Вопреки всему

Тимофеев Валерий Владимирович

1965—1970. Институт

 

 

Полный абзац

Монотонное блеянье молодящейся «политэкономши» вконец добивает впавших в оцепенение и рефлекторно выводящих в своих конспектах непонятные даже им самим каракули «вечерников». Однако уже подкатывает очередная сессия, и через слипающиеся глаза и ускользающее сознание уставшие за рабочий день трудяги судорожно пытаются осмыслить, но, увы, не перелопатить выданную им и непригодную в обозримом будущем информацию. Витек, классный токарь, потерявший на трудовом фронте пару фаланг указательного пальца на левой руке, то ли в задумчивости, а то ли по причине врожденного паскудства идиотически упялившись в постылое лицо продолжавшей что-то лепить ученой дамы, меланхолически засовывает оставшийся обрубок в левую ноздрю и блаженно замирает в предвкушении… Наступившая через пару минут гробовая тишина враз выдергивает из оцепенения всю аудиторию, и перед студярами предстает во всем великолепии потрясающая картина. Враз оплывшая на стуле «кандидатша» с выпученными глазами незабвенной супруги Ильича, побелевшими от ужаса губами пытающаяся что-то вякнуть, вдруг, в вопле взяв самую высокую ноту, мухой вылетает в коридор. Это Витек, изображавший доселя своей блаженной рожей отличника-первоклассника, шевельнул в носу обрубком. Полный абзац!

 

Белоголовка

Ритмично поскрипывая стоптанными кожаными башмаками, вдоль кафедры вальяжно прохаживается законченный алкаш, в недалеком прошлом артиллерийский подполковник, а ныне доцент кафедры математики, и пытается безрезультатно вдолбить в наши тупые бошки прописные (но, увы, только для него), элементарные постулаты высшей математики. Но в середине лекции, исподтишка так окинув орлиным оком аудиторию и отметив, что оцепенение группы уже готово перетечь в режим стабильной зимней спячки, неожиданно для всех разражается хорошо поставленным командирским рыком: «Встать! Быстрехонько достать чистые одинарные листочки и записать десяток интегралов! Ишь, разоспались! На решение десять минут!» Тяжкое сопенье вырванных из небытия и торопливо что-то царапающих второкурсников завершается силовым захватом испещренных какими-то загогулинами бумажек.

А через день, на следующей лекции, хищно так окинув орлиным оком притихшую братию, математик торжественно изрекает: «По результатам проведенной контрольной работы, средний балл по вашей группе… два восемьдесят семь!» Все радостно регочут, и, по крайней мере на пару часов, работоспособность группы обеспечена. Что и требовалось доказать!

 

Рюмашка

Безнадежно подперев рукой отяжелевшую от безысходности ситуации голову, наш физик, обреченно наблюдая броуновское движение, почесухой охватившее всю группу, только что похватавшую впопыхах экзаменационные билеты и перетыривающую разнообразной конфигурации «шпоры» по всем столам, ждет, ох, как ждет очередного Александра Матросова, дабы, в конце концов, поставив долгожданный трояк, вымотать из студяры всю душу, вытащив оттель золотые крупицы знаний, дабы удовлетвориться, что его труды были, в принципе, не так уж безрезультатны. Постепенно за дверью начинают кучковаться изначально отличники, а следом всклокоченные и вспотевшие середнячки, ожидая, по давно заведенной в группе традиции, очередного отстрелявшегося страдальца, и не просто так, а… Вот и сейчас, углядев в щелку, что отмаявшийся только что Жигит забирает дрожащей рукой свою зачетку, я, с серебряной рюмочкой водочки в одной руке и, опять же, с серебряной вилочкой, увенчанной пупырчатым соленым огурчиком в другой, жду своего старого друга и…

Во вдруг внезапно воцарившейся звенящей тишине в дверном проеме нарисовалась кряжистая фигура физика… Кто-то ойкнул, а кто-то пискнул, когда, поначалу слегка обалдевший от увиденного педагог, крякнув, взял из моих рук подношение, со вкусом влил в себя содержимое рюмочки и, аппетитно хрустнув огурчиком, величаво продефилировал в туалет. Ржа стояла, я тебе дам! Появившийся вслед Жигит недоуменно вертел башкой, пока захлебывающаяся от хохота толпа втолковывала ему, что к чему! Но уж потом оставшиеся в аудитории студенты как из пулемета повылетали с экзамена, очумело заглядывая в свои чудом похорошевшие зачетки.

А через пару лет после окончания института, на одном из пляжей незабвенного озера Балтым, судьба столкнула меня с физиком. Обнялись, как родные, и признался он, что тогда, очумев от потока наших знаний, мечтал только об одном — хряпнуть бы, что ли, а тут и я! Во ржали!!!

 

Воздух

Однажды, помогая во время обеденного перерыва уразуметь хитрющую задачку по «термеху», мой шеф, закончивший с красным дипломом Казанский авиационный, поведал свою студенческую байку. А дело было на «военке». Отходняк после вчерашней попойки с подругами из пединститута чтой-то подзатянулся, и вся группа дружно клевала носом под усыпляющее бурчание майора, отлично, по своему боевому опыту и чисто мужицкой солидарности, понимавшего текущее состояние бедолаг. Но уж когда Петюня внаглую всхрапнул, он не выдержал и гаркнул: «Студент <…>, чем снаряжается пневмосистема самолета МИГ-19?» Обалдевший от внезапного пробуждения и тупо упялившийся на преподавателя, инициатор все-таки натренированным ухом уловил прошелестевшую подсказку и, к беспредельной радости паскудников, сиплым голосом и огласил оную: «Спертым воздухом, товарищ майор!» Секундная задержка тишины прервалась дружным реготом наглых глоток, да и сам педагог, утирая слезящиеся глаза и рефлекторно приседая, долго не мог прийти в себя. А Петюня, ныне один из руководителей крупного ОКБ, тащит до сих пор за собой по жизни кликуху «Спертый воздух».