Эдвард вернулся в столицу на том же корабле, что являлся флагманом при нападении на Росское герцогство. Пока дредноут еще ожидал места для стыковки, вылетел пряко ко дворцу на одном из корабельных шаттлов, не теряя времени, какого и так было очень мало.

Во время перелета барон успел только переодеться и привести себя в более подобающий вид для такого визита, так что во дворец явился одетый в парадный камзол цветов Тристанского бароната в сопровождении небольшой свиты из нескольких вассалов и пары адъютантов. По прибытии оставил их на нижних уровнях, сам отправившись на верхние, где должны собираться феодалы для открытия первого собрания Совета и выбора нового короля.

Королевский Дворец снова встречал Эдварда помпезными залами с высокими арочными потолками с затейливой резьбой, отображающей важнейшие моменты в истории королевства. Парадные залы, где сейчас собирались феодалы со всего Рейнсвальда, дополняли огромные статуи королей в боевых доспехах в нишах между колоннами, а над ними поднимались красочные витражи, специальным образом подсвеченные и кажущиеся, будто светяться изнутри.

Сейчас здесь было многолюдно, феодалы со своими свитами и семьями собирались со всего Рейнсвальда почтить память старого короля и принять участие в выборе нового. Множество пышных и красочных камзолов и платьев казались морем всевозможных цветов, переливающимся и блестящим при свете плазменных огней огромных люстр под потолком.

Открытой оставалась только выложенная красными коврами дорожка, вдоль которой стояли наизготовку королевские гвардейцы, и свободная площадка перед пустующим королевским троном, над которым в знак траура приспущены все флаги.

Поднимаясь по парадной лестнице, с почетным караулом из королевской гвардейцев, стоящих через каждые пять ступенек, Эдвард чувствовал, что начинает нервничать, и чувство это связано не столько с тем, что должно произойти, сколько с осознанием того, что впервые идет на собрание феодалов в качестве барона, а не его наследника или сопровождающего. При его жизни собрание феодалов проводилось всего лишь трижды, но сам он помнил только два из них. Второе, еще отложившееся в его памяти, было посвящено объявлению войны с Саальтом, которой, к счастью, удалось избежать, а вот первое, более раннее, в памяти сохранилось только какими-то отдельными обрывками, порой проскальзывающими в воспоминаниях отдельными образами или фразами, посвящено же было избранию Иинана Третьего. Или же это была лишь его коронация? Он помнил лишь большое количество феодалов и их дам в пышных парадных одеяниях, значительность и торжественность момента, равно как и свой страх и восхищение, что испытывал, присутствуя там вместе с отцом.

Волнение пробуждало в памяти те образы, что казались уже окончательно забытыми и потерянными, но сейчас нахлынувшими на него с новой силой, так что молодой барон шел, практически не обращая внимания на окружающих людей и только ответно приветствуя других феодалов, собравшихся в залах королевского дворца и уже оживленно что-то обсуждавших. Конечно, сейчас у всех была только одна тема – смерть короля, равно как и то, кто займет его место. Претенденты, не смотря на все те изменения, что произошли в последнее время, все еще были очень сильны и вполне могли померяться силами, если дела пойдут совсем плохо и никто не решится на уступки.

– Эдвард! Очень рад вас видеть! – в Зале Героев, среди множества прочих собравшихся, его встретил граф Фларский. Дэлай стоял в парадных одеяниях, в сопровождении герцога Камского и барона Филорейского, одного из своих старых союзников, чей феод находился на противоположной от Тристана части острова, да и прежде с ним Эдвард никогда не напрямую не пересекался. Граф, немного нервничая, как, уверенный в своих картах и ждущий момента, когда партия начнется, крепко пожал молодому барону руку, – наконец-то вы появились. Сразу после вашего сообщения я забросил все дела и чуть ли не бегом помчался сюда. Первый раз в своей жизни мне казалось, что корабли двигаются очень медленно в режиме прыжка, – он нервно рассмеялся своей собственной шутке, – вы где были? Я думал, что уже увижу вас тут, а получилось, что именно Тристанского барона и пришлось дожидаться.

– У меня были неотложные дела, какие необходимо было решать, – скромно ответил Эдвард, – пришлось, правда, действовать в спешке, но что-то говорить о результатах пока еще рано, – оглянувшись по сторонам, поинтересовался. – Пятьсот часов уже давно подходят к концу, и мне интересно, что собираются делать остальные претенденты? Они уже прибыли во дворец?

– И давно, – кивнул граф Фларский, – и с каждым из них я уже успел переговорить, – по тому, какое кислое выражение приняло его лицо при этих словах, разговоры вряд ли были очень приятными, – ни один из них не собирается отступать от своих позиций. Наоборот, все вполне готовы применить и силу, если их претензии не будут признаны… Мы действительно стоим на пороге войны, и мне очень хочется быть уверенным в каждом из тех, кого сейчас называю союзником…

– Во мне можете быть уверены, – кивнул Эдвард, вспоминая о Праве королевского выбора, лежащем сейчас в сейфе Тристанского замка, – однако нам необходимо действовать уже сейчас, если вы, граф, не хотите начинать свое правление с попыток подавить сразу два восстания на территории королевства. Чем быстрее это будет, тем лучше, – барон посмотрел прямо на своего собеседника, претендента на королевский престол, – вы же хотите быть королем? Или уже нет такой твердой уверенности?

– Что вы имеете в виду? – удивился граф, но его смущение быстро превратилось в череду метких вопросов, – может быть, поделитесь с нами своими планами? Вы же не собираетесь действовать в одиночку?

– Не собираюсь, – подтвердил Эдвард кивком, – именно поэтому здесь с вами, а не у себя в замке. Кстати, раз уж я только что прибыл, по праву новичка поинтересуюсь, когда же будет первое собрание?

– Как только Стража Трона откроет зал заседаний, – сказал граф, – если верить их представителю, то должны сделать это в течение двух часов.

Дэлай упомянул древнюю, но едва себя проявлявшую организацию, по своей структуре похожую на рыцарский орден, набиравшуюся из непризнанных сынов феодалов, но всегда небольшую по численности, в чью прямую задачу входила защита королевского трона и дворца. Точно о ней ничего не известно, за исключением внешнего вида ее членов, всегда появлявшихся на людях в белоснежных доспехах и закрытых шлемах. Рассказывают, что все рыцари Стражи Трона проходят через киборгизацию и многочисленные имплантации, навеки соединяясь воедино со своим доспехом, а от их личности почти ничего не остается, за исключением той части, что поклялась защищать королевский трон и престол от любых посягательств. В бою же их последний раз видели у ворот Белой Башни, где в самый решающий момент, когда штурм почти провалился, двести Стражей возглавили атаку в пробитые, но еще не взятые ворота, контратаковав идущую на вылазку колонну противника и наголову ее разгромив.

– Значит, время у нас еще есть, – кивнул Эдвард, – граф, мне нужно, чтобы вы сейчас же подняли весь ваш флот и направили его к Камским верфям. Все корабли, без исключения. Они соединятся с флотом Райсора, – он посмотрел на своего друга с такой уверенностью, что тому ничего не оставалось, кроме как просто кивнуть, – и будут ожидать моих дальнейших указаний…

– Эдвард, кто здесь претендент, я или вы? – усмехнулся граф Фларский, удивившись такой активности, – вы так уверенно командуете, что начинаю себя чувствовать неуютно на вашем фоне. Можно поинтересоваться, зачем вам понадобился мой флот? Я и так потерял несколько кораблей из-за того, что на меня напали пираты.

– Я сумел как следует разозлить Гористаров, – Эдвард оглянулся на преемника старого барона, стоявшего с довольным видом чуть поодаль и разговаривавшего с графом Розмийским, выглядевшим уже не так довольным жизнью и заметно нервничавшим. Здесь его тоже можно понять, наступал, наверное, важнейший момент в его жизни, во время которого совершенно не хотелось позориться никаким образом, – И после того, что устроил, они будут жаждать мести.

– И как же? – спросил граф, сразу напрягшись, – пожалуйста, только не говорите, что втягиваете меня в войну против Гористаров. Это последнее, что мне сейчас нужно.

– Война уже на пороге, граф, – прошипел Эдвард сквозь зубы, – вы думаете, что сейчас Гористары просто так возьмут и признают вас королем? Да, у вас сейчас больше всех шансов, но стоит только глашатаю объявить вас королем, как этот поганый род выступит против вас со всеми силами, что имеет, и этого вам уже не изменить никакими уговорами. Если бы старый граф не умер, наши границы уже были бы в огне, – он кивнул в сторону нового графа Гористара, – но его преемник еще колеблется. Только отступать он точно не будет, его положение и так пошатнулось в связи с последними событиями, и теперь ему необходимо срочно укреплять свой собственный трон. А что может подействовать на вассалов лучше, чем победоносная война за королевский трон? Если же трон останется за вами, все Гористарское графство может смело прощаться со своим ведущим положением на острове, – он снова вздохнул, уговаривая графа к активным действиям, – вы для них как кость в горле.

– И что же вы все-таки придумали, барон? – спросил граф Фларский, сложив руки на груди. Такой резкой отповеди явно не ожидал, и часть спеси с него моментально слетела, обнажая скопившееся нервное напряжение и волнение перед грядущими событиями, – что конкретно?

– Мы атаковали Росс, центральный город и порт серьезно повреждены, эскадра, защищавшая его, уничтожена, – честно признался Эдвард, оглядевшись и убедившись, что сейчас их не подслушивают, – дворец взят штурмом, и мои люди нашли там несколько очень интересных вещей, которые помогут в поисках Респира.

– Барон! Вы с ума сошли уже со своим желанием отомстить этому человеку! – граф чуть было не закричал в полный голос, но все же сумел спохватиться и даже закашлялся, прежде чем принялся шипеть сквозь зубы, вцепившись рукой в лацкан камзола Эдварда, – вы же понимаете, что это война! Герцогство находится под протекторатом Горситаров, и теперь у них полное право выдвинуть вам претензии! И это в те дни, когда решается, кто должен стать королем!

– Именно поэтому мне и нужен ваш флот, – сказал Эдвард, – Гористары ударят по Тристану, где их уже ждут мои эскадры, бросив в бой все свои силы без промедления. К тому же, я еще надеюсь на помощь Кариского бароната…

– Кстати! – вмешался герцог Камский, до этого момента стоявший рядом с приоткрытым ртом и просто не знающий, что можно сказать в подобной ситуации, – я сейчас же разыщу Рокфора! Он должен быть где-то здесь, совсем скоро вернусь… Думаю, он тоже должен быть в курсе происходящего.

– Сейчас они еще не знают о произошедшем. Мы уничтожили все корабли, имевшиеся на Россе, и взорвали все вышки подпространсвенной связи, какие смогли обнаружить, поэтому преимущество еще остается за нами, чтобы подготовиться, – продолжил Эдвард, – пока Гористары будут связаны боями у Тристанского замка, ваши силы атакуют сам МысХаркии. Вряд ли они будут держать там достаточно сил, чтобы быть готовы к такому. Скорее всего, они вряд ли вообще будут рассчитывать, что кто-то рискнет напасть на их родовое гнездо… А если столица падет, союз вокруг графа Розмийского развалиться так же быстро, как и собрался. Гористары являются его сдерживающей силой, граф Розмийский не более чем марионетка в руках этих убийц, – Эдвард повел плечами, вздрогнув от накатившего на него желания прямо сейчас насадить на шпагу молодого барона Гористара.

– Вы сильно изменились после того, что произошло на вашей свадьбе, молодой барон, – покачал головой граф Фларский, постепенно переваривая все услышанное. Слова Эдварда, произнесенные вслух, зацепили слабые нотки в его душе, сомневающиеся в возможном мирном исходе выборов. Вся ситуация вокруг возможного нового короля уже почти что дышала войной и порохом, не хватало всего лишь маленького шажка, каким вполне и могло оказаться признание избранного короля, но с каким будут не согласны проигравшие. Нанести упреждающий удар в данном случае выглядело бы вполне логичным решением, все равно историю напишут победители. Граф снова задумался, наверное, решаясь, какой вариант будет наиболее подходящим в этой ситуации. И все-таки согласился с Эдвардом, надеясь на логичность выбранного им пути, – прежде вы казались мне тем, кто слишком сильно заботящимся о своей чести, но сейчас я вижу перед собой человека, который умеет добиваться своих целей. Хорошо, сейчас же отправлю своего адъютанта с сообщением на корабль, чтобы он передал приказ о передислокации. Скажите только, вы уверены, что сможете выдержать удар гористарского флота? Их новый барон молодой и импульсивный, бросит на вас все, что есть под рукой.

– Мы выдержим. Главное, вы сделаете свое дело, – кивнул Эдвард, – сейчас же важнее всего начало выборов нового короля. У нас есть, по меньшей мере, сутки, прежде чем до Гористаров дойдет известие о событиях на Россе…

– Эдвард, очень рад тебя видеть, – к ним подошел Рокфор в парадном камзоле цветов бароната, но с черной траурной лентой, – прими мои наилучшие поздравления в связи с твоим выздоровлением, – говорил даже без тени настоящей радости в голосе. Барон Карийский сильно сдал за то прошедшее время, что пролетело после момента их последней встречи, прежнюю веселость и позитивный настрой как рукой сняло, оставив только грусть и разочарование, читавшиеся в его глазах, – Райсор сказал, что тебе необходимо меня видеть. Что снова произошло?

– Барон, – кивнул Эдвард в знак приветствия, – вы же хотите расквитаться с Гористарами за то, что произошло? – он говорил прямо, поскольку эта тема для него была не менее болезненно, чем для отца, потерявшего из-за них свою дочь.

– Я лично готов придушить каждого из них, – твердо сказал Рокфор, посмотрев на тристанского барона с такой яростью в глазах, что еще немного и смог бы прожечь дыру в его теле, – пока хотя бы один из них еще жив, дышать спокойно не могу. Они… Они вырастили Респира и его безумство, и кто-то все-таки должен ответить за то, что произошло…

– Тогда поднимайте ваши корабли, – сказал Эдвард, – уже скоро флот Гористаров попробует напасть на Тристан, и мне надо, чтобы ваши эскадры были рядом с моими. Мы им устроим такую же бойню, что и перед воротами Белой Башни, – он посмотрел на молодого графа Гористара, тоже сверлившего взглядом их небольшую группу. Вполне может быть, если бы не строгие придворные правила, по которым на территории королевского феода настрого запрещается решать любые конфликты между феодалами, то они бы уже объявили друг другу войну. Снова повернувшись к Рокфору, Эдвард спросил, – барон, я ведь могу вам так же доверять… как раньше?

– Сынок, – Карийский барон выдавил из себя взволнованным голосом, – после того, что случилось, ты мне все равно как сын. Пусть даже и всего лишь несколько секунд, но вы с Изабеллой были женаты. Чтобы ни случалось, я поддержу тебя, особенно, если это касается возможности смешать с грязью этих безродных выродков Гористаров. Я сейчас же отдам приказ флоту направится к Тристанскому замку… Сколько у нас времени?

– Сутки есть точно, – кивнул Эдвард, повторив ту фразу, что пару минут назад уже сказал графу, – Гористары еще не в курсе, что произошло, и им еще потребуется время, чтобы подготовить корабли. К этому моменту наши эскадры уже должны быть готовы встретить врага…

– И к этому моменту уже будет окончательно ясен расклад сил за столом переговоров, – добавил граф Фларский, – мои союзники окажут вам всю возможную поддержку, на какую только будут способны, если война затянется и пойдет не так, как предполагалось с первого момента.

– Да поможет нам Небо… – только и покачал головой Райсор, искренне надеясь, что они сейчас не совершают чудовищную ошибку, о которой потом всем придется очень сильно пожалеть.

* * *

Росс действительно был лишен возможности связаться с Гористарским графством после всего произошедшего. Все военные и торговые корабли, находившиеся в портовой зоне, были либо уничтожены в ходе обстрелов, либо серьезно повреждены и не могли подняться в воздух в ближайшие дни. Уничтожены и все установки подпространственной связи, буквально отрезав герцогство от всего остального Рейнсвальда.

Остатки сил ополчения и внутренней полиции пытались навести порядок среди гражданского населения, покинувшего убежища и теперь возвращающегося по разрушенным улицам в свои дома в поисках того, что еще можно было спасти. Начались грабежи и мародерство, сил правопорядка не хватало, чтобы все это остановить, к тому же, у них хватало и множества других проблем, начиная от еще продолжавшихся пожаров и разбора завалов, до мутантов, что лезли на огонь сквозь проломы во внешних стенах и разрушениях в куполе.

Рано или поздно помощь все равно должна была подойти, в ближайшие города были отправлены гонцы с просьбами о помощи, и много надежд на приходившиеся из Мыса Харкии корабли, регулярно курсирующие между этими городами

В том, что это были войска Тристанского бароната, никто даже не сомневался, на поле боя остались части доспехов и разбитая техника с символикой бароната, сохранились и многочисленные видеозаписи и фотофиксации о том, что нападавшие корабли принадлежали к флоту Тристана.

И все понимали, что это значит. Такое нападение просто не могло пройти безнаказанным, новый барон, как только узнает о случившемся, тут же отправит все доступные силы на то, чтобы наказать тристанского выскочку за случившееся здесь. Кто-то, конечно, пытался объяснить случившееся тем, что барон Эдвард мстил за события на его свадьбе, когда сам герцог Росский расстрелял его свадьбы и убил молодую жену, но таких мало кто слушал. В конце концов, нельзя сравнивать одну жизнь с тысячами тех, кто погиб на улицах города и портовой зоны под корабельным обстрелом из орудий и торпедных аппаратов.

Росс колебался на грани анархии и попыток сдерживать порядок в течение следующих ста сорока часов, медленно, но все же уверенно восстанавливая покой и тишину на улицах. И только после окончания этого времени подошел караван торговых кораблей из Гористарского графства, обнаруживший столь тяжелое положение столицы графства, едва пережившего нападение, и, конечно же, первым же их действием стала отправка сообщения в Мыс Харкии обо всем, что здесь произошло.

Война начиналась…

* * *

– Всеобщее собрание вольных феодалов королевства Рейнсвальда официально объявляется открытым, – объявил Глава Стражей Трона, стоя посреди зала в белоснежном доспехе и с закрытым шлемом, увенчанном еще и высокими белыми крыльями, – почтим честь и память нашего великого монарха и передадим престол самому достойному и лучшему из вас.

С этими словами Глава Стражей отступил назад, позволяя всем стоявшим здесь пройти в обширный Зал Собраний, до этого при правлении Иинана Третьего открывавшийся лишь единожды. В этом месте практически ничего не изменилось с того самого момента, как дворец был достроен, как символ неизменности и твердости порядков Рейнсвальда. Огромный круглый зал с куполообразным потолком, раскрашенным древними фресками, изображавшими первые дни колонистов на острове, начало внутренних войн, эпоху войн Объединения и величайший день создания королевства. Под изображениями героев прошлого и их великих подвигов стояли на разных уровнях несколько галерей с местами для феодалов, распределенных по возрасту и времени присоединения их феодов к королевству. А в самом же центре зала был большой круглый стол для изначальных двадцати шести феодов, вырезанный из черепа гигантского дракона, уничтоженного объединенным флотом Рейнсвальда еще в начале его существования. Стол был в два уровня, внешнее кольцо предназначался для первых феодалов. И с созданием же выборной системы королей был добавлен второй уровень во внутреннем круге, всего лишь на пять мест, предназначенных для претендентов на королевский престол, где они могли посмотреть друг другу в глаза, споря за то, кто из них должен стать новым королем.

Эдвард занял свое законное место за внешним кругом, в большом резном кресле, стилизованном под вставшего на задние лапы грифона, символ родового герба Тристана. Резьба на столешнице перед ним изображала герб бароната, выполненный в полный размер, со всеми деталями, окантовкой и изображением геральдических зверей бароната. Личный герб Эдварда, черная железная перчатка, сжимающая эфес сломанного меча, полученный в знак признания его особых заслуг в Такийской провинции, был изображен на большом и длинном баннере, свисающим с потолка, рядом с личными гербами всех остальных феодалов за столом.

– Претенденты на королевский престол! Если вы считаете себя достойными, то поднимитесь и войдите во внутренний круг! – призвал Глава Стражей Трона. С этими словами со своих мест поднялись трое претендентов. Граф Фларский в белых с золотом одеяниях, барон Розмийский, сейчас в геральдических цветах своего феода, зеленых с черных, и барон Гельский, в парадном камзоле алого и голубого цветов. В этот раз претендентов было три, и остававшиеся свободными места тут же убрали. Каждый вытащил свой церемониальный клинок и положил перед собой, острием в центр, так что все три меча касались друг друга.

– Сегодня день великой печали и новой радости, – Глава Стражей Трона снова вышел на свое возвышение, объявляя о начале дебатов, – Сегодня заканчивается эпоха правления Иинана Третьего, короля, оставившего после себя великий след в истории нашего королевства. И все мы будем скорбеть о нем, но свет всегда следует за тьмой, и сегодня в наших силах выбрать нового короля, достойного, чтобы принять на свои плечи такую ответственность и вести всех остальных за собой. Каждый из вас ведет за собой людей Рейнсвальда, каждый из вас принимает ответственность за каждого из своих вассалов. И сегодня вы должны избрать достойнейшего, кому доверить свои жизни так, как вам доверяют свои жизни ваши подданные, – Глава Стражей говорил еще очень долго, представив каждого из претендентов, перечислив их основные заслуги и деяния, а так же представленные ими доказательства того, почему могут являться претендентами на престол Рейнсвальда. Это больше церемониальное действие, чем являлось действительно необходимой частью выборов, но традиции всегда оставались очень чтимой частью культуры королевства.

Самое важное началось только тогда, когда Глава Стражей объявил дебаты открытыми для свободного обсуждения. Здесь происходил единственный момент в истории Рейнсвальда, когда каждый говорящий мог повлиять на решение и, собственно, все будущее королевства. Голоса всех были равны, и все могли выразить свое мнение, наверное, единственная уступка демократии, официально допущенная в королевстве.

Никто и не ждал, что все закончится в первый же день. Слишком много споров и противоречий всегда возникало между феодалами, активно обсуждающими каждого из претендентов, не стесняясь в выражении личного мнения. Здесь не было разницы, насколько крупны армии феодала, и какое значение имеет для королевства, как отдаленно находится его феод от столицы или и вовсе от центрального острова Рейнсвальда и каковы его возможности. Эдвард первое время просто слушал, пытаясь прояснить для себя, как необходимо прокладывать дальнейшую стратегию действий, как выстраивать диалог с феодалами, да и просто узнать мнение большинства о том, каким должен быть будущий король. Конечно, экономические и политические возможности для становления того или иного претендента на престол обычно являлись главенствующими, но никогда не стоит забывать, что Рейнсвальд это не только флот, армии и производственные мощности, но и люди, народ, а главное, феодалы, что ведут за собой людей. Их мнение было, есть и будет решающими для избрания нового короля. Всегда разворачивается борьба за голоса малых феодалов, которых гораздо больше, чем тех старых и могущественных феодов, чьи голоса не составляют и пятой части от общего количества. Ведь именно мнение простого большинства решит, кто же снова наденет корону Рейнсвальда, и перед кем встанут на колени все без исключения.

Первоначальная поддержка неожиданно перешла к графу Розмийскому, как к сыну последнего короля, эпоха правления которого у очень многих оставила хорошую память. Многие считали, что правление сына Иинана Третьего станет прямым продолжением той политики, что вел его отец.

Только его первоначальный успех не продержался очень долго, поскольку слишком уж активно его поддерживали Гористары. Поддерживающие остальных двух претендентов бароны очень быстро смогли перевести спор именно в то русло, что граф Розмийский на деле может стать марионеткой Гористаров, конечно, очень древнего и уважаемого рода, но уже давно известного своей жадностью и желанием властвовать над всем Рейнсвальдом. Становиться под пяту правления этого рода хотелось далеко не многим, и постепенно чаша весов начала склоняться к графу Фларскому, чьи сторонники активно поддерживали идеи равенства феодалов, а так же тех реформ, что могут избавить Рейнсвальд от тех проблем, что накопились к окончанию эпохи правления Иинана Третьего. Программа реформ, выдвинутая графом, предполагала в первую очередь реорганизацию торговых путей и основных торговых трактов, уже устоявшихся на территории королевства, но частью обходившие новые феоды, еще не включенные в общую систему торговли, а потому испытывающие проблемы с развитием и рынками сбыта своей продукции. Среди малых феодалов большую поддержку получила предложенная реформа личных армий феодалов, которые прежде обладали полной свободой в принятии на вооружение самых различных технологий. Не ограниченные так же и по максимально допустимым показателям личного состава и стоявшей на вооружении техники, за исключением нескольких вето, наложенных королем на особо смертоносные и разрушительные технологии, представляющие угрозу всему королевству.

Уже многие считали, что необходимо ограничивать возможности феодалов, поскольку столь большие армии просто не могли стоять без дела, в результате чего по всему Рейнсвальду время от времени возникали различные локальные конфликты. Порой из-за пустых мелочей, но разгоравшихся до жарких схваток, в которых гибли порой целые поселения, а потери исчислялись тысячами. И из-за этого же небольшие феоды всегда чувствовали притеснение со стороны своих старших и более могущественных соседей, с чьими армиями им, конечно, было не тягаться. Такая же реформа уравнивала бы их возможности, но сильно сказалась на отношении к графу крупных феодалов, не видевших в личных армиях, по численности порой приближавшихся к королевским войскам, ничего плохого. Сам Эдвард еще не знал, как стоит реагировать на подобное, поскольку его возможности такая реформа тоже задевала серьезно, но это был пока лишь проект. Быть может, после окончания уже подступившей к порогу войны, такие армии действительно не понадобятся, да и неизвестно, что вообще от них останется, когда отгремят сражения.

С продолжением спора начинали вскрываться и те противоречия, что уже разделяли феодалов Рейнсвальда, не только лишь связанные с территориями и торговлей, но и уже очень старые, покрывшиеся коростой и все глубже проникающие в самую суть королевства. Не смотря ни на что, Рейнсвальд, со всей его данью традициям, верности устоям и строгой социальной иерархии, все же развивался, не останавливаясь и не замирая в эпохе застоя.

Старые феоды начинали постепенно отставать от молодых, развивающихся и вынужденных бороться за свое место на внутреннем и внешнем рынках Рейнсвальда, а потому активно вкладывающих все доступные средства в модернизацию производства, улучшения качества и надежности выпускаемой ими продукции. Малые герцогства и баронаты чаще всего вытеснялись потоком промышленных товаров, идущих в огромных количествах от гигантов в этой сфере, вроде Тристана или Гористара. А потому прокладывали новые пути для внешней торговли в поисках покупателей. При этом из уже крепко закрепившихся на рынке феодов далеко не все стремились поспевать за новыми тенденциями, поскольку система и так хорошо работала, налаженная и эффективно действующая, все больше усугубляя разницу между количеством и качеством, принципиально разную для многих феодов.

Проблемы возникали и с неконтролируемо развивающимися колониями, иногда становившимися самостоятельными, когда центр больше не мог их удерживать, а иногда оставаясь в прежнем статусе, но по размерам и значимости далеко превышая метрополию. Порой они двигали и развитие многих феодов, что в частности, сильно заметно в Тристанском баронате, где там сразу вводили самые передовые технологии, и постепенно расширяя на все остальные территории. Только чаще давление центра тормозило само их развитие, из-за чего порой даже оказывались нерентабельными. Некоторые старые графства и баронаты уже вовсе выступали за отказ от развития экстенсивной пполитики Рейнсвальда, считая, что королевство должно располагаться исключительно на самом острове. А вот для большинства молодых и небольших феодов такой путь экономики был единственным ключом к выживанию и даже процветанию.

Эти и многие другие проявившиеся сегодня противоречия были лишь немногими вопросами, поднятыми только в первый день обсуждения, но они уже показывали ту глубокую пропасть, что пролегала между различными силами на Рейнсвальде, сейчас с новым энтузиазмом вцепившимися друг в друга, пока еще только на дипломатическом языке. Споры становились ожесточеннее, а слова были все жестче и жестче, появлялись уже даже открытые обвинения и угрозы. Претенденты переманивали поддерживавших их феодалов один у другого, предложения и просьбы сменялись едва ли не чаще, чем на них успевали отвечать, некоторые оставались и вовсе без ответа, а некоторые вызывали новые обсуждения, новые вопросы и новые пути для поиска ответов. Атмосфера становилась все более напряженной, и люди, запертые здесь друг с другом, все больше походили на свору голодных собак.

Эдвард, вслушиваясь в накалившиеся до предела споры, вспомнил ту старую историю, рассказанную как-то его отцом, что если в одной банке закрыть множество пауков и даже регулярно кормить их, то они все равно начнут убивать и пожирать друг друга, до тех пор, пока не останется всего лишь один. Самый злой, самый сильный и наглый паук, сожравший всех остальных и при этом сумевший выжить. А потом он тоже умрет, не сумев переварить все то, что сожрал, подавившись, попросту не способный остановиться. Люди должны выходить на компромисс, иначе они просто рискуют повторить участь этих пауков, вот в чем мораль истории. И глядя на окружающих его феодалов, Эдвард все лучше понимал, что никто не хочет уступать. Равенство возможностей и чувство столь близкой власти, что до нее можно руку протянуть, ожесточали людей, заставляя их до последнего вздоха лезть вперед, пробивая перед собой лишь собственные интересы и не обращая внимания ни на что другое.

Дебаты были прерваны только уже глубокой ночью, когда напряжение достигло таких пределов, что еще немного, и феодалы готовы были объявить войну друг другу прямо здесь и сейчас. Стража Трона вошла в зал, объявив, что сегодняшнее собрание закончено, и продолжить можно только на следующий день. Взвинченные и нервничающие дворяне, все еще что-то вполголоса обсуждающие, не способные сразу оторваться от разгоревшихся споров, покидали свои места и расходились по выделенным для них комнатам в королевском дворце.

– Так что скажете по поводу сегодняшнего дня? – спросил Эдвард у графа Фларского, когда они уже выходили из зала. Граф выглядел совершенно истощенным в физическом и в моральном плане после того напряжения всех своих сил, что пережил в течение этого дня, – мне кажется, мы смогли достигнуть определенных успехов.

– Барон Гельский, можно сказать, практически выбыл из игры, – кивнул Рокфор, подходя к ним. В отличие от многих, буквально святившейся энергией, дебаты вернули ему хоть какое-то чувство цели в будущей жизни, – У него слишком слабы шансы, а после поражения его эскадры у Самрийских верфей потерял доверие как человек, способный командовать войсками. И остезейцы от него практически откололись, – он вспоминал последний час обсуждения, когда остезейские бароны неожиданно начали переходить на сторону графа Фларского, поддерживая предложенную им политику постепенных реформ, способную в будущем серьезно изменить внешний вид и внутреннюю структуру Рейнсвальда.

– Зато промышленники Хальса готовы держаться за графа Розмийского до последнего, – заметил граф Фларский, обреченно вздохнув, – я все же надеялся, что они оценят систему реформирования дорожного сообщения, из-за которого у них есть немало проблем с перевозками товаров. Видимо, предложения Гористаров устраивают их гораздо больше… Хотя вы правы, сегодняшний день можно назвать удачным, – он пожал плечами, – а с вами, друг мой, – он положил руку на плечо Эдварда, – у нас отдельные планы. Как вы думаете, как поступят Гористары, узнав о случившемся? Я имею в виду, относительно собрания. Представьте, какой резонанс может вызвать сообщение, что барон Тристанский нарушил нейтралитет пятисот часов! Почему мы только сразу об этом не подумали… – он покачал головой, разочарованный собственной недальновидностью, – я могу оправдать вас и даже в какой-то мере поддерживаю, но что скажут остальные феодалы? Это же действительно очень серьезное преступление.

– Если результат будет не в нашу пользу, то вы просто откажетесь от моей поддержки, – сказал Эдвард уже подготовленную фразу, – и публично обвините меня в нарушении признанных обычаев. Де-факто наше с вами соглашение силу не утратит, но после таких публичных заявлений у остальных не останется никаких сомнений в вас и в вашей благонадежности. Гористары получат предлог для нападения, а мы получим шанс их уничтожить, – барон просто пожал плечами, словно говорил о каких-то обыденных вещах, – нам сейчас нужен только действительный результат, а не мнение об этом результате…

– Черта с два так кто поступит! – возмутился Рокфор, слышавший каждое их слово, – Эдвард! Я не позволю тебе хоронить себя с такой же легкостью на радость Гористарам. Ты не должен так легко отказываться от всего того, что добился твой отец, даже если это в память о моей девочке. Я официально признаю вину за нападение на Росс. Если для этой войны нужны жертвы, то пусть жертвой стану я, а не ты, – прежде чем тристанский барон успел что-то сказать, Рокфор ткнул ему в грудь пальцем, – у меня есть наследник, пусть ему всего лишь семь лет, но мои вассалы помогут стать ему настоящим бароном. А ты последний из своего рода!

– Святые Небеса! Рокфор! – отмахнулся Эдвард, – о какой чести вы говорите здесь, на Рейнсвальде! Это всего лишь, демоны их раздери, слова, о чести здесь забыли еще до вашего рождения, ей лишь прикрываются, чтобы решать свои личные дела! Все остальное вранье и ложь! В королевстве нет больше дела чести, здесь есть лишь личные мотивы! Я хочу перебить всех Гористаров, от самого барона до последнего младенца! И не вам заставлять меня отказываться от подобного!

– Значит, у меня, мотивов, хочешь, сказать, нет? – рявкнул Рокфор, неожиданно крепко заломив руку Эдварда, чего уже никак нельзя было ожидать от такого старика, – если у кого-то и есть причины ненавидеть Гористаров, то это у меня! Чтобы дальше не было, но ты должен сделать то, чего я не смогу. Ты должен расквитаться с ними за все, что произошло. За все! Понимаешь? – он обернулся к графу, стоявшему рядом с видом человека, боявшегося вмешаться в столь яростный разговор, – граф, как будущий король, прикажите ему не принимать столь поспешных решений. Карийский баронат будет верен вам, не смотря ни на что, но Эдвард нужен вам как никто другой. За ним пойдут люди, вы видели это. Ни за мной, ни даже за вами, но он может стать тем, кто принесет вам Рейнсвальд, – Рокфор говорил горячо и поспешно, но к его словам нельзя было не прислушаться.

– Друзья, я, конечно, понимаю, что не имею права советовать в подобном споре, поскольку Изабелла не была мне так дорога, как кому-либо из вас, – показал головой граф, – но то, что говорит Рокфор, выгоднее с политической точки зрения. Он отец, потерявший дочь, и его поступок будет выглядеть гораздо лучше в любом свете, с какой стороны не посмотри. Многие из феодалов, что сейчас в зале, имеют детей, и его чувства для них будут понятны, в то время как любовь… – Дэлай развел руками, – это чувство описать намного сложнее. А действия Рокфора… их можно даже использовать для того, чтобы обернуть ситуацию в свою пользу, попытавшись выставить Гористаров виноватыми во всем произошедшем.

– Граф! – Эдвард чуть было не ударил его в лицо, но в последний момент все же спохватился, – вы вообще понимаете, что вы сейчас говорите! Я не позволю сделать вам из гибели Изабеллы свой политический трюк! Не позволю смешивать ее имя со всей той грязью, какой является Рейнсвальдская политика!

– Еще не время убиваться по этому поводу, – сказал граф, – Эдвард, ты знаешь, что другого выхода действительно нет, а ты нужен здесь, на Рейнсвальде. Нам нужен герцог Аверийский, феодал колонии, появление которой изменило весь прежний баланс на Рейнсвальде, герой Таркийской провинции и человек, чьими усилиями проект «Сакрал» обрел жизнь. И без которого герцог Камский никогда бы не смог его закончить. И ты нужен мне, чтобы стать королем, понимаешь? – логика говорила в его словах, и Эдвард не находил достаточно веских доводов, чтобы их оспорить. Не с этого он собирался начинать войну, не задумавшись о тех эмоциях, что могут подстегнуть Рокфора, слишком глубоко погрузившись в собственные страдания.

– Хорошо, пусть будет так, – сказал Эдвард, снова поднимаясь, соглашаясь со словами графа и видя одобрение Рокфора, хотя все остальное его сознание выло, требуя немедленно отказаться от этого безумия. Усилием воли барон подавил в себе эмоции, какие могли ему помешать, заставив себя действовать холодно и расчетливо, – только пообещайте мне одну вещь, граф. Как только вы станете королем, все обвинения с Рокфора будут сняты.

Граф Фларский просто кивнул в ответ, соглашаясь с тем, что и так звучало очевидным. На законы власть предержащие могут смотреть только до тех пор, пока они им нужны, в других случаях могут и закрыть глаза на их нарушение.

* * *

Известия о том, что произошло на Россе, дошло до молодого гористарского графа спустя трое полных суток с того момента, как эскадра Тристанского барона вышла из прыжкового режима в районе этого острова. В Мысе Харкии произошедшее сразу же поставило на уши всех военных, тут же начавших подготовку войск и флота, ведь даже самый последний связист из штаба понимал, что такое нападение нельзя рассматривать иначе, как перчатку, брошенную в лицо, как вызов, за которым обязательно последует война.

Только когда об этом услышал сам барон, то заколебался, не зная, как следует ему и дальше поступать, когда вот уже три дня идет Совет о выборе нового короля. События развивались слишком быстро, гораздо быстрее, чем новоиспеченный барон успевал реагировать, только еще обучаясь искусству быть политиком. Многие уже замечали, что у Михаэля Гористара, нового графа, нет ни умений, ни навыков его весьма талантливого деда. Последней волей старого барона, обнаруженной в заранее им написанном завещании, была как раз передача титула графа внуку, через голову его родного сына, Тарваила Гористара, резкого и несдержанного человека, в котором многие видели скорее угрозу всему баронату, если он станет его главой. Тарваил был искусным воином, но мыслил всегда слишком прямолинейно и грубо, привыкший действовать через силу, видя в переговорах нужду лишь тогда, когда речь идет о капитуляции противника. Такой выбор его собственного отца Тарваида разочаровал, но перечить все же не посмел, решив оставить себе роль отца нового графа и то огромное влияние, что мог оказать сам на родного сына.

– Если мы нападем на Тристан, то это станет началом войны, что разойдется по всему Рейнсвальду, – пытался возражать Михаэль, сидя перед голографическим столом, на котором сейчас медленно вращалась вокруг своей оси трехмерная карта Тристанского бароната, – и у них есть союзники, с каким необходимо считаться. Эта война может расколоть все королевство и прервать выборы короля… Отец, мы должны думать еще и об этом, если хотим, чтобы Гористар устоял!

– Черт бы тебя разодрал, Михаэль! – его отец, уже в боевом доспехе, стукнул кулаком по столу так, что по голограмме прошла рябь, – война уже началась, если ты этого еще не понял. С того самого момента, как этот недоносок Респир пристрелил девчонку тристанца, война уже фактически началась, и только наша глупость в том, что мы пропустили первый удар. Хотя, честно, я не думал, что тристанец окажется таким слезливым, так убиваясь по этому поводу, – он покачал головой, – отец его крепче был… хотя, ты ничем его не лучше! Надеюсь, ты мне не будешь давать других поводов для сомнений в том, что ты действительно мой сын! Мы Гористары, и на нашем родовом гербе волк! Мы должны быть воинами, а не говорунами. Дед твой тоже думал, что словами можно всего добиться, и посмотри, что оказалось в итоге? Застрелен в собственных покоях своим же протеже, с каким носился, как с расписной торбой! Ты хочешь так же закончить?

– Нет, конечно, – Михаэль пожал плечами, – только нам нельзя так очертя голову бросаться в бой, рассчитывая лишь на собственные силы. У нас нет преимущества ни в кораблях, ни в войсках, да и те раскиданы по территории всего графства и наших вассальных феодов. Необходимо время, чтобы подтянуть силы, собрать людей… А к этому моменту новым королем может стать граф Фларский! Как война будет выглядеть тогда? – он посмотрел на своего отца, – как к ней отнесется новый король?

– Поэтому действовать надо сейчас! – сказал Тарваил, – в Мысе Харкии готовы к бою триста боевых кораблей и почти полмиллиона солдат. Плюс те, что можно поднять из резерва за пару суток, это еще пара сотен как минимум. С такими силами я ударю по Тристанскому замку и сотру его в порошок, чтобы никто больше не усомнился в силе Гористаров, – он переключил голограммное изображение на масштаб всего Рейнсвальда, – тристанец слишком много сил перевел на Аверию после удачного сражения с наемниками Гельского, чтобы не допустить попыток новых нападений на колонию. А войска графа Фларского слишком далеко от замка, чтобы прийти ему на помощь в случае необходимости. Мы отступим прежде, чем Эдвард подтянет укрепления, а потом ударим снова, в этот раз уже по Аверии…

– Ты хочешь оставить Залив Харкии без всякого прикрытия? – спросил его родной сын, подходя ближе, – мы не можем просто так оголить этот участок, там же останутся только войска обороны и ополчение. Что же они смогут сделать, если именно в этот момент на столицу нападут? Отец, я еще раз прошу тебя подумать о благоразумии, ты рвешься воевать и восстановить нашу честь, но мы рискуем потерять все… – он еще раз ткнул пальцем в изображение столицы Гористарского барона, – нельзя оставлять город без серьезной защиты. Дай мне всего две недели, и я соберу тебе армию, которой будет достаточно, чтобы разбить тристанцев.

– Тристанцев? Ты серьезно? – Тарваил в голос рассмеялся, – через две недели на престоле будет сидеть граф Фларский, а против нас выступят объединенные армии Тристана, Карии, остезейцев и один только демон знает, кого еще. Или ты действительно так наивен? Карийский барон будет мстить за свою девчонку, он в нее всю душу вложил, а чокнутый Респир все это оборвал одним выстрелом. И он убедит нового короля в своем праве на войну. И к нему присоединится Эдвард, поскольку сам Респир черт знает где, а в Рейнсвальде каждая собака знает, как тепло твой дедушка относился к этой неблагодарной скотине. И что ты будешь делать тогда? Так же сидеть, как наседка, над своей столицей, и ждать, когда враг явится по твою душу к ее воротам? Таков твой план?

– А твой план развязать войну прямо сейчас? – ответил Михаэль, не боясь отца. Ведь все-таки, именно он был барон, и даже родной отец не мог позволить себе разговаривать с ним в таком тоне, какой сейчас себе позволял, – и, потом, королем еще может стать граф Розмийский. А ему наши интересы гораздо ближе.

– Предложи это тем феодалам, что завтра вновь соберутся в зале под присмотром Стражи Трона, – указал пальцем в сторону коридора его отец, – если бы им был нужен твой ставленник, то не было бы таких дебатов, какие были сегодня. И ты не хуже меня знаешь, что половина из тех, кто занимает там места, на дух нас не переносят. Потому что мы сила, а силу всегда бояться или ненавидят. И лучшего шанса избавиться от нас у них никогда не будут. Так что, поверь мне, они сделают все, чтобы не пустить графа Розмийского к власти. Однако если им сейчас показать, что Гористары не разучились держать в руках оружие, то ты сможешь посадить своего дружка на престол. Без поддержки Тристана, без Аверии и без своего «Сакрала», граф Фларский никому даром не сдался. Просто дай мне войска, – потребовал он, – нельзя думать, что все можно решать одной только дипломатией.

– Ты точно разобьешь тристанцев? – наконец-то сдался Михаэль, – мы рискуем слишком многим, и нельзя быть неуверенным при таком поступке. Я уже отдал приказы стягивать войска со второстепенных направлений, но им нужно время. Если мы потеряем эту армию, то останемся беззащитны перед любым нападением…

– Я привезу тебе парадные знамена из Тристанского замка, – рассмеялся его отец, – потом подаришь их своей ненаглядной женушке. Как она там после родов? И как там наш наследник?

– Врачи говорят, что все хорошо, – кивнул Михаэль, не сумев сдержать довольной улыбки гордого отца, – роды прошли успешно, никаких осложнений не было, младенец здоровый. Жаль только, что я сейчас не могу рядом с ними…

– Когда ты родился, я был на поверхности, – вспомнил Тарваил, – отбивали нападение мутантов на исследовательский лагерь, и у меня не было даже никакой возможности отправиться домой. О тебе узнал лишь только тогда, когда вернулся обратно на Мыс… В тот момент это было важнее всех моих побед, вместе взятых… – он потрепал сына за волосы. – А теперь ты сам барон, и я даже должен тебе подчиняться. Оглянуться не успел, как уже дедом стал…

– Отправляйся на Мыс Харкии, забирай войска, – сказал Мхаэль, прерывая воспоминания, – я напишу письменное распоряжение со своей личной печатью, передашь командующему. И прикажи, чтобы мою семью переправили оттуда в наше поместье под Нантровиком, там все же им будет безопаснее, – он вернулся к своему письменному столу, взяв электронное перо и лист бумаги, – как только возьмешь замок, снова свяжись со мной. Если дела пойдут лучше, быть может, его и не придется оставлять уже. Ты же не откажешься от титула барона Тристанского? – он не без улыбки посмотрел на своего отца, все еще разглядывающего карту Рейнсвальда.

* * *

Де Адрил смотрел на трехмерную карту Тристанского бароната так, словно видел ее впервые. Привычные его глазу планы местности, ферм, основных магистралей и дорог с нее исчезли, теперь ее занимали планы и схемы возможной линии фронта, укрепленные районы, потенциально опасные места, где возможны высадки вражеского десанта. Нельзя сказать, что работы по подготовке к вероятным военным действиям на собственной территории никогда не велись, еще с последней войны с Саальтом все было выверено и обустроено, но война никогда не стоит на месте. Она изменяется, приобретает новые формы и способности, ищет обходные пути и устраивает ловушки. Если расслабиться хотя бы на секунду, то снова открыв глаза, ты с удивлением обнаружишь, что безнадежно отстал и проигрываешь в этой бесконечной гонке на выживание. Те, кто не могут соответствовать все более жестким и требовательным правилам, очень скоро сходят с дистанции, сминаемые более уверенными и сильными соперниками.

Поэтому командный штаб обороны бароната гудел как растревоженный улей. Сотни операторов на своих местах, закрыв лица шлемами нейросвязи с прямым подключением к общей базе данных, широкой анфиладой разместившиеся вдоль стен, рассылали приказы и запросы по всему баронату, перерабатывая ежечасно информации, анализируя, отсеивая самое важное и формируя отчеты, которые затем немедленно отсылались командующему. Из всех этих данных формировались общие сводки и на их основании компьютерные системы начинали прогнозировать возможности для дальнейшего развития ситуации. Собравшиеся здесь высшие офицеры, стоя перед голограммным столом, опираясь на собственный опыт, вносили поправки, которые не могла учесть не имеющая эмоций машина, и ход прогнозирования шел уже дальше, выстраивая план победы, который затем только следовало реализовать.

Увеличив изображение, он переключился на Тристанский замок, самую уязвимую точку всей обороны. Уязвим потому, что находится практически на самой границе и едва ли не самая важная часть бароната. Можно пережить потери многих крупных городов и портовых зон, отступая назад, на другие рубежи, зализывая раны и готовясь к новым сражениям, но если потерять замок, то можно сразу выбрасывать белый флаг и сдаваться. Тристанский замок сердце всего феода, сдавать его нельзя ни в коем случае, и именно сюда нападающие нанесут свой первый и самый мощный удар. Сюда стягивались основные силы и здесь же готовили пристани для военного флота, формировали лагеря для солдат, разбивали полевые ремонтные заводы. В открытом пространстве вблизи замка выстраивались в боевое построение корабли Тристана и все еще продолжали выходить из прыжков корабли Карийского бароната, форсированным маршем перебрасываемые сюда.

Гористары должны встретить здесь свою смерть, но Де Адрил все равно перестраховывался. Когда начнется настоящий бой, все сейчас подготовленные планы и операции смело отправятся в топку, все решать все равно будет импровизация, а потому надо максимально использовать уже имеющееся преимущество в виде своего поля боя, максимально его подготовив для будущего сражения.

На небольших астероидах, сейчас двигавшихся по орбите вокруг Рейнсвальда и находящихся в зоне пространства Тристанского бароната, размещали дальнобойные зенитные батареи и ракетные установки. На наиболее опасных направлениях подготавливали минные поля, способные остановить даже тяжелый крейсер. В самом замке сейчас спешно проверяли все зенитные и ракетные батареи, генераторы силовых полей и системы сканирования окружающего пространства. Ремонтные бригады уже восстанавливают первые обнаруженные недочеты, но Де Адрила беспокоило сейчас не это, а то, откуда придут Гористары со своими войсками, как их встречать и чем можно пожертвовать, чтобы удержать Тристанский замок.

– Господин, – к нему обратился один из флотских офицеров, стоявших с другой стороны стола, – мы можем разместить примерно пятьдесят кораблей в Драгунской верфи, – показав на военные верфи, расположенные на несколько километров западнее от Тристанского замка, – этого количества должно хватить, чтобы сдержать первый удар по верфям. В случае необходимости, они подойдут к замку меньше, чем за час реального времени. Это надежнее, чем полагаться на одну только огневую мощь зенитных батарей…

– Хорошо, разместите также еще эскадрильи штурмовиков, присланных из Энтаониса, на полевых аэродромах у Восточного форта, там им должна быть работа, если противник сможет прорваться на этом участке, – добавил Де Адрил, еще некоторое время разглядывая карту. Потом еще свяжитесь с карийцами и передайте им, что мне нужно по меньшей мере шестьдесят кораблей в дрейфе в группе астероидов в квадрате КЗ-сто-пятьдесят-восемь. Если нам повезет, и противник не обнаружит их в той мешанине, то должны оказаться у них глубоко в тылу на правом фланге, – сказал он, почесав уже начинавшую проявляться щетину. Подобного с ним уже давно не случалось, всегда внимательно следил за своим внешним видом, но последние дни были слишком изматывающими, чтобы еще и уделять столько внимания подобным мелочам. Теперь он даже не тренировался и не ел как положено, почти все время проводя в разъездах по границам Тристанского бароната или в таких вот залах совещаний, где решалось слишком много важных вопросов, чтобы пропустить хотя бы один из них, – если же нет… Гористарам все равно придется выделить крупные силы, чтобы выбить их оттуда, а значит, на правом фланге мы сможем перейти в контрнаступление… – если речь идет о Тристанском замке, то никакие потери не будут казаться чрезмерными, к тому же, в столкновении с таким опытным и опасным противником, каким является Гористарское графство.

– Сэр, вам послание, – в комнату вошел один из его адъютантов и, поклонившись, передал планшет с данными, помеченными электронной печатью Фларского графства. Удивившись, что прислали его именно сюда, а не прямо в столицу, в руки его молодого сюзерена, Де Адрил все же активировал планшет, и там быстро появилось несколько строк с очень важной информацией, ради которой можно пожертвовать не только планшетом, но и, в определенных ситуациях, даже человеческими жизнями.

«Разведчики с наблюдательных постов докладывают, что в Мысе Харкии большое оживление. Потенциальный противник подготавливает корабли и грузит на транспортные суда большое количество войск и военной техники. Они явно готовятся выдвигаться. Командует всем, возможно, сам Гористар Тарваил, его слишком часто видят на верфях, и он явно руководит процессом подготовки. Будьте готовы. Флот графства уже находится в прыжковом измерении, готовый выйти в зоне Харкии в любой момент, как только его покинут корабли флота бароната».

Отформатировав планшет, Де Андрил отослал адъютанта обратно и тяжело вздохнул, потерев пальцами лоб, пытаясь успокоиться из-за внезапно на него навалившегося нервного напряжения. Вот и первый акт финальной части этой пьесы, Гористары выводят свои корабли и отправляются к Тристану. Они сначала ударят по замку, и только затем пойдут на Аверию, иначе, потеряв время в осаде, рискуют получить удар в спину от резервов, подошедших с территории самого бароната.

Тарваил был выдающимся воином и мастером боя в рукопашном бою и с использованием холодного оружия. До сих пор ходят легенды о том, как он в одиночку зарубил гигантского огра, выше его ростом в пять раз, но, при всем при этом, он никогда в своей жизни не командовал крупными воинскими соединениями при современных, ведущихся с учетом всех последних технологических разработок, военными действиями. Его пределом были гарнизоны на поверхности, сражающиеся с мутантами и дикарями, где и заработал свою заслуженную славу непревзойденного рукопашника.

Де Адрил пытался вызвать в своей памяти образ этого человека, последний раз которого видел, кажется, на турнире в Охсхорте, года три назад. Высокий, сильный и мускулистый, управляющийся со своим боевым костюмом так, словно в нем с самого рождения. С нехарактерными для Гористаров крашеными черными жесткими волосами, затянутыми в длинный хвост. Из-за этого многие подозревали в нем бастарда старого барона, признанного лишь потому, что его жена родила вот уже пять дочерей, но так и не обзавелась ни единым прямым наследником. Строгое, словно выточенное из камня грубым напильником лицо с волевым подбородком и холодными фиолетовыми, как и у всех остальных из его семейства, глазами, в которых читалось лишь первобытное желание сражаться и побеждать. Он с таким азартом выступал на арене, что казалось, еще немного и отбросил турнирный меч в сторону, выхватив настоящий и разрубив соперника от плеча до бедра.

Тарваил будет действовать так, как привык, прямо и решительно, навалившись всей силой в одной точке, с упорством пробиваясь сквозь все выставленные заслоны и круша всех, кто встречается у него на пути. Не стоит даже и думать, что можно заставить его испугаться или отступить, пока под началом этого человека будет хотя бы один живой солдат, он будет продолжать наступление. Де Адрил вздохнул, представив, какие же будут потери, прежде чем наступление этого человека будет остановлено, но при этом в нем окрепла уверенность в том, что сможет отстоять Тристанский замок. Надо только продержаться достаточно долго, чтобы подкрепления и резервы с острова смогли ударить по флангам и закончить сражение разгромом противника. Надо только продержаться… ценой любых потерь.

* * *

– Этот день мы с вами вынуждены начать с прискорбного известия. О событии, до самого основания потрясло наши представления о чести и достоинстве, присущими каждому, кто носит гордый титул дворянина королевства, – голос звучал так, словно говорящий уже готов заплакать, не в с илах больше сдерживать душившие его разочарование и боль. Глава Стражей, скорее всего, был избран на эту должность еще и потому, что являлся отличным оратором, способным задеть за живое даже феодалов Рейнсвальда и придворных, с самого детства оттачивающих умение выживать и даже бороться в условиях постоянных интриг и лжи светского общества королевства.

Эдвард, слушающий его слова, медленно закипал от бешенства, копившегося в душе. Сейчас, в этом зале, должна произойти самая большая несправедливость, какую только видел в своей жизни, но сам он при этом не мог ничего поделать, чтобы остановить все происходящее. Наоборот, должен сидеть, поджав хвост, как последний трус, в надежде на то, что его обойдут стороной и не заметят. Он не предположил, как на все может отреагировать Рокфор, и теперь его гибко выстроенный план приобретал совершенно иные черты. Еще раз бросив взгляд на графа, обратил внимание на то, что Дэлай больше смотрит на него, чем на Главу Стражи Трона, опасаясь, что молодой барон Тристанский выкинет какую-то глупость. Все было уже обсуждено и подготовлено, разделено чуть ли не на фразы, но все равно все участники нервничали, зная, что на Совете ни один план еще не оказался действенным.

– Сегодня нам поступило известие, что герцогство Росс, являющейся частью королевства Рейнсвальд, было самым подлым и бесчестным образом атаковано превосходящими силами другого феодала нашего королевства. Нарушившего таким образом закон пятисот часов, один из самых древних и почитаемых законов, созданный еще на заре нашей цивилизации с целью поддерживать мир и порядок во время междуцарствования после смерти короля. И сейчас я хочу попросить потерпевшую сторону, либо сторону, представляющую интересы потерпевшей стороны встать и назвать виновного, лишившего себя чести и достоинства, – Глава Стражи протянул руку в центр зала, приглашая выступить с предъявлением обвинения молодого графа Гористарского, принявшего расстроенный и разочарованный вид.

– Братья! Как и вам, мне очень дороги и важны те законы, каким подчинены основы нашей жизни на Рейнсвальде, тот мир и покой, что они охраняют, – из него мог бы получиться неплохой оратор. Если бы только новый гористарский граф обращал больше внимания тренировкам и следил бы больше не за собственными интонациями, а за тем, как на его слова реагируют окружающие, – однако среди нас есть люди, какие не чтут их так же свято, как и мы с вами. Герцогство Росс издавна находилось под защитой Гористарского бароната. Я, как и мой предшественники, всегда чувствовал ответственность за наших друзей в герцогстве. Сейчас же, положившись на то, что по никто не смеет обнажить оружие в столь тягостный для нас момент, я ничем не смог помочь графству, когда на него так вероломно напали. Мы обнаружили на развалинах лишь свидетельства того, кто это сделал, а так же рассказы выживших, переживших этот жестокий и кровавый бой. Думаю, моих слов уже достаточно, чтобы вынести обвинения, но я хочу, чтобы вы сами приняли для себя решение, кто же виноват в случившемся, – он достал из кармана камзолу кусок внешней обшивки экзоскелета, и, высоко подняв руку вверх, продемонстрировал его всем присутствующим. Чтобы не возникло никаких сомнений, изображение перевели еще на большой монитор, спустившийся с потолка, и там отчетливо были видны символ полка, распустивший когти геральдический грифон, и герб Тристанского дома, чуть обугленный от попадания вражеского снаряда, но все еще вполне читаемый.

– Тристанский баронат обвиняется в нападении на герцогство Росс при нарушении всех допустимым законов королевства, а так же тяжелейшем преступлении против закона всеобщего мира в пятьсот часов, – объявил гористарский граф, не сумев сдержать улыбки. Ему точно еще требовались тренировки в выдержке и умении контролировать свои эмоции, и куда только смотрел старик, когда ставил в завещании его своим преемником…

– Вранье! – неожиданный голос с верхних галерей моментально разрушил всю атмосферу момента, разом стерев улыбку с лица Михаэля. Тот ждал чего угодно от ответных обвинений Эдварда до выступлений графа Фларского, но точно не того, что скажут свое слово малые феодалы. Поднявшийся же дворянин в парадном камзоле ярких сиреневых цветов своего герба, повторил, – все это бессовестная ложь, чтобы запятнать один из самых старых, справедливых и благородных родов нашего королевства!

– Тристанский барон взял свое право крови, что было у него с того самого момента, как Респир расстрелял его свадьбу, – поднялся другой феодал, пальцем ткнув в сторону графа Гористарского, – данное преступление было оставлено без внимания, не смотря на его жестокость и бессердечие. Респир являлся протеже прежнего барона Гористара, и его преступление было гораздо страшнее, чем любое из всего того, что совершал или мог совершить тристанский барон. Он запятнал невинной кровью святые земли храма! – феодал посмотрел по сторонам, ожидая поддержки, и общий одобрительный гул подкрепил его слова.

– Герцог Росса должен был понести наказание за совершенные деяния, – встал кто-то из остезейских баронов, немало удивив всех остальных, – Гористарский баронат несет ответственность за действия своих протеже. Поэтому, по нашему мнению, поступки молодого барона Тристана являются оправданными, – остальные представители остезейского союза поддержали его поднятыми руками, – нельзя обвинять дворянина в исполнении священного права мести, пусть даже и такого жестокого. Тем более, за столь страшное преступление, оскорбившее не только его, но и каждого из нас, ибо была нарушена самая священная заповедь неприкосновенности храмовой земли.

Эдвард не без удивления смотрел на графа Фларского, который спокойно откинулся на спинку своего кресла и с улыбкой наблюдал за всем происходящим. Не сложно догадаться, что он приложил немало стараний, чтобы события теперь развивались именно так, как сейчас разгорается защита чести тристанского бароната. У него достаточно союзников среди небольших феодов, да и просто сочувствующих ему и желающих видеть графа Фларского новым королем Рейнсвальда, а обвинения Эдварда, как одного из его ближайших союзников, выглядят как прямой удар по самому графу, что могли понять даже не самые подкованные в политике.

– И все же, это не отменяет обвинение Тристанского барона в том, что он нарушил закон пятисот часов, – сказал Глава Стражи, выступая вперед и поднимая правую руку, чтобы успокоить начинающийся спор, где явно побеждали сторонники графа Фларского. Их слова звучали гораздо увереннее, чем обвиняющих, не имевших других доказательств, кроме нескольких предоставленных фрагментов брони и снаряжения. Выступив вперед, он повернулся к самому барону, – скажите, вам есть, что ответить на данное обвинение, признаете ли вы свою вину в предъявленных вам деяниях или же отказываетесь от нее?

Эдвард только успел подняться, судорожно представляя, что именно сейчас необходимо сказать, разрываясь между чувством долга и ответственности за то, что сам совершил. С другой стороны точно так же тянуло данное слово Дэлаю и Рокфору, что не станет признавать свою вину, переложив ответственность на плечи барона Карийского, сохранив свое положение в Рейнсвальдской политике. И все же, прежде чем он успел сказать хотя бы одно слово, едва справляясь с моментально пересохшим горлом, как сам Рокфор поднялся, привлекая всеобщее внимание.

– В содеянном нет вины барона Тристанского, – сказал Карийский барон твердым голосом, как и было оговорено, – он не знал о том, какие приказы были отданы его войскам и куда направлялись, занятый в своем феоде. Данный приказ был отдан от моего имени союзной группировке войск, стоявшей в Аверии. Как один из сооснователей проекта «Сакрал», я имею право командующего вооруженными силами колонии, – он вышел вперед, вставая прямо напротив молодого гористарского барона, даже сделавшего шаг назад, – Респир был герцогом Росса, и потому там я надеялся найти ответы на тот вопрос, что мучал меня уже долгое время. А именно, куда же сбежал протеже старого гористарского барона, отобравший у меня самое ценное, что было в моей жизни. Респир забрал у меня мою дочь, и не смейте говорить мне, что у меня нет права мстить за ее смерть! Я признаю, что совершил нападение на Росс, но не признаю своей вины в этом! И обвиняю Гористарское графство в гибели своей дочери! И если не будет королевского правосудия, то я сам стану этим правосудием, клянусь короной и Небом! – Эдвард сразу понял, что Рокфор вышел за пределы отведенной ему роли, говоря уже от чистого сердца. Слезы выступили на глазах барона, а сам он вцепился в рукоятку церемониальной шпаги, едва удерживаясь от того, чтобы не воткнуть ее в грудь стоявшего напротив человека. Это понял и Глава Стражи, видимо, прочитав мысли барона в его глазах, встав ближе к ним, чтобы успеть отреагировать, если ситуация начнет выходить из-под контроля.

– Барон Карийский, вы действительно принимаете на себя ответственность за нападение на Росс? – спросил он твердым голосом, пытаясь отвлечь его от молодого гористарского графа, просверливаемого взглядом Рокфора с таким зарядом ненависти, какой чувствовал почти каждый из находившихся в зале.

– Я готов подписаться под каждым произнесенным сейчас словом, если в этом будет необходимость! – уверенно сказал Рокфор, поворачиваясь к нему, – Гористары ответят за убийство моей дочери, и мне не важно, каким путем мне придется призвать их к ответственности, законным или нет!

Эдвард тяжело вздохнул, вцепившись пальцами в край стола так, что суставы побелели. Не так все должно было происходить, совсем не так, но он запустил процесс, который уже не остановить, оставалось только надеяться, что еще сможет выправить ситуацию.

– К демону Гористаров! – неожиданный голос со стороны рядов малых феодалов поддержал слова Рокфора, – они уже давно нарушили все мыслимые и немыслимые законы Рейнсвальда, но мы все равно терпели это все, но расстрел свадьбы это уже слишком! Я был на помолвке Тристанского барона, и видел, как счастливы были молодые, сам отец и знаю, каково это, терять родных детей. Барон! Мое сердце и мой меч с вами!

– Это война! – воскликнул граф Розмийский, поднимаясь со своего места, – вы понимаете, что вы сейчас говорите? Это объявление войны!

– Значит, война! – рявкнул Рокфор, снимая свою перчатку и кидая ее в молодого Гористара, – я больше не желаю ждать, когда же все-таки король соизволит призвать этих выродков к ответственности. Слова сказаны, пусть теперь говорят пушки!

– Сейчас выборы короля! – даже Глава Стражи сделал шаг назад, пораженный той ненавистью, что чувствовалась в словах Рокфора, – вы не можете прервать выборы военными действиями, оставив престол пустовать… – он хотел что-то еще добавить, растерявшись от того, что столь древние обычаи нарушаются прямо на его глазах, но Рокфор перебил его.

– Скажите это моей дочери, какую я хоронил вот этими самыми руками, – он показал ладони стражнику, – и скажите это ее убийце, что прятали Гористары до тех пор, пока он сам не соизволил бежать. У меня уже больше не осталось слов! – поворот событий оказался настолько крутым, что феодалы в зале даже притихли, осознавая происходящее. Впервые в истории Рейнсвальда война была объявлена в зале Совета, но даже не за королевский престол, подобные распри случались и прежде, а по праву мести одним феодалом другому.

Развернувшись, так, что приподнялись полы его камзола, Рокфор гордо зашагал прочь из зала, и никто не рискнул остановить его, задержать или хоть как бы воспрепятствовать его уходу, никто даже не пытался сказать хоть что-то, чтобы попытаться облагоразумить барона, представителя одного из древнейших и благороднейших родов в истории Рейнсвальда. И только уже перед выходом из зала Рокфор обернулся, поскольку эмоции, забитые глубоко в душу, но прорвавшиеся все разом, прямо здесь и сейчас, все еще кипели внутри него.

– У нас всех была мечта, как и у наших предков, – сказал он так, чтобы все его слышали, – создать величайшее королевство в истории Рейнсвальда, справедливое и мудрое, где честь стала бы мерилом, а людей бы судили по их деяниям, а не по богатству и золоту. Эта мечта умерла, когда такие люди, как Гористары, пришли к власти, и я не больше не собираюсь участвовать больше в этом цирке…

– Вы предаете Рейнсвальд и короля! – воскликнул граф Розмийский, – вы отрекаетесь от всего, что свято нам в этом мире! Если вы покинете пределы этого зала, то станете предателем, против которого объединяться все! – он ткнул пальцем в сторону барона, стоявшего у дверей, перед которым даже Стражи Трона расступились, пропуская его.

Эдвард тоже поднялся со своего места, когда все взгляды были обращены на Рокфора, первым это заметил граф Фларский и, прежде чем кто-либо еще успел отреагировать на тристанского барона, успел подойти к нему и схватить за локоть.

– Эдвард, что вы, черт вас раздери, задумали? – прошипел он, – теперь еще из-за эмоций Рокфора мы проблем не оберемся, но только вот не надо еще добавлять к этому собственных страданий!

– Граф, – покачал головой Эдвард, – Война началась… И на месте Рокфора должен быть я, но из-за ваших уговоров вынужден стоять в стороне. И теперь не пытаетесь меня заставить еще его и предать, – прошипел он тише, – это и моя война. А вы решайте, что вам важнее, трон Рейнсвальда или мнение ваших конкурентов.

– И вы тоже? – удивился граф Розмийский, увидев поднимающегося Тристанского барона, – еще один предатель!

– Я никогда не предавал Рейнсвальд, – ответил ему Эдвард, – но порой приходится обнажить оружие, чтобы очистить этот остров от той грязи, что на нем собралась. И вас, граф, это тоже касается!

– К черту вас всех! – к ним подошел Райсор, – никто не смеет мне говорить, что когда-либо я нарушал данное слово или клятву, но сейчас, выбирая между тем долгом, что обязан нести по закону, и тем, что мне диктует моя честь, я выбираю честь!

Если все продолжится в таком же ключе, то Рейнсвальду грозит быть расколотым на противоборствующие части, поскольку слишком многие уже начали подниматься со своих мест, в знак согласия с только что восставшими. Череда бесконечных политических интриг, постоянных споров, мелких локальных конфликтов, в которых феодалы, решающие свои внутренние вопросы, стали обычным делом на территории королевства, но это вовсе не означало, что все согласны с таким положением дел. Кроме того, восстание вполне могло дать возможность изменить политическую карту всего Рейнсвальда, скинув старых соперников или же забрав те территории, на какие уже давно претендовали.

Политика выборов короля в первый раз дала серьезный сбой, пусть даже из-за внешних факторов, смешав политические требования с личной враждой и страстным желанием мести, но феодалы впервые отказались выбирать короля, предпочтя вместо этого бросить обвинения в лицо друг другу и в следующий раз встретиться уже на поле боя.

– Вы отказываетесь выбирать короля? – граф Розмиский усмехнулся. Из тех, кто остался сидеть, большинство были сторонниками Гористаров, соответственно готовые отдать свои голоса за его персону, либо же сторонники Гельского, но их было гораздо меньше, чем необходимо. Если все, кто выразил свою солидарность с бароном Карийским, просто покинут зал, то тогда именно его выберут королем, сомнительная победа, которая, тем не менее, даст ему власть над всем Рейнсвальдом, – тогда его выберут без вас! И вам все равно придется встать перед ним на колени!

– И кем же будет этот король? – спросил граф Фларский, тоже поднимаясь со своего места. Его сподвижники уже ясно высказали свою точку зрения, готовые действовать, как бы ни сложились обстоятельства. И ему так же придется сейчас выразить свое отношение ко всему происходящему, только тогда сможет сохранить ту поддержку, что уже имел за спиной, – вы? Человек, который готов на любые унижения, чтобы получить то немногое, что позволяет свысока смотреть на всех остальных? Или барон Гельский, который уже показал, насколько он гениальный стратег и полководец, потеряв целый флот, не успев вывести его из гавани. Что вы сможете дать Рейнсвальду, кроме новых войн и позора?

– Мы дадим ему то, что нужно королевству больше всего! – развел руками граф Розмийский, – стабильность и процветание! А не ваши бессмысленные реформы, какие принесут лишь новые проблемы. Не вам говорить сейчас за этим столом, ваши союзники предатели, они предают самое святое, что есть у королевства, так что же можно сказать о тебе самом? Не предашь ли ты так же всех остальных, получив корону? – он усмехнулся, чувствуя, что сейчас произносит вслух сомнения многих феодалов, еще находящихся в зале, выбивая из-под своего соперника основную опору.

– Не вам говорить о предательстве! – ответил граф Фларский почти теми же словами, – вы уже продал весь Рейнсвальд Гористарам в обмен на то, что станете королем. И вы продадите корону Саальту, если они предложат достаточную цену!

– Да здравствует король Дэлай, первый в своем имени! Король Рейнсвальда и всего королевства! – вытаскивая свою церемониальную шпагу и поднимая ее высоко над головой, выкрикнул один из феодалов Дасского скопления, бывшей колонии острова, вот уже больше двух сотен лет бывших независимым феодом, – нет человека более справедливого и честного душой и сердцем!

– Да здравствует король! – хором отозвались многие, в том числе и восставшие против прежнего строя, – да здравствует король! Единственный и законный король Рейнсвальда! – как в древние времена, когда королевство представляло собой несколько небольших поселений, раскиданных вокруг маленьких озер с пресной водой, а правителя выбирали по тому, как громче отзовется зал общих собраний, так и сейчас люди требовали своего нового короля. Человека, в которого верили и на которого надеялись.

– Да здравствует король Аастар Второй! Король Рейнсвальда и всего королевства! – в ответ им выкрикнули другие, поднимаясь за своего претендента, графа Розмийского, притихшего от вида собрания, превращавшегося в обычный спор и стоявшего в шаге от того, чтобы не превратиться в настоящую резню, где люди убивают друг друга лишь за то, что не могут сойтись во мнениях.

– Немедленно остановитесь! То, что вы делаете, нарушает все законы! – попытался остановить их Глава Стражи, выходя вперед и поднимая руку, требуя тишины, – Рейнсвальд не может признать короля, выбранного таким образом. Не можете так поступать и вы, отказываясь от честных выборов наследника престола. Наше королевство должно сохранять свой путь, чтобы не вернуться во мрак и забвение, и ваши предки были выбраны, чтобы не допустить этого, как и вы, признавшие их клятвы и клятвы верности Рейнсвальду.

– Мои клятвы верности умерли, когда расстреляли мою дочь. Когда убийцу защищали, а мне не дали даже права мести. Когда я вижу виновного, но не могу даже обвинить его в этом, – сказал Рокфор, – моя вера в Рейнсвальд умерла, когда я вижу человека, претендующего на титул короля лишь ради того, чтобы отдать его Гористарам. Когда я вижу тех, кто сейчас называет себя дворянами, но на деле лишь торгаши, не думающие ни о чем, кроме собственной выгоды. Я требую своей платы кровью, и если не получу ее, то возьму сам!

– Как король Рейнсвальда, я даю вам право мести, – ответил граф Фларский, сходя со своего места и подходя к группе восставших, – я признаю вину Гористаров и даю вам право судить их по вашему усмотрению и вашими силами.

– Ты не король! – рявкнул молодой граф Гористарский, – ты лишь выскочка!

– Как ты смеешь говорить подобные слова! – вперед вышел Эдвард, сказав эти слова с такой ненавистью, что Михаэль Гористар даже схватился за рукоятку своего церемониального клинка, отшатнувшись от своего пока еще политического противника. Тристанский же барон, намеренно медленно вытащил из ножен свой кинжал, привлекая к себе внимание всех присутствующих.

– Твой род виновен в том, что приютил и воспитал Респира, дал ему силу и оружие только для того, чтобы позже он расстрелял мой свадьбу и убил мою жену, на которой я не был женат и часа! – Эдвард говорил холодно и спокойно, но моментально завладел вниманием всех остальных, – я сам чуть не погиб там, но провидением Неба мне суждено было выжить. И теперь призываю к ответу Гористарский Дом, – он взялся за остро отточенное лезвие головой рукой, стянув с нее перчатку, и провел по нему ладонью, глубоко вспарывая кожу, так что капли крови закапали на пол, – здесь и сейчас я клянусь отомстить Дому Гористара, потребовав кровью заплатить за содеянное. И клянусь, что не успокоюсь, пока будет жив хоть кто-то, имеющий право носить родовое имя Гористар! – с последним словом он бросил окровавленный кинжал к ногам своего врага и, развернувшись, сжав в кулак окровавленную ладонь, вышел из зала, сопровождаемый лишь гробовым молчанием остальных феодалов. Клятвы кровавой мести не произносились в королевстве уже очень давно, но и никогда в истории их не произносили на общем Совете.

– Время слов подошло к концу, – подчеркнул граф Фларский, повторяя слова Карийского барона и первым нарушая повисшую здесь тишину, – настало время пушек. Они накажут виновных и выберут нового короля вернее любых других средств…