Евдокия сидела на диване в распахнутом махровом халате. От неё пахло мылом и шампунем. Сырые волосы она зачесала на затылок и за уши. Выдавив немного детского крема из маленького тюбика, она мазала им свои соски.
Трейси сидела рядом в одном белье.
— Недавний рост цен на водород произошёл благодаря ослаблению курса земного валюты и снижению производства на Титане из‑за урагана А. Кларк, — говорил диктор из телевизора перед ними. — Инвесторы и аналитки не могут сойтись во мнении о том, что ждёт межпланетный топливный рынок — избыток предложения или дефицит.
Трейси глядела не на экран, а на обои за телевизором. Узоры на них превращались для неё в лица знакомых когда‑то давно людей.
— Также ходят слухи что ураган был вызван искусственно компанией Тексако, крупнейшим производителем водорода на Титане, чей контрольный пакет акций принадлежит владельцам планеты — шведской королевской семье, — продолжал диктор. — Некоторые источники утверждают, что их заводы намеренно увеличили выбросы дабы изменить давление в атмосфере.
— Где теперь Самболь? — спросила Евдокия.
— Там... — сказала Трейси вздохнув. Она указала на телевизор.
На экране показывали съёмки разрушенных домов на Титане.
— Гоняется за плохими парнями, — добавила Трейси.
— Она сама не такой и хороший человек, — сказала Евдокия. — Она же бросила тебя.
— Я ушла сама. Больше не могу жить в постоянном страхе. Ждать, когда наконец прикончат. «Убей или будешь убит»... Ей это всё нравится, наверное. Я так и не поняла...
— Что ж, она чисто яньская женщина, — заключила Евдокия. — С сильным Кету в гороскопе.
— Тогда моя планета по гороскопу сейчас в фазе полного дерьма...
Евдокия зацокала и недовольно поводила в воздухе указательным пальцем.
— Ох этот телевизор и эти новости, — сказала она и выключила телевизор, нажав на пульт. — Ввели тебя в мир жестокости и безумия!
Трейси устало улыбнулась.
— Но ведь мы и так в нём живём, — сказала она.
Евдокия потянулась к картонной коробке рядом с диваном, доверху набитой одноразовыми шприцами. Их она набирала и приносила домой из центра помощи и реабилитации больных космической лейкемией. Там Евдокия добровольно помогала нуждающимся: мужчинам-космонавтам, обделённых женским вниманием и заботой. Её помощь не ограничивалась только групповой терапией и раздачей бесплатных медикаментов в центре. Она охотно заводила знакомства и приглашала к себе в гости, в расчёте на то что ей тоже помогут. Помогут конкретной суммой в пять сотен долларов за один раз.
Ну а стянуть при случае несколько шприцов из центра — что в этом такого?
— Мы с тобой всего лишь два воплощения одной и той же энергии, — начала Евдокия, доставая шприц из упаковки. — Энергии Вселенной.
Она подняла правую руку вверх, её пальцы делали таинственные движения в воздухе. В левой она держала шприц.
— Сейчас я схвачу энергию Любви из Вселенной, пропущу её через себя, свою руку, свою ладонь и заряжу тебя ею, — говорила Евдокия. — Я чувствую, как тебе её не хватает.
Трейси поняла, к чему идёт дело. Из тумбочки под телевизором она осторожно достала обувную коробку, расклеенную обёрточной бумагой для подарков. Внутри неё стукались друг о друга стеклянные пузырьки с прозрачной жидкостью.
Поставив коробку себе на колени, Трейси открыла крышку и вытащила пузырёк. На нём была наклеена бумажка с надписью «Любовь». Трейси с Евдокией варили розовой порошок на кухне по выходным и закачивали его про запас в пузырьки (их Евдокия тоже приносила из центра помощи). Ради забавы Трейси клеила на них разные надписи: «Гармония», «Счастье», «Спокойствие», «Любовь»...
Евдокия методично продела иглу сквозь крышку пузырька и набрала оттуда жидкость в шприц.
Отложив затем его в сторону, она смочила кусок ваты медицинским спиртом.
— …..и заодно очищу все твои чакры, — сказала Евдокия.
Она ткнула ватой в лоб Трейси, в её шею, между грудей, в живот, в пупок. Трейси унюхала на себе пьянящий запах и стянула трусы до пят.
Евдокия приложила свою ладонь к низу её живота. Трейси почувствовала прохладу её кожи и холод колец на её пальцах, которые двигались всё ниже — туда где Трейси дёргала волосы от частого волнения и беспокойства, не покидавшего её с поездки на Ганимед. Евдокия нащупала там вену и сделала укол в свободное место на ней.
Вынув иглу, она приложила вату со спиртом на место укола.
Трейси не почувствовала Любовь. Она услышала далёкие выстрелы.
* * *
Пули отскакивали от брони автомобилей королевского кортежа. Машины встали на заезде на эстакаду шоссе. По ним вели огонь с многоэтажной парковки впереди.
— Какого чёрта вы там стоите? Убейте их всех! — заливалась криком женщина из рации на груди майора Пауэрса.
Это была сама принцесса Норико, она же герцогиня Титанская.
И она же — пребывавшая в бешенстве.
В бешенство её привёл тот факт что средства, выделенные Организацией Объединённых Планет на ликвидацию последствий урагана А. Кларк, были вероломно растрачены местными чиновниками. Её ненависть была направлена прежде всего на королевского министра по чрезвычайным ситуациям. Будь её воля — она бы приказала вздёрнуть его на стреле автокрана посреди центральной площади. Но её останавливали запрет смертной казни и введенная пять лет назад конституция, по которой каждому полагался справедливый судебный процесс. Норико прилетела на Титан чтобы заседать в качестве имперского обвинителя и направлялась в здание верховного суда.
Однако момент для того чтобы показать заботу монарха о своём подданном народе был утерян: столица Титана Хайнэ-Лайнен, разрушенная ураганом, уже погружалась в беспорядки.
Самболь спокойно стояла и слушала радио-ругань. С усмешкой она взглянула на огромный плакат перед собой, размокший от мороси на доме напротив. Принцесса Норико на нём довольно улыбалась, присела рядом с детьми, чуть приподняв юбку-карандаш. Она трепала детишек за щёки и видимо призывала их следовать за мечтой — как и гласила надпись на плакате: «Следуйте за мечтой». Образ на картинке никак не вязался с призывами убивать по радиосвязи. Это очень забавило Самболь.
Вместе с другими бойцами из «Серых Лосей» она стояла в укрытии под эстакадой. Её сослуживцы держали в руках автоматические дробовики Гаррисона. Они держали их так, как чересчур заботливые мамочки держат здоровых годовалых детей, которые должны бы уже ходить самостоятельно. На цевье они будто пытались нащупать родничок.
Коробчатые магазины дробовиков были заряжены дробью с фосфором, разъедающей внутренности бедолаги при попадании.
Лейтенант Абигейл Мак стояла по левое плечо от Самболь и захотела курить. В это время как раз затихли выстрелы. Из рации командира Пауэрса слышались призывы принцессы расколошматить парковку из крупнокалиберного орудия в турели броневика. Из броневика в радиоэфир мрачно ответили что их орудие заклинило — смазочное масло превратилось в эмульсию от сырости.
На Титане всегда было сыро. Всегда стояла вечная изморось. Местные так и называли свою планету: «Дуггрегн». Самболь начинала досаждать сырость: повязка над её лёвым глазом отсырела и натирала кожу.
Абигейл потянулась за пачкой в один из нагрудных карманов. Двинув рукой, она ощутила на себе давление затянутых ремней разгрузочного жилета. Во рту она всё ещё чувствовала вкус кислого табака сигареты L&M, выкуренной на полицейском корабле «Карабинер», и зелёного чая, выпитого наспех перед десантированием. Закурив, она протерла пластмассовые противоосколочные очки тыльной стороной ладони, от налипших на неё мельчайших капель мороси.
Дым в лёгких приблизил её к безопасности, к её раннему утру, когда Абигейл лежала на полу в комнате под раскрытым настежь окном, отдавая всю себя боли в мышцах после отжиманий и повторений на пресс. Сквозняк и катящиеся вниз капли пота облизывали её кожу, вызывая озноб, приносивший ей странное, судорожное удовольствие. Озноб она часто предпочитала сексу со своим парнем по имени Соммерс, который работал техником в двигательном отсеке «Карабинера» и просил плевать ему в рот в постели. Абигейл не понимала, зачем ему было так необходимо глотать её слюну, но глотал он её охотно и жадно. Впрочем, и она бы не смогла ему рассказать, зачем ей так нужно лежать под раскрытым окном, подвергая себя опасности простудиться — ведь была она с ним только из‑за страха остаться одной.
Абигейл сплюнула после первой затяжки и попала на стальной носок своего ботинка. Стальной — чтобы хорошенько пнуть под зад одуревшее гражданское общество и привести его в чувство. Показать кто хозяин в Солнечной системе.
Полицейский корабль «Карабинер» мог быстро достичь бушующую недовольством планету и запустить спецотряд на подавление общественного беспокойства. Бойцы садились внутрь специальных капсул, которыми выстреливали из электромагнитных пушек корабля. От «Серых Лосей», отряда быстрого реагирования межпланетной полиции, ожидали одно: взять Титан под контроль.
Струйка дождевой воды с эстакады затушила сигарету Абигейл. Она достала ещё одну и начала её поджигать, отойдя в сторону от струи. Ей вдруг пришло в голову, что и Тим тоже живёт с ней скорее из‑за боязни одиночества, а не из чувства искренней любви. Пока эта мысль распускалась в её голове, ей в спину прилетела пуля, пробив печень. Абигейл упала на асфальт. Самболь, стоявшая рядом, подтянула её к себе за лямки жилета. Она давила на рану стерильными салфетками. Абигейл выла и визжала от боли, пока в один момент не замолчала и не перестала думать вообще о чём бы то ни было. Самболь посмотрела на свои руки, вымазанные густой и тёмной кровью из печени. Ей показалось, что она испачкалась в соевом соусе. Только что рядом с ней был человек, а теперь это уже мясная туша из морозильника, которая тает и подтекает при комнатной температуре.
— Соберись, Нгуен! — скомандовал Пауэрс. — Вторая группа не отвечает, похоже их перебили. Придётся идти нам, атаковать в лоб.
— Я видела гранатомёты у броневика на башне, майор — сказала Самболь. — Пусть ставят завесу.
Она присела к Абигейл и вытерла руки о её штанину.
— Эй вы там, в броневике! — крикнул Пауэрс в рацию. — Дым поставить сможете?
В радиоэфире ответили утвердительно.
— Ну хоть какой‑то от них прок... — сказала про себя Самболь, закрывая веки Абигейл.
На эстакаде раздались хлопки от выпущенных дымовых гранат. Двигатели автомобилей дали газу.
— Гвардия отступила из верховного суда вместе со всеми судьями — говорили по радио из штаба. — Они заминировали здание при отходе. Её величество должна проследовать в резиденцию.
Машины кортежа съехали с эстакады задним ходом, развернулись и направились в город. Здание парковки обволакивал дым.
— Вперёд, Лоси! — бодро крикнул Пауэрс. — Забодаем их до смерти!
В темпе они пробежали через густой дым и преодолели несколько этажей парковки.
* * *
Между автомобилями с водородными двигателями они нашли только брошенные пустые подсумки, пустые магазины и гильзы. С решётки заграждения свисали тросы, прицепленные карабинами за прутья. Стрелявшие уже спустились на тросах вниз.
Самболь услышала шипящий звук приближавшейся ракеты. Воздух в один момент разорвался и тряхнул всё до основания.
В Самболь ударился боец и повалил её своим телом на бетонный пол. Она едва сбросила его с себя. Разобрать кто именно это был из сослуживцев она не смогла. Его лицо и кожа были растрёпаны до костей и испещрены мелкими гвоздиками. Самболь подумала что кто‑то очень гнусно поступил, налепив на гранату кучу гвоздей.
Поднявшись на ноги, она увидела подле себя тела остальных. Несколько из них корчились и дёргались. Один умолял чтобы его убили — гвозди торчали из его глаз и щёк.
Кроме Самболь стоял на ногах только Пауэрс и он исполнил желание бедняги, выстрелив ему в голову из пистолета. С двумя другими, ещё живыми бойцами, лежавшими на бетоне, он поступил точно также, не спросив хотят они жить или нет.
Самболь успела заметить, как на улице внизу белокурый мальчик бросил с плеча гранатомёт и побежал сверкая пятками.
* * *
— Тяжело, когда тебя судят, оценивают как товар на рынке, особенно когда ты ещё подросток и не знаешь что такое цинизм и расчёт... — говорила Патрисия Шарман с экрана.
В телевизоре крутили запись ток-шоу, сделанную перед её смертью.
Трейси лежала на диване и внимательно следила за Патрисией. Вглядевшись как следует, она увидела что рука Патрисии дрожала, сотрясая пепел с сигареты, зажатой между пальцами.
— Я, я помню как одна женщина, кастинг-директор, которая позже стала продюсером, остановила меня посреди прослушивания и сказала: «Слушай, девочка, ты недостаточна красива чтобы быть актрисой. Найди себе какое‑нибудь другое занятие».
Её глаза заблестели от слёз в свете софитов.
Глаза Трейси тоже налились жидкостью. Ей казалось что она понимает женщину с телеэкрана и страдает от тех же самых чувств. Ведь это вроде бы так понятно и так по-человечески: быть отринутой, быть непринятой. Отбракованной. Из памяти она тут же накидала себе примеров с подтверждением этому, подтверждением того что и она была задета ровно тем же самым. И ей захотелось большего — убедить себя что и в этот самый момент она достойна жалости из‑за того что близкие, окружающие и всё мироздание так с ней обходятся.
— А я — красива? — спросила Трейси.
Евдокия натирала посуду тряпкой на кухне, мурлыча про себя песню, услышанную по радио и не выходившую у неё из головы всю последнюю неделю. Слова Трейси дошли до неё.
— Ну конечно же да, милая, — отвечала она, как всегда таинственным тоном. — Красота мира в его несовершенстве, в потёртостях и неровностях. В резком запахе пота, в волосах на руках, в сухой коже. Шрамы на твоём теле и на твоей душе делают тебя неповторимой.
— А зачем ты со мной? — спросила Трейси ещё, и Евдокия подлила ещё немного средства от жира в очередную тарелку прежде чем отвечать снова.
— Потому что одной очень тоскливо. Наши матери родили нас на свет и не объяснили что тут кругом одна тоска зелёная, даже здесь, во внешних мирах. Нам остаётся только немного кайфануть и доставить друг другу удовольствие — чтоб хоть немного повеселиться, вот и всё.
— Повеселиться — и всё? А что будет с нами дальше?
— Плевать. Я живу сейчас, а не потом. Вчера я разложила карты, и они сказали что впереди только одна несуразица, а в конце — смерть.
Трейси вдруг до смерти надоели пространные речи Евдокии. Она выключила телевизор, закрыла глаза и сделала вид, что уже спит.
* * *
Они бежали за ним отчаянно и никак не поспевали. Мальчик знал каждый закоулок, а они — нет. Самболь больше всего раздражала надпись на спине футболки мальчика: «Я следую за мечтой».
Он завёл их в часть города, разрушенную ураганом. Здесь улицы всё ещё были заполнены мусором и проржавевшими автомобилями. На дверях покосившихся жилых домов оставались пометки отрядов королевской гвардии: нарисованный краской из баллончика крест в виде буквы Х. В секциях между линиями креста были записаны число мёртвых людей и домашних животных; наличие опасностей — таких как утечка газа или оголённые провода; дата обыска и номер поискового отряда.
Люди продолжали жить в домах. Кто‑то жил там, где число мёртвых было ноль, а кто‑то где их было побольше. Трещины и дыры залили раствором и заложили кирпичами, а падающие стены подпёрли палками и домкратами. Всё равно после эвакуации возвращаться им было больше некуда.
Пауэрс приостановился. Жестами он показал Самболь что мальчик забежал в дом с заднего двора. Пауэрс подбежал ко входной двери, Самболь кивнула ему и обошла дом, встав под окном. Стекла в нём не было, только разорванное полиэтиленовое полотно.
Самболь перелезла в тёмную комнату. В колено ей впилась пара маленьких гвоздей на полу, она недовольно зашипела от боли и вытащила их. Видимо, это была комната мальчика — заключила она. В приглушённом свете из коридора на полу виднелась россыпь гвоздей, блестящие куски клейкой ленты и снаряды для гранатомётов.
Пауэрс ворвался в дом. Он и Самболь прошли на кухню: единственную комнату в которой горел свет.
Две женщины в ночнушках и с распущенными длинными волосами сидели за столом, освещённые пламенем свечи между ними. Одна была старой, другая довольно молодой. Глаза их были закрыты, ладони сложены, а углы губ нервно дёргались. Про себя они молились, чтобы беда миновала их. Но Пауэрс и Самболь не собирались уходить.
В комнате мальчика скрипнула дверь шкафа. Самболь поздно хватилась: мальчик снова убежал, выпрыгнув через окно.
— Так, — начал Пауэрс, тяжело дыша. — За этим чёртовым малым я снова бежать не хочу!
Из карманов он вытащил и бросил на стол пластиковые мешки и жгуты с затяжками. Женщины дрогнули, но не открывали глаза.
Хоть отряд Пауэрса и именовался «Серыми Лосями», среди простого народа он был прозван «пластиковыми мешками», или проще: «мешки».
— Начнём с этой, она дольше чем старуха протянет! — сказал Пауэрс.
Он схватил молодую за волосы и повалил на пол со стула. Девушка завизжала. Вторая женщина очнулась и злобно впилась глазами в Пауэрса.
— Вяжи её! — скомандовал Пауэрс. — Этой я займусь.
Самболь послушно взяла старую женщину за шею, прижала её головой к столу. Затем продела её ладони через пластмассовый жгут и затянула его.
— Кто он у вас? Сын, наверное? — говорил Пауэрс, повязав девушку и усадив её обратно за стол. — Какими надо быть больными ублюдками чтобы давать своему сыну гранаты с гвоздями вместо игрушек?
— А вы постройте здесь заново школу, чтобы детям было чем заняться! — сквозь зубы промолвила старуха, пока Самболь поднимала её со стола, усаживая на стуле.
— Ваш малец сегодня удалец, всех моих людей завалил, — сказал Пауэрс.
На голову девушке он надел мешок.
— И правильно сделал! — взвизгнула старуха.
— Нет, неправильно, — сказал Пауэрс. — Говори где он, старая мразь!
— Сначала верни МОЕГО МУЖА И СЫНА С ТОГО СВЕТА!
— ГДЕ ОН, ЧЁРТ ТЕБЯ ПОБЕРИ?
Пауэрс затянул мешок на шее у девушки.
— Дочь она тебе, или свекровь, или ещё кто — мне плевать, сегодня ей достанется как следует пока не скажешь!
Девушка с мешком на голове сидела спокойно пару секунд. После чего резко дёрнулась и завертела головой из стороны в сторону. Пауэрс напрягся и покраснел, удерживая затянутый мешок. Старуха отвернулась, не в силах видеть такое зрелище.
— В резиденцию её величества прорываются толпы, — раздалось из рации на груди Пауэрса. — Снайперы на соседних зданиях сообщают что не будут открывать огонь и уходят с позиций. Толпы выносят из дворца слуг с отрубленными конечностями. Её величество должна прибыть в космопорт, повторяю...
Пауэрс снял мешок с головы и девушка отчаянно задышала. Он взял старуху за подбородок и повернул её лицо к себе.
— Не вижу прежней дерзости в твоих глазах! Куда гордость твоя делась теперь? — заорал Пауэрс.
— Не говори ему, — простонала девушка. — Он всё равно нас убьёт.
— Я не знаю где он, — сказала старуха, глядя прямо в глаза Пауэрсу.
— Тогда скажи куда ОН МОГ ПОЙТИ, ПРОКЛЯТАЯ ДУРА!
— Может, к своему брату, в бар на седьмой улице, я НЕ ЗНАЮ! — ответила она.
— Как называется ЭТОТ БАР?
— «МЕ-ЧТА»! Чтоб вы все сдохли, уроды!
— От вас никакого проку... — сказал Пауэрс, надев мешок обратно на голову девушке. — Этой тоже мешок на голову, Нгуен!
— Есть, майор, — сказала Самболь и выполнила приказ.
Пауэрс перезарядил пистолет, одёрнул затвор и выстрелил в головы девушке и старухе. Мешки на их головах заполнились кровью изнутри.
— Эти мешки очень удобны, Нгуен, — сказал Пауэрс. — Когда стреляешь этим курицам в головы, их кровь с мозгами не разлетается по всей комнате и не пачкает одежду. Понимаешь, Нгуен?
Он улыбнулся.
— Да, майор, — ответила Самболь. — Но не обязательно было их убивать.
— Обязательно. Именем её величества, я объявляю на этой дебильной планете чрезвычайное положение. Чрезвычайное время — чрезвычайные меры. Смекаешь, Нгуен?
— Да, майор.
— То‑то же.
* * *
Игорь Кромвель, инженер-монтажник с водородного завода Тексако, попросил ещё пятьдесят грамм меркурианского рома в свою рюмку.
— Я всё задаюсь таким вопросом, Строук, — обратился он к бармену по имени Строук, поднося рюмку ко рту. — Почему в нашем районе после урагана только твой бар остался стоять как ни в чём не бывало?
— Потому что Богу угодно чтобы детям его было где надраться и отвести душу, особенно в такое тяжёлое время, — спокойно ответил Строук, натирая мокрой тряпкой барную стойку.
— Лучше б ему было угодно не сносить мой дом ураганом... — проворчал Стрингфеллоу Дайс.
Стрингфеллоу лежал головой на стойке. В прошлом он был пилотом корпоративного вертолёта, на котором перевозил важных шишек из Тексако между посадочными площадками на их заводах. Теперь же он был просто алкоголиком, пьющим и снимавшим комнату на деньги своей жалостливой бывшей жены Марты.
— Твой дом всё равно забрал банк за долги по ипотеке, ещё до урагана! — бодро воскликнул Строук. — Подними голову, я протру под тобой.
Стрингфеллоу отлепил щёку от стойки и поднял голову.
— Да, не напоминай... — тихо сказал он. — Лучше налей мне тоже, как Игорю.
— Э-э, нет, дружок! — сказал Строук. — Свой кредит доверия за эту неделю ты исчерпал! Пусть твоя распрекрасная Марта сначала придёт и заплатит.
— Да ей зарплату задержали... В конце месяца обещали выдать... Ай, тьфу, не очень‑то и хотелось!
Стрингфеллоу плюнул себе под ноги.
— Чёрт, сигареты кончились... — пощупал он свои нагрудные карманы и ничего в них не нашёл.
Он встал, шатаясь, из‑за стойки и направился к столикам с переполненными пепельницами, надеясь найти в них недокуренные бычки.
— На улицах вроде бы революция начинается, а ты сидишь здесь, — спросил Строук у Игоря. — Чего вдруг?
— Хе-хе, а ты почему свой бар не закрыл? — засмеялся Игорь. — Да потому что проходили мы это всё не раз. Побуянят и затихнут. Любят а то показывать по телевизору как какой‑нибудь молодой человек кидает камни в полицейских. Красивый образ, конечно — одинокий герой против закона. Но эти телеоператоры никогда не возьмут ракурс чуть правее, или левее, ведь там сидят обычные люди, типа нас, в баре, спокойно пьют свой ром и понимают, что ничего не изменится. А вообще, налей‑ка мне ещё...
Когда неуклюжий Стрингфеллоу почти добрался до столика, его чуть не сбил с ног мальчик, вбежавший в бар.
— Твою мать, пацан, зенки разуй! — пролепетал недовольно Стрингфеллоу.
— Строук, за мной идут мешки! — звонко закричал мальчик. Он запыхался и переводил дыхание.
— Точно? — спросил Строук.
— Да!
— Прячься на кухне, я их задержу! — сказал Строук и пригнулся за стойкой.
— Мешки... какие ещё к чёрту мешки? — заворчал Стрингфеллоу, копаясь в пепельнице. — Мешки с дерьмом...
— Эй, а как же мой ром? — спросил Игорь.
Он приподнялся на стуле, чтобы заглянуть за стойку. Его спину разворотило дробью.
Игорь обвалился на стойку, раскинув руки. Из его раненной спины поднялись струйки дыма от горевшего в теле фосфора.
Строук дёрнул затвор, вытащил автомат из‑под стойки и стал палить из него во все стороны не поднимая головы.
Пауэрс стоял снаружи и стрелял из дробовика Гаррисона, целясь в окна низенького бара. На крыше горели красным электрическим светом буквы слова «МЕЧТА». Расстреляв через окно стойку бара и пробив её насквозь, Пауэрс выстрелил оставшиеся в магазине патроны по каждой букве.
«МЕЧТА» потухла и всё затихло.
* * *
Самболь прошла за Пауэрсом в бар. Под их ботинками хрустели осколки стёкол окна и бутылок, истекавших алкоголем на витрине.
Стрингфеллоу прижался к полу и изображал мертвеца. Игорь как и прежде лежал на стойке. Пауэрс присел на корточки и глянул через дыру в стойке: стойка была сделана из гипсокартона и не смогла уберечь Строука. Тот лежал, обняв автомат, и дымился от фосфора внутри него.
Пауэрс заметил докуренную лишь наполовину сигарету, зажатую между пальцами у Стрингфеллоу. Не ожидая и не ощутив никакого сопротивления, Пауэрс вытащил сигарету и прикурил от своей платиновой зажигалки, вручённой ему когда‑то давно за десять лет службы.
— Пожалуй, пора всё это закончить, — сказал он и сплюнул. — Как думаешь, Нгуен?
— Я не думаю, майор, я выполняю ваши приказы, — ответила Самболь.
Майор закашлял от дыма и смеха.
— Так держать! — сказал он, прокашлявшись.
* * *
Мальчик вспотел от страха и жался к стене. В его мокрых ручонках пистолет скользил, пальцы едва держали тяжёлое оружие.
Как только дверь в кухню начала открываться он захотел выстрелить. Палец соскользнул со спускового крючка в первый раз.
Во второй раз мальчик уже надавил как следует и сумел выстрелить. Он попал в руку надвигавшегося на него Пауэрса.
Мальчик закрыл глаза и нажал на крючок снова, не отпуская. Пистолет лишь щёлкнул внутри себя один раз и замолк. Пауэрс отобрал пистолет у него здоровой рукой.
— Гляди‑ка! — Пауэрс кинул пистолет Самболь. — Да у тебя гильза в патроннике застряла!
Самболь поймала пистолет. Затвор и вправду стоял не на месте, и гильза виднелась в его незакрытом окне. Самболь вытащила магазин, сняла спусковую скобу, стянула пружину со ствола и выковыряла гильзу.
Гильза со звоном упала на пол.
— Нерасторопный ты паренёк, оказывается! — сказал Пауэрс, доставая пластиковый мешок из кармана.
Самболь собрала пистолет обратно, вставила магазин и дёрнула затвор.
— Я тебя сейчас как котёнка при... — успел сказать Пауэрс, перед тем как Самболь выстрелила ему в голову, прижав дуло к затылку.
Лицо Пауэрса разорвалось, а сам он обрушился на пол. Кровь пролилась на стену и несчастного мальчика, который уселся в углу, обняв коленки.
— Надо было сначала надеть ему на голову мешок, — сказала Самболь. — Тогда бы кровь не разбрызгалась повсюду.
— Че-чего? — спросил мальчик.
— Не важно, — сказала Самболь. — Как тебя зовут?
— Рене...
— Две женщины в твоём доме, кто они были?
Самболь села на колени рядом с ним и положила руку ему на плечо.
— Блейз и Луиза?
— Хорошо, Блейз и Луиза. Расскажи мне о них.
— Блейз хорошая, она приютила меня и Строука... когда наших родителей убили мародёры после урагана. Она мне как мать. У неё умер муж и сын, их вместе посадили в тюрьму за поджог дома мэра города, там они оба умерли от голодовки... Может, поэтому она ко мне так добра.
— А Луиза?
— Луиза её родная дочь... Луиза мне не нравится, она заставляет меня убирать её комнату, дразнит постоянно что я нахлебник и неродной...
— Строук — это твой старший брат, который здесь бармен?
— Строук? Да... Он здесь понарошку бармен. На самом деле он капитан в Народном фронте. Я хочу быть как он!
— Не надо тебе быть как он. Он мёртв и лежит за стойкой. И не надо тебе быть в Народном фронте. Это они тебе приказали в нас стрелять? Зачем?
— Потому что вы зло, вы правительство. А Народный фронт — это правое дело!
— Народный фронт добился для тебя только смерти всех твоих близких. Он отобрал у тебя детство и превратил в убийцу. Не важно правое это дело или нет. Конечно, сейчас ты захочешь мстить и сейчас ты этого не поймёшь... Да и вряд ли то что я сейчас делаю походит на урок милосердия... Глупо давать урок милосердия, убив человека минуту назад. Но я, наверное, единственный человек в твоей жизни, кто хотя бы попытался тебя этому научить. Никогда не убивай людей, Рене, слышишь? Не будь таким как я, как правительство, как Народный фронт. Держись подальше от войны и всего этого дерьма. Пока убивают людей — мир никогда не наступит. Особенно в твоей душе.
Мальчик непонимающе глядел в глаза Самболь. Она устало улыбнулась ему в лицо, встала и вышла.
На улице шёл проливной дождь — не та морось, что прежде. Самболь разобрала пистолет и выкинула каждую часть в прозоры решётки канализации. Она шла вперёд, срывая шевроны и знаки отличия с комбинезона. Улицы перед ней заливались криками недовольства, возгласами и выстрелами.
Мальчик проследил, пока она уйдёт и подбежал к решётке. С трудом он поднял её и полез вниз, за частями пистолета.
* * *
Трейси проснулась от того, что в квартиру пришёл кто‑то третий.
— …..если хочешь долбить эту дрянь, то пожалуйста, но я таким не увлекаюсь, — говорил незнакомый ей мужчина. — Главное чтоб ты ничем таким не болела. Ты же не больна?
— Я, милый мой, слежу за собой, — сказала Евдокия. — Тело человека это божий храм, я его ничем стараюсь не осквернять.
— Да что хочешь с собой делай, главное чтобы мне не передалось. А где вторая?
— Трейси, милая, проснись! — сказала Евдокия.
Трейси слышала, как она приближается. Ей хотелось сначала возразить, что она давно уже не спит. Сейчас ей уже расхотелось, и она притворилась что ей тяжело просыпаться.
— Чего? — простонала Трейси.
— К нам пришёл гость, — сказала Евдокия. — Ты же хочешь повеселиться?
— Что? Какого чёрта? — Трейси воспрянула от недовольства.
— На вид вроде потасканная немного, а так ничего, — разглядывал её мужчина.
Трейси тоже его разглядела. Обыкновенный мужик, только бледный и с мешками под глазами, судя по всему — от космической лейкемии.
— Что это за бред? — сказала Трейси. — О господи...
Она схватила свою кожаную куртку со стула, показала Евдокии средний палец и вышла из квартиры.
— Ты же обещала, что вы будете вдвоём! — сказал мужчина.
* * *
На улице она закурила и хотела спокойна покурить. Однако из каждого радиоприёмника и телевизора раздавались одни и те же новости о беспорядках на Титане и вводе чрезвычайного положения.
Трейси надоела окружавшая её суета. Она надеялась скрыться от неё в центральном парке Бредбери. Там она частично нашла нужное ей спокойствие, несмотря на беспокойные разговоры прохожих о всё том же Титане. От скуки Трейси сорвала маленькое яблоко с посаженых яблонь, надкусила и тут же пожалела об этом. Ужасно кислое, оно вязало язык и всё во рту. Трейси не знала что делать с яблоком, как и не знала что делать со своей жизнью — выбрасывать или доесть до конца, какой бы кислой и ужасной она ни казалась.
Яблоко она выбросила, но сама отправилась в многоквартирный дом господина Суджимото. Она надеялась успеть пока он не сдаст её с Самболь пустующую кваритру новому жильцу.