Словно хищная птица «Пачакутек» прорезал тонкий слой облаков и ринулся вниз. Он спускался все ниже и ниже, пока не завис в сотне метров над землей.

Вечерело, низкое солнце окрашивало саванну в теплые охристые тона. Во всех направлениях разворачивался один и тот же однообразный пейзаж. Сухую землю бороздили рвы и трещины, сплетающиеся в сети и лабиринты. Кое-где виднелись отдельно стоящие скалы или деревья. Животных почти не было, только стадо мелких антилоп унеслось прочь при виде снижающегося воздушного корабля.

Оскар стоял у поручней, глядя вниз и задумчиво потирая руку. То место, которого коснулся своим стеклянным языком Беллхайм постоянно зудело. На коже даже появилось темное пятно. Трудно понять - это синяк или результат того, что он постоянно почесывается. С уверенностью можно было сказать только то, что кожа в этом месте загрубела, а под ней чувствовалась припухлость. Можно было бы обратиться с этим к Гумбольдту, но после недавней беседы у юноши не было желания ни говорить, ни видеться с отцом. Между ними словно выросла стена молчания. На его стороне была только Вилма. Птице было безразлично, как он жил раньше и что с ним случалось в прошлом. Она принимала его таким, каким он был. А вот Гумбольдт так не мог. С какой стати он вмешивается в дела Оскара?

Вилма внимательно уставилась на него своими черными глазами-пуговками. Ей даже не надо было говорить, чего ей хочется - настолько выразительными они были.

- Иди сюда, малышка, - сказал Оскар. - Нечего топтаться внизу, если наверху гораздо интереснее.

Он поднял птицу и усадил на фальшборт рядом с собой.

- Теперь видишь?

Вилма задумчиво взглянула вниз и произнесла:

- Земля, сухо.

- Еще бы, - согласился Оскар. - Это Сахель. Самая большая степь на Земле. В такое место без солидного запаса воды лучше не попадать.

«Пачакутек» опускался все ниже и ниже. Внезапно горячий шквал подхватил корабль и понес на небольшой высоте. Гумбольдт из всех сил пытался удержать «Пачакутек» на курсе. Канаты стонали и скрипели, воздушное судно раскачивалось. Внизу ветер подхватывал песок и вихрями вздымал его вверх, отчего воздух казался пылающим. Наконец вдали из-за завесы песчаной мглы проступили странные очертания. Над саванной, словно призраки, высились на полкилометра странные прямоугольные силуэты. Как туземное ожерелье, они тянулись с запада на восток.

Гумбольдт их тоже заметил. Сверившись с картой, ученый кивнул.

- Это, должно быть, горы Гомбори. Западнее находится плато Бандиагара. Мы почти у цели.

Обе женщины уже вышли на палубу.

Шарлотта прищурилась.

- Видишь эти силуэты на горизонте? - проговорил ученый, указывая на запад.

- Да. Похожи на разрушенную крепостную стену. И долго нам еще до них лететь?

Гумбольдт, снова сверившись с картой и взглянув на компас, сказал:

- Осталось километров тридцать. Но эти чертовы песчаные вихри… В общем, сложно сказать.

Тем временем силуэты горных массивов стали отчетливее. Ученый поманипулировал рулями высоты, и воздушный корабль пошел на снижение.

- Ты собрался приземляться здесь? - удивилась Шарлотта.

- А я-то думал, что мы сядем прямо у подножия Гомбори! - добавил Оскар.

Гумбольдт покачал головой:

- Это слишком опасно. Помните, что Беллхайм писал в своем дневнике про эти горы? На их склонах и в узких долинах живут догоны, гордый и своеобразный народ. Они никогда не видели воздушных судов, и нам не следует их пугать. Вступим в контакт, и если между нами завяжутся дружеские отношения, переберемся поближе. - Он взглянул на небо. - Да и погода меня тревожит. Ветер с каждой минутой становится все сильнее. Он может понести нас прямо на песчаниковые утесы, и если мощности двигателей окажется недостаточно, мы разобьемся о скалы. А этого я допустить не могу.

Горы проступали все четче. Уже можно было различить кусты и деревья, росшие в складках и трещинах отвесных утесов.

Новый порыв ветра резко встряхнул «Пачакутек». Исследователь беспокойно оглянулся на рундук с инструментами и приборами.

- Все в порядке? - спросил Оскар.

Гумбольдт покачал головой:

- Не нравится мне атмосферное давление, - сказал он. - И показатели ионизации воздуха крайне неблагоприятные. Похоже, в ближайшее время нас изрядно поболтает. Пора бросать якорь и сажать корабль на грунт.

- Не лучше ли подняться повыше и переждать непогоду там?

Ученый указал прямо в зенит.

- Видишь те тонкие перистые облака? Это означает, что на больших высотах сейчас сильный ветер и адский холод. И чем выше мы будем подниматься, тем сильнее будет воздушный поток. Нас может отнести за сотни километров от цели. Уж лучше приземлиться. Держитесь все, спускаемся!

Вилма спрыгнула на палубу и прижалась бочком к ботинкам Оскара. Гумбольдт повернул штурвал, и «Пачакутек», кренясь, совершил полный разворот на сто восемьдесят градусов. Ветер свирепо рвал такелаж. Гумбольдт нажал на рычаг и дал полный вперед. Моторы взвыли. Скорость резко упала; еще секунда, и все, кто находился на палубе, поняли, что мощи моторов не достаточно, чтобы сопротивляться ветру. Воздушный корабль начало снова разворачивать.

- Якорь! - рявкнул Гумбольдт. - Бросьте якорь! Элиза, необходимо как можно быстрее уменьшить давление газа в баллоне!

- Бежим, Шарлотта! - Оскар бросился в носовую часть корабля. Они не раз тренировались бросать якорь в самых различных условиях, но сейчас опасность была более чем реальной, и каждое движение должно быть точным. Пока Шарлотта фиксировала цепь на барабане лебедки, Оскар начал отвязывать конец, которым якорь крепился к борту. Якорь «Пачакутека» напоминал плуг с четырьмя лемехами, а узел был затянут намертво, и юноше понадобились немалые усилия, чтобы развязать упрямую веревку. Но в конце концов якорь свободно висел на цепи.

- Готово! - крикнул он и поднял вверх большой палец.

Шарлотта нажала рычаг. С воем и дребезжанием цепь устремилась вниз. Тридцать метров… сорок… Снизу донесся глухой удар.

Оскар перегнулся через фальшборт и выругался. Проклятие! Якорь плясал над самой землей, ударяясь о камни и стволы деревьев, пока наконец-то не застрял в расселине между двух скал. Шарлотта зафиксировала цепь. Металлический стержень с хрустом остановил вращение шестерни, и мотор лебедки умолк.

Последовал толчок. Цепь туго натянулась, и воздушный корабль остановился. Ученый отвел рычаг назад и перевел моторы на самый малый ход. А затем поспешил к своей команде.

- Превосходно! - похвалил он, оценивающе взглянув вниз. - Теперь осталось только дождаться подходящего ветра и развернуть «Пачакутек».