Русский фактор. Вторая мировая война в Югославии. 1941–1945

Тимофеев Алексей Юрьевич

3. Роль СССР в подготовке партизанской и гражданской войн в Югославии, 1941–1945 гг

 

 

3.1. Организация и подготовка к партизанской войне в СССР до начала Второй мировой войны

Помимо иностранной оккупации в 1941–1945 гг. на территории Югославии развернулась полномасштабная гражданская война. В ходе оккупации и гражданской войны коммунисты вели успешные партизанские действия, которые способствовали их победе над противниками. Стоит отметить, что в современной войне партизанские действия, как и другие формы военных действий, для успешности их проведения обязательно должны иметь теоретические и методологические основы. В военно-теоретическом смысле по понятным причинам методология партизанских действий тесно связана с антипартизанскими операциями и часто рассматривается параллельно. Кроме того, в военной науке партизанские действия нередко рассматривают в комплексе с тактикой действий частей специального назначения. Тактика «ударил-убежал», избегание фронтальных действий, сопротивление превосходящим силам противника на их территории, использование диверсионных средств — эти общие черты действий партизан и спецназа способствуют сближению способов подготовки для них кадров и руководителей.

Фактически все силы, противостоявшие в конфликте на территории Югославии в 1941–1945 гг., опирались на определенные предварительные знания о партизанской войне. Немецкий оккупационный аппарат в своих боевых действиях против югославских повстанцев использовал антипартизанскую подготовку частей, особо обученных для этого вида боевых действий, как, например, дивизия «Бранденбург», дивизия СС «Принц Евгений»и подчиненные единому штабу по борьбе с партизанами («Jagdverband») кадры сети отрядов быстрого реагирования («Jagdkommando»), действовавшей в Сербии, Боснии и Хорватии.

Монархическое движение Сопротивления (ЮВвО) также имело определенную военную подготовку. При этом речь идет не столько о четнической команде, которая была сформирована незадолго до войны и не имела особого влияния на развитие движения Д. Михайловича. Речь здесь идет о более продолжительном процессе развития теории и практики партизанской («четнической») деятельности в сербской, а позднее в югославской королевской армии. Идеи иностранных авторов нашли плодородную почву в Сербии, богатой традициями антитурецких восстаний, и способствовали сравнительно раннему появлению военно-научных работ на эту тему: сначала авторизированных переводов, а потом и самостоятельных трудов. Традиции Первого сербского восстания 1804–1813 гг. и восстания 1875–1878 гг. в Боснии и Герцеговине в дальнейшем были продолжены поколениями сербских четников в Македонии и Старой Сербии, вплоть до Балканских войн (1912–1913 гг.). Подготовкой четников из граждан Сербии и сербов из сопредельных государств занималась военная разведка королевства с использованием армейского оборудования, но в полной конспирации. Подготовка кадров для четнического движения активно проводилась в 1903–1912 г.. Например, курс подготовки боснийской молодежи, прибывшей в конце июня 1912 г. в Белград без паспортов через австрийский г. Земун, проходил в течение шести недель в горных палаточных лагерях на юге Сербии, где курсанты в полевых условиях занимались теорией и практикой партизанских действий, выживанием в природных условиях, стрелковой подготовкой, изготовлением самодельных и использованием фабричных гранат, практикой использования взрывчатых веществ для диверсий на мостах и железных дорогах. Проводилась и более ускоренная подготовка в городских условиях, в которой применялись учебные пособия по минно-подрывным действиям и тактике четнических операций. В дальнейшем сербские четники действовали на флангах и в тылах турецкой, болгарской, австро-венгерской армий.

Традиции «ускоков» и «гайдуков» были живы среди сербов Боснии и Хорватии. Именно там партизанское движение распространилось с особой интенсивностью, а выходцы из этих краев стали костяком партизанских кадров до конца Второй мировой. Очень долго в югославской историографии эти народные традиции считались единственным источником партизанской тактики, выработанной благодаря мудрости самозародившихся партизанских кадров и врожденным талантам руководства КПЮ. Конечно, стоит признать, что гражданская война в Югославии действительно вывела на историческую сцену целый ряд решительных и одаренных военачальников. Но тем не менее в изначальной подготовке организаторов партизанского движения, в формировании их тактики и стратегии в военно-политическом сегменте, в обучении специфических, но крайне необходимых для партизанской войны специалистов (диверсанты, контрразведчики и т. д.) важную роль сыграла подготовка, которую многие югославские партизанские командиры получили от советских инструкторов еще до Второй мировой войны (в СССР и Испании).

Специалист по Балканам Вильгельм Хеттль (Wilhelm Hottl), занимавшийся Балканами на посту начальника венского отделения внешней разведки рейха (VI отдел Главного управления имперской безопасности), считал, что деятельность коммунистических партизан в Югославии походила на тактику китайских повстанцев, боровшихся против японцев в Китае.

Чтобы прояснить природу этих на первый взгляд невероятных предположений, целесообразно вкратце рассмотреть историю развития идей о партизанских действиях в России и СССР и подробнее остановиться на специфической роли в их формировании военно-учебных структур Коминтерна.

Партизанские действия в военном деле (продолжительные организованные диверсионные действия в неприятельских тылах) существуют с XVII в., т. е. с самого начала попыток организовать тыловую сеть стационарных складов для армии. В России первые попытки нарушить действия неприятельских тылов относятся к XVIII в. Однако настоящее начало организованной партизанской войны в Европе обычно связывают со временем Наполеоновских войн. Именно тогда в России получили широкий размах партизанские отряды, а в Испании — «малая война» (исп. guerrilla от guerra — война), кстати, слово «герилла» дало название партизанской войне в большинстве западноевропейских языков. Участник этих событий Денис Давыдов стал первым русским теоретиком партизанских действий. В дальнейшем идеи Д. Давыдова были развиты другими военными теоретиками императорской России. В своих трудах они разрабатывали тактику партизанской войны и уточняли ее цели в материальном, моральном, политическом и стратегическом аспектах. В то же время они указали и на те обстоятельства, которые препятствовали включению партизанских действий в арсенал императорской армии; лучшими партизанскими организаторами были «свободоумные и независимые» офицеры, притом что возможность регулярного повседневного контроля над партизанскими отрядами была низкой. Недаром попытки использования партизанской тактики были столь неуспешны во время Русско-японской и Первой мировой войн. По мнению слушателя Академии Генштаба и бывшего офицера царской армии П.П. Каратыгина: «Ставка считала подобные приемы борьбы бесцельными и опасными — подрывающими дисциплину, основы и весь уклад регулярной армии. Идеи маневров и смелых положений смущали тогдашнее высшее командование, оно шло на это неохотно».

Именно то, что мешало развитию партизанства в царской армии, способствовало росту симпатий к этой идее в российских революционных кругах. Уже во время революции 1905–1907 гг. А.А. Вановский, один из руководителей Военно-технического бюро при Московском бюро ЦК РСДРП, разработал на основании опыта восстания в Москве и Киеве ряд установок по использованию «малой войны» в революционных целях. Глава большевиков В.И. Ульянов (Ленин) настаивал на разделении понятий «партизан» и «анархизм»/«бандитизм», подчеркивая особое значение «малой войны» как особой формы революционной борьбы. Таким образом, постепенно партизанство стало обретать важную составляющую «народной войны», которая в общих чертах появлялась лишь в работах Д. Давыдова, но отрицалась как нечто значимое в трудах русских военных теоретиков, предпочитавших исключительно военную составляющую.

После революции октября 1917 г. и начала Гражданской войны и белые, и красные обратили свои взоры к идее партизанской войны. В отличие от эпизодичных попыток белого партизанства (отряды Шкуро и белые партизанские отряды в Сибири) большевики подошли к идее об организации партизанской войны с большим размахом, создав Центральный штаб партизанских отрядов, включив партизанские действия в полевой устав и организовав активную подготовку кадров. Для подготовки кадров отпечатали ряд довоенных исследований, посвященных партизанской тактике, а также привлекли опыт теоретиков партизанских действий — «переприсягнувших» царских офицеров: В.Е. Борисова, В.Н. Клембовского, П.П. Каратыгина и др.Хотя судьба «сменивших флаг» царских экспертов по партизанской тактике была печальна (репрессии или изгнание), они оказали роль связующего звена и способствовали усвоению накопленного в XIX веке российского опыта. Военный опыт большевиков обогатился в результате Гражданской войны не только опытом партизанской, но и антиповстанческой борьбы в Сибири, Средней Азии и в крестьянских районах России и Украины.

По окончании Гражданской войны над партизанской организацией стала сгущаться тайна. При этом стоит отметить, что фактически без передышки после прекращения военных действий советские партизанские организаторы продолжили партизанские действия на территории сопредельных стран (Польши и Литвы). Позднее государственные органы СССР участвовали в организации и проведении партизанских действий в Китае и Испании.

После Гражданской войны в СССР появился ряд военно-теоретических монографийи программных статейна тему партизанской войны. Внимание советских теоретиков «малой войны» привлекала повстанческая и партизанская тактика в других странах. В этих работах не только был подведен итог партизанского опыта прошлого, но и выделены новые формы и цели партизанства как магистрального пути для достижения успеха в борьбе с социальным и (или) национальным угнетением, указано на необходимость заблаговременной подготовки партизанских кадров, а также организации и роли диверсионных действий в достижении целей «малой войны».

Подготовкой партизанских кадров СССР занялось РУ РККАв обстановке необходимой для этого щекотливого дела секретности. Политические процессы тридцатых годов, фигурантами которых стали сторонники партизанской подготовки в высшем руководстве РККА, превратили тему подготовки партизанских кадров в предвоенном СССР и вовсе в почти «невидимую» тему до самого конца существования СССР. Прекрасным примером этого являются воспоминания С.А. Ваупшасова, в которых он элегантно, двумя абзацами переходит от своего участия в партизанских действиях на территории Польши (1920–1925) к «неожиданному» приглашению в Испанию. А в Испании совершенно случайно, по словам самого Ваупшасова («мир тесен»), он столкнулся с коллегами по организации партизанского движения в Западной Белоруссии: А.М. Рабцевичем, Н.Г. Коваленко, В.З. Коржом, Н.А. Прокопцом, А.К. Спрогисом.Покров тайны с подготовки партизанских кадров в предвоенном СССР был снят лишь в девяностые годы после публикаций монографий, мемуаров участников событий и частичного открытия архивов.

До конца 1929 г. РУ РККА и ОГПУ провели значительную работу по открытию ряда партизанских школ и курсов, созданию законспирированной сети подготовленных кадров и схронов с оружием, взрывчаткой и необходимыми припасами.

Согласно воспоминаниям И.Г. Старинова, школы для подготовки партизанских кадров существовали в Белоруссии, на Украине и в Ленинградском военном округе. Командно-политические кадры партизанских формирований проходили общую военную подготовку, техническую и специальную подготовку. Обучение с полным отрывом от рабочего места длилось от трех до шести месяцев. При этом «универсалов» не было, готовились специалисты по отдельным специальностям, необходимым для партизанской деятельности. Пиком мероприятий по подготовке партизанских кадров стали военные учения 1932 г. в районе Ленинграда и Москвы, в которых вместе с парашютистами и бойцами Дивизии особого назначения участвовали и партизанские кадры, подготовленные к тому, чтобы поднять восстание, массированными диверсиями перерезать коммуникации и нарушить тыл наступающего противника на территории запада страны.

Однако с 1933–1934 гг. (т. е. с усилением власти И.В. Сталина) подготовка партизан в спецшколах РККА и ОГПУ стала свертываться, а в 1937 в ходе «большой чистки» и вся подготовленная сеть партизанских кадров и схронов была демонтирована. Для режима абсолютной власти наличие в обществе отдельных индивидуумов, подготовленных к диверсиям, самостоятельной постановке и достижению партизанских целей, было подозрительным, если не опасным. Стоит отметить, что в то время вообще шел процесс свертывания индивидуальных свобод, ограничения доступа граждан в государственные и партийные здания без особых пропусков, усиления контроля над регистрацией места проживания и над правом частных лиц владеть оружием. Этому способствовали и перипетии внутрипартийной борьбы за власть: убийство С.М. Кирова, застреленного из личного револьвера в затылок в здании Ленинградского горкома. Не менее настораживающим был и другой прецедент. В 1927 г. троцкистско-зиновьевская оппозиция попыталась использовать, как козырь в борьбе за власть, конспиративные типографии, законсервированные на случай «победы реакции». Военная оппозиция могла бы попытаться применить в своих целях законспирированную сеть диверсантских и партизанских кадров. Плохо поддающаяся внешнему учету и контролю партизанская сеть была напрямую связана с М.Н. Тухачевским (1-м заместителем наркома обороны, а в 1928–1931 гг. — начальником Ленинградского военного округа), И.П. Уборевичем (командующим войсками Белорусского военного округа в 1931–1937 гг.), И.Э. Якиром (командующим войсками Киевского военного округа в 1925–1935 гг.). Согласно воспоминаниям И.Г. Старинова, И.Э. Якир лично следил за подбором инструкторов и кадров для партизанских спецшкол. В борьбе с угрозой единоличной власти Сталина НКВД ликвидировал не только систему подготовки и сеть партизанских кадров и схронов, но и значительную часть организаторов, кадров и даже учебных пособий. Лишь после нападения немцев на СССР в 1941 г. старые наработки попытались возродить, но эти события уже не имели влияния на подготовку партизанских кадров для Югославии.

 

3.2. Роль Коминтерна в организации и подготовке партизанской войны

Кроме структур военной разведки и государственной безопасности подготовкой партизанских кадров в СССР 20 — 30-х годов занималась еще одна организация — Коминтерн. Отметим, что в советской и югославской историографии Коминтерн обычно рассматривался как некая аморфная и «советодательная» конфедерация партий, что-то вроде своеобразной Лиги Наций для коммунистических партий. Лишь после открытия для историков архивов Коминтерна в начале девяностых годов стала ясна истинная роль Коминтерна — высокоорганизованной и разветвленной организации, которая руководила, финансировала и полностью контролировала внутреннюю жизнь легальных и в особенности нелегальных партий, членов III Интернационала. Нелегальные коммунистические партии имели в лице Коминтерна не только источник финансирования, но и логистическую опору, базу для переподготовки, фильтрации и обучения своих кадров. Важной составляющей процесса обучения была подготовка к вооруженному восстанию и партизанской войне. Коминтерн с момента окончания Гражданской войны в России в 1921 г. и до своего роспуска в 1943 г. находился под контролем руководства ВКП(б) и действовал по его приказам, а с 1929 г., после ухода Николая Бухарина с места председателя Исполкома Коммунистического Интернационала (ИККИ), в Коминтерне началось постепенное вытеснение старых кадров, в нем стали доминировать сталинские кадры, окончательно взявшие верх в 1935 г., с приходом к власти в ИККИ Г. Димитрова.

Первая военная школа Коминтерна была открыта уже в 1920 г. Идея о необходимости подготовки и организации революций в других странах не покидала большевистских лидеров и после окончания Гражданской войны. Уже 25 сентября 1922 г. ИККИ решил организовать особую комиссию для изучения иностранного опыта вооруженной борьбы с буржуазией. На основании анализа отдельных тактических проблем по материалам этой Нелегальной комиссии ее члены создавали печатные работы и непосредственные методички для улучшения военно-политической деятельности отдельных партий — членов Коминтерна, в особенности их военных организаций, скрытых от глаз общественности и простых членов партии. Эти методические рекомендации приспосабливались к местным конкретным условиям, но имели и одну важную общую черту: неуклонный курс на гражданскую войну и революцию для обеспечения конечной цели — победы пролетариата (т. е. абсолютной власти коммунистической партии).

Примером принципов, которые диктовал своим членам Коминтерн, может служить Инструкция Нелегальной комиссии Коминтерна, разработанная в 1924 г. для военной организации болгарских коммунистов на основании анализа неудачного Сентябрьского восстания 1923 г. Инструкция содержит: рекомендации по выработке плана вооруженного восстания, предложения тактического и стратегического характера, приспособленные к местным географическим, социальным и классовым условиям, методику легальной и нелегальной подготовки «живой силы восстания» до и во время восстания, рекомендации по приобретению, выбору и месту складирования оружия до начала восстания, методику «дезинтеграции армии и полиции», рекомендованное отношение к местным националистам и русским белогвардейцам, цели для саботажа, рекомендации по организации разведывательных операций до и во время восстания. Дух этих бескомпромиссных инструкций лучше всего демонстрирует идея, которую должны были усвоить все члены партии: «Каждый коммунист должен твердо помнить, что он является не только на словах, но и на деле членом партии гражданской войны и как таковой должен озаботиться приобретением для себя оружия». Не оставляет сомнений в характере рекомендованных действий и следующий совет разведывательной службе военной организации партии: «Установить места нахождения (квартиры) лиц, подлежащих ''ликвидации'' в момент восстания, и условия возможности совершения террористическоих актов».Рекомендации были дополнены методическими материалами по организации курсов младшего и среднего командного состава, необходимого для начала восстания и его первой фазы. Программа предусматривала три лекционных цикла: военно-политический, военно-технический и тактический. Военно-политический цикл, помимо изучения трудов классиков марксизма о вооруженном восстании, обращал большое внимание слушателей на организацию новых структур власти, новой армии и карательного аппарата (милиции и ЧК). Военно-технический цикл включал вопросы связи, транспорта, топографии, подрывного дела. Третий цикл, тактический, был сконцентрирован на тактике партизанских действий, специально приспособленных к местным условиям, т. е. в небольшой гористой аграрной стране.

Коминтерновские кадры активно участвовали в организации восстаний в Германии, Болгарии, Эстонии и Китае. Хотя эти восстания закончились неудачами, накопленный опыт собирался и анализировался. Антивоенная комиссия ИККИ рекомендовала коммунистическим партиям усиливать вербовку и разложение государственной армии, не прекращать разработку планов вооруженного восстания, не забывая при этом о координации своих действий с интересами безопасности «первого государства победившей пролетарской революции» — СССР. Для усовершенствования кадров, уже имевших подготовку, и обучения новых членов военных комиссий иностранных партий Коминтерн активно готовил методические материалы. В качестве примера можно привести разработку 1925 г., автором которой был Н.Я. Котов, помощник инспектора пехоты РККА, боевой офицер Первой мировой и Гражданской войн, опытный революционер и выпускник Военной академии. На 18 отпечатанных без пробела страницах с грифом «Сов. секретно» имевший богатый опыт партизанских действий Н.Я. Котов подробно изложил общие, организационные и специальные рекомендации по тактике партизанских действий как формы гражданской войны. В этой разработке, как и в других подобных учебных материалах Коминтерна (или созданных для его структур), прослеживается одна общая особенность — путем узкого фокусирования на конкретной проблеме максимально сократить время обучения.

Безуспешность попыток экспорта революции в ряде европейских и азиатских стран, а также внутренняя логика развития СССР привели к тому, что в 1925 г. Сталин на V пленуме ИККИ провозгласил лозунг «построения социализма в одной, отдельно взятой стране». Но, несмотря на отказ от троцкистской идеи «перманентной революции» и прекращение реальных попыток организации вооруженных восстаний в соседних странах, Коминтерн продолжил обучение кадров для военных организаций иностранных партий — на будущее. В 1928 г. на VI конгрессе Коминтерна это направление военной работы Коминтерна было сформулировано в двух лозунгах: «Борьба против военной угрозы» и «Защита СССР», что подразумевало активную деятельность по подготовке коммунистических кадров, готовых помочь СССР в случае нападения врага.

В этих условиях «временного затишья» эксперты Коминтерна продолжили внимательный анализ опыта минувших классовых боев и антиколониальных выступлений. Обучение необходимых для иностранных партий военно-политических экспертов проходило в рамках партизанских школ, организованных для подготовки партизанских кадров для РУ РККА. Кроме того, до 1936 г. на 25-м километре Горьковского шоссе, в районе подмосковной Балашихи кадры диверсантов и партизанских организаторов для иностранных компартий готовила специальная школа, во главе которой стоял Кароль Сверчевский (Вальтер). Хотя школу снабжало учебными пособиями и обеспечивало инструкторами РУ РККА, организация К. Сверчевского оставалась в рамках структуры Коминтерна под названием: Центральная военно-политическая школа (ЦВПШ). В ЦВПШ параллельно обучалось до трех изолированных групп, каждая из которых имела по сорок курсантов. Преподаватели ЦВПШ носили гражданскую одежду, избегали демонстрации своей связи с государственными структурами СССР. Часть студентов ЦВПШ, проявивших склонность к военным наукам, получали дополнительное образование в военных школах и академиях РККА.

Большинство студентов из европейских стран обучались не в ЦВПШ, а в Международной ленинской школе (МЛШ) и Коммунистическом университете национальных меньшинств Запада (КУНМЗ). Чтобы привить обучавшимся там партийным кадрам общее представление о действиях в подполье и об организации повстанческой деятельности, слушателям читали особый спецкурс — «Практика восстания и конспирации». Преподаванию этого спецкурса придавали особое значение и кроме лекций проводили практические занятия и лагерные сборы на специализированных полигонах на объектах, рассредоточенных в Москве и Подмосковье. Количество часов «военно-политического обучения» студентов и аспирантов из иностранных компартий варьировалось от 180 часов в год для студентов КУНМЗ до 300 часов в год для студентов МЛШ. При этом, помимо военных предметов, большое внимание уделялось правилам работы в подполье и партийной конспирации, т. н. «партийной технике». Преподавание велось с использованием специальных методичек и руководств, таких, как «Правила партийной конспирации», «Программа по изучению опыта подпольной работы», «Программа практических работ по подпольной технике» и т. д.

Учебный план менялся в зависимости от потребностей конкретного контингента обучаемых. Например, в 1931–1932 гг. в школе К. Сверчевского соотношение предметов было следующим: политическое образование — 25 % общего времени обучения, военно-политическое обучение — 15 %, тактика — 25 %, военная техника — 30 %, партийная техника — 5 %. Таким образом, ученики Сверчевского получали знания по теории и практике вооруженного восстания, подрывной деятельности против вооруженных сил неприятеля, тактике боевых действий в условиях партизанской войны и уличного боя, работе с минно-подрывными средствами, использованию разнообразного стрелкового оружия.

Кроме общих монографий Клембовского, Каратыгина и Дробова, по словам И.Г. Старинова, для обучения партизанской специфике «был издан ряд закрытых пособий, в том числе: «Техника и тактика диверсий, объемом 12 печатных листов, «Засады на путях сообщения», объемом около 10 печатных листов, «Передвижение партизан в тылу врага», около 2 печатных листов, «Основы конспирации городских партизан», «Базирование партизанских формирований в лесо-степной местности», «Разведывательная деятельность партизан», около 3 печ. листов. Кроме того, были изданы тиражом до 30 экз. инструкции «Закладка оружия и боеприпасов в тайники», «Закладка в тайники минно-взрывных средств», «Минно-подрывное дело для партизан и диверсантов», «Основы связи в партизанских формированиях», «Оборудование и охрана партизанских баз в лесисто-болотистых районах».Опыт вооруженных коммунистических восстаний был изложен в книге «Путь к победе: искусство вооруженного восстания», написанной под псевдонимом «Алфред Лангер» финским коммунистом и сотрудником РУ РККА Тууре Лехеном. Позднее появилась объемная обзорная монография «Вооруженное восстание», опубликованная под псевдонимом «Август Юрьевич Нейберг». Над этой монографией работали В. Блюхер, М. Тухачевский, И. Уншлихт, И. Пятницкий, М. Штерн, Э. Волленберг, Г. Киппенбергер, П. Тольятти и Хо Ши Мин, а редактировал — Август Юрьевич Гайлис-Вайлир. В преподавании использовалось также сочинение Ровецкого по военно-партийным действиям в городе (об организации уличных беспорядков и борьбе повстанцев против полиции и армии в городских условиях) .

Необходимо подчеркнуть, что учебные пособия и методические разработки были всего лишь вспомогательным средством для преподавателей и учащихся, а само образование в ЦВПШ базировалось на личном контакте небольших учебных групп с преподавателями, имевшими большой собственный опыт повстанческой и партизанской деятельности. Приветствовался обмен опытом между учениками и преподавателем в рамках отдельной учебной группы. Лучшие ученики оставались в качестве аспирантов в ЦВПШ и сами участвовали в обучении, следующих групп. Еще одной важной особенностью обучения была сравнительная краткосрочность занятий, которая компенсировалась исключительной интенсивностью преподавания, сжатостью и узкой ориентацией программы обучения в зависимости от того, из какой страны прибыли слушатели, какую имели подготовку и какие цели перед ними ставились. Например, если речь шла о членах партий, имевших возможность организовать специальное обучение у себя в стране, то срок обучения составлял 3 месяца, кадры полностью нелегальных партий обучались 5–6 месяцев, а в случае особой необходимости обучение могло продолжаться и дольше (8 — 12 месяцев).

Кроме тщательной селекции материала (на нужный и не нужный для конкретных практических действий), результативность в столь короткие сроки не могла бы быть достигнута без тщательного отбора слушателей. Помимо беззаветной преданности идеям коммунизма, потенциальный кандидат для ЦВПШ был молод, активен, с опытом участия в военных действиях и в хорошей физической форме. В личном плане предпочтение отдавалось людям без семьи, осторожным, но с некоторым вкусом к авантюрам. Кроме того, было важно, чтобы слушатели ЦВПШ не были известны полиции своей страны и могли бы свободно вернуться на Родину.

Преподавание проводилось на национальных языках, на языках международного общения того времени — немецком, французском и лишь изредка, для групп из «ближнего зарубежья» на русском и польском. Это дополнительно способствовало тесному взаимному общению, обмену идей и ускорению процесса обучения.

Атмосфера сравнительно либеральной коминтерновской «партизанщины» не соответствовала общему направлению преобразований в предвоенном СССР. Многолетние попытки вывести гомункулюса мировой революции заканчивались многочисленными неудачами и выглядели как пустая трата ресурсов и средств. Примером падения роли Коминтерна могут служить заявления Сталина по вопросу о международном коммунистическом движении, данные в отчетных докладах на XVI (1930), XVII (1934) и XVIII (1939) партийных съездах.

Если в 1930 и 1934 гг. Сталин выражал надежду на то, что в случае агрессии империалистов рабочий класс этих стран ударит им в тыл, то в 1939 г. упоминания о международной солидарности рабочего класса отошли в самый конец и уж совсем не говорилось о вооруженном восстании рабочих в странах, дерзнувших напасть на СССР.

Вместо этого была упомянута некая расплывчатая «моральная поддержка трудящихся всех стран, кровно заинтересованных в сохранении мира».

«Переоценка ценностей» выразилась и в том, что после VII конгресса Коминтерна в 1935 г. контроль над военной подготовкой полностью взяла на себя «контрразведка Коминтерна» — отдел Кадров ИККИ (ОК), который в паре с «разведкой Коминтерна» — отделом международных связей ИККИ (ОМС) находился в то время под контролем НКВД. Следует сказать, что ОМС также готовил кадры для нелегальных радиопунктов за границей, но в контексте нашей работы мы не будем останавливаться на них подробнее. Наконец, после начала войны в Испании деятельность ЦВПШ, как, впрочем, и общеполитических учебных заведений Коминтерна, начала сокращаться, а потом и полностью прекратилась. При этом значительное число кадров, подготовленных в СССР, как в ЦВПШ, так и в КУНМЗ и МЛШ, а также многие их преподаватели были направлены для оказания интернациональной помощи в Испанию. Гражданская война на Пиренейском полуострове стала для военно-политических кадров Коминтерна не только тяжелым испытанием, но и полигоном для апробирования теорий «партизанской тактики» и обучения подходящих кадров из рядов прибывавших в Испанию со всего мира молодых коммунистических активистов.

 

3.3. Обучение и подготовка югославских партизанских кадров до начала Второй мировой войны

Партизанскую подготовку получали отборные кадры из многих коммунистических партий, в том числе и из Коммунистической партии Югославии (КПЮ). Об этой подготовке большинство бывших слушателей неохотно упоминали в мемуарах, стараясь замолчать ее или описать свое обучение в Москве как общетеоретическую подготовку и штудирование классиков марксизма. В такой маскировке были заинтересованы и в СССР, и в иностранных компартиях. Одни хотели скрыть свои усилия по подготовке подрывных элементов и «двустороннюю», чтобы не сказать, «двуличную», внешнюю политику, т. к. линия НКИД на «мирное сосуществование» была в разрезе со стремлением Коминтерна обеспечить «военно-партизанскими кадрами» компартии всего мира. С другой стороны, и зарубежным коммунистам не хотелось получить ярлык «иностранных наемников, подготовленных за границей к подрывной работе», который, несомненно, был бы растиражирован антикоммунистической пропагандой. По окончании Второй мировой войны тема «партизанской подготовки» стала еще более чувствительной. В странах, где в годы Второй мировой войны коммунистические повстанцы развернулись в полную силу (СССР, Китай, Югославия, Польша, Словакия, Франция, Италия), местные коммунисты и до и после 1945 г. стремились толковать восстание как выражение спонтанной помощи масс коммунистической идеологии. В других странах, где ИККИ (а точнее, руководством СССР) был сделан вывод, что восстание приведет к «провокационному уничтожению подготовленных кадров», местные коммунистические кадры были использованы для помощи советской разведке (Германия, Австрия, Венгрия и, с некоторыми оговорками, Болгария). Деятельность учеников коминтерновских «спецшкол» имела антигосударственный характер и поэтому также рядилась в маску «спонтанности», «народного недовольства» и т. д. Лидеры КПЮ после советско-югославского разрыва 1948 г. начали особенно настаивать на автохтонности югославского партизанства, замалчивая «ненужные мелочи» из своей предвоенной биографии.

И все же следы предвоенной партизанской подготовки могут быть обнаружены в мемуарах, в написанных для внутреннего использования автобиографиях, а также в тех архивах Коминтерна, которые уже доступны для исследователей.

Одно из самых ранних конкретных упоминаний об обучении югославов военно-политической подготовке по линии Коминтерна осталось в автобиографии Мустафы Голубича, написанной 31 января 1933 г. в ИККИ. Согласно этой автобиографии, в январе 1930 г. «партия послала его в спецшколу, где он учился четыре месяца», после чего его приняли на работу в аппарат Коминтерна. В характеристике, которую написал на М. Голубича представитель ОК ИККИ 10 февраля 1941 г., указано, что Голубич окончил четырехмесячный курс обучения в МЛШ. Голубич имел богатый опыт и до коминтерновского курса, но тем не менее показательно, что после окончания школы ИККИ он помогал «делу мирового коммунизма» именно в военно-политической области. Например, в 1934 г. он был направлен в Германию для инспекции центральной военной организации и разведывательной организации немецких коммунистов (Nachrichten dienst). Накануне войны М. Голубича послали из СССР в Югославию, но вскоре по прибытии он был арестован гестапо и убит.

В своих воспоминаниях будущий организатор партизанского движения на юге Франции Влайко Бегович описал жизнь аспирантов КУНМЗ в 1935/36 гг.: «Нам не было тяжело учиться дни и ночи напролет. Мы соревновались в учебе, и наша югославская группа часто была среди первых в Университете. Поэтому было необходимо не только работать самим, но и помогать отстающим. Мы изучали военную науку, боевую технику и добивались отличных результатов в стрельбе из винтовки, пистолета-пулемета и пулемета. Мы выполняли длительные ночные марши с боевой выкладкой и в противогазах, иногда и при температуре ниже двадцати градусов мороза. Мы проводили ночи, расчищая снежные заносы на железнодорожных путях, шли в колхозы убеждать мало заинтересованных (в идеях коммунизма. — А.Т.) крестьян вовремя проводить сев и жатву и помогали им в этом. Много еще всякого тяжелого мы делали, но нам ничто не было тяжело».

Будущий представитель ОМС в Югославии в годы войны Иосип Копинич также вспоминал о своей учебе в КУНМЗ и МЛШ в 1936 г. Копинич написал об этой учебе 28 ноября 1938 г. в своей автобиографии, приложенной к его официальному отчету о деятельности в ходе испанской гражданской войны. Отчет Копинича интересен тем, что он однозначно связывает два факта — обучение в МЛШ и сразу после него — использование этих знаний на практике. После приезда в Испанию Копинич был, «по установке КИ», как и остальные прибывшие, распределен «согласно своей военной специальности»: или во флот (знания о котором Копинич получил во время службы в ВМФ Королевства Югославия) или как «пехотный командир по образованию» которое он получил в военной школе в Москве. Из дальнейшего текста отчета становится ясно, что образование, полученное Копиничем в заведении ИККИ, не совпадало с классическим образовательным профилем «пехотного командира». Его послали организовывать «партизанский отряд» вместе с другими коллегами из Коминтерна, причем им «был назначен как руководитель некий тов. Курт как “спец. по партизанским, подрывным и военным делам”». Такая же узкая специализация «пехотного командира» в области организации партизанских отрядов и диверсантских рейдов в тылах противника была и у самого Копинича. Поэтому Копинич наотрез отказался присоединяться к «постоянному фронту», и, поняв, что в Эстремадуре условий для организации партизанских отрядов нет, попросил перевести его на другое место службы. После перевода в Менграбиль Копинич также натолкнулся на затруднения при организации партизанского формирования для переброски в тыл, так что ему пришлось заняться другими делами по специальности. Вместе с еще одним коллегой, направленным в Испанию Коминтерном, он стал военным инструктором по тактике и стрелковой подготовке. Кроме того, Копиничу и его сослуживцу пришлось взять на себя функции военных контрразведчиков и вести «допрос перебежчиков и крестьян с фашистской территории относительно сил врага и пр.». Кроме того, Копинич не прекращал попыток заняться диверсионной деятельностью и участвовал в организации ночного рейда в тыл врага, чтобы «уничтожить там станцию, железнодорожные мосты, мосты на главном шоссе на Мадрид, так, чтобы хотя и временно затормозить наступление фашистов на Мадрид». После этого люди из группы Курта (а вместе с ними и Копинич) были переброшены в особые группы «иностранцев», каждая по 20 человек, для «диверсий и взрыва железных дорог, мостов и т. п., чтобы приостановить наступление фашистов на Мадрид». В составе этих групп (куда кроме него, судя по фамилиям в отчете, входили еще несколько югославов) Копинич также участвовал в отдельных рейдах для срыва железнодорожного сообщения в тылу врага. Свои специфические знания Копинич передавал молодым поколениям диверсантов. Кроме того, он продолжал заниматься контрразведывательными функциями, нейтрализацией и разоблачением «троцкистских и фашистских агентов».

В Коминтерне обучался и будущий организатор партизанского восстания в Сербии, член Главного штаба партизанского движения Сербии и Главного штаба партизанского движения Боснии Родолюб Чолакович. В 1933 г. Чолакович покинул Югославию и через какое-то время прибыл в СССР, где получил то же образование в МЛШ, что и Копинич. По окончании МЛШ Чолакович работал в аппарате Коминтерна, а после, как и многие другие будущие организаторы партизанского движения в Югославии, по решению ИККИ участвовал в гражданской войне в Испании. Видный организатор партизанского движения в Хорватии Иван Гошняк (зам. командира, а потом и командир Главного штаба партизанского движения Хорватии) также прошел обучение в МЛШ. В СССР в 1935–1936 гг. обучался Милан Благоевич, организатор партизанских частей в Шумадии (Центральная Сербия), где, собственно, и началось югославское партизанское движение. М. Благоевич стал первым командиром Первого шумадийского партизанского отряда. В СССР в 1935–1936 гг. в МЛШ учился (а потом и преподавал в МЛШ и КУНМЗ) Эдвард Кардель, будущий организатор Освободительного фронта Словении. Образование в КУНМЗ получил Иван Лавчевич-Лучич, ставший в апреле 1941 г. руководителем военной комиссии крайкома Хорватии. В 1930–1933 гг. учился в КУНМЗ Святослав Стефанович, ставший в апреле 1941 г. инструктором крайкома Сербии по подготовке к вооруженной борьбе и организации партизанских отрядов в Центральной Сербии.

Лучшие ученики образовательных учреждений Коминтерна по окончании учебы становились аспирантами и использовались в дальнейшем для обучения новых поколений курсантов. Так, например, сложилась карьера Божидара Масларича, который в годы Второй мировой войны оставался в СССР и выполнял различные задания ИККИ (организация радиостанции «Свободная Югославия» и др.). Будучи учеником и преподавателем КУНМЗ, он посещал шестимесячную «техническую международную школу Коминтерна» вместе с большой группой коммунистов из Германии. Масларич указывал на материальную заинтересованность как на основной мотив своего перехода в школу, где выплачивалась дополнительная «стипендия в тридцать рублей». И все-таки даже в то время тридцать рублей были сравнительно маленькими деньгами, чтобы только ради них менять не только направление образования, но и дальнейшую судьбу. Поэтому можно усомниться в том, что материальные мотивы были для Масларича доминирующими. Позднее он участвовал в качестве преподавателя в работе технической школы, где, по его воспоминаниям, работать было приятно, так как царствовали «порядок и согласие» и отсутствовали фракционные страсти. Масларич не упомянул ни одного спецпредмета, который, как это уже отмечено выше, преподавался не только в технических школах Коминтерна, но и в «общеобразовательных» МЛШ и КУНМЗ. После начала гражданской войны в Испании Коминтерн послал Масларича в Испанию. Описывая свое пребывание в Испании, он стремился обойти факты, которые могли бы связать его подготовку в Москве с деятельностью в Испании. По словам Масларича, после прибытия в Испанию ему пришлось взять на себя роль «простого герильеро, т. е. партизана, в нескольких акциях». Однако, судя по отчету И. Копинича для ИККИ и хранящимся в Архиве Югославии личным запискам В. Влаховича, партизаны в Испании вовсе не были «простыми людьми» и не попадали в категорию обычных бойцов. Интересно отметить, что Масларич так же, как и Копинич, отмечал, что его пребывание «в партизанах» было связано с попытками остановить наступление Франко на Мадрид путем разрушения тыла франкистов. Обучался в КУНМЗ, а потом был оставлен в нем в качестве преподавателя и еще один известный югославский коммунист — Благое Парович, которого смерть настигла на посту политического коммисара интербригады. Более детальные воспоминания об отборе кадров для образовательных заведений Коминтерна оставил Карло Мразович, организатор партизанского восстания в Северной Хорватии, член Главного штаба партизанского движения Хорватии. Участник венгерской революции 1919 г., К. Мразович был опытным кадром Коминтерна и в 1934–1936 гг. отвечал за контроль над югославскими слушателями КУНМЗ. По словам Мразовича, существовало контролируемое представителями НКВД «тайное отделение», которое имело детальную секретную картотеку слушателей, их биографии, анкеты и фотографии. Кроме КУНМЗ и аспирантуры, по воспоминаниям К. Мразовича, в СССР он окончил Военную академию.

Наиболее детальные воспоминания о своем «техническом» образовании в СССР оставил Периша Костич. Костич окончил спецшколу НКВД, которая сильно отличалась от коминтерновской системы подготовки кадров партизанских организаторов. Тем не менее интересно отметить, что, по словам П. Костича, среди лиц, обучавшихся вместе с ним, были несколько югославов. Только в его группе были еще 5–6 югославов. Эти кадры не могли не быть использованы в годы Второй мировой войны на Балканах. Костич в течение 2 лет (1934–1936 гг.) обучался в специальной «школе НКВД, находившейся в Москве на Албанской (вероятно, Арбатской. — А.Т.) площади». Костич не упомянул всех предметов, которые ему преподавали. Однако в его памяти остались названия следующих дисциплин: тактическая подготовка, огневая подготовка, физкультура, джиу-джитсу, радиотелеграфирование, математика, топография, транспортные средства, шифровальное дело, техника диверсий. «Особое внимание было посвящено диверсиям, типам взрывчатых веществ, конструированию взрывчатых веществ, различным типам мин и особенно мин-сюрпризов. Изучались способы постановки, обнаружения и деактивации всех этих средств».

Рассматривая подготовку югославских партизанских кадров в довоенном СССР, нельзя пропустить упоминания о том, что в «технической школе» Коминтерна обучался, а потом и некоторое время преподавал сам лидер КПЮ — Иосип Броз Тито. Официальный биограф Тито В. Дедиер приводит слова И.Б. Тито, который утверждал, что во время пребывания в Москве он получил военно-политическое образование, самостоятельно читая литературу: «Больше всего внимания я уделил изучению экономии и философии. Я серьезно набросился и на изучение военной литературы, читая прежде всего из русских авторов Фрунзе, а кроме того, особенно немецких классиков — Клаузевица и других. Так я во время моего пребывания в Москве намного расширил свои знания о военных проблемах…» Дедиер также упоминал, что Тито читал лекции «по профсоюзному вопросу» в югославских группах в МЛШ и КУНМЗ.

Следы обучения и преподавания Тито в СССР в бывшем досье Коминтерна крайне фрагментарны. В личных бумагах, оставленных Тито в Москве перед отбытием из СССР, сохранились записи об устройстве гектографа (копировального аппарата), написанные на немецком языке, на котором обычно читали лекции слушателям из Центральной Европы. Эти записки могут быть остатками конспекта по «партийной технике», т. к. в тогдашнем СССР доступ к множительной технике был ограничен. Другим материальным свидетельством преподавательской деятельности И.Б. Тито в системе Коминтерна является рекомендация от 21 мая 1935 г., подписанная представителем КПЮ в ИККИ Владимиром Чопичем (Сенько) и кадровиком балканского секретариата ИККИ Иваном Караивановым. В этой рекомендации указано, что товарищ И.Б. Тито (т. е. Фридрих Вальтер), «подходит для преподавательской работы» и «в политическом отношении заслуживает доверия».

В мемуарах также существует ряд упоминаний о связи Тито с образовательными структурами Коминтерна. Биограф Тито Дж. Ридли утверждал, что Тито посещал занятия по тактике в школе Красной армии в Москве, ссылаясь на интервью с М. Бубер-Нойман, участвовавшей в работе ИККИ в Москве в 1935–1936 гг.И.Г. Старинов, инструктор по подрывному делу, принимавший участие в подготовке партизанских и диверсионных кадров для ГРУ и Коминтерна, а в годы войны ставший начальником штаба советской миссии в Югославии, имел возможность познакомиться с Тито и до конца своих дней сохранил о нем и о югославских партизанах положительное мнение. Однако и И.Г. Старинов утверждал, что «Тито имел солидную партизанскую подготовку». О том, что Тито читал в Москве какие-то лекции, вспоминал и И. Копинич. В посвященном Коминтерну полумемуарном исследовании В. Пятницкого упоминается, что существовало особое отделение ЦВПШ К. Сверчевского, где проходили обучение деятели Коминтерна, в том числе руководители зарубежных компартий, а потом некоторые из них приезжали с лекциями. Среди тех, кто приезжал с лекциями, были «Тельман, Эрколли (Тольятти), Гэккерт, Кнорин, Мануильский, Тито; из польских деятелей — Ленский, Прухняк». Современные исследователи биографии Тито П. Симич и Н. Бондарев также считают высоковероятным предположение о специальном обучении и преподавательской деятельности Тито в Военно-политической школе Коминтерна.

С учетом того, что в личном деле Тито в фонде ИККИ нет прямой информации о его деятельности в связи с образовательными учреждениями Коминтерна, нельзя утверждать определенно, что лидер КПЮ обучался партизанской тактике в СССР. Стоит отметить и то, что воспоминания Бубер-Нойман, Пятницкого и Старинова в сочетании с отсутствием конкретных данных в коминтерновском личном деле Тито могут свидетельствовать и о том, что Тито получил образование в системе НКВД или РУ РККА, не оповещавших ИККИ о своих кадровых решениях. Например, ценного сотрудника РУ РККА Р. Зорге в ИККИ считали обычным, малозначительным немецким коммунистом до самого его ареста.

Свидетельства о подрывной деятельности КПЮ и о подготовке партии к вооруженному восстанию по указаниям Коминтерна попадали в руки контрразведки югославского Генштаба. Например, в августе 1937 г. при осмотре бумаг, захваченных при аресте коммунистов в Крагуевце, было обнаружено несколько инструкций, аналогичных тем разработкам, по которым велась подготовка на военно-политических курсах Коминтерна. «Директива об основании пролетарской самообороны» содержала рекомендации по созданию особых защитных отрядов, вооруженных «отрезками резиновых трубок в 35–40 см, усиленных изнутри стальной проволокой, а также кастетами, короткими палками или кистенями (усиленными хлыстами)» и даже огнестрельным оружием «на крайнюю нужду». Партийные силы «самообороны» рекомендовалось организовывать на принципах строгой воинской дисциплины. Инструкция «Армия и наши задачи» содержала детальные советы по поводу того, как коммунистам следует подрывать и дезориентировать «старую» армию, а потом создавать новую, «революционную» армию. Эти наставления были написаны в лучших традициях «партии гражданской войны».

«Курсанты из КП Югославии» фигурировали в списках слушателей коминтерновских спецшкол до самого конца их существования, до 1936–1937 гг., т. е. до самой гражданской войны в Испании. В условиях активной охоты на «участников военно-террористических заговоров», организованной НКВД, дальнейшая подготовка партизанско-диверсантских кадров советскими инструкторами могла проводиться лишь за пределами СССР — в Испании. Гражданская война в Испании имела исключительное значение для формирования партизанских кадров Коминтерна. Более опытные кадры получили возможность доказать и проверить свои знания, а «молодое поколение» получило возможность учиться в прифронтовых школах и практиковаться в реальных условиях.

Согласно воспоминаниям К. Мразовича, численность югославских кадров в интернациональных бригадах была исключительно высокой. В его картотеке имелись около 1200–1300 югославов, среди которых большинство составляли словенцы и хорваты. В коминтерновских картотеках по численности югославы были второй после французов группой среди интербригадовцев. С этими данными совпадают и сведения В. Влаховича.

Наиболее подробно подготовку коминтерновских кадров к отбытию в Испанию описал Иван Гошняк. В начале гражданской войны в Испании И. Гошняк пребывал в СССР, на учебе в МЛШ. Он вспоминал: «В партийной школе в Москве мы изучали многие военные предметы, как например: тактику, топографию, пехотное стрелковое вооружение, мы ходили и на стрельбы из винтовки и пистолета. Кроме того, мы были три недели в лагерях, где изучали тактику партизанских и уличных боев». В начале 1936 г. из 25 человек группы И. Гошняка уехали в Испанию трое: начальник группы Б. Масларич и два студента. Осенью 1936 г. очередь дошла и до остальной части группы И. Гошняка.

В конце 1936 г. И. Гошняка вызвали в ОК ИККИ. И. Гошняк вспоминал: «Меня принял один товарищ, я не знаю, как его звали, и кто он был по национальности. Он задал мне несколько вопросов… спросил меня, хотел бы я и на практике доказать свои убеждения. После того как я ему положительно ответил, он спросил меня, готов ли я съездить в Китай. Этот вопрос меня удивил, но я дал ему положительный ответ». Большинство товарищей И. Гошняка из школы также были приглашены в ОК ИККИ. Им задали те же вопросы, хотя некоторых из них и напрямую спросили, хотят ли они в Испанию. При этом, как подчеркивал И. Гошняк, никто из руководства КПЮ не вызывал их и не беседовал с ними по поводу отъезда в Испанию.

В начале января 1937 г. И. Гошняка и его товарищей исключили из МЛШ и послали в Рязань. Там группу будущих «краскомов» разместили в казарме, одели в поношенную красноармейскую форму и предупредили, что они находятся на военных курсах перед подготовкой в Испанию. На этих курсах, по словам И. Гошняка, было еще много людей самых разных национальностей и самых разных возрастов из всевозможных компартий, в том числе из их ЦК. «Конспирация была страшной. Из казармы было запрещено выходить по одиночке. Там нам не оставили даже конспиративные имена, которыми мы пользовались в Москве, а каждый из нас вместо имени и фамилии получил номер. Я был номер 36. В ежедневной перекличке в строю вместо фамилий читали числа, на которые мы отзывались». По окончании курса с фальшивым чехословацким паспортом И. Гошняк, как и другие его товарищи, был переброшен через всю Европу в Испанию.

Обстоятельства прибытия югославских коминтерновцев в Испанию лучше всего описал Божидар Масларич. Сразу же после приезда в находившийся под обстрелом франкистов Мадрид Б. Масларич пошел в ЦК КП Испании. Там с ним побеседовали Хосе Диас и Пасионария, которые расспрашивали его, «как оценивается их борьба в Москве, какие политические новости, кто еще выехал из Москвы в Испанию», а после этого и о том, что Масларич знает о военном деле и какая у него военно-учетная специальность. После беседы и обеда Масларича послали в штаб V полка, где шел военный совет, на котором обсуждалась оборона Мадрида. Склонившись над картой, докладывал военный советник V полка, австриец — генерал Клебер. Среди участников заседания были командир V полка Листер, политический комиссар полка Карлос (Видали из Триеста), генерал Гомес (Kайзер) и другие командиры частей. Обсуждение шло на английском, с которого переводили на испанский. Клебер давал объяснения, какая ситуация и что надо делать. Далее приведем дословную цитату из воспоминаний Б. Масларича, которая свидетельствует об уровне вмешательства Коминтерна в частности и Москвы вообще в войну в Испании. «На английском говорили медленно. После этого Видали переводил на испанский, а мы тем временем друг другу подмигивали. Меня этот способ работы стал раздражать. Я вертелся на своем стуле и думал, что с таким подходом, т. е. медлительностью, любой бой проиграешь. Я чуть не крикнул посреди заседания: “Почему вы не говорите по-русски, если более 50 процентов этого собрания знают этот язык, т. к. большинство из них побывали в Советском Союзе?” Кайзер объяснил мне этот подход, когда заседание закончилось. Так было нужно действовать по приказу из Москвы, чтобы скрыть вмешательство Москвы в чужие внутренние дела».

Значение военного обучения в СССР для югославских курсантов Коминтерна сложно переоценить. «Большое число этих людей закончили в СССР политические школы, кроме того, и в военных школах получили высшее военное образование. Значительное число имели высокие военные звания ( в СССР. — А.Т.)… Факт, что на образование этих людей Коминтерн потратил миллионы… Испанские добровольцы, пройдя сквозь битвы и все пережитое, стали заклятыми неприятелями фашизма. Они закалились и получили военный опыт, который принесли в свои края. Югославские «испанцы», добровольцы в годы народно-освободительной борьбы и революции (в Югославии. — А.Т.) были политическими и военными кадрами своей партии и народа». С этими словами К. Мразовича соглашались и представители молодого поколения, получившего свою закалку в Испании. По-черногорски поэтично и витиевато это выразил В. Влахович, назвавший испанскую гражданскую войну «неиссушимым источником открытой красоты борьбы».

Безусловно, в организации партизанской войны в Испании было немало недостатков и ошибок, что в конце концов и стало одной из причин поражения республиканцев. В своих мемуарах югославские «испанцы» обвиняли руководство СССР и ИККИ в слабом использовании партизанских и тыловых операций (превращение партизанских кадров в войсковой спецназ, проводивший краткие диверсии в тылу врага). Однако, кроме этих общих выводов, участники партизанских акций указывали и на более конкретные проблемы, которые в будущем было необходимо решить. И. Копинич в отчете для ИККИ так резюмировал проблемы партизанства в Испании: разнобой в командовании из-за многопартийности, сомнения кадровых испанских офицеров в идее партизанской войны, недоверие местного крестьянского населения к иностранцам, сопротивление диверсиям со стороны местной милиции из боязни мести врага против их близких и имущества. С мнением И. Копинича совпадают и слова И.Г. Старинова, который в своих воспоминаниях также упоминал, что в диверсиях его ограничивала оглядка на местное население и общественное мнение.

Для членов «партии гражданской войны» после теоретической подготовки была крайне полезна практическая школа Пиреней, где запах пороха щекотал их ноздри куда острее, чем на коминтерновских стрельбищах. Свист вражеских пуль, ранения и гибель товарищей были тем болезненным опытом, который жадно впитывали будущие организаторы югославских партизан. Однако эта практическая часть, которую обычно выпячивали в своих послевоенных мемуарах югославские «испанцы», не была единственной школой войны, действовавшей на Пиренеях. Существовала еще одна важная, но менее заметная сторона гражданской войны в Испании — обучение в тылу и на передовой под руководством советских инструкторов ряду полезных для партизан дисциплин: тактике действий в особых условиях (в горах, малыми группами, в городских условиях и др.), диверсионно-подрывным действиям, контрразведывательной деятельности и т. д.

Об отборе подходящей коминтерновской молодежи для специального обучения упоминал в своих дневниковых записях В. Влахович, описавший судьбу недоучившегося студента Б. Вайса. В Испании Б. Вайс был распределен в пулеметную команду, но потом «Брацо… оказался в партизанской бригаде. Это, по сути дела, был диверсантский отряд, который два раза в месяц переходил линию фронта со специальными заданиями, а по выполнении задачи возвращался назад на базу». Кроме диверсантских кадров, для организации новой власти нужна была структура безопасности, с которой сотрудничал и сам В. Влахович, также студент-недоучка, работавший некоторое время следователем контрразведки интербригад (Servicio de Investigacion Militar). Там его учили развивать в себе следовательские качества, соблюдать правила конспирации и слепо подчиняться требованиям «высшей инстанции».

По вышеупомянутым причинам бывшие югославские слушатели и их советские учителя избегали конкретных упоминаний об обучении партизанских кадров в Испании. Тем не менее советских инструкторов партизанской тактики и диверсионного дела в годы гражданской войны было достаточно много. Вспомним о мемуарах С.А. Ваупшасова, который вместе с товарищами по организации партизанской и подпольной деятельности в Западной Белоруссии (А.М. Рабцевичем, Н.Г. Коваленко, В.З. Коржом, Н.А. Прокопцом, А.К. Спрогисом) стал инструктором по диверсионно-партизанской подготовке интербригадовцев в Испании. Свою деятельность в качестве инструктора в Испании детально описал И.Г. Старинов. Его непосредственным начальником в Испании был Ян Берзин, руководивший в 1924–1935 гг. РУ РККА, а в 1936 г. назначенный на место главного военного советника Испанской республиканской армии. Берзин лично сформулировал задачу И.Г. Старинова — обучать кадры технике диверсий и тактике партизанской войны, чтобы использовать идеи о партизанской войне, разработанные в СССР.

И.Г. Старинов преподавал ученикам технику диверсий с упором на партизанский характер войны — т. е. с максимальным использованием импровизаций, выплавленного из боеприпасов тола и других подручных средств. Кроме того, Старинов несколько раз непосредственно участвовал в диверсионных вылазках в тыл врага. Деятельность И.Г.Старинова опиралась на поддержку ЦК КП Испании, сразу же предоставившего ему для занятий виллу в пригородах Валенсии и первое пополнение во главе с капитаном Д. Унгрией. Позднее школа Старинова была перемещена в Альбасете, где испанский костяк партизан-диверсантов был дополнен бойцами из интербригад. По воспоминаниям И.Г. Старинова, «узнав, что для работы в тылу противника нужны люди, знающие русский, первыми явились к нам два югослава — Иван Хариш и Иван Карбованц. Иван Хариш был приземист и плотен, Иван Карбованц — худощав и высок. Товарищи по интербригаде в шутку называли друзей Патом и Паташоном. Впоследствии в отряде Доминго Харишу и Карбованцу дали прозвища Хуан Пекеньо (маленький) и Хуан Гранде (большой). Оба приятеля — в прошлом моряки. Оба знали английский, французский, испанский и русский, а Иван Гранде вдобавок владел еще и итальянским». В обучении и боях «молчаливый и надежный» Иван Хариш (будущий руководитель Главного штаба партизанского движения Хорватии и основатель первых диверсионных курсов для югославских партизан) выделялся как хороший ученик, надежный товарищ и отважный боец. Конечно, кроме югославов, в диверсантском соединении Старинова были интербригадовцы и из других стран, от США до Болгарии.

В своей преподавательской работе советские инструкторы опирались на принцип репродуктивности обучаемых, т. е. подготовки лучших из учеников к функции новых инструкторов. Среди этих новообученных инструкторов были и югославские коммунисты. По окончании войны один из них, И. Хариш, вспоминал в своих редких по откровенности послевоенных мемуарах: «Практическую школу диверсантской войны я выучил в Испании, в Гражданскую войну. В партизанских частях я получил необходимую подготовку на специальном курсе для диверсантов у советских инструкторов. Я успешно закончил диверсантский курс в крепости Фигуэрас и после двухмесячного обучения я и сам стал обучать испанцев и членов интернациональных бригад диверсантским методам ведения войны. Я провел несколько таких курсов, а потом вместе с диверсантами перешел линию фронта с задачей разрушать в тылу у Франко пути сообщения, электростанции, линии высоковольтных передач, фабрики и другие объекты… В гражданскую войну я прошел Испанию вдоль и поперек, разрушая пути сообщения фашистов». В 1970 г. И. Хариш дал заверенное заявление для подтверждения статуса интербригадиста родственникам некоего Шпиро Видовича, погибшего в начале партизанского восстания в Черногории. В этом документе И. Хариш уточнил, что Шпиро Видович был одним из 15 югославов, которые входили в одну партизанскую группу, действовавшую в районе реки Тахо, еще до нападения на Теруэль. Руководителем югославской партизанской группы был Таса Михайлович, а комиссаром — какой-то испанец. «Тогда шла активная подготовка всех партизанских частей для активной борьбы в тылу врага». С этой группой И. Хариш столкнулся, приехав туда в качестве переводчика с русского на испанский вместе с инспекционной группой «русских инструкторов» В. Гришиным и Р. Вольфом (т. е. Я. Берзиным и И. Стариновым)…

Еще более подробные воспоминания об использовании знаний, полученных от советских инструкторов, оставил П. Костич, которого после завершения обучения в спецшколе НКВД также послали в Испанию. «Там меня направили в военную школу Посоррубио, куда ходили выдающиеся бойцы. В боях они показали героизм, особое самопожертвование и ответственность. Они заслужили повышения, но им нужно было получить соответствующую специальную военную подготовку. В школе были интербригадисты из Югославии, Болгарии, Греции и других стран. Из наших политическую подготовку вел Чичко Павлович (будущий организатор партизанского восстания в Южной Сербии. — А.Т.), преподавателем был и Божидар Масларич, которого я знал еще из г. Бели-Манастир, а мне приказали обучать слушателей диверсантским действиям. В школе я вновь встретил Шпиро Видовича, познакомился с Ильей Харишем Громовником, с которым я сблизился… И в школе Посоррубио, и за ее пределами я вскоре натолкнулся на много югославов. Кроме Андрея Милича, Шпиро Видовича и Чичко Павловича, я познакомился с Вельком Влаховичем и другими из группы студентов, которых было четырнадцать человек. Это было уже в 1937 г. Я встретился и с Костой Надем, унтер-офицером югославской королевской армии, который командовал на мадридском фронте, у него была своя часть. Там было много черногорцев. Я помню Весо Браевича, студента Ковачевича… с Дурмитора, Ковачевичей из Даниловграда, студентов. Был в Испании и Лука Вуячич из Грахова… Я познакомился с Данилой Лекичем, слышал и о Пеко Дапчевиче, но в Испании мы не встречались. Среди черногорцев был там и Перо Драгишич. В интернациональных бригадах было полно выходцев из Лики. Я упомяну лишь Марка Орешковича и Беришу Вукшу. С большинством наших земляков я познакомился в военной школе в Альбасете. Еще там были какие-то далматинцы, одного из которых звали Иво, он потерял глаз в Испании. Еще в школе был Отмар Креачич».

Позднее диверсионная часть Д. Унгрии (инструктором в которой был И.Г. Старинов) была переброшена из Альбасете в Хает, а затем провела ряд диверсантских рейдов в районе Кордовы и Гранады. К тому времени эта часть была значительно пополнена интербригадовцами и выросла в батальон, ставший настолько знаменитым, что его посещали И. Эренбург, М. Кольцов и Э. Хемингуэй. Кроме этого батальона, был еще ряд партизанских частей под командованием М.К. Кочегарова, Н.А. Прокопюка, А.К. Спрогиса. Уже весной 1937 г. был создан и второй спецбатальон из интербригадовцев. В дальнейшем, согласно плану Я. Берзина, все эти части были объединены в единый XIV партизанский корпус на базе спецбатальона («батальон эспесиаль») Д. Унгрии. Командиром корпуса был утвержден Доминго Унгрия, начальником штаба — югослав Любо Илич, будущий народный герой Франции, генерал, начальник оперативного отдела Главного штаба партизан и франтиреров. «Корпус состоял из четырех дивизий, в каждую из них входило три-четыре бригады, точнее, отряда, численностью от 150 до 200 человек в каждой. На Каталонском фронте действовала одна дивизия. Три дивизии были в центральной зоне: в Андалузии, Эстремадуре и на Центральном фронте. Там находились и большая часть советских советников».

Кроме «советника по диверсионным действиям» И.Г. Старинова, в корпусе Д. Унгрии были и другие советские советники. В августе 1936-го — октябре 1937 г. «старшим советником по разведывательной работе» у Д. Унгрии был Х.-У. Мамсуров. В XIV партизанском корпусе работали советниками Г. Сыроежкин, Л.П. Василевский, Н.Г. Коваленко, С.А. Ваупшасов и др.. Кроме школы в Валенсии, в которой преподавал И.Г. Старинов, подготовкой кадров занималась и «партизанская школа» в Каталонии в районе Барселоны. Начальником Барселонской школы был советский инструктор Ж.А. Озоль, инструктором по подрывному делу и диверсиям — А.Ф. Звягин. Таким образом, «партизанские школы действовали в Валенсии, Хаене, Вильянуэва-де-Кордова, в таинственном “каса роха” — “красном доме” в Пино-дель-Валье, расположенном в 20 км северо-западнее Барселоны. Этот дом назывался еще и «Чапаев»…

В ноябре 1937 г. И.Г. Старинова на посту советника в XIV партизанском корпусе сменил Х. Салнынь. С апреля 1938 г. старшим советником корпуса стал Н.К. Патрахальцев, с июня 1938 г. — В.А. Троян. В то время советниками корпуса были также Андрей Эмильев, Александр Кононенко и Григорий Харитоненко.

Последние советские военные советники «специальных дисциплин» — Х.У. Мамсуров, Н. Патрахальцев, Н.И. Щелоков и др. покинули Испанию в самом конце войны на подводной лодке. Ваупшасов остался в Испании до падения республики, до последнего сохраняя свои связи с Д. Унгрией. В СССР этим людям удалось избежать карающего меча НКВД (пострадал лишь их непосредственный начальник Я. Берзин). Х.У. Мамсуров стал начальником специального (диверсионного) отдела «А» Генерального штаба Красной армии, Н.К. Патрахальцев — его заместителем, а Н.И. Щелоков — старшим сотрудником. И.Г. Старинов стал начальником Центрального научно-испытательного железнодорожного полигона РККА.

Гражданская война в Испании была проиграна, но партизанско-диверсионные действия доказали свою эффективность. В дальнейшем бойцам XIV партизанского корпуса предстояло на практике проверить эту эффективность от побережья Кубы до Украины, во Франции, в Италии и, в особо массовых масштабах, в Югославии.