Ужин был превосходным. Миранда, которая сама любила то, что готовит, постаралась на славу. Гусиная печень с трюфелями, огуречный суп со льдом, а еще — камбала с китайскими фруктами и даже ляжка ягненка, фаршированная зеленой спаржей. Эти деликатесы сопровождались редкими белыми и красными винами, о которых я прежде только слышал. Когда же я подумал, что в меня не влезет больше ни одного кусочка, Миранда вынесла шоколадный торт с апельсиновым конфитюром, к которому прилагалось прекрасное токайское.

Давно я так не ел. Похоже, что Малони и Сикспенс чувствовали себя точно так же. Они откинулись назад с блаженной улыбкой на лице, вытянули вперед ноги и со счастливым благоговением наблюдали за тем, как Миранда убрала со стола и принесла кофе.

— Что правда, то правда, леди Памбридж, — сказал Малони, когда Миранда закрыла за собой дверь, — с этой поварихой вы не промахнулись. Я бы тоже хотел найти у себя кого-нибудь с такими способностями. — Он расстегнул пуговицу на охотничьем жилете. — Правда, это было бы смертельно для моей фигуры.

— Неужели? Хотя я должна признать, что сегодня она действительно постаралась на славу. Может быть, все это оттого, что гости у нас бывают редко.

Малони достал из кармана серебряный портсигар и предложил нам одну из ароматных сигар. Когда мы отказались, он пожал плечами и прикурил.

— Леди Памбридж, мне кажется, вы больше не имеете права мучить нас. Неужели вы сами не хотите рассказать нам, почему собрали всех нас здесь?

Он выпустил облако дыма, и комната наполнилась мягким ароматом ванили. Все устремили взгляд на хозяйку дома. Она медленно встала. Мне показалось, что это далось ей с большим трудом. Сейчас возраст заметно сказывался на ней. Когда леди позвонила в колокольчик, вошел Эстон, ожидающий за дверью. Затем хозяйка подала знак, он подошел к шкафу и достал оттуда видеопроектор. Эстон приглушил свет и включил аппарат. На противоположной стене появился белый прямоугольник с фирменным логотипом.

— Спасибо, Эстон, это все, — сказала леди Памбридж.

Она подождала, пока дворецкий покинет столовую, и подошла к проектору.

— Прежде, чем расскажу вам, почему пригласила всех вас сюда, я хотела бы немного поговорить о «Памбридж Генетик Инжиниринг».

Она включила просмотр, и мы увидели несколько плоских белых зданий, снятых с высоты птичьего полета. Они были впечатаны в убогий скалистый ландшафт пустыни. Двойной проволочный забор опоясывал сооружения и был похож на линию повышенной безопасности в тюрьме.

— Сооружение было построено в семидесятые годы, — начала она, — но в то время оно предназначалось для атомных исследований. Этим и объясняется такое удаленное положение от человеческих поселений. Наше предприятие находится в Кальверасе, у подножия Сьерра-Невады. Но после того, как стало понятно, что атомная энергия не будет использоваться еще долгое время, предприятие прекратило свою деятельность. Для моего мужа, который занимался вирусами и другими агрессивными формами жизни, это место, безусловно, было идеальным. И с точки зрения удаленности от людей, и с точки зрения безопасности. То, что вы никогда не увидите на фотографиях, — это четырехэтажные здания, которые были построены в глубине. Там, внизу, находятся лаборатории наивысшей степени секретности, в которых мы работаем над очень интересными объектами.

Камера опустилась на землю, промчалась мимо сторожевой будки, домика привратника, задержавшись на главном здании. Только сейчас мне стало понятно, что мы смотрим на виртуальную панораму. Пустыня, кусты и даже деревья Джошуа — все это было отрисовано. Пораженный высокой степенью реалистичности, я глубже погрузился в виртуальный мир.

— То, что вы только что видели слева, — это жилые комнаты и мини-энергоблок, обеспечивающий все предприятие электричеством, — объясняла леди Памбридж. По ее голосу было заметно, что ей очень нравится рассказывать о деле ее мужа. В мгновение ока усталость покинула ее, и она предстала перед нами такой, какой была прежде — женщиной, полной жизненных сил и готовой к действию.

— Сейчас мы пересекаем административный блок вместе с его многочисленными бюро и попадаем в помещения, в которых работаем с микробами и микроорганизмами.

Виртуальная камера проехала мимо комнат для переодевания, в которых висели желтые защитные костюмы. А в это время титры рассказывали нам о химическом душе, который ученые непременно должны проходить до и после отправки в опасную зону. Мы увидели трансфекционные и ДНК-лаборатории, которые были оснащены электронными микроскопами, масс-спектрометрами, автоклавами, инкубаторами и прочими исследовательскими приборами. Непостижимо — там находилось оборудование, стоимость которого исчислялась сотнями миллионов долларов. Леди Памбридж улыбнулась, когда заметила, как постепенно отвисает моя челюсть.

— Как вам известно, мой муж с шестидесятых годов вплотную занимался изучением генов, — поясняла она. — Он был вдохновлен сенсационными результатами исследований, которых добились Розалин Франклин и Морис Уилкинс из Лондонского королевского колледжа. Они работали над структурой и синтезом молекул ДНК. Тогда же и родилось понятие «двойная спираль» — двойной перекрученной молекулярной нити, форма которой так популярна в наши дни. Когда я познакомилась со своим будущим мужем, я как раз занималась изучением химии. Мы стали непосредственными свидетелями того, как Уилкинс вместе с Криком и Ватсоном в 1962 году получили Нобелевскую премию за достижения в области медицины. Это было время прорывов и колоссальных открытий, равных которым не случалось со времен разработки теории относительности Эйнштейна. Вы даже не можете себе представить, какой толчок те открытия дали развитию наук, — начиная с естественных и заканчивая философией. Стало известно, что вся жизнь на Земле состоит всего из четырех элементов. А самым невероятным известием было то, что раньше мы называли душой, на самом деле скрывалось за простыми химическими молекулами. Кстати, это очень спорная теория — на сегодняшний день нельзя с уверенностью сказать, что же такое душа.

— Предположим, действительно существует что-то вроде души, — вставил я, — но доказать это еще предстоит.

— А вы в том сомневаетесь? — спросил меня Малони, высоко подняв брови.

— Я верю только в то, что вижу своими глазами. Все живое на Земле состоит из клеток, которые вступают в контакт друг с другом посредством химических реакций. Их можно увидеть и даже расшифровать их функции. Но того, что вы называете душой, я еще не видел ни разу.

— Возможно, есть вещи, которые не поддаются нашему восприятию, — возразил охотник, — вещи, которые нельзя исследовать.

— Если бы я действительно поверил в это, то вряд ли стал бы ученым.

— Господа, — прервала наш диалог леди Памбридж, — эта дискуссия может подождать. Если вы не против, то я продолжу.

Она бросила в мою сторону взгляд, полный упрека. Я смущенно кивнул.

— Разумеется. Извините, пожалуйста.

— Как только стало известно, как дублируется и передается дальше информация, — продолжила она, — дело сдвинулось с мертвой точки. На сегодняшний момент остается еще очень много открытых вопросов. Как гены проявляются в человеческом теле — цвете глаз, кожи, росте? Какими свойствами должен обладать геном — совокупность всей генетической информации — чтобы, например, получилась овца? Как можно изменить этот геном, чтобы исключить врожденные заболевания? И так далее. Внезапно в наше распоряжение поступили колоссальные средства для проведения исследований, поскольку этим делом заинтересовалась промышленность. Наука наткнулась на новые ворота, и мир, который оказался за ними, был невообразимо велик. Тогда мы поняли, что Британия очень мала, чтобы исследовать столь фундаментальные вопросы. Поэтому мы переселились с нашей дочерью в США. После смерти мужа я возглавила лаборатории и продолжила его дело, — она указала рукой на экран. — В этом здании находится ключ к тайне жизни и будущего всего человечества. Наверное, вы знаете, что мы являемся частью проекта «Геном человека». Весь человеческий геном собран в рамках данного проекта. Собран, проанализирован и практически готов к применению.

На этой фразе предложении я навострил уши. Все, что она рассказывала до этого, было мне не в новинку. Но при словах «готов к применению» но моей спине пробежала дрожь. Сколько бы мы ни спорили с отцом, в одном мы были едины: нет ничего губительнее, чем необузданные фантазии ученых о всесильной науке.

— Что конкретно вы имеете в виду? — спросил я.

Леди Памбридж остановила презентацию и повернулась ко мне. Луч света создал на ее лице тени, из-за которых она выглядела совершенно иначе.

— Испугались, Дэвид? — Свет сделал ее кожу прозрачной.

— Вы боитесь, что я могу поддаться расистским порывам, идее о сверхчеловеке, как это сделали однажды нацисты?

Я даже не знал, как ответить на этот вопрос. Поэтому предпочел ничего не говорить.

— Я могу вас успокоить. Роль творца — это последнее, что может прийти мне в голову. Я не хочу производить ни клонов, ни супервоинов, ни других подобных монстров. Пусть эту цель преследуют другие институты. У нас вы такого не найдете. Все, чем мы занимаемся — это солидные фундаментальные исследования, которые помогут нам найти способ продлить жизнь человеку разумному.

— Неужели это возможно без помощи генной инженерии? — подключился Малони, который на протяжении пятнадцати минут вел себя подозрительно спокойно.

Леди Памбридж заметно оживилась.

— Есть гипотеза, что человек сам виноват в угрожающей нашему роду гибели. Однако она еще не доказана. Хотя есть много вариантов развития угрозы, начиная от войн и катастроф, связанных с загрязнением окружающей среды, заканчивая медленным отравлением собственного организма. Может, в этом и есть доля правды, но я все же тот еще оптимист. Человек по своей сути изобретателен сверх меры, особенно когда проблемы просто идут по пятам. И можете даже не сомневаться, что в этом случае человек обязательно найдет выход. Я же говорю совершенно о других вещах, о том, что уже с давних пор приводит науку в уныние. О проклятии, которое мы создали собственными руками, и которое называется медициной. Конечно, это может звучать абсурдно, но возможность лечить различные боли и недуги постепенно ослабляет наследственность. Да к тому же так, что через пару сотен или тысяч лет это может привести к абсолютному вымиранию всего человеческого рода.

Малони привстал:

— При всем моем уважении, миледи, я ничего не понимаю. Как вы пришли к таким выводам?

— Все то, о чем я только что вам сказала, является общепризнанным фактом среди здравомыслящих, размышляющих о науке людей. Об этом не говорят во всеуслышание, но лишь потому, что данная теория находится в диаметральной противоположности с нашей философией о гуманной жизни, полной милосердия и сострадания, — сказала леди Памбридж. — Возьмем, к примеру, врожденную близорукость или дальнозоркость. Десять тысяч лет назад, еще в каменном веке, такая болезнь привела бы ее обладателя к ранней смерти. Сначала он был бы лишен связи со своими соплеменниками, а как следствие — не смог бы спариваться и помножаться. Значит, этот индивид стал бы «конечной станцией» для дефектного гена. Ну, а в наши дни, благодаря офтальмологии, слабость зрения уже не является огромной проблемой. Правда, с одним лишь «но» — информация о данном заболевании будет передаваться дальше последующим поколениям. Или вот еще пример — врожденный сахарный диабет, diabetes mellitus I степени. Не путайте со второй степенью, которая развивается вследствие неправильного питания. Я же говорю о наследственном диабете, который в наши дни точно также, без особых проблем, можно лечить с помощью инъекций инсулина. Но и здесь есть свое «но» — в последние годы количество больных увеличилось почти втрое. Или вот — врожденный порок сердца… Этот список можно продолжать бесконечно.

— И что?

— По тому же принципу ослабевает наша иммунная система. Вирусы и бактерии были всегда. Люди, обладавшие иммунитетом к ним, выживали, они передавали важную информацию своим детям. Сегодня все иначе. У нас есть вакцины, сыворотки и антибиотики, помогающие нам защитить собственную жизнь. Итак, индивид выживает, размножается и передает свои ошибочные гены следующим поколениям. Так все это идет по замкнутому кругу — порочному кругу. А теперь задумайтесь на мгновение о газетных заметках, будоражащих нас вот уже несколько лет. Не проходит и месяца, чтобы не открыли новый вирус, который снова и снова угрожает человечеству. Мы постоянно слышим о СПИДе, лихорадке Эбола, атипичной пневмонии или вирусе гриппа. Это такие заболевания, против которых современная медицина кажется абсолютно беспомощной. Вы знали, что грипп, эта безобидная простуда, ежегодно уносит более миллиона жизней? Именно эта болезнь является причиной того, что каждый год на свет рождается 200 ООО детей с психическими и физическими отклонениями! Эпидемия гриппа 1918 года унесла одну пятидесятую часть всего населения планеты и была признана самой смертоносной болезнью, которая когда-либо была зафиксирована на Земле.

— Святые угодники! Я этого не знал! — пробормотал Малони.

Наверное, ему было неприятно слышать о таком противнике, которого он не сможет уложить даже самым крупным зарядом. Я тоже начал терять самообладание, но по другой причине. Хотя столь трезвые аргументы леди Памбридж были достойны уважения, я хорошо понимал, куда она клонит.

— Есть одно заблуждение, — безапелляционно продолжала хозяйка, — которому не в силах противостоять большая часть населения. Да что там говорить, даже некоторые ученые. Они полагают, что вирусы могут вмиг, словно гром среди ясного неба, превратиться в более опасных возбудителей болезней. Но это чистой воды бессмыслица. Вирусы существовали на нашей планете испокон веков — одни безобидные, другие же, как, например, вирус Ханта, очень опасные. Они являются частью нашего окружающего мира, частью эволюции. И не они изменились, а мы. При помощи медицины мы выпали из естественного цикла эволюции, а вместе с тем стали очень уязвимыми. С точки зрения эволюции, мы топчемся на месте. И это может стать нашей погибелью, если мы ничего не предпримем. Сюда же относится и стремительный прирост населения. А распространение различных вирусов в густонаселенных районах происходит особенно быстро, особенно в случае заболеваний с коротким инкубационным периодом. Теперь вы видите, что надо торопиться.

— Красиво и убедительно! — я подпрыгнул на месте, сам не ожидая, что моя реакция окажется столь бурной. Но нельзя было и дальше оставаться спокойным.

— Положим, вы правы. Тем не менее, не следует начинать наобум построение генома человека. Мы только начали проверять функции некоторых составных частей. Было бы слишком дерзко думать о том, что можно в нем что-то изменить.

— Дэвид, вы рассуждаете как человек, который ни разу не терял близких, — возразила леди Памбридж. — Вы еще не знаете, каково это — видеть, как на твоих руках умирает близкий, и чувствовать себя абсолютно бессильным.

Я хотел ответить, но она подняла руку и сказала:

— Пожалуйста, не возражайте. Вы предусмотрительный и благоразумный человек. Я очень хорошо понимаю ваши опасения. В конце концов, не так много лет минуло с тех нор, как многие серьезные ученые вплотную занимались ужасной теорией евгеники. Действительно, мы ни в коем случае не должны делать какие бы то ни было изменения наугад. Следует придерживаться специального плана, проекта. И, как мне кажется, в самое ближайшее время он будет в наших руках.