Полковник Дюран склонился над разложенной на алюминиевом столике топографической картой. Хассад и его мятежные товарищи снова вернулись в базовый лагерь экспедиции, а люди Дюрана развернули на руинах лагеря временный командный пункт, откуда полковник руководил поисками пропавших исследователей. Территорию срочно подровняли, привели в порядок, устранив следы боя. Теперь там поднялись три купола ветроустойчивых палаток — изобретение шведов, — самая большая из которых предназначалась для полковника Дюрана. Тонкие стенки спокойно выдерживали порывистый норд-ост.

Палаточные условия ничуть не угнетали Дюрана. В конце концов, он провел в них полжизни, ему было по душе чувство отъединенности от мира в сочетании со свежим воздухом. Куда меньше полковнику нравилось то, что по-прежнему не было никаких сведений о местонахождении экспедиции. А вдруг они как раз в этот момент наблюдают за ним? От такой мысли полковнику становилось нехорошо. И дело было не в угрызениях совести, а в его стремлении всегда и во всем удерживать нити в своих руках. Дюран органически не переносил, если ситуация вдруг выходила из-под контроля. Не слишком ли рано он обратился за подмогой к Хассаду? Может, все же следовало пересидеть, выждать, пока у него на руках не будет стопроцентных доказательств обнаружения исследователями действительно важной находки? Но с другой стороны, что еще ему оставалось? Сиднем сидеть в форту, дожидаясь тех самых стопроцентных доказательств? Тут нетрудно и припоздниться. Эти исследователи ведь явно не дураки набитые, им ничего не стоило бы с находкой в руках незаметно исчезнуть. Регион огромный, необозримо огромный, и организовать преследование в таких условиях чрезвычайно трудно. Нет, надлежало исходить из того, что именно они станут искать связи с ним. Главным козырем полковника было и оставалось их полное неведение о том, что он вел двойную игру.

В случае неудачи они могут прекратить поиски и искать связи с ним. Но что-то подсказывало Дюрану, что это не так. Исследователи отмахали столько миль по жаре и песку, в их руках наверняка есть кое-что… нет, просто так бросить поиски они не могут. Не станут отказываться от счастья, которое само идет в руки. И они, позабыв обо всем на свете, ищут новых открытий.

Рядом с картой на столе лежала раскрытая папка, содержавшая интереснейшие сведения о цели группы. Ценное послание из Йоханнесбурга прибыло вчера вместе с письмом Наумана на вертолете. Письмо излагало цели группы. И хотя конкретно об объекте поисков ничего не было сказано, Дюран узнал достаточно, чтобы сделать определенные выводы. Объект поисков был по габаритам куда меньше, нежели он предполагал. Если предоставленные Науманом сведения верны, он не больше футбольного мяча. С таким вполне можно исчезнуть из страны, не привлекая внимания.

В папке содержалось немало любопытного. На ламинированных листках бумаги были дотошно перечислены данные по каждому из членов группы. Их биографии, фирмы-работодатели, финансовое состояние, пристрастия, психологические особенности.

Ничего не скажешь, Науман потрудился на славу. Досье содержало и сведения интимного характера — от межчеловеческих связей до заболеваний и дурных привычек, пройденных у психотерапевтов сеансов. Чего только в этих досье не было!

Например, над Ирэн Клермонт висел кредит в девяносто тысяч долларов. Кроме того, пару лет назад ей пришлось вести довольно нечистоплотный бракоразводный процесс. Такое Дюрану при всем желании не могло бы прийти в голову. Эдакая уверенная в себе, даже высокомерная особа.

Патрик Флэннери, как оказалось, тоже по уши сидел в долгах. Судя по всему, азартные игры. И сумма солидная. Во всяком случае, для ее погашения скромного оклада технического ассистента явно не хватало.

Дюран покачал головой. Сплошная пыль в глаза, да и только. За внешне безукоризненным фасадом процветающих людей скрывались гниль и тлен. Пальцем дотронься, и вся внешняя позолота начнет отваливаться кусками. Полковника Дюрана не удивило, что в прошлом у Малкольма Нидри были серьезные проблемы с алкоголем. Вид ирландца подтверждал это — одутловатая физиономия, дряблая кожа, мешки под глазами, жидкие волосы. Однако ему, похоже, удалось пересилить себя, отказаться от пагубного пристрастия. Во всяком случае, досье утверждало, что в течение четырех последних лет он капли в рот не брал. А вот по части хронической импотенции дела Малкольма, увы, обстояли не столь блестяще. То ли она проистекала из пьянства, то ли наоборот, ясно не было.

Ханне Петерс и ее помощнику и сподвижнику Абду досье уделяло всего пару строк. Скудные сведения. Студентка умеренных дарований, она несколько лет провела в пустыне под руководством доктора Теодора Моно, одного из крупнейших исследователей Сахары. Разрыв с семьей. Дребедень, частности. Впрочем, похоже, эта парочка — второстепенные персоны в безумной игре.

Дюран перевернул несколько страниц. Крис Картер. Или, точнее, Джон Эванс. Именно так звучало настоящее имя этого субъекта. Из досье явствовало, что квалифицированные хакеры и прочие мошенники обеспечили ему новые персональные данные. Дюран припоминал тихого человека с внимательным взглядом. Весьма недурен собой. Работает на Нормана Стромберга, снабжает его нужной информацией, чтобы тому было сподручнее приумножать грандиозную коллекцию раритетов. Климатолог по образованию, Йельский университет с отличием. Холост. Сумеет ли он и далее сохранять свою легенду в изменившейся обстановке? Вероятно, сумеет. Если исходить из его психологических характеристик. Вопрос в том, успел ли Стромберг своевременно оповестить его о внедренном в группу человеке Наумана. Дюран от души надеялся, что не успел, ибо это здорово осложнило бы ситуацию.

Полковник Дюран забарабанил пальцами по алюминиевой поверхности стола. Какой смысл рассуждать, не имея достаточной информации? Его планы основывались на том, что «кроту» удастся выйти с ним на связь до того, как группа обнаружит загадочный предмет и окажется за пределами страны. Или на крайний случай сообщить о местонахождении группы. Но у него почти не оставалось времени на ожидание. Необходимо действовать. Немедля. Взглянув на прощание на фото «крота», Дюран захлопнул папку и уложил ее в контейнер.

Взор его снова скользил по топографической карте. Один сантиметр на ней соответствовал двумстам пятидесяти метрам — карта была крупномасштабной. Ничего лучшего для этой местности пока что не имелось. Полковник сам участвовал в геодезических съемках Айра и составлении данной карты, но только сейчас заметил, что космические снимки, положенные в ее основу, не содержали всех деталей. Из космоса невозможно зафиксировать все подземные проходы, пещеры в горах. Даже мятежникам и тем известны далеко не все.

Патрулирование и поиски не прерывались ни на час, но по-прежнему не поступало никаких сведений о местопребывании группы исследователей.

Полковник вновь и вновь просчитывал время, необходимое им, чтобы укрыться от бури. Прикидывал среднюю скорость передвижения на данной местности и в результате получил приблизительный радиус. Вооружившись циркулем, Дюран провел на карте окружность. Нет, даже самому опытному скалолазу и ходоку по пустыне не удалось бы забраться дальше! Так что он здорово расширил район поисков. Удовлетворенно хмыкнув, полковник взял рацию. Теперь спокойно можно отозвать тех, кто рыскал за пределами новой окружности на карте, и, сосредоточив их на меньшей территории, повысить вероятность обнаружения канувшей в воду, вернее, в песок экспедиции.

Тьма, окружавшая Криса, ощущалась почти физической болью. Пальцы его вцепились в винтовку. Кто считал крипту и ход под ней темным местом, безнадежно заблуждался. Вот здесь была темень так уж темень. Она имела градации оттенков, правда, не поддававшиеся измерению. Почувствовать их можно было лишь на уровне субъективных ощущений. Вот сейчас Крис чувствовал, как эта тьма лапой сжимает его сердце. По поручению Стромберга ему уже приходилось попадать в склепы, но пребывание здесь превосходило все ранее пережитое. В том числе и его физические возможности. Нигде во Вселенной не было места, где столь тщательно избегали бы света дня. Депрессивное чувство, что тебя заживо погребли здесь, перерождалось в припадок панического страха.

— Свет! — прохрипел он. — Дайте свет!

Голос его эхом отозвался во мраке. Ирэн, вошедшая в гробницу вслед за ним, поспешно включила газовую лампу. И хотя света ее не хватало, чтобы разогнать темноту, дышать стало легче, сдавивший грудь железный обруч ослаб, уступив место благоговейному изумлению. Пламя лампы, отражаясь в мельчайших поверхностях обсидиана, плясало радужным фейерверком.

— Вы только посмотрите!

Эти слова, хоть и проникнутые изумлением, казались пресными, неуклюжими и корявыми, чтобы вместить в себя сказочную красоту храма, возраст которого насчитывал много тысячелетий. У Криса было чувство, что он ступил на запретную для смертных территорию.

Посреди зала размерами примерно шесть на шесть метров находились три Медузы, устремившие загадочные взоры на пришельцев. Расположенная в центре отличалась от остальных фигур. И не только величиной и внушительностью — она единственная стояла в окружении множества каменных человеческих фигурок, умоляюще воздевших к ней руки. И Медуза почти с доброжелательностью простерла к ним свои каменные руки-змеи. В сравнении с Медузой фигурки людей казались примитивными и убогими. Бросалось в глаза их явное сходство с изображениями периода охотников, обнаруженными в Тассили-Анджер, — члены неестественно выгнуты, до уродства диспропорциональны. С поднятыми и сцепленными над головой руками они, разинув рты, пали на колени перед объектом почитания. Одна только голова Медузы, не считая отходящих от нее отростков, в диаметре составляла не менее метра, но этим и исчерпывалось сходство с обнаруженными ранее. Принципиальным же отличием было то, что эта Медуза, как и обе ее соседки, располагала телом.

Крис был настолько поражен, что не сразу заметил важную деталь. Отталкивающие головы покоились на уродливых женских телах о шести грудях, попарно расположенных друг над другом. Отростки были сплошь испещрены орнаментами и значками, похожие символы покрывали и дородные бедра, подпиравшие массивные телеса.

— Анетот, Имларан, Фарасс!

Чисто и ясно прозвучал голос Ханны, отдавшись эхом от каменных стен. Крис невольно вздрогнул, услышав эти три слова из ее уст.

— Что? Что ты сказала?

— Богиня в трех лицах. Как я сразу не догадалась? А это… — Тут Ханна, заметив изумленные и встревоженные лица остальных, умолкла. — Вы уж простите меня. Это было похоже на озарение. Богиня в трех лицах — мотив, который до сих пор обнаружен лишь один раз в Турции. И никто не знает, каково ее происхождение. До настоящего момента. Сама я еще всего до конца не понимаю, но уверена: мы вплотную подобрались к великому открытию. Если моя догадка верна, то именно нам предстоит обнаружить ключевое недостающее звено в археологии.

— То есть?

— Сейчас мне пока что не хотелось бы об этом говорить. До тех пор, пока не будут найдены еще факты.

Крис кивнул. Конечно, он желал узнать больше, но чувствовал и разделял неуверенность Ханны. Ученый в ней не позволял отдать себя бесплодным рассуждениям. Крис снова сосредоточился на Медузах. Статуи состояли исключительно из обсидиана, материала, который вследствие присущей ему прозрачности придавал им необычайную реалистичность. Поверхность скульптур имела вид блестящей от влаги кожи. Крис в сотый, наверное, раз спросил себя, как люди, отделенные от современности тринадцатью тысячелетиями, сумели столь искусно обработать чрезвычайно твердый, неподатливый материал.

Если присмотреться, можно было заключить, что инструментами им служили газовые или плазменные резаки. Абсурд, тут же одернул он себя, потому что как раз в это мгновение обнаружил на помещенной в центре скульптуре характерную деталь, отличавшую ее от двух остальных.

Глаз.

Он обладал не только неприятной способностью смотреть прямо на тебя, но и был изготовлен из совершенно неизвестного материала. Мастера древности, поместив это око в голову, залили его вулканическим стеклом, оставив снаружи лишь внушительное круглое отверстие диаметром около десяти сантиметров. Серо-стальной неправильной формы шар притягивал внимание Криса. Неужели именно за ним они охотились все время? Храм, пещера, искусно отделанная крипта и даже изображение в Тассили-Анджер — все перечисленное преследовало лишь одну цель: защитить этот предмет? Неужели этот глаз и был ядром, сердцевиной, средоточием высокоразвитой цивилизации древности — в период, когда самого понятия «цивилизация» просто не существовало для остальной части планеты? Откуда ему подобные мысли пришли в голову, Крис объяснить не мог, но был непоколебимо уверен, что это отнюдь не досужий вымысел.

Но в чем заключалось особое свойство этого так похожего на свинец минерала? Ни филигранностью обработки, ни ювелирной ценностью он не отличался. Просто бесформенный, уродливый комок унылого серого цвета, никак не вязавшийся с великолепием обсидиана. Может, именно это несоответствие и должно подчеркнуть его ценность? К глазу вели каменные ступени, блестевшие в холодном свете газовой лампы.

Члены группы в безмолвном благоговении, миновав фигурки молящихся, проследовали к Медузе. Став к ней вплотную, они молча смотрели на трехдольчатый глаз, незнакомой звездой свысока взиравший на них. Материал был на самом деле странным. В мелкозернистой массе различались включения покрупнее, а блестящая поверхность казалась влажной. Ирэн, также заметившая странную особенность, подняла лампу повыше, и их взорам открылось великолепное зрелище. Влажный блеск не был иллюзией. С век стекали крупные капли, собираясь в двух особых желобах.

— Вы только посмотрите — она плачет! — ахнула Ирэн, приблизившись к глазу.

Стоявший позади нее Малкольм бесстрастно фиксировал сцену на камеру. Профессионал в нем сумел подавить эмоции, и камера фиксировала торжественное и уникальное событие для потомков. Может, все-таки у них еще и получится фильм, хоть и не тот, что замышлялся первоначально. Крису почудилось, что яркий свет усилил плач, но это, конечно же, было иллюзией. Здесь, под землей, чувства подсмеивались над людьми. Все внимание Криса было сосредоточено на глазе. Не отдавая себе отчета в том, что делает, он, вытянув вперед руку, приложил ладонь к невиданному камню.

— Не надо! — донесся до него голос Ханны.

Поздно. Пальцы Криса, скользнув по прохладной, влажной поверхности, ощупывали зернистую структуру. Казалось, камень вибрирует, будто мощнейший трансформатор, рассчитанный на сотни киловольт. Вибрация камня через ладони передалась рукам, а через них — всему телу. Едва различимый гул и приятное покалывание заставили Криса невольно улыбнуться.

— Боже мой, Боже мой, как же это изумительно, — шептал он. — Камень говорит со мной. Он хочет мне что-то сказать. Попробуйте, не бойтесь. Но подождите — что-то начинает меняться!

Все уставились на климатолога с недоверием и любопытством. Внимание Криса по-прежнему было сосредоточено на камне. И вдруг ему послышались звуки. Отдаленный перезвон колоколов, пять ударов различной высоты. С интервалом в несколько секунд они повторились. Чудесная мелодия из пяти нот. В глазах Криса замелькали разноцветные молнии. Они сформировались в орнамент, и он мог поклясться, что однажды уже видел его. И тут световые блики, перестроившись, обратились в звездный вихрь, взметнувшийся вверх подобно рассыпаемым костром искрам. Кружась в бешеном вихре, они то вздымались вверх, то вновь подобно метеору падали вниз, постепенно заполнив собой все. «Фейерверк, — повторял про себя Крис, — фейерверк души моей». И когда одна из звезд, выделившись из несметного множества, приблизилась к нему, она вдруг развернулась в картину. Картину его прошлой жизни. Фрагмент воспоминания, давным-давно позабытый.

Он видел себя и Паулину, девочку из своего класса, в которую был безумно влюблен. Они с ней на велосипедах ехали в школу. Крис видел себя, видел, как он по невнимательности наехал колесом на камень и плюхнулся на гудронированную поверхность шоссе. И вот он сидит на обочине и ревет, а Паулина тем временем с развевающимися светлыми волосами со смехом уносится прочь. Она бросила его, а он сидел и ревел у дороги, вот тогда ему и стало ясно, что он Паулине до лампочки. Тут звезда улетела прочь, растворившись среди себе подобных.

Крис убрал руку и закрыл глаза. По лицу заструились слезы, они капали на землю, смешиваясь со слезами Медузы. Он почувствовал на плече чью-то ласковую руку, которая тихо оттащила его от камня. И после наступило черное, непроглядное ничто.

Очнувшись, Крис увидел Ханну, склонившуюся над ним и вытиравшую пот с разгоряченного лба. В ее глазах были озабоченность и непонимание.

— Воды! — единственное, что мог произнести в ту минуту Крис.

Язык прилип к нёбу, в горле пересохло так, будто он не пил целую вечность. Ханна приставила к его губам фляжку с водой. С каждым глотком в Криса возвращались силы, и вскоре он уже мог усесться.

С изумлением Крис понял, что находится не в храме, а неподалеку от него, лежа на сооруженной из одежды подстилке. Освещаемые мягким зеленоватым светом, вокруг него кружком расположились его коллеги. Казалось, они ждали от него каких-то объяснений.

— Мне есть о чем рассказать, — начал он, — но я, по правде говоря, и не знаю толком, с чего начать. Помню, что прикасался к глазу. Он обдал меня искрами, и вдруг я стал вспоминать о давным-давно позабытом.

И Крис поведал во всех подробностях историю с Паулиной, хотя ему очень не хотелось бередить старые раны.

— Камень воспроизвел передо мной часть моего прошлого. Это было и прекрасно, и бесчеловечно, — в заключение пробормотал Крис.

Заметив, что никто не реагирует на его слова, что несколько пар глаз в напряженном ожидании уставились на него, Криса осенила догадка. Не догадка, нет, скорее, это можно было назвать предчувствием.

— Нет-нет, не беспокойтесь — со мной все в порядке. Просто это был припадок слабости. Теперь я на самом деле в полном порядке.

Семь пар глаз с брезгливым любопытством уставились на него, словно на диковинное и мерзкое насекомое. Крис почувствовал, как по спине разливается неприятный холодок.

— Что-нибудь не так? — Молчание. — Что произошло?

Лицо Ханны изменилось. Между бровями пролегла жесткая складка. Губы были поджаты, уголки рта презрительно опустились, отчего ее красивое лицо выглядело постаревшим.

— Ты тут наговорил кой-чего, прилипнув к этому камешку, — отчужденно произнесла она. — Причем немало любопытного.

— Ничего не помню. Что именно я наговорил? — Крис начинал догадываться, в чем дело.

— Называл фамилии, — вмешалась Ирэн. — Города, регионы, упоминал много-много такого, из чего мы сделали определенные выводы. — Все это было сказано ледяным тоном.

Крис почувствовал, как его стискивает сеть страха и недоверия. Может, он ненароком выдал тайну? Если так, надо немедля брать инициативу в свои руки.

— Не пойму, к чему вы клоните. Вероятно, в состоянии помрачения сознания я мог наговорить такого, что показалось вам странным. Но что бы я ни говорил — это всего лишь слова. А реальность здесь — вот она. И это масштаб сделанного нами открытия. Камень обладает способностью воздействия на психику человека. Речь идет о неизвестном науке минерале или веществе. Ничего подобного до сих пор на нашей планете обнаружено не было. Вы только представьте себе, что мы с вами открыли!

И Крис улыбнулся, надеясь, что его монолог возымел действие. Однако прежняя отчужденность на лицах говорила об обратном.

— Боже, ну неужели вы понять не можете, что я оказался в том же положении, что и Патрик под гипнозом?! — вскричал Крис. — И не случайно. Это место или этот камень воздействуют на наши мысли и чувства. Может быть, это вообще нечто такое, чего мы себе и вообразить не можем. Вспомните хотя бы голоса. Вот уж не верится, чтобы все это оставило вас равнодушными.

Ханна поспешно отвернулась, будто устрашившись встретиться с Крисом взглядом. В глазах же остальных были гнев и возмущение.

Естественно, первым подал голос не кто-нибудь, а штатный правдоискатель Малкольм Нидри. Именно этого Крису больше всего не хотелось.

— Что за дела у тебя с Норманом Стромбергом?

Так вот оно что.

Крис почувствовал, как земля уходит из-под ног.

Он был загнан в угол.