш, которого довольно часто ссужал малыми деньгами Георгий Валентинович, искренне сочувствуя похмельным мукам соседа. Сама вдова была одета в траур и ни на кого не обращала внимания.

Сазонов пришел с Виталием Акентьевым и еще двумя операми своей бригады.

Близких пригласили проститься с покойным.

Михаил Логинович увидел еще одного гостя. Появился и присоединился к скорбной группе Бирюков Валерий Яковлевич.

Он тоже был одет в темный костюм, держался в стороне и только после окончания церемонии одним из последних подошел к вдове выразить сочувствие. Похоже, Бирюков решил, что, поскольку убитая горем Ираида Львовна не пришла на свидание, следует самому явиться на похороны ее супруга.

Очевидно, сестра Ираиды Львовны о нем уже слышала, потому что поздоровалась вежливо и посмотрела с интересом. Сазонову доложили, что накануне Сорокина заходила к сестре за сумкой и, наверное, рассказала историю об испорченном платье.

Могилу засыпали. Из динамика усилителя, при помощи которого Сазонов слушал разговор Бирюкова с Ираидой Львовной, было слышно, как тот выразил ей сочувствие и сожалел, что госпожа Сорокина до сих пор не предоставила ему возможность восполнить материальный ущерб, нанесенный в ресторане.

Ираида Львовна скорбно ответила, что сейчас не может говорить об этом, но завтра обещает быть в 16 часов в том же ресторане, в котором они познакомились.

После этих слов Ираида Львовна удалилась, не дослушав горячих слов благодарности, которые ей вслед говорил Бирюков.

Самое важное Сазонов услышал минуту спустя, когда с ним поравнялись две пожилые женщины, соседки Сорокиной по дому. Обе, конечно, старые сплетницы, но порой и сплетня в расследовании дела об убийстве играет большую роль.

— Бесстыдная баба! — гневно, но тихо говорила одна другой. — Не может даже во время похорон прилично себя вести. Я ее с этим мужиком уже видела в прошлом году. Ворковали, как два голубка! Вот времена пошли! Любовник на похороны мужа приходит!

Сазонов сделал знак Виталию, тот понимающе кивнул, и через час старая сплетница уже сидела в кабинете у старшего следователя.

— Я в этом доме, как его построили, так и живу, — сказала Евдокия Лаврентьевна. — И Гошу хорошо знаю. Женился он давно, а женушка у него, прямо скажу, нехорошая женщина. У нее, правда, раньше хахалей не было. Но с этим, который на кладбище пришел, я их видела три раза. Один раз еще в прошлом году. Они в сквере недалеко от фонтанчика сидели, миловались, а я мимо прошла. Так они на меня даже внимания не обратили. Потом еще один раз по Ленина под ручку шли, она все смеялась, будто он ее щекотал. И недавно я из дома выходила, он ее провожал.

— Спасибо вам огромное, Евдокия Лаврентьевна! — сказал Сазонов и добавил: — Только вы никому о нашем разговоре не рассказывайте! Во-первых, сами знаете, мафия в городе орудует, а во-вторых, мы важное дело расследуем и в крайнем случае за разглашение тайны можем задержать вас!

Последняя угроза, очевидно, подействовала на нее сильнее, чем слова о мафии. Евдокия Лаврентьевна перекрестилась и поклялась, что никому о встрече со следователем не расскажет.

Теперь Сазонову стало более или менее ясно, что Бирюков и вдова не только давно знакомы, но и по каким-то причинам после смерти Сорокина постарались скрыть свое знакомство. Хорошо разыгранный спектакль почти удался.

Следователь стал ждать донесений агентов, которые работали за Сорокиной и Бирюковым.

Скоро стали поступать сообщения.

Бирюков встретился с Ираидой Львовной около магазина «Афродита», где после нескольких примерок Валерий Яковлевич купил своей приятельнице дорогое импортное платье. После этого они расстались. Сорокина вернулась домой и никому не звонила до вечера. Бирюков отправился на работу, а вечером поехал к себе. Сорокина вышла из дома в 18 часов. Одета была вовсе не в траур. Напротив, теплая июньская погода позволила надеть самое легкое одеяние, какое только можно было носить в это время года.

Бирюков тоже вышел в 18 часов десять минут в шикарном вечернем костюме.

Встретились они в 18 часов 40 минут около ресторана «Северный олень», вошли туда и заняли столик на двоих.

Днем, пока Сорокина отдыхала у себя в квартире, а Бирюков отбывал рабочую повинность, Сазонову позвонил Каширин, поинтересовался ходом следствия. Когда Михаил Логинович сказал, что дело успешно продвигается, — поздравил его и добавил, что, очевидно, псих, обосновавшийся в Глухом, настолько испугался активных действий правоохранительных органов, что перестал подавать признаки жизни.

Сазонов поблагодарил за заботу, но уверенно сказал, что «тип из пещер еще даст о себе знать. Просто взял по каким-то причинам небольшой перерыв».

— Кстати, — продолжал Михаил Логинович невинно. — Поздравьте от меня лично своего помощника Валерия Яковлевича Бирюкова. Его новая знакомая Ираида Львовна Сорокина очень красивая женщина!

— Мой помощник страшный зануда, — засмеялся Сергей Иванович. — И жуткий женоненавистник. Если у него появилась дама, я очень рад. Но вы-то каковы, Михаил Логинович! — восхитился Каширин. — Даже о моих близких людях все знаете! Что, он или она у вас на подозрении в связи с чем-нибудь?

— Ну что вы! — деланно возмутился Сазонов, надеясь, что Каширин услышит фальшь в его голосе. — Просто мы немножко поинтересовались Сорокиной Ираидой Львовной в связи с убийством ее мужа. Случайно и ваш помощник оказался в поле нашего зрения.

— Значит, Сорокин действительно убит? — огорчился Каширин. — Ай-яй-яй! Какие времена! Наверное, месть какого-нибудь бандитского клана?

— Да нет, — с удовольствием возразил Сазонов. — Его убийство мы тесно связываем с делом о взрыве поезда!

— Что вы говорите! Значит, действительно продвинулись! Ну что же, желаю удачи! Надеюсь, в ближайшее время возьмете всех преступников.

— Мы тоже надеемся, — любезно ответил Сазонов и, попрощавшись, удовлетворенно улыбнулся, подумав: «Поволнуйся, дорогой друг, понервничай! Авось и ошибочку сделаешь! А мы тут как тут!»

Между тем агенты, сидевшие вместе со сладкой парочкой в ресторане, докладывали, что Бирюков активно ухаживает за дамой, подливает ей вино, заказывает дорогие блюда.

После полуночи оба объекта вышли из кабака. Бирюков взял такси, и они поехали к нему. Около дома Ираида Львовна, выйдя из машины, обнаружила, что приехала вовсе не к себе в опустевшую квартиру. Агенты слышали за два квартала, как она хмельно смеялась и укоряла своего кавалера, что он, воспользовавшись ее опьянением, привез к себе домой.

Бирюков громко уговаривал подняться к нему «освежиться чашечкой хорошего кофе».

«Все еще ломают комедию», — ухмыльнулся Сазонов.

Парочка вошла в дом в час десять ночи. Вскоре на третьем этаже зажегся свет. Через полчаса все огни погасли.

«Ну что же, теперь можно, пожалуй, и подремать до утра», — подумал Сазонов. Он еще раз посмотрел заключения экспертизы по сравнению отпечатков пальцев на шприце Бирюкова и неизвестного. Мнение экспертов разделилось. Двое утверждали, что идентификация невозможна, третий, самый молодой и горячий, считал, что если сделать компьютерный анализ, то можно доказать тождество отпечатков на шприце и пальцев Бирюкова. Но компьютерный анализ предстоял только завтра. Заключение Сазонову принесли недавно, вечером.

Поспать Михаилу Логиновичу так и не удалось. В два часа сорок минут раздался звонок, и один из агентов доложил, что две минуты тому назад в раскрытое окно квартиры Бирюкова влетела большая шаровая молния — «точнее, синий шар», — сказал опер, — и почти тут же раздался сильный взрыв.

— В квартире пожар, — продолжал донесение опер. — Мы с Акентьевым попытались туда войти, взломали дверь. Несмотря на пламя и задымленность, увидели на горящей кровати двух человек. Сейчас действуют пожарники.

«Нас снова опередили, — с тоской подумал Сазонов. — Еще два трупа. И опять таинственный синий шар! Не к добру были мои откровения с Кашириным! Но одно неясно: какая связь между всей этой компанией и Глухим Логом. Ведь без одержимого здесь точно не обошлось!»

Сазонов вызвал машину и поехал на место взрыва и пожара.

После того как пожар потушили и тела Сорокиной и Бирюкова увезли в морг, Сазонов долго бродил по пожарищу, пытаясь найти хоть что-нибудь, что могло подтвердить версию участия погибших в банде, организовавшей взрыв поезда. Только эксперты, тщательно просеявшие пепел из письменного стола, сказали наконец, что некоторые частицы напоминают остатки сгоревших американских долларов. Но разве можно было понять, держал Бирюков дома деньги из похищенных или просто хранил некоторую сумму на черный день?

Тем не менее и сам следователь, и его сыщики были уверены, что и Бирюков и Сорокина погибли именно от того, что были соучастниками ограбления поезда, и организатор всего дела убрал их как нежелательных свидетелей. Причем убрал с помощью того же Одержимого из Глухого Лога.

 

БАТОГОВ И ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ АКЕНТЬЕВ

Утром 7 июня ко мне зашел Леша Панкратов и показал новую записку от призрака. Тот просил обратить внимание на ключи, найденные в квартире Бирюкова после пожара. Кроме этого, призрак предупреждал о приближении решающей схватки и писал о каком-то зеркале, которое надо отодвинуть.

Я задумался. Если о ключах я мог навести справки хотя бы через Виталика, то до сих пор ни о каком зеркале никто из нас не слышал.

Тем не менее надо было начать хотя бы с ключей.

Я решил найти Виталия. Леша хотел пойти со мной, но я уговорил его навестить ведуна, потому что никаких новых данных из леса и Глухого Лога у нас давно не было. Затишье настораживало. Хотелось знать, хотя бы приблизительно, что замышляет противник. Леша согласился со мной, и я подвез его к дому ведуна, дождался, когда Шурлыгин открыл, помахал им рукой и поехал в Управление.

Сыщика там не было. Я не стал распространяться о своих планах и вызвал Виталика по разговорнику. Тот откликнулся не сразу, из чего я сделал вывод, что он с кем-то беседует.

Действительно, оказалось, что Виталик сидит в кабинете директора магазина верхнего платья «Афродита» и допрашивает продавца, у которого Бирюков покупал платье для Ираиды Львовны Сорокиной. Я попросил разрешения присоединиться к нему, сказав, что есть кое-какая новая информация.

Сыщик ответил, что разговор с продавцом закончен и он будет ждать меня рядом с буфетом «Днем и ночью».

Я подъехал к буфету, Виталик заявил, что не ел сегодня, и без завтрака разговаривать не собирается.

Пока он уплетал сосиски и пил чай с булочкой, я рассказал ему о записке призрака, о ключах и о зеркале.

— А о манекенах призрак не упоминал? — спросил Виталик, приканчивая булочку.

— Нет. О манекенах в записке ничего не было, — признался я.

— Неполную информацию выдает призрак, — укоризненно заявил сыщик. — Я вот уже знаю о двух манекенах, которые Бирюков куда-то увез из «Афродиты».

— Ты призрака не обижай, — суеверно сказал я. — Он ведь может и вовсе отказаться от сотрудничества. Кто знает, какие у них ТАМ правила и законы!

— Я и не думаю обижать. Не сказал, значит, не счел нужным. Все правильно. Я только хотел сказать, что кое-что и мы умеем.

— Ладно, давай по порядку, — примирительно сказал я. — Чего тебя в магазин занесло?

— В принципе, ничего, — честно признался сыщик. — Просто агент, работавший за Бирюковым, докладывал, что тот говорил с продавцом слишком уж дружески для случайного клиента, скорее всего, они были знакомы раньше. Вот я и решил на всякий случай побеседовать… Кстати, о ключах. Обнаружили мы действительно связку ключей у Бирюкова в письменном столе. Всем ключам нашлось применение в квартире, кроме двух. Один, судя по всему, от висячего замка, второй от внутреннего английского. Таких замков мы не обнаружили.

— Может, от гаража? — предположил я.

— Не сходится, — покачал головой Виталик. — От гаража — другой. В общем, пока ключи лежат у меня в кармане. Я их показывал продавцу в «Афродите». Тот сначала сказал, что понятия не имеет, от какого они помещения, потом вспомнил, что Бирюков как-то обмолвился, есть, мол, у него небольшой домик за городом. Но где — понятия не имеет. Возможно, ключи от того дома, а может…

— Хорошо. А манекены при чем?

— Это история довольно любопытная. Бирюков приходил к нему примерно полгода тому назад. Надо сказать, что они знакомы давно. Вместе учились в Питере в финансово-экономическом институте. Валерий Яковлевич по старой дружбе просил у него старые, отжившие свой век манекены. У них на складе валялись два таких. Остались еще с тех времен, когда магазин был государственный. Хозяин все не мог собраться их выбросить. А может, жалко было. Неважно. В общем, продавец, зовут его Михаил Михайлович, спросил разрешения у хозяина, и тот за символическую плату разрешил их взять. У Бирюкова машина была в ремонте, и он нанял такси. Как тебе, наверное, известно, таксомоторный парк в городе один, машин там сейчас на ходу не больше десяти. В провинции, тем более по нынешним ценам, мало охотников разъезжать на такси. Так что, Слава, наша задача найти таксиста, и, думаю, мы отыщем тот самый загородный дом, на котором болтается висячий замок.

— Все может быть… — задумался я. — Правда, возможно, что манекены понадобились не лично Бирюкову, а нашему Чародею. Тогда их нужно искать в пещерах.

— Попробуем для начала за городом, на природе. Поехали в таксопарк.

Таксиста мы отыскали быстро. Он с коллегами стучал костяшками домино. Объяснил, что «телега опять на приколе», и он, Владимир Николаевич, вообще собирается увольняться по причине невозможности заработать на хлеб насущный.

Ту ездку с манекенами водитель помнил хорошо по причине ее необычности.

— Клиент вытащил из магазина сначала мужика, потом бабу, — начал он рассказывать. — Посадил их на заднее сиденье. Я у него еще спрашиваю: «Если в загс поедем, то надо бы жениха с невестой приодеть!» Он будто не понял юмора, говорит: «Они мне и холостые сгодятся, если богатое приданое принесут с собой». Сел рядом и велел ехать в Слободку. Там у какого-то дома вышел, кукол этих я ему вытащил. Чаевые дал приличные, поэтому я хотел ему помочь их в дом затащить. Он говорит: «Не надо, теперь я сам управлюсь».

— Дом в Слободке сможете найти? — спросил Виталик.

— Попробовать можно. Только тогда зима была, местность по-другому выглядела.

— Поехали, поищем.

Таксист не стал расспрашивать, зачем нам это нужно. Виталий в начале разговора продемонстрировал ему свое служебное удостоверение, и Владимир Николаевич почел за благо лишних вопросов не задавать.

Мы выехали из города и вскоре свернули с асфальтированного шоссе на проселочную дорогу. Впереди показались дома Слободки. Наш провожатый внимательно вглядывался в улочки, время от времени бормотал: «Нет, не здесь, не сюда». Наконец сказал: «Вон у того синего домика направо. Я этот дом запомнил». Мы повернули, доехали до конца улицы. «Во-о-н тот домина!» — указал таксист на двухэтажное приземистое строение, окруженное тополями. Дом стоял чуть в стороне, будто оторвавшись от своих собратьев.

— Ладно, спасибо вам, Владимир Николаевич. Сейчас мы обратно в город поедем и просим вас не особенно распространяться на тему, куда мы ездили. Договорились?

— Что же я — не понимаю! — обиделся шофер. — Следствие — дело серьезное. Бандитов спугнуть можно.

— Вот и хорошо.

Я с некоторым недоумением посмотрел на Виталика. Зачем уезжать? Ведь мы приехали примериться к замкам. Но промолчал, решив, что если сыщик не хочет сейчас к дому подъезжать, значит, у него есть свои соображения.

Мы довезли таксиста до парка, попрощались.

— Почему не остались? — спросил я у напарника.

— Во-первых, не хотелось при провожатом дом и замки осматривать, во-вторых, ордера на обыск у нас нет, а самое главное, кто-то в доме был. На втором этаже в окне женщина мелькнула.

— Да там и окна-то были закрыты, — возразил я. — Похоже, домик необитаемый.

— Может, я и ошибся, но мне показалось, кто-то к окошку подходил. Лучше не рисковать, оформим все как надо, тогда и приедем.

Мне, конечно, было маленько обидно, что придется ждать еще пару часов, тем более неизвестно, что за это время в том доме могло произойти. Я почему-то был уверен, что в домике нечисто.

Еще больше я огорчился, когда через полчаса выяснилось, что Виталик получил другое задание: он должен был наведаться к родителям продавщицы ювелирного магазина Любезновой, которые, как оказалось, были уроженцами Межинска.

Сазонов, по словам сыщика, был непреклонен. «Надо, мол, выяснить в первую очередь — куда исчезла девушка, которая, вполне возможно, просто приехала к родителям, спасаясь от какого-нибудь назойливого поклонника в Петербурге».

Такая версия показалась мне малоубедительной, но с большим начальством не поспоришь. Мы простились с Виталиком, договорившись поддерживать связь по разговорнику. Он понял, что я не собираюсь откладывать в долгий ящик визит в загородный дом Бирюкова, и, садясь в машину, сказал: «Если что не так или помощь нужна будет, сразу зови! Я, как только закончу у Любезновых, подъеду в Слободку».

Дело шло к вечеру, когда я снова оказался на знакомой теперь улице. Остановившись у предпоследнего дома, я стал наблюдать за двухэтажным строением, на которое указал таксист. Дома вокруг были почти все дачного типа, народу по улице сновало довольно много. «Мой» дом казался необитаемым, но спустя некоторое время я убедился, что Виталик был прав. На втором этаже к стеклу прильнуло лицо, издалека мне показалось — мужское, потом на первом этаже кто-то подошел к окошку и вдруг исчез. Впечатление было такое, будто от окна резко отдернули любопытствующего.

Я решил дождаться темноты и поближе познакомиться с домом, надеясь найти черный ход с висячим замком или наткнуться еще на что-нибудь любопытное. То ли мистический ореол, которым было окружено все дело, то ли сама «аномальная» атмосфера здешних мест действовала на меня, но я был убежден, что уезжать отсюда пока не нужно.

До наступления темноты оставалось часа два. К счастью, утром в буфете, где завтракал Виталик, я купил две булочки и бутылку кока-колы. Я вытащил снедь из полиэтиленового мешка и с аппетитом съел, запивая кокой.

В доме не видно было никаких признаков жизни. Это тем более настораживало меня. Я уже решил, что попытаюсь проникнуть в дом через какое-нибудь окно. Почему я не стал рваться в дом при свете, я опять-таки не мог объяснить даже самому себе. Знал просто, что нужно дождаться темноты и только тогда постучать в дверь, а если не откроют, лезть внутрь через окно. Виталик, рискуя получить выговор, ключи, ради которых мы и затеяли весь этот сыр-бор, доверил мне.

«До завтра никто не хватится, — сказал он, — а завтра придумаю, что сказать».

«Золотой мужик, — думал я о сыщике. — Мало того, что сыщицкий нюх отменный, так и в людях разбирается. По крайней мере, без всяких формальностей поверил мне. Понял, что я всерьез — и не без пользы для державы — заинтересован в расследовании дела. Если бы не Виталик, мне бы, конечно, пришлось намного труднее. Сазонов тоже вроде бы проникся, но еще осторожничает, опасается, что за открытую помощь частному сыску может иметь неприятности от начальства».

С наступлением темноты свет в доме не загорелся. Это еще больше заинтриговало меня. Жизнь дачного поселка постепенно замирала.

Наконец я решил, что пора идти.

Прихватив на всякий случай монтировку, я вышел из машины. Тут же тишину нарушил звук мотора. Раздавался он со стороны «моего» дома. Я остановился, думая, что машина выедет на меня и я хотя бы увижу марку. Но звуки двигателя скоро затихли. Очевидно, по другую сторону дома была дорога.

Я подошел к дверям. Посветил фонариком. Кнопки звонка нигде не было. «Стучать или попытаться открыть?» Решил, что надо опробовать ключ от английского замка. Ключ подошел, дверь открылась. Я вошел, постоял на пороге, посветил фонариком. Прихожая была пустой. Вернее, это была не прихожая, а небольшая веранда. Следующая дверь, ведущая в комнаты, была открыта.

Я прошел дальше. По-прежнему тихо. Нашарив на стене выключатель, я повернул его. Крикнул:

— Эй, хозяева! Есть кто в доме?

Никто не откликнулся, и я двинулся дальше уже при полном освещении. Обошел первый этаж, где оказались две небольшие комнатки, поднялся на второй, где тоже комнат было две, и обе пустые. Пахло сигаретным дымом. Кто-то здесь совсем недавно был. Но пепельница, стоящая на столе, оказалась пустой. Я еще раз обошел дом, хотел было уже вызвать Виталика, доложить ему, что один из ключей подошел, но хозяев я не застал, — и тут вспомнил о зеркале. Не этот ли дом имел в виду призрак, говоря о зеркале? Вроде призрак просил «отодвинуть зеркало»?

Зеркал в доме я обнаружил три. Маленькое, круглое на стене в душевой, квадратное над пузатым старинным трюмо внизу, в спальне, и огромное напольное в гостиной.

Я решил начать сразу с напольного. Оказалось — оно было прочно приделано к стене. Никакие манипуляции, которые я пробовал провести, на зеркало не повлияли. Тогда я внимательно осмотрел раму, время от времени нажимая на завитушки. Где-то ближе к полу оказалась та самая завитушка, надавив на которую я привел в действие нехитрый механизм потайной дверцы.

Зеркало стало поворачиваться. Когда щель была достаточной для того, чтобы протиснуться в нее, я пролез между стенкой и вставшим перпендикулярно зеркалом.

В «Зазеркалье» оказались ступеньки, ведущие в подвал. Меня охватил азарт. «Только бы не приехал Виталик! — думал я. — Только бы мне самому обследовать все до конца».

В подвале оказалась небольшая комнатка, где стояли три железные кровати. В сторонке на цементном полу сидели рядышком манекены: мужчина и женщина. Лица обеих кукол были сильно деформированы. Будто кто-то тренировался на несчастных манекенах. Носы были отбиты, глаза выколоты, ушей не было.

«Что же ОН с ними вытворял? — подумал я. — Наверняка связано с какими-нибудь магическими обрядами».

Но больше всего меня удивил компьютер на столе у дальней стены. Он был включен! Экран, во всяком случае, светился. Я оглядел углы, увидел в одном из них небольшой чемоданчик, подошел к нему, попробовал открыть. Крышка распахнулась легко. На дне лежали две связки ключей. Я вынул их, стал рассматривать. Ключи были маленькие, похожие на ключики от почтовых ящиков. К каждому прикреплена бирочка с номером. Я так увлекся исследованием содержимого чемоданчика, что не услышал легких щелчков, которые стал издавать компьютер. Вернее, услышать-то я их услышал, но, занятый мыслями о находке, не обратил внимания.

Вдруг на плечо мне опустилась чья-то рука.

Я повернулся. Рядом со мной стоял манекен. Он поднял вторую руку и положил ее мне на шею. Со своего места поднялся и направился ко мне второй робот. Что это роботы, я понял сразу, но далеко не вдруг до меня дошло, что обе куклы начали на меня охоту. Первый манекен, как я ни уворачивался, схватил меня за куртку-плащевку, с силой притянул к себе и начал сжимать горло. Второй был совсем рядом. В руке у него я отчетливо видел ломик, который начал подниматься. Я грохнул обнимавшего меня манекена монтировкой по башке, потом еще и еще. Но хватка не ослабевала. Второй манекен занес руку с ломиком, я, уже слабея, все-таки дотянулся до него и в последний момент отвел удар.

Но второй раз он все-таки попал мне по плечу, хотя метил, конечно, в голову. И тут в подвал скатился Виталий, бросился на моих обидчиков. Второй манекен повернулся к новому противнику, стал быстро-быстро размахивать ломиком.

Я вдруг догадался.

— Выруби компьютер! — задыхаясь, прохрипел я.

Виталик увернулся от очередного удара, подскочил к машине на столе и изо всех сил шарахнул по ней. Компьютер свалился со стола, что-то вспыхнуло. Объятия моего «почитателя» ослабли, руки упали. Я, задыхаясь, подошел к единственному стулу, сел на него, стал растирать шею и плечо.

— Что же ты молчал? Я тебя вызывал-вызывал, думал, все, кончили тебя, — возмущался Виталик.

Только сейчас я понял, что в азарте забыл о своем разговорнике. Он остался лежать в джипе.

— Извини, друг. Попался как мальчишка, — морщась от боли в плече, сказал я. — Если бы не ты, эти куклы меня бы и впрямь кончили.

— Ты как, дееспособен? — озабоченно поинтересовался мой спаситель.

— Все в порядке, — заверил я его. — Давай дальше искать.

Мы еще раз осмотрели подвал, но больше ничего интересного не обнаружили.

— Значит, они здесь экспериментировали с компьютерами и роботами, — предположил Виталик.

— Да, тут надо профессионалам разбираться. На мой непросвещенный взгляд, здесь действует что-то вроде искусственного интеллекта.

— Пусть эксперты разбираются, — решил Виталик и спросил: — Ты нашел что-нибудь, кроме этих кукол?

Почему-то мне стало жаль с ходу отдавать ему ключи, обнаруженные в чемодане, и я ограничился только тем, что сказал о входном ключе.

— Ну что же, и то ладно. Пойдем дальше.

Мы подошли к задним дверям дома. Они были распахнуты, но сразу за домом была стена с дверью, на которой висел замок.

Виталий дернул его. Замок оказался не закрытым, а просто накинутым на дужки. Виталий снял его и попробовал второй ключ. Замок щелкнул и закрылся. Опер вынул из скважины ключ, замок положил в полиэтиленовый мешок для вещдоков.

Я толкнул дверь и тут же виновато взглянул на напарника. Он укоризненно покачал головой: мол, теперь я иду вперед, как представитель государства, — и мы двинулись внутрь, светя фонариками. Сарай казался пустым. Дальние двери — распахнуты. Мы медленно продвигались вперед и вдруг, как по команде, остановились. Луч света упал на белую руку, Виталик чуть повел фонариком.

— Еще одна кукла! — тихо сказал я.

Но это была не кукла. Перед нами лежала молодая женщина, в которой я без особого труда узнал продавщицу ювелирного магазина Любезнову Анастасию Ильиничну. Горло у нее было перерезано, кровь залила грудь, собралась в лужицы вокруг головы.

Мы подошли ближе.

— Ее убили недавно, — сказал я. — Здесь же, скорее всего, хотели похоронить, но не успели. Убийца уехал на машине, когда я уже вошел в дом с другой стороны.

— Ну что же, надо вызывать бригаду, — сказал сыщик.

— Я пройду к выходу, взгляну, что во дворе, — сказал я.

— Осторожнее. Не напорись на какой-нибудь сюрприз, — напутствовал Виталик.

Я вышел на улицу. Прямо от дверей сарая дорожка, посыпанная песком, вела вниз и заканчивалась у проселочной дороги. На песке отчетливо виднелись следы колес легковушки.

Значит, убийца смылся за несколько минут до моего появления.

Виталик подошел ко мне, помолчал и сказал:

— Это Каширин.

Я с изумлением посмотрел на него:

— Откуда ты взял, что непременно он?

— Я же у ее родителей был. Не хвалят они доченьку! Говорят, давно отбилась от рук, с семнадцати лет все хотела жить по-своему. Едва-едва закончила школу, уехала в Питер. Приезжала редко. Иногда им знакомые говорили, что Анастасия в городе, но она к ним не заходила. Последнее время видели пару раз с мужиком. По описанию — точь-в-точь Каширин. Кстати, они из тех немногих обитателей Межинска, которые не знают в лицо заместителя градоначальника.

— Так она не у них жила в этот последний приезд?

— Нет, не у них. Но мужик, по описанию похожий на Каширина, однажды привозил ее к ним. Побыла несколько минут, оставила чепуховые презенты и упорхнула. Даже не сказала, где живет и придет ли домой.

— Значит, теперь стала опасной, раз убрали?!

— Скорее всего, она была обречена с того дня, когда имела глупость продать стодолларовую купюру из тех, которые ей презентовал любовник. Думаю, что Каширин тоже сделал в данном случае ошибку, поддался эмоциям, решил пошиковать, подарил пачку из похищенных миллионов. Правда, скорее всего, он запретил Любезновой эти деньги тратить. Небось, сказал что-нибудь вроде того: «Поедем, мол, с тобой на Багамы или на Канары. Там и будем швырять зелеными». Но девочка не выдержала. Мать говорит, хвасталась, что скоро будет жить похлеще, чем принцесса Диана. А когда отец спросил, на какие же деньги она собирается шиковать, дочка только расхохоталась и заявила, что надо уметь мужиков выбирать!

На другой стороне дома послышался шум мотора, потом голоса. Бригада прибыла с собакой. Я удивился, но промолчал. И правильно сделал. Виталик оказался более предусмотрительным, чем я думал. В доме, правда, пес ничего не нашел, но, побывав в подвале, с завыванием рванул наверх, притащил проводника в сарай и остервенело начал рыть землю в правом углу. Собаку оттащили, понятых подозвали поближе и стали копать. Скоро в нос ударил тяжелый запах. В неглубокой яме лежали три трупа. Понятые шарахнулись от братской могилы, потом один из них, мужчина, снимавший дачу неподалеку от дома Каширина (а следователь сразу навел справки и установил, что дом принадлежал именно Каширину), подошел к следователю и сказал:

— Я вроде бы их знаю… Этих покойников…

— Их трудно опознать, — усомнился Сазонов. — Но все, конечно, возможно.

— Дело в том, что мы вместе работали, в институте… Это программисты… Поговаривали, что хакерством занимаются… Может, из-за этого и убили?… Лица-то у них не очень изменились… Узнать можно.

Следователь вынужден был согласиться со словами внезапно объявившегося свидетеля. При общем сильном разложении тел лица покойных тление почему-то почти не тронуло…

Я весь этот разговор слышал, потому что «как бы случайно» оказался рядом со следователем, хотя и стоял спиной к беседующим. Убедившись, что самое интересное узнал, я решил не дожидаться окончания результатов обыска и, попрощавшись с Виталиком и сыщиками бригады, сел в машину и поехал в гостиницу. Правда, вовсе не для того, чтобы завалиться спать, как сказал перед отъездом мужикам. Мне надо было подвести некоторые итоги моей розыскной деятельности, подумать и решить, что делать дальше. Кроме того, очень хотелось узнать результаты визита Леши к Шурлыгину-ведуну.

По дороге я прикинул: итак, в ограблении участвовали: двое охранников, сопровождавших ящик с деньгами, «черный» турист, он же Бирюков Валерий Яковлевич, турист-диабетик, он же Сорокин Георгий Валентинович, жена диабетика Ираида Львовна, одновременно возлюбленная Бирюкова, продавщица ювелирного магазина в Питере Любезнова Анастасия Ильинична, она же любовница Каширина Сергея Ивановича, и, очевидно, сам Каширин.

Были еще Винников с тремя членами банды.

Охранники и Винников с товарищами были устранены с самого начала, потому что соучастники с ними не хотели делиться. Кроме того, организаторы, очевидно, считали, что чем меньше останется в живых людей, посвященных в детали, тем в большей безопасности они сами будут себя чувствовать.

Но взрыв, похищение денег и дальнейшие убийства наверняка планировались не только Кашириным и Винниковым, хотя последний скорее всего и продумывал всю операцию.

За всеми этими людьми стоял НЕКТО. Тот, кто обитал в пещерах и которому нужны были верные люди в городе на первых порах, потому что дальше Он, как утверждал ведун, мог набрать силу и действовать уже без помощи сообщников.

Я не сомневался, что найденные тела хакеров, куклы и компьютер были нужны именно Чародею, или Одержимому — называйте как хотите. Хотя из всех сыщиков я всегда был больше всех полон скепсиса относительно магической сути явлений, происходивших в городе, но теперь, пусть с некоторой долей недоверия, но вынужден был признать, что Одержимый существует. Для чего нужны были хакеры в потайной комнате, я, естественно, не знал, но, пофантазировав, решил, что Одержимый именно в подвале дома Каширина с его помощью и при участии Бирюкова проводил опыты по созданию искусственного интеллекта. В Доме Семи Духов не отрицали, что погибших можно оживить и использовать биотоки их мозга с помощью магии и искусственной стимуляции. Зомби в таких случаях годятся для работы чисто механической, во время которой ожившие мертвецы не понимают, для чего их используют.

Деньги, конечно, нужны были не Одержимому. С их помощью он привлекал союзников. И, надо сказать, преуспел в этом. Тайные и явные союзники Одержимого действовали в городе весьма успешно.

За размышлениями я не заметил, как подъехал к гостинице.

Наступило утро. На часах была половина седьмого.

Я решил разбудить Лешу.

Панкратов не спал. Он открыл мне дверь одетый. Вид у Леши был усталый. Под глазами синели круги.

— Беседовал с призраком? — спросил я.

— И это тоже, — ответил мой приятель. — Но больше мучался.

— Ну, рассказывай по порядку. Потом я тебе кое-что поведаю.

Панкратов тяжело вздохнул, помолчал и начал.

Ведун страшно угнетен и озабочен. Дословно сказал так: «Ангел бездны получил ключ от кладезя. Сейчас все силы тьмы готовятся к битве. Им нужен мальчик для того, чтобы открыть ключом бездну. А мальчик пропал…»

— Постой, постой! Что значит «мальчик пропал»? И что за Ангел бездны?

— Шурлыгин уверен: вселившийся в человека Ангел бездны, один из князей тьмы, собрал войско из сил мрака, которому будут помогать загубленные души, пойманные им в ловушки. Все войско сейчас за магической чертой… Вернее, не все войско, а только души, которые будут служить силам тьмы. Теперь дело за малым. Открыть бездну.

— Ну, Леша, ну извини… Мне никак это не переварить… Хотя только что на вилле Каширина я сам видел следы деятельности Одержимого и его помощников. — Я рассказал Панкратову обо всем, что случилось в Слободке.

Панкратов кивнул:

— Ведун это предвидел. Почти точь-в-точь рассказал мне то же, что ты. А о хакерах ты верно решил. Они были нужны Ангелу бездны на первом этапе, для создания механического интеллекта, для того чтобы входить в компьютерную сеть города, создавать помехи, получать информацию. А манекены — просто роботы с частью интеллекта погибших охранников. Это только солдаты, да и то, как предполагает ведун, — неудачно сделанные. Что-то у Одержимого не заладилось тогда. Очевидно, духи охранников, погибших в поезде, хотя и были при жизни союзниками Каширина, сопротивлялись, не сразу покорились Ангелу бездны…

— А что ты узнал от брата?

— Брат тоже, судя по запискам, озабочен и даже напуган. В одной записке похвалил тебя за то, что ты вычислил всех, кто участвовал во взрыве. «Это, говорит, облегчает существование моей душе». С другой стороны, напуган предстоящей битвой, потому что в случае поражения сил света мир погрузится во мрак на долгие годы. И душа его останется в заточении.

— А подсказок не дал, как победить этого самого Ангела бездны?

— Прямых, как всегда, нет, но написал…

— Твоей рукой, как всегда?

— Конечно… Так вот, написал, что силы света тоже готовятся, но если кладезь бездны будет открыт, то на некоторое время демоны станут намного сильнее, силам света придется отступить, и погибнет много невинных душ…

— Говоришь ты красиво, Леша, прямо как проповедник, прости за критику… Я к таким речам не привык. Что нам конкретно нужно предпринять для того, чтобы если не избежать жертв, то хотя бы сделать так, чтобы их было как можно меньше?

— Об этом брат не говорил. А вот Шурлыгин сказал, что нам пора объединяться с некими агентами, точнее, магами из Москвы. Их прислало, как я понял, ГРУ. Оба, по словам ведуна, очень сильные маги, часто выходившие в астрал и даже имеющие там, в астрале, друзей из числа добрых плененных духов. С ними пока и Ангел бездны справиться не сумел, хотя и пытался. Они будут на нашей стороне. Ведун назвал не только их клички, Летун и Факир, но и подлинные имена: Куликов Андрей Дмитриевич и Фомин Игнатий Григорьевич. Адреса установить, думаю, будет тебе легко. Через знакомых сыщиков. Вот эти двое и ведун — главная «земная», материальная сила. С ними вместе будем бороться с Ангелом бездны. Кроме того, из головы у меня не выходит Покровительница, которая тебя от суккуба спасла. Пока мы о ней больше не слышали, но уверен, что Покровительница объявится в решающий момент.

— Что же с легендарным мальчиком?

— Его мы оставим на совести ведуна. Больше, чем Шурлыгин, обо всем этом никто не знает. Виктор Алексеевич должен мальчика найти. Кстати, ведун нарисовал мне его родимое пятно таким, каким увидел во сне. Любопытно.

— Воспроизвести можешь?

— Конечно. — И Панкратов нарисовал на листе бумаги что-то вроде ствола с ответвлениями в виде завитушек.

Я, как ни разглядывал, не мог ни понять, ни расшифровать странный рисунок.

— Мне тоже было непонятно, — сказал Леша. — Пришлось поискать в литературе об оккультных науках, о древних символах. Наконец нашел. Знак появился у древних кельтов, а еще раньше в Вавилоне и символизировал слово «АДАД» — «пекло пекл», или «ДАДУ» — сияние сияний. Оба эти термина впоследствии стали употребляться в значении «Отец Великий Огонь» или «Отец Великий Свет». У древних все слова относились к прародителю человека, но впоследствии знак использовался как для обозначения сил света, так и сил тьмы — и в итоге стал символизировать равновесие добра и зла.

— Значит, мальчик нужен Ангелу бездны для того, чтобы с его помощью это равновесие нарушить…

— Точно. Очевидно, мальчик наделен какой-то силой, отчего и помечен при рождении древним символом.

— Придется ждать дальнейшего развития событий, — после минуты молчания сказал я. И решительно добавил: — Но пока будем действовать в меру своих сил и возможностей. А посему, уважаемый господин Панкратов, предлагаю вам проехаться со мной на Центральное почтовое отделение города Межинска.

— Зачем, смею спросить?

— Думаю, для того, чтобы приступить к завершающей фазе расследования взрыва поезда.

Приехав на почту, я, как и предполагал, обнаружил в отдельной комнате ряды абонентских ящиков.

Вынув найденные в подвале дома Каширина связки ключей, я взял первый попавшийся, им оказался номер двадцать седьмой, и попробовал открыть соответствующий ящик. Дверца распахнулась. В глубине лежал пухлый пакет. Я вынул его, прочел адресат: «Директору Зоопарка Андропову» и решительно вскрыл его. К моему великому удовольствию, моя гипотеза оказалась верной. В конверте лежало несколько пачек долларов в банковской упаковке.

— Ну что, попробуем еще один ящичек? — спросил я, удовлетворенно улыбаясь.

— Давай для проверки откроем, — поддержал Леша.

В ящике № 32 оказался похожий конверт, адресованный «Продюсеру рок-группы „Хромые ребята“.» Вскрыв конверт, мы и здесь нашли пачки долларов.

После этого оставаться в комнате с абонентскими ящиками не имело смысла, да и было бы опасно. На нас уже вопросительно посматривала тетенька, работница почты.

Первым делом я позвонил отсюда же, с почты, Никанорову и доложил, что если не вся сумма, то по крайней мере большая ее часть обнаружена, хотя и не изъята.

Никаноров обещал повысить гонорар и выплатить премию, что тоже было приятно.

Теперь встал вопрос, как связки ключей без скандала вручить Сазонову? Я решил, что сделать это можно только с помощью Виталика. Вызвав его по разговорнику, я предложил ему отличиться перед начальством и найти связки ключей от абонентских ящиков, где деньги лежат.

Сыщик сначала обиделся, что я от него скрыл находку, потом рассердился, но в конце концов согласился со мной. Я с ним встретился, вручил связки и пожелал удачного продвижения по службе. Он послал меня к черту, но довольно радушно, и поехал к начальству.

 

СТАРШИЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ САЗОНОВ

Сазонов составлял рапорт в Москву о ходе следственных мероприятий по делу «Поезд». Фактически следствие подходило к концу. Надо было логически выстроить всю цепочку, определить фигурантов. Михаил Логинович, конечно, понимал, что дело о взрыве и похищении денег связано с делом «Чародей», но намеренно в рапорте старался уйти от упоминания необъяснимых мистических явлений. Ему было поручено провести расследование дела «Поезд». «Чародеем» пусть занимается ФСБ!

Первые фигуранты определились легко. Это два охранника, которые разделались с Панкратовым, Владимировым и выбросили ящик с деньгами из поезда. Далее тоже все было ясно. Когда сыщики приблизились вплотную к разгадке ограбления, инициаторы его начали убирать свидетелей.

Непонятные события начались, когда в Питер на имя Огаркова были привезены сто тысяч долларов. Почему Огаркову? Зачем ему нужно было оставлять на своем счете сорок тысяч? Только для того, чтобы завещать их Любезновой? И наконец, почему неизвестный перевел еще сорок тысяч обратно в Межинск Сорокину, который, судя по ходу дела, будучи одним из участников ограбления, мог распоряжаться гораздо более значительными суммами. Единственное объяснение непонятным манипуляциям с деньгами старший следователь видел в том, что фирма «Тропики» в Питере и ее владелец были вовлечены в дело для отмывания «черного нала». Сто тысяч, переведенные Огаркову, были, очевидно, пробным камнем, с которого должны были, в случае успеха, начаться более значительные трансакции.

Роль Анастасии Ильиничны Любезновой тоже прояснялась. Каширин заставил ее познакомиться с Огарковым, и она влюбила в себя бизнесмена, которого через некоторое время частично посвятила в аферу с долларами, не раскрывая их истинного происхождения. Огарков согласился играть роль подставы, тем более что ему самому был обещан немалый куш. Но Геннадий Тимофеевич оказался более осторожным, чем предполагали Любезнова и Каширин. Вместо того чтобы просто подарить возлюбленной и будущей супруге сорок тысяч, Огарков решил схитрить и завещал ей эту сумму, надеясь прожить еще не один десяток лет.

Сазонов понимал также, что у Каширина есть свои люди и в Москве, и в Питере, которые давали ему достаточно подробную информацию о ходе следствия в целом. Поэтому, когда Сергею Ивановичу сообщили, что органы вышли на Огаркова, Каширин испугался, запаниковал, приказал убрать предпринимателя, но с деньгами расставаться было жалко, и здесь была совершена еще одна ошибка. Сорок тысяч уже после смерти Огаркова были переведены на счет Сорокина.

Каширин надеялся, что легальный перевод денег со счета одной фирмы на счет другой подозрений не вызовет.

«Пожадничал», — злорадно подумал Сазонов.

Любезнова тоже должна была исчезнуть. Организаторы взрыва и похищения были людьми решительными и жестокими. Каждый мало-мальски засветившийся участник акции немедленно убирался. Возможно, Каширину было жаль терять любовницу. Поэтому он до последнего момента медлил с ее убийством. Анастасии он простил даже такой грубый промах, как продажа стодолларовой обгорелой купюры в обменном пункте. Убить возлюбленную бандит решил, только когда убедился, что за домом в Слободке следят. Уйти вместе с девушкой было гораздо сложнее, чем одному. И Каширин убил Любезнову, а сам уехал из обреченного дома на машине. Гипсовые слепки со следов колес, сделанные на песчаной дорожке от дома к проселку, показали, что убийца воспользовался автомобилем марки «ауди».

Была ли у Каширина машина такой марки, Сазонов не знал, но был почти уверен, что была. Правда, сыщики ее до сих пор не обнаружили, так же, впрочем, как и самого Сергея Ивановича Каширина.

Из абонентских ящиков, ключи от которых принес Виталий, сказав, что обнаружил их во время второй поездки в Слободку, в общей сложности было изъято восемь миллионов сто тысяч долларов. По мелочи разошлось девятьсот тысяч. Не удержались организаторы от соблазна потратить на свои нужды энные суммы. Конечно, сорок тысяч, завещанных Любезновой, и еще сорок сорокинских были изъяты. Двадцать тысяч припрятал Огарков. Именно двадцать, скорее всего, и были обещаны ему в качестве вознаграждения.

Предстояло теперь найти самого Каширина. При обыске в его кабинете была обнаружена шифровка из Москвы, в которой неизвестный сообщал об интересе, который начал проявлять к его личности Сазонов, и о «тянучке» с ориентировкой, запрошенной на него и на Бирюкова. Здесь же был найден и черновик ответа Каширина своему благожелателю, в котором заместитель градоначальника требовал немедленного составления на него и Бирюкова новых личных дел и введения данных в компьютеры. При этом бандит напоминал о несметных благах, которые должны свалиться на головы союзников, и страшных наказаниях для тех, кто посмеет ослушаться его приказов. Почему черновик, да еще и незашифрованный, не был Кашириным уничтожен, было неизвестно.

Сазонов мог лишь догадываться, что высокий чиновник был абсолютно уверен в своей безопасности и безнаказанности всего, что бы он ни предпринял.

Старший следователь заканчивал работу над рапортом, когда в дверь кабинета постучались.

Вошел оперуполномоченный 5-го участка города. Сазонов мельком видел его однажды этажом ниже в Управлении во время инструктажа, который проводил с милиционерами патрульно-постовой службы и участковыми. Звали его Николай Васильевич, и запомнился он Сазонову, потому что задал тогда несколько толковых вопросов, на которые, впрочем, в то время не смог ответить и сам Михаил Логинович.

Николай Васильевич вошел и остановился у дверей в нерешительности, как бы опасаясь, что получит нагоняй за несвоевременное появление в кабинете начальства.

— Проходите, Николай Васильевич, — пригласил его Сазонов. — С чем пришли?

— У меня письмо вам, — начал участковый. — Я не решался беспокоить вас. Мало ли психов нынче письма в милицию пишут, но решил, может, что важное. Больно посетитель странный. — Он вынул из внутреннего кармана форменного кителя пакет и протянул его Сазонову.

Следователь взял конверт, повертел его в руках, но распечатывать не стал. Он вызвал экспертов, отдал им пакет, участкового попросил не уходить, подождать в приемной.

Через пятнадцать минут конверт вернули. Пиротехники с уверенностью утверждали, что взрывчатки нет.

Сазонов вскрыл пакет. Внутри оказалось несколько листков, исписанных мелким неуверенным почерком. Первые же строчки изумили и насторожили следователя.

«Господин майор! Вам, наверное, кажется, что Вы вот-вот поймаете меня! Напрасный труд, напрасные надежды!

Признаю, Вы со своими людьми проделали большую работу. То, что Вам удалось найти деньги и обнаружить часть моих людей, Вас должно тешить. Я же считаю это вызовом! Да, да, Вы, майор, бросили мне вызов!

Погибших людей мне не жаль. Они были винтиками в моей машине, но они принадлежали мне! Были моими союзниками и соратниками. Их гибель — на Вашей совести, майор! Поэтому я говорю: Вы бросили мне открытый вызов, и я принимаю его!..»

Сазонов оторвался от письма, подошел к дверям, выглянул в приемную. Участковый сидел на скамейке для посетителей. Следователь позвал его:

— Николай Васильевич, зайдите ко мне, пожалуйста!

Участковый поднялся, с готовностью вошел в кабинет и остановился в ожидании вопросов.

— Пожалуйста, садитесь, — пригласил Сазонов. — Мне бы хотелось кое-что выяснить в связи с этим письмом. Скажите, вы можете дать словесный портрет того человека, который оставил конверт?

— Могу, конечно, — с готовностью сказал участковый. — У меня в кабинете светло, я сижу спиной к окну, свет падает прямо на посетителя.

— И как же он выглядел, этот незнакомец?

— Разрешите, товарищ майор, я все по порядку расскажу?

— Конечно. Давайте по порядку.

— Значит, так. Я только-только закончил разговаривать с парнишками, которые в анархистов играют. Посоветовал им вести себя потише, потому что в противном случае их родителям придется за покореженное общественное имущество большие деньги платить… Их на моем участке…

— Про анархистов потом расскажете, Николай Васильевич! Ближе к делу, пожалуйста!

— Так вот, только я закончил с ребятишками беседу, вошел этот. Я у него спрашиваю: «Вам что, гражданин?» Он молчал, пока ребята не вышли. Потом подошел к столу и положил передо мной конверт. «Передайте, говорит, письмо старшему следователю Сазонову. Это очень важно!» Я говорю, отнесите, мол, сами. Тут всего-то пара остановок на автобусе. А он говорит: «Мне некогда, и в Управление меня, при нынешних строгостях, скорее всего, не пустят. А письмо важное для всех и в первую очередь, говорит, для самого Сазонова». Я говорю, ладно, мол, отнесу, когда буду в Управлении. Он поморщился и говорит: «Хорошо бы побыстрее». Я, честно сказать, рассердился: «Я, говорю, не курьер. Когда смогу, тогда и отнесу».

— Внешность-то, внешность! — поторопил Сазонов.

Участковый взглянул на следователя укоризненно: «Я, мол, стараюсь подробнее, а ты мешаешь». Потом продолжал:

— Роста он среднего, на вид лет тридцать, лицо… обычное… по форме, пожалуй, больше округлое. Нос прямой, глаза… темно-серые, волосы каштановые, зачесаны назад…

— Во что одет был?

— Рубашка темно-синяя, летняя куртка, брюки серые. Обувь я не разглядел.

— И что же дальше?

— Прошу прощения, товарищ майор, в каком смысле?

— Ну, оставил он письмо, попросил передать его — и что? Вы не попросили его предъявить документы?

— Я спросил его, ответ куда посылать? Он сказал, что ответа не нужно, он хочет добровольно помочь следствию. Тогда я спросил паспорт, он сказал, что документы у него в машине. Я хотел выйти вместе с ним, чтобы заодно посмотреть на машину, какой марки и так далее… Нам говорили, что вы «ауди» ищете. Но он выскочил из кабинета, а когда я вышел, его уж и след простыл…

— На машине уехал? Какой марки?

— Не разглядел. Не успел. Видел, что иномарка, а какая?… Честно говоря, для меня все иномарки на одно лицо. Да и далеко уже она была, в смысле, машина… Но, может, он и не на авто уехал.

— Как так? Он же сказал, что у него в машине документы?

— Сказал. Но ведь мог и соврать. Выскочил и свернул в какую-нибудь парадную. А машина просто мимо случайно ехала.

— Тоже верно… Ну спасибо. Посидите пока, Николай Васильевич. Может быть, еще понадобитесь.

— Слушаюсь. — Участковый вышел.

Сазонов продолжил чтение.

«…Хочу открыть перед Вами карты, майор. Не все, конечно, только некоторые. Остальные войдут сами по себе в игру, когда придет на то время. Итак, кое-что Вы обо мне знаете. Я действительно служил в Монголии, дезертировал и пешком пришел в Гималаи. Там жил у монахов в монастыре. Они меня, чтобы китайские гебешники не нашли, переправили далеко в горы. Попал я в самые что ни есть тайные и святые места. Монастырь мой, возможно, был одним из тех, что входят в число монастырей Шамбалы. (Надеюсь, Вы знаете, что это страна, откуда идут все знания человечества.)

Там я получил не только тайные знания, но и умение с этими знаниями обращаться.

Когда в России началась заварушка, я решил вернуться. Во-первых, подумал, что могу помочь людям, во-вторых, честно скажу, стал скучать по родным местам. Но под своим именем возвращаться поостерегся.

Приехал в Амурский край, выправил там липовые документы, которые от настоящих не отличить, и приехал сюда, в Межинск. Решил, что здесь меня никто и никогда не найдет.

Потом мне откровение было. Привиделась пещера, и в ней священный идол. Я эту пещеру отыскал, совершил обряд, и Бафомет начал мне помогать…»

Сазонов оторвался от письма, поднял трубку внутреннего телефона. Когда ему ответил один из свободных в этот момент сыщиков, Михаил Логинович попросил его зайти к нему. Потом позвал участкового. Когда опер пришел, Сазонов представил его участковому и сказал:

— Николай Васильевич, отныне и до моего приказа вы с лейтенантом Арьевым будете неразлучны. Мне не хочется, чтобы неизвестный, приславший это письмо, попытался убрать вас.

— А зачем я ему нужен? — удивился участковый.

— Есть у меня предположение, исходя из содержания письма, что человек, передавший конверт, очень недоволен нашей деятельностью. Возможно, что покушаться он станет на любого служителя закона.

— Слушаюсь, товарищ майор, — ответил участковый, хотя было видно, что ему хотелось возразить майору.

Но Сазонов дал понять, что ему некогда спорить. Следователь и сам понимал, что вероятность нападения на скромного участкового милиционера ничтожно мала, тем более что последний исполнил просьбу и доставил письмо адресату. Но Сазонову хотелось избежать любой случайности, потому что создавалось впечатление: опасности подвергается жизнь каждого, кто так или иначе сталкивался по жизни с Одержимым или Ангелом бездны, как он сам себя называл.

Если в первые минуты, начав читать, Сазонов еще предполагал, что письмо написано Кашириным, то теперь после слов о Гималаях, пещере и Бафомете не сомневался, что таинственный Ангел бездны объявился перед ним собственной персоной. Пока, правда, заочно, прислав гонца со своим посланием, но кто знает, не появится ли сам, во всем своем демоническом обличье.

Вполне возможно, что описание, которое дал участковый, лишь внушено ему гипнотически и Ангел бездны для следующего появления выберет совсем другую внешность…

«…Я не являюсь представителем толпы, — читал дальше Сазонов. — Я отношусь к повелителям. Характер, майор, есть лишь совокупность личностных наклонностей, причем эти наклонности регулируются внешними влияниями. Добавьте сюда некоторую долю глупости и даже идиотизма — и Вы получите портрет обывателя, среднего человека. Если же очистить мозг от внешних условностей, избавить его от идиотизма, получится моя личность. Я способен не только абстрактно спорить с условностями общества, но и активно бороться, изменять общественные установки и отношение к категориям ДОБРА и ЗЛА.

Я вижу ЗЛО не как продукт общественного развития, а как основной строительный материал, без которого невозможно конструирование мира и которое стоит ВНЕ человеческой совести…»

Сазонову надоело читать шизофренический бред маньяка, но читать нужно было, и он хотел уже было продолжить, как вошел Виталик и доложил, что установлены все владельцы машин марки «ауди». Всего таковых в городе тридцать пять, Каширина среди них не значится. Сергей Иванович ездил, по утверждениям подчиненных, на служебной машине. Но, случалось, видели его и в «ауди».

Сазонов и Виталий Акентьев были уверены, что «ауди» у Каширина была, только, возможно, зарегистрирована машина на другое имя.

Сазонов попросил проверить, нет ли у кого-нибудь из подчиненных Каширина «ауди». Опер вышел, а следователь продолжил чтение послания Ангела бездны.

«…Я далек от желания провозгласить зло единственной добродетелью (неплохой каламбур, как Вы полагаете?), но считаю, что человечество так долго само по себе, без понуканий двигалось по дороге зла, что сейчас пришло время, когда именно ЗЛО должно быть краеугольным камнем всего мироздания.

Добро же будет нежелательной альтернативой господствующему ЗЛУ. Конечно, я не исключаю возможности, что через несколько тысячелетий найдется некая сверхличность, которая объявит войну ЗЛУ и сумеет победить… Но это может случиться, когда от Вас, майор, от Ваших потомков и от потомков Ваших потомков на Земле не останется и следа… Согласитесь, вся история развития человечества строится именно на прогрессирующем и все увеличивающемся ЗЛЕ. Добро провозглашалось чисто демагогически, но даже в Ваших святых книгах говорится: „Мир во зле лежит“.

Для меня Зло лишь иное устройство общества. Для изменения миропорядка необходим переворот. И он состоится в ближайшее время. Я совершу этот ПЕРЕВОРОТ.

Но все это рассуждения глобальные. Что касается вызова, брошенного Вами лично мне, то в самые ближайшие часы я выступлю против Вас ОДИН НА ОДИН! Все окружающие Вас людишки поймут, осознают мое несокрушимое могущество, и, надеюсь, у них хватит благоразумия встать на мою сторону, пока не поздно.

До скорой встречи, старший следователь Сазонов М.Л.!

Ю. Бушуев,

Ангел Бездны.»

Михаилу Логиновичу и раньше приходилось получать письма с угрозами. Он никогда не обращал на них особого внимания. Но от этого письма повеяло таким холодом, что Сазонов невольно поежился. Однако на мистические страхи места и времени не оставалось. Надо было работать.

И с этого момента события начали развиваться с бешеной скоростью.

Сначала техническая служба доложила, что автомобиль марки «ауди» зарегистрирован на имя советника градоначальника по экономике Бурсова Ивана Борисовича. Затем пришло сообщение, что, по утверждению секретарши Каширина, последний пользовался машиной по доверенности.

Догадливый Виталик не поленился съездить к Бурсову. Того не оказалось дома. На работе советника тоже не было. Сазонов дал добро на взлом дверей, пообещав позднее ордер на обыск.

Оперативники вошли в квартиру и нашли там не Бурсова, а мертвого Каширина, который был убит, по заключению медэксперта, путем удушения.

Старший следователь прибыл на место преступления, когда судмедэксперт заканчивал осмотр тела.

— Асфиксия, — коротко сказал он Сазонову.

Но странным было то, что в квартире не нашли никакого предмета: веревки, шнурка или шарфика, которым мог быть задушен Каширин.

— Когда наступила смерть? — спросил Сазонов.

— Точно можно сказать после вскрытия, пока же, судя по степени окоченения трупа, могу лишь предположить, что убит он был примерно восемь часов тому назад, то есть между шестью и семью часами утра.

— Может быть, его задушили подушкой? — предположил следователь.

Эксперт пожал плечами:

— Это решать вам. Но по положению тела, скорее всего, подушка не использовалась. Каширин сполз со стула, на котором сидел незадолго до смерти.

— Значит, орудие убийства унесено с собой, — решил Сазонов.

— Соседка говорит, что слышала утром громкий спор, — вмешался в разговор один из сыщиков.

— Пригласите ее сюда, — распорядился Сазонов.

Женщина, которая, по ее словам, страдала бессонницей, рассказала, что выходила под утро подышать свежим воздухом. Постояла около парадной, а когда возвращалась, из-за дверей квартиры Бурсова услышала голоса. Это ее удивило, потому что сосед жил один, гостей принимал крайне редко, а споров и скандалов у него в доме не бывало вовсе. На этот раз говорили, судя по голосам, двое и очень громко, иногда переходя на крик.

— Может быть, вы слышали, о чем они спорили? — спросил следователь.

— Все не слышала, — с сожалением призналась соседка. — Только отдельные слова. Один кричал, что никто не имеет права его предавать, второй оправдывался, что-то бубнил, один раз даже закричал: «Да не виноват я. Ошибиться каждый может!»

— А голос Бурсова, соседа вашего, вы узнали?

— Я бы его голос, конечно, узнала. Только его в квартире не было, — решительно сказала соседка.

— А может, он просто молчал? Вы шагов или возни не слышали?

— Нет, чего не слышала, того не слышала. Врать не буду. Зато… — она помедлила, потом выпалила: — Зато я видела того, кто убил!

— Ну-ка, ну-ка, — поощрил следователь. — Расскажите об этом подробнее.

Женщина огляделась, посмотрела на всех, кто был в комнате, и вдруг смешалась, сникла, помолчала и сказала:

— Соврала я вам. Никого не видела. Как я могла кого-нибудь увидеть? Я же сюда не входила. Сразу, как услышала скандал, ушла к себе.

— Понятно, — не стал настаивать Сазонов. — Спасибо за показания. Они нам очень пригодятся. Можете вернуться к себе.

Когда свидетельница ушла, Сазонов вышел в соседнюю комнату. Здесь сидел Виталий, закончивший обыск своей части квартиры и ждущий указаний.

— Виталик, сходи к ней, к соседке, спроси ненавязчиво, кого из нас она испугалась, когда хотела назвать человека, вышедшего из квартиры Бурсова? И второе. — Сазонов понизил голос до шепота. — Направь кого-нибудь домой к участковому Григорьеву, поспрошай супругу о нем, если ничего подозрений не вызовет, предупреди, что Николай Васильевич может задержаться.

— Есть, — отчеканил сыщик и незаметно для остальных вышел из квартиры.

Сазонов обратился к участковому, который, стараясь быть как можно незаметнее, постоянно находился рядом.

— Николай Васильевич, а вы что же домой не пошли? Убийство вроде не на вашем участке?

— Так ведь вы меня не отпустили… Я подумал, мало ли что, может, еще вопросы какие будут.

— Ну раз так, то, пожалуй, пару вопросов я вам задам. Первый: вы часом не были знакомы с хозяином квартиры Бурсовым Иваном Борисовичем?

— Нет, я с ним знаком не был. Видел как-то, когда в Администрацию по делам приходил.

— А приходили вы не к Каширину?

— Был и у Каширина. Сергей Иванович правоохранительные органы курировал. Обстоятельный был человек. Вникал во все дела, которые спокойствия города касались.

— А вчера вы его не встречали?

— Нет, давно уже не видел. Я у него месяца три тому назад был, когда Сергей Иванович участковых городских по очереди к себе вызывал, требовал подробного отчета о профилактике правонарушений.

— Ну хорошо. Раз уж вы здесь, посидите, пока мы не закончим, потом еще поговорим — о человеке, который письмо для меня принес.

— Так точно. Есть подождать. — И Григорьев сел на стул у окна. Сазонов вышел на лестничную площадку и стал ждать Виталия. Тот через пару минут появился, подошел к шефу, вполголоса доложил:

— Соседку звать Светлана Константиновна. Утром, услышав спор в квартире Бурсова, постояла, послушала, потом ушла к себе и стала наблюдать за площадкой в дверной глазок. Очень, мол, хотелось посмотреть, с кем сосед скандалил, хотя и не узнала его голоса. Говорит, подумала, что к нему бандиты пожаловали, Бурсов стал волноваться, оттого и голос, изменился. Видела, как в половине седьмого (как раз часы у нее пробили) из квартиры вышел человек в милицейской форме, очень похожий на того, который с нами на обыске был. То есть видела она Григорьева Николая Васильевича.

— Так. Мы за ним присмотрим, а ты все-таки дождись доклада опера, которого к нему домой послал. Интересно, что жена скажет. Если Григорьев был здесь, значит, она должна засвидетельствовать, когда он ушел из дома и во сколько вернулся.

Едва Сазонов вошел снова в квартиру, как Виталик снова вызвал его в коридор.

— Товарищ майор, дело скверное. Жены Григорьева нет, соседка его, племянница, утверждает, что Ангелина Васильевна еще два дня тому назад уехала в гости к дочери в Петербург… А сам Григорьев…

— Мертв… — закончил Сазонов.

— Так точно, мертв. Убит. Судя по внешнему виду — задушен…

— Ну что же, — задумчиво сказал следователь. — Как говорят древние, а может, и не древние итальянцы — «финита ля комедия». Пойдем брать нашего «участкового», который, сдается мне, и окажется на поверку знаменитым «ангелом бездны»!

Они вошли в комнату. Участковый так же спокойно сидел у окна, а когда они вошли, вопросительно посмотрел на Сазонова.

— Григорьев, встать! — приказал ему Сазонов. — Вы арестованы! — Он обратился к Виталию: — Надеть наручники!

Участковый, казалось, был удивлен, но подчинился не сопротивляясь.

— Итак, ваша настоящая фамилия Бушуев? — спросил следователь. — И вы, надеюсь, не будете отрицать, что убили гражданина Григорьева Николая Васильевича, переоделись в его форменную одежду, принесли мне заранее написанное вами письмо с угрозами. Ранее вы побывали в этой квартире и убили Каширина. Я правильно излагаю?

— Почти правильно, — согласился Бушуев. — Но не совсем. Моя фамилия действительно Бушуев, имя-отчество Юрий Алексеевич. Но я не убивал, вернее, не применял физического насилия к названным вами лицам. Что касается письма… Что же, Михаил Логинович, будем считать, что ваша взяла. Письмо написал я. Но подробно я говорить буду только с вами лично и без свидетелей. Поскольку я уже в наручниках и не представляю опасности, то, думаю, вам стоит согласиться, тем более что события в настоящее время уже начали развиваться без моего непосредственного участия. Началась, если можно так выразиться, неуправляемая цепная реакция. Для того чтобы несколько смягчить ее последствия, вам необходимо знать, чего следует ожидать, не так ли? Но в подробности я могу посвятить только одного человека. Лучше всего вас, потому что вы один здесь можете принимать решения и отдавать приказы. Надеюсь, что «чистосердечное признание облегчит мою участь», — добавил смиренно Бушуев.

Виталий делал знаки, которые должны были предостеречь майора. Остальным сыщикам тоже явно не нравилось предложение странного субъекта, который, судя по всему, был виновником если не всех, то во всяком случае большинства бед, в которых и горожане, и органы готовы были винить потусторонние силы.

Сазонов тоже колебался. Не то чтобы испугался… Но угроза Бушуева выйти с ним на поединок один на один хорошо запомнилась, и рисковать ему не хотелось. С другой стороны, что мог сделать этот на вид довольно хлипкий человечек, закованный в наручники, да еще если рядом, в соседней комнате, будут его товарищи, которые придут на помощь по первому зову!

И старший следователь решился:

— Хорошо. Пойдем в гостиную. Вы, мужики, оставайтесь здесь. Если что покажется неладно, врывайтесь без церемоний.

Сыщики, особенно Виталик, были явно недовольны, но перечить шефу не посмели.

— Ну что же, — начал Сазонов, когда они уселись за столом в гостиной. — Полагаю, вы признаете свое поражение в поединке ОДИН НА ОДИН, как вы выразились в письме?

— Отчасти могу признать, — улыбнулся Бушуев. — Надо отдать вам должное, Михаил Логинович, вы оказались гораздо более опасным противником, чем я предполагал. Конечно, вам изрядно помогли ошибки моих алчных соучастников, о гибели которых я, признаться, ничуть не жалею. Но победили вы, повторяю, лишь отчасти. Да, я у вас в плену, закованный в наручники. Но это материальная сторона дела. Что касается переворота, о котором я сообщал вам в письме, то, согласитесь, он уже начался.

— Пока не вижу никаких волнений, — возразил следователь.

— Ну как же? А многочисленные общества друзей Великого Духа Внутреннего Космоса? А скрытые и явные мои союзники, а паника, периодически возникающая в городе?… Это все элементы моего плана, гражданин следователь.

— Послушайте, Бушуев. Неужели вы думаете, что я вам поверю? Вот вы сидите сейчас передо мной, несете околесицу, а выглядите как самый заурядный преступник.

— А разве вы, гражданин следователь, распознаете преступников по внешности?

— Во всяком случае, не вижу разницы между вами и бандитами, которых приходилось задерживать и допрашивать.

— Видите ли, как это для вас ни прискорбно, я отличаюсь от тех, кого вы именуете бандитами и убийцами. Допускаю, что мои слова вам покажутся дикими и бредовыми, но во мне действительно живет апокалиптический Ангел бездны. И все, о чем я вам написал, — чистая правда. Я же обещал сделать чистосердечное признание! Так слушайте же! Я обитаю, вернее, в последнее время постоянно живу в пещерах, в той местности, которую называют Долиной ангелов. Действительно, в пещере находится древний идол Бафомет, что в переводе означает Астральный свет. Когда я нашел его по воле демонов зла, мне казалось, что я сам добьюсь с его помощью власти над людьми, но потом понял, что Бафомет может дать гораздо больше, чем владение небольшим городом. Я призвал на помощь демонов. Я умею вызывать любые силы. Этому меня научили в Гималаях. Самый могущественный мой союзник — Ангел бездны. Он телепатически открыл мне тайну Бафомета. Я узнал, что если совместить голову Бафомета с магическим кубом, то можно получить такое мощное воздействие на земные поля, что так называемые силы добра будут отброшены далеко за пределы их влияния на человека. Силы света станут беспомощными. Их место займут силы мрака, как вы их называете. Разрешите, я перескажу все обычным земным языком? У вас в стране есть правительство, так же как и в любой другой, впрочем. Есть партии и силы, которые поддерживают это правительство. Но есть — и всегда были — оппозиционные режиму силы. И те, и другие считают только себя истинно правыми. То же самое можно сказать и в глобальном масштабе, даже космическом, если хотите. Я, вместе со всеми демонами во главе с Ангелом бездны, стою в оппозиции к тем, кто называет себя силами света и пытается править миром. Мы хотим прийти к власти, сменить прежнее правление, прежний режим. И мы придем к власти. Будет наша власть лучше или хуже, покажет время. Я считаю, что силы света завели мир в тупик, и только приход сил мрака — нас, демонов, — может изменить положение. То, что демоны обитают в других условиях, то есть во тьме, это, согласитесь, условность. Кстати, тьма, или мрак, как вам угодно, навязаны нам некогда победившими ангелами. Они остались на светлой половине, мы вынуждены были уйти во мрак. Но, повторяю, это чистая условность. Для вас, людей, просто изменится правительство. При этом, конечно, ангелы света без битвы власть не уступят. Будет много жертв. Но при любых революциях жертвы неизбежны.

— Каким же образом вы собираетесь произвести эту вашу… революцию?

— Вы плохо слушаете, гражданин начальник, — не обращая внимания на иронию в голосе Сазонова, сказал Бушуев. — Я сказал уже, что у нас в руках Бафомет и магический куб, другими словами — КЛЮЧ от бездны. Но сами мы воспользоваться им не можем. Многие тысячи лет тому назад, после нашего поражения, мы оговорили условия, согласно которым на Земле должно появиться невинное существо, ребенок. Он появится в результате мутаций. Сами же мутации будут результатом бесчеловечной деятельности правительства ангелов света. Конечно, ангелы света не желают зла людям. Но есть на Земле человеческие существа, которые по нашей подсказке вели дело к опытам с радиоактивными веществами. И ребенок появился. Отличительный знак — родинка на его правом плече в виде древнего знака АДАД, что означает «пекло пекл» или Отец Великий Огонь. Мальчика демоны, независимо от его воли, привели в окрестности пещер. Люди моего союзника Каширина уже выследили его и с часу на час должны доставить к Бафомету. Мальчик этот и повернет ключ. Он обладает огромными экстрасенсорными способностями, но, главное, у него есть дар телекинеза, то есть он может усилием воли приводить в движение любые предметы, сделанные из любого материала. Ключ, или магический куб, помещенный внутрь идола, мальчик повернет. Поля куба совпадут с полями Бафомета, ангелы света будут отброшены в далекие астральные поля, и бездна откроется. На свободу выйдут все демоны мрака!

Бушуев, или Великий Дух, или Ангел Бездны торжествующе усмехнулся и закончил:

— Я раскрыл перед вами все свои карты. Теперь предлагаю добровольно снять с меня эти железяки. Вы присоединитесь к нам или станете жертвой в скорой битве.

Сазонов, как во сне, наполовину загипнотизированный, слушал сидящего перед ним человека. Последние, вполне будничные слова вывели его из транса. Он встряхнулся и решительно сказал:

— Вот что, гражданин Бушуев. Чистосердечного признания я от вас пока не дождался. Возможно, вы хороший гипнотизер, но, как видите, на меня ваши фокусы действуют слабо. Так что, как говорится, вернемся к нашим баранам. Как, каким образом вы убили граждан Григорьева и Каширина?

— Очень просто, — усмехнулся Бушуев. — Я задушил их своим силовым полем.

— Перестаньте валять дурака, Бушуев, — сказал следователь и вдруг, к своему ужасу, заметил, что ему трудно дышать. Он хотел крикнуть, позвать на помощь — и не смог.

Виталик точно заметил время начала разговора старшего следователя с арестованным. На его часах было ровно 14.17. Прошло пятнадцать минут. Из комнаты, где уединились Сазонов с убийцей, слышался монотонный голос Бушуева. Иногда доносились отдельные слова, произносимые Сазоновым.

Наконец, через семнадцать минут, которые прошли в напряженном ожидании, дверь открылась. Сазонов вышел, как показалось сыщикам, взволнованный, сказал на ходу:

— Не входить! Я сейчас вернусь с соседкой, — и вышел из квартиры.

Опера переглянулись, посидели минуты две, потом Виталик подошел к дверям гостиной, приоткрыл ее и заглянул внутрь. Тут же распахнул дверь настежь и с криком: «Михаил Логинович, сюда!» — бросился в комнату.

За ним ринулись недоумевающие коллеги.

То, что они увидели, было столь же ужасно, сколь и необъяснимо.

На полу лежал участковый милиционер. Лицо его посинело, глаза выкатились из орбит.

Несколько секунд все стояли в растерянности.

Виталий несколько раз повторил: «Где шеф? Он же вышел, я сам видел! Не может быть!»

И тут, на глазах у пораженных сыщиков, лицо мертвого участкового начало плавиться и изменяться. Через пару десятков секунд они увидели на полу скорчившееся в предсмертной судороге тело своего начальника старшего следователя Сазонова Михаила Логиновича…

Виталий бросился из квартиры, сбежал по лестнице, но на улице никого похожего на их недавнего арестанта уже не было. Прохожие, на которых яростно набросился Акентьев с вопросами, только испуганно шарахались от него и повторяли, что ничего не знают и никого не видели.

«Неужели это возможно? — думал опер. — Неужели и впрямь мы беседовали с дьяволом? Он убил Сазонова, принял его облик и исчез?!»

 

ДОКУМЕНТЫ. ХРОНИКА. ПРЕССА

ДОГОВОР

Заключен между БУШУЕВЫМ Ю. А., называемым отныне ВЕЛИКИМ ДУХОМ ВНУТРЕННЕГО КОСМОСА, или АНГЕЛОМ БЕЗДНЫ, или АВАДДОНОМ, с одной стороны, и КАШИРИНЫМ С. И., с другой.

АВАДДОН обязуется:

1. Обеспечивать КАШИРИНА денежными средствами, находящимися в обращении, в таком количестве, которого должно хватить и для самого КАШИРИНА, и для того, кому КАШИРИН захочет уделить часть своего богатства.

При этом:

Деньги не должны быть фальшивыми, не должны исчезать при передаче в другие руки или превращаться в пепел.

АВАДДОН также обязуется:

2. Не причинять вреда телу КАШИРИНА С. И. и не делать ничего для ослабления его здоровья до тех пор, пока ПОСТУПКИ или ПОВЕДЕНИЕ КАШИРИНА не вступят в противоречие с данным ДОГОВОРОМ или с ИНТЕРЕСАМИ БУШУЕВА-АВАДДОНА.

3. Заставить любую из земных женщин покориться КАШИРИНУ, а любого из правителей данной страны активно покровительствовать КАШИРИНУ и принимать на веру все его поступки.

4. Предоставлять КАШИРИНУ любую информацию, правдивую и всестороннюю, по каждому вопросу, могущему заинтересовать КАШИРИНА.

5. Наделить КАШИРИНА здравым смыслом, пониманием и умом, так, чтобы он мог обсуждать все проблемы логически и мог дать обоснованное суждение о них.

АВАДДОН также обязуется:

6. Заблаговременно предупреждать о любом секретном сговоре против КАШИРИНА и предоставить ему способы и средства для того, чтобы расстроить эти замыслы и свести их на нет.

7. Переносить КАШИРИНА, не нанося повреждений, в любую точку Земли, куда бы он ни пожелал отправиться, делая это таким образом, чтобы не вызвать подозрений у окружающих.

8. АВАДДОН обязан помешать любому, кем бы он ни был, узнать о настоящем тайном ДОГОВОРЕ.

9. В обмен на все вышеупомянутые пункты и обещания, КАШИРИН С. И. обязуется предоставить в распоряжение БУШУЕВА-АВАДДОНА определенное количество мужчин и женщин живыми или мертвыми, при этом смерть должна противоречить общепринятым христианским установлениям для возможности распоряжаться душами погибших.

Кроме того, КАШИРИН С. И. ОТРЕКАЕТСЯ от обетов, данных при крещении, и ПОДЧИНЯЕТСЯ АНГЕЛУ БЕЗДНЫ АВАДДОНУ полностью: ТЕЛОМ И ДУШОЙ ВЕЧНО И НАВСЕГДА.

Подписи:

Заключен в городе Межинске дня 22 февраля 1997 г.

(Обнаружен и изъят в качестве вещдока при обыске квартиры Каширина.)

Секретарь Горпрокуратуры Нагиева

ШИФРОТЕЛЕГРАММА

Весьма срочно!

Единств. экз.

Кузнецову. Москва. №… 23.06.97 г.

Просим разрешить приказом совместные действия против объекта, основавшего религиозный мистический культ в пещерах Глухого Лога. Просим разрешения на задействие в операции местного мага, ведуна Шурлыгина В. А.

ШИФРТЕЛЕГРАММА

Срочно!

Единств. экз.

Михайлову. Межинск. Исх. №… от 24.06.97 г.

Разрешаем любые действия по Вашему усмотрению, вплоть до проникновения в пещеры и физического уничтожения объектов, там находящихся.

Доводим до Вашего сведения, что по неизвестным причинам резко ухудшается экологическая и атмосферная обстановка в районе Глухого Лога. Распоряжением правительства приведены в полную готовность военные части, дислоцированные в районе г. Межинска, а также подразделения Министерства по Чрезвычайным ситуациям.

ФАКСОГРАММА

Редактору газеты «Межинский вестник».

Убедительно просим воздержаться от панических сообщений в Вашей газете в связи с чрезвычайными происшествиями, которые могут произойти в ближайшее время в городе и окрестностях.

Отправители сатанинского магического культа, обосновавшиеся в пещерах в районе Глухого Лога, возможно, попытаются с помощью гипноза вызвать массовую истерию среди населения.

По прогнозам экологов возможны сильные ветры, доходящие до урагана, возможны пожары и другие явления. Временно просим ввести цензуру на публикации о необъяснимых и загадочных явлениях на земле и в атмосфере.

Правительство и лично президент гарантируют, что для защиты населения города и близлежащих сел будут приняты все меры безопасности.

Долг журналистов — убедить население сохранять спокойствие и не терять присутствия духа, соблюдая при этом определенные меры предосторожности.

По возможности организуйте в городе выпуск листовок, разъясняющих суть массового гипноза и разлагающего действия тоталитарных псевдорелигиозных сект сатанинского толка.

ШИФРТЕЛЕГРАММА

Воздух!

Единств. экз. Михайлову. Межинск. Исх. №… от 25 июня 1997 г.

Изучив информацию о событиях в городе Межинске, а также Ваши сообщения, Аналитическая группа нашего Управления пришла к выводу, что в пещерах активно действует псевдорелигиозная секта сатанинского толка, в состав которой входят сильные парапсихологи, черные маги и другие представители оккультных наук.

Имеющееся в распоряжении руководителей секты культовое оборудование позволяет производить магические обряды с задействованием потусторонних сил, могущие нанести серьезный ущерб населению и окружающей природе.

Осведомленность наших сотрудников в области демонологии и колдовства позволяет предположить, что в ближайшее время должны произойти серьезные катаклизмы, в связи с намерением главаря секты Чародея прибегнуть к активизации излучения так называемой Головы Бафомета, а также использования для создания критической массы излучения Магического куба — устройства, известного древним цивилизациям под названием «Ключа от кладезя бездны».

В связи с этим примите все меры предосторожности, известные Вам по правительственному плану «ЗЕТ», то есть плану, предусматривающему негласное введение чрезвычайного положения со всеми вытекающими отсюда последствиями.

О принятых мерах доложите немедленно!

 

ВЕДУН И МАЛЬЧИК С РОДИМЫМ ПЯТНОМ

Ночью мальчику явился Ангел Хранитель и приказал: «Пробил час! Создай двойника! Отдайся воле человека, который тебя разыщет. Оставь двойника вместо себя. Не беспокойся о нем и не призывай, пока не будет сигнала-знамения!»

Мальчик проснулся и вышел в лес. Светила полная Луна.

Мальчик пришел на берег ручья, прилег на мягкий зеленый мох и, глядя на журчащие струи, начал рисовать двойника.

Желтый свет Луны заливал мальчика, лучи дрожали, ломаясь в струях ручья. За последнее время Мальчик несколько раз рисовал в воображении своего двойника и научился материализовывать его.

Когда двойник появился, Мальчик встал и ушел в лес по черной тропинке, стараясь, чтобы свет Луны как можно чаще касался его головы.

Двойник мальчика вернулся на хутор и сел у окна — ждать… Вскоре за ним пришли. Трое мужчин почти бесшумно прокрались во двор. Двойник слышал, как они переговаривались.

— Заглянем в дом, — сказал один.

— Вряд ли мальчишка станет ночевать в доме, — ответил второй. — Судя по тому, как он до сих пор от нас бегал, скорее всего дрыхнет на сеновале.

— Разделимся! — приказал третий. — Двое пойдут в дом, один в сарай и на сеновал.

Когда незнакомцы вошли в дом и увидели мальчика у окна, они вроде бы даже удивились, засомневались, того ли нашли, кого требовало начальство.

— Привет, — сказал тот, что повыше. — Ты живешь здесь? А где твои родители?

— У меня нет родителей, — ответил мальчик, сидящий у окна. — Я долго путешествовал, и мне это надоело. Теперь я здесь живу. Пока не приехали хозяева, — добавил он.

— Не хочешь пойти с нами? — спросил второй. — Мне кажется, ты как раз тот мальчик, которого мы ищем.

— А зачем вы ищете мальчика?

— Видишь ли, один человек очень хочет иметь сына. Хочешь верь, хочешь не верь, но во сне он увидел тебя, и какой-то голос сказал ему, что ты и есть его сын. Сам этот человек долго тебя искал, но найти не смог. Тогда он нанял нас. Мы частные сыщики. Мы тоже долго тебя искали, но ты прятался от нас. И, между прочим, зря. Твой отец живет богато, можно сказать, во дворце. Мечтает тебя увидеть и приласкать. Тебе будет там хорошо!

— У меня нет отца, — упрямо повторил мальчик. — Мой отец умер. Откуда же этому человеку знать, что именно я должен стать его сыном?

— Но ведь без отца жить плохо, правда же? А человек, который просил нас найти тебя, очень хочет иметь сына. И уверен, что им должен быть тот мальчик, которого он видел во сне. Пойдем с нами, паренек, не пожалеешь! Будешь жить вольготно, не надо будет скитаться по чужим домам и просить милостыню.

Мальчик подумал и согласился:

— Хорошо, пойдем к вашему дяде. Только если мне не понравится, я все равно убегу.

— Договорились! Только вот еще что. У тебя другой одежонки не найдется? Хотя бы рубашки. Лучше почище одеться, когда в гости идешь к будущему папочке, верно?

— Другая рубашка есть, только она такая же старая, как эта. Мне обе рубашки в городе подарили, в одном доме. Я туда заходил попросить хлебушка. А хозяйка мне рубашки дала. Старые, но ничего, носить можно. А если и вторая такая же старая, зачем переодеваться?

— И все-таки переоденься, — настаивал один из незнакомцев.

— Хорошо, — наконец согласился мальчик. Он быстренько снял с себя рубашку и повернулся к незваным гостям спиной. Они убедились в свете Луны, что на правом плече у мальчика красуется странная родинка в виде небольшого стебля с завитушками.

Они переглянулись и удовлетворенно улыбнулись друг другу. Когда мальчик переоделся, в дом вошел третий «сыщик». Увидев мальчика, который в этот момент отошел от окна и со словами «Я готов. Куда пойдем?» направился к выходу, вновь объявившийся гость сначала оторопел, потом, увидев, что товарищи его приветливо улыбаются парнишке, тоже расплылся в улыбке и облегченно вздохнул.

— Значит, вот ты какой, — сказал он. — Я-то все думал, что же это за разведчик, который от нас, взрослых мужиков, так ловко прячется. Вот ты и нашелся!

Мальчик молча прошел мимо него, а один из напарников легонько толкнул в бок и сказал тихо:

— Поласковей с ним! Как-никак, сына шефу нашли!

Они вчетвером остановились у дома, и старший из троих указал на тропинку, ведущую вверх по течению ручья.

— Там пещеры, — сказал мальчик. — Разве в пещерах бывают дворцы?

— Еще какие! — ухмыльнулся старший. — Отец как раз в пещере и ждет тебя. Мы, правда, там не были, потому что папаша твой больно богатый и не любит, когда чужаки к нему заходят.

Мальчик спокойно пошел по тропинке. Сыщики выстроились за ним гуськом. Шли молча примерно с полчаса. Потом старший сказал:

— Вот у того дерева, которое на камне выросло, мы тебя оставим, а слуги твоего папы тебя заберут.

— Мне не хочется оставаться здесь одному, — сказал мальчик.

— Иди, иди, не бойся. Мы подождем, пока ты на самое место придешь. Подойдешь к дереву, обойди его справа и вскарабкайся на камень. Ступай, мы подождем. Нам дальше приказали не ходить.

Мальчик сделал все, как ему велели. Он обошел осину, росшую у камня, вскарабкался на камень. Постоял, оглядываясь вокруг.

Вдруг над ним появился голубой светящийся шар. Он описал круг над головой мальчика, ярко вспыхнул и исчез. Вместе с ним исчез и мальчик.

Ошарашенные и испуганные парни, которых Каширин когда-то нанял для поисков мальчика, постояли несколько секунд, развернулись и поспешно, чуть ли не бегом направились обратно к хутору. Но до него им дойти не удалось. Буквально через несколько минут налетел вихрь, ударила молния, да так неудачно, что свалила многовековое дерево. Под его стволом и огромными ветвями и остались лежать все трое «поисковиков».

Ведун встретился с Мальчиком на лесной тропе, у старой могилки с покосившимся крестом. Сюда не достигала дьявольская сила Ангела бездны. Пока не достигала.

Мальчик спокойно подошел к старику и спросил:

— Ты тот, кому я должен довериться?

— Верно, — ответил ведун. — Я тебя давно знаю, мне твой образ являлся во снах. Я даже знаю, как тебя нарекли при рождении. Матушка твоя только и успела сказать повитухе, чтобы назвали тебя Виктором. Вскоре и умерла.

Мальчик удивился. Он никогда не задумывался над тем, как его зовут. В интернате редко называли воспитанников по именам, больше кличками звали, а воспитатель Папа звал всех ублюдками.

Во время своих странствий по земле Мальчик называл себя по-разному, но никогда не произносил подлинного своего имени. Внутреннее чувство подсказывало ему, что имя называть опасно.

И вот теперь старик, которого он случайно встретил в лесу, назвал его по имени. «Значит, — решил Мальчик, — Ангел Хранитель направил меня по верной тропинке, и старику можно довериться».

Витя подошел к ведуну и взял его за руку, спросил:

— Куда мы пойдем, дедушка?

Ведун растрогался и понял внезапно, что теперь только он отвечает за жизнь и за душу Мальчика. Виктор Алексеевич давно приготовил укрытие, на то время, когда нужно будет скрыться и от людских глаз, и от нечисти.

Он наклонился, обнял обретенного внука и сказал:

— Мы должны с тобой, Витенька, так спрятаться, чтобы нас не могли отыскать ни люди, ни дьявол. А он очень захочет найти нас. Опасность большая грозит людям, Витек. Вот мы с тобой и постараемся беду отвести. Только для этого тебе многому научиться надо. Согласен учиться, внучек?

— Согласен, — серьезно ответил Мальчик. Собственно говоря, он давно знал, что придет время, когда ему придется учиться борьбе с выходцами из мира мрака. Об этом ему сказал Ангел Хранитель, когда он только поселился на хуторе. Еще Виктор знал, что может и не победить в борьбе, а если окажется слабаком или струсит, то и вовсе станет союзником дьявола и поможет нечистому овладеть миром.

— Пойдем, — сказал ведун и, взяв Виктора за руку, повел сначала по тропинке, потом вывел на проселочную дорогу, с нее они снова вошли в лес, все дальше уходя из зоны влияния Ангела бездны.

Они пришли в избушку, в которой прежде жил ведун, скрываясь от властей, объявивших его зловредным знахарем. Сюда не забредали даже охотники, а если и наезжали случайно лесники, птицы и звери вовремя предупреждали ведуна об опасности. К тому же в стороне от избушки ведун вырыл себе большую землянку, которую невозможно было увидеть. Сюда он и привел Виктора.

Первым делом старик накормил мальчика. Он в течение последних недель приносил сюда продовольствие, запасаясь на много дней.

После обеда мальчика разморило, и ведун уложил его спать на недавно скошенную духовитую траву.

Виктор проснулся свежий, бодрый и веселый. Он совсем по-детски вскочил, подпрыгнул на месте, лукаво взглянул на деда и сказал:

— Может, не сразу будем учиться, дедушка? Мне не очень хочется.

Но ведун знал, что времени у них мало, а учиться Виктору придется многому. Поэтому старик сурово покачал головой и заставил мальчика сесть за стол. Сначала ведун рассказал Вите о том, что он появился на свет неслучайно. Что и темные силы, и ангелы света ждали его появления. Потом раскрыл значение родимого пятна на плече и предложил:

— Ну-ка, Витя, внучек, попробуй приказать подняться в воздух вот этой кружечке.

— Это я давно умею делать, — рассмеялся мальчик. — Только никому не показывал, потому что однажды старушка чуть не померла от страха, когда я велел чашке с молоком прямо ко мне в руки плыть. Я тогда устал, мне не хотелось к ней в дом входить. Я и не думал, что она испугается. Мне казалось, такие штуки каждый может делать.

— Да нет, ты особенный! Коли поймешь и усвоишь все, о чем мы с тобой будем беседовать, то, может, и с самим дьяволом хватит сил сразиться. Слушай! Мы с тобой необычные люди. В нас много знаний от наших далеких дедов. Прежде то, что мы знали, не было тайной для человеков. Но потом нас стали гнать, и вешать, и жечь, потому что люди, по наущению нечистого, стали бояться нас, а потом и вовсе отошли. Тогда мы стали таиться. Наши знания опасные для людей стали. Многие, очень многие хотели бы корысть получить от наших знаний. Древний святой человек предрек, что появится на земле культ, которому дела до простого человека не будет, и править станут люди, которые начнут использовать наши старинные знания, только не для добра, а чтобы как можно больше власти и денег получить. Найдется маленький человек, которого обольстят демоны. Поначалу он устрашится силы, которая будто бы ему подчинится, а потом ему покажется, что он получил средство, которое поможет ему обогатиться сверх меры. Имея деньги и власть, ему захочется еще больше власти и больше денег.

— Но ведь у тебя, дед, есть тайные знания, с помощью которых можно спасти людей?

— У них там в пещерах тоже есть тайные знания, а значит, Витя, быть войне. Но ты должен будешь помочь людям и ангелам. Вот тебе еще одно задание.

Старик подвел мальчика к старому сундуку, открыл его, стал выбрасывать на пол всякую рухлядь. Когда почти весь пол в землянке покрылся какими-то тряпками, лохмотьями, напоминающими одежду, и предметами, вынутыми ведуном со дна, старик сказал:

— Теперь походи среди этого хлама с протянутыми руками, когда ладони твои нагреются над чем-нибудь, поднимай с пола.

Мальчику показалось смешным задание деда, но он послушался. Он прошел вдоль стен, протянув правую руку ладонью вниз. Над некоторыми вещами он ощущал зуд в центре ладони, и слабая дрожь пронизывала кисть. Он выбрал деревянный почерневший от времени крест, разбитую чашку и четки. Потом повторил свое путешествие. На этот раз Витя почувствовал зуд и дрожь в руке лишь однажды, когда проходил мимо старых лохмотьев. Он поднял их и встряхнул. Вместе с пылью обрывки дряхлой материи осыпались. В руках у Виктора оказался щеголеватый костюм.

— Попробуй надень, — сказал ведун. — Авось впору придется.

Костюм, состоявший из куртки с блестящими пуговицами и брюк, сшитых несколько необычно, действительно оказался Виктору впору.

— Ну вот, — удовлетворенно сказал старик. — Теперь ты и впрямь Побеждающий Тьму!

— С помощью этих вещиц я могу победить? — удивился Виктор.

— Нет, силы в тебе самом, а крест, чаша и четки — то, что силу увеличивает.

— Но чаша разбита.

— Это неважно. Ты сам можешь склеить ее. Посмотри внимательно, прикажи двум частям соединиться…

Действительно, буквально несколько мгновений понадобилось мальчику, чтобы обломки чаши соединились, и тут же она стала выглядеть так, словно никогда и не разбивалась.

— В чаше будешь курить зелья и произнесешь слова, закрывающие врата ада, — сказал старик. — Но не сейчас. Пока демоны сильны. Да и близняшка твой у них в плену. Но придет срок… Пока же переоденься и сложи все в сумку. Сегодня можешь отдыхать.

Мальчик ушел в лес и с удивлением обнаружил, что стал понимать тайный язык птиц и зверей.

Ночью Мальчик проснулся словно от толчка. Его звал двойник. Мальчик знал, что их разговор с двойником не может услышать никто, поэтому он улегся на сене поудобнее и стал слушать рассказ двойника. Кроме того, Витя видел все происходившее глазами двойника.

Вот он увидел огромную пещеру. Над потолком ее слабо мерцали голубым светом шары. В дальнем углу расположился главный идол: Голова Бафомета. Перед ним горели черные свечи.

В противоположном углу прямо на полу пещеры сидели люди, много людей. Все они были неподвижны.

К двойнику подошел человек в темной одежде. Он взял его за руку и подвел ближе к Бафомету со словами:

— Теперь ты, дитя человеческое, становишься нашим властителем. Но прежде нужно тебе обучиться магии, вызывающей духов из мрака, где они томятся в заточении. Сейчас мы начнем обряд посвящения.

Перед Бафометом на низеньком столике стояла чаша, снаружи украшенная серебром, фарфоровая внутри. На дне ее едва тлели полупогасшие угольки. Человек поднял чашу и взмахнул ею в воздухе. Угли вспыхнули ярким пламенем.

Проворчав какое-то слово, смысла которого не уловили ни Мальчик, ни его двойник, человек взял с каменной полки резную шкатулку и поставил рядом с чашей.

Ангел бездны, — а это, как догадался Мальчик, был именно он, — открыл шкатулку, маленькой ложечкой зачерпнул из нее мелкий порошок и высыпал его на горящие угли.

Голубая прозрачная дымка заволокла пещеру. Глаза Мальчика и его двойника затуманились. Из необозримой дали донесся звон огромного колокола. Звук приближался и нарастал. Внезапно голова Мальчика прояснилась. Он стал пристально наблюдать, как бесконечный столб дыма поднимается от чаши. Мальчик видел движение внутри дымного столба, оно становилось все ближе, пока не поглотило его вместе с двойником.

За пределами его восприятия гудел монотонный голос Аваддона. Но Мальчик не нуждался в его словах. Он видел прошлое и скорое будущее так же отчетливо, как и все вокруг.

Мальчик находился во времени и вне самого себя. Он смотрел, как мгновения его жизни проходят перед ним, словно кадры бесконечного фильма.

Раннее детство, лик матери, кончина отца — все проносилось перед его глазами. Он снова стоял во дворе интерната. Двор был обнесен высоким забором. Он снова ощущал твердые, утоптанные тропинки и видел Черный камень, с которого его однажды сдул порыв ветра и швырнул на стволы деревьев.

Мальчик видел себя на берегу ручья и заново переживал осознание себя отличным от других детей, но сам процесс осознания и создания двойника были затянуты густым туманом, настолько плотным, что даже Аваддон не мог разглядеть появление рядом с Мальчиком его двойника.

В новых видениях он видел себя одиноко скитающимся по дорогам своей страны России.

Потом Мальчик заглянул в далекое-далекое прошлое.

Странный аппарат, вовсе не похожий на современные самолеты, кружился и переворачивался в воздухе. И он управлял им. Под собой на земле он увидел толпы людей, поклонявшихся огромному идолу. И он понял, что это тот самый идол, который находится сейчас неподалеку от него.

Он увидел рядом с собой другие машины, такие же, какой управлял он сам.

В этих машинах сидели те, кого он знал тогда, в те далекие времена, по именам. Это был Аваддон и Асмодей, Пифон и Велиал, Мерихим и Астарот.

Их машины роняли на землю синие шары, которые, падая, извергали дым и пламя. Искалеченные тела взмывали вверх, в небо, и оно разражалось дождем крови.

Мальчик участвовал в этой вакханалии уничтожения тех, кто не желал подчиниться Аваддону и Вельзевулу, Асмодею и Маммоне — властителям мира в те далекие времена.

Потом появились другие машины и вступили в бой с их воздушной армадой. Аваддон победил, и Мальчик видел, что на Земле наступил хаос. Насилие и неслыханная жестокость стали тем главным, чем руководствовались тогдашние властители. И он, которого в те времена звали Азариил, загрустил, затосковал и, оставив своих союзников, перешел на сторону тех, кого Аваддон с насмешкой называл «чистыми».

Потом была великая битва, в которой чистые победили, и Аваддон вместе с другими князьями тьмы был заключен в бездну.

Мальчик видел, как голову идола передают из рук в руки тайные союзники Вельзевула, Люцифера и Аваддона, оставшиеся на Земле.

И вот Виктор увидел, как он открывает с помощью магического ключа и головы Бафомета бездну, освобождает князей и они, ликуя, нарекают его снова Азариилом и посвящают в правители. Теперь он, Азариил, сидел на Черном камне, выросшем из недр и превратившемся в высокую гору. ЕМУ, сидевшему здесь, Аваддон показывал все ЕГО владения и славил могущество нового правителя Азариила.

Но Мальчик был печален. Зло и предательство многих людей, которые совсем недавно клялись в верности ангелам света, заставляли его печалиться все сильнее. Он видел, как ими движет зависть, заставляя направлять все силы на разрушительный труд. Картины продолжали сменять друг друга, и Мальчик видел, каким ужасным мукам подвергнутся люди после выхода из бездны князей тьмы.

Вдруг Мальчик подпрыгнул на своем соломенном ложе. Он почувствовал, как на плечо его двойника легла рука Ангела бездны. Его взгляд был пронзительным и изучающим.

— У тебя очень тонкая психика, — сказал он. — Тебе не пришлось объяснять значение увиденного. Наш высочайший повелитель, как всегда, оказался прав, указав на тебя как на одного из нас, избранных.

— Все, чего я хочу, — отозвался двойник, — это жить в мире. Мне не нужна власть над людьми. И над миром я тоже не хочу властвовать…

— Ты предназначен для великой миссии, — ответил Аваддон. — Осуществить ее должен именно ты, несмотря ни на что. Поэтому жизнь твоя была трудна и необычна. Мы не рассказали тебе обо всей твоей прошлой жизни, — продолжал Аваддон. Это тебе не нужно. Знание прошлого увеличило бы твой груз в этом мире. Колесо Жизни вращается, принося богатство и власть одним и бедность и угнетенность другим. Ты рожден для богатства и власти.

— Но ведь я могу обладать Скрытым Знанием, — продолжал настаивать Виктор. — И с его помощью мог бы помочь людям! Обладая Скрытым Знанием, каждый мог бы стать лучше и развиваться быстрее!

— Напротив, Азариил, напротив. Людям не нужны Скрытые Знания. Деньги — единственное, что их заботит. Их беспокоят лишь два вопроса: «Могу ли я это сделать?» и «Сколько мне за это заплатят?». Если мы дадим людям Скрытые Знания, они могут восстать не только против ангелов света, но и против нас, когда мы будем властвовать над ними, потому что им покажется, что они сами, без нашей помощи, могут добиваться богатства и власти. Вот тогда-то и наступит хаос, вернее, человечество само ввергнет себя в хаос, потому что без веры в более могущественные силы, к которым люди готовы обратиться с просьбой даровать им власть и деньги, человечество станет уничтожать само себя. Поэтому мы должны прийти к власти на Земле. Мы дадим возможность людям уничтожить самых слабых среди них, для того чтобы более сильным досталось больше богатства. Мы должны сломать вековечные верования человечества в то, что оно называет слюнявым словом «добро». Наша СИЛА и наше МОГУЩЕСТВО дадут им то, о чем они мечтают: свободу воевать друг с другом тайно и явно, свободу любыми средствами обогащаться, даже путем уничтожения более слабых. При нашей власти так называемое ЗЛО не будет наказуемо, потому что именно ЗЛО движет развитием мира. Добро мы тоже наказывать не станем. Просто-напросто это понятие исчезнет, люди поймут, что жить по принципам добра противоестественно, и сами станут всеми силами искоренять добро.

— Я многого еще не понимаю, — признался двойник Виктора. — И не уверен, справлюсь ли с той ролью, которую вы мне предлагаете…

— ТЫ справишься! — торжественно провозгласил Аваддон. — А понимание всего, что должно произойти, придет потом, когда ты выполнишь порученное тебе дело. Теперь тебе нужно немного отдохнуть. Ложись вот здесь, у подножия идола великого Астрального света, курения придадут тебе во сто крат больше сил, чем у тебя есть сейчас, и, когда настанет час, ты встанешь и ПОВЕРНЕШЬ КЛЮЧ! ЭТО СВЕРШИТСЯ!

Виктор в землянке ведуна видел, как его двойник лег на землю, неподалеку от чаши с курениями. Сам Мальчик не стал спать, хотя видел, что его двойник задремал.

Однако телепатическая астральная связь их не прерывалась, и Виктор слышал вопросы двойника: можно ли остановить задуманное злодейство? Как это сделать?

Виктор не мог ему ответить, потому что сам не очень хорошо понимал, в чем неотвратимость грядущей малой битвы, но, вспомнив беседы со стариком-ведуном, он пришел к выводу, что остановить задуманное демонами невозможно главным образом потому, что настал давно оговоренный во времени час испытаний для людей. Сошлось вместе множество отдельных мелких обстоятельств и событий. Прежние владельцы Бафомета якобы «забыли» идола в пещерах. В Межинске появился человек, прошедший школу Гималайских магов и возомнивший себя богом, на самом же деле продавший себя демонам. Наконец, родился, вырос и был какой-то неведомой силой приведен к пещерам он, Мальчик-мутант, способный повернуть ключ, который тоже, якобы совершенно случайно, попал в руки демонов, свалившись с небес вместе с потерпевшим катастрофу небольшим самолетом.

«Все сошлось, — подумал Виктор. — И эти все совпавшие звенья не случайно крепко соединились именно здесь, в пещерах Глухого Лога».

Можно ли противостоять силам тьмы?

«Сначала демоны будут побеждать, — услышал Мальчик голос. — За это время ангелы света и люди — союзники сил света и добра — должны будут объединиться и нанести ответный удар. Насколько полным будет единение сил света, насколько бескорыстным станет служение людей Светлым Ангелам, настолько быстрой и окончательной станет победа, после которой демоны останутся в заточении еще тысячу лет, хотя многие бесы, руководимые дьяволом, останутся среди людей и будут готовиться к новому вторжению!» Голос замолк. Мальчик как будто проснулся.

В пещере готовились к началу церемонии. Виктор снова мысленно воссоединился со своим двойником.

Аваддон торжественно поднял с каменной полки магический куб, проговорил заклинания на непонятном Мальчику, очевидно древнем, языке, которым пользовались когда-то князи тьмы, и куб осветился изнутри. Свечение его делалось все ярче.

Аваддон выпустил куб из рук, и он плавно перешел по воздуху к двойнику.

Сознание Мальчика стало меркнуть. Ему трудно стало воспринимать телепатическую передачу своего двойника. Но усилием воли он отогнал от себя хмарь, и снова видение стало отчетливым.

Двойник принял светящийся магический куб и пошел с ним к идолу. Пещеру заволокло дымом от курений, в дыму мелькали тени демонов, ведущих бешеный хоровод, сопровождая пляски бесконечными заклинаниями.

Двойник подошел к Бафомету совсем близко и выпустил из рук магический куб, который полетел к идолу и остановился в воздухе прямо перед мертвыми металлическими глазами.

Мальчик понял, что именно сейчас он должен применить свою внутреннюю силу, и, хотя душа его противилась совершению ВЕЛИКОГО ЗЛА, давление демонов, их воля в этот момент были сильнее.

Двойник вместе с Виктором напряг все силы и приказал идолу поглотить куб. В тот же момент Бафомет осветился призрачным светом, куб вспыхнул и исчез, слившись полностью с головой идола.

Свечение Бафомета усилилось. Мальчик увидел внутренним зрением куб, который медленно вращался вокруг своей оси. Двойник сделал усилие и поставил его изнутри в углубление, находившееся в центре лба идола, чуть повыше глаз. Послышался легкий щелчок, куб оказался единым целым с идолом.

Дым от курений в пещере пропал.

Наступила тишина.

Ярко и холодно светилась голова Бафомета, чуть заметно на фоне его свечения сияли шары под потолком.

Вокруг застыли в ожидании демоны.

Виктор вместе с двойником тоже ждали. Они предполагали, что должен раздаться грохот, разверзнуться земля, вырваться пламя из недр… Но ничего подобного не произошло.

Только в дальнем углу пещеры мрак стал сгущаться.

Туда не достигали лучи света ни от идола, ни от шаров.

Мрак становился все плотнее и непроницаемее. Казалось, там выросла глухая непроходимая стена черноты.

Потом по полу пещеры прошла дрожь, послышался мощный гул, и прямо из черной стены выступило существо, похожее на демонов, находящихся в пещере. От них существо отличал тусклый золотой жезл и горящие ярким светом глаза.

— Люцифер! — прошептал Аваддон и упал ниц перед владыкой тьмы. Остальные демоны тоже упали на землю.

Вслед за Люцифером из мрака стали выходить другие дьяволы высокого ранга. Они встали вокруг Бафомета и поклонились ему.

— Мы свободны! — провозгласил Люцифер. — И мы начинаем битву!

После этого все померкло. Виктор почувствовал, что двойника несут куда-то, и вскоре он увидел себя на вершине скалы, откуда он мог наблюдать за всем, что происходило в городе и в ближайших окрестностях.

Виктор знал, что покинуть скалу он не может. Люцифер невидимыми силовыми канатами приковал его.

Оставалось только наблюдать и ждать…

 

КОШМАР ГОРОДА МЕЖИНСКА

Среди ночи многие обитатели города были разбужены страшным шумом. По улице шла голосящая, горланящая толпа. Слышался хохот, ругательства, крики.

Почтенный отец семейства, бухгалтер местной консервной фабрики, проснулся, полежал некоторое время, от всей души возмущаясь ночным безобразием, но выглянуть не решился, подумав только, что в городе, прежде таком тихом и спокойном, житья не стало от хулиганов. Уважаемый Андрей Алексеевич решил, что лучше переждать, пока толпа ночных возмутителей спокойствия пройдет по улице и можно будет снова заснуть.

Но шум и крики не прекращались. Похоже, будто прямо под окнами квартиры почтенного отца семейства некие юнцы устроили дикий митинг.

Не выдержала супруга Андрея Алексеевича. Обругав мужа за трусость нехорошими словами, она подскочила к окну, распахнула створки и громогласно потребовала прекратить безобразие.

В ответ послышались хохот и улюлюканье. Только супруга бухгалтера вознамерилась пригрозить хулиганам милицией, как увидела… впрочем, дело все в том, что она ничего, вернее — никого не увидела. Почтенная матрона захлебнулась от возмущения и изумления. Между тем начали выглядывать в окна другие разбуженные обитатели. Все они застывали у окон, не видя тех, на кого собирались обрушить свой праведный гнев.

Лишь некоторые самые догадливые кричали, чтобы хулиганы не смели прятаться, и вызывали милицейские патрули.

Милиционеры, проезжая по улицам ночного города, слышали крики, издевательские возгласы в свой адрес, но так и не обнаружили ни одного нарушителя.

«Митинг привидений», как его на следующий день окрестили в местной газете, закончился так же внезапно, как и начался. Через полтора часа шествие закончилось. Все стихло, и ничто не напоминало о недавнем «веселье».

Самое любопытное, что газета была недалека от истины.

Ночью в город вошли и остались жить на некоторое время во многих домах самые безобидные из демонов, хотя и докучливые, называемые в своем, темном мире «шумными призраками».

Эти демоны любили пройтись компанией по улицам городов и поселков, им нравилось «хулиганничать», как сказала дворничиха дома № 8 по улице Калашникова. Беды от них большой не было, но и радости они не доставляли никакой. Напротив, могли довести до исступления и отчаяния.

Утром рабочий слесарного цеха института собирался позавтракать килькой с черным хлебом. Иван Степанович, так звали слесаря, открыл банку, выложил на тарелку несколько рыбок и, разложив их веером, вознамерился было начать трапезу, как вдруг пораженный Иван Степанович увидел, что кильки взлетели над столом и ринулись в открытое окно. Слесарь был человеком выдержанным, привыкшим ко всяким чудесам в институте, в котором работал, но такое чудо пришлось ему не по вкусу. Обругав всех ученых, которые «творят эксперименты над ни в чем не повинными работягами», Иван Степанович подцепил вилкой из банки еще несколько рыбинок, но в это время в окно влетели все сбежавшие кильки и, повисев над тарелкой, аккуратно опустились на нее, расположившись в прежнем порядке. Иван Степанович махнул рукой и решил продолжать завтракать.

В нескольких других домах дело не обошлось безобидными шутками.

В квартире Юрьевых по улице Лесной, дом № 10 были перебиты все тарелки, причем хозяева стояли в комнате и с ужасом смотрели, как посуда сама по себе летает в воздухе, описывает вокруг них петли, с грохотом врезается в стенки, падает на пол.

Подобные шутки с посудой и прочей утварью шумные демоны проделали во многих домах. На жалобы сначала выезжали милицейские наряды, потом жильцам посоветовали куда-нибудь на время переехать. Но демоны доставали бедняг и в новых временных жилищах.

Хуже пришлось жильцам десяти частных домов на окраине города, которые в одночасье вспыхнули и до приезда пожарных сгорели дотла.

Но когда спустя несколько дней жители города, подвергшиеся нашествию, подводили печальные итоги, то жильцы, ставшие жертвами шумных демонов, признали, что пострадали меньше других, потому что в их домах обошлось без человеческих жертв.

Пенсионерка Зотова Александра Витальевна проснулась утром от того, что ей почудилось, будто ее окликает сын.

Александра Витальевна поначалу не испугалась, но потом вспомнила, что сына похоронила несколько лет тому назад.

Она перекрестилась и решила сегодня же сходить в храм, подать записочку за упокой души раба Божия Викентия. Но голос не умолкал, упорно требовал, чтобы Александра Витальевна немедленно встала и вышла на балкон. Когда пенсионерка выполнила просьбу невидимки, «сын» заявил, что теперь с ней будет разговаривать другой человек — «большой начальник». Новый голос стал рассказывать Зотовой ее жизнь, причем представил все в таком свете, что Александра Витальевна вдруг поняла, какие ненужные и бессмысленные годы прожила, и, когда голос посоветовал перейти в иной мир, где жизнь ее будет намного интереснее и, главное, спокойнее, немедленно последовала этому жуткому совету и с просветленным лицом спрыгнула с шестого этажа.

Случаи самоубийства следовали один за другим. Из всех покушавшихся на собственную жизнь удалось спасти лишь двоих. Оба пострадавших, едва придя в сознание, попытались снова покончить с собой и лишь спустя сорок часов пришли в себя окончательно, но когда их спрашивали, почему они решились на такой страшный шаг, утверждали, что точно не знают, в чем дело, хотя смутно припоминают, что какие-то личности убеждали их в бессмысленности существования и убеждали перейти в более спокойные и тихие миры.

Естественно, что правоохранительные органы даже не стали пытаться разыскивать злоумышленников, доводивших людей до самоубийства, тем более что милицейский врач, каким-то образом уцелевший после всех передряг, дал официальное заключение о «массовой истерии по причине ухудшения экологической обстановки».

Днем в подвале заброшенного дома на улице Лесной собрались юноши и девушки — члены «Лиги друзей Великого Духа Внутреннего Космоса». Никто, как выяснилось впоследствии, их не оповещал о предстоящем собрании, никто не обзванивал.

Каждый из пришедших утверждал, что ночью к нему явился сам Великий Дух и приказал собраться в подвале ровно в двенадцать часов дня.

Все они были немного напуганы, но инициативу взял в свои руки Вадим Иртеньев, ученик одиннадцатого класса, который давно негласно считался руководителем лиги.

Вадим вскочил на старый стол и призвал всех членов общества произвести обряд вызывания Великого Духа, который должен, по его словам, сказать, чего он от них хочет. При этом Иртеньев заявил, что Дух может принимать любые обличил и явится перед ними в том облике, который представят себе в своем воображении большинство присутствующих.

В распоряжении у членов лиги было несколько десятков свечей, которые они зажгли, установив вокруг начерченной на стене подвала пентаграммы. После этого Вадим громогласно предложил явиться перед ними тому, кто вызывал их и чьими союзниками они себя считают.

Тут же на фоне пентаграммы появился призрачный человек, который быстро обрел устойчивые формы и показался всем не таким ужасным, каким они думали ЕГО увидеть.

Человек был в черном кителе, застегнутом до ворота, с тусклыми серебристыми пуговицами. Он поднял руки и вполне буднично сказал:

— Вы звали меня, и я пришел. Задание каждый получит лично. Но во всех моих поручениях будет одно общее правило: вы будете действовать ради очищения общества от скверны. Во имя будущей чистоты и совершенства!

После этого наступила мертвая тишина. У каждого из присутствующих сказанные слова прозвучали словно прямо в голове.

Они постояли еще несколько мгновений, в течение которых человек, стоявший перед ними, медленно растворился в воздухе. Одновременно сами по себе погасли все свечи.

Члены Лиги выбрались на улицу и в полном молчании разбрелись кто куда, причем для наблюдателя со стороны могло показаться, что он видит шествие сомнамбул, настолько неуверенно, словно на ощупь, брели по улице члены Лиги.

В пивную «Голубой Дунай» вошел молодой человек. Он взял кружку пива, подошел к столику. Рядом с ним «добирали до кондиции» два весьма неопрятного вида субъекта. Они вылили в пустые пивные кружки содержимое двух подозрительного вида пузырьков. Молодой человек дождался, когда субъекты, давясь, выльют в себя жидкость, и потом миролюбиво предложил:

— Мужики, у меня бутылка есть, мне одному не одолеть, может, на троих?…

— Давай, — оживились субъекты.

— Только здесь я не хочу, — категорически заявил юноша. — Знакомые увидят, родителям скажут. Пошли куда-нибудь.

Алкаши, соблазненные халявой, предложили пойти в ближайший дом, недавно поставленный на капитальный ремонт и служивший им пристанищем.

Расположившись в полуразрушенной комнате, собутыльники вынули из ободранной тумбочки три замусоленных стакана и поставили их на пол.

— Эх, закусить нечем, — сокрушенно сказал юноша.

— Ничего, мы так, рукавом занюхаем, — весело возразил один из приятелей.

Юноша разлил водку и, чокнувшись, подождал, когда его собутыльники поднесут стаканы ко рту. Едва первый из них запрокинул голову, как юноша выхватил нож и полоснул его по горлу. Второй испуганно прохрипел, давясь водкой.

— Ты чего, парень? Ты чего?

Но юноша спокойно всадил ему нож в грудь, точно попав в сердце. Бомж всхрапнул и повалился на бок.

Юноша встал, вытер нож об одежду одного из бомжей, сунул обратно себе в карман и, не оглядываясь, вышел.

Катерине все равно было, кого снимать: мужиков или девчонок. Но предпочтение отдавалось дамам. Выглядела она хорошо, спиться не успела, наркотиков не употребляла, одеваться старалась по моде. Поэтому когда в дамском туалете неподалеку от гостиницы с ней заговорила девушка, как бы мельком заявившая, что ей до смерти надоели мужики, она не удивилась и поддержала разговор:

— Мне тоже мужики обрыдли. Скоты и хамы! — Потом оглядела собеседницу и заметила: — А ты хорошенькая. Только, видно, ласки тебе не хватает.

— Разве от мужиков ласки дождешься! — вздохнула девушка.

— Это верно, — поддержала Катерина. — Хочешь, пойдем со мной, приласкаемся… Я умею быть нежной…

Они пошли в коммуналку, где обитала Катерина.

Через полтора часа Катю нашла соседка. Она лежала с перерезанным горлом, и на груди у нее ножом была вырезана пентаграмма.

Всего в этот день и последующую ночь было убито семеро бомжей, три проститутки и двое «голубых».

Почти у всех на груди была вырезана пентаграмма.

В трех случаях та же пентаграмма была нарисована кровью жертв на стенах.

Около двух убитых бомжей никакого рисунка обнаружено не было.

Вечером того же дня в местный банк ворвались трое в масках, перестреляли охрану, четверых сотрудников банка, двух посетителей, забрали наличные в сумме четырех тысяч долларов и пятидесяти пяти миллионов рублей, попытались скрыться на машине марки «Жигули», но, настигнутые омоновцами, открыли ожесточенный огонь, и в результате перестрелки все четверо погибли. Двое сотрудников ОМОНа были убиты, один тяжело ранен.

Ночью, когда истекли первые двадцать четыре часа после появления в городе первых демонов, «влюбленная парочка, возвращавшаяся домой с дружеской вечеринки, подверглась нападению огромного волка».

Так, по крайней мере, говорилось в заметке в «Вестнике». На самом деле Юра и Таня шли домой по центральной улице, пьяными не были, обкуренными тоже. Им было хорошо вместе, и они забыли, да и думать не хотели о страшных и необъяснимых событиях, взбудораживших город.

На углу Ленина и Чкалова дорогу им преградил пес. Вид у него был довольно жалкий.

«Он был… — рассказывала потом, заикаясь от пережитого ужаса, Таня, — какой-то сгорбленный… и хвост поджал… Только искоса на нас поглядывал, будто есть просил. Я говорю, смотри, какой бедняга! Хорошо бы его домой взять или накормить… Юра наклонился к нему погладить, а пес вдруг выпрямился и заревел… совсем не по-собачьи… — Таня всхлипнула… Потом продолжала: — Шерсть у него встала дыбом, глаза каким-то бешеным огнем горят… Потом… потом он бросился на Юру, кровь брызнула, Юра упал, а пес… или волк, я уж и не знаю, стал рвать его… Я побежала, кричала, пока меня не остановили…»

В трех домах на первом этаже несколько человек тоже были растерзаны существами, похожими на волков огромной величины. Несколько человек были загрызены людьми, которые внезапно становились на четвереньки и с ревом бросались на своих жертв.

Впоследствии ученые мужи, ломавшие головы над «феноменом Межинска», утверждали, что в городе наблюдалась вспышка эпидемии ЛИКАНТРОПИИ, то есть болезни превращения людей в животных. Более реалистично настроенные члены партии «зеленых» говорили, что отравление атмосферы и земли привело к тому, что некоторая часть животных мутировала и превратилась в людоедов.

На следующий день утро в городе не наступило. То есть на часах уже было девять, но в окнах по-прежнему стояла темнота. Запуганные жители не открывали ни окон, ни дверей. Но мрак вскоре рассеялся, и тут выяснилось, что на дома и улицы опустились полчища огромных кузнечиков. Впрочем, внешне насекомые скорее напоминали африканскую саранчу, хотя межинцы, не знающие, как именно выглядит саранча, приняли зеленых крылатых гигантов за кузнечиков.

Саранча налетела на город, прячась в огромных клубах черного дыма, который отравил воздух. Дышать в домах стало нечем. Многие пытались открыть окна, но тут же в квартиры вваливались полчища то ли кузнечиков, то ли саранчи. Они залепляли рот, нос, лезли в уши, жалили хвостами, на которых оказались хоботки, подобные тем, которыми потрясают скорпионы перед нападением.

Спасения от насекомых не было нигде. Над городом стоял крик взрослых и детей, пытавшихся спастись в ванных, в городском пруду, мечущихся по улицам.

Одновременно появились на улицах полчища крыс, которые набрасывались на все живое.

Почти никто из людей, страдавших от невиданных напастей, не заметил, да и не мог заметить, как по улицам медленно проехала колесница, в которой сидел князь тьмы Аваддон, повелитель полчищ саранчи.

Но многие видели телегу, запряженную единственной в городе тощей кобылой.

На телеге лежали трупы людей, погибших от безумия и полуобъеденные огромными крысами.

Лошадью правил местный юродивый, Васька-толстый, который горько плакал и причитал над загубленными душами. Васька был широко известен в городе. Его любили, жалели, и никто, никогда не посмел его обидеть. Напротив, именно к юродивому шли те, кого постигло какое-нибудь горе. Выслушав беднягу, Васька так горевал и причитал над случившимся, что пораженный жалобщик уже сам начинал утешать его, говоря: «Не плачь, Вася, не надо. Не такое уж и горе со мной приключилось». Но Вася продолжал безутешно рыдать. А когда юродивого удавалось успокоить, выяснялось, что и тот, кто приходил к нему пожаловаться на судьбу, уже утешен и уходил от Васи пристыженный, тихий, с просветленным сердцем.

Сейчас Вася-юродивый вез погибших людей, плакал и молился. Многие слышали, что молился он о том, чтобы не дал Господь воли Шестому Ангелу, что не так уж глубоко люди погрязли в своих грехах. Мало кто понял молитву Васьки.

Между тем заканчивался тридцать девятый час царствования Ангела бездны и прочих князей мрака…

 

НАЧАЛО ПРОТИВОБОРСТВА

Панкратов пришел в номер к Славе Батогову сразу после появления в городе шумных демонов.

Батогов сидел у стола и мрачно наблюдал за тем, как НЕКТО методично предмет за предметом выбрасывал из спортивной сумки его вещи.

— Смотри дальше, — хмуро сказал Слава приятелю. — Сейчас этот тип начнет рвать мой спортивный костюм. Между прочим, — добавил он, — фирменный «Найки».

Панкратов сел на другой стул, понаблюдал за безобразиями демона и попытался начать разговор:

— Пора нам что-то предпринять…

— Пора, пора, — меланхолично повторил Слава и продолжал комментировать действия демона: — Вот видишь, порвал! Теперь снова сложит все в сумку… — Вещи в одно мгновение оказались в сумке, застегнутой на молнию… — А теперь снова начнет выбрасывать… — Демон действительно начал вновь одну за другой вытаскивать вещи на пол, причем костюм «Найки» оказался целехоньким.

— По-моему, он тебя шантажирует, — сказал Алексей. — Угрожает еще большими неприятностями.

— Говорят, они отвечают на вопросы стуками, — предположил Батогов. — Ну-ка, попробуем. — И громко сказал: — Если ты меня предупреждаешь, что будет еще хуже, то стукни в пол два раза!

Демон перестал забавляться со спортивной сумкой. Они отчетливо услышали два удара.

— Довольно благородно с твоей стороны, — вежливо заметил Батогов. — Но что мы должны делать, чтобы не было хуже?

Стуков не было. В воздухе повисла бутылка с кока-колой, подплыла к голове Батогова. Горлышко стало наклоняться. Напиток вот-вот должен был хлынуть на темечко сыщику.

— Погоди, погоди, — начал увещевать Слава. — Что мы должны сделать? Я буду перечислять возможные наши поступки, если угадаю, стукни два раза. Ты считаешь, что мы должны покориться нашествию?

Демон стукнул один раз.

— Не совсем ясно. Один стук означает, что такой вариант возможен, но не обязателен?

Два стука.

— Та-ак! Пойдем дальше. Нам нужно бежать из города?

Молчание.

— Бегство невозможно, так надо понимать?

Два стука.

— Мы должны бороться?

Два стука.

— Согласен. Но как? Кто нам может помочь?

— Ведун! — предположил Панкратов.

Два стука.

— Отлично, — восхитился Батогов. — Смотри, в бесовских рядах тоже нет единства. Этот вроде бы за нас.

Два стука.

— Ну спасибо тебе, — поблагодарил Слава и продолжал спрашивать: — Кто еще может нам помочь? Может быть…

— Призрак моего брата! — осенило Алексея.

Демон вроде обрадовался. Раздалась серия стуков.

— Значит, одобряешь. Но он обычно приходил сам. Очевидно, ему пока что-то мешает.

Два стука.

— Нам нужно ждать?

Два стука.

— Но ведь нас держат под прицелом твои злобные собратья! Ты нам поможешь, пока нет призрака?

Несколько стуков.

Некоторое время в комнате ничего не происходило, зато с улицы доносились дикие крики и ругань.

Батогов хотел было в резкой форме выразить свое отношение к беснующимся демонам, но замер…

В кресле у окна сидел призрак.

Панкратов тоже увидел брата. Зрачки Алексея расширились, взгляд остановился. На глазах у переставшего чему-либо удивляться Батогова Алексей встал, вынул из тумбочки лист бумаги и шариковую ручку. Сел к столу, начал писать. Рука его двигалась с такой скоростью, что можно было предположить, на бумаге останутся лишь загогулины и кружочки…

Но через несколько секунд призрак исчез. Алексей очнулся, взял записку со стола, прочел:

«Не мог прийти раньше. Люцифер заблокировал астральное поле. Сейчас все блокировочные поля сняты. В пещеры можно проникнуть. Вход охраняют души, извлеченные из ловушек. Среди них есть ваши союзники. Вас пропустят. Одним действовать нельзя. Нужно объединиться с человеком по кличке Факир, с другим человеком — Летуном. Они могут уходить в астрал. Ведун не может оставить в одиночестве Мальчика. Адмонио проводит вас к дому, где сейчас находятся Факир и Летун. Оттуда в сопровождении Адмонио поедете к ведуну. Он скрывается с Мальчиком в землянке на сорок шестом километре от города, по прямой от хутора на восток. Дорога от храма. Мне нужно возвращаться к душам, которым грозит опасность. В нужный момент мы все придем вам на помощь! Спешите!»

— Надо идти! — решительно сказал Панкратов.

— Идти-то надо, — согласился Батогов. — Но не с пустыми же руками. У нас оружия нет никакого. А я человек, смею думать, современный, и мне бы не хотелось в пещере оказаться безоружным.

— Ты что — в дьявола собираешься стрелять? — скептически ухмыльнулся приятель.

— Мало ли кто на нашем пути окажется. Не хотелось бы чувствовать себя беспомощным.

Из спортивной сумки снова полетели вещи…

— Ишь, какой у нас Адмонио нетерпеливый! Ладно, идем, идем.

Вещи убрались в сумку, молния застегнулась, сумка повисла в воздухе перед лицом Батогова.

Слава взял ее, перекинул через плечо, удрученно вздохнул:

— Ну что же, веди, Сусанин!

Батогов понимал серьезность положения, но внутренне не мог отделаться от ощущения театральности. Будто он стал одновременно зрителем и участником некой пьесы средневекового автора. Тем не менее вопли демонов на улицах, испуганные крики обитателей города, завывания милицейских сирен, дальние всполохи пожаров убеждали в реальности происходящего.

Дверь распахнулась, из комнаты в коридор шмыгнула тень.

— Похоже на кота, — сказал Батогов.

— Пожалуй, скорее на помесь барсука с котом, — уточнил Алексей.

Тем не менее их добровольный помощник стал видимым хотя бы отчасти, и приятели могли понять по мельканию его силуэта, куда именно им нужно направляться.

На улице Адмонио сразу свернул в ближайший проулок и задал такой темп, что Панкратов вскоре взмолился:

— Не беги так! Этот дылда тренированный, он может за тобой угнаться, а я вот-вот свалюсь!

— Давай, давай, Леша, — подбодрил его Слава. — Раз наш котяра так мчится, значит, дело нешуточное, как бы не опоздать! Ну, машину-то я могу взять, — опомнился вдруг Батогов. — Я ее вчера около Управления оставил.

— Не велено! — задыхаясь, крикнул Алексей. — Очевидно, попозже к машине придется вернуться.

Но возвращаться не пришлось. Вскоре они свернули на Лесную и у одного из домов увидели джип.

Провожатый приостановился, повернул к ним свою то ли барсучью, то ли кошачью морду, и Слава мог бы поклясться, что на морде этой появилось нечто подобное озорной ухмылке.

— Ловко! Спасибо хоть на этом! — искренне поблагодарил Батогов.

Адмонио шмыгнул в дом. Они вошли следом. На первом этаже дверь справа была приоткрыта. Тем не менее Панкратов постучался.

— Входите! — пригласил кто-то.

В комнате, куда они, переводя дух, вошли, сидели двое. Адмонио нигде не было видно.

— Здравствуйте, — начал Панкратов. — Понимаете… — он запнулся, осознавая, что следующая его фраза прозвучит по меньшей мере глупо, — …понимаете, нас сюда привел дух…

Как бы в подтверждение его слов, Адмонио, ставший невидимкой, дважды стукнул об пол.

— Понимаем, — серьезно ответил один из них, белобрысый, в очках. — Меня зовут Куликов Андрей Дмириевич, моего друга — Фомин Игнатий Григорьевич.

— Но нас вели к Факиру и Летуну, — возразил Батогов.

— Вас привели точно по адресу, — заверил его Куликов. — Садитесь к столу. Чаем не угощаю, не до того. Будем решать, что делать дальше. Но сначала расскажите, что именно случилось с вами и кто направил вас сюда.

Панкратов коротко рассказал историю появления призрака брата и показал его последнюю записку.

— Ну что же, — задумчиво сказал Андрей Дмитриевич. — Судя по всему, нам нужно ехать к ведуну. Впрочем, у нас ведь есть советник и помощник, так ведь?

Раздалось два стука.

— Адмонио, — решительно вмешался Батогов, — скажи нашим друзьям, пожалуйста, что, прежде чем начинать действовать, мне, по крайней мере, нужно вооружиться. Верно?

Два стука.

— Андрей Дмитриевич, судя по обстоятельствам, именно мне придется проникнуть в пещеру и действовать, так сказать, изнутри. Может быть, придется воспользоваться взрывчаткой?… Уж больно не хочется оставлять это гнездо нетронутым…

— Он прав, Андрей! — вмешался в разговор молчавший до сих пор Факир. — Я понимаю твои сомнения; использование оружия не в наших правилах, но здесь случай особый. Насколько я осведомлен, вы, Вячеслав, служили некогда в правоохранительных органах, а нынче занимаетесь частным сыском и работаете по взрыву поезда? Верно?

Батогов не стал спрашивать, откуда у Факира такая точная информация, только кивнул и добавил:

— Именно поэтому я и ощущаю себя без оружия младенцем, брошенным матерью. И со взрывчаткой, само собой, есть навыки обращения…

— Согласен! — сказал Куликов. — Тем более что мы проникнем в пещеру через астральные поля, а Вячеславу придется действовать в своем материальном теле.

— А я как же? — спросил Панкратов.

— Для вас тоже найдется дело, — успокоил его Куликов. — Только в пещеру вам лезть нельзя категорически.

— Это почему же? — обиделся Алексей. — Что же я — дурнее Славы, этого вот гения частного сыска?

— Дело не в том, кто слабее или дурнее. Вдвоем вы скорее всего погибнете, вас легче обнаружить. Двоих нам труднее будет прикрыть астральным полем, вернее — практически невозможно. Но вы не огорчайтесь. Сейчас я договорюсь с начальством, заедем за боевым снаряжением для Вячеслава и отправимся к ведуну. Он найдет для вас дело, и, смею вас заверить, оно будет не менее рискованным, чем то, на которое пойдет Вячеслав. Я прав, Адмонио?

Серия стуков возвестила о полном согласии с планом заговорщиков.

Куликов быстро договорился по телефону с начальником Управления Межинского ФСБ о выдаче им пары автоматов, двух пистолетов и четырех килограммов взрывчатки. Михайлов, поднятый среди ночи и приехавший недавно на работу, ни о чем у агентов не спрашивал. Положение обязывало действовать без бюрократических проволочек. Он приказал начальнику склада выдать требуемое и только в конце разговора поинтересовался у Куликова, скоро ли, по его мнению, закончится вся эта чертовщина? Куликов не мог, естественно, обещать ничего конкретного, но постарался успокоить Михайлова, сказав, что, по идее, бесчинство темных сил не может продолжаться долго.

Они уселись в джип, непонятно как доставленный духами-доброжелателями к дому Куликова, заехали на склад, получили все необходимое. Заодно Куликов и Фомин сделали на дверях склада несколько рисунков, предохраняющих от посягательств злых духов. Кладовщик изумился, но промолчал.

Летун и Факир понимали, что демоны обрели такую власть, что их заклинания не смогут полностью охранить склад. Если дьявол задумает, к примеру, взорвать все, что здесь хранилось, заклятья лишь на некоторое время смогут задержать его.

Но оба мага надеялись, что до этой катастрофы не дойдет, что они успеют остановить нашествие.

Внимательно изучив карту, Батогов, не полагаясь на добрую волю Адмонио, поехал к лесу. Плутать им не пришлось.

И карта здесь была ни при чем. Ехали они, ведомые в основном интуицией магов да телепатическими подсказками доброго духа.

Шурлыгин вышел из землянки, привлеченный шумом мотора. Он приветствовал Панкратова с Батоговым как старых знакомых, проницательно глянул на Куликова и Фомина, пожал им руки, сказав:

— Добро пожаловать к нашему шалашу.

— Это друзья, — сказал Панкратов. — Насколько я понял, они маги и настроены на решительную борьбу с демонами.

— Я понял, — просто ответил ведун и добавил: — Нам сейчас времени терять нельзя. Пойдемте в дом.

— А Мальчик? — спросил Батогов.

— Парнишка в землянке. Ему до срока показываться нельзя. Но Витя и так будет знать, о чем мы станем беседовать. Он может мыслями разговаривать с любым человеком и духом.

В избе все уселись за стол. Шурлыгин сказал:

— Ваш провожатый пусть внимательно послушает, а потом ему надо будет к своим вернуться, готовить их к общей драке.

Никто не спросил ведуна, откуда он узнал про Адмонио. Все приняли это как должное.

— Первым делом нам нужно изолировать дьявола от силы Бафомета, — начал Фомин. — Как это сделать, я пока себе плохо представляю. Но без этого ничего у нас не выйдет.

— Верно, — согласился ведун. — Я могу вам признаться, что спрашивал об этом у ангелов света. Они мне и сказали, что идол этот получает силу из верхних миров…

— Постойте-ка минутку, — прервал их Куликов. — Не знаю, откуда пришло сообщение, но я только что услышал подсказку. Бафомет по тоннелю, который открылся после помещения в него магического куба, получает поток энергии из астральных миров.

— Надо перекрыть этот канал, — сказал Факир. — И, думаю, сделать это можно только нашими астральными телами. Мы можем принять на себя поток энергии…

— Во-первых, нас одних недостаточно, — возразил ему Летун. — Нужны еще души тех, кто пожелает нам помочь. А во-вторых, затея эта очень опасная. Наши астральные тела могут выдержать такой мощный удар энергии только очень короткое время: примерно от пятнадцати до тридцати минут, после чего рассыплются на атомы. Теперь вопрос: кто и как сумеет нейтрализовать Бафомета за такой короткий срок?

— Очевидно, это вопрос ко мне, — заметил Батогов. — Я могу только сказать: постараюсь.

— Погоди, Слава! — остановил его ведун. — Ты ведь даже не знаешь, как попасть в пещеру и что там надо сделать!

— Надеюсь, вы меня посвятите.

— Судя по записке призрака, все защитные силовые поля вокруг пещеры сейчас сняты, — заметил Фомин.

— Но без стражи дьявол свое обиталище не оставил, — возразил Шурлыгин. — Его стерегут те мертвецы, что за чертой сидели.

— С ними можно справиться, — уверенно заявил Слава.

— Не так-то это просто. Это не простые зомби. Им Аваддон и Люцифер оставили души, только изрядно покалеченные, — покачал головой Факир.

— Охранников обещали взять на себя духи-союзники, — сказал Куликов. — Они давно рвутся в бой. Ведь если мы победим, они станут свободными…

— Моя какая роль? — спросил молчавший до сих пор Панкратов.

— Ты, Леша, останешься со мной здесь, — твердо сказал ведун. — Мне одному без твоей помощи не справиться.

— Ну что же, пора подводить итоги совета в Филях, — Батогов хлопнул себя по коленям. — Я, пожалуй, буду собираться!

— Не ерничай! — строго заметил Алексей.

— Да это я так, для храбрости. Сам себя подбадриваю.

В этот момент дверь в избу бесшумно отворилась, и на пороге появилась давняя знакомая Панкратова и Батогова, которую они в свое время назвали Покровительницей.

Ведун встал и степенно поклонился ей в пояс. Остальные тоже поднялись.

Покровительница подошла к столу и тихо сказала:

— Мальчик под моим присмотром будет. Да и вы не бойтесь дьявольской силы. Не долго им хозяйничать! Идола вы обезвредите. Моя сила вам поможет… Как только буря начнется, бегите к храму. Там спасетесь!

Посетительница исчезла.

Батогов тщательно уложил в джип боеприпасы, так, чтобы быстрее можно было до них добраться в случае нужды, и предложил:

— Давайте почеломкаемся по православному обряду.

Попрощавшись, он сел в машину и укатил к пещерам.

 

БАТОГОВ

Бомбы я уложил особенно тщательно. Кто их знает, демонов? Может, обнаружат не вовремя — и взлечу я вместе с джипом, не доехав до заветных пещер?

Ведун, конечно, мне объяснил, как быстрее доехать до Глухого Лога и при этом обойти самые опасные участки. Но в лесу я ориентировался плохо и на всякий случай периодически сверял маршрут с картой.

Препятствий мне противник не чинил. Очевидно, демоны были заняты делами посерьезнее, чем нейтрализация частного сыщика-одиночки, хотя ведун и маги предупредили меня: слежка, скорее всего, будет, но Адмонио и духи-союзники нейтрализуют вражеские происки.

Судя по карте, мне оставалось проехать еще около километра по лесной дороге, прежде чем выехать на открытое место.

Но я решил не рисковать. Свернул в кусты, выскочил на полянку и укрыл машину сеном, сняв охапки со стога. При этом я не упустил случая посмеяться над самим собой, потому что понимал, что укрыть джип от бесов невозможно. Но психология человеческая сильнее логики.

Продравшись сквозь заросли кустов, я увидел просвет впереди и вышел на опушку. Теперь мне предстояло преодолеть чистое пространство. Неподалеку виднелись холмы, у подножия одного из которых был вход в пещеру.

Пройти поле было сложно. На всем протяжении его вплоть до самых холмов то и дело возникали странные вихри. И это при полном отсутствии ветра. Вихри мне не нравились. Неизвестно, какие сюрпризы они обещали. Я попытался определить закономерность возникновения завихрений, для того чтобы, выбрав момент, проскочить между ними, но скоро понял, что мои попытки бессмысленны. Столбы пыли возникали совершенно неожиданно и в самых разных местах.

Когда я уже решил было двинуться наудачу, прямо передо мной объявилась лохматая, усатая голова без туловища. Я узнал моего провожатого: помесь кота с барсуком — Адмонио, диссидента среди бесов, и успокоился.

Дух скользнул вперед, прыгнул прямо на очередной пыльный столб, голова его мелькнула у основания вихря, который тут же распался.

Я теперь уже смело пошел вперед по прямой и, оберегаемый провожатым, через десять минут достиг холма. Пройдя вдоль ручья, я добрался до камня, из-под которого он вытекал, и, руководствуясь указаниями Куликова, навалился на ребро скалы и увидел темную мрачную щель.

Проход только вначале был узким. Скоро я смог встать почти в полный рост. Опасаясь засветить фонарик, я на ощупь пробирался вперед, как вдруг почувствовал на плече чью-то холодную руку. Я замер. Сердце бешено колотилось. Я даже не попытался узнать, чья это рука: призрака или человека. Постояв немного и решив, что опасность непосредственно в этот момент не грозит, я хотел было сделать шаг вперед, но меня кто-то остановил. Тогда я подумал, что меня вовсе не пугают, а наоборот предостерегают. Я опустился на колени и пошарил перед собой. Впереди была пустота. Осторожно продвинувшись вперед, я нащупал конец шеста, уходящего вниз. Шест стоял прочно. Я лег на живот, стал ощупывать его и обнаружил зарубки. Очевидно, это была своего рода лестница. Сначала я опускался по зарубкам, но они вдруг кончились. Дальше шест был, судя по всему, обмазан маслом, и я полетел вниз. От сильного удара на некоторое время у меня перехватило дух. Тут же какая-то сила подняла меня и швырнула дальше. На короткое время я отключился. Очнувшись, услышал возню и визг вокруг себя. Чем эта возня закончится, я дожидаться не стал, вскочил и бросился вперед.

Погони за мной, похоже, не было. Еще через несколько метров я уперся в уступ. Попытавшись обойти его, вдруг наткнулся на маленькую дверцу. Я решил рискнуть и толкнул ее. Дверь подалась. Никаких бесовских проявлений не наблюдалось. Войдя, я оказался в тесной комнатушке, похожей на вырезанную в стене келью. С обеих сторон стены были глухими, позади осталась маленькая деревянная дверь. В слабом свете, падающем откуда-то сверху, я увидел нечто вроде балюстрады, за ней стояло голубоватое марево. Оно-то и освещало слабым сиянием келью. Я сделал несколько шагов и опустился на колени перед каменными перилами. Внизу, под собой, я увидел тусклый каменный пол, усеянный крохотными синими огоньками. Казалось, будто небо перевернулось, и звезды очутились у меня под ногами.

От висящих под потолком шаров исходило слабое мерцание. Вдоль стен крались какие-то тени. Я понимал, что мне нужно спешить. Друзья там, наверху, возможно, уже начали перекрывать астральный канал. Знал я и то, что даже с помощью Покровительницы долго им не продержаться. От меня зависел не только успех схватки с нечистью, но и сами наши жизни.

Тем не менее некоторое время я не мог оторваться от удивительной картины, открывшейся передо мной. Находясь словно между мирами, я не мог с уверенностью сказать, что действительно видел, а что мне грезилось.

Между мной и полом проплывали облака сизоватого дыма, который поднимался от огромных чаш, расположенных в беспорядке по полу пещеры. Дым поднимался слой за слоем, и это еще больше усиливало впечатление, что я смотрю на какой-то другой мир с заоблачных высот, может быть, даже из космоса.

В дальнем углу я видел огромный светящийся силуэт идола. Вокруг него бродили существа, отдаленно напоминающие фигуры людей. Существа ступали беззвучно, рассыпая временами огненные шарики. Взмах — и миллионы огоньков разлетались брызгами. Дым от курений создавал за спинами существ объемные голубые колонны. Поднимаясь вверх, он собирался в облака и извивался причудливыми кольцами. Сквозь туман, сквозь облака дыма я видел сомкнутые шеренги демонов, выходящих из совершенно черной стены. Стены мрака.

Демонов окружали люди, вернее — призраки людей, которые, как я понял, должны были быть слугами демонов здесь, на земле. Шеренги проходили через пещеру и исчезали где-то подо мной.

Наконец я оторвался от гипнотизирующего зрелища и задумался. Каким образом я могу спуститься вниз, и, самое главное, смогу ли я пройти через всю пещеру к идолу незамеченным? Это казалось мне совершенно невозможным. В душе началась легкая паника. Почему же меня не предупредили о таком скоплении обитателей? Что теперь делать? Может, бросить в гущу всей этой нечисти бомбу? А что толку! Меня мигом обнаружат и уничтожат. Стрелять тем более бессмысленно.

И куда подевался этот мелкий бес Адмонио?

Как бы отвечая на немой вопрос, передо мной на каменных перилах объявилась ухмыляющаяся рожа и, подмигнув, направилась к правой стене. Я сделал пару шагов и увидел скрытую перилами лесенку, винтообразно уходящую вниз.

Едва я успел спуститься на пол пещеры, как свет, исходящий от идола, начал меркнуть.

Поднялась суматоха. Я рванул вперед. Впоследствии мне объяснили, что добежать до Бафомета я сумел только благодаря дружеским призракам, которых насильно захватил в ловушки хозяин пещеры, Аваддон. На время исхода демонов они были освобождены, так как демоны нуждались в их помощи по обслуживанию идола. Теперь призраки окружили меня и сделали невидимым для врагов.

По дороге я бросил оказавшиеся бесполезными автоматы. Это едва не стоило мне жизни. Оружие было, естественно, обнаружено, и Аваддон направил демонов в погоню за мной. Но призраки обманом увели их в сторону. Добравшись до идола, я стал обследовать его, пытаясь найти какую-нибудь щель, дыру, для того чтобы сунуть в утробу Бафомета бомбы. Наконец я обнаружил небольшую выемку в «постаменте», на котором был установлен идол. Запихав под него обе связки тротила, я нажал на кнопки пусковых устройств и бросился обратно к лесенке. Но передо мной была такая плотная толпа демонов и бесов, все они так суматошно вели себя, застигнутые врасплох моим вторжением, что даже призраки не могли помочь мне выбраться незамеченным. Кто-то из демонов попытался уложить меня силовым лучом, кто-то из дружеских призраков подставился под этот луч, а я бросился в другую сторону, мечтая, чтобы там, куда я бегу, оказалась если не лестница, то хотя бы шест, подобный тому, по которому я соскользнул в пещеру.

Кто-то взял меня за руку. Не сказал бы, что это меня обрадовало или успокоило. Рука незнакомца была холодной и скользкой.

Тем не менее я последовал за тем, кто увлекал меня в темноту, из круга, освещенного шарами.

Наконец я оказался вне досягаемости света этих дьявольских люстр и вбежал, увлекаемый моим невидимым провожатым, в совершенно темный коридор, где сначала шарахнулся лбом о камень, потом ударился плечом о какой-то выступ, но, пригнувшись, продолжал почти бегом двигаться вперед. Скоро пол заметно пошел вверх, и еще через несколько минут я нащупал ногой ступеньки. Я взлетел по ним. Здесь холодная рука оставила меня. Я наклонился и стал шарить по стене, пока не нащупал щель, из-под которой тянуло сквознячком. Я стал лихорадочно разрывать землю вокруг этой щелочки, но в это время далеко за мной грохнул взрыв, меня швырнуло вперед, и я, выбив головой каменную дверцу, вылетел наружу.

«Все-таки не все входы сыщики обнаружили», — успел подумать я, и тут меня подхватил вихрь, поднял в воздух, и я ощутил все прелести свободного и стремительного полета. Через несколько мгновений меня бросило на землю, и я провалился в черноту.

Очнулся я в избе ведуна. Будничная обстановка поначалу удивила меня. Мелькнула даже мысль, не в объятиях ли я каких-нибудь хитроумных демонов, которые приняли облики ведуна и Панкратова.

Шурлыгин первый заметил, что я очнулся, подошел, поправил повязку у меня на голове, принес кружку с каким-то варевом, велел выпить до дна. Я безропотно повиновался. Потом, приподнявшись на койке, спросил:

— Чем кончилось? Наша взяла?

— Ушли демоны, — спокойно ответил ведун. — Не все, конечно. Власть дьявольская сильна… Но двери адовы закрылись…

— А где мальчик Витя? Где Куликов, Фомин?

— Витя гуляет. Любит по лесу бродить. Скоро вернется. Андрей уехал в город. Начальству докладывать. А вот Факир погиб… Не удержали мы его… Полез в центр луча, где сила самая страшная… Распылило его на астральные частицы, и разбросал их Люцифер по тонким и огненным мирам. Тело его мы земле предали. Тебе все Леша расскажет, я не люблю долго языком молоть.

Панкратов рассказал мне, что после моего ухода оба мага, Летун и Факир, вышли в астрал. Летун потом сказал, что они нашли в астрале души тех, кто мучился в энергетических сетях, не желая подчиниться Аваддону и Люциферу. Затем они нашли астральный тоннель, через который энергия поступала к идолу, и все вместе своими «телами» перекрыли дыру, образовавшуюся в астрале.

Телепатически они постоянно были связаны с ведуном и Витей, который по сигналу ведуна вернул магический куб в исходное положение, а потом и вовсе удалил его из пещеры.

Тут-то и началась суматоха в пещере и паника в рядах дьявольского войска. Аваддон бросился за мальчиком, которого он перед открытием бездны перенес на скалу и одарил магической возможностью видеть все, что происходило в «районе боевых действий» — Панкратов так и назвал все происходившее, очевидно не сумев подобрать более подходящего выражения.

Но двойник Вити, предупрежденный стариком Шурлыгиным, был готов действовать и во время начавшейся бури слился с Мальчиком воедино.

Я снова удивился, хотя вроде бы уже ничему удивляться было невозможно.

— Как это слился? Их что, было двое — и оба материальные?

— Это надо у самого Виктора спросить, — сказал Леша. — Правда, я спрашивал, — добавил он, — но мальчик не хочет по этому поводу распространяться. Говорит, создал в свое время двойника. Теперь они слились, двойника больше нет, но и сам он стал другим.

— Парнишка теперь к магическим силам отношения никакого не имеет. На память у него остался только древний крест. А чаша и даже костюм в прах рассыпались, — подытожил ведун рассказ о Мальчике.

Мне почему-то стало приятно, что практически неизвестный и незнакомый мне до недавнего времени мальчишка вырвался из магических сетей.

— Так он теперь обычный, нормальный парень? — уточнил я.

— Вполне, — подтвердил Панкратов. — Если не считать того, что умеет общаться с природой, лесом и зверьем не хуже Виктора Алексеевича.

— Так!.. Объединился он с самим собой и что дальше? На этом, небось, не кончилось?

— Тут, пожалуй, самое удивительное и началось. У нас здесь, в избушке, появилась та самая особа… Покровительница.

— И что же?

— Велела немедленно бежать всем к разрушенному храму и в нем укрыться. Если бы не она, мы бы вряд ли добежали! Буря была страшная, особенно ветер усилился, когда Витя прочел заклинание о закрытии врат адовых, а ведун велел мне читать Иисусову молитву… Я ее, правда, не знал, — смутился Леша. — Но со страха мгновенно выучил. Вот мы с помощью Покровительницы и оказались в храме… Только вбежали, только до алтаря добежали, как в двери ударился порыв ветра, распахнул, ворвались какие-то рожи. Я думал — все, конец нам пришел! Достали! Но тут случилось… Понимаешь, нас будто светом озарило. Вверху над нами появилось видение… Женщина в одеждах… не могу тебе описать ни ее саму, ни одеяния. И от нее свет шел! Этот свет нас целиком оградил от нечисти.

— Пресвятая Богородица нас под свой покров приняла, — спокойно пояснил ведун и истово перекрестился.

— Да, но и это не все! Когда пролился на нас Божественный свет, появился в дверях храма… тот самый человечек… по фамилии Бушуев… Видно было, что пребывал в ярости… Лицо у него было, я тебе скажу, хуже, чем у самого гнилого зомби… Этот самый Бушуев только и успел сказать: «Сейчас я ухожу. Но вернусь вместе со всем воинством». Над ним вспыхнул чертов синий шар и лопнул… Вместе с шаром и одержимый исчез! Когда все стихло, перед нами снова появилась Покровительница и сказала: «Пошли, вояки!» Заметь, вроде совсем по-земному сказала, даже с насмешечкой…

— А ПОКРОВ как же?

— Как только нечисть сгинула, Свет Небесный иссяк, и мы вышли из храма, но… — Панкратов помедлил. — Ты ведь знаешь, Слава, я никогда особо верующим не был, но вышел из храма… какое-то особое чувство появилось… Вроде очистился, приобщился к чему-то… неземному… Не могу объяснить…

— Дальше! — торопил я. Мне не терпелось узнать все подробности. — Пришли вы сюда, в избу. А меня как нашли?

— Тебя помог отыскать котяра, — усмехнулся Леша. — Хотя, может, это и не кот вовсе. Одним словом, появилась его физиономия перед нами, маячит, не исчезает. Мы с Виктором Алексеевичем и пошли за ним. Ты на краю просеки лежал.

— Какой просеки? Там вроде никакой просеки не было!

— Образовалась во время бури. Ты с краешка лежал. Крепко тебя садануло о деревья. Ведун выходил.

— Понятно, — сказал я и тут же вспомнил: — А призрак брата больше не являлся?

— Нет, исчез. Куликов говорит, так и должно быть. Успокоился, мол, брат Сергей, ушла его душа в тонкие миры… — Панкратов посмурнел.

— Ну, вон и Витек идет! Давайте чаи гонять, — сказал свою традиционную фразу ведун.

Я долечивался у ведуна еще несколько дней. Леша уехал. Я все посматривал на мальчика и однажды не выдержал.

— А что, Витек, не поедешь ли ты со мной в город Петербург? Мы с женой Асей одни живем… Может, понравится у нас, сыном будешь…

— Я бы поехал, — после недолгой паузы сказал Виктор, — да вот деда оставлять одного неохота. Старый он!

— Если решил, поезжай! — сказал старик. — Тебе мать с отцом нужны. А ко мне приедешь. Да и лес теперь навсегда с тобой будет.

Через неделю мы с Витей ушли по дорожке в город. Старик проводил нас до перекрестка. Потом мы уселись в джип. Над нами до самого города летела ласточка.

— Дед послал, — сказал Витя. — Чтобы нам не скучно было. — У самого города ласточка круто развернулась и исчезла.

В день нашего прибытия в Питер, вечером, когда жена Ася наконец успокоилась и всерьез поверила, что Витя остается с нами навсегда, мы уселись за праздничный стол.

Не успел я налить себе заслуженную рюмку водки, как из прихожей на середину комнаты сама собой выплыла по воздуху моя спортивная сумка. Она шлепнулась на пол, и из нее начали одна за другой вылетать вещи. Последним показался на свет Божий мой спортивный фирменный костюм.

— Перестань, пожалуйста, — попросил я. — Чего ты на самом-то деле? Ты же теперь наш! Выбирай себе место жительства по душе.

— Кого это вы еще привезли? — ужаснулась Ася.

— Это наш домовой. Звать Адмонио, прошу любить и жаловать, — представил я.

— А без него никак нельзя? — жалобно спросила Ася.

— Можно, но лучше с ним. Сердить домовых нельзя, — твердо заявил я.

— Ну раз нельзя… — протянула Ася.

— Он хороший, — сказал Витя. — Только жить с нами вряд ли останется. До дома проводил и уйдет. Он свободу любит и безобразия. А у нас ему безобразничать не с руки.

Как бы в подтверждение его слов в проеме открытого окна появилась ухмыляющаяся рожа шумного духа Адмонио. Он подождал, пока все, включая Асю, смогли вдоволь налюбоваться им, «вспорхнул» и, помаячив некоторое время над балконом, исчез…

— Мы без духов и бесов жить будем, — сказал мой сын Виктор.