– Ваш кофе, доктор! – с укоризной в голосе громко провозгласила Джудит, заметив, что босс никак не отреагировал на любимый черный кофе с большим сливочным пятном посередине, чашку которого она только что поставила ему под нос. Вздрогнув от неожиданности, Мартин едва не опрокинул на себя горячий напиток. С недоумением внезапно очнувшегося человека Мартин уставился на Джудит.

– Что с вами, мистер Гиббс, – спросила Джудит с профессиональным участием врача, обращающегося к страждущему пациенту. – Может, вам нужен доктор?

– Я сам доктор, – раздраженно посмотрел на нее Мартин. – Предлагаешь меня вызвать к самому себе?

– Это бы не помешало! – с демонстративной рекомендательностью ответила Джудит и, грациозно развернувшись, поплыла к двери, высоко держа голову и откровенно торжествуя по поводу оставленного за собой последнего слова.

Мартин провожал глазами Джудит, внутренне полностью соглашаясь со своевременностью доброго совета. После ухода Рона Мартин еще долго сам с собой обсуждал правильность сделанного Рону предложения. В двухсторонней аргументации верх брала то одна, то другая сторона. Мартин уехал домой без однозначного вывода, с разворошенными чувствами и тяжелой душой. Ночной сон, соответствуя его состоянию, был тревожен и прерывист. Не выспавшись, не отдохнув и по-прежнему в беспорядке чувств Мартин приехал на работу не как обычно, утром, а лишь к назначенному Рону времени. Первое, о чем он попросил Джудит, был крепкий горячий кофе со сливками. Другого кофе Мартин не пил.

Придет ли сегодня Рон, согласится ли на непредсказуемый эксперимент? Примет ли подсознание Рона установку Мартина? А если боязнь крика – не причина, а следствие другого страха, природу которого не осознает сам Рон, и суть которого не уловил Мартин? В этом случае Рон может повести себя вразрез заданной установке, и эта реакция будет абсолютно непредсказуемой. Может, и к лучшему, если он не придет. Мартин большими глотками выпил кофе, даже не заметив, что тот уже остыл.

– Господин док-тор! – вредная Джудит последнее слово произнесла с особым интонационным ударением. – К вам мистер Митчелл.

– Очень хорошо. Я жду, – уверенным голосом ответил Мартин.

При рукопожатии они встретились глазами. Немой вопрос Мартина получил голосовой ответ Рона.

– Что касается формы нашего соглашения… Устный договор вас устроит? – спросил Рон.

– Вполне. – Мартин внимательно смотрел на Рона. Он явно был сегодня другим, внутренне измененным. – Что произошло, мистер Митчелл?

Они все еще стояли друг против друга.

– Дверь открылась.

Мартин выглянул из-за плеча Рона. Странно, как он это увидел, стоя к двери спиной, да и дверь закрыта. Внезапная догадка ошпарила Мартина с ног до головы.

– Вы открыли дверь?

– Нет. Она была открыта.

– Кто там был, что вы видели?

– Я не вошел.

– Но дверь была открыта!

– Приоткрыта. Совсем немного… Я подошел и остановился… Я смотрел на свет…Он струился изнутри. Он был живой.

Мартин слушал Рона, непонимающе качая головой.

– Двадцать семь лет… двадцать семь лет эта дверь была вашей надеждой на спасение, и когда она стала вашим шансом, вы от него отказались! Почему вы не открыли дверь, почему? – почти выкрикнул Мартин, поздно поняв, что позволил логике взять верх над интуицией.

– Вы позволите?

– Прошу.

Рон молча прошел вглубь кабинета и сел в кресло. Мартин последовал за ним, остановившись около стола. Только бы Рон ответил, только бы не замкнулся на переживаниях, о которых сейчас так важно знать Мартину.

– Каждый раз, когда убивал, я действовал вопреки своему разуму. – Глаза Рона сузились. Голос звучал жестко. – Меня ведут чувства, которых я не понимаю, не знаю, не ощущаю внутри себя, но они есть…, и они правят моей жизнью. И каждый раз мой разум отступает перед их силой, каждый раз они подчиняют его своей воле.

Рон замолчал. Мартин не отрывал взгляда от его лица. Куда он вернулся – на школьный площадку, в темный двор или в сегодняшний сон? Мартин молча ждал ответа, сев в кресло напротив Рона. Интуиция заняла привычное главенствующее место.

– Когда я смотрел на дверь, мой разум сдавило такое же неизвестное мне чувство. Я не понял почему, но почувствовал, что не могу войти,…не могу сейчас,… не должен… Еще не время.

– Вам было страшно? – нарушил Мартин наступившее молчание.

– Да. Я испугался, что открою дверь. Тогда я развернулся и прыгнул в темноту, и – проснулся от ужаса падения.

Почему сон приснился Рону именно сегодня? Понятия случайности у Мартина не было. Это оправдание дилетантов, маскирующих случайностью каждый провал своих поверхностных знаний. Мартин был настоящим профессионалом. Глубоко зная и тонко чувствуя психологию человека, Мартин не считал бы случайностью даже ветку, обломившуюся в глухом лесу над конкретной головой. Духовный мир человека, хотя и более порывист, но не менее закономерен, чем материальный.

– Исключая сегодняшний, когда вы видели сон последний раз?

– В поезде. Я ехал домой, к матери.

Мартин сел за стол и застучал пальцем по ручке, которую машинально взял. Это был один из признаков напряженного размышления.

– Нет, господин Митчелл, – продолжил вслух свои мысли Мартин. – Дверь не открылась. Вы открыли ее сами.

Мартин не дал Рону выдохнуть возражение.

– Расскажите обо всем, что вы делали накануне. Вы ездили к матери. Зачем?

– Просить прощения.

– Впервые после детства?

– Да. Через двадцать семь лет после… – Рон не стал договаривать.

– Она простила?

– Да.

– А ваш отец?

– Он умер.

– Вы видели Дэна?

– Нет. Он не живет в доме родителей, и он не в городе. У них с Кэт пасека во Флориде.

– Кэт? С Кэт, которая кричала?

– Да, они с Дэном женаты.

От неожиданности Мартин перестал дышать. Кэт вышла замуж за убийцу брата! О чем еще умолчал Рон? Спокойно… Спокойно…В паре с пациентом врач должен быть ведущим, но не ведомым. Мартин вдохнул полной грудью. Рон ни о чем не умолчал, он не сказал ровно того, о чем не спросил его Мартин.

– Сон приснился вам только вчера. Что еще произошло за эти дни? Вспоминайте, мистер Митчелл, вспоминайте. Это важно, очень важно.

Мартин встал с кресла и возбужденно заходил по комнате. Сейчас каждый пустяк может возрасти до решающего значения. Что же он сидит, как пень? Не может вспомнить, что делал вчера? Нетерпение уже подступало к горлу Мартина, когда Рон наконец-то открыл рот.

– Я был у адвоката.

– Цель. С какой целью?

– Отказался от наследства, от своей доли в доме отца.

– Завещание было составлено после вашего ареста?

– Да. В наследство мы с Дэном можем вступить после смерти матери.

– Это было неожиданностью?

– Да.

– Вам нелегко далось это решение?

– Мне не нужен этот дом ни сегодня, ни в будущем, если оно у меня будет.

– Доля в недвижимости – это не только часть площади, но и деньги. Вы могли бы реализовать свое право в деньгах.

– Я знаю. То же самое мне сказала адвокат. – Рон внимательно посмотрел на Мартина. – К вашему сожалению, доктор, я отказался от наследства без душевной борьбы с самим собой.

– Может, вы не поняли своих чувств?

Рон не ответил. Мартин взглянул на часы.

– Сон вывел вас из равновесия, господин Митчелл, и это может плохо сказаться на сеансе. Жду вас завтра. Утром.

– Сегодня, – интонация Рона неприятно кольнула Мартина. – Я должен успеть. Сегодня, доктор.

– Господин Митчелл. Я не могу допустить ошибки. Это одинаково опасно как для вас, так и для меня.

– Значит, мы оба должны успеть.

Их немигающие глаза уперлись друг в друга. Бездонные черные Мартина и пронизывающие светлые Рона, но это был не поединок, а разговор двоих, умеющих понимать друг друга без слов.

– Когда я вернусь, вы должны быть в полном душевном равновесии. – Мартин подошел к полке с дисками. – Здесь есть все – вода, море, деревья, цветы, водоросли. Выберете то, что поможет вам выйти из сегодняшнего дня.

– У меня есть свое средство.

– Что это?

– Небо.

– Небо? Почему?

– Оно безлюдно.

– Понимаю.

Мартин не лукавил. Он действительно понимал Рона, тонко чувствуя его истерзанную душу, стремящуюся к покою, которого не было для нее на земле.

– Я вернусь через два часа.

– Я буду готов.

Не менее минуты Рон смотрел на закрывшуюся за Мартином дверь, затем подошел к окну. Глубокая синь властно потянула душу, наполняя ее холодным покоем, вытесняющим все преходящие чувства. Небо неистово манило Рона холодной безучастностью к земным страстям. Происходящее на земной плоти не касалось царственного свода – высокого, недосягаемого, непознаваемого, незримо уходящего в глубины космоса…

Напитав душу холодной тишиной, Рон сел в кресло. Веки опустились на уставшие глаза. Течение времени ощутимо обтекало лицо, струилось по телу, унося Рона то ли в будущее, то ли в прошлое…