Йатиме не мигая, как завороженная, смотрела вверх, на верхушку Звездной башни. Там стоял белый человек из ее сна. И он был не один. Рядом с ним стоял юноша, почти подросток, тоже светлокожий, и две женщины. Одна бледная, как лунный диск, другая такая же темнокожая, как сама Йатиме.

Девочка с дрожью вспомнила свой сон о летающем животном с огромным брюхом и широкими крыльями и опасливо огляделась. Как эти четверо оказались здесь? Не прячется ли зверь, который доставил их сюда, поблизости?

В этот момент юноша взволнованно обернулся к белому мужчине и указал прямо на нее. Пришельцы ее заметили!

Йатиме отрывисто свистнула, и они с Джабо нырнули в тень развалин.

Оскар торопливо сбежал вниз по наружной лестнице и вскоре оказался на площади у подножия башни - примерно там, где видел темнокожую девочку лет одиннадцати или двенадцати. На ней была цветастая юбка, пестрый головной платок и кожаные сандалии. За плечами девочки болталась вязанка хвороста. И собаку он тоже хорошо рассмотрел - маленькое животное, которое явно не годилось в качестве защитника или бойца.

Теперь оба - и девочка, и пес - исчезли.

- Здесь! - крикнул он, задрав голову. - Они стояли здесь! Тут повсюду их следы. У девочки была в руках палка, а сопровождала ее маленькая тощая прихрамывающая собачонка, это хорошо заметно по отпечаткам на песке.

Через несколько минут Гумбольдт и обе женщины спустились на площадь. Ученый то и дело оглядывался, словно ожидал снова увидеть ребенка, одетого так, как догоны одевают девочек-подростков.

- Странное дело, - проговорил он. - Я был совершенно уверен, что догоны избегают этого плато. И в дневнике Беллхайм подчеркивает, что они наложили табу на Запретный город.

- Вернее, он пишет, что в прошлом бывали случаи, когда люди, поднявшиеся сюда, жестоко пострадали, - уточнила Шарлотта. - Поэтому старейшины наложили строжайший запрет на посещение города и плато.

- Что же это за случаи? - спросил Оскар.

Гумбольдт только покачал головой.

- Не знаю. Но мы пришли сюда именно для того, чтобы это выяснить.

- Не похоже, чтобы эта девочка боялась каких-то там запретов, - заметила Шарлотта.

- Она еще здесь, - негромко проговорила Элиза. - Я ее чувствую. Она спряталась и следит за каждым нашим движением.

- Нам следует вести себя совершенно спокойно, - сказал Гумбольдт. - Если она убедится, что у нас нет враждебных намерений, то скоро покажется. Я почему-то уверен, что она явилась сюда без ведома родителей. - Он скрестил руки на груди. - Давайте-ка пока вернемся к храму. Я хотел бы получить ответы на кое-какие серьезные вопросы.

Вместе они миновали засохший сад и оказались у подножия широкой лестницы. Отсюда здание храма выглядело еще более величественным. Высокое сооружение из красноватой глины венчал купол в виде полусферы с отверстием в верхней части. Сквозь это отверстие в здание проникал солнечный свет. Врата храма были открыты, и им удалось заглянуть внутрь. Там простирался зал - огромный и совершенно пустой. Ни колонн, ни статуй, ни каких-либо других украшений. Никаких деталей, которые могли бы даже намекнуть на то, для каких целей служило это здание и каким божествам в нем поклонялись. Там, куда падал свет, виднелось возвышение, словно там было вмуровано в глинобитный пол нечто очень массивное. Возвышение мерцало травянисто-зелеными отблесками, его опоясывало кольцо из черного обсидиана и золота, не утратившего своего солнечного блеска за столетия. Что это было? Алтарь или какой-то монолит, служивший объектом почитания?

Оскар уже собрался переступить порог храма, когда до него донесся знакомый голос:

- Здравствуй, мой мальчик!..

Юноша застыл как вкопанный. Голос звучал очень близко. А уж если быть точным - прямо у него в голове.

- Как хорошо, что ты пришел сюда! Я уже почти потерял надежду увидеть тебя снова.

У него перехватило дух. После блужданий в саванне Оскару удалось убедить себя, что все это чистый бред, связанный с перенапряжением и жарой, но теперь сомнений не оставалось: чужой голос действительно существовал.

Элиза мгновенно почувствовала неладное. Она подошла к нему и обняла за плечи.

- С тобой все в порядке?

- Я… я не знаю. Немного голова кружится.

Женщина помогла ему спуститься на несколько ступеней вниз по лестнице.

- Ты, должно быть, немного перегрелся. Присядем?

- Спасибо, нет, - пробормотал мальчик. - Все хорошо. Мне бы глотнуть воды…

Элиза протянула ему флягу. Оскар отпил и вернул ее женщине.

- Уже лучше, - успокоил он Элизу. - Какое-то короткое помрачение. Мне почудилось, что я слышу чужой голос.

- Голос? - Элиза нахмурилась.

- Хоть это и звучит глупо, но могу поклясться, что со мной только что кто-то говорил. Нет, не думаю, что мне показалось, потому что голос звучал совершенно отчетливо.

Элиза оглянулась.

- Ты прав, - шепнула она. - Я тоже кое-что слышала.

- В самом деле?

Женщина кивнула.

- Только это был не голос, а, скорее, мелодия. Я постоянно слышу этот напев с тех пор, как мы угодили в песчаную бурю.

Оскару стало не по себе. Если Элиза тоже что-то слышит, значит, дело вовсе не в его расстроенном воображении.

- Но что это такое?

- Не знаю. Знаю только одно: мы должны быть предельно осторожными. Здесь что-то не так. Я ощущаю постороннее присутствие. Мне не известно, человек это или животное, но настроено оно к нам далеко не дружественно.

- Кажется, я знаю, что это такое, - голос Гумбольдта донесся словно издалека. Ученый стоял у врат храма, пристально разглядывая странный камень. - «Стеклянное проклятие», которое также известно как «Небесный Огонь», или «Глаз Медузы». - На губах у него заиграла таинственная улыбка. - Камень из глубин космоса!

- Тот самый метеорит, который упоминает Беллхайм! - догадался Оскар.

Гумбольдт кивнул.

- О нем сложены десятки легенд. Я и не предполагал, что он существует на самом деле. А еще меньше я ожидал, что мы на него наткнемся. Только когда я ознакомился с записями Беллхайма, у меня появились некоторые догадки и подозрения. Но мне не хотелось слишком обнадеживать вас, поэтому я до поры до времени помалкивал.

- Что же это за легенды?

- Примерно десять тысяч лет назад Северная Африка была зеленой и плодородной. Там, где сегодня находится самая большая пустыня Земли, Сахара, простирались обширные озера, устремлялись к морю полноводные реки, а среди густых трав бродили громадные стада антилоп, жираф, слонов, которые сопровождали львы, гепарды и гиены. Но однажды небо разверзлось, и с него что-то упало на землю - примерно там, где сегодня располагается Алжир. С тех пор все изменилось. Дожди иссякли, озера и реки высохли, земля потрескалась от засухи. Первыми погибли животные, за ними последовали люди. Выжить удалось только самым сильным, воинственным и жизнеспособным племенам. Вся Северная Африка превратилась в горячее песчаное море. - Гумбольдт сделал глоток воды и продолжал: - Теллем были выходцами из Сахары, ее коренными жителями. Каким-то образом они установили, что причина грандиозной засухи, растянувшейся на целые столетия, заключается в необычном камне, упавшем с неба. Теллем отыскали его, выкопали из песка и увезли как можно дальше от их родины, в надежде, что уж теперь-то Сахара возродится. Камень был поднят высоко в горы, чтобы он больше не смог никому навредить, но Сахара так и осталась пустыней. Зато сами теллем заплатили за свой отважный поступок страшную цену: камень изменил их природу. Он высосал из них жизнь и превратил в безвольных рабов. В марионеток, способных по желанию менять обличье. Они стали так называемыми «стеклянными людьми», - при этих словах ученый многозначительно взглянул на Оскара. - Теперь-то вы понимаете, что после происшествия с Беллхаймом я не смог бы успокоиться, не докопавшись до сути случившегося.

- Значит, именно эта штуковина изменила Беллхайма? - Оскар с отвращением покосился на зеленый монолит внутри храма, который будто бы стал причиной возникновения грандиозной пустыни. Это, конечно, нелегко представить, но ведь потусторонний голос и загадочную мелодию он слышал наяву. - Думаю, нам стоит вести себя поаккуратнее и семь раз подумать, прежде чем что-либо предпринять по отношению к ней.

- Согласен, - Гумбольдт окинул своих верных спутников твердым взглядом. - Никто из вас ни в коем случае не должен входить в это здание. Это касается и тебя, Вилма. Никаких попыток проникнуть туда. Даже если все эти истории лишь на полпроцента правдивы, этот камень крайне опасен.

Вынув из кармана записную книжку Беллхайма, ученый раскрыл ее.

- Я провел немало часов, пытаясь собрать воедино части этой мозаики. Многое мне до сих пор не ясно, но в одном я уверен: Беллхайм здесь побывал. Он входил в храм и вышел из него другим человеком. Его личность, его мысли, даже его почерк полностью изменились. От того открытого и сердечного парня, с которым мы учились в университете, ничего не осталось. Даже его записи стали отрывочными, а мысли спутанными. Если сравнить заметки, сделанные до и после посещения храма, в глаза бросается масса различий. Он позабыл грамматику, начал неверно употреблять самые распространенные слова. Такое впечатление, что он вел дневник лишь для того, чтобы никто не заподозрил, что в оболочке его тела поселилось какое-то совершенно иное существо.

Последние слова потрясли Оскара. Он вспомнил о своей руке, пострадавшей в столкновении с Рихардом Беллхаймом.

- Как же нам теперь быть? - спросил он, едва сдерживаясь, чтобы окончательно не запаниковать.

- Прежде всего - осторожность и еще раз осторожность, - Гумбольдт сбросил с плеча сумку, снял с пояса шпагу и положил рядом с собой. - Штука, которая способна превратить благодатный край в пустыню, способна и на многое другое. - Он открыл сумку, извлек оттуда несколько небольших металлических контейнеров с герметичными крышками, шпатель и пинцет. Все это он разложил на расстеленном носовом платке.

Оскар не понимал, зачем отец это делает. Ему хотелось одного - поскорее убраться отсюда. И храм, и весь этот заброшенный город, построенный неведомым народом, действовали на него очень странно. Элиза и Шарлотта тоже нервничали.

Сохранять спокойствие удавалось только Гумбольдту. Прихватив свою трость, он поднялся.

- Ждите меня здесь.

С этими словами он переступил порог храма. Возможно, это был всего лишь обман зрения, но Оскару почудилось, что зеленый монолит слегка запульсировал. Свет под сводами храма стал как будто ярче.

Гумбольдт сделал еще шаг и остановился. Теперь он находился в полутора метрах от порога. Запрокинув голову, ученый прислушался.

- Что там? - крикнула Шарлотта. - Ты что-нибудь слышишь?

- Не уверен. Как будто обрывок какой-то мелодии. Или перезвон бокалов.

Элиза быстро взглянула на Оскара. Юноша молча кивнул.

- Выходи оттуда, и поскорее! - встревожилась Шарлотта. - С камнем что-то происходит.

- Не только с камнем. С храмом в целом, - ответил Гумбольдт. - Я его слышу. Он говорит со мной.

В этот миг по полу сооружения пробежала дрожь. Ученый опустил глаза. Место, на котором он стоял, теперь напоминало воду, на которой ветер поднял рябь. Гумбольдт отступил на шаг, но за это время его ноги успели погрузиться в зеленоватый песок по лодыжки. Оскар схватил его за рубашку, рванул к себе и вытащил из опасной зоны.

Когда ученый снова оказался на солнце, все трое с ужасом уставились на его сапоги. Грубая кожа была усыпана крохотными кристалликами, которые издавали тихий звон и при этом суетливо перемещались. Словно Гумбольдт наступил на муравейник, полный светло-зеленых муравьев. Некоторые песчинки уже начали вгрызаться в кожу. Заметив это, ученый молниеносно сдернул обувь и отшвырнул как можно дальше в сторону.

Все завороженно уставились на сапоги. Их кожа странно побледнела, как бы выцвела, но с ними как будто ничего больше не происходило, и через несколько минут путешественники решились подойти поближе.

Гумбольдт взял палку, поддел один сапог и поднял его к свету. На нем повсюду виднелись сотни крохотных отверстий - толстая воловья кожа превратилась буквально в решето. Но и от звенящих песчинок не осталось ни следа.

Оскар отступил. Ему казалось, что земля под ним колеблется. Куда бы он ни взглянул, ему мерещились живые кристаллики. Сердце бешено стучало, горло сдавило.

- Прочь… Надо бежать отсюда, - пробормотал он.

- Успокойся, мой мальчик. Эти кристаллы просто исчезают.

- Ты уверен?

- Абсолютно. Можешь убедиться сам. Никаких следов ползучих песчинок. И на сапогах их тоже больше нет. Похоже на то, что они не выносят солнечного света. Или способны существовать только на определенном расстоянии от зеленого монолита. Мы обязаны понять, что это такое.

Оскар глубоко вздохнул и спросил:

- Это предмет или живое существо?

- Пока не знаю, - Гумбольдт осмотрел сапоги, убедился, что все кристаллы действительно исчезли, и снова их натянул. Даже изрешеченные, как сито, они вполне еще могли послужить. Он сделал несколько шагов, притопнул и скомандовал:

- Оскар, бери контейнеры и следуй за мной.

- Что ты задумал? Ты же не собираешься туда вернуться?

- В том-то и дело. Это необходимо. Я должен взять пробы для более тщательного изучения, и без твоей помощи мне не обойтись. И не паникуй - тебе не понадобится входить в храм.

Оскар замешкался. Ему понадобилось время, чтобы справиться со страхом, но разочаровать отца он не мог. Сейчас слишком многое зависело от Гумбольдта и от него самого. А что, если удастся найти противоядие от действия изумрудно-зеленой штуковины, дремлющей в храме?

Прихватив один из контейнеров, юноша зашагал за ученым. У врат храма Гумбольдт обнажил шпагу и погрузил кончик клинка в песок за порогом. Песчинки моментально зашевелились и зазвенели. Несколько зеленых кристалликов прилипли к металлу и принялись сверлить его. Гумбольдт вытащил шпагу из песка и поднес поближе к глазам.

- Отлично, - наконец проговорил он. - Они ничего не могут поделать с металлом. Так я и думал. Оскар, подай сюда контейнер!

Юноша отвинтил крышку и протянул сосуд отцу. Ученый вытащил нож и сбросил зеленые песчинки с кончика шпаги в контейнер. Оскар мгновенно накрыл его крышкой и туго завинтил. Из контейнера сразу же послышались царапанье и странный шелест.

Гумбольдт проверил, плотно ли завинчена крышка, и кивнул:

- Можем возвращаться.

Уже на обратном пути он добавил, потирая ладони:

- А теперь мы проведем пару-тройку несложных экспериментов с этими кристаллами!