Почему ты стоишь сзади, а я не вижу в зеркале твоё отражение. Наше с тобой желание на поражение. Я не твоё доброеутро, солнышко. Я твоё Солнечное Сплетение. И я буду тянуть - тянуть тебя вниз. В твоих зрачках Апокалипсис. Бейби, сползай по стене. Я в тебе, твой голос во мне. Что - то извне внутри. Смотри на меня. Смотри.
(с) Антон Прада
Юля
В этот день мое прежнее мировоззрение окончательно съехало со своей орбиты. Так стремительно и беспощадно, что я даже не заметила хаотичного побега этой смертельно раненой мрази на букву Л. По ходу, убегая, она прихватила с собой что-то еще. Ужас и надежду на лучшее. И если за первое я была ей благодарна, то за второе хотела разорвать в клочья. Но у меня не было даже такой возможности, растянутые на цепях руки все определили за меня.
...Картинки из далекого детства. Я не должна этого помнить, мне тогда едва было лет пять... Во сколько дети начинают запоминать информацию? А может, именно эмоциональные потрясения как раз запоминаются ими на всю оставшуюся жизнь...
Я не знаю, что произошло, но мой обычно безразличный отец возвращается домой разозленным. Скорее всего, любовница опять требовала порвать с семьей... Я не могу еще осознавать подобных вещей. Игнорирую запрет матери к нему приближаться, наблюдаю эту картину в щель полуприкрытой двери... Мама в красивом цветастом платье ходит вокруг, преданно заглядывая в глаза, что-то предлагая, заискивая и упрашивая, а он смотрит в одну точку и понятно даже ребенку, что ему не нравится такое ее поведение! А потом начинается скандал... Я плачу и мне страшно. Папа кричит, папе плохо, надо ему помочь! Прокрадываюсь в комнату, ощущаю себя почти взрослой... я нужна! Его любимая доченька! Подхожу к нему, цепляюсь трогательно маленькими ладошками в его руку... Улыбаюсь, потому что не могу разгадать в его налитых кровью, от усталости, глазах раздражение, граничащее с безумием! Пытаюсь залезть на коленки... И вдруг потолок переворачивается перед глазами, а правую часть личика заливает слепящая боль, пульсирует, множится, отдается в копчике, локтях и лопатках при падении.
- Пошла вон!
На мой отчаянный рев прилетает мать. Оценив ситуацию, отвешивает мне подзатыльник и выволакивает прочь из комнаты. Она действительно любила его любовью жертвы-фанатички до сумасшедшей идеализации даже спустя годы после его ухода из семьи... Я еще долго продолжаю реветь, успокаиваюсь только вечером, когда она меня гладит по голове трясущимися руками и прячет мокрые от слез глаза. "Моя зайка, папа устал, не надо его утомлять"...
Мне мало окружающего кошмара?! Зачем эти душераздирающие воспоминания, которые сознание в свое время поспешило закрыть в блок, стереть из памяти, чтобы не отравили своей гребаной навязчивостью все последующие годы, не ликвидировали в зародыше потенциал пока еще спящей нежности и способности любить. Так, как любят дети в том возрасте, бескорыстно и искренне. Что за гребаный код доступа ты активировал одним взмахом руки? Почему именно ты позволил себе право стать археологом моих давно забытых моральных травм?! И почему не сам удар, а именно эти четыре слова, произнесенные сухим, отмороженным, лишенным эмоций голосом запустили гребаную цепную реакцию, накрыв рассудок убивающими воспоминаниями? Как будто одной твоей пощечины, которая расквасила мой внутренний мир в кровавое пятно, было мало!
На улице лето. Невыносимая жара. Климат-контроль регулирует температуру в комнате, но мое тело вместе с судорогами шока сковывает беспощадным сухим льдом. Холод внутри, но неумолимо течет по коже, причиняя боль острыми льдистыми иглами... Так не должно быть! Говорят, когда люди умирают, ощущают холод?!
Мне страшно. И впервые некому забрать с собой этот ужас. Я одна на арене римского Колизея против стаи голодных львов. Одна в океанской пучине под безразличным наблюдением команды, проплывающего мимо корабля. Затерявшаяся в толпе рынка, маленькая девочка, которую родители обещали забыть на улице за плохое поведение и наконец-то выполнили свое обещание!
"Жила-была девочка. Она капризничала и отказывалась ужинать. Ее посадили в большой чемодан и отнесли в лес, где бродили голодные злые волки..."
Мама, если б ты знала, как я боялась таких сказок, рассказанных на ночь с благими целями! Но вовсе не злых волков, нет... Боялась оказаться в этом лесу и увидеть твое безразличие! Волков я видела по телевизору, они были серыми и красивыми, их хотелось погладить по шерстке... Потому что они хорошие. Как Акелла из мультика. И благороднее некоторых хищников в человеческой оболочке. Потому что да, он может загрызть волчицу, но изнасиловать...
Холод проникает в каждую мышцу, сотрясая до основания, распространяя этот страх по крови, еще чуть-чуть, и застынет сердце... Твою мать, как же это страшно! Забери этот страх или добей уже констатацией неотвратимости моего конца!
- Мне холодно... Что со мной?..
Я не жду теплого пледа на плечи. Я уже не жду ничего.
- У тебя нервный стресс. Ничего, сейчас согрею, - рука отпускает мои волосы... И я с ужасающей ясностью понимаю, что этот арктический лед высушил мою кровь посредством подобной тактильной передачи! Пока он меня не трогает, я смогу с этим справится... Но нет, я недооценила весь спектр тьмы его безумия. Слова могут резать еще и не таким абсолютным нулем! Потому что все, что он говорит, логично до невозможности.
У Вадика много денег и свой бизнес. Достаточно ли этого, чтобы тягаться с Лавровым-старшим, легальным хозяином города - на законных основаниях?
Его дочь уже выросла, она практически моего возраста, но есть младший сын. Хватит ли сил у этой гребаной семейки Адамс, смотрящих сверху на всех, как на пыль под ногами, поставить крест на их будущем? Да почему бы нет? У Валерия Лаврова есть свой сын. Ну и хрен с ним, что давно вырос, игрушки стали сложнее и круче... Плевать на чужих детей, несмотря на их возраст! Один звонок...
А может, гораздо проще... Вы знаете, чем занимается ваш папа? Выходит, больше не любит маму! Эй, чувак, как тебя там, нужны тебе эти траблы из-за чокнутой вертихвостки, которая с тобой ради денег? Найди себе новую, чего тебе стоит? Не такая уж высокая цена чтобы оставить тебя с семьей в покое!..
И лучше этот вариант, потому что есть еще один... Озвученный следом... После произнесения которого, я понимаю, что ничего нельзя предугадать в этой жизни. Что в силу обстоятельств преимущественно не ты, а тебя... вывернув все твои женские чары против тебя же самой. После которого я реально понимаю, что просто заткнусь и позволю уничтожить себя почти привычным способом. Он, конечно, добьет, но не так... Робкий писк интуиции пытается доказать, что личный диктатор черта с два позволит кому-то не то что прикоснуться, но даже посмотреть в твою сторону, с его собственническими инстинктами, но я больше ни в чем не уверена!
Пытаюсь прогнать эти слова из руин сознания довольно варварским способом, дергая закованные руки до режущей, жалящей, обжигающей боли в запястьях. И с каждой ее вспышкой... С каждым разрывом клеток кожи от безжалостного трения... С каждым гаснущим криком - сперва в сжатые зубы, потом в шарик кляпа - в крови, уничтожая отголоски боли, вынимает заостренную катану из ножен прежняя Я. Но как же недостаточно этого кратковременного разряда! Сильнее не выйдет, длительнее тоже... Мне нужно больше. Дольше. Невыносимее. До огненных вспышек и сорванных голосовых связок! Мне нужно! Почему он не притащил свою коллекцию орудий уничтожения воли? Неужели потому, что прочувствовал, понял, что сейчас боль не бросит меня к его ногам. Она сейчас вложит в мои руки заряженный Смит энд Вессон, который выстрелит в упор моментальным контрольным в голову, или, в зависимости от интенсивности причиненной боли, сперва прострелит коленные чашки и плечевые суставы, чтобы насладиться чужой агонией. Кажется, снайперши на Чеченской войне называли это "киллерский крест", я где-то читала.
Одну из них даже накрыл при исполнении бесконтактный оргазм... Но, скорее всего, это был просто роскошный вымысел автора. Мне не хочется признавать факт ментальных отголосков, которые убивают беспощадной констатацией: он не причинит тебе физической боли, и вовсе не из жалости на этот раз...
А потом начинается самый сладкий и беспощадный кошмар, о котором я долгое время буду вспоминать с содроганием. Тот самый, благодаря которому я потом долгое время не смогу расслабиться, форсируя приближение удовольствия, не позволяя эмоциям взрываться ярким фейерверком лишь потому, что в сердце поселится страх - что я не успею, и мое желание разрядки будет использовано против меня же самой. О том, чтобы растянуть удовольствие во времени и взлететь как можно выше, я забуду на долгие месяцы.
Много ли ему понадобилось, чтобы прошить мои зашкалившие душевные и телесные файлы новым вирусом? Нет, несколько долгих часов. Когда тебе не позволяют кончить хрен знает сколько времени, ты уже не человек. Остается только отметить ненамеренное проявление его милости - мог бы не сковывать цепями и не затыкать рот кляпом, и не было бы никаких факторов, ограничивающих твое окончательное падение к ногам с надрывным воплем. Да подбрось он мне на подпись документ о передаче права на собственную жизнь в его руки, подписала б не глядя. Но так не бывает. Во-первых, в какой суд потом эту бумагу понесешь? И все мы читали Конституцию Украины. Но в трактовке сильных мира сего работал лишь один абзац: "Каждый гражданин Украины имеет право быть Избранным. " Конец цитаты.
Если он хотел именно этого - моей впервые покорно склоненной головы у своих ног, я в тот момент была готова. Не только застыть в позе покорности, принимая боль в коленях как благо, не только облизать очередные модельные туфли от носка до подошвы, я была готова сдаться окончательно и практически добровольно. Спать на цепи, покорно сносить его вторжения в свое тело каждую ночь, научиться находить в этом удовольствие - чего скрывать, я никогда и не теряла такой способности. Отрицала, да. Но не страдала. Истинная женская сущность преобладала над заскоками уставшего противиться разума, просто это пугало. Не доходило до меня, что я все это время симулировала нормальность, не признаваясь в этом себе. Что мне всю жизнь необходимо было отдать контроль, а не взваливать его на свои плечи, что б там не одобряло и не возводило в модный абсолют современное общество.
Я поняла это давно, но призналась самой себе слишком поздно. Наблюдая с апатичным спокойствием, как поспешно, вместе с щелчком пощечины, свернула свои лагеря нахальная оккупантка по имени Любовь. Не стала ждать, когда ее уничтожат совсем, ушла до лучших времен, бросив напоследок на меня сочувствующий взгляд - прости, не поверила я тебе, ему действительно не нужны твои ответные чувства, раз он так беспечно кидает этот хрупкий фарфор, чтобы однажды не поймать на лету, уставшими руками. Я пришла к тебе очень поздно, непозволительно долго присматриваясь к тебе и подбирая ключи к тому самому сейфу, где стоило сложить свою атрибутику. Прости, Я во всем своем великолепии сейчас не нужна ни ему, ни тебе. Я вернусь, но в одну реку нельзя войти дважды, в нашем случае это означает, только не с ним и не обратно...
Сладкая агония без права довести ее до логического финала. Избиение по лицу продолжилось в изощренной и беспощадной интерпретации. Я уже предвижу развязку этого безумия, он сам о ней честно предупредил. Интуиция не дремлет, сковывает липким страхом, просчитав наперед, к чему это все может привести. Я забываю, что во рту противный шар кляпа с привкусом талька. Зачем издеваться дальше?! Неужели пощечины было недостаточно? Остановись, хватит, давай поговорим как взрослые люди!
- Моя сука что-то пытается мне сказать?
Нет, разговора у нас не выйдет... Тело-предатель обрывает отчаянный поток невразумительных выражений, сознание продолжает сжимать тисками, выбивая слезы - это словно ментальный конденсат, который позволит остаться при здоровом (относительно) рассудке, в то время как пульсация возбужденного естества заглатывает вторжение латексной тверди жаждущими тугими объятиями, освобождая сладкий нектар, чтобы поглотить ее полностью, вытеснить боль умирающей души чувством абсолютной заполненности. Некоторые годами не могут найти собственную G-точку, моя же будет найдена и рассекречена, где бы ни пряталась. Вибрация медленных оборотов, жестокий резонанс с сокращениями стеночек влагалища, неотвратимо быстро запускает лианы крышесносного удовольствия в кровь, отвоевывая у разума новые территории. Моя чувственность сегодня будет безжалостно интерпретирована против меня же самой. Почему, осознавая все это, я позволяю каплям сладкого яда бурлить в крови, не сдерживая стонов в безжалостный барьер кляпа?
Очередная осязаемая пощечина! Не по лицу, а безжалостным рывком, оставляя пульсирующую пустоту, я непроизвольно толкаюсь бедрами назад... Пытаюсь сомкнуть ноги, чтобы достичь разрядки таким образом, но предупреждающее сжатие подколенной впадины пресекает эту попытку.
Смятый шелк, влажной от моих слез наволочки, плывет перед глазами от новой пелены непрошенных слез, которые ласково снимают его теплые пальцы. Мне хочется припасть к ним губами в последнем порыве отчаянного раскаяния, пусть остановит это насилие, пусть даст мне сказать хоть слово, пусть все прекратится! Я бы не воевала против тебя, если бы ты меня не напугал своей бескомпромиссностью! Этот гребаный звонок так легко стереть из истории, почему ты с этим затягиваешь? У меня практически не осталось нервной системы, она не из стали, зачем ты рушишь ее до основания?!
Пальцы перемещаются на кисти, отодвигая гладкую сталь браслетов, гася отголоски боли в истерзанной коже. Моргаю, увидев выступившие капли крови. Маленькие, как от мимолетной быстро заживающей царапины. Как далеко я могу зайти ради спасительной боли? Почему тебя не останавливает вид крови, ты всегда мог чувствовать, а в последнее время мы соединились в тесную эмоционально-энергетическую систему, тебя же расплющит пульсацией моего страдания! Почему ты продолжаешь смотреть на меня с отмороженным выражением на лице?!
- Вернемся к нашим воспитательным мерам!
...Мой мир разрушен до основания зудящей болью эротической одержимости, шелк покрывала вызывает новые судороги в попытке потереться, погасить этот гребаный жар неуемного желания! Сублимация в отчаянные рыдания, которую не гасит даже боль в обожженных трением запястьях! Я очень хочу обмануть себя. В этот раз точно... Сухой щелчок, кольца пульсирующей, истекающей влагой возбуждения вагины сжимают холодную пустоту, она прорывается горьким спазмом в горле с затяжными рыданиями в подушку. Дергает, словно от удара током, прокатываясь ледяной лавиной по телу, от прикосновения твоей руки. Последней издевательской ласки на сегодня, ты уже понял, что еще немного, и я взорвусь от одного ощущения дыхания на коже. Тактильное восприятие добралось до критической отметки, разрушив ранее установленные пределы - и это могло бы стать началом моего рая, если бы не стало твоим оружием возмездия и наказания!
Я потеряла счет тому, сколько раз ты обрывал эту ласку.
- Хватит истерить! Я сказал, ты сегодня не кончишь! - пара непонятных мне манипуляций с острой спицей, которая размыкает браслеты. Руки повисшими плетками падают на подушки, окрашивая темно-синий шелк в черные пятна от выступившей крови. В твоих глазах удивление и беспокойство... Я рыдаю еще надрывнее от какого-то непонятного облегчения. Ты прежний! Сейчас все закончится! Ты никогда не хотел моей боли, правда, Дима?
Нежность... Тепло... Один шаг... кисти в нежных оковах его теплой ладони, и я почти физически ощущаю, как уходит боль от этого желанного прикосновения, огненный эротизм плещется в крови, из последних сил стараюсь прильнуть ближе, ощутить жар его кожи, чтобы долгожданное умиротворение уняло тьму моего предельного отчаяния... Очередная пощечина, но не по лицу! Рыдания скручивают мышцы, взрывая сознание самой отчаянной и жестокой болью - душевные шрамы не заживают. Всего лишь резким движением доверчиво согретые руки, обратно на шелк простыней.
- Если ты решила, что с тебя их снимут на ночь, глубоко просчиталась! Кровью вряд ли истечешь, остальное заживает.
Как можно так одновременно - нежно и с циничной ненавистью? Что за гребаная двойственность - мою душу трясет от рыданий, а тело - от желания. Как эти две сущности могут быть совместимы? Ты крепко держишь меня своими руками, но я все равно боюсь упасть. Ты прямо сейчас можешь разжать свои сильные руки с твердыми буграми бицепсов, сетью напрягшихся рельефных вен, чтобы уронить меня на пол. Плевать, мне нужна такая боль! Пусть отобью себе все, что можно, но от этого станет легче и я смогу тебе воспротивиться! Боль есть жизнь. Доказательство того, что ты жива. Это "ущипните меня" в глобальном варианте! Слезы текут рекой, зубы вгрызаются в уже безвкусную резину кляпа, не ощущая его привкуса, а я с безумным содроганием осознаю, что, пока я в твоих руках, мне не страшно даже падение астероида. Что земля ослабит свое притяжение, пока ты рядом, даже если ты ломаешь мой мир в дребезги. Прошу, пока она не ушла далеко, останови эту мстительную вакханалию имени своей мести! Мне достаточно! Наказывая, ты почти добился от меня признания моих же собственных ошибок!
Холодная плитка. Черно-песочная мозаика. А мое безумие правит бал. "Вспомни, за этим окном, впервые, руки твои, исступленный, гладил..." Ласковый, в рамках цензуры подтекст, потому как в нашем случае поглаживанием рук не ограничилось... Прижимаюсь к этой холодной стене, твердые соски заливает жидким огнем, а от прикосновения теплых струек воды к коже негаснущая пульсация между бедер разворачивает новые спирали скорого сумасшествия. Подчиняя, уничтожая, отщелкивая стрелками безжалостных часов секунды до ментального инфаркта. Тело противоречит решению разума бороться с этой пыткой до последнего, ноги сами по себе смыкаются, стремясь подавить сосредоточение болезненного вожделения. Резкий хлопок по внутренней стороне бедер, вспышка желанной боли, такая неумолимо кратковременная.
- Ноги!
Мне ни на секунду не позволят даже допустить мысли, что я смогу этому противостоять. Я и сама не знаю, что лучше - держаться или же облегчить свои страдания. Плевать, что для этого придется ползать в его ногах и тереться обо все выступающие поверхности... Но после этого я точно никогда не буду прежней, и мне остается только благодарить его безумие за бесценный подарок в виде кляпа, потому как пытку мягким полотенцем я с трудом пережила. Держаться... Рано или поздно он успокоится, никогда его приступы мстительного эгоизма не длятся так долго. Только ждать, время лучший помощник...
Я не могу даже двигаться, колени прошибает противной слабостью, пригибая к полу. Мелькает даже легкое подобие благодарности, когда он снова поднимает меня на руки.
- Есть хочешь? Пить? Советую подумать, до утра у тебя такой возможности не будет.
Я снова могу говорить, но просто не хочу, да и не о чем. Разминаю напряженные мышцы челюсти. Больно, но снова, как всегда, недостаточно! Чем бы тебе помешали мои крики... Чувство надвигающейся катастрофы сжимает виски, я бы, наверное, могла ее предотвратить, будь у меня больше сил! Уже не ищу никакой коварной логики в своих действиях, смаргиваю слезы и, наплевав на все запреты, просто смотрю в его глаза. Впервые без страха ... Ну, может, тщательно задавив в себе желание, отшатнуться и опустить веки.
Абсолютная платина пустых, холодных зеркал теплеет перед визуальной атакой почти сломленной жертвы. Коварные кофейные разветвления замедленными вспышками молний вытесняют этот безжизненный лед. Можешь сколько угодно сводить брови и сжимать губы! Я знаю тебя прежнего. Я помню тех нас, что могли существовать, не разрушая внутренний мир друг друга! Почему-то я хочу запомнить именно это. Не оттенок платины, мимо которой, если выживу, пройду в ювелирном магазине. Теплый, согревающий в холода кофе разной степени интенсивности... От латте до эспрессо, все равно, как... Цепляюсь за выступы подводных скал в неотвратимо втягивающем водовороте, ощущая пылающей кожей неумолимый дрейф арктических ледников, неотвратимые разломы там, где неумолимым кровотоком пробежали горячие кофейные разряды. Мне больше не страшно! Страх не вернется до тех пор, пока я держу руку на пульсе этого глобального потепления, которое не прекращалось никогда, и нет того, что может его уничтожить. До тех пор, пока я могу плавить эту сталь усилием непрерывающейся ментальной связи - я хочу запомнить и ощутить... Даже когда растаявший ледник поглотит континент моей отчаянной храбрости! Даже когда я захлебнусь этим убойным коктейлем, не успев распознать его адские ингредиенты! Пальцы в тонкий скользящий шелк до ломоты в суставах. Это так просто, заменить шелк мягкостью его волос... Я не понимаю, что происходит, это не попытка спасти свою шкуру и избежать возмездия, это гребаный эмоциональный суицид на пороге больше не пугающего самоотречения!
У меня получается. Судорога по телу аккурат с гаснущим холодным сиянием расколотых льдов. Платина - она светлая. Кофе - омут самой тьмы. Почему он стал моим спасением и негаснущей надеждой на то, чего я не понимаю сама? Не успеваю отследить эту мысль, найти ей логическое пояснение... Неотвратимое цунами потемневшего взгляда бьет в доверчиво распахнутые нервные отсеки, разрывая их своим безжалостным давлением, это, мать вашу, больно! Но не так, как прежде! Я наблюдаю эту боль со стороны, словно зависшую между нами шаровую молнию, не в состоянии уклониться от ее мерцающих всполохов, оставляющих ожоги на моем сознании.
Б..дь, сделай что-нибудь! Не молчи! Разбей этот огненный шар между вами - ты освободила его сама, просто уничтожь вместе с вашим общим кошмаром! Просто... Это ярко. Это солнечным светом по глазам. Это серпом непонятно уже чьей боли - моей ли собственной, его ли, вымышленной ли - по горлу поверх стали ошейника! Я не кричу. И даже не зажмуриваюсь в инстинктивном порыве, просто отвожу взгляд в двух шагах от того, чтобы считать сигнал, очень похожий на S.O.S. Охотники не умеют взывать к своей жертве в мольбе на спасение...
...Она вздрагивает, пытаясь справиться с аритмией от быстрого шага, находит спасительную опору - столб ли, стену дома ли, да может, она на коленях в пыли, а ее ладони зарылись пальцами в этот еще неостывший прах. Она сдалась? Она не умеет! Она поднимает голову, вытягивая шею, как та прикольная Белка из мультика, учуяв орешек. Вглядывается в непроглядную тьму. Я поспешила! Я рано ушла. Может, вернуться? Пока еще не все потеряно?!
Любовь, ты не просто сука. Ты еще и оптимистка...
Замерзает льдом отчужденной ненависти девятый вал на пике своего подъема, его больше не греет огонь моего взгляда. Мы только что потеряли что-то очень ценное и до конца не опознанное. Наделенные даром речи, но и лишенные его в один момент посредством неосязаемых воображаемых кляпов...
Желанная вспышка боли в истертом запястье, миг, и в кровь врывается новая порция холодных серых льдинок. Мне не нужна сейчас никакая анестезия! Слезы катятся по щекам, расплавляя металл недавней решительности. Почему меня лишают боли? За что?! Кратковременная пауза, соединение двух взглядов погасило пожар возбуждения в моем теле. Но ему этого оказалось недостаточно. Перетянутые нежными шелковыми платками руки - снова под убивающий диктат стали и цепей. С ногами я попыталась воспротивиться, но когда у меня было достаточно сил, чтобы противостоять ему? Новая инъекция холода в щиколотки, безжалостно притянутые к столбикам кровати. Ты никогда не знал пощады в своей безумной одержимости! Вздрагиваю от непонятного звука, прежде чем понимаю, что это шипение минералки в пластиковой бутылке со скрученной пробкой. Если захочу пить, легко могу дотянуться руками... И вместе с этой мыслью сердце принимает новую порцию ледяной паники. Что это значит? Ты... Не останешься?
Он не произносит ни слова. Чувствую прижигающий взгляд, но отворачиваю голову. Не хочу смотреть! И говорить, тоже! Пусть катится ко всем чертям, в родной вигвам! "Выполнить!" - вздыхает Ангел-Хранитель, резанув удушающую тишину удаляющейся поступью его шагов, а мои зарождающиеся экстрасенсорные способности цепляются за лирическое отступление... Совсем скоро я пойму, почему вспомнился Маяковский с его бессмертными строками. "Дай же последней нежностью выстелить твой уходящий шаг..."
Яркие световые полосы разрывают тьму, бегут по потолку, вместе с шумом поднимающегося ролета ворот и урчанием мотора. Кусаю губы, но все это бесполезно, слезы не остановить! Черт с тобой! Выметайся! Доминант хренов, даже я читала в сети, что нельзя оставлять сабмиссива связанным без присмотра! Таким, как ты, правила не писаны! Добровольность уже послали в топку, Разумность с Безопасностью - туда же! Горло сдавливает тисками, пытаюсь сглотнуть набежавшую слюну, но ничего не выходит! Твою ж мать!!! Натягиваю цепи, не замечая долгожданной боли в раненных запястьях, ухватываю бутылку... Сердце оглушает своим неистовым стуком, я из последних сил скручиваю зубами крышечку... Глоток... Ничего! Второй... Когда мне удается расслабить горло и проглотить воду, тело колотит спазмами отходняка. Я не знаю, что это было! Он хоть понимает, что я могла умереть? Захлебнуться водой, что вероятнее всего?
Лучше бы так! Может, только после этого до него дойдет... Но мне уже будет все равно, мертвые не злорадствуют...
Когда паническая дрожь утихает, я пытаюсь заснуть. Тщетно. Отголоски паники и некстати проснувшегося сексуального возбуждения вновь завладевают телом. Настойчивая пульсация между ног отдается в губах, висках, напрягшихся сосках, превращая шелк в еще одно орудие пытки. Забываясь в этом наркотическом безумии, пытаюсь сдвинуть ноги - резко, жестко, словно копируя его неповторимый стиль... И в тот же момент правую щиколотку обжигает нешуточная боль - край металлического браслета соскальзывает в выемку голеностопа. Я, кажется, кричу в темноту пустого дома, вместе с непонятным чувством облегчения! Ощущение, будто боль раскроила кожу, и через эту фантомную рану вырвалась прочь часть моей душевной агонии. Кратковременное, желанное облегчение длится около минуты, пока полыхают отголоски затихающей боли. Снова! Так тяжело сделать над собой это усилие, инстинкт самосохранения не убиваем - но у меня получается! Снова, до холодного пота у корней волос, безжалостная атака в глубину почти отказавшего сознания, вырывая новый клок самоистязания и безысходности. Физическая боль поглощает эти терзания, захватывая в свой капкан, и унося за собой, туда, где больше не достать! Я прекращаю на четвертом повторе - сейчас мое сознание сбросило эту гребаную вторую кожу и прекрасно понимает, что можно повредить себе суставы вместе с сухожилиями. На щеках засыхающая корочка соли, боль и слезы неотделимы друг от друга.
Я смогла обмануть своего тирана! Сна по-прежнему нет, но уже не так страшно бодрствовать наедине с собой - удалось успокоиться, возможно, даже выдержать следующий раунд будет не так уж и трудно... Время давно не подчиняется законам логики. Яркий свет фар по потолку. Так быстро, или... так долго? Вот бы это оказались грабители. Они бы меня освободили. Я не знаю, где здесь сейф, но где подвал с крутым алкоголем, знаю точно! От абсурдности подобного предположения начинается легкий истерический смех. Да, освободили бы тебя. Голую и распятую на кровати...
...Ты вернулся. Ты не включаешь свет, твои крадущиеся шаги все ближе. Ты, правда, не хотел меня разбудить? Действительно ли изначально ты не собирался продолжать свои жестокие игры, а просто хотел убедиться, что со мной все в порядке? Я не знаю, почему мне хочется в это поверить. Скорее всего, я проигрываю в этой затянувшейся войне, и хочу обмануть сама себя. Если сдаться - то лишь тому, кто не выстрелит в спину... Сердце вновь ускоряет свой бег, когда я чувствую на себе твой взгляд. В нем нет ненависти, зачем, ты ведь уверен, что я сплю, можно ловить эту передышку и пытаться понять, что же ты чувствуешь. Я в растерянности. Я впервые не могу этого понять, почему горло сжимает очередным спазмом, если нет прямой угрозы... Почему хочется заплакать и спрятаться, откуда чувство потери с отголоском никому не нужной... нежности? Я снова начала сходить с ума!
- Я не сплю.
Давай, дура. Устрой себе нескучную ночку. Ты думала, тебя похвалят за искренность? Надежда, она умирает последней. Комнату заливает призрачный серо-голубой свет, и мне инстинктивно хочется сжаться, только цепи не позволяют. Долгий взгляд, сменившаяся тональность - ну кто тянул меня за язык? Он садится рядом, проводит пальцами по моей щеке, смахивая микрочастицы соли... Что-то здесь не так. Это "что-то" нарушает привычную гармонию... точно! Запах духов. Женских. Смутно знакомых, скорее всего, очередной Фаберлик с Орифлеймом. Я бы никогда такие не купила. Твою ж мать! Судорога обиды, ревности, злости, ярости, несправедливости, зависти, облегчения и чего-то там еще бьет в шейные позвонки с безжалостным захлестом. Так, значит? Меня нужно было растянуть на цепи, чтобы не дай бог не кончила, а самому показалось мало молотить вручную? Эту суку ты тоже стегал ремнем, или ей, несчастной, досталась классическая ласка, потому что ты ее не любишь? Чего тогда приперся обратно? Ярость лишает разума. Наверное, ничего тупее я придумать не могу.
- Все хорошо? - нейтрально осведомляется Дима. Если свою внезапно вспыхнувшую ревность я могу удержать в узде, обида не хочет сидеть на привязи!
- Да! Все, лучше не придумаешь! - скажи ему правду, поясни, что с тобой случилось, когда ты не могла проглотить воду, вдруг это требует помощи доктора! - Чего ты приперся? Иди развлекайся туда, где был!
В ответ - тишина, а я ощущаю себя полной дурой. Опять непонятные манипуляции со спицами, итог - разомкнутые браслеты. А потом он начинает говорить. Даже не глядя на меня, когда я натягиваю одеяло к шее.
- Ты знаешь, чего я хочу. Как прежде, уже не будет. Рамки ужесточаются, и прав у тебя нет, - спокойным голосом, взгляд блуждает по периметру комнаты. - Ты сообразительная девочка. Жесткий лайфстайл, прямо сейчас. От твоего добровольного согласия зависит, буду ли я с тобой жесток.
Страшно? Да. Но вместе с тем, пусто внутри. "Писeц"- офигела сука на букву Л, сверкая пятками, только ее и видели. Кто его знает, что там показалось еще совсем недавно в глубине его глаз? Может, именно это, только ты, Юля, как дура, надеялась не пойми на что...
- Может, ты просто спустишь с меня шкуру и покончим с этим? - все внутри стынет льдом неотвратимого ужаса. Мне бы легче было, если бы он кричал и продолжал свои издевательства, потому что эта спокойная решимость продуманной стратегии бьет наповал.
- Кому ты сейчас делаешь одолжение? - вздрагиваю и поспешно отвожу взгляд. - Мне... или себе?
Шелк судорожного прижатого к груди одеяла больше не преграда. Мой собственный голос кажется чужим и далеким.
- Я не понимаю, о чем ты.
- Юля, брось. Ты все прекрасно понимаешь.
- Нет.
- Завтра ты не выдержишь. Будет еще тяжелее.
Прекрати мня пугать! Твою мать, останови этот кошмар! Я готова закричать в голос. Спрячь меня на своей груди от своего же безумия! Не уничтожай нас окончательно! Оставь хотя бы иллюзию... Дай мне этот выбор! Я ничего не произношу, я вообще думала, что слез не осталось. Их осталось! Слезы ужаса и бессилия вообще оказались невыплаканными. Ты их смог бы прекратить одним прикосновением. Почему ты этого не делаешь?! Это не те слезы, на которые у тебя вставал!
Впервые я не вижу выхода. Есть английская поговорка - между двух зол выбирать не нужно. Они равноценны. Добровольное согласие на свое уничтожение... Возможно, в чем-то будет легче. А потом я прикончу сама себя за слабость и покорно сложенные руки. Если не соглашусь, это сделают за меня, и самокопание покажется раем. Никакого выбора. Сплошная убивающая бесконечность.
- Хорошо, Юля, - в его голосе усталость, но я едва ли это осознаю. От ужаса хочется забиться в угол и тихо поскуливать в ожидании неотвратимости. Почему нет этого отчаянного стремления броситься в ноги? Может, потому, что это просто напросто не сработает? Ему нужен был повод, и он нашел его путем провокации? - Я дам тебе последний повод это решить, чтобы тебя не терзала никакая ответственность.
Да! Тащи свой кнут и отработай им в полную силу! Сглатываю собственный ужас, преодолевая сопротивление связок, решительно откидываю прочь одеяло. Вперед, если тебе нужно мое разрешение!
Но его сосредоточенный взгляд сейчас был прикован к моим рукам. К сбившимся шелковым обвязкам, на которых проступили едва заметные капли крови. Подобие облегчения на миг всколыхнуло неподвижный штиль ледяного ужаса. Пожалел меня! Осознал, что натворил! Я зашипела от боли, когда его пальцы несильно сжали обе щиколотки, задев кость.
- Пошевели ступней из стороны в сторону.
Это оказалось малоприятно. Даже в ласковом захвате его ладони. Тупая ноющая боль не приносила облегчения, черт знает, когда теперь пройдет.
- Зачем? - в голосе ни сожаления, ни упрека. Раскаленные пески Сахары под безжалостным солнцем, беспощадный сирокко прямо над гладью застывшего льда. - Думала, вырвешься? Что мне теперь предпринять, чтобы ты не пыталась себе навредить? Примотать к кровати скотчем?
Я точно схожу с ума вместе с нервным смешком, пробившим лед ужаса. Он никак не реагирует на этот симптом приближающегося безумия. Затем встает.
- Давай, семь минут. Сама все помнишь. Тебе лучше выспаться перед завтрашним днем.
Спрыгиваю с постели, хочу воспользоваться спасительной передышкой душевой, чтобы не заметил, как меня колотит от страха. Но стоит мне только поднести руки к холодной струе воды...
- Это я забираю, - гламурная розовая бритва вместе с маникюрным набором решительно зажата в ладони. - Это тоже тебе больше не понадобится!
Нервы на пределе, и я вскрикиваю, закрыв лицо руками, когда его кулак опускается на хромированную мини-щеколду засова. Раз. Потом снова. Со второй попытки ее вырывает из цепких креплений дерева, и она с пронзительным стуком падает на пол. Меня трясет, и хаотично забиваюсь в угол душевой кабинки. Один его удар может раздробить кости. Сломать позвонки. Как я вообще все время осмеливаюсь что-то противопоставлять этой абсолютной силе?
- Семь минут, Юля, - спокойный тихий голос. Сглатываю, заметив кровь на сбитых костяшках его пальцев. Мне больше не нужно дополнительных приказаний, страх сделал готовой практически на все. Мне хочется верить, что он действительно переживал, что я могу от отчаяния что-то с собой сделать, но внутренний голос неумолим. Он просто отобрал у тебя все. У рабыни не может быть права на приватность. Я еще не знала, что это была только верхушка айсберга...
Я так и не заснула в ту ночь. Просидела, забившись в угол кровати, обхватив колени перетянутыми бинтами запястьями. Он не остался рядом со мной. Даже проявил изощренное подобие милости, увидев едва заметные волдыри на шее, на месте соприкосновения кожи с металлом ошейника. Кожаный не давил так сильно, но положения вещей особо не изменил. Как и руки, оставшиеся свободными. Как эта медицинская помощь с обработкой ссадин, сперва сильно жгло, но ощущался только жар, а не боль. Я, наверное, должна была метаться по комнате, словно зверь в клетке, но вместо этого пыталась запретить себе думать о завтрашнем кошмаре. Интуиция не спала. Я знала, что завтра случится что-то ужасное. Есть ли вероятность, что Вадик доберется сюда уже к... сегодняшнему утру? Самолеты летают до Симферополя, кажется два часа в пути... Если бы только знать, куда и как! Несмотря на Димкины слова, я верила в образ Вадима - спасителя на белом коне до последнего. Оставалось надеяться, что он придет не сам, что будут свидетели, после показания которых, е..нутому садисту уже не отвертеться! За окном повисли пугающие серые сумерки, предвестники нового дня. Я бы отдала все, чтобы он никогда не наступал! Судьба, наверное, пыталась дать мне эту возможность. Когда повернулся ключ в замке, я на миг поверила, что меня пришли спасать, не мог же Дима начать операцию по моему уничтожению в такую рань!
- Почему не спишь? - как он это понял? Я не била посуду и не рыдала в голос, я сидела тише воды, ниже травы! Опустила глаза, инстинктивно закрываясь руками и отползая в угол, ужас грозил смести все защитные барьеры. Это была последняя шаткая возможность все изменить, но я ее не осознавала. Если бы заговорила с ним, все бы изменилось. Именно сейчас, потом уже будет поздно. Я молчала. Позволила впихнуть себе в рот таблетку успокоительного и покорно запила водой. Уже засыпая, ощутила, как он снова поднял меня на руки. После неизвестного препарата сон сморил быстро, проснувшись, я его не вспомню. А вскоре забуду о том, что, то ли во сне, то ли наяву прозвучало надрывное "прости". Но, скорее всего, это была галлюцинация. Его голос практически всегда был лишен эмоций...
Я открыла глаза в абсолютно чужой комнате. Темные графические обои. Светлая мебель. Зеркальные вставки в виде широких полотен по периметру, на контрасте с черными стенами выглядели действительно круто, но вместе с тем я ощутила нарастающую тревогу и дискомфорт. Два зеркальных коридора. Это его комната? Как он не боится здесь спать, особенно после триллера "Зеркала"? Я боялась этих предполагаемых порталов в иное измерение в таком большом количестве. В темноте можно сойти с ума! Ближайшее ко мне зеркальное полотно отразило сжавшуюся девчонку с огромными зелеными глазами, в которых плескался просыпающийся ужас. Сглотнув, я провела ладонью по выступающим ключицам, и сердце сжалось от жалости к себе. Всего лишь на мгновение. Невыносимо было видеть отражение собственного ужаса, я просто закрыла глаза. Если бы заснуть и не проснуться! Никогда больше, ни при каких условиях! За шаг до падения, просто зажмурив глаза.
"Я прощаю тебя..."
Что знал о кошмаре тот, кто расписал его в эпитеты абсолютного мрака, потери самого себя, разрывающей боли и кровоточащих ссадин?
Что вы могли рисовать в своем воображении - сцены насилия, безумие зверя с обилием остро-режущих предметов?.. Разрывающий барабанные перепонки вопль? Нет. Источнику кошмара не обязательно даже кричать. Ему достаточно просто попросить. Спокойным голосом. Сухой констатацией факта. Мой кошмар не был хаосом тьмы. Против меня беспощадно выкрутили даже дневной свет.
- Открой глаза!
По каналам сгорающих дотла нервных окончаний, по микрокапиллярам, воспаленной сосудистой сетки, преломляясь тысячей лучей жестокой машины смерти через мнимо уязвимый кристаллик, откуда напрямую - в почти сдавший свои позиции центр эмоциональной обороны, выжигая на стенах обнаруженного бункера, оплота последней гордости, этот беспощадный образ... Нет! Этого не может быть! Мне просто показалось!
Даже Тьма не может защитить меня от этого безумия черным взмахом своих крыльев. Как бы сильно я не жмурила глаза, до боли в висках, до надрывных спазмов голосовых связок, до панических рыданий своей окровавленной агонизирующей сущности - этого не вытравить уже никаким токсином. Я не чувствую боли в истерзанных запястьях, соединенных укороченной цепью за спиной, мягкие кожаные манжеты не спасают от судорог сопротивления приговоренного к смерти сознания. Хватка в волосах усиливается.
- Открой глаза... Ты не сможешь прятаться вечно!
Могу! Я в домике, и тебе там не место! Даже если ты бьешь по нему снаружи стенобитной артиллерией, даже если меня придавит этими обломками... Я могу! Я буду! Мое сознание - храм, тебе туда не добраться! Горькие слезы приподнимают сомкнутые веки, мое спасение - обманчиво теплый керамогранит пола этой комнаты.... Нет!!! Эта глянцевая поверхность... Отбивающая свет... я просто не могу дышать!
- Юля, это не закончится. Мне тоже больно, как и тебе! Ты примешь это, у тебя нет выбора!
Разверзается под ногами земля. Неотвратимо, стремительно, языки пламени уже нашли свою цель, и они проглотят тебя, если ты откроешь глаза! Шепот бездны. Агония умирающей вселенной на пороге большого взрыва. Падай в эту бездну, завтра не наступит никогда.
- Сделай это, и все закончится! Что такое? Это же не страшно. Ты смотрелась в него каждый день. Ты проводила наедине с ним часы. Что изменилось?
Ласковый шепот взрезает черепную коробку острозаточенным скальпелем. Я хочу нырнуть в этот огненный хаос, отдать себя тьме, но хватка твоей теплой ладони в волосах не позволяет, держит меня в этом кошмаре, фиксируя усилием своей железобетонной воли. Это сложно? Просто открыть глаза. Просто повторить трюк с расфокусировкой взгляда...
- Мне надоело тебя уговаривать! Ты у меня всю оставшуюся жизнь не вылезешь из цепей, если не откроешь глаза!
Крик глохнет на моих губах, сметает робкий проблеск найденного решения, картины предстоящего сотрясают стены обороны, по ним уже побежали разрушающие трещины. Сознание не понимает, где добро и зло, в хаотичном стремлении избежать рабского существования рывком разжимает зажмуренные веки. Нет, мир не заволакивает тьма. Мое безоговорочное падение будет освещено ласковым светом солнца, как молчаливое напоминание о том, что не все монстры выходят на тропу войны по ночам. Я теряю себя, растворяясь в этом изощренном кошмаре. Не могу кричать. Не могу дышать.
Его пальцы теплые, как свет равнодушного солнца, которое, словно в издевку, светит всем одинаково. Они не сжимают мои скулы, они ласково прикасаются, всего лишь задавая нужное направление, отдаются пульсацией в напряженных капиллярах за шаг до безумия...
Иная реальность с протянутыми щупальцами серой, ранее казавшейся безобидной амальгамы. Она захватила мой распахнутый взгляд, высветив жестокую картину разрушения личности до мельчайших подробностей, которые не скрыть, почему эта маска абсолютного ужаса не расколола на острые шпили беспощадные зеркала?! Ударная волна. Сбой системы. Защитный экран сливает краски в один сплошной комок боли и отчаяния. Пальцы сжимаются на скулах, вдавливая кожу, намертво заковывая в таком положении.
- Посмотри на себя! Посмотри, кто ты есть! - абсолют покоя в твоем голосе нарушен. Нас обоих убивает этот световой хаос, разрывая крепкие нейронные связи дрожащим отчаянием твоих слов. В последней попытке спастись - или же приблизить свое безболезненное угасание! - ловлю отражение твоих абсолютно почерневших глаз. Удержи... Не дай упасть...
Взрыв. Острые осколки расколотого зеркала зависают, словно в замедленной сьемке... Секунда. Вторая... Перед тем, как острые иглы ненависти, боли, безумия и неотвратимости пробивают защитную ауру, впиваясь в мозг, ставший одним обнаженным нервом... Это не наказание. Это казнь. Мой крик пробивает закоротившие связки, разрывая тишину сотрясая тело в предсмертных судорогах умирающей сущности... Тонкие карабины не выдерживают этой агонии, размыкаются от ультразвуковых волн моей боли, получившие свободу руки впиваются кончиками пальцев в безжизненный гранит пола, с незамеченными никем и ничем вспышками боли в вывернутых ногтевых пластинах.
- Почему?! За что?! - я уничтожена. Это больно. Рушится мир. Взлетают вырвавшиеся из клетки самые тяжелые воспоминания, одно за другим...
"Я хочу тебя сломать!"
Дымятся руины гордости. Выжженная земля. В расширенных зрачках суицид моей вселенной. Ты добрался туда, куда не могла и не хотела даже я. Там, где ступают твои шаги, цветущие поля превращаются в безжизненную пустыню. Напалм твоей мести выжег даже ужас. Моя боль прорывается бесконтрольными рыданиями, она обнажена, истерзана, уничтожена, и самое страшное - она не смогла второй раз уйти в долину апатии. Она осталась жить вместе со мной и все чувствовать до последней капли крови...
Нет, от этой боли не раскололись бездушные пустые зеркала. Они отражают иную реальность, я не знаю тех, кто отражается в них сейчас. Мне все равно! Я стала тем, что ты хотел видеть. Ты хотел меня сломанной. Забирай, просто помни про контрольный, это благородно...
Боль внутри меня. Я должна вскрыть этот источник агонии, чтобы, наконец, умереть.
За чертой твоего безумия.
У пьедестала имени твоей мести.
У жертвенного алтаря во славу моего падения.
Можно догадываться. Обманывать себя, думая, что ты что-то значишь и решаешь. Легко. Потому что ты не видишь и не знаешь себя в этот момент, когда ты нарисовала комфортный для себя образ борца за свой рай. Ты могла догадываться, что он немного отличен от реального... Как же ты ошибалась!
Зеркала не врут. Ты была сломана и побеждена изначально. Тебя даже не мучали. Тебя просто заставили на это смотреть...
На свою агонию и на безжалостный приговор в глазах того, кто всегда удерживал тебя у грани растерзанных снов. Он тоже человек, и однажды он отпустил тебя в этот полет, потому что устал. Так же, как ты...
Умирать больше нечему. Гаснут костры на развалинах гордости и достоинства. Рыдает не душа, она не может, ее уничтожили. Эти слезы не твои. Тело не может справиться с болью внутреннего ожога. Изломанные ногтевые пластины впиваются в кожу предплечий, чертят маршрут избавления от боли вниз, по рукам... Обрывки безостановочной молитвы в отчаянные умирающие небеса в дуэте безмолвного вопля и срывающего голосовые связки крика...
Они теплые. Они живые. Ты выжил в этом хаосе, я только не понимаю, зачем. Наверное, за этим. Согреть лишенную души оболочку той, которую тебе было так больно любить с ее стальной волей, не прогнувшейся под твоей диктатурой. Той, что не приняла твоего мира и сердца напополам. Ей ведь никогда нельзя было давать права выбора, ты сам так часто говорил об этом...
Теплые ладони накрывают мои руки, ненавязчиво останавливая самоэкзекуцию. Проходит достаточно много времени, но стрелки моих часов перестали биться, и я этого не понимаю. Тело стынет под холодом керамогранита, холод проникает в лишенную воли телесную оболочку, разливается по крови, пролетает по опустевшим залам того храма, где совсем еще недавно восседала моя уничтоженная ныне сущность...
Ты что-то говоришь. Этот оттенок тепла мог бы пробить стены храма, но пробивать нечего больше. Там пусто и безжизненно. Так будет до самого вечера.
До робкого проблеска сознания. С последними лучами заходящего солнца. Я не понимаю, почему ты рядом, если ты так мало говоришь и ничего не делаешь. Я не понимаю, почему ты можешь спать, что это за безграничное доверие? Уничтоженные куклы не сопротивляются и не могут убить. Я не могла даже в сознании.
Ты оставил что-то в живых. На поводке. В цепях своей абсолютной тьмы. Ровно столько, чтобы я осознавала - сломать не сложно. Осознавала и помнила об этом всю свою оставшуюся жизнь... Достаточно одного взгляда на эти беспощадные зеркала, чтобы меня скрутил очередной приступ затяжных рыданий с болезненно вдавившимися в сетчатку ребрами ладоней. Я не могу успокоиться даже тогда, когда понимаю, что снова в своей комнате. На своей постели. От твоих успокаивающих слов еще больнее. Нечему уже болеть! Почему ты не уничтожил меня полностью?!
Твой уход - милость или очередной удар? Как бы то ни было, мне не стало легче ни с тобой, ни без тебя.
Ночью я трижды просыпалась в холодном поту и осипшими от крика голосовыми связками. Мысль о том, что ты однажды повторишь этот кошмар, не отпускала меня ни на миг. Я прорыдала всю ночь, сжимая в зубах край подушки, разрывая зубами ненавистный шелк, который теперь всегда будет ассоциироваться с тобой и той болью, что ты мне причинил. Ты слышал? Ты чувствовал эту затянувшуюся агонию? Почему ты не пришел и не заставил меня заткнуться при помощи своего кнута и прочих устрашающих приспособлений?!
Этой ночью физическая боль стала моей самоцелью, недостижимой высотой, клочком суши в мировом океане, за который мне надо было держаться обеими руками, чтобы не сойти с ума окончательно. Моя психика трещала по швам, и ради ее шаткого равновесия я была готова выполнить все, что он попросит.
...Мое утро началось с робкой надежды, что ты меня спасешь. Все равно, каким образом. Я открыла глаза от легкого прикосновения руки к своему плечу, на котором проступили три четкие ссадины от ногтей. Не осознавая новообретенного рефлекса - ссутулившихся плечей в попытке прикрыть раненое сердце.
- Как ты себя чувствуешь? - я слышу обеспокоенность в голосе. - Посмотри на меня.
Я не могу. Потому что в твоих глазах, помимо уничтожившей маня ненависти, будет еще и отражение. Ты понимаешь это, Дима? Ты понимаешь весь масштаб учиненной твоими руками катастрофы? Ты не можешь не чувствовать. Решительная хватка пальцев на моем подбородке разжимается, уступая место сухому поглаживанию.
- Снова плачешь?
Еще нет. Еще нет, но я к этому почти готова. Что тому виной? Мой взорванный мир или вычисленные холодной логикой нотки надрыва в твоем голосе? Нерешительно качаю головой. Долгий взгляд, но я не шевелюсь. Я никогда больше не смогу видеть твои глаза.
- Перевернись на живот, чтобы я смог взять тебя.
Не режет больше подобный цинизм стальными сюрикэнами. Я перешагнула большинство, казавшихся нерушимыми, пределов сверхзвуковым скачком. Мне не трудно. Только секс, ничего больше! После этого меня смогут оставить в покое, я хочу в это верить!
Выжженное поле вместо души. Застывшие руины всего того, чем я жила прежде. Эмоции спят, не спит лишь одна из них - страдание. Но тело, послушный инструмент в его руках, еще помнит недавнюю агонию, и быстро взрывается сокращениями определенного значения. Это что-то новое. Оргазм словно уходит внутрь, и его волнообразные спазмы вызывают подобие боли. Сухая разрядка мышц, пребывающих в латентном напряжении. Сильное сжатие, мне хочется верить, что ему так же больно, как и мне!
- Ты усвоила уроки, моя девочка? Мне больше не придется этого делать?
- Не придется.
Это легко. Жесткий лайфстайл в его исполнении мало чем отличается от обычных потерянных дней с тех самых пор, как я с ним... Он меня не останавливает, когда я просто отвожу в сторону, обнявшую меня руку и пытаюсь закрыть дверь ванной комнаты. Закрыть? У меня больше нет никакого права закрываться. Ни от него, ни в себе... Сейчас мне становится понятным многое. Даже то, зачем он отобрал все режущие предметы. Потому что я хаотично их ищу! Не нахожу... Мне надо! Мне нужна эта боль! Если он не в состоянии ее дать... я найду ее сама!
Ничего! Я обессилено опускаюсь на плитку пола. От отчаяния хочется снова рыдать. Почему так?! Как он мог знать?!
Проходит достаточно времени, прежде чем я понимаю - нет мне спасения от внутреннего разлома. Только просить. Умолять, если понадобится. Рушить последние блокпосты ослабленной воли, пусть заберет их окончательно, потому что меня не спасти, прежде всего, от себя самой...
Блеск грани острого стекла. Под ножкой тумбочки с принадлежностями для купания. Это снова игры воспаленного разума? Замираю от возможной удачи и протягиваю руку...
...Первый день моего безоговорочного падения, но я тогда еще об этом не подозревала. Акция протеста была без правил, с сорванным ошейником, разбитыми флаконами с парфюмерией и стеклянными стаканчиками для щеток. Этот осколок просто притаился, никем не замеченный, в ожидании своего часа!
Никаких колебаний. Иначе быть не может, душа омертвела, чтобы просчитывать эти последствия и рефлексировать над каждым действием. Сжимаю его в руках, не замечая, как острые грани скола режут ладонь. Я никогда не видела, как вскрывают вены. Откуда-то знаю, что не так, как показывают в кино, значит, не будет такой сильной кровопотери... А если даже и будет... Я не хочу ничего решать. Он сделал выбор за меня, только в его власти отныне принятие решения. Спасти или позволить истечь кровью...
Поперек! Прямо по воспаленной коже стертого запястья! Тело сотрясает судорогой какого-то опасного, неправильного возбуждения. Я почти получила свой антидот от душевной агонии! Почти!
- Что ты, мать твою, творишь?! - я кричу от острого отчаяния, когда осколок вылетает из дрожащих пальцев, когда сильные руки, отпустив пару оглушающих пощечин, впиваются в плечи, сотрясая расслабленное тело. - Ты совсем е..нулась?! Что ты хотела с собой сделать?!
Погасшая вселенная делает очередной виток, чтобы ослепить светом безжалостных сверхновых. Я срываюсь именно в этот момент. Просто падаю к его ногам, сжав пальцы вокруг щиколоток, вцепившись в отчаянном безумном порыве, и реально понимаю, что я еще жива... пока у меня есть эта возможность. Пока руки заливает кровь из неглубоких, как потом окажется, порезов. Рыдания глушат мои отчаянные слова, но мне остается лишь надеяться, что он не оборвал нашу тесную ментальную связь. Я хочу сразу и до разламывающей боли. До шрамов от плетки, которые никогда не заживут. До тех пор, пока боль не вытравит подступающее безумие. вряд ли он в своем е..нутом сознании хоть раз прорисовал картину того, о чем сейчас умоляла я, захлебываясь слезами, ломая оставшиеся ногти о грубую ткань его брюк.
До тех пор, пока так напугавший меня прошлой ночью спазм гортани не прервал этот бессвязный поток слов. Уже проваливаясь в вязкую темноту, ничего не соображая от паники и жадно глотая воздух, я ощутила странный холодок на скулах, легкое онемение... И еще ужас. Но больше не мой собственный. Все остальное перестало играть какую-либо роль...