На удивление машина даже не просто завелась, но и еще, недовольно пофурчав прогревающимся мотором, лихо рванула с места, подняв за собой целый фонтан грязи, обрызгав как подошедших зомби, так и все заднее стекло машины. Были проблемы со сцеплением, иначе бы наш охотник, с трудом удерживая вырывающуюся из рук баранку, не дергал бы его постоянно, сопровождая каждое переключение очередной комбинацией скудного набора матерных слов, при этом ни разу не повторяясь. Сидя на переднем пассажирском сиденье, положив автомат на колени, я разглядывал пролетавшие мимо окна дома, сейчас казавшиеся чуть размытыми копиями друг друга. Зомби на улицах было немного, только самые ленивые без движения валялись или сидели у стен домов, некоторые с открытыми пастями стояли посреди улицы, запрокинув голову и слабо шевеля руками. На машину они обращали ало внимания, только синхронно поворачивали головы нам вслед, изредка тоскливо подвывая. Один раз из переулка выскочила стая собак, бросившись прямо под колеса машины. Глухой удар и новый поток мата от дяди Коли, вывернувшего руль в сторону, опасавшегося за покрышки. С такой лысой резиной, как он выразился, можно полететь даже на склоне, не то, что в луже крови. Хотя он все это выразил целым монологом, заключившем не менее пяти предложений, полных режущих ухо эпитетов и сравнений.

Вскоре мы снова наткнулись на следы боев. Улицу кто-то кучно обстреливал минимум из двух автоматических гранатометов. Тротуар и дорога были усеяны небольшими, не более чем в четверть колеса, воронками и засыпаны мелким щебнем и осколками. Стены домов вдоль улицы покрывали выбоины или даже сквозные дыры, края многих при этом были опалены. Деревья, разбитые в щепки или вовсе перебитые попаданием гранаты, топорщились в стороны лысыми длинными ветвями, больше похожими на скелеты. И сами кости тут были. Объеденные, разломанные не то взрывами, не то нечеловеческой силой мутантов, сваленные в аккуратные кучки или наоборот, разбросанные так, что не поймешь, где чьи останки. Кому-то очень сильно не хотелось пускать зомби дальше, сопротивляясь до последнего. По редким, одиночным мертвякам, с контуженным видом вышагивающих среди обломков и сгоревших машин, можно сказать, что это почти удалось. Скоро показалась и брошенная позиция стрелков. Дорогу перекрывала от дома до дома мощная баррикада из мешков с песком, укрепленная с обеих сторон деревянным забором из побуревшей вагонки. По краям еще сделали низкие, но широкие площадки, сейчас пустые. Уходили отсюда без спешки, забрав все, что можно, даже аккуратно смотали всю колючку. В центре взрывом пробили большой пролом, в который без проблем проедет и грузовик. Песок тонким слоем засыпал почти всю улицу, прикрыв следы крови и чуть сгладив полотно. На нем остались многочисленные следы колес, что говорило об используемости этой дороги.

- Уже скоро, - сказал дядя Коля, аккуратно вводя машину в пролом, – скоро нам как-нибудь укажут, что заметили наше приближение. Не поверю, что не станут выставлять патрули на таком важном направлении. Это идиотизмом попахивает.

Не успел он договорить, как мы увидели это предупреждение. Место, где раньше висела через дорогу очередная рекламная растяжка, сейчас занимало грязное, некогда белое полотнище, на котором сейчас широкими мазками написали краской «Ты под прицелом. Езжай тихо и не останавливайся». Для пущего эффекта под полотнищем висели тела тех, кто, наверное, ослушался предупреждения. Три разорванных тела, спокойно болтавшихся вниз головой, привлекали кучи мух и всеобщее внимание каждой из проезжающих машин.

- Третий этаж, с твоей стороны, - сказал дядя Коля, резко притормаживая машину. На тихом ходу шум мотора и неровная дорога чувствовались гораздо лучше, но и стали слышны звуки с улицы.

Я чуть повернул голову, радуясь, что хоть окна у этой машины были чистыми. Не лишая себя тонкой защиты в виде стекла, можно было посмотреть на этот самый третий этаж. Сначала ничего не увидел, но чуть позже, больше благодаря интуиции и уже наметанному на мелочи глазу, разглядел ствол снайперской винтовки, едва заметный из-за намотанных на него тряпок непонятного цвета. Сам снайпер почти полностью скрылся в темноте окна, только слабый отблеск на противопылевых очках выдавал факт того, что оружие не брошено. Ствол уже был пристрелян по улице, и сейчас снайперу было достаточно просто нажать на курок чтобы, скажем, прострелить полупустой бензобак нашей машины.

- Наверняка не единственный, - пожал я плечами, чуть поправив автомат так, чтобы его можно было схватить в любую секунду и тут же открыть огонь.

Неприятно ехать, понимая, что находишься под прицелом, а единственная преграда между тобой и снайпером это тонкое лобовое стекло машины, не способное выдержать даже сильный удар ботинком, не говоря уже о пуле.

Успокаивала только мысль, что снайперу просто не зачем тебя убивать.

Интересно, у них есть прямая связь с центром. Вполне вероятно.

Достаточно обыкновенной рации, особенно на таких коротких расстояниях.

Меня стал разбирать нервозный смех. Если хоть что-то пойдет не так, а это более чем вероятно, по закону подлости, то все посты в округе будут знать, по какой машине стрелять и зачем. И никакое бегство не поможет, если только я не нарою там танк каким-нибудь чудом. Глубоко вздохнув, я попытался успокоиться и потереть лицо руками. Пальцы уткнулись в резину респиратора. Выматеревшись, почувствовал себя чуть легче. Простые, очень простые слова, без особого смысла и не несущие абсолютно никакого значения, но становится после них гораздо легче, словно сбрасываешь с себя отрицательный заряд раздражения.

- Смотри еще один, - дядя Коля кивнул налево, - вряд ли увидишь. На крыше этого здания. Даже и не думают скрываться, стоят в полный рост.

Хотя имеют полное право. Вряд ли кто-то полезет против спаренного

«Корда», разве что на танке.

- Топлива жрет много, - невпопад заметил я, больше уделив внимание показавшемуся посту прямо на дороге. Этот был населен. И лицами не самой привлекательной внешности, - наверное, мы доехали до безопасной территории.

 - Нам безопасной или им? – дядя Коля тоже начал нервничать.

Пост явно строили люди не самого низкого интеллекта, выстроив его углом градусов в девяносто, острием утыкавшийся в дорогу. Низ был выложен кирпичом примерно до метра высоты, выше шли укрепления из мешков с землей, густо оплетенные проволокой. В углу расположился целый блиндаж, опутанный колючкой и ощетинившийся заточенными кусками арматуры. Из трех бойниц торчали крупнокалиберные пулеметы. Окна домов, в которые упирались края укрепления, также были заложены или превращены в огневые точки. Въезд внутрь расположили с левой стороны поста, закрыв его решеткой с такими же, как и на блиндаже, хищными зубцами. Такие лезвия хороши против мертвецов, но вот лично я остерегся бы врезаться в такое без бронированного борта.

С задней стороны стен были площадки для стрелков, поэтому хозяев укрепления можно было отлично разглядеть. В прицел, особенно оптический и вовсе превосходно, но могут возникнуть вполне здравые подозрения, что я не просто разглядываю ситуацию, а уже прицеливаюсь. А бой в таких условиях нам вовсе не нужен. Тем более, что трупы зомби у стен говорили о неплохой боевой практике охраны.

Вот только сама охрана доверия не внушала. Не было в них ни уверенного спокойствия военных, ни горделивости бандитов, которых перебили у

Кремля. Скорее ленивая тупость обыкновенного быдла, что в достатке водилась как до зомби, так и сейчас каким-то образом не уменьшила своей численности. Таких я уже привык видеть собравшимися в небольшие банды, вооруженные кто чем и так же промышлявших, нападавших как шакалы, на тех, кто слабее или не может толком защитить себя. Только эти, одетые в такие же затертые спортивные костюмы или потерявшие цвет и форму джинсы с футболками, разрисованными похабными надписями или картинками, были отлично вооружены. Армейские АК-74 или более старые, но не менее эффективные сорок седьмые, были практически у каждого. Отдельные горделиво помахивали скорострельными винтовками или ручными пулеметами.

Беспокойства они не испытывали вовсе, развлекая себя разговорами или курением. Появление нашей машины не вызвало большого возбуждения среди охраны, как я привык видеть, только один начал тыкать в нашу сторону пальцем и что-то говорить двум своим слушателем. Вероятно, что-то смешное, те просто крючились от смеха. А другой дозорный, с ногами забравшийся на блиндаж и свесив их с наружной стороны, Отстегнув магазин, тряс дулом ручного пулемета в нашу сторону, при этом злобно улыбаясь.

Их можно было принять за обыкновенную шантрапу, удачно разжившуюся оружием, если бы не высокий фортификационный уровень укрепления, сделанного с упором на долгий срок. С тем идиотизмом, буквально перевшим из охраны, подобные вещи явно не сочетались. Возможно, при встрече с проверяющим я узнаю немножко ближе тех, кто управляет этой тупой, недалекой, но очень опасной стаей.

Дядя Коля, шипя сквозь зубы, аккуратно вывернул машину прямо к воротам и просигналил. Открывать никто и не подумал, только стоявшие рядом охранники противно заржали. Один даже кинул в нас упаковкой из-под сока, вызвав еще больший хохот. Стиснув зубы, я заставил себя терпеть, хотя очень хотелось разрядить весь магазин по этим ржущим небритым харям.

Один из них перевесился через укрепление и что-то заговорил, обращаясь явно к нам. Решив послушать, может скажет что-нибудь важное, я чуть опустил боковое стекло.

- … козлина недотраханная! – как раз заканчивал охранник под общий хохот, - Таких попущенных мы сюда не пускаем. Чеши к себе в село, мудазвон рваный!

Дядя Коля, стиснув зубы, дал еще один протяжный гудок, вызвав новые оскорбления со стороны охраны. Видя, что мы не уезжаем, охранники начали переходить от оскорблений к прямым отказам впустить, сопровождая это таким количеством мата, что смысл предложения попросту терялся.

- Вылазь! – рявкнул один, накачанный урод с не раз разбитым лицом, в котором, казалось, не было ни одной целой черты лица. Сломанный в нескольких местах нос был сильно скошен вправо, глубоко засевшие глаза под нависшими надбровными дугами, низкий лоб, больше похожий на сморщенный лимон. Скошенный влево подбородок с разбитой челюстью, в которой не хватало доброй половины зубов, а уцелевшие были обломаны или почернели. Даже уши выглядели так, будто их ломали. Держа автомат за ствол левой рукой, он вылез на стенку, показывая всем кривые волосатые ноги в широких полосатых шортах, замызганных и прожженных в нескольких местах. Открытые руки были полностью покрыты татуировками. И не просто украшениями, как любят отдельные индивиды, а сизыми зековскими наколками. Наверное, где получил их, там и претерпел большую часть изменений своего лица.

- Давай, - подзадоривал урод, не думая спускаться, добавив к глаголу очередное нецензурное высказывание, - Ссышь че ли? Село… - очередные несколько матерных слов выразили его к нам отношение, - Тогда и я на тя поссу… – добавил он с совершенно хамской интонацией.

Вот именно в тот момент, когда он начал копаться в своих шортах, пытаясь обнаружить там ширинку, мое терпение лопнуло. Закинув за спину автомат, я раскрыл дверцу, буквально на пару секунд опередив охотника, тоже тянувшегося к ручке. Вылетев из машины как пробка, приземлился на асфальт перед баррикадой.

- По какому праву вы нас не пускаете? – первое, что соскочило с языка, не дав даже опомнится. Бандит, только что обнаруживший ширинку, застыл на секунду. А потом разразился очередной порцией хохота.

- А зачем, тя, козла, пускать? – сказал он сквозь смех, все так же держась за ширинку. Наверное, боялся, что убежит, - Раньше, на зоне, я тя бы, молодца, пустил бы в камеру. Там, знаешь, скучно. И вот пря мечтаешь о таком сладком мальчике, как ты. Прям даже ща не знаю, может и пущу. Хозяин девочками снабжает. А вот я, может, себе отдельную заведу.

Буквально при каждом его слове другие охранники ржали или довольно поддакивали, скаля нечищеные зубы. У меня же в глазах все померкло от возмущения и я больше на эмоциях, чем логически рассуждая, совершил глупый поступок. Выхватив из кобуры пистолет, сделал шаг назад, одновременно вскидывая оружие, и как в тире, с одной руки, выпустил пулю чуть ниже пальцев, держащих ширинку. Довольная кривая улыбка на лице мгновенно сменилась гримасой боли, когда между ног расплылось красное пятно с неаккуратной рваной дыркой посередине. Не издав и крика, урод свалился со стены, упав на спину. И уже потом, из-за баррикады раздался его истошный вопль, в котором ужас, страх, ненависть и боль мешались в единое целое. Остальные охранники, потерявшие дар речи в момент выстрела, уже расторможенные воплем, с матом и просто ревом похватали свое оружие.

Я успел сделать еще шаг назад, левой рукой схватившись за ручку автомата и неуклюже, держа ремень на плече, вывернул его стволом в сторону баррикады. Рядом из машины выскочил дядя Коля, упав на одно колено и уже готовый стрелять. Даже Света, только вооружившаяся, вполне уверенно выпрыгнула из автомобиля, спрятавшись сзади машины. Влад упал рядом с машиной на спину, держа оружие левой рукой. Сам я судорожно соображал, куда себя деть с середины улицы, да еще в таком неудобном положении, не перевернуться, не пригнуться, не зацепившись стволом за что-нибудь.

Уже нависшую перестрелку прервал единственный выстрел, прозвучавший уже на территории поста. Охрана, как один, повернула головы внутрь и почти сразу же опустила стволы вниз, все же не спуская с нас глаз. Я, воспользовавшись замешательством, отбежал на пару шагов в сторону, укрывшись от огня за обгорелым остовом отечественной легковушки, изрешеченной пулями и со сломанными осями, осевшую на землю и с выбитыми стеклами. Внутри оказался зомби, растерзанный пулями и обожженный. С вытекшими глазами, обгоревшим до ребер телом, все еще державшийся обгорелыми руками за оплавившийся руль, и вжатый в кресло оплавленным ремнем безопасности. Скрипя черной кожей, сожженной до корочки, зомби повернул безглазую голову в мою сторону и попытался завыть, но связки полностью выгорели, да и челюсть, открывшись, возвращаться на место уже не хотела. Присев, я прицелился в зомби из пистолета, но понял, что опасности от него нет никакой, и пожалел тратить на него пулю.

- Слушай, опускай оружие, - раздалось со стены, - мы не стреляем. Давай говорить, как нормальные люди.

Взяв автомат как надо и сунув пистолет обратно в кобуру, я выглянул из-за своего укрытия. Охрана, которую мне все хотелось обозвать, чем они являются на самом деле, обыкновенными бандитами, спокойно стояла на стене, опустив оружие. Среди них теперь появился человек, резко контрастирующий с остальными по внешнему виду и выправке. Державшийся прямо и с достоинством, одетый в чистую черную униформу со споротыми нашивками, только на левом плече отливал серебром небольшой погон. У него у единственного не было оружия, кроме черного «Глока», который держал в вытянутой руке стволом вниз. Все остальные охранники смотрели на него с явной опаской. И мне показалось, что именно он и окончил муки подстреленного мной урода.

После этого посмотрел на моих. Света и Влад так же держались около машины, а вот охотник поступил как и я, отойдя в сторону и беря баррикаду под более широкий сектор обстрела. Сейчас он внимательно смотрел на меня, чуть показавшись из под куска рухнувшей стены, за которым прятался, ожидая моего решения. Верить или нет этим обещаниям, я не знал, поэтому просто пожал плечами. Дядя Коля выразительно скривил лицо и сплюнул.

Отвернувшись от него, я снова посмотрел на стену. Там тоже без изменений. Кратко помолившись, вышел из-за машины, опустив оружие, но готовый в любую секунду снова вскинуть его наизготовку.

- О чем говорить хотите? – громко спросил я. Чувствовалось, что позади меня сейчас копошились не меньше четырех – пяти мертвецов, но повернуть голову боялся, ожидая получить пулю. Дядя Коля, тоже почувствовав это, развернулся на сто восемьдесят градусов и прикрыл мне спину. Если не стрелял, значит, мертвецы еще далеко. Кроме того, сейчас можно было рассчитывать и на оставленных за спиной снайперов. В их обязанности наверняка входил отстрел и забредающих на территорию зомби. Надо надеяться, что ни один из них сейчас не целится уже мне в спину.

- Заезжайте, - махнул человек в черной униформе, - стрелять не будем.

- Сначала не пускали, а теперь сами приглашаете? – удивился я, - С чего это у вас такая перемена настроения? Где гарантии, что нас не изрешетят, как только мы заедем внутрь? После услышанного раньше мне уже мало одного слова.

- Вы к нам приехали, а не мы к вам, - возразил начальник поста, никем другим он просто не мог быть, - если ничего не надо, то можете хоть сейчас разворачиваться.

Я посмотрел на дядю Колю. Тот оживленно жестикулировал и строил жуткие лица, предупреждая, что несколько мертвяков приближаются к нам с каждой секундой. Кивнув, снова повернулся к баррикаде.

- Зайду я, - крикнул охране, - остальные пока останутся снаружи. Если все в порядке, вы пропустите и их тоже.

- Клиент всегда прав, - непонятно к чему развел руками человек в униформе, - тебе сейчас лестницу спустят.

Вот теперь, чуть успокоившись, я позволил себе посмотреть через плечо. У меня за спиной, метрах в восьми, в развалку шагали два мертвеца. Первый, чуть ближе, труп старика лет семидесяти с залитой кровью белой бородой, шел совсем медленно, чуть не падая на каждом шагу. Второй зомби уже успел где-то перекусить, но до мутации ему явно не хватило, поэтому тварь неуклюже подпрыгивала на каждом втором шагу из-за того, что поврежденная нормальная ногу никак не поспевала за второй, чуть мутировавшей и выглядевшей перекачано, как у культуриста.

Тот, что ближе, свалился первым, сраженный выстрелом из снайперской винтовки, почти перевернувшись в воздухе. Выстрелили с баррикады. А вот второй оказался худшей мишенью. Первая пуля попала в шею, стрелок не смог приспособится к странной походке зомби и промахнулся. Кусочек свинца вырвал порядочный косок кожи с мясом, развернув мертвеца вокруг оси. Тварь заверещала и с новой силой бросилась вперед настолько резво, что запуталась в ногах и упала. Я добил ее с двух выстрелов, не дав даже подняться.

Воспользовавшись передышкой, дядя Коля забрался в полуразрушенное здание, заняв удобную позицию на уцелевшем куске межэтажного перекрытия, оставшегося в не рассыпавшемся угле здания. Оглянувшись на машину, я знаками показал своим товарищам оставаться на прежнем месте.

Раздвижная лестница была оббитая и грязная, заметно, что ей не раз и не два пользовались. Когда-то вытащенная из брошенного магазина инструментов, она уже успела потерять весь прежний лоск отполированного металла, сейчас выглядя так, будто ей уже не один десяток лет.

Быстро забравшись по ступеням наверх, перебравшись по предусмотрительно положенному на колючую проволоку ватнику, я схватился за протянутую кем-то ладонь, сильную, жесткую и противно масляную, словно у механика, только что закончившего разбирать машинный двигатель. Охранник с легкостью втащил меня на площадку прямо перед этим человеком в черной униформе, с которым и вели диалог. Он так и стоял, с видом полного собственного превосходства как над своими подчиненными, так и надо мной.

- Добро пожаловать в приграничный форт Свободной Республики, – театральным жестом указал человек на брошенные или разбитые дома, лежавшие дальше по улице, - Жаль, что приглашение такое странное.

- И не к такому привыкли, - вяло добавил я, оглядываясь. Странное название меня не смущало. У многих была привычка давать громкие имена даже самым незначительным вещам.

Сейчас меня больше интересовал сам этот форт, который я неразумно назвал баррикадой. Он не просто перегораживал улицу, а оцеплял небольшой шестиугольник в центре улицы, захватывая и два дома по сторонам, служивших то ли казармами, то ли просто жилыми помещениями. С противоположной от нас стороны точно таким же углом выстраивалась еще одна баррикада, с блиндажом в углу. Центр маленького отрезка занимала небольшая деревянная площадка, поднятая над тротуаром примерно на полметра, на которой расположились автоматический гранатомет и миномет старого образца, рядом лежали ящики с боеприпасами. Между площадкой и стеной форта оставался достаточный проход, по которому без проблем могла проехать машина. Как раз там и лежало еще не убранное тело подстреленного мной охранника. Теперь  у него кроме дырки чуть ниже пояса присутствовала еще одна, уже на лбу.

- Прошу прощения за поведение моей охраны, - продолжил человек спокойным тоном, едва заметно сверкнув глазами. По интонации чувствовалось, что никакого настоящего раскаяния он не испытывает, - еще не привыкли к тому, что теперь благосостояние человека выражается не в виде машины, на которой он ездит.

- Тогда откуда вы их набрали? – я парой быстрых взглядов оглядел окружавшую нас охрану, демонстративно вернувшуюся к прежним делам и не обращавшую на нас никакого внимания. Командира своего ни если не уважали, то откровенно боялись. Если бы не его присутствие, то уже сейчас бы меня резали бы на куски все под тот же противный смех.

- Я думаю, не стоит скрывать, что с зоны, - пожал плечами человек, – обыкновенные отбросы общества, варившиеся в собственном соку. Когда все началось и государство развалилось на части, они подняли бунт и почти что голыми руками перебили охрану. Дальше дело не пошло, потому что совсем рядом находилась военная часть. Кое-кого из разбежавшихся армейцы перестреляли, а остальных блокировали там же в зоне. Так бы и съели бы друг друга с голода, если бы не наши люди. В обмен на верную службу мы обеспечиваем их всех необходимым. Конечно, это не равноправные граждане республики, так что не судите о них по всем остальным. Во главе стоят уважаемые и мудрые люди, из-за которых мы и смогли выжить. Вы же, как я понимаю, направляетесь на Рынок?

- Вы совершенно правы, - кивком головы подтвердил я, - о вас нам рассказали знакомые. Наша группа пока маленькая и слабо вооружена, поэтому нас и послали сюда поправить материальное положение.

Взгляд командира нахмурился, и из голоса начали пропадать дружелюбные нотки. Теперь уже разговаривать он начал не как с равным.

- Должен предупредить, что благотворительностью мы не занимаемся и кредитов никаких не выдаем. Оплата любого товара или услуг производится на месте и никак иначе.

- Я понимаю, - свои позиции я тоже сдавать не собирался. На «село», с которым меня уже сравнили, походить не очень хотелось, лучше пусть думают как о состоятельном клиенте, которого можно растрясти, - поэтому средства оплаты у нас так же имеются. Я надеюсь, вы патроны принимаете в качестве разменной монеты?

- Конечно, - командир расплылся в довольной улыбке, а глаза алчно загорелись, - курсы вы можете посмотреть при въезде на Рынок, а пока придется оплатить проезд. По четыре патрона под сорок седьмой с каждого человека и еще восемь патронов за машину. Цена стандартная, это вам скажут на каждом пропускном пункте.

- А что, есть еще? – поинтересовался я, отсчитывая патроны из запасного магазина, уже решив потом содрать это все с Токарева, на такие траты мы не договаривались, - Мы в области укрепились, поэтому город вроде как в новинку.

- Всего четыре, - сказал командир, алчно глядя на патроны у меня в руке.

Наверняка часть осядет у него в кармане, а плата за проезд в реальности окажется несколько меньше. Только спорить в такой обстановке мне не очень хотелось, - по одному на каждую из сторон света.

- Не очень большая у вас республика, - заметил я, - Двадцать четыре, все верно?

- Сейчас посчитаем, - пока он перебирал патроны из моей руки в свою, он продолжил распространяться, всеми мыслями занятый патронами, - наша республика не только рынок, она объединяет несколько человеческих анклавов как на территории этой области, так и нескольких соседних.

Некоторые соседи оказались несогласными с проводимой нами политикой, поэтому продолжаются трения. Только это вопросы временные, хотя мы потеряли уже одного члена.

- Вы про Кремль? – не подумав ляпнул я, чем вызвал пристальный взгляд командира, отвлекшегося даже от патронов.

- А откуда вам это известно? Насколько я знаю, газет с новостями больше нет.

- Так столб дыма был по всей области виден, - нашелся я, - сильнее, чем от лесного пожара. Да и военные из этого секрета никакого не делают.

- Вы поддерживаете отношения с военными? – еще жестче спросил командир.

- Не то чтобы поддерживаем, - пожал я плечами, - да вы хоть раз по трассам ездили? Почти на каждой их посты, да и хочешь не хочешь, с ними приходилось в начале общаться. Спасательные отряды, кажется, до сих пор никто не отменял.

- Это верно, - пристальный взгляд командира охраны ослаб, и он снова вернулся к пересчету патронов, - Именно они и имеют к нам сильные претензии, все держатся за старый режим и прежние идеалы. Не понимают, что мир изменился бесповоротно и только сильные могут в нем существовать. Слабые должны исчезнуть. Так, у меня к вам еще один вопрос. Вы убили одного из моих людей. Потеря не очень серьезная, но я не могу оставить этот вопрос не закрытым.

- Сколько? – сразу спросил я, доставая остатки патронов из опустевшего магазина, мысленно выругавшись. Хотя требование было вполне законным.

- Честно сказать, я и сам рад от него избавится. Один из самых агрессивных, вообще даже удивительно, что он слова не путал. Как в анекдоте «а в голову я ем». Так что как за третий сорт. Он будет вам стоит десять… Нет, пятнадцать патронов.

- Дорого, - заметил я, отсчитывая половину магазина.

- Вы бы стоили дороже, - сказал командир, а потом двусмысленно добавил, - во всех отношениях. Да, раз уж на то пошло, то труп также можете себе забрать. За исключением экипировки, она наша.

- Зачем он мне сдался? – искренне удивился я, - ваш человек, себе его и забирайте. У нас машина и так маленькая. Да и если бы было место, все равно не стал бы этот труп к себе запихивать. Можете мертвецам его скормить, если хоронить негде.

- Хорошо, - кивнул командир, а то сейчас уже появились люди, готовые и труп забрать. В хозяйстве и такому мясу дело находится.

До меня не сразу дошло, о чем он говорил, а когда понял, то даже позеленел.

- Неужели и каннибалы уже появились? Будто зомби нам не хватает, - к горлу подкатился ком, будто меня сейчас вырвет.

- Ну почему так сразу, - спокойным голосом заметил командир, ссыпав патроны себе в планшетку, висевшую около пояса, - Есть субъекты, что себе мутантов в клетках выращивают. Кто для развлечения, а кто для устрашения. Жуткое дело, когда твои ноги начинают рвать на части зубами.

Зато будешь знать, как хозяина ослушаться. Сунут к мутанту и привет. А еще у нас в клиентах есть группа сектантов, они в Пощупово закрепились.

Так они у нас не меньше десятка трупов купили. Дешевле, чем живые и без всякой опасности самим быть подстреленным. Им они вроде как для ритуалов каких-то нужны.

Не хочу и думать, для каких.

- Неплохой у вас бизнес, - покачал я головой, - на всем деньги делаете.

Вспомнив про своих, все еще стоящих у ворот, я помахал рукой и крикнул, что можно проходить, обо всем договорились и проблем больше не будет.

- Стараемся, - командир с ленивым видом смотрел, как его подчиненные открывают решетку, и наша машина въезжает на территорию поста, - Вообще, спасибо за разговор, а то кажется, так скоро и человеческий язык вовсе потеряют. У этих только хайло да мурло, за целый день ни одного нормального слова не услышишь. И понимают они только такой язык, приходится учиться всему этому бреду.

Попрощавшись, я спустился к своим в машину и с большим облегчением сел рядом с водителем. На прощание командир попросил быть осторожнее.

Дальнейшая территория превращена в буферную зону между городом и населенной больницей. Ее оградили колючей проволокой и минными заграждениями, улицы перекрыли завалами подорванных зданий, но зомби все равно просачивались, а внутренних разъездов не было, поэтому до самой больницы вылезать из машины не стоило.Дядя Коля, с каменным лицом вел машину, напряженный так, что суставы хрустели. Автомат лежал на голенях, снятый с предохранителя и переведенный на автоматический режим стрельбы.

Света с Владом позади нас тоже вооружились и держали автоматы у плеча.

Лишь только когда мы выехали через вторые ворота, и пост оказался позади машины, люди немного расслабились.

- И как успехи? – поинтересовался дядя Коля, размяв мышцы на ходу.

- Так себе, - я покрутил пальцем в воздухе, не зная, что сказать определенно, - почти полтора магазина отдал за то, чтобы нас пропустили.

Дерут, сволочи, в три шкуры и даже не краснеют. А на стене зеки были обыкновенные. Их тут вроде цепных собак держат.

Пугают, но кусают только с разрешения.

- Интересно, кто тут такой умный, что организовал все это под носом у военных? – колесо провалилась в воронку от снаряда, и машину тряхнуло, отчего конец предложения утонул в потоке отборного мата, - Хорошо хоть, уже скоро.

Больница выплыла из-за поворота, более непохожая на себя после воскресения мертвецов, чем что-либо другое. Жиденький решетчатый заборчик сейчас заменила изгородь из часто наваренных друг на друга прутьев, снизу укрепленных земляной насыпью, а сверху защищенная колючкой. На каждом углу стояла смотровые вышки, чуть приподнимающиеся из-под забора и держащие улицу под прицелом пулеметов, затянутые маскировочной сетью. Около входа, закрытого, но охраняемого, вырыли два блиндажа, больше похожих на холмики, но с ровными отверстиями бойниц почти у самой земли. Несколько единиц строительной техники, как бульдозеры или экскаваторы, с помощью которых это все и рыли, сейчас просто бросили неподалеку. Подъезд был расчищен от трупов, хотя рядом с дорогой, в канаве, да и вокруг ограды, мертвые зомби не были такой уж редкостью.

Нам открыли без вопросов, только задержали на минуту, потребовавшуюся для того, чтобы ворота открыли. И за ними начинался совсем другой мир.

Мир Свободной Республики, который мне не очень понравился.

Все свободное место перед больницей занимали машины всех возможных марок, объединяло которых только одно – высокая проходимость. Некоторые были буквально изгвазданы в грязи, что свидетельствовало о большом проделанном пути. Другие уже успели покрыться пылью.

Отдельные машины несли на себе отпечаток одаренной технической и творческой руки, переделанные с учетом современной ситуации. Мощные кенгурятники, забранные решетками стекла, поднятые над дорогой корпуса, сидящие на мощным амортизаторах, выглядели внушительно и вызывали уважение. Для маскировки все тоже были затянуты сетями с зеленой бахромой, но многие и так были перекрашены в различные оттенки зеленого, поэтому с воздуха заметить это все вполне проблематично.

А вот уже у самых стен зданий, в тени, начинались торговые прилавки.

Кажется, здесь буквально собралась вся голытьба и беднота, никуда не девшаяся даже после зомби. А может, просто те, кому не очень повезло.

Вообще, большая удача, что с нами все пошло по такому пути. Мы вооружены, обеспечены и можем постоять за себя. А вот если бы меня все это встретило, скажем, дома. С какой вероятностью я смог бы найти оружие? Или выбраться из безликой массы беженцев, чудом спасшихся из умирающего города? Ведь сколько таких же людей, ничем не хуже и не лучше меня, выброшенные из привычной жизни смрадным приливом мертвечины, со страхом ползали по подвалам, спасаясь от зомби, безоружными в панике метались по улицам, не понимая, что же происходит. Заходили уже в пустые магазины, набравшись смелости выйти или уже просто одурев от голода, только для того, чтобы увидеть пустые полки и выпотрошенные холодильники, так как уже все вывезли. Или выскакивали из парализованных и вставших навек пробок, медленно пожираемых подходящими мертвецами.

Напуганные, потерянные, боящиеся как своих собратьев-людей, так и мертвецов, не имея шансов выбраться из города, в котором уже все улицы были запружены зомби, ютились по подвалам и гаражам, запирались в квартирах или служебных помещениях, без еды и питья. Почти все погибли, а кто-то превратился вот в это, забыв или отбросив за ненадобностью свою прежнюю жизнь. Мир изменился и сломал всех, кто оказался у него на пути.

Напуганные до пены у рта, бегающих глаз и вечного заикания, одетые в изодранные и испачканные вещи, уже утратившие прежнюю форму, грязные и вонючие, с вытянутыми в молчаливой просьбе руками, они сидели или стояли на коленях около входа, молящими взглядами провожая каждого, кто входил или выходил. Другие, еще не забывшие человеческого достоинства, пытались подняться, разложив на грязных тряпках свой товар и больше умоляя, чем предлагая его купить. Все действительно нужное или полезное вывозилось из города фурами и грузовиками, им же оставались либо ненужные, либо отброшенные как брак остатки. Старые фары из машин, местами битые или запачканные кровью, свечи зажигания, мятые или грязные книги, какая-то одежда. Шелковые рубашки и галстуки… Кому они теперь нужны. Один старичок в оборванном пиджаке со скорбным видом пытался продать толстые тома энциклопедий, которые он непонятно как притащил на себе. Шесть или семь толстых, грязных и захватанных томов лежали прямо на асфальте перед опустившимся на колени стариком в очках. Когда мы притормозили рядом, он с надеждой посмотрел на машину, но тут же снова отвернул взгляд.

Дядя Коля остановил машину и заглушил мотор.

- И что теперь? – он посмотрел на меня с таким видом, словно я был во всем этом виноват, - Как прикажешь осматриваться?

- Пока никак, - я чуть приоткрыл дверцу, но потом подумал и захлопнул ее обратно. Сняв с лица респиратор, убрал его в сумку, а на лицо нацепил резиновую маску ГП-7. Фильтр был совсем свежим, поэтому первый же глоток воздуха оказался чистым, но совершенно пустым, без вкусов и запахов.

Даже чувство горчинки, никогда не покидающее респиратор, от постоянных пожаров, разложения и вытекающих из брошенных резервуаров химикатов, и то отступило.

- Вы останетесь в машине, - прогудел я сквозь фильтр, обращаясь к дяде

Коле, - не хочу, чтобы ее угнали, да и на нашем фоне вы будете слишком выделяться. А мы втроем пойдем и посмотрим, что тут к чему. Света, ты тоже лучше надень противогаз.

- Это еще зачем? – возмутилась она, - Мне и в респираторе жарко, а так я вообще вся потом истеку. Сейчас же, считай, лето. Вон как на улице жарко.

- Не лето, а весна, - напомнил я, - а противогаз ты надела бы даже если бы зима была. Дело не в том, что мне этого хочется, а в том, что у нас есть немаленький шанс здесь встретить старого знакомого, при этом мне очень не хочется, чтобы он нас узнал. Лучше от этого нам точно не будет.

- Это кто еще такой? – удивилась она, но все же полезла за противогазом.

- Помнишь такого Павла? – я чуть поправил зеркало заднего вида, чтобы посмотреть ей в глаза, - так вот, есть все основания думать, что он жив и здравствует. И есть свидетельство, что обретается он именно здесь.

- Почему ты раньше не сказал? – удивилась она и сразу выглянула в окно, словно ожидая увидеть, как он там стоит и сверлит ее взором.

- А зачем? – беззаботно спросил я, вылезая на улицу, - меньше знаешь, крепче спишь. Или у тебя есть к нему что-нибудь личное?

- Ничего у меня к нему нет, - с вызовом бросила она, спускаясь следом, – кроме желания сказать ему, что он трус, предатель и истерик.

- Этого делать явно не стоит, - включился Влад, обходя машину и присоединяясь к нам, - если у него на вас зуб, то нам это может выйти боком. Хорошо бы, если все пройдет тихо и незаметно, а то ведь и за шпионов нас принять могут

- Спасибо, что просветил, - съязвил я, - без тебя бы никак не додумались. А теперь, если никто не против, предлагаю все же зайти внутрь, а не препираться здесь.

Кивнув на прощание дяде Коля, оставшемуся внутри и сейчас занятого разборкой своего автомата, мы вышли на небольшую дорожку между машинами с одной стороны, и тем нищим рынком с другой, прижатому к стене. Бродяги и нищие расползались от нас в разные стороны, словно мы горели, и явно не желали оказаться у нас на пути. Продавцы с надеждой смотрели на нас как на потенциальных покупателей, хотя ни у одного не было вещи, которая могла заинтересовать одного из нас. Либо они были настолько широко распространены, что достать их не составляло труда, как, к примеру, скрученные в мотки провода, либо они просто были никому не нужны, вроде энциклопедий у старика. Самые смелые из них протягивали к нам руки, словно пытаясь остановить, но столкнувшись хоть с кем-нибудь из нас взглядом, тут же убирали их.

У одной мы все же остановились. Женщина лет сорока, когда-то ухоженная и следившая за собой, но сейчас вконец опустившаяся, ползающая по земле на двух замотанных грязными бинтами культях, одетая во что-то, напоминающее мешковину, с разбитым и посиневшим лицом, через которое по диагонали шел длинный рубец, плаксивым и шепелявым голосом обратилась к Свете, набравшись смелости схватить ее за штанину.

- Госпожа… Милостивая госпожа… - она в страхе приоткрывала рот, в котором не хватало половины зубов, и жмурясь, будто ожидая удара, но не отпуская ее штанину, молящим взглядом смотрела Свете прямо в глаза, - Вы ведь девушка… Молодая, красивая девушка.

Света не выдержала и остановилась. Она была очень добрым человеком, редко проходящая мимо чужой боли со спокойным видом. Хотя в последнее время эта черта ее характера сильно ослабела и забилась куда-то глубоко, но никогда не исчезала окончательно, поэтому такое явное обращение заставило ее остановится. Женщина же, обрадованная успехом, держалась за ее штанину как за последнюю ниточку.

- Госпожа… Купите… Прошу госпожа… Вам это еще пригодится… - в руках у женщины был небольшой пакетик с несортированной косметикой, явно второпях схваченной с полки или ночного столика. Некоторые тюбики были открыты, у духов не хватало колпачков или были плохо закрыты, пудреница и вовсе раскрылась, рассыпав содержимое по пакетику. Женщина продолжала настаивать, - вы девушка, молодая, вам пригодится… Купите…

Света посмотрела на меня странным взглядом, не похожим на виденное мной раньше. Она понимала, что ей это не нужно даже даром, но и просто уйти, вырвав ткань из слабой ладони, тоже не могла.

- Сколько? – спросил я в ответ на ее немые колебания у женщины, - за все?

- Еды, господин, - сказала она, поворачиваясь ко мне. Полные боли глаза обожгли не хуже раскаленной кочерги, - Пуль не надо. Пули заберут.

Господин, еды, я три дня ничего не ела.

Я похлопал себя по карманам разгрузника, но не нашел ничего съестного.

Там были только патроны и завалявшиеся туристические мелочи, необходимые при переходах, но совершенно ненужные в этой ситуации. Тогда я молча посмотрел на Влада. Он, казалось, пытался отделиться от ситуации, но увидев мой взгляд, закатил глаза к небу и глубоко вздохнул. И все же достал из верхнего кармана разгрузника шоколадный батончик из туристического набора, положив в мою вытянутую ладонь. Руку я не убрал, только внимательнее на него посмотрел, перевел взгляд на руку, после снова на Влада.

- А не кажется… - начал он, принимая оскорбленную позу.

- Не кажется, - резко отрезал я, - напомнить, как ты здесь оказался?

Влад рассерженно посмотрел на меня, но достал из того же кармана еще один батончик, почти швырнув мне в руку. Взяв оба батончика, я присел перед женщиной и протянул ей. Она неожиданно резко схватила еду и прижала к себе, но словно опомнилась и устыдилась своего поведения.

- Простите, господин… Я не хотела, - и протянула косметику, - ваша покупка. Приходите еще, - обыкновенная фраза продавца почти из любого магазина, прозвучавшая от настолько опустившегося человека казалось дикой и неуместной. Я даже попытался ее представить, кем эта женщина была до этих дней. Воображение рисовало уверенную, обеспеченную женщину, спокойно смотрящую в будущее. У нее наверняка была семья, муж и дети.

Почему рядом обязательно должна быть собака, обыкновенная, но ухоженная дворняга на коврике у двери. А теперь осталось только это подобие жизни…

Мне стало очень жалко этого человека.

- Почему вы называете меня господином, - сказал я, беря из ее руки пакет с косметикой, - никто из нас не заслужил подобного титула.

- Господа велят, - с удивлением и страхом сказала женщина, посмотрев на меня, - Говорят, уважение. По-другому не обратишься, до смерти бить будут. Или за периметр выкинуть, если настроение у них будет хорошее.

- Господа? – удивился я и обернулся  сторону входа. Два охранника у дверей, такого же бандитского вида, как и те, кого мы видели на посту, откровенно скучали и явно желали оказаться на другом месте, но не на посту.

- Новые хозяева, - сказала женщина таким тоном, словно на несколько секунд вернулась в прошлое, где чувствовала себя хозяйкой жизни, – обыкновенные зеки и те, кто ими командует. Похожи на богачей или олигархов с Рублевки, точно и не разберешь. А есть еще военные, так те хуже всех остальных вместе взятых. Они тут что-то вроде независимого государства хотят организовать. Мы здесь люди маленькие, на крыс и то больше внимания обращают. Нам уже сказали, что терпят здесь только потому, что мы вроде сигнализации. Если мертвецы пролезут, нас первыми рвать начнут. А у меня слух музыкальный, еще с детства. Я ведь потому… – она неожиданно остановилось и посмотрела на меня, поняв, что говорит вещи, не подходящие обыкновенной попрошайке.

- Говори дальше, - велел я, - может, еще еды себе заработаешь.

- Так вот, - довольно продолжила она, - ходят здесь, курят, да и разговаривают. Мы не мешаем, а он и не смотрят. Себя называют Свободной Республикой. Хотя ни первое, ни второе им совершенно не подходят. Они главным называют какого-то Магета, не знаю, кто это такое. И его все тут очень боятся. И военные анклавы его тоже боятся, поэтому и мир хотят заключить.

- Он здесь? – поинтересовался я, - Магет этот?

- Нет, здесь его никто в глаза не видел. Это ведь только кусочек их республики. Они по многим областям раскинулись. Вроде как

Калининградская область от России отделена. Только их много. Тут даже с

Кавказа есть свой человек, хотят поставки бензина сюда наладить. Прямо в двух шагах от меня спорили, что в замен им присылать. Рязанские все хотят оружием поставки оплачивать, а из Москвы предлагают какими-то металлами. А этот чурка нерусский хочет натурой, девушек ему красивых.

Говорит, его хозяева хотят себе снова гаремы заводить, по несколько сот наложниц, как, говорит, до русских было.

- А здесь у них что? – задал я последний вопрос, уже в голове смутно вырисовывая план всей этой структуры. Картина показывалась в самом мрачном свете, - Не похоже на центр.

- А здесь у них просто рынок. Столица Республики где-то на Волге, они чаще всего говорят про «Волжский анклав», уж даже не знаю, что там устроили.

- Ладно, честно заработала, - я протянул ей несколько патронов, которые она с недоверием взяла, словно боялась, что я передумаю и все заберу обратно.

До входа мы прошлись молча. Старый вход в больницу был намертво замурован, а перед ним сложили целую огневую точку, пристрелянную на ворота. Новый вход пробили в стене центрального корпуса, тщательно укрепив его и подготовив. Две огневые точки по сторонам прикрывали широкие железные ворота, сейчас настежь распахнутые. По сторонам стояли не меньше пяти охранников, среди них был один такой же человек в черной униформе, как и тот, с кем я на посту разговаривал. Он и разговаривал почти с каждым проходящим внутрь.

Здесь было несколько оживленнее и через двери постоянно то входили, то выходили. Обыкновенные выживальщики, затянутые в камуфляж и увешанные оружием, как мы. Эти ходил по одному или по двое, осторожно оглядываясь по сторонам и с недоверием поглядывая на охрану. Упитанный и дородный мужик в деловом костюме, толстые щеки которого при каждом шаге стучались о плотно застегнутый воротник белой рубашки, в сопровождении нескольких охранников, вооруженных «Абаканами», тоже в костюмах, но не таких дорогих, как у хозяина. Эти прошли без всяких задержек, только командир дозора поклонился главному, на что тот даже кивком головы не ответил.

Какие-то мужчины в спецовках, по одному или по двое вытаскивающие большие коробки и грузящие в кузов грузовой машины. Кавказец в длинном белом балхоне и зачем-то нацепивший чалму. Вместе это дико смотрелось с надетым на лицо респиратором. Короткой тросточкой он указывал грузчикам, куда грузить коробки. Снова нищие, ползающие у входа, но боящиеся даже приблизится к лестнице.

Мы тоже попытались пройти, но нас остановил все тот же командир охраны, просто вытянув руку. Ослушаться мы не посмели под прицелом четырех автоматов и подошли ближе.

- Добро пожаловать на территорию Свободной республики, - мягким голосом сказал он, быстро оглядев нас оценивающим взглядом, - Сейчас вы входите на территорию Рынка, где можете найти все необходимое. Только существуют определенные правила, каким вы обязаны подчиняться. На территории рынка запрещено использование любого оружия. На территории рынка нельзя использовать радио и любые средства связи. На территории рынка необходимо оказывать почтение полноправным гражданам республики.

Достаточно поклона головы. На территории рынка запрещена продажа или покупка товаров, не входящих в указанный регламент. С ним можете ознакомиться сразу после входа и направо. Можете проходить.

Внутри оказалось значительно громче и теплее. Пахло веем подряд, образуя единый дух, больше похожий на обыкновенную вонь, в котором неплохо отдавало человеческим потом. Палаты были превращены в магазины и торговые ряды, а коридоры оказались проходами для покупателей. Некоторые продавцы победнее выкладывали свой товар на подоконники окон. И каждый из них старался перекричать соседей, расхваливая свой прилавок. И торговали не как в магазине, одеждой или продуктами, хотя и этого добра хватало. Продавцы расхваливали наркотики и оружие, предлагали услуги проституток или просто живой товар. Сразу же в глаза бросалась четкая организация всей этой зоны торговли. Походив минут десять по округе, не зная, что делать дальше, и поводив своих друзей по этому рынку, я не мог не заметить, что продавцы разведены по отдельным этажам и корпусам.

Складывался он далеко не хаотично, во всем чувствовалась твердая рука властного хозяина, решившего извлекать прибыль из всего, что раньше считалось незаконным. И товар у всех продавцов был сильно схожим, словно все было взято с одного склада. Мне даже показалось, что продавцы перехватывают клиентов друг у друга и соперничают как-то наигранно, словно хорошие актеры, специально поднимая цены и создавая ажиотаж.

Вокруг мелькали люди, продавцы и покупатели. Одетые в камуфляж, с оружием и в противогазах, с замотанными лицами, где сквозь бинты торчали только линзы очков и фильтры респираторов, наглые морды охраны, некоторые даже с вызывающим видом продолжали расхаживать в зековской форме, поверх которой нацепили разгрузники с оружием. Уже издалека можно было узнать, что идет кто-то из полноправных граждан Республики, потому что шум мигом замолкал и все начинали кланяться. В основном это были дородные мужики в костюмах или не менее властно выглядевшие женщины, разодетые так, словно вокруг ничего не происходило из ряда вон выходящее. Воздух здесь был относительно чистым и почти не пах трупной вонью, как везде в городе, но снимать противогаз я свете не разрешил, а и сам потел под ним безбожно. Многие тоже были в респираторах, но в противогазах, похоже, только мы одни. Пытаясь вглядываться в каждое лицо, я понимал, что это невозможно, но все же хотел увидеть кого-нибудь из знакомых. Даже лицо Павла мне сейчас бы показалось приятным, особенно если бы он меня не узнал. С ужасом я чувствовал, что твык от таких больших скоплений людей. Слишком много живых… Слишком велика опасность привлечь мертвых…

Умом  понимал, что здесь сделано все, чтобы ни один мертвяк не добрался, но в глубине души продолжал звучать голос, требовавший немедленно уносить отсюда ноги.

Остановились мы на втором этаже детского корпуса больницы, где у трех палат снесли перегородки и объединили в одно помещение, сделав тут что-то вроде бара. Как и все остальное, бар носил на себе отпечаток вседозволенности и разврата, словно вырвавшие наружу человеческие страсти, не сдерживаемые уже законом и общественной моралью как канувшими в небытие пережитками гибнущей цивилизации, требовали потакания себе везде и во всем. Длинная стойка с напитками, занимавшая всю стену и загородившая окна. Темное помещение, где свет прорывался только через постоянно распахиваемые двери и слабо полз от висевших под потолком кранных светильников, создавало полное ощущение ночного клуба.

Из подвешенных динамиков гремела обыкновенная электроника, в которой и слов почти не было, только ритм отбивался. Длинная стойка, вдоль которой и расположилась большая часть посетителей, разбивалась тремя стальными шестами, у которых крутились прикованные и голые танцовщицы. К ним и привлекалась большая часть всеобщего внимания. Пытаясь не обращать на это все внимание, я предложил устроить здесь небольшой перерыв. Мы заняли стоящий в углу столик, бесцеремонно спихнув на пол спящего прямо на столе пьяньчугу с вывороченными карманами. Скорее всего, здесь он потерял все, что и имел и проспавшись, присоединится к таким же нищим во дворе, коря судьбу. Только его мне не было жалко.

Пластиковый столик и такие стулья, утащенные из какого-то кафе, были узкими и тесными, так что мы не спели даже толком присесть, когда к нам подошел официант в зеленой рубашке и поинтересовался, что будем заказывать. Под моим неодобрительным взглядом Влад заказал себе пива, а

Света, смерив меня уничтожающим взором, попросила водки. Я потребовал березового сока, вызвав у официанта состояние, похожее на прострацию.

Тогда, сквозь смех, заказал стакан сока.

- И как ты предлагаешь пить сквозь противогаз? – спросила Света минутой позже, когда заказ принесли. Его принесла запуганная девушка со строгим ошейником на шее, через слово повторяющая надоевшее мне уже слово «господин». В Свободной Республике рабство считалось совершенно обычным делом. Мне вспомнились слова командира поста о сильных и слабых.

- Я могу быть свободна, господин? – спросила она меня напуганным голосом, явно стараясь как можно быстрее сбежать отсюда, - Больше ничего для вас не сделать?

- А что еще можно? – неожиданно спросил Влад, мерея ее взглядом.

- Можешь быть свободна, - перебил я девушку, не дав даже начать перечислять свои услуги, - От тебя больше ничего не требуется.

- По какому праву… - начал Влад, - Ведь теперь вполне законно.

- По такому праву, - прошипел я, наваливаясь на столик и чуть не сбив свой стакан сока, - что нет таких законов, по которым можно превратить человека в вещь.

Сорвав противогаз, я откинулся обратно на спинку стула и шумно ноздрями втянул воздух, буравя Влада глазами.

- Можно оправдать все. Убийства, пытки, казни. Даже национализм можно признать. Но не это. Никогда. Никто. Не. Был. Вещью, - выделяя каждое слово, четко произнес я, даже не моргая,- Это против любых законов, божеских и человеческих.

Я с ненавистью посмотрел на извивающиеся фигуры танцовщиц. Собственный монолог меня впечатлил даже больше чем Влада, к которому он, собственно, и был обращен. Рабы… Нищие… Сколько сломанных судеб и порванных жизней.

Ради чего?

Боковым зрением заметил, как Света налила себе водки в маленькую рюмочку из пузатого дешевого графина, понюхала и, зажмурившись, отхлебнула.

Поставив рюмку обратно на стол, больше к ней не притрагивалась. Влад же, положив нога на ногу, прихлебывал свое пиво, уделив все внимание танцовщицам.

- Миш, - сказал он мне, больше обращаясь именно к моей спине, - ты поразительный. Поразительный дурак.

- Это с чего бы это? – бросил я в воздух даже не оборачиваясь.

- Ну, для начала ты жуткий тиран и самодур…

- Вот с этим я согласна, - добавила Света, все присматриваясь к графину.

- А потом, - Влад продолжил так, словно его не прерывали, - даже если ты веришь в свои идеалы, то не значит, что это так и есть. И мир тебе не изменить. С тобой или без тебя он все равно утонет во всем этом,- он широко взмахнул руками, словно пытался обхватить руками мир, - смотри на этих людей. Им хорошо, им нравится все это дерьмо. Вали дерьмо им на головы, и они будут визжать от восторга. Топи их в нем, и они благословят тебя.

- Поэтому все это рухнуло, - буркнул я, поднимая свой стакан сока, - За всех счастливых самоубийц!

- Странный тост от самого странного человека, что мне доводилось знать, - кто-то подошел сбоку, но вне поля моего зрения. И голос его показался поразительно знакомым.