Рон и Мартин изучающе смотрели друг на друга, сидя в противоположных креслах. Не было неловкости, напряжения, тягостности. Каждый понимал, что с этой минуты связан со своим визави до конца, любого, какой ни случится в предстоящей цепи событий, замкнувшей сейчас, в этом кабинете, свое первое звено.

– Что вы помните о своем первом убийстве, – нарушил молчание Мартин.

– Волейбольный матч. Две школьные команды. Я – лучший подающий. Вышел из игры, когда у соперников не осталось шансов на победу. Сел на скамью запасных. Очнулся – в руках ножницы. На земле – Фил Кренстон. У ног – лужа крови. Вокруг – сотни глаз, в которых страх. Потом – полиция.

– Откуда ножницы?

– С судейского стола. Всегда там лежали.

– Как они оказались у вас в руках?

– Не знаю.

– Вы пытались найти мотив?

– Все двадцать семь лет.

Мартин встал, подошел к окну.

– Почти всегда ответы на загадки взрослой жизни лежат в детстве.

Рон перевел взгляд со спины Мартина на его рабочий стол. Как и сам доктор, все принадлежащие ему вещи были утонченно изящны. Великолепная дорогая ручка, красивый карандаш, безукоризненно подточенный. Ежедневник в обложке из натуральной кожи, стопка ослепительной белизны бумаги. Ножницы с длинными тонкими стальными лезвиями…Нож для бумаги… Ручка из ценной древесины, инкрустированная драгоценным камнем…Рон поднялся, его рука плавно заскользила по столу, оборвав движение около тонкого клинка…

Мартин слышал шаги подходящего сзади Рона, но не шелохнулся и не оторвал взгляд от окна. Они должны доверять друг другу, иначе все станет бессмысленным.

– Вас не мучают воспоминания детства? – Мартин спокойно развернулся к Рону.

– Нет.

– Вы были счастливы?

– Да.

Внимательный взгляд доктора уловил в глазах Рона тень ведомых только ему воспоминаний.

– Вы были единственным ребенком?

– У меня есть брат Дэн…Младший.

– Была разница в отношении родителей к вам и брату?

– Я этого не ощущал. Мы с Дэном были на равных. Родители нас любили обоих, каждый по-своему, но любили искренно.

– Что значит, каждый по-своему?

– Мама нас всегда жалела, никогда не наказывала. От отца приходилось получать, но всегда только по заслугам. Зря отец не наказывал.

– Он подавлял вас своей волей?

– Скорее, пытался навести в нашей жизни порядок. Он во всем любил порядок.

– Ему это удавалось?

– Далеко не всегда. Мы с Дэном характером пошли не в него, как и не в маму. Мы были другими.

– Отношения в школе?

– С учителями – обычные. Среди одноклассников я был звездой. Мне прочили большую спортивную карьеру. Спорт давался мне легко. Любой – борьба, игры, атлетика. Я мог бы достичь больших высот и больших денег.

Мартин не отрывал внимательных глаз от лица Рона. Теперь он точно знал, что счастливое детство Рона скорее было дорогой, ветвящейся по краю пропасти среди красивых пейзажей. Он оступился, но где?

– Что из детства не уходит из памяти?

– Падение Дэна… Он упал с лестницы, ударился головой и…перестал говорить. Онемел.

– Почему?

– Повредил речевой центр. Так сказали врачи.

– Как случилось, что он упал?

– Дэн сбегал с лестницы и споткнулся… Падение было очень сильным.

– Почему он бежал, а не спускался шагом?

– Мы вообще были подвижными детьми. Все делали бегом. К тому же он что-то натворил. Так сказал отец.

– Вы были дома?

– Да, в своей комнате.

– Вы видели, как Дэн бежал, споткнулся, упал?

– Нет. Я выскочил из комнаты на крик матери. Дэн уже лежал на полу.

– Где был отец?

– Кажется, рядом с ним. Точно не помню.

– Что было потом?

– Приехали врачи.

– Потом?

– Мои нервы не выдержали, и я сорвался в истерику. Врач мне сделал укол.

– Какой?

– Не знаю. Что-то сильное. Все вокруг стало расплываться и растворяться друг в друге. Последнее, что я запомнил – шкаф с маминой головой. Проснулся я в своей комнате. Рядом сидела мама. Она сказала, что Дэн в больнице.

Интуиция Мартина запульсировала где-то в районе желудка. Так случалось всегда, когда его интуитивный нюх учуивал верный след. Трагедия Рона и драма Дэна берут начало в одном событии. Оба его жертвы, но кто-то первопричина. Взаимная связь безусловна, но пока не очевидна. Что же это? Злая шутка духовного родства или, наоборот, противостояния?

– Вы были с Дэном близки?

– Да, понимали друг друга без слов.

– Вы много времени проводили вместе?

– Дэн младше на два года, мы были в разных классах. В увлечениях не сходились. Я больше занимался спортом, Дэн математикой. Ну, а так… Все вечера, выходные были вместе.

– Вы делились секретами?

– Не всеми.

– Например.

– О девчонках Дэн говорить не любил.

– Почему?

– Нечего было рассказывать.

– В чем состояла проблема?

– В уме Дэна. Девчонки боялись его математической гениальности. Они думали, что Дэн их считает дурами.

– Откуда вы знаете?

– В отличие от Дэна, у меня недостатка в поклонницах не было. Девчонки меня обожали. Стаями летели на мою красивую фигуру и большие перспективы… Иногда они бывали очень разговорчивы.

«Может, с лестницы должен был упасть Рон?» – размышлял Мартин, одновременно слушая Рона. Ущемленное самолюбие опасно в любом возрасте, но особенно агрессивно в подростковом, когда эмоции легко берут верх над разумом.

– После падения Дэна лестницу осматривали?

– Не знаю.

– Ступени могли быть повреждены?

– Вообще-то у отца везде был порядок.

– Чьи комнаты располагались на втором этаже?

– Моя и Дэна, комната для гостей и небольшая гостиная с выходом на балкон. Мама любила в этой комнате рукодельничать, отец – читать. Часто мы пили там чай всей семьей. – Рон внимательно посмотрел на Мартина. – Вы думаете, что я подстроил падение Дэна.

– Я думал наоборот, – признался Мартин.

– Дэн?… Полный бред.

– Господин Митчелл, я много раз имел возможность наблюдать, как из самого невероятного предположения, из полной чуши вырастала истина.

– По лестнице могли сойти и мать, и отец, и…Дэн.

Да, согласился про себя Мартин, и поэтому посыл мести неверен. Он наблюдал, как потрясенный Рон прилежно рылся в памяти, стараясь найти повод, который мог бы братьев настроить на взаимную месть. Это тупик. Месть не то чувство, которое может внезапно вспыхнуть и погаснуть. Месть вынашивается долго и просчитывается тщательно. Нет, злую шутку с братьями сыграл именно случай, не ожидаемый, непредвиденный. Такие ситуации либо помнят всю жизнь, либо забывают навсегда. С Роном случилось последнее. Традиционные способы психоанализа в этом случае бессильны.

– Вы должны вернуться в тот день, – прервал Мартин размышления Рона.

– В какой? – не сразу понял Рон.

– В день падения Дэна.

– Гипноз?

– Да.

– Я вспомню этот день?

– Нет, дверь в эту комнату для вас навсегда заперта. Вы не вспомните этот день. Вы переживете его заново и, скорее всего, снова забудете.

– Доктор, сейчас вы мне сказали о том, о чем я не успел вам рассказать.

– О чем?

– О моем сне… Я иду по темному коридору к закрытой двери на свет и голоса, которые слышу. Я не могу их узнать, хотя они мне знакомы. Я слышу разговор, но и не могу понять, о чем он…

– Продолжайте.

– Дверь заперта. Я пытаюсь ее открыть до тех пор, пока не отрываю ручку и не отлетаю в темноту, из которой начал свой путь.

– У сна есть периодичность?

– Нет.

– Может, сон вызывают какие-либо события?

– Доктор, в тюрьме нет событий.

– Вам страшно в этом сне?

– Нет.

– Зачем вам надо войти в эту дверь?

– Я знаю, что за ней мое спасение.

– Разгадка вашего греха?

– Да.

– Вы мечтаете о прощении?

– Я хочу знать, в чем мне каяться.

– Завтра, в два часа, господин Митчелл.

– Я приду.

Как только Рон покинул кабинет, Мартин подошел к окну. Он ждал, когда Рон выйдет из здания. Вот и он. Прямая спина, уверенная поступь. Ему некого бояться, кроме самого себя. Мартин вернулся к столу, сел за компьютер. К завтрашнему дню он должен понимать Рона лучше, чем тот понимает себя сам.