Второй раз в году

Вьетнамцы города Брэдбери праздновали свой Тет, второй раз в году. Из каждой дыры в квартале Фамтуам со свистом вылетали фейерверки, чтобы разорваться в тёмно-красных небесах. Днём ранее точно также отгремел китайский квартал Шеньчжоу. Хоть и до настоящих Ханоя и Пекина отсюда целых двести миллионов километров, китайцы и вьетнамцы продолжают считать эту небольшую разницу между собой.

Грохот с улиц оживил во сне картины прошлой войны. Самболь проснулась, снова ощутив острую боязнь за собственную жизнь. Она схватила пистолет с тумбочки и обнаружила рядом с собой на кровати одну лишь Трейси. Её бледную кожу выловил из темноты яркий свет праздничного огня за окном.

— Ну что ты ворочаешься? — залепетала Трейси, повернулась и увидела пистолет перед своим лицом. — Ты что, сдурела совсем?

— Который час? Посмотри, часы ряды с тобой. — сказала Самболь и выдохнула, положив ствол на место.

— Господи, посреди ночи решила убить меня... Четверть двенадцатого.

— Мне пора на работу.

— Не терпится кого‑нибудь подстрелить, да?

Самболь одела трусы, повязку на левый глаз и включила тусклую лампу.

— Съешь хоть кусочек этого вашего пирога — сказала Трейси, — всё никак не могу запомнить его название. Весь день с ним провозилась.

Трейси села на кровати, накрыв ноги покрывалом, и натянула на грудь белый топик с надписью I♥MARS. Самболь искала в куче вещей чем покрыть своё маленькое, смуглое туловище, и выбрала серую водолазку.

— А ничего, что у тебя соски торчат? — сказала Трейси, закуривая сигарету, — Твои друзья полисмены не будут строить косые взгляды?

Самболь уселась на унитаз в туалете и уставилась на Трейси своим единственным глазом.

— Все бюстгальтеры висят мокрые, ты же не захотела постирать их раньше.

— Ой, прости-прости!

Трейси после новой затяжки сделала губы трубочкой и пустила пару колец дыма. На улице прогремел очередной фейерверк.

— Подумать только, — Трейси стала задумчиво разглядывать цветные отблески на потолке, — здесь каждый праздник отмечают два раза в год. Не зря говорят, что на Марсе радости и горя вдвое больше, чем на Земле.

Самболь захотела встать и наступила на разбухший красный тампон на полу, чуть не поскользнувшись на нём. Ватный комок прокатился по кафелю, оставив за собой след.

— Чёрт возьми, Трейси!

— Выпал из мусорки, наверное.

— Почему нельзя было в унитаз?

— Я не хочу снова смотреть на выкаченные глаза господина Суджимото. Он не потерпит если я второй раз забью канализацию во всём доме!

— Вот тебе и тонкая красная линия — сказала Самболь, споласкивая ногу в раковине.

— Съешь пирог, успокоишься. Возьми из холодильника.

Самболь достала холодную тарелку и подняла на вилке ровный кусок. Варёный лист бананового дерева, рис и свиное мясо со специями. Совсем как готовила её мать на берегу Меконга. Она разжевала пирог и вдруг почувствовала гигантское расстояние между собой и своей прошлой жизнью — намного большее, чем между Марсом и Землёй.

— Спасибо, Трейси.

— Всегда пожалуйста!

— У тебя прокладки остались?

— Упс!

Самболь надела брюки, сапоги и две кобуры на ремне. Одна под штатный полицейский пистолет, который только поражает высший отдел ЦНС на некоторое время. Вторая под нечто личное, доставшееся с войны. Самболь подняла его с тумбочки — русский лазерный револьвер для вывода из строя оптических систем кораблей противника. При удачном выстреле лучом можно было ослепить вражеского космонавта и даже поджечь ему мозги.

С улиц палили в воздух всё чаще. Приближался канун Тет. Самболь влезла в кожаную полицейскую куртку и плюхнулась на кровать. Её зрячий глаз застыл, глядя вверх, и начал слезиться.

— Знаешь, мне это дерьмо с размахиванием пушкой посреди ночи нисколько не нравится — начала Трейси — Ты можешь не рассказывать мне всё о той войне за астероиды и всех тех ублюдках на улицах, которых ты видишь на работе каждый день. Но ты должна делиться со мной, понимаешь? Человеку не хватает двух его плеч, чтобы вынести всю тяжесть его жизни. Ты врубаешься?

Трейси повела ладонью по щеке Самболь, едва ощущая волоски на её коже. Пальцы Трейси нырнули под повязку над левым глазом. От прикосновения по всей паутине нервов на лице Самболь разошлась острая боль.

— Чёртовы вьетнамцы. Почему вы никогда не говорите, что думаете? — спросила Трейси.

— Я кхмер с берега Меконга — сказала Самболь и поднялась с кровати.

— А я немка из Беляева, и что с того? Зачем надо было тащить за собой в космос всю эту требуху про то что все мы разные? Все мы одинаковые, и у нас всех одинаковые проблемы.

Трейси помолчала и спросила снова:

— Ты скоро вернёшься?

Самболь вышла из комнаты, ничего не ответив.

* * *

Угловатый полицейский автомобиль подкатил к многоквартирному дому. Дверца открылась и Самболь прыгнула на переднее сиденье. Машину вёл Быковский.

— Ну что, офицер Нгуен, поздравляю — сказал он.

— С чем? Если бы меня заботили эти праздники, я бы осталась дома.

— Дома — это здесь, в грязной комнате наверху, или там, на Земле?

— Хороший вопрос. А теперь вперёд.

Хруст коробки передач сменился ровным гулом электродвигателей под капотом, и машина тронулась.

Самболь искоса посмотрела на небрежно торчащий из‑под куртки Быковского его личный пистолет. Она едва заметно улыбнулась — ведь пистолет Быковского на месте. Старомодный, как и его владелец. Огнестрельный. Загоняющий со скоростью звука куски металла в тело человека, чтобы тот умер от разрыва артерий, повреждений внутренних органов или заражения крови. «Старый хрен, должно быть, здорово боится за свою шкуру сегодня!» — подумала Самболь. На Марсе запрещено иметь такие. Но все бандиты здесь уже имеют такие стволы, и полицейские вынуждены вооружаться сами, с молчаливой подачи местной власти.

— Драка на пересечении Любопытства и Возможности, район Фамтуам — сообщил по радио диспетчер.

Быковский пробубнил в ответ что направляется туда.

Их автомобиль свернул и затормозил перед толпой людей, окружавшей тряпичную фигуру танцующего льва.

— Знаешь, не люблю я это всё — сказал Быковский и повёл автомобиль на небольшой скорости через толпу.

— Что именно?

— Всё вот это. Люди... должны были начать здесь всё заново, а не привозить всё с собой. Ты понимаешь о чём я, Нгуен?

— Нет.

— Ну то есть... праздники — это конечно хорошо. Должно быть какое‑то веселье в этом суровом месте. Сюда ведь даже запрещают привозить праздничные фейерверки. И люди всё равно умудряются слепить их из взрывчатки для горных работ. Всё лишь бы почувствовать себя как дома. А здесь не должно было быть как дома. Здесь должно было начаться нечто новое. Понимаешь, Нгуен?

Самболь засмеялась.

— Быковский, ты же старик! А говоришь, как те мальчишки, у которых ветер в голове, голубое небо в глазах и динамит в заднице.

— Что, такой старый? — спросил он, не отрывая глаз от дороги. — Может те мальчишки правы, ты не думала об этом? Может нам надо сорвать с себя наши значки, пока не поздно?

Машина выехала на безлюдный перекрёсток и остановилась. На дороге стоял ещё один автомобиль: громоздкий кузов «купе», раскрытые двери и блеск хромированных боков. Свет его фар очерчивал три тёмные фигуры, перед которыми на коленях согнулся бедняга.

Самболь и Быковский подошли к ним. Бедняга хныкал и стонал, обняв самого себя. Всё его лицо было в ссадинах и синяках, отчего нельзя было понять кто он такой.

— Что с вами? — Самболь дотронулась до его плеча.

— Ничего... всё в по-порядке — бедняга нервно поёжился, сдерживая слёзы.

— Какого хрена вам здесь надо? — крикнул один трёх парней, оказавшихся чёрными американцами.

— Это не ваше дело! — крикнул второй.

— А чьё, ваше? — Быковский выхватил пистолет. — А ну отошли назад!

Третий придержал своих парней. Все трое носили цветастые пальто из полиэстера, но этот имел ещё кожаные перчатки на руках и шляпу на голове.

— Он торговал чужим товаром в моём квартале, офицеры — спокойно начал он. — Я должен был сделать из него пример, к тому же он всё уже понял.

— Да-да, я всё-всё понял! — жалобно произнёс бедолага на коленях.

— Очень жаль, что кто‑то из местных жителей побеспокоил вас своим звонком в участок. — закончил незнакомец в шляпе.

Самболь и Быковский направили на чёрных парней своё оружие. Чёрные парни направили руки под полы своих пальто.

Взгляды пересеклись на мгновение — которого хватило чтобы хлопки хлопушек со стороны квартала Фамтуам переросли в ужасный грохот, чуть не сбивший всех с ног.

Один из парней упал на асфальт после выстрела, второй набросился на Быковского и получил от него в лицо рукояткой пистолета. Третий побежал, уронив свою шляпу. Самболь пустилась за ним.

— Я останусь с ними, Нгуен! — крикнул ей в след Быковский, оставшийся сторожить павших на дорогу парней.

Самболь этого не услышала потому что оглохла от взрыва. Парень, потерявший шляпу, бежал от неё со всех ног сквозь подворотни. Когда они оба перепрыгнули через сетку-рабицу в одном из дворов, Самболь повалилась на землю от удара по голове. Она получила ещё пару раз ногой в живот.

Чёрный парень в цветном пальто из полиэстера нагнулся к ней и вытащил оба её пистолета.

— …..так, это обычная полицейская игрушка, а это что? Ого, вот это да.

Самболь подняла голову, лёжа на земле, и увидела, как он вертит в руке лазерный револьвер.

— Эй, я кажется знаю кто ты. Встань на колени, пока я тебе второй глаз не сжёг. Давай, поживее. А ещё повязку убери.

Она подчинилась. Её помутневший левый глаз не успевал повторять движения правого.

— И что дальше? — сказала Самболь, чувствуя на языке кровь из разбитого зуба.

— Да что угодно! — усмехнулся парень. — Парализую тебя вот этой штукой и буду делать с тобой что захочу.

Он сунул пистолеты в карманы своего пальто и достал патрон для стрельбы в космическом вакууме. Парень открутил пулю, высыпал на её острие немного порошка из гильзы и вдохнул его через нос.

— Не знаю, как ты справляешься со своими кошмарами, но меня только эта дурь держит на ногах с тех пор.

— Ну так давай уже, делай со мной что хочешь — сказала Самболь.

— Я не буду. Я не хочу, чтобы за мной гналась вся полиция Марса. Знаешь, как меня зовут на этих улицах? «Умник».

Он положил пистолеты обратно в каждую кобуру на её ремне и зашагал от неё по переулку к выходу на улицу.

— Что, даже не сделаешь мне больно? — сказала Самболь.

Парень обернулся.

— Всего лишь оставляю тебя наедине с твоим прошлым. Этого ли недостаточно? — он улыбнулся и зашагал снова.

Самболь судорожно надела глазную повязку, поднялась на ноги, догнала парня и повалила на землю.

— Если ты хотела меня арестовать — то могла бы попросить сдаться. Всего лишь попросить меня об этом. Это же так просто.

Она заковала его руки в наручники и повела к машине.

— Я уж думал он тебя грохнул — сказал Быковский.

— Может и грохнул бы. Что ж ты не побежал вместе со мной? — сказала Самболь, заталкивая парня в машину.

— Я же старый, забыла? — Быковский тащил двух парализованных парней к багажнику.

— Скорую мы не дождёмся. В центре был какой‑то взрыв, мы его только что слышали. Все машины там — сказал он.

— Бросим их здесь? — Самболь подтёрла кровь под своей губой.

— Помоги — позвал её Быковский и открыл багажник.

Зад автомобиля просел на полколеса.

* * *

Машина двигалась мимо развороченного взрывом ресторана «Аэлита». Под колёсами хрустели куски оконных стёкол.

— Динамит в заднице, говоришь? — сказал Быковский, выруливая машину между автомобилями полиции и медслужб.

Куча мёртвых тел была запакована и готова к отправке, но ещё много оставалось лежать на асфальте, исцарапанном осколками.

— Они хотят сжечь не только полицию, но и таких как я. Нам стоит объединиться — произнёс Умник с заднего сиденья, смотря через окно.

Его проигнорировали.

— Я же говорил, что знаю кто ты, милочка — продолжил он.

— Да, она тот, кто надерёт тебе зад в участке резиновой дубинкой! — крикнул Быковский. — А теперь заткни хлебало!

— Отряд «Чёрные Гекконы», да? Космонавты-диверсанты народной армии Вьетнама. Лазили по астероидам как ящерицы. Да-а, точняк. Только у них были такие лазерные штуки — сказал Умник.

— Ого, а я этого не знал, Нгуен!

— Это было на войне за пояс астероидов — говорил Умник. — Астероид «две тысячи семь ай-зет», из кварца и золота в двадцать четыре карата. Кусок золота размером с Канзас, болтавшийся между Юпитером и Марсом. Мы и эти гуки крепко в него вцепились.

— Тебя стоило назвать Болтуном, а не Умником — сказала Самболь и вздохнула.

— Да ладно, Нгуен, пусть расскажет — сказал Быковский.

— Мы хотели расколошматить его из ударного спутника, чтобы засорить осколками всю группировку их кораблей, прежде чем они бы оттащили золото к себе в сраный Хошимин. Но тут к нам подкрались вы, да? Перелетая с камня на камень, в простых скафандрах, без всяких реактивных штуковин. Надеялись вырубить наши системы наведения своими пистолетиками. И ты, видимо, хорошенько прицелилась в объектив камеры спутника?

Умник рассмеялся.

— Ха-ха! Мы как раз тогда и поставили в эти объективы зеркала. Луч из твоего пистолета отскочил и попал тебе в глаз, да? Из твоего же пистолета? Как всё, нахрен, просто в этой жизни! А из армии ты ушла потому что ваш глава партии плевал на ваши заслуги и отстроил потом себе целый отсек корабля из чистого золота? Господи, да всё так и есть! Вот поэтому меня зовут Умником!

— Всё сказал? Может теперь заткнёшься? — сказал Быковский.

— Ладно, прости, Нгуен. Ведь так тебя зовут? Я тоже был там. Знаю, как там было хреново, среди этих сраных астероидов. Смотреть как начинают разматываться в невесомости кишки из пробитого живота парня, с которым ты пробыл всё время в учебке... Это хуже всего. Меня только вот это дерьмо с Ганимеда удерживает от того, чтобы башку себе прострелить. Постоянно нюхаю. Скоро, наверное, нос гнить начнёт. Дыры между ноздрями появятся, буду шмыгать и насвистывать песенку Микки-Мауса...

* * *

Полицейский участок оказался переполнен.

— За что его взяли? — спросил старый начальник в мокрой от пота рубашке.

— Нападение на полицейского, вымогательство, хулиганство, торговля и распространение наркотиков — сказал Быковский.

Он вместе с Самболь держал Умника.

— В участке нет мест для него. Только если он не подозреваемый в терроризме — сказал начальник. — У меня уже крыша едет от сегодняшней суматохи. Знаете, могли и не нарываться на драку этой ночью!

— У нас ещё двое парализованных в багажнике, что нам с ними делать? — воскликнул Быковский.

— Да хоть убейте их прямо в переулке — сказал начальник.

— Вот так прямо расстрелять? Вы даёте нам законное право? — заинтересовался Быковский.

— Конечно нет. Но если хочешь, можешь взять свой припрятанный под курткой огнестрел, поставить их на колени за углом и прострелить им затылки. На твоей совести, конечно, но так ты от них можешь избавиться сегодня. Или можешь повести их к себе домой и выпить с ними пива. Врубаешься, Быковский?

— Да, сэр.

Начальник исчез среди суматохи в фойе.

— Похоже здесь мне не рады — сказал Умник.

Самболь скрутила ему руку и повела к чёрному ходу.

— Всади ему пулю за меня, Нгуен! — крикнул ей вслед Быковский.

Оказавшись на улице, Самболь оттолкнула Умника от себя. Тот заулыбался.

— Что, Марсу уже совсем кранты? Будете без суда всех расстреливать? О, детка, да это настоящая диктатура!

— Вали обратно в свою дыру — сказала Самболь.

Умник отряхнул плечи своего пальто и залез в карман. Самболь схватилась за пистолет в кобуре. Умник вытащил из кармана патрон и кинул его ей. Самболь поймала его.

— Тебе пригодится — сказал Умник и скрылся в тёмном переулке.

* * *

Патрон для стрельбы в вакууме из винтовки «Армалайт». Корпус космической пехоты США. Шероховатая гильза из специального сплава: чтобы не свариться с патронником после выстрела и не застрять там же, раздувшись от температуры.

Самболь лежала на кровати рядом с Трейси и рассматривала патрон в своей руке.

— Что это у тебя? Новая игрушка? — прижалась Трейси.

Самболь отвернула пулю и высыпала на её острие совсем немного розоватого порошка из гильзы.

— Ничего себе! Ну ты даёшь! — Трейси вытаращила глаза от удивления. — Я думала такие вещи не для тебя.

— А ты пробовала?

— Пару раз в колледже... один раз в прошлом Новом году. Подсунули на вечеринке.

— Хочешь?

Трейси поднялась на колени и настороженно посмотрела.

— Только если ты тоже.

Самболь поднесла к её носу пулю чтобы она вдохнула порошок с кончика. Сначала левой ноздрёй, потом правой.

— О мой Бог, неужели мы это делаем с тобой? Мы совсем свихнулись — Трейси схватилась за нос и плюхнулась спиной на кровать.

Самболь отсыпала и себе, и тоже втянула.

Она уставилась в потолок и протянула руку сержанту Сампхану, которого разрезало на части лазерными лучами. Его скафандр раздулся, раздулись и выступающие наружу внутренние органы. Сверкающие на Солнце ровные шарики крови начали заполнять всё вокруг как конфетти. Шарики стукались о шлем скафандра Самболь, кровь растеклась и прилипла к стеклу. Самболь протерла стекло рукой в массивной перчатке и увидела Юпитер: очень красивый, живой и быстро меняющийся, похожий на тающий пломбир в стаканчике с бегущими струйками жидкой карамели.

Самболь почувствовала запах свежих, только что вымытых с шампунем женских волос. Она повернула голову к лежащей рядом Трейси и запустила пальцы в её волосы, подняла их и увидела на шее очень небрежную выведенную татуировку из букв: E R I N N E R U N G.

— А что это у тебя написано? — спросила Самболь.

— Я ведь уже сто раз тебе говорила. «Воспоминание». Увлекалась раньше всякой белибердой вроде «энергии космоса». Остались с тех пор эти кривые дурацкие буквы на шее...

— Они не дурацкие.

— Ты так думаешь?

— Да.

— Почему же?

— В этом есть смысл.

— Ты что, всё ещё под кайфом?

— Ведь мы... знаем только кем мы были, но не знаем кто мы сейчас. Всё что у нас есть это воспоминания. Ты врубаешься, Трейси?

— Ой, кого‑то из нас понесло... Будешь пиво?

 

Забота о близких

Самболь понравилось работать в патруле за городом. Посреди бесплодной красной пустыни, освещённой рассветным солнцем, она чувствовала себя свободной от всех проблем. Они остались где‑то там, в Брэдбери и на голых камнях в поясе астероидов. А она была здесь, совершенно одна и разъезжала по песку на полицейском марсоходе Форда модели «Вомбат», в просторной закрытой кабине. Изредка рация вылавливала из атмосферы обрывки переговоров частных извозчиков, горных рабочих и других патрульных машин поблизости.

Марсоход свернул с дороги и осторожно, но быстро, начал переступал через камни своими полыми резиновыми колёсами. Машина направлялась к пыльному следу, протянувшемуся на много километров по долине.

Огромный комбайн гудел и пыхтел, как маленький завод на гусеницах, и неторопливо двигался вперёд. Он поедал лежащие на его пути камни, загребая их механическими клешнями, и заодно подымая в воздух тучи пыли и песка.

Ведя марсоход, Самболь поравнялась с комбайном. Посмотрела одним глазом на карту в приборной доске — комбайн двигался ровно по маршруту, внутри очерченного для него поля. Счётчик Гейгера в машине стал потрескивать, и Самболь свернула с пути комбайна. Он собирал метеориты, которыми усыпана вся планета. Многие из них радиоактивны. Такие комбайны управляются компьютером, без помощи человека.

Самболь остановилась у обрыва и выключила двигатель. Она специально выбрала это место. Бездонная пропасть, как один из тех марсианских колодцев в рассказах Дерека Хартфильда. А на противоположной стороне — редкие дома человеческого города, скучковавшиеся как грибы на гнилом пне. Самболь откинулась на спинку кресла, сняла сапоги и закинула ноги на приборную панель. Её больной глаз, как и здоровый, различил сквозь повязку приятное утреннее солнце на небе. Самболь сняла повязку — всё равно здесь некого напугать своим лицом. Даже саму себя, в зеркале заднего вида. Сейчас она свыклась с собой.

Радиостанция по нажатию кнопки настроилась на первую попавшуюся в воздухе волну.

— …..и с вами в прямом эфире снова я, Дуайт Оганесян, напоминаю вам что вы слушаете сейчас Маринер ФМ. Следующей в нашем списке должна быть песня «Если б ты была здесь» в исполнении Патрисии Шарман. Две недели назад Патрисия погибла во время взрыва в ресторане «Аэлита». Она была хорошим другом и очень красивой женщиной, подарила нам столько замечательных песен. Я знал её лично и бывал на многих её выступлениях. Мне, как и всему коллективу нашей радиостанции, и, я думаю, всем нашим слушателям, будет очень её не хватать. Итак, Патрисия Шарман, «Если б ты была здесь» ...

Самболь раскрыла бумажный свёрток и вытащила сандвич c холодным яичным салатом. Разжёвывая мягкий белый хлеб, она вспоминала вечер получения значков в зале городской мэрии. В парадной полицейской форме Самболь тогда зашла в женский туалет и застала у раковины перед зеркалом женщину — рыжеволосую канадку с широкими скулами. Та шмыгнула носом и облизнула свой тонкий мизинец.

— Что? — сказала она, переглянувшись с Самболь.

Женщина защёлкнула замок сумочки и вышла, шурша блестящим платьем по кафелю на полу. Самболь заметила родимое пятно на её левой лопатке, потому что спина была открыта.

Пела она в тот вечер неплохо. Казалось, что вот-вот съест микрофон на сцене.

Скомканная бумага из‑под сандвича развернулась, и Самболь увидела на обратной стороне рукописный текст.

«Ну что ж, моя молчаливая подруга. Раз не слушаешь, то надеюсь хотя бы прочтёшь это письмо. Серьёзно, тебе стоит заглянуть туда. В Брэдбери есть центр консультаций. Всего лишь консультация, Самболь! Это бесплатно, и не больно! После неё уже решишь: стоит лететь на Землю делать операцию, или нет. Неизвестно чем это обернётся в будущем, может у тебя уже развивается какая‑то болезнь. К тому же, тебе всё время больно, ведь так? Хватит носить эту дурацкую повязку! Напоминаешь какого‑то пирата из детской книжки. Нет, я ни в коем случае не настаиваю, решение целиком за тобой. Но ты вредишь не только себе, но и мне. Отношения между людьми — это игра в двое ворот, а не в одно, ты же помнишь? Если тебя беспокоят деньги на эту операцию — у меня есть кое-какие сбережения. И скоро меня возьмут на полную ставку. Кстати, приятного аппетита! Пока будешь перекусывать обдумай всё это, хорошо? ♥ Трейси Вернер Пауль Йен»

* * *

На горизонте что‑то блеснуло. Самболь решила, что это блики стёкол кабины очередного марсохода, и направилась на своей машине туда. Марсоход двигался очень быстро, и судя по карте направлялся к запрещённой зоне. Самболь ехала ему навстречу.

Полицейская сирена не заставила марсоход остановиться, и он пролетел мимо, борт о борт. Самболь сделала крутой разворот, подняв вокруг себя пыль с песком.

— Гражданский марсоход на большой скорости направляется к складу взрывчатки компании «Урал-Бергверке», квадрат сорок восемь четырнадцать, северная долина Маринер. Начинаю преследование, — сказала она в радиоэфире, и услышала в ответ только скрежет помех.

Марсоход остановился за несколько сот метров от ворот складского комплекса. Из кабины со свистом вылетел реактивный снаряд и разорвался с громким хлопком перед самыми воротами. Когда дым рассеялся можно было видеть, что двери ворот сильно погнулись от взрыва. Из марсохода полетел ещё один снаряд, и на этот раз ворота вышибло внутрь комплекса.

— Они стреляют в ворота, вы слышите? Приём! — говорила Самболь в рацию, и снова не услышала ответа.

Марсоход влетел за бетонные стены к складу. Самболь увидела, что на комплекс надвигается буря. Которая, возможно, и подняла в воздух радиоактивную пыль с метеоритных полей, отчего стала невозможной радиосвязь.

Самболь примчалась к марсоходу, но тот уже стоял брошенный, с раскрытыми дверьми. Рядом с ним был ещё один, с символикой Организации Объединённых Планет и Астероидов. Толстая стальная дверь приземистого здания склада начала закрываться и Самболь ринулась туда. Пока она бежала со всех ног, свистящий порыв ветра принёс пыль с песком, забивая ими нос, рот и здоровый глаз.

На складе раздались выстрелы и громкие возгласы. Самболь спряталась между ящиками. Стальная дверь с грохотом закрылась.

По всему потолку зажглись люминесцентные лампы, и Самболь пропиталась ненавистью ко всему произошедшему в эту секунду. Зачем надо было соваться сюда? Снова захотела строить из себя героя войны? Нужно было разворачивать марсоход и ехать как можно дальше отсюда. Пусть перебьют здесь друг друга, ей нет до этого дела. И что теперь? Те слабые и нерешительные слова от Трейси, которыми она надеялась образумить Самболь, сделать так, чтобы она не отдавала больше себя на съедение своим воспоминаниям о гнусных вещах из прошлого. Те неровные строчки на обёрточной бумаге из‑под сандвича — это последнее, что она прочтёт от неё перед тем как сдохнет здесь? Вот так номер! И за что же здесь умирать? Скажите кто‑нибудь на милость!

А эти трое? Чёртовы любители, расхаживают тут с огнестрелом, держат стволы в одной руке дулом кверху. Будто позируют для фотографий в выпусках «Марс сегодня» с заголовками «Самые разыскиваемые преступники в Галактике». Та ещё слава! Пусть стреляют тут сколько влезет и взлетят наконец на воздух со всем взрывчатым дерьмом что тут есть. И заложники, которых они здесь взяли, пусть тоже летят ко всем чертям. Пусть все они сдохнут, но только не вместе со мной, и не сейчас — думала Самболь.

— На колени, резко! Руки за голову! — скомандовал смуглый мужчина в потной рубахе, на которую налип песок. Он разложил металлический приклад своего дробовика и дослал патрон.

Несколько гражданских в чистых, полуофициальных одеждах, сели в ряд на колени. У каждого на шее висела личная карточка. Перед ними лежал охранник склада, истекающий кровью. Его рука застыла, прикрывая рану в груди.

Сквозь щель между ящиками Самболь рассматривала вооружённую женщину с заплетёнными в хвост светлыми волосами. Чёрт возьми, держит на руках эту винтовку как своего ребёнка — думала Самболь. Загорелое лицо и первые морщины получила, наверное, работая в скафандре на горных разработках. Даже немного жаль эти её усталые глаза. Она, в общем‑то, ничего. Распахнутая рубаха с майкой под ней, заправила её в джинсы и затянула ремень на самой талии. Этакая знойная наездница. Стоит и переминается с ноги на ногу.

Рядом расхаживал третий. Парень в комбинезоне компании «Урал-Бергверке», видимо работал здесь. Он беспокойно озирался по сторонам и то и дело направлял пистолет-пулемёт с огромным глушителем в тёмные углы.

— Почему эти люди здесь? — сказал этот парень. — Ты не говорил, что мы будем брать заложников!

— Успокойся! Идите поищите её. А я сейчас всё у них узнаю, — ответил тот, что с дробовиком, и опустился на корточки перед одним из пленников. — Кто вы?

— Наблюдатели, — ответил заложник.

— Организация объединённых планет и астероидов, — прочитал он по его личной карточке на шее. — Что толку от вас? Даже милитаризацию космоса не смогли в своё время остановить... Так где она?

— Кто?

Тяжёлая пощёчина.

— Бомба. Ядерное устройство, для взрывных работ в горе Олимп.

— Должна быть здесь... мы и приехали чтобы это проверить.

— Кажется я нашёл её! — крикнул парень в комбинезоне.

Самболь стала красться к нему, прячась между рядами ящиков.

Её схватили сзади. Одна мужская рука закрыла ей рот, вторая вытащила из её кобуры лазерный револьвер.

— Офицер Нгуен? Опять? — прошептал под самым ухом Умник, и отпустил Самболь.

— Ты теперь в наёмники подался? Отдай мой револьвер!

Умник послушался. Он был одет в то же самое полиэстровое пальто.

— Нет, просто оказался здесь не в то время. Я приехал сюда за товаром, а тут...

— Ты хранишь своё дерьмо здесь?

— Самое надёжное место на Марсе. Я знаю здешнего охранника.

— Это он лежит сейчас в луже собственной крови?

— Да-а... А ты? Ты здесь чтобы устроить геройскую вылазку как в старых фильмах?

Умник изобразил стрельбу с двух рук из пистолетов.

— Нет. Надеюсь скоро сюда прибудет группа захвата, или что‑то вроде того.

— Ну что, Нгуен, как тебе та моя розовая дрянь на вкус? А?

— Заткнись, а то они нас услышат!

Умник расхохотался.

— Здесь ещё двое! — крикнула женщина, направляя винтовку в Самболь и Умника. — Выходите и садитесь на колени у остальных!

— Что там с бомбой? — закричал мужчина с дробовиком.

— Я... я нашёл контейнер, но в нём пусто! — доложил парень в комбинезоне.

— Что значит пусто? — он приставил дуло дробовика к щеке наблюдателя. — Что за хрень тут творится? Отвечай!

— В путевой ведомости написано, что она должна быть сегодня здесь. Если её нет, то... то это вопиющее нарушение! Пожалуйста, уберите оружие от моего лица, успокойтесь!

— Я же говорил тебе, что корпорации и земное правительство самые большие воры во Вселенной! — подошёл парень с комбинезоном. — Бомбу уже украли, а потом она шарахнет где‑нибудь в шахте неугодной им компании, или в городе, когда начнутся беспорядки. И всё свалят на нас! А может нас продали свои? В этом долбаном мире могло случиться всё что угодно! Мы с самого начала были обречены, чёрт, в это время мы должны были свалить отсюда, а ты взял этих сраных заложников!

Он уже было вдохнул чтобы сказать что‑то ещё, но получил выстрел дробью прямо в грудь.

— Твою мать, что ты наделал? — заорала женщина с винтовкой. — Он же спас тебе жизнь на Фобосе!

— Заткнись! Я не могу соображать, когда кто‑то ноет у меня под ухом! — он дослал новый патрон в патронник. — Кого ты сюда ещё привела?

— Слушайте, мне глубоко насрать чем вы тут все занимаетесь, просто дайте мне взять моё дерьмо и свалить. Я никому о вас ничего не расскажу, хорошо? — сказал Умник, стоя на коленях.

— Наблюдатели из Организации объединённых планет и астероидов, офицер полиции Марса и наркоторговец — сказал мужчина с дробовиком. — Все, кто грабит планеты и астероиды, и делает из людей ослов!

Снаружи забурчал приближающийся вертолёт. Женщина с винтовкой огляделась и взяла оружие на изготовку. Мужчина не обратил внимания и приставил дробовик ко лбу Умника.

— Вот ты, как ты оправдаешь своё существование? Почему я не должен прямо сейчас размозжить тебе башку? Твоё дерьмо отравляет людям мозги!

— Моё «дерьмо»? Да что ты понимаешь! Это не просто розовый порошок с Ганимеда. Шахтёрам хочется забыться после тяжёлого дня, получить хоть немного счастья в этой сраной красной пустыне. И я даю им его! А ты? Что даёшь им ты? У тебя и таких как ты в кармане одни только пустые громкие речи о справедливости! Ты продаёшь людям голубое небо над головой!

— Бросайте оружие! Вы окружены! — разнеслось эхом по потолку из громкоговорителя.

— Нам надо бежать! — крикнула женщина.

— А как насчёт тебя, офицер? — мужчина наставил дробовик на Самболь.

— Лучше давай о тебе, мудак — сказала она, глядя снизу-вверх. — Зачем тебе бомба? Хочешь взорвать перевалочную станцию Беляев, отрезать Землю от Марса и устроить тут переворот? И кто будет здесь править, ты и твои дружки? Ты, наверное, и в школе не мог команду футбольную организовать так, чтобы забить хотя бы один гол. Ненавижу дилетантов, фанатиков и идеалистов вроде тебя, ненавижу всем что у меня внутри!

— Сдавайтесь прямо сейчас, или мы откроем огонь! — настаивал громкоговоритель.

Мужчина поднялся, отошёл от Самболь и отвернулся, поникнув головой и опустив оружие.

— Ты сказал «да что я понимаю», — говорил он. — Знаете, что они с нами сделали, когда мы устроили забастовку в шахте на Ио? Слышали про тюрьму на орбите Юпитера?

Несколько выстрелов пробили грудь и шею женщины с винтовкой. Мужчина выронил сигарету изо рта, которую пытался закурить, и вскинул дробовик, намотав его ремень на руку. Наблюдатели и Умник прижались к полу.

Самболь вытащила револьвер из кобуры и нажала на крючок, прицелившись в глаза мужчине. Бесшумно сверкнула вспышка и тот повалился, закрыв ладонями лицо.

Стальная дверь склада с дребезгом начала отъезжать в сторону. Вбежали бойцы спецотряда полиции.

Ослеплённый мужчина щупал ладонями пол и ползком перебирался к раненой женщине.

— Где ты? Детка, я ничего не вижу — бормотал он. — Слышу, как ты ужасно хрипишь. Наверное, кровь заполняет твою гортань. Где ты, милая, сейчас я найду тебя, всё будет хорошо... Знаешь, в той тюрьме на Юпитере, меня однажды посадили в карцер, в стеклянной купол, где ты жаришься на Солнце и никак не можешь от него спрятаться. Я закрывал лицо ладонями, думал о тебе, и потому выдержал всё... Дай мне только обнять тебя напоследок...

Когда он дополз до тела своей любимой, к нему подошёл боец и прострелил ему голову из пистолета.

— Зачем? — спросила Самболь, поднимаясь на ноги.

— Оказал сопротивление при аресте — ответил боец.

— Меня ждёт такая же участь, офицер Нгуен? — спросил Умник.

— Может быть. Но не сегодня, я слишком устала. Ты не растерял своё дерьмо?

— Всегда к вашим услугам, офицер — улыбнулся Умник.

* * *

— Сегодня полиция Марса обнародовала имена троих террористов, совершивших нападение на склад взрывчатых веществ горнодобывающей компании «Урал-Бергверке». Ибрагим Коулман, тридцать девять лет. В прошлом шахтёр на спутнике Юпитера Ио. Несколько раз был осуждён за грабежи, разбойные нападения и саботаж горных работ. Надежда Гленн, тридцать два года. Работала на открытом месторождении во впадине Нили. Хуан Лебедев, тридцать пять лет. Инженер-геолог и специалист по взрывным работам той же компании «Урал-Бергверке». Хуан мог знать о поставке...

Трейси выключила телевизор.

— Оставь, включи обратно — сказала Самболь и попыталась отнять пульт.

Они лежали на кровати.

— Хватит на сегодня новостей — сказала Трейси.

— Но они так и не сказали о бомбе. Что её уже там не было.

— Ну и что, правительство всегда врёт в новостях!

— Да, но значит эта бомба может быть и где‑то здесь, и рванёт в любой момент.

— Ничего, ты меня своим телом от взрыва прикроешь!

— Хм-м, и как же я это сделаю? — улыбнулась Самболь. — Может быть, вот так?

— Да, примерно так.

Самболь подняла тонкую прямоугольную подвеску с цепочки на груди Трейси и ткнула её конец в порошок, рассыпанный в фольге из‑под жевательной резинки.

Она снова видела Юпитер. Возможно, он постоянно вспоминался ей потому что его вид по-настоящему впечатлял тогда, на войне в космосе. Только теперь она решила, что поняла и весь смысл того, зачем вокруг него бесконечно крутятся угнетаемые в орбитальных тюрьмах заключённые, и рабочие в глубоких шахтах на спутниках. Все они надеялись, что Юпитер станет наконец новой звездой, более счастливой, чем стареющее Солнце.

— Я схожу на эту консультацию, Трейси — сказала Самболь, уставившись в потолок, и не услышала ответа.

Трейси спала, повернувшись спиной, и почесала своё бедро. Самболь накрыла её одеялом.

 

Марсианские женщины

Агнешка, лёжа в постели, дотянулась рукой до шнура и приоткрыла жалюзи. Наступало утро по единому космическому времени, однако здешнее Солнце, казалось, много дней висело на одном и том же месте в пёстром небосводе. Оно очень медленно ползло к своему зениту — один день здесь занимал почти весь год.

Из центра города вздымался гранёный минарет из белого камня, распускавшийся в вершине как цветок. Выше него был только зеркальный небоскрёб межпланетного банка, затерявшийся в мутных облаках. С вершины минарета транслировался мужской голос, нараспев призывавший людей молиться. Он был записан на плёнку и передавался из динамиков под каменными лепестками, отчего приобретал металлическое звучание.

Надир провёл указательным пальцем по горбинке на носу Агнешки и вскочил с кровати, чтобы пройтись по небольшому коридору и скрыться за дверью ванной комнаты. По пути он включил вентилятор на потолке.

— Ты собираешься уходить? — спросила Агнешка, поёживаясь от ветерка и потирая свои плечи. — А, ты за этим...

В ванной зашипела вода и было слышно, как её струи бьются о стенки душевой кабины. Агнешка приподнялась и стала разглядывать город сквозь жалюзи. Когда Надир обтёрся полотенцем и вернулся, она вдохнула и собралась что‑то сказать, но он жестом попросил её не продолжать. Он натянул чистые брюки и выглаженную белую рубаху из гардероба, сел на колени и начал кланяться углу комнаты, касаясь лбом ковра. Агнешка умилённо улыбалась при виде проступавших лопаток на его спине. Её золотые зубы блестели на свету из окна.

— А куда собралась ты? Что за работа? — спросил он после молитвы, усевшись на ковре.

— Марсиане, отщепенцы. Наивные ребята. Произносят громкие слова, а когда доходит дело до драки они мочатся в штаны.

— Что в этом плохого? — Надир лёг в кровать рядом с Агнешкой.

— В чём?

— В том, чтобы мочиться в штаны от страха? Когда я был Фидаином, в первом бою у меня из члена вылетела трубка и я залил весь свой скафандр.

— Тебе не стыдно об этом говорить?

— Нет. Разве тебе знакомо чувство стыда?

Надир приложился головой к выступающему животу Агнешки. Она почувствовала на коже его колючую бороду, и запустила в неё свои пальцы.

— Оставайся здесь, будешь работать на шейха. Он и так у тебя в долгу — сказал Надир.

— Я не смогу стать твоей женой и молиться на каждый рассвет.

— Займешься чем‑нибудь. У тебя разве нет других увлечений?

— В детстве я хотел играть музыку. Пока Кассам не подарил мне автомат чтобы расстреливать людей у стены. Это было куда веселее.

— Что, правда?

— Да. Я и сейчас думаю, что это было лучшее время в моей жизни. Днём стреляешь, вечером ешь сладости, ночью трахаешься. От конфет у меня тогда сгнили все зубы. Зато Кассам сделал мне новые перед свадьбой. Он был мне и отец, и муж, и любовник. А я была самой послушной из его жён. Он называл меня Младшей Дочерью.

— Так сильно любил тебя, что решил забросить на орбиту вместе с бомбой?

— Я и сама была согласна. Я бы ему и пятки вылизала, если бы он попросил. Не знаю, что тогда случилось, может электроника сломалась в радиационном поясе. Они навели меня как ракету, прицепили к реактивному движку. Когда топливо выгорело я всё летела и летела, пока не ударилась о станцию. Отскочила от неё, как бильярдный шарик. Потом долго болталась, одна. Вокруг одни только звёзды, а внизу голубая Земля. Сначала я подумала, что уже умерла. Ждала что появится Бог, или шайтан. Но никто не пришёл ко мне. Тогда я поняла, что совершенно одинока и никому на самом деле не нужна. Меня подобрал летевший мимо челнок, уж не знаю зачем. Потом я ушла от Фидаинов.

— Когда меня попросили взорвать себя, я сразу сдал бомбу властям. Сдался тебе этот Марс... Хочешь опять угрохать себя за чьи‑то глупые идеи?

— На Земле нет работы, Надир. Заводы летают на орбите и делают всё сами. Компании нанимают людей за гроши и заставляют в ужасных условиях осваивать планеты и астероиды. Новым мирам пора обрести независимость, чтобы самим распоряжаться своими судьбами и богатствами.

— Ты это сама только что придумала?

Агнешка засмеялась, сверкая зубами.

— Прочитала в бюллетене фронта освобождения Марса и Фобоса.

— Ты разве веришь в эту чепуху?

— Может я делаю это ради денег.

— Да ну, зачем тебе деньги. Что, купишь на них себе живое сердце на рынке? Я же говорю, оставайся здесь, со мной.

— Ты такой смешной, когда отвешиваешь поклоны. Я же лопну от смеха, если останусь.

— Я не просто «отвешиваю поклоны», Агнешка. Я твёрдо стою на земле, а ты всё ещё барахтаешься в чёрном космосе. Ты как бешенная собака на улице. Ты дикарка, джахиль.

— Но тебе же нравятся дикарки.

— Ты моя джахиль — Надир снова приложился к её животу.

— Давай поедим, я хочу что‑нибудь съесть перед вылетом.

— Всё что я хочу съесть — прямо передо мной...

Она вспоминала тяжёлые и грубые руки своего настоящего отца, его небритое лицо, которым он прижимался к её щеке, и его дыхание с запахом дешёвых сигарет. Он бросил её с матерью в трущобах Париж-Абада, потому что искал лёгкой жизни. Но он был родным, и проявлял трепетную отеческую любовь, хоть от неё и остались только едва уловимые воспоминания из раннего детства. Кассам в отличие от него, был развязным и нечистым. Он предлагал множество удовольствий, однако кроме них ей всегда хотелось чего‑то большего. Она никогда не понимала, чего именно.

Агнешка увидела убитых людей, с пулевыми ранениями во всех частях тела. Их лица исказились в странных, неестественных гримасах. Они валялись в куче, как тряпичные куклы. Агнешке сдавило голову и нахлынула звенящая боль. Она пыталась произнести какие‑то слова, и вместо них получался лишь набор звуков. Затем рот перестал открываться, будто зубы слиплись от засохшего шоколада и ириса.

Надир ударил её ладонью по щеке. Агнешка от этого стала вертеть головой по подушке, закатив глаза. Надир достал небольшой флакон из её сумки, отсыпал розового порошка на палец и поднёс её к носу Агнешки, схватив её голову другой рукой. Она вдохнула и остановилась. Отдышавшись, Агнешка посмотрела в глаза Надиру, поднялась и начала одеваться.

— За дверью тебя ждут только смерть и шайтан — сказал Надир, присев на кровать.

Агнешка надела туфли, серый плащ и спрятала чёрные волосы под бежевым плактом.

— А вдруг я получу награду за твою голову? — спросил Надир.

— Ты слишком слаб чтобы меня предать. Да и чтобы любить — тоже.

Агнешка спрятала глаза под тёмными очками, взяла сумку и вышла. Спустившись в фойе гостиницы, она закинула несколько монет в торговый автомат и получила банку Мекка-Колы с пачкой рахат-лукума. В такси она раскрыла пачку и набила рот всем что там было, жадно разжёвывая металлическими зубами. Вкус сахара и шипучая кола немного успокоили её.

В зале ожидания космопорта люди молились перед вылетом, также как Надир. Перепрыгивая между их ровными рядами, Агнешка добралась до столика регистрации на рейс.

Космический лайнер компании «Люфтганза» рванул всеми маршевыми двигателями и за пару минут покинул атмосферу Венеры. Достигнув невесомости, Агнешка ослабила свой ремень. К ней подплыла стюардесса, хватаясь за спинки сидений.

— Вас разбудить для следующей молитвы? — спросила она.

— Я не верю в Бога. Люди одиноки, — ответила Агнешка и взяла в рот сигарету. — Дадите прикурить?

— Да, конечно.

Стюардесса подожгла сигарету электрической спиралью.

* * *

Трейси закрыла клапаны кислородных баллонов на пятьдесят третьем за смену скафандре. Она вытерла руки о свой комбинезон, достала из кармана магнитную карточку и провела её по часам рабочего времени у выхода. В раздевалке Трейси открыла свой шкафчик. На дверце был приклеен журнальный разворот с фотографией Патрисии Шарман, которая вскинула голову с довольным выражением лица. Трейси сняла комбинезон и повесила его внутри. Рядом, на скамье, сидела Евдокия — молодая гречанка, натягивавшая на себя длинное лёгкое платье.

— Как твоя Самболь, Трейси? — спросила она.

— Всё также. Но я стараюсь не давить на неё, ей надо решить самой, ты же понимаешь — сказала Трейси.

— Она должна понять, что значит быть настоящей женщиной. Тебе надо объяснить ей.

— Да-да...

— Сядь со мной, я хочу на тебя посмотреть.

Трейси присела так, что скамья была между ногами.

— Подними футболку — попросила Евдокия.

Она увидела проступающие кубики пресса у Трейси и приложила к её животу ладони.

— Ходишь в зал?

— Нет, занимаюсь дома. Не хочу, чтобы было видно живот и всё такое.

Евдокия зацокала.

— Трейси, ты по природе плотная девочка. Если у тебя не будет подкожного жира — образуются спайки. Органы друг к другу прирастут. Они сдавят тебе матку, когда будешь вынашивать ребёнка. И ещё тебе надо дышать животом, чтобы приливала кровь к малому тазу. Не надо быть похожей на мальчика. И волосы ещё отрасти.

Евдокия прижала тыльную сторону ладони ко лбу Трейси и прошептала что‑то непонятное. У Трейси от прикосновения пошли мурашки по коже. Евдокия потёрла ладонь пальцами и подула на неё.

— Что ты сделала? — спросила Трейси.

— Сдула пыль с твоего цветка.

— Слушай, что такая женщина как ты делает здесь, и одна? — Трейси достала пачку сигарет, вытащила одну себе и одну Евдокии.

— Нужны деньги. А мужики тут полное дерьмо. Подкоплю и рвану на Венеру. Оттуда ведь пришли все женщины. Буду валяться там на пляжах целый день, пока какой‑нибудь шейх или эмир не сделает мне предложение.

— Ну удачи тебе.

Они вместе закурили от огня газовой горелки-резака и Трейси вышла, накинув кожаную куртку.

Она шла по городскому парку, засаженному яблонями. Деревья были намного короче земных, а крохотные яблоки никто и не отваживался попробовать.

На лавке сидел Умник в голубом клетчатом пальто и голубой шляпе. Он перелистывал страницы книги на коленях, нарочито слюнявя большой палец. Трейси подсела к нему.

— Привет, Умник. Что читаешь?

— Дерек Хартфильд. «Марсианские колодцы». Не так хорошо, как тот, в честь которого назван этот город, но тоже неплохо.

Умник протянул книгу ей.

— Ты что, даришь её?

— Прочитай. Мне особенно понравилась девятая глава.

Умник встал, поднял шляпу перед Трейси и зашагал прочь. Книга раскрылась в её руках на девятой главе. К странице был прикреплён клейкой лентой пакетик с розовым порошком.

Дома она насыпала на обложку книги прямую линию и вдохнула её носом через подрезанную трубочку для коктейлей.

Трейси захотела пройти к кровати чтобы лечь, и кровати не оказалось на месте. Вокруг была лишь бесконечная череда металлических коридоров, переборок, подтекающих труб и электрических искр.

Она снова бежала по станции Беляев, пытаясь вернуться в свою каюту из школьного класса. За ней шёл мужчина.

— Я всё про таких как ты знаю! — кричал он ей вслед. — По девочкам можно узнать, кем они станут! Ты станешь толстой, жирной, ни один мужик тебя не захочет! Ты никуда от меня не спрячешься!

Трейси бежала по коридорам, и ревела, надеясь раствориться за следующим поворотом.

— Пожалуйста, не говорите так! — умоляла она. — Пожалуйста!

Она свернула ещё раз наугад и оказалась в тупике. Её ноги подкосило, и она прижалась к углу.

— Ты уродина, даже твои мама и папа не хотят тебя искать! — не унимался голос, приближаясь. — Им не нужна такая дочь!

— Я не такая, я не уродина, я не толстая, нет! — плакала Трейси, сжимаясь в комок и желая исчезнуть.

— Ах вот ты где! Уж я‑то тебя подправлю!

Мужчина пришёл и делал ей только больно. Когда она делала что‑то не так, как хотел он — она получала тяжёлые удары по лицу.

Трейси завизжала и свалилась на пол, закрывая лицо руками. Потрогав свои щёки, она не ощутила никакой боли.

— Дурь не должна так работать — сказала Трейси, тяжело вздохнув. И тут же закашляла от пыли на ковролине.

— Плохая из меня хозяйка — снова сказала она самой себе. Ей очень не хотелось подниматься.

Она скользила взглядом по квартире и остановилась на холодильнике, торчавшем из кухни.

— Надо было купить продукты... надо что‑то приготовить — молвила Трейси.

Пришлось встать и пройти в кухню. Трейси оглядела на дверце холодильника календарь месяца Козерога, составленный из круглых магнитов с цифрами на них. Она открыла её. Изнутри на неё смотрели раскрытые консервные банки и пустые бутылки из‑под питательных жидкостей.

За дверью квартиры кто‑то шептался. Потом раздался стук.

— Кто там? — спросила Трейси.

— Клининговая компания. Откройте пожалуйста — сказал мужской голос.

Трейси повернула замок, и в комнату вломились трое мужчин в балаклавах. Один из них толкнул Трейси, так что она ударилась о холодильник и упала, смахнув магнитики календаря.

— Где полицейская, с одним глазом? — спросил её мужчина. — Ты кто, её подруга? Когда она вернётся?

— А что, если я не скажу? — сказала Трейси, подбирая за спиной магнитик с цифрой «три».

— Тогда я тебе башку проломлю. Вставай и сядь в комнате — скомандовал мужчина.

— Ого, да у неё здесь ганимедская дрянь! — другой разглядывал порошок на книге Дерека Хартфильда.

— Мы на задании. Ещё не хватало чтобы ты обдолбался и всё завалил — остановил его третий.

Трейси села в кресло. Двое мужчин уселись на кровати и раскрыли принесённую с собой сумку. Третий встал в проходе на кухню.

— Так, когда она приходит домой, во сколько? — снова спросил Трейси один из них.

— По-всякому. Обычно в это время, — сказала она. — Вы нас убьёте?

— Может — ответил мужчина.

— Может пока приберётесь здесь? Вы ведь клининговая компания.

— Ещё одна такая шутка и я тебе горло перережу. Поняла?

Мужчина достал из сумки сварочные маски, которые сами темнеют при ярком свете, и кинул их в руки остальным.

— Наденете, когда она придёт — сказал он. — Она носит с собой лучевой пистолет. Сожжёт вам глаза, если будете смотреть прямо на него.

— Можно мне пока покурить? — попросила Трейси.

— Кури — сказал мужчина.

Трейси поднялась и подошла к окну.

— Эй-эй, кури здесь — сказал мужчина.

— Пусть курит в окно, я терпеть не могу запах табака — сказал другой.

— А если она подаст сигнал? — сказал первый.

— Я покурю с ней и прослежу — присоединился третий и подошёл к Трейси. — Давай сигарету.

Трейси поделилась с ним и прикурила от его зажигалки. Он также как она опёрся о подоконник, но спрятался за шторой.

— Woran erinnern Sie sich? — спросил он, проводя пальцем по слову ERINNERUNG на шее у Трейси.

— Nichts Besonderes — ответила она.

— Ты из Беляева? — снова спросил он. — С детства ненавидел это место. Бесформенная куча металла в космосе.

— И что с того?

— Ничего особенного — в дырке для рта его балаклавы показалась улыбка. Мужчина бросил сигарету в окно.

Когда он повернул голову, Трейси достала магнитик и выбросила его вместе с сигаретой на улицу.

* * *

В полицейском участке проходило совещание.

— Сегодня вот эти ребята наша самая большая головная боль — говорил комиссар перед экраном, на который проецировалась разнообразная инфографика. — Народный фронт освобождения Марса и Фобоса.

Комиссар показал большим пальцем позади себя. На экране был красный флаг с золотым кругом посередине и небольшим золотым овалом в левом верхнем углу.

— Террористическая организация с сетевой структурой. Ячейки от одного до пяти человек. Каждая ячейка знает лишь о существовании нескольких себе подобных, но не знает всей структуры в целом. И конечно не знает кто из них главный руководитель. Ячейки по большей части самодостаточны и находятся в спящем состоянии — ожидают своего задания. Работают они не только на Марсе и Фобосе, но и на Ганимеде, Европе и Ио. Всего их от трёхсот до тысячи человек. Это мужчины и женщины двадцати-тридцати лет, в основном шахтёры и горные рабочие низкой и средней квалификации. Первые, на кого вы всегда должны обращать внимание — это безработные, которые были уволены из‑за разногласий с начальством или из‑за недовольства условиями труда.

— Извините, комиссар! — вдруг закричал один из полицейский. — Но если хватать каждого, кто назвал своего начальника мудаком, то придётся посадить весь Марс, и начать надо с этого участка!

Его поддержал одобрительный смех со всех сторон. Самболь тоже улыбнулась.

— Особое внимание, — продолжил комиссар — вы должны уделить тем, кто был на взрывных работах и имел доступ к взрывчатке. Вообще, в целом мало кто из них служил в армии или имеет боевой опыт, поэтому скорее всего они попытаются нанимать ветеранов войны и головорезов со всей Вселенной. Есть информация что на Марс может прибыть Агнешка бин Шариф по прозвищу «Младшая дочь». Она работала с Фиданиами когда они взрывали заводы на орбите Земли. Когда её было двенадцать лет, предводитель Фидаинов Кассам женил её...

Самболь задремала и увидела сон. Быковский, сидевший рядом, разбудил её в конце совещания.

— А если бы меня пристрелили? — спросил он. — Ты должна оберегать меня и не смыкать свой глаз!

— Да кому ты нужен, Быковский! Ты уже старый!

— У меня есть дочь на Земле. Правда, бывшая жена рассказывает ей про меня жуткие истории.

— Подвезёшь меня до дома?

— Конечно, Нгуен!

Самболь довольно улыбнулась, сидя в патрульной машине.

— Чего это ты так засияла, Нгуен? — сказал Быковский, выруливая автомобиль между улицами.

— Вспомнила, что приснилось.

— Давай, расскажи.

— Меня маленькую родители часто оставляли у бабушки в деревне не берегу Меконга. Там во всех домах были кошки, но все кошки из тех краёв издавна с короткими хвостами. То ли мутация, то ли в древности им всем хвосты пообрубали. Я нашла как‑то раз котёнка с длинным хвостиком и взяла его домой. Он вырос в кота, рыжего в полоску. И главное, что хвост у него был длиннее чем у всех в округе. Я этим гордилась и постоянно хвасталась. Может, кот из‑за этого решил, что он на особом положении, и поэтому стал часто залезать в кладовку и грызть наши продукты. Ещё он не давал спать бабушке и кусал ей ступни по ночам. Бабушка наконец не выдержала. Она мне сказала, что у кота в хвосте живут злые духи и поэтому он так себя ведёт. Взяла нож и раз — под самый корень. Кот успел только рявкнуть один раз. Потом зашагал, попытался побежать и плюхнулся набок. Захотел прыгнуть на стол — но не рассчитал и промахнулся, опять свалился на пол. Мне очень стало его жалко, я заплакала и всё говорила бабушке: «Как же он будет жить без хвоста, и без злых духов? Как же, как же?».

— Да, Нгуен, без злых духов в хвосте нам с тобой никак!

Быковский остановил автомобиль перед многоквартирным домом. Самболь попрощалась и вышла. Она увидела, как Трейси докурила на окне и бросила какой‑то предмет вместе с сигаретой. Самболь подобрала магнитик для холодильника с цифрой «три».

Трое мужчин надели сварочные маски. Один привёл Трейси к входной двери квартиры и встал рядом. Второй встал на кухне, а третий спрятался за кроватью и направил на входную дверь пистолет.

Самболь достала свой штатный парализующий пистолет и постучала в дверь своей квартиры. Трейси открыла ей и движением глаз показала на мужчину слева от себя. Самболь вошла, размахнулась правой рукой и ударила рукоятью пистолета прямо в стекло сварочной маски, отчего оно разбилось, а мужчина свалился с ног. Трейси отпрыгнула назад и оказалась в объятьях человека на кухне. Самболь выстрелила в того, кто высунулся из‑за кровати и попала.

— Бросай! — крикнул мужчина на кухне, приставив к горлу Трейси кухонный нож.

Самболь прицелилась и попала в руку. Нож выпал и когда Трейси выбралась, Самболь выстрелила мужчине ещё раз в грудь. Он полетел к раковине, ударился о неё и оказался на полу.

Трейси переглянулась с Самболь, встала на ноги и прошла в комнату. Взяла книгу с дорожкой порошка на обложке, и положила её себе на ноги, усевшись на кровати. Она вдохнула всё носом через трубочку.

— И ты хочешь оставаться здесь, жить здесь — простонала Трейси. — Почему ты не хочешь взяться за ум? Уехать, поставить себе сраный глаз и жить нормальной жизнью?

— Прости — сказала Самболь и села рядом.

— Знаешь в чём твоя проблема? — Трейси закрыла ладонью свой правый глаз. — Ты видишь только половину мира! Где живут одни уроды... И это не потому что у тебя только один глаз зрячий! Я хочу жить на другой половине, врубаешься? И хочу, чтобы ты была там же, со мной!

Она заревела. Самболь обняла её.

 

Свет мёртвых звёзд

В «Безымянном» баре (так он и назывался) на выходе из стыковочного узла Агнешка выделялась среди всех остальных: из всего потока безымянных работяг и шахтёров в штанах, клетчатых рубахах и комбинезонах. Одета она была как столичная штучка, прибывшая на роскошный морской круиз. Вот только на красной планете, вокруг которой вертелась станция Беляев, не было ни одного настоящего моря. На Агнешку невольно обращали взгляды.

За барной стойкой она жевала золотыми зубами шоколадные конфеты, запивая газировкой, и украдкой нюхала в обе ноздри ганимедский порошок, надеясь укротить своё волнение и перебить кислый запах пота и отчаяния, исходивший от прохожих.

Рядом к ней подсел молодой человек, тоже выделяющийся из толпы, и заказал стакан виски со льдом. Агнешка взглянула на него из‑за тёмных очков в роговой оправе. На нём был мятый дождевой плащ. Воротник его рубашки был мокрый от пота. Из‑под шляпы-федоры торчали нечёсаные рыжие волосы. Лицо сухое и женственное, очень бледное, как у актёра японского театра. На руках — белые хлопчатобумажные перчатки. Человек, работающий руками, так одеваться не станет. Впрочем, это могло сыграть на руку: они могли сойти за парочку любовников, в случае чего.

Человек поднял стакан виски и пока он пил, его острый кадык ходил вверх и вниз.

— Так это Вас нужно отвезти на Фобос? — спросил он и разгрыз кусочек льда во рту.

— Да, — ответила Агнешка.

Бледный незнакомец положил пару бумажных долларов под пустой стакан.

— Челнок отходит через пятнадцать минут. Посидите здесь минут пять. Наши места будут рядом, — сказал он, завязал ремень на плаще и ушёл.

Бармен поднял стакан и деньги. Под ними лежал билет.

На борту незнакомец появился перед самым вылетом и сел рядом с Агнешкой, как и обещал. Свою шляпу он снял и закинул на место для багажа. В пути они не разговаривали пока в иллюминаторе наконец не появился Фобос: булыжник неправильной формы, избитый метеоритами и освещённый отражённым от Марса светом. Это успокоило Агнешку.

— Почему вы, простите, Вы именно здесь? — спросила она.

— Вокруг Фобоса нельзя запустить искусственный спутник, — спокойно сказал незнакомец. — Всё из‑за его орбиты. Здесь за нами не могут следить со спутников и самолётов, как на Марсе. Ещё внутри много полостей, в которых можно прятаться.

Говорил он, глядя грустными, подведёнными тушью глазами в иллюминатор.

— Вы же знаете, что всех Вас рано или поздно найдут и перебьют, — сказала Агнешка. — Ваш предводитель — большой мечтатель.

Незнакомец улыбнулся, не отрывая взгляда от звёзд за стеклом.

— Так мы его и зовём: «Мечтатель». Он когда‑то работал космическим монтажником на земных станциях. Из‑за аварии его выбросило на орбиту, и он провисел там один несколько дней, медленно приближаясь к радиационному поясу. Тогда, в полном одиночестве, он увидел истину. Позже он подарил нам Мечту. Это намного больше чем такие мелочи как права рабочих, полезные ископаемые или независимость Марса. Всё это лишь попытки приспособиться к миру корпораций, извративших человеческую сущность. Мечта — это намного большее.

Агнешку впечатлило, с каким глубоким одухотворением он это произносил. Ей захотелось расположить его к себе, чтобы выведать побольше. Она положила свою ладонь на его ладонь в белой перчатке, от чего он смущённо поёжился, но руки не убрал.

— А кто же ты? — спросила Агнешка. — Ты тоже мечтатель? Как зовут тебя?

— Моё имя Ален Готье, но оно осталось там, в Новом Пакистане, откуда я родом. За мной же навечно осталась кличка le Samouraï, что значит «служить». Я служил всю свою жизнь разным боссам на разных планетах. Убивал, грабил, вымогал деньги, выбивал долги. Слепо исполнял чужую волю и дурные поступки. Теперь же, я контролирую свою жизнь, и честен с собой. Те качества, которые я развил в служении, помогают мне. И мне нравится эта кличка, ведь я продолжаю служить, но на этот раз добродетелям и самому себе.

— Я понимаю, что это значит, — сказала Агнешка и запустила свои пальцы между его пальцами.

* * *

Розовый порошок с Ганимеда сильно подкосил Трейси.

Самболь несколько раз наведывалась к Умнику, сыпала угрозами устроить «облавы» на него и его барыг если они не перестанут снабжать Трейси в таком большом количестве. Но она сама в конце концов поняла, что борется со следствием, а не с причиной. Самболь и сама постоянно нюхала, однако могла себя контролировать.

Они ходили в кино, на последний фильм с Патрисией Шарман. Она играла женщину-шахтёра на спутнике Юпитера Ио, которая была поражена радиацией в шахте. Из‑за её радиоактивности от неё ушёл муж, её оставили подруги, и сама она в конце концов умерла при невыясненных обстоятельствах в аварии: транспортный челнок «случайно» столкнулся с куском космического мусора. В фильме прозрачно намекали, что это дело рук горнодобывающей компании — руководство не желало, чтобы героиня разболтала о тяжёлых условиях труда на Ио.

Самболь находила историю интересной, тогда как Трейси всё время бегала в туалет «пудрить нос».

— Правда, забавно? — сказала Самболь. — Она умерла, а мы видим её сейчас на экране. Я проезжала мимо того ресторана, когда его...

Когда она повернулась к Трейси, та уже заснула, и проспала так до самого конца фильма.

* * *

Простыня липла к ней, когда она пыталась пошевелиться. Тканевая повязка над левым глазом набухла, впитав в себя пот, стекавший со лба. На внутренней стороне бёдер она ощущала прохладные щёки Трейси и её освежающее дыхание. Трейси натёрла себе губы и дёсны порошком, и Самболь теперь тоже начала чувствовать его действие.

На её живот закапала горячая кровь и холодные слёзы.

— Прости, чёрт побери, — сказала Трейси.

Прикрывая ладонью нос, она поднялась с кровати и убежала в ванную.

— Хотела сделать тебе хорошо, а тут такое, — говорила Трейси оттуда.

Кожа в её носу между ноздрями окончательно отслоилась. Трейси залезла ногтями и вытащила наружу окровавленный хрящ носовой перегородки, бросила его в раковину перед зеркалом.

— Каждый день хочу сделать тебе хорошо. Стараюсь подбирать слова, — сказала она и захныкала. — Боюсь сказать слово лишнее, чтобы снова не увидеть поганое выражение на твоём лице.

Поток крови она заткнула кусочками ваты, вырванных из ватных дисков, и уже произносила слова в нос.

— Сколько раз я тебя просила не надевать эту повязку дома... Иногда мне кажется, что ты не только слепая на один глаз, но и глухая на одно ухо. Слышишь только то, что хочешь услышать, а всё остальное мимо ушей... Я хотя бы признаю, что я облажалась. Да, я скатилась на самое дно. Но я хотя бы говорю это! А ты... Ты всё сидишь, молчишь. Делаешь вид что всё так и должно быть. На Европе, на острове Надежды, есть клиника где лечат всё на свете. Тебе бы поставили новый глаз, а мне, теперь, новый нос. И вывели бы из меня эту дрянь. Конечно, у нас с тобой нет денег. Но разве это повод считать, что всё и так хорошо и прекрасно? Сидеть здесь, в этой дыре с подонками, которые собираются нас с тобой порешить, и считать при этом гроши...

Трейси вытащила кровавую вату. Её нос просел и уже не был так вздёрнут, как раньше. Она приложила хрящ перегородки по линии носа, сверяясь с отражением в зеркале.

— Прости, накипело у меня, — сказала она, уставившись в зеркало. — Забудь это всё. Ведь я теперь такая же уродина, как и ты.

Самболь села на кровати, подогнув ноги под себя, закурила. Затянувшись, она сняла мокрую повязку и бросила её на пол. Левый глаз хоть и не видел, но был очень чувствителен к яркому свету. От света лампы на потолке больно забрезжило в нервах. Самболь терпела это и курила.

Она молча вспоминала время, когда видела двумя глазами.

* * *

Когда‑то Самболь видела двумя глазами.

— Сначала Дьенбьенфу, затем Сайгон, а теперь — пояс астероидов! — гордо произносил речь адмирал Нгуен Кхак Лонг, капитан единственного военного корабля Вьетнама «Хошимин». Второй корабль «Ханой» заложили на лунных верфях, но не успели достроить к началу войны.

— Как и тогда, американцы превосходят нас во всём, — продолжал он. — У них больше людей, больше оружия, больше кораблей. Но они так и остались жадными лентяями. Когда нашему космонавту для победы нужны всего лишь один тюбик жидкого риса, один кубометр кислорода и один патрон, американскому астронавту нужны журнал с голыми пышногрудыми девками, гамбургер, бутылка «Кока-Колы», рулон туалетной бумаги и две смены белья — это им понадобится после первого боя и чтения журнала...

Ровный строй людей в форме перед трибуной дружно захохотал.

— …..список можно продолжать бесконечно, — говорил адмирал. — Нам чтобы победить вся эта ерунда не нужна! У нас уже есть всё необходимое. Наша выносливость, наше трудолюбие, наша хитрость и наша воля. Американский президент считает себя хозяйкой Вселенной, но мы пришли сюда хорошенько потеснить её толстую задницу со звёздного неба!

Самболь тоже стояла в том строю и видела, как адмирал сиял. Не только благодаря пламенным речам, но и целой куче украшений и наград, по большей части незаслуженных и ничего не значащих, на своём кителе. Солдаты между собой нарекли его другим именем: Ким Ван, «Золотое Облако». Его вдохновляющие слова всегда блестели словно драгоценность, но на поверку оказывались пустыми. Люди гибли из‑за его ошибок и жадности. Он был падок на деньги и звания. Адмирал приходился зятем секретарю партии.

Рядовой Нгуен Анх Самболь (чьё имя являлось смесью кхмерского и вьетнамского, и означало «выражение лица, светящееся ярким умом») служила в диверсионно-разведывательном отряде «Чёрные Гекконы» 5-го десантного батальона, который базировался на корабле «Хошимин». «Гекконы» носили элитную чёрную форму. Их скафандры были очень лёгкими, с небольшим запасом кислорода, и также были полностью выкрашены в чёрный цвет. Даже стекло шлема могло затемняться, чтобы не отражать свет.

Перед самым началом войны ходили слухи, что «Гекконов» могут отправить на взятие главного объекта тылового обеспечения американцев — корабля «Тарава». Это был настоящий автоматический завод, производящий оружие и снаряжение. Построить его рядом с фронтом оказалась выгоднее, чем прокладывать пути снабжения до ближайших планет.

Самболь отчаянно хотела попасть добровольцем на это задание, и всё свободное время проводила в тренировочном отсеке, где была создана невесомость.

Однажды за этим занятием её застал сержант Нгуен Кван Сампхан. От её яростных кульбитов между препятствиями он по-отечески улыбнулся и засмеялся.

В магнитофон у стены он всунул аудиокассету и нажал кнопку воспроизведения. Заиграл один из вальсов Штрауса.

— Ты же не на летней олимпиаде, в самом деле! — сказал сержант, оттолкнувшись от стены в направлении Самболь.

Самболь уже было оттолкнулась от препятствия и подплывала к следующему. Услышав сержанта, по привычке она быстро выхватила пистолет из кобуры на поясе и развернулась, прицелившись. Сампхан долетел до неё, упёрся грудью в дуло пистолета и схватил Самболь за талию.

— Попалась! — воскликнул он.

— Вы мертвы, товарищ сержант, — сказала Самболь.

— Ничего подобного! И оружие тебе не поможет.

Вместе они упёрлись ногами в следующее препятствие и оттолкнулись от него.

— Я же чувствую, — говорил сержант ей под ухом, — как твои худенькие ножки напрягаются, дрожат. Чем больше ты напрягаешься, тем больше расходуешь кислород. Это космос, Самболь: здесь важна не сила, а плавность и точность движения. Видишь, какой я дядя здоровый? А двигаюсь получше тебя. Ты меня бы запросто обскакала на соревновании по художественной гимнастике, будь мы на Земле. Но здесь — нет. Слышишь музыку, рядовой Нгуен?

Могучими ладонями он держал её за талию и водил за собой по пространству отсека, толкаясь вместе с ней от стен и препятствий. Себе под нос он напевал игравший вальс и шептал ей на ухо «вот так... вот так...» когда она всё делала правильно.

* * *

Самболь докурила свою сигарету и легла набок, обняв ноги и прижав их к груди. Кончиком мизинца она подобрала немножко порошка с тумбочки и вынюхала его.

В её мыслях заиграл один из вальсов Штрауса. Она представляла, как некий мужественный сержант ведёт её и направляет по жизни, обняв могучими руками. Он учил её как справляться с трудностями, быть счастливой и говорил: «Вот так».

* * *

Агнешка постучала ногтем по стеклу аквариума. В мутной воде по другую сторону длинные усатые сомы посмотрели на неё, раскрывая свою молчаливые рты.

— Хотите одного? — тут же спросил торговец Свен. — Прямо из океана на Европе!

— Кому ты заливаешь, mon tabarnac?

Удерживая шляпу длинными пальцами, le Samouraï ударил краем полы в лоб Свену, и вернул её на свою голову.

— Да они выращивают их прямо здесь, в тяжёлой воде из реакторов! Что, не так? Le tabarnac de salaud!

— Пошёл ты, идиот... — сказал Свен прикрывая лоб, хотя тот и не болел. — Tabarnac у него то, tabarnac сё... Иди вымой рот с мылом, паскуда!

Le Samouraï взял Агнешку под руку. Они зашагали вперёд, оставив за собой Свена посреди кусков пенопласта и колотого льда, окружённого противным водяным запахом и сильно озадаченного.

— Я вообще‑то хотела попробовать здешние суши из сюрстрёмминга, — сказала Агнешка.

— Суши из сюрстрёмминга? — спросил le Samouraï. — Ха!

На одной стороне улицы женщины предлагали себя первому встречному, тогда как на другой католический священник читал проповедь и раздавал беднякам по горсти сухого молока.

— Когда король Густав VII сделал Фобос свободным портом, отменил налоги и убрал таможню, сюда сразу съехались все подонки галактики, — сказал le Samouraï. — После восстаний король и свою стражу отсюда увёз. Каждый теперь норовит здесь продать награбленное и обобрать всех по пути на Марс или спутники Юпитера.

— Если Фобос свободен, то от чего собрались освобождать его Вы? — спросила Агнешка.

— Э-хе, это Вы узнаете у Мечтателя, — сказал le Samouraï.

— Дурь‑то тебя, смотри, раззадорила. А в челноке как мумия сидел.

— Поэтому я редко нюхаю. В моём деле нужно быть сосредоточенным.

Город располагался в гигантской полости внутри Фобоса.

— Одни считают, что пришельцы давным-давно добыли здесь всё золото и улетели, — сказал le Samouraï. — Другие считают, что это какой‑нибудь зверь пролетал через Солнечную систему и хорошенько нагадил возле Марса.

— А как думаешь ты?

— Я лично не знаю, как там было на самом деле, но то что мы сейчас в дерьме — я не сомневаюсь.

В ушах у Агнешки стоял ровный гул и дребезжание люминесцентных ламп, тускло освещавших тёмные, узкие улочки между жилыми зданиями — нагромождениями коробчатых комнат друг на друга, которые упирались в самый «потолок» спутника Марса. Духота, сырость, свисающие провода и капли из подтекающих труб, падающие на голову словно небольшой дождь... У Агнешки начинала болеть голова.

— Я смотрю в чёрные окна домов, и представляю что всё это сплошная чёрная дыра, — сказал le Samouraï. — Это место все силы высасывает из людей. Их надежды, мечты. Души, в конце-концов.

— Куда ты меня ведёшь, в конце-концов? — спросил Агнешка и остановилась.

— Мы идём в «Зарядник». На Фобосе кроме лавок дельцов только одно предприятие — пушка «Колумбиада». Воплощение идеи одного древнего писателя-фантаста. Корабли привозят грузы в здешний космопорт, оттуда они загружаются в «снаряды», которые затем поднимаются вверх в «Заряднике» и заряжаются в «Ствол».

Le Samouraï говорил и одновременно складывал пальцы правой руки, выставляя большой и указательный.

— «Ствол» — это электромагнитная катапульта в кратере Стикни на поверхности. Снаряды с грузом разгоняются в катапульте и ими «стреляют» в Юпитер, в его спутники и дальше за пояс астероидов.

В Агнешку он прицелился указательным пальцем, и ткнул им в её лоб пару раз.

— Вращение Фобоса вокруг Марса придаёт снарядам дополнительное ускорение, — тем же указательным пальцем le Samouraï описал круги в воздухе.

— Выйдем на поверхность?

— Да, именно. Наши люди снаружи. Сядем в одну из «болванок», там напялим скафандры.

* * *

Первым делом они стали готовить скафандры к выходу в открытый космос. Поменяли патроны для поглощения углекислого газа, сверили уровень кислорода, проверили заряд в аккумуляторах, замерили протечки и удивились знанию подготовки друг друга.

Покончив с техникой, Агнешка разделась до белья и аккуратно сложила одежду, рассовала её внутрь скафандра в специальные карманы.

— До поверхности будем подниматься ещё час, ты чего? — спросил le Samouraï.

— А где ты прячешь свою le Katana, le Samouraï? — жарко задышала Агнешка ему в правое ухо, подойдя вплотную.

— Вот, значит, как? Если уж так неймётся, то сделаем по-моему.

— Что значит «по-твоему»?

— …..снимай всё остальное и давай мне.

Агнешка протянула ему свои трусы, майку и чулки с обеих ног.

— …..сигареты у тебя есть? — спросил le Samouraï.

Зубами он вытянул одну из вежливо предоставленной пачки «Halāl-Harām Tobacco». Агнешка дала ему подкурить.

Пропустив дым в свои лёгкие, le Samouraï погрузился в себя, сидя на ящике с запасными патронами для вентиляции скафандров, и насладился теплом чужого тела c чужой одежды на своей коже. Его влечение к Агнешке заметно увеличивалось.

— Садись ко мне, — попросил он.

— Мне что теперь, твой плащ надеть?

Агнешка села на него, лицом к лицу.

— Да, и мою шляпу конечно, — он улыбнулся, накинув ей на голову свою федору. — Тебе это всё зачем?

— Так можно быстро понять кто ты такой: мягкий ты или жестокий, сильный или слабый. Можно тобой крутить и вертеть, или нет.

— Ну, и что скажешь? «Слабак», наверное?

— Ну, пока ты ведёшь сам. И не просишь на тебя помочиться, например.

— Что, многие просят? Сколько же их было?

— Достаточно.

— Может, и мне стоит попросить?

— Уже не выйдет. Я облегчилась в порту.

— Жаль. А что же до жестокости, или мягкости?

— Меня ты вряд ли сможешь обидеть.

— Почему это? Сейчас достану кастет из кармана плаща, и все зубки золотые вытащу пассатижами.

— Да ну?

— У меня остался знакомый скупщик-ювелир на Луне. Переплавит их мне в кольца, или запонки. Многим хорошим людям было нечем отдавать долги, я знаю о чём говорю.

— Я же себе серебряные поставлю потом.

— Ладно, хватит этой пустой болтовни...

* * *

С полчаса они брели пешком по серому грунту под чёрными небесами в полнейшей тишине. Агнешка слышала только собственные выдохи и вдохи в скафандре. По радиосвязи они не переговаривались — их могли прослушивать. Можно было только ощутить ногами вибрации от разгона гружёных снарядов в Колумбиаде, чья рельсовая дорога с кольцами обмоток была протянута по склону кратера Стикни.

Le Samouraï вдруг остановился, повернулся к Агнешке и указал пальцем в грунт. Через пару минут со всех сторон вокруг открылись люки, из которых вылезли люди в скафандрах с винтовками Армалайт, прицепленными к поясам. Люди встали в ровное построение и вскинули оружие.

Из их рядов вышел человек с двумя красными флажками в руках и встал перед всеми. В тряпки флажков были продеты проволоки, чтобы они не спадали из‑за отсутствия всякого ветра и атмосферы. Человек стал командовать сигналами семафорной азбуки: размахивая флажками в определённом положении. Все они тоже не пользовались радиосвязью.

Ровный строй космонавтов с красными повязками на рукавах вскинул руки в приветствии: приложив кулак к стеклу шлема, пальцами от себя. Не такой угрожающий жест, как если показать кулак пришедшим людям.

Стёкла их шлемов отражали взошедший Марс, но Агнешка могла догадаться, что за лица скрываются за отражением. То были лица людей, твёрдо убеждённых в том, что в жизни стоит что‑то изменить — но абсолютно не понимающих как это сделать. Они прошли через непонимание своих родных, близких и знакомых, своего начальства, коллег и просто всего мира. Они не нашли себе место в нормальной жизни и оказались здесь, в партизанском лагере на краю Вселенной.

Космонавты прицелились и выстрелили залпом в Марс. Понять, что они действительно выстрелили, можно было только по упавшим гильзам и лёгкой дрожи в земле после залпа.

Как ни старалась Агнешка усмехнуться над наивностью происходящего, её это растрогало. Только что будто бы торжественно почтили память по её душе, надеждам и устремлениям.

Фидаины были невежами. В борьбе с несправедливостью они не придумали ничего лучше, чем пытаться построить древний халифат в галактике — срубая головы и закидывая космическим мусором корабли «неверных». Не понимая, что справедливей во Вселенной от этого не станет никому. Эмиры же на Венере сражались друг с другом лишь за верховенство в правлении Зухарой. Тренировка их наёмников не делала чести.

Здесь же она наконец увидела нечто искреннее и осмысленное, к чему стоило присоединиться. И за что стоило умереть вместе со всеми, если ничего всё‑таки не выйдет.

* * *

В казарме бойцы вели свой скромный, размеренный быт, направленный на поддержание тела, ума, духа, оружия и скафандра в чистоте и рабочем состоянии. Внимание Агнешки привлекли супруги Тимашёвы: Франсуаза и Гектор. Франсуаза осторожно водила опасной бритвой по лицу мужа. Жёсткие волоски хрустели под лезвием.

— Помогает мне сосредоточиться, — сказала она Агнешке. — Боюсь поранить его, и руки перестают дрожать.

— Наш брак зарегистрирован Народным Фронтом! — заявил Гектор, показывая Агнешке кольцо на безымянном пальце правой руки. — А не продажным правительством планет... Мы этим очень гордимся!

Le Samouraï повёл её, ничего не объясняя, в отдельный от всех кабинет, заставленный картами и глобусами звёздного неба. Он кротко сел на колени, опустив голову.

У маленького окна, смотрящего в чёрный космос, стоял седой мужчина и глядел в телескоп-рефрактор. Рядом стояли два рефлектора, тоже направленные в окно.

Мужчина поднял голову от телескопа и взглянул на Агнешку. Будто по его велению, le Samouraï встал на ноги и молча вышел из кабинета.

— Агнешка бин Шариф? — спросил мужчина. — Младшая дочь? Ты приехала учить нас?

— Вроде того, — ответила она.

— Знаешь, Агнешка, многие приезжают сюда, чтобы побороть свой страх, освободиться от него. И ведь как кстати, что эта планета называется «Страх». Но я говорю им, что страх — это ваша неотъемлемая часть. Я говорю им — это ваш друг, который хочет уберечь вас от неприятностей и несчастья. Но, как и всякий живой друг, он может и ошибаться, и из благих намерений завлечь вас туда, откуда собирался вытащить изначально.

Он пристально посмотрел в её глаза.

— Так чего ты боишься, Агнешка? И от чего бежала сюда?

— От... от...

Множество вещей пришло ей на ум из памяти, и её рассудок не смог с ними справиться. Изуродованные тела хоронили её под собой. Среди них были и нерождённые дети её любовника Кассама, убитые ею из ревности пинками по животам других его любовниц. Прохожие, случайно зашедшие в квартал Фидаинов — которым она разрезала глаза штык-ножом только чтобы посмотреть какого цвета жидкость из них выльется (она поспорила с подругами что он «голубой»). Агнешка отчаянно шарила рукой среди тел, надеясь выбраться наверх. Из мира, где с автоматом в руке можно делать всё что угодно, надеялась выбраться куда‑нибудь повыше, где ждёт любовь и забота отца, которого никогда не было.

Она лежала на полу, а в руке, вытянутой вверх, сжимала флакон с розовым порошком. Его тут же выхватил мужчина.

— Что это такое? Ага, костыли для души-инвалида, — сказал он.

Агнешка шипела, корчась на полу, и смогла внятно произнести два слова: «отдай» и «придурок». Руками она пыталась схватить мужчину за ноги, но руки её плохо слушались.

— А ведь нас постоянно упрекают в том, что нам нечего освобождать! — сказал мужчина. — Так работы непочатый край, оказывается!

Мужчина твёрдо взял её голову за макушку, чтобы не дёргалась. На мизинце второй руки он поднёс к её носу порошок. Агнешка судорожно втянула носом, повторяя слово «идиот».

— Приехала нас учить, хотя сама едва умеешь стоять на двух ногах, — съехидничал он.

— Напридумывал каких‑то бредней... привёз кучу людей на смерть... все подохнут... идиот... все! — залаяла Агнешка.

— Посмотри в телескоп, — сказал мужчина. — И скажи, что ты там видишь.

Она быстро посмотрела и стукнула по трубе. Телескоп провертелся со скрипом на штативе.

— Звёзды поганые твои... придурок!

— Звезды эти, скорее всего, давно мертвы. Ты видишь только их свет, который пока ещё доходит до нас. Этих звёзд больше нет, но мы их видим. И отчаявшийся путник всё ещё может найти дорогу по ним.

Агнешка забилась в угол, сыпая бранью и нюхая порошок с дрожащих пальцев.

— А в тебе ещё остался свет, Агнешка? — спросил мужчина.

— Да пошёл ты знаешь куда!

— Огонь ещё есть... значит, будет и свет.

 

Третья ноздря

— Лошади... Что за фыркающие создания, — подумала Самболь.

Трейси вдруг поскакала галопом на своей кобыле и вырвалась далеко вперёд. Механический протез в передней правой ноге лошади жужжал и скрежетал на такой большой скорости. Кепка с надписью I♥MARS слетела с головы Трейси и исчезла в поднявшейся пыли.

— Ты куда? — крикнула Самболь ей вслед.

Их проводник Том остановился. Почесав с хрустом небритое лицо, он лениво потянулся за сигаретами в нагрудный карман, и свистнул сквозь зубы.

Пыль впереди рассеялась. Лошадь Трейси стояла вдалеке как вкопанная. Сама Трейси прижалась всем телом к ней, обняв руками шею животного, вдавив колени в его бока.

— От меня никуда не ускачет, — сказал Том, закурив. — Я её с самых первых лет выходил.

Том и Самболь медленно подходили на своих лошадях к застывшей Трейси.

— Одного эмира на Венере пытались взорвать на его ипподроме, — продолжал он. — Много хороших кобылок побило осколками. Тех, что выжили потом распродали по дешёвке. Пришлось, вот, ногу поставить — а так ничего, резво скакает. То есть, скачет.

— Я уж боялась, что она меня скинет! — воскликнула Трейси.

Свой нос, оставшийся без перегородки, она спрятала под парой тряпичных лент, завязав их на затылке. Не только из‑за пугающего вида, но и чтобы он не забился пылью и песком.

— Не скинет она тебя, хоть что с ней делай, — сказал Том.

Его низенькая арабская кобыла поравнялась с Трейси, и её лошадь поплелась за ней. Том пригнулся и вытянул рука вперёд, указав на светлые пятна на её шее.

— Первая из пяти лошадей Пророка, — сказал он. — Это следы его пальцев. Теперь я для неё Пророк. Я ей жизнь подарил.

Взобравшись вместе на очередной холм по горной тропе, на противоположном склоне они встретили небольшое выжженное поле.

Том остановился и слез с лошади. Он пошёл вперёд, среди почерневших листьев и стеблей, оставляя за собой шлейф сигаретного дыма. Ещё живой, раскрасневшийся бутон одинокого цветка привлёк его внимание. Том присел перед ним. Самболь и Трейси тоже спешились и пошли за ним из любопытства.

Пока они шли к нему, Том оторвал бутон от стебля, ловко пролез пальцами между лепестков и раздавил завязь внутри. Тяжёлые, мутные капли, с налипшими на них семенами начали капать из бутона. Том подставил под них свою сигарету, смачивая её ими. Сигарета не потухла, она продолжила тлеть с новой силой. Том затянулся ей. Оглянувшись, он увидел Трейси и Самболь, и передал сигарету им.

— Попробуйте, самый урожай, — сказал он.

— Это оно и есть? — спросила Трейси, взяв его сигарету.

— Да, это она и есть. Пыль из‑под сапог Пророка! — сказал он, широко улыбнувшись. Его зрачки заметно расширились.

Трейси затянулась. Она закатила глаза и протянула сигарету Самболь.

Когда дым расползался по её легким, Самболь стало холодно в паху и в подмышках, несмотря на жару и пекущее Солнце. Кольца Юпитера закрутились немного быстрее, они будто бы начали подпиливать горизонт как диск циркулярной пилы. Чёрный зрачок в его большом красном глазу нацелился на Самболь. Бури сверху налегли на глаз и образовали для него веко. Самболь показалось что Юпитер прищурился, разглядывая её.

* * *

Тонкая полоса света была прочерчена тенями склонов ущелья. Всадники на своих скакунах то и дело оказывались на ней. Выхватываемые солнечным светом в это мгновение, они получали светящиеся очертания. Светились на Солнце и частицы пыли с песком, поднятые копытами лошадей.

Вся игра в «козлодрание» разворачивалась в основном тени, а не на тонкой полоске света. Агнешке становилось тяжело то и дело присматриваться к тому какой из всадников теперь держит набитую доверху розовым порошком тушу козла.

— Это однократное предложение, Михаил, — обратилась Агнешка к Михаилу, сидевшему слева от неё. — Вступите в борьбу за свободу вместе с нами, иначе...

— Иначе что? — спросил Михаил, не отвлекаясь от игры перед ним.

Мулла Михаил и Агнешка сидели в первом ряду, в самом центре. Справа от Агнешки были le Samouraï и супруги Тимашёвы. На входе в логово Михаила у них забрали оружие, однако они прятали под форменными комбинезонами Народного Фронта складные пистолеты-пулемёты из полимерных сплавов, с керамическими пулями в магазинах. Мулла это знал, но не хотел обыскивать своих гостей с ног до головы.

Слева от Михаила места на стульях пустовали. В рядах за ним наблюдали за игрой его верные муджахиды, а также крестьяне из близлежащих деревень — пришедшие вовсе не из‑за отсутствия других развлечений на Ганимеде, а скорее из страха, смешанного с уважением, перед человеком, который защищал их от собственной жестокости в обмен на их покорность.

— Если я и соглашусь, то не из доброй воли, — сказал Михаил. — Эхо взрывов на Марсе добралось и до моего уха. У вас хорошие подрывники, Агнешка, мне нужны такие люди.

— Для чего же? — спросила Агнешка.

— Думаешь, почему мы сидим здесь, на дне ущелья? Организация Объединённых Планет построила наземную станцию с лучевой пушкой. На орбиту они забросили два спутника Муса-1 и Муса-2: спутники отражают луч и наводят его на мои цветочные поля. Они и на меня могут его навести, если я выберусь на поверхность. Они издеваются надо мной, назвав именем одного из пророков свои порочные устройства, сжигающие мои поля!

Умник в широкополой шляпе появился со своими парнями, и уселся слева от Михаила, по-отечески взглянув на Ангешку исподлобья. Le Samouraï и Тимашёвы тут же потянулись к оружию под одеждой, Умник хохотнул глядя на это.

— А его ты зачем сюда привёл? — огрызнулась Агнешка. — Именно когда мы здесь! Ты специально так подгадал, хочешь давить на меня и торговаться?

— Войны начинаются и заканчиваются. То здесь, то там. Так было веками, — спокойно начал Михаил. — Но можно быть уверенным в том, что «пыль» всегда найдёт свой путь к нуждающемуся, пока есть нужда. Нужда будет всегда.

Михаил указал на Умника.

— Этот человек и есть этот путь, — сказал Михаил. — А ты — это путь в никуда.

Один из всадников перед ними вырвал тушу, и уж было пересёк с ней черту, за которой лежала его победа в игре. Однако туша козла зацепилась ногой за сбрую лошади соперника. Всадник рванул её с такой силой, что туша разорвалась пополам прямо над победной чертой. Он спрыгнул со своей кобылы, опустился на колени и принялся сгребать руками розовый порошок вместе с пылью и песком, проливая на него тяжёлые слёзы и громко хныча. Другие всадники гарцевали вокруг него и хохотали, размахивая нагайками над головой.

— Пока он будет лить свои слёзы, тебе нечего предложить, сестрёнка! — усмехнулся Умник, взглянув через плечо Михаила на Агнешку.

* * *

Блестящие огоньки в низине привлекли их внимание. Солнце заходило за горизонт.

— Чего это там такое светится? — спросила Трейси.

— Старатели наверное, — сказал Том. — Развесили вокруг себя солнечные батареи. Ищут золото, платину, серебро. Только на этой планете ни черта нет, а если б и было — они бы свободно здесь не разгуливали.

— Так а что же держит здешних людей? — спросила Самболь.

Втроём они медленно забирались по очередному склону на своих лошадях.

— Могли бы уже и догадаться. Видели ведь сожжённое поле? — говорил Том. — На этой поганой земле ничего не растёт, кроме этих цветов. Компания Хитачи растопила здесь льды своими электронагревателями. Они создали атмосферу, позвали народ возделывать землю. Но делать почву плодородной для них оказалось невыгодно. Их дочерняя компания, производитель химикалий, тогда разорилась. Закупать втридорога у третьих фирм они попятились, в итоге смотались как ни в чём ни бывало. А мы остались: ведь мы продали всё чтобы добраться сюда.

— Красивые цветы, конечно, — сказала Трейси и указала на свой перевязанный нос. — Только порошок, который из них делают, рушит людям жизнь.

— Да, поэтому чиновники из объединённых планет наседают, требуют выращивать традиционные культуры и разводить скотину, — сказал Том. — Повесили даже свои спутники, которые жгут цветочные поля. Вот только культуры эти не растут, а скотина ломает ноги о камни. Я сам пытался разводить гречиху, рожь, овец с коровами. Ничего не вышло. Впрочем, чего уж греха таить. Даже если бы всё это росло здесь и бегало — выращивать цветы для порошка выгоднее раз в сто или даже тысячу. Как только тут проросла первая луковица эта планета стала наркопланетой.

— Так почему же ты этим не занимаешься? — спросила Самболь.

— Не хочу становиться рабом муджахидов. Я вольный человек. Вожу сам туристов по живописным местам. Вообще, странно, что эту планету находят живописной. Говорят, что Ганимед напоминает людям Оклахому, или Казахстан. Не знаю точно, никогда не был на Земле.

Том привёл их к одинокому глинобитному домику, куда приводил всех своих клиентов. Всем им он рассказывал одну и ту же историю, о том, как построил его своими руками, и так же, как и для них всех он не упомянул для Трейси и Самболь что бывшие владельцы дома покоятся под их ногами, под полом. То была бездетная семья из первой волны прибывших земледельцев. В своё время они отказались растить цветы на своей земле.

Самболь как бывалая наездница привязала свою лошадь — бадахшанского рысака — к коновязи. Её проиграл на игре в козлодрание один из всадников, и муджахиды отдали её Тому за ненадобностью.

Трейси захотела последовать примеру подруги, но Том мягко забрал кожаные поводья из её рук.

— Она никуда не убежит, — сказал он.

— Стой тут, деточка, — шепнул он на ухо кобыле, похлопав ладонью на шее там, где коснулся её Пророк своими перстами.

Лошадь фыркнула, поводив мордой. Механическая нога немного пожужжала, и животное встало как вкопанное, только лишь едва шевеля ноздрями и хлопая большими, пустыми глазами.

В домике Том показал где лежат брикеты прессованного обогащённого угля, сам закинул несколько штук в печку и разжёг её. Открыл холодильный шкаф и продемонстрировал запасы вяленого конины. Залил в бак воду из кожаных фляг на своей лошади. Кровать он заботливо застелил новым бельём, специально привезённом с собой.

Самболь присела на кровати.

— Вот мы и здесь, одни, вдали от всего безумия, как ты этого и хотела, — сказала она, наблюдая за тем как Том за окном верхом на своей кобыле исчезает в горном пейзаже.

Трейси присела рядом с ней и развязала ленту на затылке.

— Как я этого хотела? — спросила она с укоризной во взгляде. — Ты сделала мне одолжение?

Ленту она сняла, обнажив нос без перегородки. Трейси подняла ленту, держа её в кулаке, и отпустила, не отводя глаз от Самболь. Ленточка упала на пол, развеваясь и описывая круги в воздухе.

Самболь потянулась пальцами к повязке над левым глазом.

— Не стоит, — остановила её Трейси. — Не хочу видеть твой поганый мутный глаз, как у больной рыбы. И не лезь ко мне, я хочу спать.

Свою повязку Самболь всё‑таки сняла, и когда Трейси улеглась, отвернувшись от неё, Самболь прижалась к ней и обняла. Рукав рубахи на Трейси она расстегнула и задрала до самых плеч. Губами Самболь прикоснулась к рыжеватым волоскам на её руке. У Трейси от прикосновения защекотало в спине, она дрогнула, но не оттолкнула Самболь. По её сухой, обветренной щеке слеза прочертила борозду в дорожной пыли, налипшей на её кожу.

* * *

Тишину кто‑то распихивал двумя парами ног. Мышцы Самболь дёрнулись в тревоге. Она не успела выхватить пистолет. Ей зажали рот ладонью, на неё навалились всем телом и задышали в раскрытый глаз.

— Может, обоих возьмём? — спросил второй, наставив автомат на лежащую рядом Трейси.

— Нет, нужна только одна, — ответил первый. Самболь он освободил и поднялся. — Одноглазая в хозяйстве никуда не сгодится.

Двое были муджахидами: в шароварах, длинных платьях, с плоскими пакулями на головах.

— Вставайте, курочки! — скомандовал обладатель автоматического оружия.

Трейси и Самболь переглянулись. Они разглядели друг в друге глубокую досаду помимо животного страха за свои жизни.

— А эта с носом разве сгодится? — спросил его товарищ.

— У него обе жены с таким же носом, это нормально, — ответил тот ему.

— Этой я сейчас второй подобью!

Она отшатнулась в сторону, едва не упав с ног.

Больно ей не было поначалу. Спустя лишь секунду жгучая боль начала разъедать ей лицо и кости. Веки стали наливаться, тяжелеть, они оставили для взора тоненькую щель. Сам глаз заплыл кровью из полопавшихся сосудов. Самболь представила ощущения в голове как раздражающее дребезжание пары металлических шариков на дне баллончика с аэрозолем. Ей захотелось за что‑нибудь ухватиться, чтобы не потерять равновесие — но хвататься было не за что, только за ствол автомата, нацеленного на неё и Трейси.

Она устояла на ногах.

— Вяжи руки, — приказал ей один из них. Самболь уже не разбирала кто именно.

В её руки вложили верёвку и толкнули вперёд. Смутно разглядев в багровом тумане белые пальцы Трейси, Самболь вязала наощупь.

— Кончай её! — сказал муджахид.

Сквозь сумрачную муть в голове до Самболь дошёл звук идущего по хорошо смазанному стволу затвора. По всем её мышцам и суставам как разряд тока пронеслось острое желание выжить. В размах своего кулака она вложила всю силу и массу тела.

Попала она в ствольную коробку, прямо во флажок предохранителя — кожа на её пальцах разодралась о него.

Муджахид сильно напряг указательный палец, пытаясь нажать на спусковой крючок в тот момент. От того что весь автомат резко дёрнуло в сторону от удара Самболь, рукоять провернулась в его потных пальцах, но указательный, оставшись на крючке, переломился в фаланге. Дожать крючок чтобы выстрелить муджахид не сумел.

Самболь повалила муджахида на пол, вцепившись ногтями в его горло. Она сдавила коленями его живот. Его кадык она с усилием продавила ладонью в трахею, как выскочившую из горлышка пробку.

Из‑под дула автомата Самболь вынула штык-нож. Взяв его за лезвие у самого острия, она сделала надрезы на распухших веках чтобы выпустить из них кровь. Глаз теперь стал видеть больше. Нащупав дверь, Самболь выбежала из домика.

Засвистели пули. Они били по глиняным стенам, пробили бока рысака и механическую ногу лошади Трейси. Кобыла-рысак обвалилась, как сломанный мост под собственной тяжестью. Её морда задралась над землёй, натянув привязанные к коновязи поводья. Самболь спряталась за её тушей как за укрытием.

Всадник развернулся вдалеке, повесил автомат на ремне через плечо и поскакал дальше с привязанной к седлу Трейси позади себя. Самболь видела её спину на кончике прицельной мушки.

Нога лощади Трейси истекала густой гидравлической жидкостью. Самболь выбила обездвиженный протез прикладом. Лошадь забеспокоилась, но уверенно держалась на трёх ногах. Забираться на неё Самболь всё же не решилась.

Она посмотрела в след далёкому всаднику, и увидела, что кроме светящегося Солнца есть ещё и светящиеся солнечные батареи, отражающие его свет на одном из склонов.

* * *

— Тащи всё живо в машину! — кричала Самболь, устроив ураган в палатке старателя: крушила всё его оборудование.

В его спину она настойчиво тыкала дуло автомата. Худой, осунувшийся мужчина еле поспевал перетаскивать тяжёлые аккумуляторы в четырёхколёсный вездеход.

— Я заряжал их целых два дня, чёрт возьми! — жаловался он. — Всю неделю сплошные облака!

— Мне плевать! Я тебе башку прострелю!

* * *

— Присоединяйтесь к нам, Михаил, — повторила Агнешка. — С вами или без, мы победим и построим свой мир. В нём не будет места для вашего бизнеса, вам всё равно придётся от него отказаться. Лучше сделайте это сейчас и примкните к общему делу.

— Какое у нас с вами общее дело? — спросил Михаил, оглянувшись на неё.

Михаил стоял к ней спиной и смотрел в маленький проём, откуда исходил солнечный свет.

— Вы муджахиды, — сказала Агнешка. — Вы объединились в борьбе за свою веру. Так объединитесь же и с нами.

— Что же такого плохого в порошке из цветов?

— Вы делаете людей его рабами.

— Я делаю людей не рабами порошка, я делаю их рабами Господа!

Михаил повернулся к ней лицом. Агнешка запомнила его глаза, обладавшие будто бы неким тайным знанием, которое он уже давно отчаялся с кем‑нибудь и когда‑нибудь разделить. Ведь всё равно никто не поймёт.

Узоры, шитые золотыми нитями на его парчовом платье, были красивы, однако они изрядно растрепались.

— Знаете, почему цветы так называют: «пыль из‑под сапог Пророка»? — спросил Михаил, и сам продолжил отвечать. — Однажды, сын старейшины в одной деревне занемог. Никто не мог поначалу понять из‑за чего. Но все в конце концов догадались, что причина в его разбитом сердце: он оказался влюблён в девушку из соседнего посёлка. Прознав, что в пещере неподалёку остановился Пророк, старейшина велел послать за ним. Пророк, разумеется, согласился помочь в излечении души молодого человека. Перед входом в его дом, Пророк отряхнул сапоги — стряхивал с них придорожную пыль. Юноше он посоветовал признаться наконец девушке в своих чувствах, и настоял, чтобы он на следующий же день отправился в её посёлок. Пророк покинул их дом. Юноша после разговора с ним крепко заснул и проспал всю ночь — чего не мог сделать из‑за прежнего недуга. Наутро, выходя из дома, он увидел что на входе под дверью выросли прекрасные цветы. Юноша сделал из них букет, и подарил их той девушке. Они поженились, родили шестерых детей и жили душа в душу.

— Красивая история, — сказала Агнешка. — Но как это относится к делу?

— Я понимаю, почему Фидаины отказались от тебя и прицепили к бомбе, — сказал Михаил. — Потому что в тебе нет ничего святого. Ты могла спасти свою душу только став мученицей.

— Поговорим с вами позже, — сказала Агнешка и отправилась в покои для гостей.

* * *

— Ты слышал его, — говорила Агнешка Умнику. — Он безумец!

— Да, это уж точно, сестрёнка, — ответил Умник.

Le Samouraï и Тимашёвы сидели на ковре на дастархане, поджав под себя ноги, и пили чёрный чай. Франсуаза аккуратно наливала чай в пиалу в руке мужа Гектора.

Парни Умника сидели на противоположном дастархане в другой стороне просторной комнаты, и не сводили глаз с них.

— Пойдём на сделку с правительством, — сказала Агнешка. — Затащим сюда радиопередатчик. Что они предложили тебе, Умник?

— Они повесят третий спутник «Муса» и остановятся на этом. Будут для видимости борьбы с наркотиками жечь иногда пару полей, в обмен на это заплачу нужным людям. Под моим началом не будет такого мракобесия и тирании как сейчас. Я буду справедливым королём!

— Когда ты получишь Ганимед, я смогу здесь развернуть свою базу?

— Замётано! Только передатчик придётся тащить ближе к самому верху, чтобы сигнал точно вышел наружу из этой дыры. Это не получится сделать незаметно.

— Я тебя поняла.

Агнешка хлопнула глазами, и le Samouraï с Тимашёвыми отложили чай и вытащили пистолеты-пулемёты. Парни Умника последовали их примеру и достали свои.

* * *

Михаил стоял и продолжал смотреть в источник света за дырой в горной стене.

— Вы правы, мулла, — сказала Агнешка, появившись в зале с автоматом в руках. — Во мне нет ничего святого. Ваша вера оказалась вашей слабостью. А я — сильная.

— Шайтан! — зашипел от злости Михаил.

Агнешка и le Samouraï с Тимашёвыми и парнями Умника пробирались к вершине горного логова расстреливая всех, кто встречался им на пути.

* * *

— У меня всё! — крикнул Гектор Тимашёв. — Передай обойму!

— Держи, дорогой!

Франсуаза выкинула в его сторону магазин из подсумка.

Из‑за угла в пещерном коридоре на неё побежал муджахид со штык-ножом.

Поймав магазин левой рукой, Гектор выхватил правой свой пневматический нож и выстрелил. Лезвие без шума залетело муджахиду в висок.

Le Samouraï приподнял уголок губ и тоже перезарядился.

* * *

Трейси раздевали две женщины в тёмных халатах, окутывающих всё тело с ног до головы, оставивших лишь щель на лице для глаз.

— Ты нас не бойся, мы такие же как ты, — сказала одна из них.

Трейси разглядела, что у них обеих носы без перегородки между ноздрями, как и у неё. Они вытащили их из щели в халате, чтобы показать ей.

— Ты будешь хорошей женой, как мы!

— Мы тебя всему научим.

— Чему ты можешь научить? Прислуживать?

— Женщина должна посвятить себя мужчине и его детям. Я не понимала этого, работая секретаршей в адвокатской конторе...

— Просто ты замухрышка. Меня он выбрал потому что я не такое бревно в спальне как ты!

Трейси уже не разбирала кто из них с кем препирается. Приподняв голову, она увидела, как одна держит маленькую металлическую миску над пламенем из горелки газового баллончика, а вторая набирает в шприц кипящую жидкость со дна миски.

— Через нос всё равно не так, как через кровь, — сказала одна из них. — Ты почувствуешь.

Её ужалили в руку иглой и запустили по вене сомнение, которое разнесло по всему организму дрожащим негодованием. Оно сменилось спокойствием, ведь ей снова вдруг стало двенадцать лет, её укутывали в тёплое и влажное ватное одеяло заботы и внимания, положенных ей по праву как она всегда считала. Снаружи оставался зубастый агрессивный мир, но теперь кроме разъярённого мужчины из отсека на Беляеве ей сулила опасность ещё и Самболь. То, что склеивало их друг с другом превратилось в яд, разъедавший их обеих.

Жены вытащили пистолеты из‑под халатов, услышав выстрелы снаружи их женской половины пещеры. Трейси было наплевать, даже когда пули, выпущенные кем‑то через проём, пробили жёнам лбы. Она только отодвинула свою голову и убрала свои волосы от крови, размочившей её кровать под телом жены, упавшей рядом с ней.

Умник стоял в проёме и заметил как глаза Трейси блеснули, отразив тусклый свет электрических ламп, висевших всюду под потолками. Трейси быстро отвела взгляд, будто бы и не заметила Умника, или, по крайней мере, сделал вид. Умника дёрнул за рукав один из его парней, проносившихся мимо. Умник сам себе улыбнулся и побежал дальше вместе с остальными.

* * *

Самболь катилась на четырёхколёсном вездеходе с открытым верхом, гружёном аккумуляторами для его двигателя. Цепочка из следов копыт на пыльном серпантине то и дело выводила на возвышения, откуда часто была видна одна и та же гора, покрытая чёрными выходами из пещер. Самболь приближалась к ней.

Катясь вниз по склону, Самболь увидела впереди опрокинутую телегу, выпавших из неё пассажиров и пару лошадей, одна из которых безуспешно пыталась подняться на ноги.

Самболь попыталась объехать их на скорости. Правые колёса потеряли сцепление, оказавшись за краем обрыва. Тяжёлые аккумуляторы перевесили правый бок. Вездеход перевернулся и летел вниз.

Самболь упала спиной на мягкую поросль зелёной травы, приютившейся в тени небольшого ущелья. Вездеход разбился о противоположный склон. Аккумуляторы выпали из него, и один впился углом рядом с головой Самболь. Его пластмассовый корпус треснул и из трещин потекла прозрачная серная кислота к её лицу. Самболь подняла от неё голову и поднялась на ноги. Она подобрала автомат, повесила его на ремне за спину и начала забираться по отвесному склону.

Она не глядела вниз и не оглядывалась назад, как и пообещала теперь себе: не оглядываться назад по жизни вообще. Сверху на неё равнодушно продолжал смотреть мрачный циклоп Юпитер. Ему, как и остальной Вселенной, было в общем‑то всё равно: поднимется она наверх или нет, успеет ли спасти Трейси. Самболь поняла, что всё это нужно только лишь ей одной. И что глядящий на неё Юпитер — всего лишь иллюзия. Его «глаз» — это просто буря на его поверхности.

Как только Самболь подумала об этом, зрачок в глазу Юпитера рассосался. Такое происходило один раз в десятки лет.

Её пальцы левой руки соскользнули с выступа. Самболь уцепилась ногтями в каменную стену, они прочертили бороздки под весом её тела. Ноготь выдернуло из безымянного пальца. Молниеносная боль заставила ладонь разжаться. Самболь пролетела вниз пока не взялась обеими руками за ещё один выступ. Ремень за её спиной натянулся и треснул на креплении под дулом. Он облизнул её плечо и отправился за автоматом, который разбился внизу. Звонко разлетелись детали и звякнула возвратная пружина.

— Ну и что, пускай — подумала Самболь. — Так будет только легче. Легче, рядовой, плавнее... Это как олимпиада по гимнастике на Земле...

Так она забралась наверх.

* * *

И так она и прошагала пару километров, забираясь на гору, выставив вперёд лезвие ножа навстречу маленьким человеческим фигурам. Самболь приметила, что они сверкают бликами: видимо, держат в руках оружие или оптику — заключила она. И наплевала на собственное заключение. Не стала искать укрытия и прятаться. Она шла на таран.

Фигуры постепенно принимали знакомые очертания. Самболь узнала среди них Агнешку и Умника.

Только Умник и не наставил на неё оружие при встрече.

— Не надо, господа! — попросил он своих спутников. — Это же мой давний друг!

Её не убили, но и не спускали её с кончика мушек.

— Я думала тебя не зазря называют «Умником»! — громко сказала Самболь. — Похоже, я ошибалась!

— Ты во мне разочарована, Нгуен? — спросил Умник.

— Ты и Народный Фронт... Это же глупо.

— Сейчас это выгодно, сестрёнка. Они предлагают мне целую планету, а ты можешь мне предложить всего‑то две свои ноздри и пару баксов из полицейской зарплаты.

— Так это ты та самая одноглазая на страже закона? — спросила Агнешка. — Ты стабильно пускаешь в расход наших людей. У тебя отлично получается! Я даже уважаю тебя.

Зубы Агнешки заблистали золотом на Солнце в широкой улыбке.

— Я бы и тебя прирезала, прямо здесь, — Самболь оскалила зубы и задрожала от злости. — Но у меня нет, чёрт возьми, грёбаного времени. Я спешу!

Все задёргали затворы на своих автоматах и приготовились стрелять.

— Нет, не стоит, — остановила всех Агнешка. — Было бы нечестно тебя вот так убивать! Мы тоже спешим, как и ты.

— Поторопись, сестрёнка! — сказал Умник. — Скоро спутник сделает из этого места отличное барбекю. Советую скорее добраться до самой верхней пещеры, там ты свою третью ноздрю найдёшь. Она ещё дышит.

* * *

Трейси тяжело дышала, глубоко вдыхала и выдыхала. Она силилась понять, что скрывается в застывшем взгляде мёртвой женщины перед ней. Она знала, что скорее всего — ничего, и это пугало её до тошноты.

Тень скользнула по полу в её комнату. За ней вошла и тёмная фигура с ножом в руке, освещённая со спины светом электрических ламп под потолками. Трейси подобрала ноги и уселась к спинке кровати.

— Что ты стоишь? — сказала она. — Подходи, ведь ты за этим пришла.

Самболь подошла к ней.

Трейси взяла её руку с ножом за запястье, направила нож в её пальцах на себя и упёрла его под свою левую грудь.

— Пора всё это закончить, — сказала Трейси. — Я больше не могу.

Самболь разогнула её пальцы и убрала нож. Ни сказав ни слова, она обняла Трейси, приложив её голову к своему животу. Трейси обняла её в ответ, обхватив за поясницу.

— Надо выбираться, — сказала Самболь.

— Я знаю. Дай мне только одеться.

 

Пластиковый мешок

Евдокия сидела на диване в распахнутом махровом халате. От неё пахло мылом и шампунем. Сырые волосы она зачесала на затылок и за уши. Выдавив немного детского крема из маленького тюбика, она мазала им свои соски.

Трейси сидела рядом в одном белье.

— Недавний рост цен на водород произошёл благодаря ослаблению курса земного валюты и снижению производства на Титане из‑за урагана А. Кларк, — говорил диктор из телевизора перед ними. — Инвесторы и аналитки не могут сойтись во мнении о том, что ждёт межпланетный топливный рынок — избыток предложения или дефицит.

Трейси глядела не на экран, а на обои за телевизором. Узоры на них превращались для неё в лица знакомых когда‑то давно людей.

— Также ходят слухи что ураган был вызван искусственно компанией Тексако, крупнейшим производителем водорода на Титане, чей контрольный пакет акций принадлежит владельцам планеты — шведской королевской семье, — продолжал диктор. — Некоторые источники утверждают, что их заводы намеренно увеличили выбросы дабы изменить давление в атмосфере.

— Где теперь Самболь? — спросила Евдокия.

— Там... — сказала Трейси вздохнув. Она указала на телевизор.

На экране показывали съёмки разрушенных домов на Титане.

— Гоняется за плохими парнями, — добавила Трейси.

— Она сама не такой и хороший человек, — сказала Евдокия. — Она же бросила тебя.

— Я ушла сама. Больше не могу жить в постоянном страхе. Ждать, когда наконец прикончат. «Убей или будешь убит»... Ей это всё нравится, наверное. Я так и не поняла...

— Что ж, она чисто яньская женщина, — заключила Евдокия. — С сильным Кету в гороскопе.

— Тогда моя планета по гороскопу сейчас в фазе полного дерьма...

Евдокия зацокала и недовольно поводила в воздухе указательным пальцем.

— Ох этот телевизор и эти новости, — сказала она и выключила телевизор, нажав на пульт. — Ввели тебя в мир жестокости и безумия!

Трейси устало улыбнулась.

— Но ведь мы и так в нём живём, — сказала она.

Евдокия потянулась к картонной коробке рядом с диваном, доверху набитой одноразовыми шприцами. Их она набирала и приносила домой из центра помощи и реабилитации больных космической лейкемией. Там Евдокия добровольно помогала нуждающимся: мужчинам-космонавтам, обделённых женским вниманием и заботой. Её помощь не ограничивалась только групповой терапией и раздачей бесплатных медикаментов в центре. Она охотно заводила знакомства и приглашала к себе в гости, в расчёте на то что ей тоже помогут. Помогут конкретной суммой в пять сотен долларов за один раз.

Ну а стянуть при случае несколько шприцов из центра — что в этом такого?

— Мы с тобой всего лишь два воплощения одной и той же энергии, — начала Евдокия, доставая шприц из упаковки. — Энергии Вселенной.

Она подняла правую руку вверх, её пальцы делали таинственные движения в воздухе. В левой она держала шприц.

— Сейчас я схвачу энергию Любви из Вселенной, пропущу её через себя, свою руку, свою ладонь и заряжу тебя ею, — говорила Евдокия. — Я чувствую, как тебе её не хватает.

Трейси поняла, к чему идёт дело. Из тумбочки под телевизором она осторожно достала обувную коробку, расклеенную обёрточной бумагой для подарков. Внутри неё стукались друг о друга стеклянные пузырьки с прозрачной жидкостью.

Поставив коробку себе на колени, Трейси открыла крышку и вытащила пузырёк. На нём была наклеена бумажка с надписью «Любовь». Трейси с Евдокией варили розовой порошок на кухне по выходным и закачивали его про запас в пузырьки (их Евдокия тоже приносила из центра помощи). Ради забавы Трейси клеила на них разные надписи: «Гармония», «Счастье», «Спокойствие», «Любовь»...

Евдокия методично продела иглу сквозь крышку пузырька и набрала оттуда жидкость в шприц.

Отложив затем его в сторону, она смочила кусок ваты медицинским спиртом.

— …..и заодно очищу все твои чакры, — сказала Евдокия.

Она ткнула ватой в лоб Трейси, в её шею, между грудей, в живот, в пупок. Трейси унюхала на себе пьянящий запах и стянула трусы до пят.

Евдокия приложила свою ладонь к низу её живота. Трейси почувствовала прохладу её кожи и холод колец на её пальцах, которые двигались всё ниже — туда где Трейси дёргала волосы от частого волнения и беспокойства, не покидавшего её с поездки на Ганимед. Евдокия нащупала там вену и сделала укол в свободное место на ней.

Вынув иглу, она приложила вату со спиртом на место укола.

Трейси не почувствовала Любовь. Она услышала далёкие выстрелы.

* * *

Пули отскакивали от брони автомобилей королевского кортежа. Машины встали на заезде на эстакаду шоссе. По ним вели огонь с многоэтажной парковки впереди.

— Какого чёрта вы там стоите? Убейте их всех! — заливалась криком женщина из рации на груди майора Пауэрса.

Это была сама принцесса Норико, она же герцогиня Титанская.

И она же — пребывавшая в бешенстве.

В бешенство её привёл тот факт что средства, выделенные Организацией Объединённых Планет на ликвидацию последствий урагана А. Кларк, были вероломно растрачены местными чиновниками. Её ненависть была направлена прежде всего на королевского министра по чрезвычайным ситуациям. Будь её воля — она бы приказала вздёрнуть его на стреле автокрана посреди центральной площади. Но её останавливали запрет смертной казни и введенная пять лет назад конституция, по которой каждому полагался справедливый судебный процесс. Норико прилетела на Титан чтобы заседать в качестве имперского обвинителя и направлялась в здание верховного суда.

Однако момент для того чтобы показать заботу монарха о своём подданном народе был утерян: столица Титана Хайнэ-Лайнен, разрушенная ураганом, уже погружалась в беспорядки.

Самболь спокойно стояла и слушала радио-ругань. С усмешкой она взглянула на огромный плакат перед собой, размокший от мороси на доме напротив. Принцесса Норико на нём довольно улыбалась, присела рядом с детьми, чуть приподняв юбку-карандаш. Она трепала детишек за щёки и видимо призывала их следовать за мечтой — как и гласила надпись на плакате: «Следуйте за мечтой». Образ на картинке никак не вязался с призывами убивать по радиосвязи. Это очень забавило Самболь.

Вместе с другими бойцами из «Серых Лосей» она стояла в укрытии под эстакадой. Её сослуживцы держали в руках автоматические дробовики Гаррисона. Они держали их так, как чересчур заботливые мамочки держат здоровых годовалых детей, которые должны бы уже ходить самостоятельно. На цевье они будто пытались нащупать родничок.

Коробчатые магазины дробовиков были заряжены дробью с фосфором, разъедающей внутренности бедолаги при попадании.

Лейтенант Абигейл Мак стояла по левое плечо от Самболь и захотела курить. В это время как раз затихли выстрелы. Из рации командира Пауэрса слышались призывы принцессы расколошматить парковку из крупнокалиберного орудия в турели броневика. Из броневика в радиоэфир мрачно ответили что их орудие заклинило — смазочное масло превратилось в эмульсию от сырости.

На Титане всегда было сыро. Всегда стояла вечная изморось. Местные так и называли свою планету: «Дуггрегн». Самболь начинала досаждать сырость: повязка над её лёвым глазом отсырела и натирала кожу.

Абигейл потянулась за пачкой в один из нагрудных карманов. Двинув рукой, она ощутила на себе давление затянутых ремней разгрузочного жилета. Во рту она всё ещё чувствовала вкус кислого табака сигареты L&M, выкуренной на полицейском корабле «Карабинер», и зелёного чая, выпитого наспех перед десантированием. Закурив, она протерла пластмассовые противоосколочные очки тыльной стороной ладони, от налипших на неё мельчайших капель мороси.

Дым в лёгких приблизил её к безопасности, к её раннему утру, когда Абигейл лежала на полу в комнате под раскрытым настежь окном, отдавая всю себя боли в мышцах после отжиманий и повторений на пресс. Сквозняк и катящиеся вниз капли пота облизывали её кожу, вызывая озноб, приносивший ей странное, судорожное удовольствие. Озноб она часто предпочитала сексу со своим парнем по имени Соммерс, который работал техником в двигательном отсеке «Карабинера» и просил плевать ему в рот в постели. Абигейл не понимала, зачем ему было так необходимо глотать её слюну, но глотал он её охотно и жадно. Впрочем, и она бы не смогла ему рассказать, зачем ей так нужно лежать под раскрытым окном, подвергая себя опасности простудиться — ведь была она с ним только из‑за страха остаться одной.

Абигейл сплюнула после первой затяжки и попала на стальной носок своего ботинка. Стальной — чтобы хорошенько пнуть под зад одуревшее гражданское общество и привести его в чувство. Показать кто хозяин в Солнечной системе.

Полицейский корабль «Карабинер» мог быстро достичь бушующую недовольством планету и запустить спецотряд на подавление общественного беспокойства. Бойцы садились внутрь специальных капсул, которыми выстреливали из электромагнитных пушек корабля. От «Серых Лосей», отряда быстрого реагирования межпланетной полиции, ожидали одно: взять Титан под контроль.

Струйка дождевой воды с эстакады затушила сигарету Абигейл. Она достала ещё одну и начала её поджигать, отойдя в сторону от струи. Ей вдруг пришло в голову, что и Тим тоже живёт с ней скорее из‑за боязни одиночества, а не из чувства искренней любви. Пока эта мысль распускалась в её голове, ей в спину прилетела пуля, пробив печень. Абигейл упала на асфальт. Самболь, стоявшая рядом, подтянула её к себе за лямки жилета. Она давила на рану стерильными салфетками. Абигейл выла и визжала от боли, пока в один момент не замолчала и не перестала думать вообще о чём бы то ни было. Самболь посмотрела на свои руки, вымазанные густой и тёмной кровью из печени. Ей показалось, что она испачкалась в соевом соусе. Только что рядом с ней был человек, а теперь это уже мясная туша из морозильника, которая тает и подтекает при комнатной температуре.

— Соберись, Нгуен! — скомандовал Пауэрс. — Вторая группа не отвечает, похоже их перебили. Придётся идти нам, атаковать в лоб.

— Я видела гранатомёты у броневика на башне, майор — сказала Самболь. — Пусть ставят завесу.

Она присела к Абигейл и вытерла руки о её штанину.

— Эй вы там, в броневике! — крикнул Пауэрс в рацию. — Дым поставить сможете?

В радиоэфире ответили утвердительно.

— Ну хоть какой‑то от них прок... — сказала про себя Самболь, закрывая веки Абигейл.

На эстакаде раздались хлопки от выпущенных дымовых гранат. Двигатели автомобилей дали газу.

— Гвардия отступила из верховного суда вместе со всеми судьями — говорили по радио из штаба. — Они заминировали здание при отходе. Её величество должна проследовать в резиденцию.

Машины кортежа съехали с эстакады задним ходом, развернулись и направились в город. Здание парковки обволакивал дым.

— Вперёд, Лоси! — бодро крикнул Пауэрс. — Забодаем их до смерти!

В темпе они пробежали через густой дым и преодолели несколько этажей парковки.

* * *

Между автомобилями с водородными двигателями они нашли только брошенные пустые подсумки, пустые магазины и гильзы. С решётки заграждения свисали тросы, прицепленные карабинами за прутья. Стрелявшие уже спустились на тросах вниз.

Самболь услышала шипящий звук приближавшейся ракеты. Воздух в один момент разорвался и тряхнул всё до основания.

В Самболь ударился боец и повалил её своим телом на бетонный пол. Она едва сбросила его с себя. Разобрать кто именно это был из сослуживцев она не смогла. Его лицо и кожа были растрёпаны до костей и испещрены мелкими гвоздиками. Самболь подумала что кто‑то очень гнусно поступил, налепив на гранату кучу гвоздей.

Поднявшись на ноги, она увидела подле себя тела остальных. Несколько из них корчились и дёргались. Один умолял чтобы его убили — гвозди торчали из его глаз и щёк.

Кроме Самболь стоял на ногах только Пауэрс и он исполнил желание бедняги, выстрелив ему в голову из пистолета. С двумя другими, ещё живыми бойцами, лежавшими на бетоне, он поступил точно также, не спросив хотят они жить или нет.

Самболь успела заметить, как на улице внизу белокурый мальчик бросил с плеча гранатомёт и побежал сверкая пятками.

* * *

— Тяжело, когда тебя судят, оценивают как товар на рынке, особенно когда ты ещё подросток и не знаешь что такое цинизм и расчёт... — говорила Патрисия Шарман с экрана.

В телевизоре крутили запись ток-шоу, сделанную перед её смертью.

Трейси лежала на диване и внимательно следила за Патрисией. Вглядевшись как следует, она увидела что рука Патрисии дрожала, сотрясая пепел с сигареты, зажатой между пальцами.

— Я, я помню как одна женщина, кастинг-директор, которая позже стала продюсером, остановила меня посреди прослушивания и сказала: «Слушай, девочка, ты недостаточна красива чтобы быть актрисой. Найди себе какое‑нибудь другое занятие».

Её глаза заблестели от слёз в свете софитов.

Глаза Трейси тоже налились жидкостью. Ей казалось что она понимает женщину с телеэкрана и страдает от тех же самых чувств. Ведь это вроде бы так понятно и так по-человечески: быть отринутой, быть непринятой. Отбракованной. Из памяти она тут же накидала себе примеров с подтверждением этому, подтверждением того что и она была задета ровно тем же самым. И ей захотелось большего — убедить себя что и в этот самый момент она достойна жалости из‑за того что близкие, окружающие и всё мироздание так с ней обходятся.

— А я — красива? — спросила Трейси.

Евдокия натирала посуду тряпкой на кухне, мурлыча про себя песню, услышанную по радио и не выходившую у неё из головы всю последнюю неделю. Слова Трейси дошли до неё.

— Ну конечно же да, милая, — отвечала она, как всегда таинственным тоном. — Красота мира в его несовершенстве, в потёртостях и неровностях. В резком запахе пота, в волосах на руках, в сухой коже. Шрамы на твоём теле и на твоей душе делают тебя неповторимой.

— А зачем ты со мной? — спросила Трейси ещё, и Евдокия подлила ещё немного средства от жира в очередную тарелку прежде чем отвечать снова.

— Потому что одной очень тоскливо. Наши матери родили нас на свет и не объяснили что тут кругом одна тоска зелёная, даже здесь, во внешних мирах. Нам остаётся только немного кайфануть и доставить друг другу удовольствие — чтоб хоть немного повеселиться, вот и всё.

— Повеселиться — и всё? А что будет с нами дальше?

— Плевать. Я живу сейчас, а не потом. Вчера я разложила карты, и они сказали что впереди только одна несуразица, а в конце — смерть.

Трейси вдруг до смерти надоели пространные речи Евдокии. Она выключила телевизор, закрыла глаза и сделала вид, что уже спит.

* * *

Они бежали за ним отчаянно и никак не поспевали. Мальчик знал каждый закоулок, а они — нет. Самболь больше всего раздражала надпись на спине футболки мальчика: «Я следую за мечтой».

Он завёл их в часть города, разрушенную ураганом. Здесь улицы всё ещё были заполнены мусором и проржавевшими автомобилями. На дверях покосившихся жилых домов оставались пометки отрядов королевской гвардии: нарисованный краской из баллончика крест в виде буквы Х. В секциях между линиями креста были записаны число мёртвых людей и домашних животных; наличие опасностей — таких как утечка газа или оголённые провода; дата обыска и номер поискового отряда.

Люди продолжали жить в домах. Кто‑то жил там, где число мёртвых было ноль, а кто‑то где их было побольше. Трещины и дыры залили раствором и заложили кирпичами, а падающие стены подпёрли палками и домкратами. Всё равно после эвакуации возвращаться им было больше некуда.

Пауэрс приостановился. Жестами он показал Самболь что мальчик забежал в дом с заднего двора. Пауэрс подбежал ко входной двери, Самболь кивнула ему и обошла дом, встав под окном. Стекла в нём не было, только разорванное полиэтиленовое полотно.

Самболь перелезла в тёмную комнату. В колено ей впилась пара маленьких гвоздей на полу, она недовольно зашипела от боли и вытащила их. Видимо, это была комната мальчика — заключила она. В приглушённом свете из коридора на полу виднелась россыпь гвоздей, блестящие куски клейкой ленты и снаряды для гранатомётов.

Пауэрс ворвался в дом. Он и Самболь прошли на кухню: единственную комнату в которой горел свет.

Две женщины в ночнушках и с распущенными длинными волосами сидели за столом, освещённые пламенем свечи между ними. Одна была старой, другая довольно молодой. Глаза их были закрыты, ладони сложены, а углы губ нервно дёргались. Про себя они молились, чтобы беда миновала их. Но Пауэрс и Самболь не собирались уходить.

В комнате мальчика скрипнула дверь шкафа. Самболь поздно хватилась: мальчик снова убежал, выпрыгнув через окно.

— Так, — начал Пауэрс, тяжело дыша. — За этим чёртовым малым я снова бежать не хочу!

Из карманов он вытащил и бросил на стол пластиковые мешки и жгуты с затяжками. Женщины дрогнули, но не открывали глаза.

Хоть отряд Пауэрса и именовался «Серыми Лосями», среди простого народа он был прозван «пластиковыми мешками», или проще: «мешки».

— Начнём с этой, она дольше чем старуха протянет! — сказал Пауэрс.

Он схватил молодую за волосы и повалил на пол со стула. Девушка завизжала. Вторая женщина очнулась и злобно впилась глазами в Пауэрса.

— Вяжи её! — скомандовал Пауэрс. — Этой я займусь.

Самболь послушно взяла старую женщину за шею, прижала её головой к столу. Затем продела её ладони через пластмассовый жгут и затянула его.

— Кто он у вас? Сын, наверное? — говорил Пауэрс, повязав девушку и усадив её обратно за стол. — Какими надо быть больными ублюдками чтобы давать своему сыну гранаты с гвоздями вместо игрушек?

— А вы постройте здесь заново школу, чтобы детям было чем заняться! — сквозь зубы промолвила старуха, пока Самболь поднимала её со стола, усаживая на стуле.

— Ваш малец сегодня удалец, всех моих людей завалил, — сказал Пауэрс.

На голову девушке он надел мешок.

— И правильно сделал! — взвизгнула старуха.

— Нет, неправильно, — сказал Пауэрс. — Говори где он, старая мразь!

— Сначала верни МОЕГО МУЖА И СЫНА С ТОГО СВЕТА!

— ГДЕ ОН, ЧЁРТ ТЕБЯ ПОБЕРИ?

Пауэрс затянул мешок на шее у девушки.

— Дочь она тебе, или свекровь, или ещё кто — мне плевать, сегодня ей достанется как следует пока не скажешь!

Девушка с мешком на голове сидела спокойно пару секунд. После чего резко дёрнулась и завертела головой из стороны в сторону. Пауэрс напрягся и покраснел, удерживая затянутый мешок. Старуха отвернулась, не в силах видеть такое зрелище.

— В резиденцию её величества прорываются толпы, — раздалось из рации на груди Пауэрса. — Снайперы на соседних зданиях сообщают что не будут открывать огонь и уходят с позиций. Толпы выносят из дворца слуг с отрубленными конечностями. Её величество должна прибыть в космопорт, повторяю...

Пауэрс снял мешок с головы и девушка отчаянно задышала. Он взял старуху за подбородок и повернул её лицо к себе.

— Не вижу прежней дерзости в твоих глазах! Куда гордость твоя делась теперь? — заорал Пауэрс.

— Не говори ему, — простонала девушка. — Он всё равно нас убьёт.

— Я не знаю где он, — сказала старуха, глядя прямо в глаза Пауэрсу.

— Тогда скажи куда ОН МОГ ПОЙТИ, ПРОКЛЯТАЯ ДУРА!

— Может, к своему брату, в бар на седьмой улице, я НЕ ЗНАЮ! — ответила она.

— Как называется ЭТОТ БАР?

— «МЕ-ЧТА»! Чтоб вы все сдохли, уроды!

— От вас никакого проку... — сказал Пауэрс, надев мешок обратно на голову девушке. — Этой тоже мешок на голову, Нгуен!

— Есть, майор, — сказала Самболь и выполнила приказ.

Пауэрс перезарядил пистолет, одёрнул затвор и выстрелил в головы девушке и старухе. Мешки на их головах заполнились кровью изнутри.

— Эти мешки очень удобны, Нгуен, — сказал Пауэрс. — Когда стреляешь этим курицам в головы, их кровь с мозгами не разлетается по всей комнате и не пачкает одежду. Понимаешь, Нгуен?

Он улыбнулся.

— Да, майор, — ответила Самболь. — Но не обязательно было их убивать.

— Обязательно. Именем её величества, я объявляю на этой дебильной планете чрезвычайное положение. Чрезвычайное время — чрезвычайные меры. Смекаешь, Нгуен?

— Да, майор.

— То‑то же.

* * *

Игорь Кромвель, инженер-монтажник с водородного завода Тексако, попросил ещё пятьдесят грамм меркурианского рома в свою рюмку.

— Я всё задаюсь таким вопросом, Строук, — обратился он к бармену по имени Строук, поднося рюмку ко рту. — Почему в нашем районе после урагана только твой бар остался стоять как ни в чём не бывало?

— Потому что Богу угодно чтобы детям его было где надраться и отвести душу, особенно в такое тяжёлое время, — спокойно ответил Строук, натирая мокрой тряпкой барную стойку.

— Лучше б ему было угодно не сносить мой дом ураганом... — проворчал Стрингфеллоу Дайс.

Стрингфеллоу лежал головой на стойке. В прошлом он был пилотом корпоративного вертолёта, на котором перевозил важных шишек из Тексако между посадочными площадками на их заводах. Теперь же он был просто алкоголиком, пьющим и снимавшим комнату на деньги своей жалостливой бывшей жены Марты.

— Твой дом всё равно забрал банк за долги по ипотеке, ещё до урагана! — бодро воскликнул Строук. — Подними голову, я протру под тобой.

Стрингфеллоу отлепил щёку от стойки и поднял голову.

— Да, не напоминай... — тихо сказал он. — Лучше налей мне тоже, как Игорю.

— Э-э, нет, дружок! — сказал Строук. — Свой кредит доверия за эту неделю ты исчерпал! Пусть твоя распрекрасная Марта сначала придёт и заплатит.

— Да ей зарплату задержали... В конце месяца обещали выдать... Ай, тьфу, не очень‑то и хотелось!

Стрингфеллоу плюнул себе под ноги.

— Чёрт, сигареты кончились... — пощупал он свои нагрудные карманы и ничего в них не нашёл.

Он встал, шатаясь, из‑за стойки и направился к столикам с переполненными пепельницами, надеясь найти в них недокуренные бычки.

— На улицах вроде бы революция начинается, а ты сидишь здесь, — спросил Строук у Игоря. — Чего вдруг?

— Хе-хе, а ты почему свой бар не закрыл? — засмеялся Игорь. — Да потому что проходили мы это всё не раз. Побуянят и затихнут. Любят а то показывать по телевизору как какой‑нибудь молодой человек кидает камни в полицейских. Красивый образ, конечно — одинокий герой против закона. Но эти телеоператоры никогда не возьмут ракурс чуть правее, или левее, ведь там сидят обычные люди, типа нас, в баре, спокойно пьют свой ром и понимают, что ничего не изменится. А вообще, налей‑ка мне ещё...

Когда неуклюжий Стрингфеллоу почти добрался до столика, его чуть не сбил с ног мальчик, вбежавший в бар.

— Твою мать, пацан, зенки разуй! — пролепетал недовольно Стрингфеллоу.

— Строук, за мной идут мешки! — звонко закричал мальчик. Он запыхался и переводил дыхание.

— Точно? — спросил Строук.

— Да!

— Прячься на кухне, я их задержу! — сказал Строук и пригнулся за стойкой.

— Мешки... какие ещё к чёрту мешки? — заворчал Стрингфеллоу, копаясь в пепельнице. — Мешки с дерьмом...

— Эй, а как же мой ром? — спросил Игорь.

Он приподнялся на стуле, чтобы заглянуть за стойку. Его спину разворотило дробью.

Игорь обвалился на стойку, раскинув руки. Из его раненной спины поднялись струйки дыма от горевшего в теле фосфора.

Строук дёрнул затвор, вытащил автомат из‑под стойки и стал палить из него во все стороны не поднимая головы.

Пауэрс стоял снаружи и стрелял из дробовика Гаррисона, целясь в окна низенького бара. На крыше горели красным электрическим светом буквы слова «МЕЧТА». Расстреляв через окно стойку бара и пробив её насквозь, Пауэрс выстрелил оставшиеся в магазине патроны по каждой букве.

«МЕЧТА» потухла и всё затихло.

* * *

Самболь прошла за Пауэрсом в бар. Под их ботинками хрустели осколки стёкол окна и бутылок, истекавших алкоголем на витрине.

Стрингфеллоу прижался к полу и изображал мертвеца. Игорь как и прежде лежал на стойке. Пауэрс присел на корточки и глянул через дыру в стойке: стойка была сделана из гипсокартона и не смогла уберечь Строука. Тот лежал, обняв автомат, и дымился от фосфора внутри него.

Пауэрс заметил докуренную лишь наполовину сигарету, зажатую между пальцами у Стрингфеллоу. Не ожидая и не ощутив никакого сопротивления, Пауэрс вытащил сигарету и прикурил от своей платиновой зажигалки, вручённой ему когда‑то давно за десять лет службы.

— Пожалуй, пора всё это закончить, — сказал он и сплюнул. — Как думаешь, Нгуен?

— Я не думаю, майор, я выполняю ваши приказы, — ответила Самболь.

Майор закашлял от дыма и смеха.

— Так держать! — сказал он, прокашлявшись.

* * *

Мальчик вспотел от страха и жался к стене. В его мокрых ручонках пистолет скользил, пальцы едва держали тяжёлое оружие.

Как только дверь в кухню начала открываться он захотел выстрелить. Палец соскользнул со спускового крючка в первый раз.

Во второй раз мальчик уже надавил как следует и сумел выстрелить. Он попал в руку надвигавшегося на него Пауэрса.

Мальчик закрыл глаза и нажал на крючок снова, не отпуская. Пистолет лишь щёлкнул внутри себя один раз и замолк. Пауэрс отобрал пистолет у него здоровой рукой.

— Гляди‑ка! — Пауэрс кинул пистолет Самболь. — Да у тебя гильза в патроннике застряла!

Самболь поймала пистолет. Затвор и вправду стоял не на месте, и гильза виднелась в его незакрытом окне. Самболь вытащила магазин, сняла спусковую скобу, стянула пружину со ствола и выковыряла гильзу.

Гильза со звоном упала на пол.

— Нерасторопный ты паренёк, оказывается! — сказал Пауэрс, доставая пластиковый мешок из кармана.

Самболь собрала пистолет обратно, вставила магазин и дёрнула затвор.

— Я тебя сейчас как котёнка при... — успел сказать Пауэрс, перед тем как Самболь выстрелила ему в голову, прижав дуло к затылку.

Лицо Пауэрса разорвалось, а сам он обрушился на пол. Кровь пролилась на стену и несчастного мальчика, который уселся в углу, обняв коленки.

— Надо было сначала надеть ему на голову мешок, — сказала Самболь. — Тогда бы кровь не разбрызгалась повсюду.

— Че-чего? — спросил мальчик.

— Не важно, — сказала Самболь. — Как тебя зовут?

— Рене...

— Две женщины в твоём доме, кто они были?

Самболь села на колени рядом с ним и положила руку ему на плечо.

— Блейз и Луиза?

— Хорошо, Блейз и Луиза. Расскажи мне о них.

— Блейз хорошая, она приютила меня и Строука... когда наших родителей убили мародёры после урагана. Она мне как мать. У неё умер муж и сын, их вместе посадили в тюрьму за поджог дома мэра города, там они оба умерли от голодовки... Может, поэтому она ко мне так добра.

— А Луиза?

— Луиза её родная дочь... Луиза мне не нравится, она заставляет меня убирать её комнату, дразнит постоянно что я нахлебник и неродной...

— Строук — это твой старший брат, который здесь бармен?

— Строук? Да... Он здесь понарошку бармен. На самом деле он капитан в Народном фронте. Я хочу быть как он!

— Не надо тебе быть как он. Он мёртв и лежит за стойкой. И не надо тебе быть в Народном фронте. Это они тебе приказали в нас стрелять? Зачем?

— Потому что вы зло, вы правительство. А Народный фронт — это правое дело!

— Народный фронт добился для тебя только смерти всех твоих близких. Он отобрал у тебя детство и превратил в убийцу. Не важно правое это дело или нет. Конечно, сейчас ты захочешь мстить и сейчас ты этого не поймёшь... Да и вряд ли то что я сейчас делаю походит на урок милосердия... Глупо давать урок милосердия, убив человека минуту назад. Но я, наверное, единственный человек в твоей жизни, кто хотя бы попытался тебя этому научить. Никогда не убивай людей, Рене, слышишь? Не будь таким как я, как правительство, как Народный фронт. Держись подальше от войны и всего этого дерьма. Пока убивают людей — мир никогда не наступит. Особенно в твоей душе.

Мальчик непонимающе глядел в глаза Самболь. Она устало улыбнулась ему в лицо, встала и вышла.

На улице шёл проливной дождь — не та морось, что прежде. Самболь разобрала пистолет и выкинула каждую часть в прозоры решётки канализации. Она шла вперёд, срывая шевроны и знаки отличия с комбинезона. Улицы перед ней заливались криками недовольства, возгласами и выстрелами.

Мальчик проследил, пока она уйдёт и подбежал к решётке. С трудом он поднял её и полез вниз, за частями пистолета.

* * *

Трейси проснулась от того, что в квартиру пришёл кто‑то третий.

— …..если хочешь долбить эту дрянь, то пожалуйста, но я таким не увлекаюсь, — говорил незнакомый ей мужчина. — Главное чтоб ты ничем таким не болела. Ты же не больна?

— Я, милый мой, слежу за собой, — сказала Евдокия. — Тело человека это божий храм, я его ничем стараюсь не осквернять.

— Да что хочешь с собой делай, главное чтобы мне не передалось. А где вторая?

— Трейси, милая, проснись! — сказала Евдокия.

Трейси слышала, как она приближается. Ей хотелось сначала возразить, что она давно уже не спит. Сейчас ей уже расхотелось, и она притворилась что ей тяжело просыпаться.

— Чего? — простонала Трейси.

— К нам пришёл гость, — сказала Евдокия. — Ты же хочешь повеселиться?

— Что? Какого чёрта? — Трейси воспрянула от недовольства.

— На вид вроде потасканная немного, а так ничего, — разглядывал её мужчина.

Трейси тоже его разглядела. Обыкновенный мужик, только бледный и с мешками под глазами, судя по всему — от космической лейкемии.

— Что это за бред? — сказала Трейси. — О господи...

Она схватила свою кожаную куртку со стула, показала Евдокии средний палец и вышла из квартиры.

— Ты же обещала, что вы будете вдвоём! — сказал мужчина.

* * *

На улице она закурила и хотела спокойна покурить. Однако из каждого радиоприёмника и телевизора раздавались одни и те же новости о беспорядках на Титане и вводе чрезвычайного положения.

Трейси надоела окружавшая её суета. Она надеялась скрыться от неё в центральном парке Бредбери. Там она частично нашла нужное ей спокойствие, несмотря на беспокойные разговоры прохожих о всё том же Титане. От скуки Трейси сорвала маленькое яблоко с посаженых яблонь, надкусила и тут же пожалела об этом. Ужасно кислое, оно вязало язык и всё во рту. Трейси не знала что делать с яблоком, как и не знала что делать со своей жизнью — выбрасывать или доесть до конца, какой бы кислой и ужасной она ни казалась.

Яблоко она выбросила, но сама отправилась в многоквартирный дом господина Суджимото. Она надеялась успеть пока он не сдаст её с Самболь пустующую кваритру новому жильцу.

 

Звёздная пыль

Самболь сидела на наре, положив руку на колено, и глядела в окно на разноцветные облака. Раньше некоторые учёные предполагали что эти облака могут оказаться формой жизни: червями, которые наполняют себя лёгкими газами и витают как дирижабли в атмосфере Юпитера.

Но никакой жизни на Юпитере так и не оказалось. Здесь лишь повесили тюрьму Харрингтон — единственный следственный изолятор для женщин во внешних мирах. Так как почти все преступления во Вселенной совершались мужчинами, то почти все женщины, нарушившие закон, оказывались в Харрингтоне.

Самболь прозвали за глаза «Пиратом», за повязку над левым глазом.

С ней сидели ещё трое.

Аврора Роуз Левек задумчиво чесала в паху.

—Наверное, заработала вшей в блоке C, — подумала Самболь.

Аврору звали «Звёздочкой». Она носила очки с громадной оправой. Все остальные считали что в стёклах её очков нет диоптрий. На возникший однажды вопрос действительно ли это так Аврора равнодушно заметила, что ей они просто идут к лицу.

На лице она также сделала едва заметную наколку в виде слезы под правым глазом — отличительный знак заключённых. Но не из гордости за то, что пошла против закона и была сломлена государством, а из‑за того что это довольно мило.

Сидела Аврора за мошенничество, а точнее за кражу денег из зарплатной кассы. Она работала бухгалтером на одном урановом руднике в поясе астероидов.

—Надоело мне всё, — как‑то раз говорила она. — Хотела всегда уехать в такую страну, где не надо покупать билеты на проезд, не нужны будут деньги и не надо будет работать. Мама мне говорила что я принцесса и самая красивая, оказалось что всё это дерьмо сплошное...

Её поймали на Меркурии, где она просаживала все краденные деньги в казино, на Колесе Фортуны и рулетке.

Мать Авроры в общем‑то не соврала. Её дочь была красивой и миловидной, потому ей и доставалось больше всех в камере.

В мужских тюрьмах существовали негласные «понятия», согласно которым заключённые вели размеренное существование и разрешали конфликты. В женских тюрьмах «понятий» не было. Самые сильные и злобные в камере просто теснили всех остальных и измывались как хотели, особенно над самыми красивыми.

Потому главной в камере была Чайна, которая спала мёртвым сном. Едва шевелились только мышцы на её могучей разработанной спине. Перед сном она принимала транквилизаторы.

Звали её Джоанна Лорер, и она убила своего мужа кухонным ножом. По правде говоря она защищалась и это он чуть её не убил, да и ссора началась из‑за его измены. Однако суд присяжных посчитал её виновной в тяжком и жестком убийстве. В тюрьме Джоанна принялась фанатично наращивать мышечную массу в тренировочном зале. Нервное расстройство, начавшееся после убийства, стало причиной внезапных, резких выпадов на сокамерниц. На воле она была просто домохозяйкой с визгливым голосом. Здесь её характер огрубел, как и голос и нрав. Заключенные прозвали её «чайна». Образ тонкого китайского фарфора с ней не вязался, но прекрасно контрастировал. Все понимали, что её жесткость и грубость происходили лишь из страха за свою жизнь, а потому были хрупкими, как сервиз.

Аврора захотела сказать о том, как слышала за завтраком что в блоке D затевают бунт, от того что уже третий месяц не привозят прокладки и тампоны. Администрация из раза в раз отделывалась фразой что корабли со снабжением сбивают астероиды. Авроре очень хотелось завести разговор, развеять постоянно давящую скуку и тоску. Но она боялась разбудить Чайну и молчала. Чайна бы схватила её за волосы и заставила бы драить полы, ведь сегодня четверг. А потом ещё и пинала бы в спину и прижимала ногой к мокрому полу.

Этого Авроре не хотелось.

Дверь камеры открылась и вошла Лили по прозвищу «Пиньята», в обнимку с пачками прокладок, блоками сигарет и кучей других пакетов. Пиньятой прозвали её за то что её приняли на седьмом месяце беременности. Подходил девятый.

Лили фасовала ганимедский порошок для своего мужа-наркодилера. За этим её и взяли во время полицейского рейда. Муж Лили успел подняться, ему поручили «осваивать рынок» рабочих поселений на Сатурне. Про жену он не забывал: постоянно навещал и передавал ей кучу всего. Прежде всего тот же ганимедский порошок и другие самые разнообразные вещества. В тюрьме так и считали что он заботится о Лили только из расчёта заработать на заключённых. В искренность их любви никто не верил.

Она кинула сигареты и прокладки Самболь и Авроре, их же она тихонько положила рядом со спящей Чайной и оставила ей ещё таблетки транквилизаторов и ампулы со стероидами.

Чайна не проснулась от прихода Лили. Аврора посмелела и заговорила в полголоса.

—Ну ты наша спасительница, — сказала она, держа в руках пачку прокладок. — Я слышала что в блоке D уже вату из матрасов достают. Они затевают бунт.

—Ах, это всё им моя дурь в головы ударила, — ответила Лили.

Она села и стала гладить свой живот.

—Пусть подождут со своим бунтом. Пусть сначала мой сынок выйдет на свет.

Самболь вытащила из блока пачку сигарет L&M, вытащила сигарету и закурила. Последние слова Лили заставили её улыбнуться, и она решила вступить в разговор.

—Что ж ты им продаёшь тогда эту дурь? — спросила Самболь.

—Нужно ведь зарабатывать... — сказала Лили. — Я мужу помогаю. Всё для нашего ребёнка!

—А почему же он не сидит вместе с тобой? — Самболь засмеялась. Смеялась она некуклюже, лицо её дёргалось неестественно, будто она забыла как это делается.

—Он наверное там себе кучу подружек завёл! — воскликнула Аврора. — Новая каждую ночь!

—Что вы... Мой Энрике не такой.

В дверь постучали дубинкой.

—Конечно не такой... — забурчала себе под вздёрнутый носик Аврора. — Они все не такие...

—Сто двадцать седьмая, с вещами на выход! — приказала охранник через открытое окошко в двери.

—Даже познакомиться не успели, — сказала Аврора.

Самболь положила блок сигарет, пачку прокладок, смену белья на матрас и свернула его.

Она встала на колени перед Лили, поцеловала её живот и прошептала:

—Trôm vía.

Самболь собиралась встать, но Лили прижала её голову к своему животу.

—Да хранит тебя святая дева Гудалупская, — сказала она Самболь. — А теперь ступай, жалостливая задница.

* * *

Охранник Рейчел Тикотин указала дубинкой на пол перед дверью в комнату для встреч.

—Вещи сюда, руки на стену, — приказала она.

Самболь, повинуясь, положила матрас и встала у стены.

Рейчел обыскала её, прощупав с самых ног до шеи. Добравшись до шеи, Рейчел прижалась к ней на секунду холодной щекой. Самболь учуяла в её дыхании запах варёного кофе.

Рейчел открыла дверь и затолкнула Самболь внутрь.

—Садитесь, Нгуен, — попросил мужчина в сером костюме за столом.

Рядом с ним сидел офицер, весь в блестящих наградах и значках на мундире. За блеском Самболь не видела его лица.

—Я Цубаса Спенсер, из военной разведки. А это комиссар Клиф, — сказал всё тот же мужчина. — Садитесь же наконец!

—Какой комиссар? — Самболь села перед ними на стул. — Комиссар чего?

—Внешних Соединённых Штатов, дура! — сказал офицер громко, но низким голосом. Показалось, что вся комната должна была пасть ниц и повиноваться ему.

—Вы нужны нам для проведения тайной операции, — говорил Цубаса. — Ваши навыки необходимы нам, и мы не можем выбрать кого‑то другого. У нас нет времени.

—Мне плевать, — отрезала Самболь. — Если вам хреново то это ваши проблемы. В тюрьме скоро обед, попросите Рейчел вернуть меня в камеру.

—Хреново станет тебе, когда тебя отправят на смертную казнь, — сказал комиссар. — Очень хреновую казнь: оставят жариться на ультрафиолетовом излучении от Солнца.

—А что ты предлагаешь, звёздный командир? — спросила Самболь. — Свободу?

—Свободу, Нгуен, — сказал Цубаса.

—Где гарантии?

—Слово президента, — сказал Цубаса и развёл руками. — Письменного подтверждения не будет, ведь операция тайная.

—Рейчел! — крикнула Самболь. — Встреча окончена, веди меня обратно!

—Ты больше не сидишь в этой тюрьме, — сказал комиссар, на этот раз спокойно. — Делай что мы говорим, и вернёшься на волю.

Самболь посмотрела на Цубасу, затем на комиссара. Немного подумала.

—У меня есть одно условие... — сказала она.

* * *

—Много наших полегло, пытаясь взорвать этот корабль, — сказала Самболь.

—...а я потеряла свой чёртов глаз, — добавила она в мыслях.

Её привезли на борт американского корабля «Тарава». Диверсантов из «Чёрных Гекконов» долго тренировали чтобы пробраться на борт, а теперь она свободно прогуливалась здесь, и увидела изнутри автоматическую фабрику оружия.

—Второй попытки не будет, не обольщайся, — сказал комиссар.

Двое солдат вели Самболь под руки, отталкиваясь от поручней в коридоре. За ними плыли в невесомости Цубаса и комиссар.

—От разных агентов поступила информация, что полк полиции во главе с полковником Смиляничем присягнёт на верность Народному Фронту, — говорил Цубаса. — После того как «Серые Лоси» были перебиты...

—...не без твоей помощи, Нгуен, — вставил комиссар.

—После этого корабль «Карабинер» перешёл к полиции, — продолжил Цубаса. — Полковник сам набирал людей в свой полк. Они верны ему и последуют его примеру.

—Корабль нужно вернуть, Нгуен, — сказал комиссар. — Как и всех на борту. Проберёшься на борт, снизишь на половину уровень кислорода в вентиляции чтобы экипаж заснул и направишь корабль в наши доки. Мы дадим тебе коды. Когда ты их введёшь, систему нельзя будет перенастроить.

—Вы что, доверяете мне? — усмехнулась Самболь. — Я воевала против вас и вашего президента в последней войне. Может, я с этими ребятами в сговоре?

—Ни в каком вы не в сговоре, — сказал Цубаса. — Да, вы перескались несколько раз, но вы им не симпатизируете. Как и они вам. Я изучил ваше досье.

—Продули вы в своей «войне», — сказал комиссар. — Теперь весь пояс астероидов включая твою задницу это Внешние Соединённые Штаты Америки. Защити нашу национальную безопасность, и мы с тобой ею поделимся.

—Какой же план? — спросила Самболь.

—Дадим тебе ионный двигатель и чёрный скафандр диверсанта. Топлива и кислорода тебе хватит только чтобы дотянуть до Карабинера. Свернуть и сбежать не выйдет, ты умрёшь от удушья. А на корабле тебя никто не ждёт и в плен тебя брать не будут. Так что сделаешь дыру плазменным резаком в люке аварийного входа, проберёшься по вентиляции до мостика, снизишь кислород и изменишь маршрут.

—А дальше?

—Можешь сесть в десантную капсулу и высадиться на Марсе.

—Что насчёт оружия?

* * *

—Винтовка Воннегут-19, — сказал комиссар, подняв вверх стволом оружие. — Собирается прямо здесь роботами-станками. Глушитель встроен прямо в ствол, скорость пули снижена, чтобы не пробивать обшивку кораблей. Патроны изготовлены чтобы стрелять и в космосе, и в атмосфере.

Самболь взяла винтовку в руки, подёргала затвор и спросила:

—Где гильзосборник? Не хочу, чтобы гильза разбила мне шлем.

—Всё‑то ты знаешь, Нгуен!

Комиссар кинул ей металлическую коробку. Самболь прикрепила её над затвором.

—И ещё русский лазерный пистолет «Слепень», — комиссар показал пистолет в своей руке. — Магазин на двадцать патронов с конденсаторами. Будь с ним осторожнее в этот раз, у тебя всего один глаз остался.

Он засмеялся и протянул пистолет. Самболь молча взяла его и закрепила под стволом винтовки.

* * *

—Удачи, Геккон!

На этой фразе солдат прервал радиосвязь. Он выпнул Самболь из стыковочного отсека, бросив ей ионный двигатель. Самболь едва ухватилась за него, нащупала на нём тумблер включения и полетела вперёд, держась за него.

Пояс астероидов. Поле боя, место сражений. А быть может, это ещё и осколки планеты, на которой могли бы жить существа, получше и нравственнее людей.

—Быть может, их постигла та же участь, что и нас, — подумала Самболь. — Бессмысленная война с самими собой за кучу камней.

Она летела по курсу, сверяясь с интерактивной картой на жидкокристаллическом дисплее в рукаве скафандра. Изображение было плохо видно на свету Солнца из‑за бликов.

Ей почему‑то вспомнилась камера в Харрингтоне, как Чайна стукала Аврору кулаками, хватала за волосы и заставляла себя ублажать. Самболь в это время сидела и делала вид что её это всё не заботит. Сами виноваты — полагала она. Не надо было оказываться в таком месте. Выживайте сами, своими силами.

Комиссар в двух словах рассказал о полковнике Смиляниче, о том что его жена недавно умерла от лейкемии, и что её смерть как‑то на него повлияла. Самболь была понятна скорбь, но не было понятно предательство. Её приводило в бешенство, что кто‑то и где‑то возомнил себя самым умным и дерзким. Зазнался, одним словом. А ей приходится разбираться с этим в который раз. Ведь ей всего навсего хотелось одного: спокойно жить, спокойно существовать. Другим же этого отчего‑то не хватало, и это её очень бесило.

Один из астероидов раскрылся, как орех. Им оказался замаскированный корабль. Судя по карте, он двигался к Карабинеру. Самболь подлетела к нему и уцепилась карабином на ремне.

Корабль летел около получаса. Всё это время на Самболь неотрывно смотрел Юпитер. На нём снова образовалась буря, похожая на глаз.

* * *

Когда произошла стыковка с Карабинером, Самболь отцепилась и отыскала люк аварийного входа. Этот вход в корабль делался на случай если основные выходы выйдут из строя. Самболь вырезала на нём дыру плазменный резаком, чуть не оплавив свои перчатки. Забравшись внутрь маленького отсека, расчитанного на одного космонавта в скафандре, она приварила кусок обшивки обратно к люку.

Самболь нажала большую красную кнопку и началась герметизация. Сигнала тревоги не прозвучало, а значит люк она заварила хорошо. Механическая дверь входа на корабль открылась.

По коридору передвигались полицейские, они не заметили Самболь, так как она была за их спиной. Увидев решётку вентиляции, Самболь полезла туда. В тонком скафандре диверсанта она поместилась в воздуховод.

Следуя плану, Самболь проползла к отсеку со скафандрами экипажа и заложила там радиоуправляемую гранату. Она заложила гранату и в оружейной, где хранилось всё личное оружие полицейских.

Второй целью был генератор кислорода.

* * *

Соммерс парил у стены с приборами, размышлял над их показаниями и вспоминал об Абигейл. Он скучал по теплу её тела. Он чувствовал, что должен был что‑то потерять внутри себя, но всё было на месте.

Ему стало грустно.

—Не грусти, сынок! — сказал полковник Борис Смилянич. — Мы отомстим за смерть наших близких.

Соммерс оторопел от внезапного появления полковника и развернулся к нему, оттолкнувшись от стены.

—Да, сэр... — дрожащим голосом ответил Соммерс.

Полковник ушёл так же неожиданно, как и появился.

Соммерсу не особо претила идея революции. Виноватыми в смерти Абигейл он не считал ни правительство, ни Народный Фронт.

—Это всё судьба... — думал он.

Прежде чем он задумался о собственной судьбе, Самболь влупила ему пулю в затылок из бесшумного ствола винтовки Воннегут-19. Соммерс повис, раскинув в стороны руки и ноги. Отсек полностью заполнился шариками тёмно-красной крови. Они налипли на скафандр Самболь.

—НЕВОЗМОЖНО СНИЗИТЬ УРОВЕНЬ КИСЛОРОДА В АТМОСФЕРЕ КОРАБЛЯ, — раздался неприятный женский голос из динамиков.

Самболь попыталась залезть в систему генератора.

—КОРАБЛЬ НАХОДИТСЯ НА БОЕВОМ ПОЛОЖЕНИИ. ВАМ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО НУЖНЫ СПЯЩИЕ СОЛДАТЫ ПОСРЕДИ ВОЙНЫ?

—Всё равно вы все умрёте... Лучше бы вы приняли свою смерть во сне.

* * *

Борис сжимал в объятиях капитана Фейрли Рут Кордик. Оставшись наедине и скрывшись от глаз всего полка, он называл её «Фей». Ей было двадцать четыре года, и она напоминала ему его жену до их свадьбы и дочь, которая так и не появилась на свет много лет назад. Девичьи острые лопатки упирались ему в живот.

—Скажи честно, — тихо сказала она. — Ведь ты хотел, чтобы она умерла. Чтобы мы были вместе? Ты же этого ждал.

Он хотел разозлиться, но не мог. Зачем злиться на такое милое создание в своих руках? Девчонка была гибкой, как молодая ива в штате Орегон.

—Пожалуйста, не говори о ней, — попросил он.

—Конечно, ведь мне ещё рано. Я всё ещё тебя недостойна, господин полковник.

—Нет, просто... Одевайся, надо встретить наших товарищей.

—Есть, сэр. Да, сэр!

Фей надела комбинезон обратно. Борис застегнул молнию на её спине.

* * *

Самболь снова спряталась в вентиляции над стыковочным отсеком. В решётке она проделала дыру, расплавив прутья резаком.

Преисполненные (напускной, как считала Самболь) чести и отваги, выставив грудь вперёд, в отсек медленно влетели Агеншка и le Samouraï, держась за длинный металлический ящик. За ними вошли Мечтатель с супругами Тимашёвыми.

Их встретили висящие в отсеке полицейские полка: около сотни человек. Все они не вмещались в отсеке, многие столпились в переборках.

Агнешка пнула ящик, так что он долетел ровно до Бориса.

—Мы сделали свою часть, — сказал Мечтатель. — Теперь ваша очередь.

—Клянусь служить народу, а не полицейскому государству, — воскликнул Борис и сорвал шеврон со своего плеча. — Я присягаю ему на верность.

—Клянусь! — дружно крикнули остальные полицейские и тоже сорвали с плеч шевроны.

Борис прикрепил шеврон к ящику, стукнув по его крышке.

—Этот корабль был построен для войны, — сказал он. — Теперь, он закончит все войны.

—Эта бомба была сделана чтобы взорваться, — сказал Мечтатель, открывая крышку ящику. — Она принесёт нам больше пользы, если не взорвётся.

Самболь просунула через дыру винтовку, через прицел она увидела маркировку «Урал-Бергверке» на ядерном устройстве в ящике.

—Где же вы её взяли? — спросила Фей. Она опиралась на плечо Бориса.

Мечтатель улыбнулся.

—Купить её оказалось проще, чем украсть, — сказал он. — Наши угнетатели ни за что не продадут нам свободу. Но они охотно продают оружие, с которым мы можем эту свободу завоевать.

Самболь нажала на взрыватель. Дрожь прокатилась по кораблю. Гранаты подорвались в оружейной и хранилище скафандров.

—Глянтье вот сюда! — крикнула она.

Почти все обернулись на неё, и почти все ослепли от вспышек лазера из «Слепня».

Самболь стреляла из винтовки во всех, кого видела.

Люди отталкивались друг от друга, пытались друг друга тянуть, и все как один отчаянно двигались в другие отсеки. Они сумели скрыться и закрыть за собой люки. Все, кроме десятка трупов, оставшихся висеть и извергать из себя шарики крови.

Самболь выломила решётку, оттолкнулась как следует и поделетела к ящику. Оставив винтовку плавать в воздухе рядом с собой, она открыла крышку бомбы. Повозишвшись с шуруповёртом, Самболь вынула три блестящих шарика оружейного плутония.

У неё были инструменты на поясе.

Молотком для работ в невесомости — с полостью и шариком внутри — она разбила шары плутония, прислонив их к стене корабля. Осколки она примотала клейкой лентой к паре гранат и бросила эту связку в вентиляцию, выдернув чеку.

Прогремел взрыв. Плутониевая пыль разошлась по всему по кораблю.

Неприятный женский голос системы оповещения завопил о смертельном уровне радиации и рекомендовал не дышать.

—С ними покончено, — подумала Самболь.

* * *

—Я ничего не вижу, Агнешка, — сказал le Samouraï.

Он щупал её лицо, своей рукой в белой перчатке.

—Гектор? Где Гектор? — стонала Франсуаза. Её слезы из обожжёных глаз разлетались, когда она трясла лицом. — Что с ним? Что с тобой, милый?

Агнешка видела, как Гектор и Мечтатель неподвижно висели мёртвыми, прежде чем она скрылась с остальными в соседнем отсеке. Она не хотела ничего говорить Франсуазе.

Нужно было действовать. Похоже, что только она вовремя зажмурилась и сохранила зрение.

—В нашем корабле осталось оружие, — сказал le Samouraï. — Иди туда. Можешь прикрываться мною. Всё равно я уже бесполезен...

* * *

Агнешка прижалась к спине le Samouraï, обняв его ногами. Ему на плечо она положила стволом винтовку Армалайт космической пехоты США. Вьетнамцы уничтожили на войне корабль-завод американцев «Монтана» и полмиллиона стволов разлетелись между Юпитером и Марсом. Оружие стало самым популярным среди боевиков всех мастей.

Агнешка ожидала что Самболь направится в десантный отсек, чтобы сбежать с корабля в капсуле. Там она её и застала.

Самболь выводила из строя все электромагнитные пушки, разгонявшие капсулы. Ей нужна была только одна, для себя.

Увидев Самболь, Агнешка расстреляла весь магазин в её сторону. Самболь успела спрятаться за капсулой.

Агнешка и le Samouraï не могли маневрировать, они всё летели по направлению к Самболь. Le Samouraï достал из карманов плаща спарку магазинов и передал их в руке Агнешке.

Пока она перезаряжалась, Самболь встала и прицелясь расстреляла le Samouraï. Все пули он принял на грудь.

—Зачем я здесь, Агнешка? — прохрипел он. — Мне за всё это даже не заплатили...

По воздуху за ними кровь струилась лентами из его ран, распадаясь на капли.

—Что же тебе нужно? — крикнула Агнешка.

У них обеих закончились патроны. Они сцепились друг с другом.

—Псина, натасканная убивать, — зашипела Агнешка, пытаясь разорвать скафандр Самболь ногтями.

Самболь душила её.

—Я человек, — кряхтела Самболь. — Я хочу жить, жить в мире. А ты, похоже, всегда искала только смерть.

Самболь нажала ногой на кнопку позади себя и люк в ствол пушки раскрылся.

—Твои поиски подошли к концу, — сказала Самболь.

Она перекинула Агнешку через себя, прямо в пушку.

Самболь задраила люк и открыла дуло рычагом на приборной панели.

Агнешку вытянуло в открытый космос.

Золотые зубы в её рту резко охладели. К ним прилипли язык и губы.

Кислород перестал поступать в её мозг через пару минут.

Агнешка уснула, так ни о чём и не подумав, и не ощутив боль.

* * *

Трейси проснулась от того что лучи взошедшего Солнца дошли до её лица. Сначала она зажмурилась, потом посмотрела в окно.

На небе протела падающая звезда.

—Надо желание загадать, или типа того, — сказала она вслух самой себе.

Эта мысль вдруг показалась ей очень детской и наивной: всё равно ничего не сбудется.

—Ай, ну его...

Трейси закрыла шторы и легла спать дальше.

* * *

Умник сидел в городском парке, занимаясь любимым делом — читая вслух «Марсианские колодцы». Страницы он перелистывал как всегда манерно, смачивая слюной большой и указательный пальцы.

—Здравствуй, Роджер, — к нему подошла Евдокия. — Есть чего?

—Для тебя у меня всегда есть! — Умник радостно захлопнул книгу.

Он передал Евдокии бумажный пакет с розовым порошком.

—Не разбодяженный? — спросила Евдокия.

Евдокия сильно исхудала.

—Нет, красавица. Тебе я только чистый продаю. Тебе — да, другим — нет!

—У тебя же вроде целая планета есть, — спросила Евдокия, потерев нос. — Чего ты здесь‑то сидишь?

—В наше время залог успеха в бизнесе это индивидуальное отношение к каждому своему клиенту. Хочу видеть лица своих клиентов. Твоё лицо, Евдокия!

На лице Евдокии образовались синяки от употребления порошка внутривенно.

В небе раздался хлопок. Небесное тело блеснуло, пролетело и упало где‑то за городом. Умник молча наблюдал за ним, не отводил удивлённый взгляд от места падения, пытаясь что‑нибудь разглядеть.

Евдокия просто всучила ему в руку деньги и ушла вместе с пакетом.

* * *

Самболь очнулась в капсуле. Она потеряла сознание во время перегрузок на входе в атмосферу. Её всё ещё трясло.

Она сняла шлем и стащила с себя скафандр. Оставшись в одной майке и шортах, Самболь выбралась из капсулы, стараясь не запутаться в стропах. Тормозные парашюты носило ветром из стороны в сторону по красному марсианском песку.

Самболь спрыгнула на песок и побрела по нему босиком в город Бредбери.

По улицам сновали люди и автомобили. Одни обращали на неё внимание, другим было всё равно. Как на неё, так и на всех вокруг.

Никто из них не хотел призываться на очередную войну. Никому из них не было дела до политики.

Они шли на работу. Они шли в свои маленькие дома и квартиры, чтобы спать со своими жёнами, мужьями или любовниками. Ссориться с ними, мириться, а иногда вовсе убить в порыве гнева.

Они хотели заработать. Для себя и своих детей.

Они хотели жить.

—И они хотели жить, — думала Самболь, шагая по улице. — Но они сделали свой выбор и вдохнули плутониевую пыль. Через пару часов их лёгкие откажут. Сами знали на что шли.

Самболь знала только одно место, куда можно было пойти.

Она не ожидала встретить там Трейси на пороге.

—Ты!? — спросила её Трейси, разлепляя глаза от недавнего сна.

—Полетели на Европу, — сказала Самболь. — Президент должен сдержать своё слово...

 

Остров Надежды в океане Жизни

Президент сдержал своё слово.

— Вставайте, госпожа Нгуен!

Доктор Крюков, как обычно бодрый и приветливый, тыкал пальцами Самболь под бока.

—Поднимайтесь! Сегодня у нас, а главное у вас, очень важный день.

Её голова была замотана бинтами над левым глазом. Самболь чувствовала себя очень вялой после недели, проведённой в постели.

—Доктор, если день такой важный, то можно мне наконец покурить? — спросила она, садясь на своей койке.

Очки Крюкова блеснули.

—Что ж, пожалуй что да, — сказал он.

Блестела и его плешь между седеющими волосами.

Самболь надела халат. Крюков взял её под руку и повёл из палаты.

В коридоре они прошли мимо автомата с сигаретами.

—Тут я управлюсь сама, спасибо.

Она выпуталась из его рук и подошла к автомату. По всей клинике автоматы выдавали всё бесплатно, нужно было только нажать кнопку и получить желаемое.

Самболь хотела сигарет. Ей выпала пачка Мальборо и одновременно распечаталось направление к врачу.

—Для лечения табачной зависимости обратитесь в... — читала Самболь. — Док! Если вы не хотите чтобы ваши пациенты курили, то почему бы просто не убрать все эти автоматы?

—Мы не можем лишать вас права гробить своё здоровье, — великодушно улыбнулся Крюков. — Идёмте на набережную.

—А пить у вас можно?

—Только по четвергам.

* * *

Солнце заходило за горизонт, где кончался океан. Вся Европа была покрыта океаном. На ней было лишь несколько островов, не считая острова Надежды.

Волны пенились, разбиваясь о мраморную набережную. Свет плескался в воде, протянувшись полосой от Солнца к берегу. Пахло солью и водой.

Музыканты играли классику. Скрипачи с трудом удерживали смычки под напором ветра.

Доктор Крюков пригласил Самболь присесть на раскладной стул.

—Дайте мне сначала докурить, — сказала она.

—Как вам угодно, — сказал Крюков. — Но я бы отказался на вашем месте от всех вредных привычек. Взгляните на меня — мне семьдесят лет. Мои сверстники если и не в могиле, то уже на краю. Ели и пили всю жизнь всякую дрянь, а она и отложилась в их почках, в их кишечнике, во всех внутренних органах.

—А главное — в душе, доктор, не так ли? — заметила Самболь.

—Что ж, вы проницательны!

Пришла Трейси в халате и села на стул рядом с Самболь. Её нос был замотан бинтами.

—Привет, Самболь, — сказала она.

—Привет, Трейси, — сказала Самболь. — Тебя починили?

—Починили, — ответила Трейси. — Они всё умеют чинить.

Трейси достала ножницы из кармана халата и разрезала бинты. Она нащупала в своём носу перегородку.

—Нос ещё хуже выглядит, чем раньше, — сказала Самболь и закашляла, пытаясь смеяться. — У этих докторов кривые руки!

—Это что, была шутка? — спросила Трейси с укоризной.

—Да, я пыталась пошутить. Неудачно, видимо.

—Да нет, что ты. Всё в порядке. Тебя тут этому научат в групповой терапии.

—Чему? Как шутить?

—Общаться, дурёха. Вписываться в сообщество. Только так можно излечиться от зависимости. Наш психолог доктор Ларкин говорит, что я на шестом шаге к этому.

—Пришло ваше время, госпожа Нгуен, — сказал доктор.

Жестом он попросил передать ему ножницы. Трейси передала ему их.

Крюков разрезал бинты на лице Самболь. Она в это время глядела на мраморную статую в духе греческих скульптур: мускулистого человека с глазами без зрачков.

В музыке оркестра убивалось на одну скрипку, потому что скрипач уронил смычок. Башенные часы в здании клиники пробили время ужина и вечерних процедур.

Нгуен Анх Самболь открыла левый глаз. Теперь она видела обе половины мира.

Теперь она видела всё.