Нетерпеливо барабаня пальцами по рукояти шпаги, Джейбс Уилсон поглядывал в окно. Мимо проплывал мокрый от дождя Лондон. Люди прятались под навесами домов, поднимали над головами портфели и раскрывали зонтики, чтобы хоть как-то защититься от падающей с неба воды. Повсюду царила рождественская суматоха. Витрины магазинов были празднично украшены, а у дверей торчали уличные музыканты, во все голоса распевавшие рождественские гимны.
Уилсону никогда не нравился этот праздник. Запах печеных яблок, карамели и пряников заполнял все улицы города. А эти чертовы ряженые и детишки с распахнутыми глазами и улыбками до ушей! Будь его воля, он бы уже давно отменил Рождество.
Наконец экипаж добрался до парка, развернулся и направился в сторону Триумфальной арки. Еще несколько минут - и он уже стоял перед домом номер сорок восемь. Уилсон выпрыгнул на мостовую, сунул кучеру двадцать шиллингов и, пригнув голову, понесся к двухэтажному зданию в классическом стиле, служившему для размещения иностранных гостей факультета. Обычно все апартаменты здесь были заняты, но сегодня, в канун Рождества, большинство пустовало, и Франсуа Лакомб оказался единственным постояльцем. Он занимал две комнаты в восточном крыле, одну из которых превратил в рабочий кабинет.
Этот французский астроном напоминал собаку на сене: держал крайне важную для Уилсона информацию при себе и не желал поступиться ею ни на йоту. Британец уже получил два категорических отказа, пытаясь подобраться к столь желанным документам. Для начала он обратился к Лакомбу лично, сопроводив свою просьбу подарками и лестью, - и нарвался на любезный отказ. Затем к французу был отправлен Патрик О’Нил, - и на сей раз отказ звучал гораздо жестче. И теперь оставался последний, решающий шанс.
В холле никого не оказалось, и Уилсон незамеченным поднялся на второй этаж. Лестница была устлана ковром, так что поднимался он практически бесшумно. На верхней площадке титулованный астроном прислушался. Где-то звучала музыка. Он осторожно прошел по коридору и, наконец, оказался перед дверью апартаментов Лакомба. Музыка доносилась из кабинета: там играл граммофон. Вальс «Голубой Дунай» Иоганна Штрауса, как ни странно, пользовался у астрономов особой популярностью. Похоже, Лакомб с головой погрузился в работу.
И тогда Уилсон принял решение. Как знать, возможно, маленькую кражу никто даже не заметит.
Он осторожно приблизился к двери, положил руку на ручку замка и легонько нажал. Не заперто. Приоткрыв дверь, он осторожно заглянул внутрь. Спальня и гардеробная Лакомба были освещены только узкой полоской света, пробивавшейся из кабинета. Уилсон проскользнул внутрь и прикрыл за собой дверь. Пока все в порядке. Сквозь щель он мог видеть, что Лакомб находится в кабинете. Ученый сосредоточенно склонился над столом. Кажется, чистит линзы своего телескопа, извлекая их по одной из креплений и полируя мягкой замшей. И при этом весело насвистывает мотив вальса.
Уилсон осмотрелся. Он знал, что французский астроном хранит документы в продолговатой деревянной шкатулке. На полках виднелись только звездные карты и книги. Может быть, шкатулка в платяном шкафу?
Он бесшумно прокрался к тяжелому шкафу красного дерева и открыл его. Дверца скрипнула, и Уилсон затаил дыхание. Хоть Лакомб все равно бы не услышал. Музыка продолжала звучать. Англичанин начал поспешно рыться в недрах шкафа. Ничего - только рубашки, брюки и сюртуки. Чудовищно старомодные, как такое можно носить в наши дни?
С отвращением Уилсон закрыл шкаф. Где же эта чертова шкатулка? Может, в кабинете? Если так, то у него серьезные проблемы.
Он снова начал красться к приоткрытой двери. Но, минуя кровать, заметил, как под матрасом что-то блеснуло. Гладко отполированная ореховая древесина с начищенными латунными петлями. Уилсон присел и осмотрел находку. Проклятый лягушатник! Надо же - хранить шкатулку под матрасом, словно кто-то здесь собирается его ограбить!
Британец ухмыльнулся. Вечно эти французы все драматизируют!
Он вытащил шкатулку и открыл. Внутри находились три убористо исписанных листа бумаги. Единственное доказательство существования легендарного метеорита, именуемого «Стеклянным проклятием». Уилсон удовлетворенно кивнул, вынул документы и уже собирался закрыть шкатулку, как в комнате вспыхнул свет.
- Мне послышался какой-то шум!
В дверном проеме стоял Франсуа Лакомб, уперев руки в бедра.
- Могу ли я полюбопытствовать, что вы здесь делаете, мсье Вильсьен? - Лакомб произнес имя ученого на французский манер, словно намеренно исказив его.
- А вы как полагаете?
- Именно так, как все обстоит на самом деле, - ответил француз. - Я только хотел убедиться, что не совершу ошибки, если позову полицию.
- На это вам не стоит особенно рассчитывать, - Уилсон выпрямился и отряхнул брюки. - На Рождество почти никого не остается, а Филби, здешний привратник, слишком стар, чтобы прийти вам на помощь.
Лицо Лакомба потемнело.
- Немедленно верните мои бумаги и убирайтесь отсюда!
- Кажется, вы не разобрались в ситуации. Мне нужны эти записи, и я их возьму с собой, нравится вам это или нет. Вы совершили серьезную ошибку, скрывая их от меня. Вместо союзника вы приобрели врага в стране, которая не слишком заботится о поддержании хороших дипломатических отношений с Францией.
- Вы мне угрожаете? - Лакомб побагровел. - В апартаментах, которые мне предоставила академия? Лучше бы вам поостеречься! - Он сделал стремительный шаг в сторону и схватился за свой палаш - разновидность шпаги с широким клинком. Молниеносным движением Лакомб выхватил клинок и направил его острие на британца. - А теперь вам придется вернуть то, что мне принадлежит по праву.
Уилсон хищно улыбнулся и распахнул пальто. Под полой блеснул эфес его шпаги.
Глаза ученого-француза округлились - должно быть, он понял, что одними угрозами дело не кончится.
- Прошу вас, мсье, одумайтесь!
Улыбка застыла на губах Уилсона. Он не спеша вытащил шпагу из ножен - и оба клинка столкнулись с сухим лязгом.
- Должен предостеречь вас, мсье! - прошипел Лакомб. - При Наполеоне Третьем я получил офицерский патент и принимал участие в битве при Седане в 1870 году!
- Это в том самом посмешище, когда французов наголову разбили пруссаки под гром труб и литавр, если не ошибаюсь, - заметил Уилсон. - Да и прошло уже больше двадцати лет. Не заржавела ли ваша шпага с тех пор?
Он сделал короткий выпад и вернулся в исходное положение.
- Ваши рефлексы все еще свежи, - констатировал он. - Хотелось бы посмотреть, сколько вы продержитесь. К бою! - Он принял боевую позицию.
Уилсон достаточно хорошо знал историю фехтования, в том числе и те приемы, которым обучают во французской армии. Лакомб попытался достать его на расстоянии, не сходясь вплотную. Выпад - шаг назад. Выпад - шаг назад. Весьма элегантно, на открытой местности этот прием был бы вполне эффективным, но в тесном помещении не работал. Уилсон, напротив, подпустил противника как можно ближе, выжидая удобного случая, чтобы нанести разящий удар. Наконец он внезапно шагнул вперед, описал шпагой дугу и сделал глубокий выпад в сторону противника. Лакомб попятился, наткнулся на стул и потерял равновесие. Чтобы исправить свою ошибку, он вскочил и отступил в смежную комнату.
В свои сорок пять он был еще довольно быстр, но сил и дыхания ему уже явно не хватало. А как раз этого у Уилсона было с избытком, и он уже готовился выбить клинок из руки Лакомба. Британец сделал новый выпад, но промахнулся, и его клинок обрушился на разобранный телескоп, стоявший на столе. Лакомб в ярости взвыл и бросился на Уилсона, беспорядочно размахивая шпагой и горя желанием отомстить за повреждение ценнейшего прибора. Теперь его выпады стали бессмысленными и непредсказуемыми. Уилсон парировал их, отклоняясь то в одну, то в другую сторону, чтобы окончательно измотать противника.
Дальнейшее произошло стремительно.
Франсуа Лакомб ринулся в атаку, споткнулся и тут же наткнулся на клинок Уилсона. Издав гортанный возглас, француз начал оседать, заваливаясь на бок. Шпага британца пронзила грудь француза.
Уилсон извлек клинок, вытер его о брюки Лакомба и вложил в ножны. А затем, даже не взглянув на противника, распахнул дверь.
В коридоре стоял привратник Филби, уставившись на него широко открытыми от страха глазами.
- Сэр Уилсон? - Он посмотрел на лежащего на полу француза. - Я слышал шум… Бог мой, что здесь случилось?
- Дело чести, - ответил астроном. - Мы беседовали, и мсье Лакомб внезапно потерял голову - он осмелился затронуть честь нашей королевы. Я попросил его взять свои слова назад, но он отказался. Пришлось применить крайние меры.
Филби растерялся.
- Но ведь это просто ужасно! Мы должны немедленно поставить в известность полицию.
- Конечно, должны. Но для этого у меня слишком мало времени. Не могли бы вы сделать это вместо меня?
- Я… Разумеется, сэр!
Старик тотчас удалился, а по лицу Уилсона скользнула довольная улыбка. Никто и слова ему не скажет - ведь он отстаивал честь королевы. Наоборот! О непочтительности и злоязычии французов в Лондоне ходили легенды, и общественное мнение будет на его стороне. Кроме того, он в самых добрых отношениях с начальником полиции, а тот всегда поможет повернуть дело в его пользу.
Но самое главное: документы теперь у него. И можно начинать то, чего он ждал столько лет…