Небольшой паровой баркас прыгал на волнах, как пробка.
За спиной у его пассажиров остался пароход «Сахара», а баркас, несмотря на зыбь, мало-помалу приближался к перуанскому берегу. Два человека команды, четыре пассажира и их внушительный багаж - это было многовато для такого суденышка, и оно пыхтело, как перегруженный локомотив на подъеме.
Позади остались не только пароход «Сахара», но и трехнедельное океанское плавание, скверная еда, теснота кают и изнурительная качка. Оскар не мог дождаться минуты, когда он, наконец, вновь ступит на твердую землю.
- Ты только взгляни, - сказала Шарлотта, глядя на берег и прикрывая глаза ладонью от солнечных бликов, пляшущих на волнах. - Никогда бы не подумала, что эта страна такая зеленая. Не считая узкой полоски берега, тут все зеленое - и холмы, и долины, даже дома здесь красят зеленой краской.
- А горы? - возразил Оскар, указывая на величественные цепи Анд, взмывающие к небу. - Если присмотреться, можно увидеть даже полосу пустыни, лежащую между горами и побережьем. Видишь?
Она кивнула.
- А воздух! Он влажный, как в бане, и буквально обволакивает тебя.
- Осталось недолго, - вмешался в их разговор Гумбольдт, расстегивая ворот своей рубашки. - Там, впереди, уже виднеются портовые сооружения.
Ткань рубашки прилипла к его коже, а на лбу выступили капельки пота. Только Элиза, казалось, не замечает жары. Она выглядела невозмутимой и на редкость довольной. Наверное, потому, что здешний климат напоминал ее далекую карибскую родину.
Через четверть часа лодка причалила в рыбацком порту Каманы. Оскар первым спрыгнул на берег и принял швартовы. Восхитительное ощущение - снова стоять на твердой земле. Никакой качки, и горизонт все время на месте. Должно быть, в глубине души он - самая настоящая сухопутная крыса.
Вилма, похоже, думала точно так же. Как только ее выпустили на причал, она тотчас принялась расхаживать, выискивая между камней рыбьи останки. Шарлотта, Элиза и Гумбольдт, не успев осмотреться, принялись за разгрузку багажа.
Спустя несколько минут на пирсе стояли четыре больших ящика, множество сумок и мешков и несколько тюков. Гумбольдт сунул в руку штурману несколько купюр, после чего суденышко снялось с якоря и легло на обратный курс к «Сахаре».
Оскар, глядя, как исчезают в морской дали очертания доставившего их сюда корабля, слегка загрустил. Каким бы утомительным ни было путешествие, «Сахара» была последней ниточкой, связывавшей их с Европой, а теперь и она оборвалась.
Тем временем набережная заполнялась местными жителями. Похоже, добрая половина города явилась сюда, чтобы поглазеть на вновь прибывших. Вокруг вертелись предприимчивые владельцы повозок, суля мигом доставить приезжих в гостиницу, располагавшуюся неподалеку.
Оскар с любопытством осматривался. Цвета и звуки, запахи растений и йодистое дыхание моря, необычно выглядящие и странно одетые люди, даже их манера говорить между собой, - все казалось необычным и чужим. Читая книги о приключениях, он как-то не обращал внимания на такие вещи. У индейских женщин из-под фетровых шляп с плоскими полями свисали длинные, туго заплетенные косы, а на спине они таскали маленьких детей. Некоторые из горожан, одетые побогаче, выглядели более привычно - вероятно, это были потомки европейцев - испанцев либо португальцев. Однако широкоскулые лица большинства местных жителей отливали медью. Их темные глаза казались печальными и непроницаемыми, и тем не менее в них можно было прочесть сдержанное любопытство. Многие из этих людей выглядели изможденными. И еще кое-что бросилось Оскару в глаза - никто из них не смеялся. Даже дети сосредоточенно, без намека на улыбку, наблюдали за Вилмой, хлопотавшей на причале.
Возница уже практически справился с багажом, когда подкатила легкая двухместная коляска. Правил ею, сидя на козлах, солидного вида господин с длинными бакенбардами. Остановив лошадей, он перекинулся парой слов с возницей и приблизился к путешественникам.
- Сеньоры и сеньориты, добро пожаловать в цветущую Каману! - произнес он по-английски с сильным испанским акцентом, затем заложил левую руку за спину и отвесил глубокий поклон. - Мое имя - Альфонсо. Его превосходительство сеньор Альварес, губернатор провинции Арекипа, которому стало известно о вашем прибытии, просил меня передать вам приглашение посетить его в губернаторской резиденции!
- Быстро же здесь распространяются новости, - пробормотал Гумбольдт.
- Для нашего города великая честь - принимать у себя столь известного ученого, - продолжал Альфонсо с улыбкой. - Приглашение касается и всех ваших спутников.
Гумбольдт нахмурился.
- Вы настаиваете, чтобы мы отправились прямо сейчас? Но это невозможно мы, прежде всего, должны привести себя в порядок после дальней дороги и хотя бы немного передохнуть!
- Если это не вызывает у вас возражений, я уже отдал приказ доставить ваш багаж в гостиницу. Визит к губернатору займет совсем немного времени!
С той же принужденной улыбкой посыльный с бакенбардами широко распахнул дверцу коляски, в которой прибыл, и откинул подножку.
- Герр Гумбольдт, - обратился Оскар к ученому, - будет лучше, если я останусь и прослежу за погрузкой и доставкой нашего имущества.
- Отличная идея, мой мальчик, - кивнул Гумбольдт. - И удели особое внимание большому ящику с навесными замками. В нем находятся самые хрупкие и ценные для нас приборы.
Посыльный, изобразив на лице скорбь, отрицательно покачал головой.
- Боюсь, что это невозможно. Вашему юному спутнику также придется отправиться с нами. Сеньор губернатор особо подчеркнул, что ждет всех, кто высадился сегодня на берег в нашем порту.
- Похоже, выбора у нас нет, - мрачно проговорил Гумбольдт по-немецки. - Надо полагать, все это затеяно, чтобы под видом таможенной пошлины или еще чего-нибудь, содрать с нас как можно большую сумму. Думаю, дело именно в этом.
Дождавшись, пока все усядутся в коляску, господин с бакенбардами взобрался на козлы и прикрикнул на лошадей. Те взяли с места, и вскоре коляска, провожаемая удивленными взглядами толпы на причале, уже мчалась по главной улице к холму, который возвышался над городом.
- Надеюсь, что с моими инструментами и приборами ничего не случится, - проговорил Гумбольдт. - Меня очень тревожит то, что они остались без присмотра.
- О, вам абсолютно не о чем беспокоиться, - бросил их провожатый через плечо. - Никто не решится причинить вам ущерб. Его превосходительство представляет на всей этой территории не только исполнительную, но и судебную власть, и очень суров, в особенности, если речь идет о воровстве. Вы гости моего сеньора и можете полностью положиться на его защиту. Видите белое здание на верху холма? Это асьенда его превосходительства.
Оскар приподнялся, чтобы взглянуть. На холме возвышался целый дворец в испанском колониальном стиле - с аркадами, башенками, куполами и причудливыми балкончиками. Резиденция представляла разительный контраст с нищими индейскими лачугами и хижинами рыбаков в районе порта. В этом был какой-то надменный вызов.
- Это просто возмутительно! - шепнула Шарлотта.
- Что ты имеешь в виду?
- Ты только взгляни на это: страна прозябает в нищете, а здесь такой дворец! Это просто издевательство!
Оскар прищурился.
- Ты думаешь, у нас иначе? Я-то хорошо знаю жизнь в Берлине, и будь уверена, там ничуть не лучше. Бедным везде живется плохо, независимо от того, в какой части света они родились. Поэтому приходится время от времени кое-что отбирать у господ. Так сказать, отщипывать крохи от богатств. Понимаешь, о чем я толкую?
Шарлотта словно не слышала. Ее сердитый взгляд скользил по башням и кружевной резьбе стен дворца.
- Хотелось бы знать, что за человек этот губернатор, - задумчиво проговорила Элиза, - и зачем мы ему понадобились?
- Скоро узнаем, - отозвался Гумбольдт. - Мы уже почти на месте.
И действительно - имение уже можно было рассмотреть во всех деталях. Губернаторская резиденция располагалась в центре обширного парка, аллеи и цветники которого были обсажены пальмами. Дворец и парк окружала четырехметровая стена, сложенная из камня, а единственным входом в асьенду сеньора Альвареса служили кованые ворота с узорчатыми решетками.
Когда коляска приблизилась к воротам, из деревянной будки появился часовой и, внимательно оглядев гостей, распахнул створки ворот. При этом он перебросился парой слов с их провожатым в бакенбардах.
Тот причмокнул и взялся за вожжи. Коляска снова тронулась и покатила по хрустящему белому гравию главной аллеи.