Умопомрачающая жара, слепящее прямиком в физиономии тяжко топающих друг за дружкой, нагруженных до не могу людей солнышко, выжженная до пепельно-ржавого цвета трава — унылый пеший переход, «заброска» вдоль сверкающей переливами бурунов и внезапно возникающих и также стремительно исчезающих в никуда крученых воронок зеленоватой Катуни, до впадения в нее, кувыркающейся по булыганам, шалуньи Кучерлы. Алтай… Разгар июля, пекло.

И вот мы наконец-то в изначальной точке маршрута. Вечереет… Обе палатки уже поставлены, ужин съеден — балдеж! Лежишь, бездумно глядючи в бездонное ярко-синее небушко, не обращая внимания на занудливо бурчащего какие-то цифры жмота-эконома, перевешивающего продукты, и на галдеж суетливо-болтливых «плановых» туристов, устроившихся за ближайшими кусточками. Назавтра старт — и вперед, к Белухе, говорят, что к красивейшей вершине Алтайских гор, в самые истоки бесподобной Катуни.

Раннее утро, паковка рюкзаков, скудный, рассчитанный до калории завтрак, вот-вот выход и вдруг… За кустиками раздается какой-то растерянный мелодичный девичий голосок: «Так будет кто-нибудь кашу есть? Раз!.. Два!..» И еще до застрявшего у нее в горле счета «Три» перед ней нарисовалась вся наша прожорливая братия, вожделенно упялившаяся в ведро белоснежной рисовой каши с торчащими из нее огромными кусищами тушенки. Симпатичнейшая брюнеточка, изумленно и как-то заискивающе глядя в наши бесстыжие рожи, пролепетала: «Ребятки! Помогите, пожалуйста. Эти гады нажрались шоколада, а я-то готовила для них, готовила…» Изумлению ее не было предела, когда через несколько минут обнажилось днище десятилитрового ведра, а восемь оглоедов, сыто икая, этакой ромашкой отпали по сторонам вылизанной до блеска посудины. «Вот это да! — восторженно пискнула она. — А наши-то!..» Исходный график был безнадежно похерен, толпа срочно расползлась по кустам, и только через пару часов Кэпу удалось согнать всю эту шоблу в походный порядок.

Тропа вихляла, следуя изгибам вертлявой горной речки, то протискиваясь промеж густых зарослей и деревьев, а то выпархивая на изумительной красоты полянки с россыпями лесной клубники и толпами красноголовиков. К вечеру подошли к Кучерлинскому озеру, и взору открылись сверкающие снежниками и ледниками горные кряжи, заполонившие весь горизонт и влекущие к себе кажущейся близостью. На следующий день встали лагерем на берегу речки Мюшту-Айры, на краешке каменистой осыпи, уходящей круто вверх, прямиком к вожделенным ледникам. Поутру толпа двинула по двухдневному «радиальному» маршруту, а мы, вдвоем с Петечкой, натянув тяжеленные горные ботинки с «триконями», прихватив «сухпай», моток веревки и ледорубы, отправились на разведку перевала «Пищевик». Моренная гряда плавно переползла на снежный склон, а затем и на сам ледник. Высота не такая уж и большая, но с непривычки идти тяжеловато, «кошек» у нас нет, а лед, сверкающий выпуклыми бочинами наплывов, тверд и отполирован ветрами. На несколько минут подзадержались, заглядевшись на небольшой табунок горных коз, стремительно перелетающих с уступа на уступ, замирая на время в грациозных позах, недоступных порой и самым крутым фотомоделям.

Мюшту-Айры

Внимательно изучая в «цейсовский» монокуляр предполагаемую перевальную впадину, замечаю почти у верхнего края ледника движущееся, слегка размытое пятнышко, навожу на резкость и… вот он, источник испуга козлиного поголовья, редкостная зверюга — снежный барс, ирбис! Дистанция предельная, но немецкое стеклышко позволяет разглядеть его во всем великолепии. Плавно перетекая всем туловищем, таща за собой длинный хвостище, это бесподобное создание медленно двигалось к перевалу, минута, другая — и тихое исчезновение в нагромождении валунов.

Наш же путь до перевала был довольно долог, аж цельных два часа. Открывшийся с той стороны Капчальский ледник был весь забит свежевыпавшим снегом, и идти пришлось со страховкой, опасаясь притаившихся под ним трещин. Благо что все обошлось благополучно, и вот мы уже в верхах речки Капчал. Чем ниже спускаемся, тем гуще становится растительность, влажность и духота стремительно нарастают, а зонтичные «пиканы» вытягиваются аж до высоты в три метра. Микроклимат, блин… Маленькие пичужки, шустро перепархивающие перед нами в этом зеленом царстве, озабоченно попискивают и вдруг… я чуть-чуть не наступаю на вальяжно развалившуюся прямо на тропинке толстенную, разморившуюся в духоте, огромную серую гадюку. Через минуту натыкаемся еще на одну, затем на двух, и пошло… Да их тут сотни, черт побери, серпентарий какой-то, право. Быстро переодеваемся в горные ботинки и штормовые штаны, идем осторожно, так как эти лентяйки даже и не пытаются отползти в сторону.

Изумрудный высокогорный луг с вкрапинами «альпийских горок», представший перед нами, тянется почти до самой Катуни, изумляя разнотравьем и количеством сурков-тарбаганов, торчащих столбиками у своих норок и с резким посвистом исчезающих при нашем приближении. А слева, в косых лучах заходящего солнца, во всем своем великолепии нарисовалась двугорбая красавица Белуха с ослепительно сверкающим Катунским ледником, из-под которого и начинается эта удивительная алтайская горная речка. Все, пришли. Пора ужинать, спать, а назавтра — в обратный путь, к ребятам. Свое дело мы сделали, пора и честь знать.

Поутру, пока прохладненько, шустро добегаем до ледника, переодеваемся — и вверх, вверх, пока солнышко не прогрело скалы и не посыпались сверху камушки. Опасаясь трещин, прижимаемся к краю ледника, торопимся, и вот впереди, в часовой ходьбе, вожделенная перевальная точка. Оборачиваюсь назад в очередной раз и остолбеневаю — снизу вверх по леднику стремительно накатывается, клубясь, огромный серый облачный вал. Выхватываю компас, засекаю азимут, и нас тут же накрывает липкая влажновато-теплая мгла, видимость падает до десятка метров — приехали! Идем без остановки, медленно-медленно, осторожно нащупывая путь, и вдруг внезапный, резкий, тугой толчок теплого воздуха в спину, шелест, а затем и грохот скатившейся чуть-чуть позади нас лавины. Вперед, вперед, скорее к перевалу, последний карниз, небольшая стенка и, о чудо, слепящее солнце на той стороне, никаких облаков, все позади! Ура! Садимся на рюкзаки, достаем остатки «сухпая» и совсем рядышком, на чистом снежном пятачке видим отчетливый круглый след лапы хозяина снегов! Дай бог ему здоровья, удачной охоты и «оберега» от браконьерской пули. С этими мыслями и скатились вниз, к своим друзьям и дальнейшим приключениям.

 

Гадюка

Белуха. Вид на Катунский ледник

Тихий вечер у подножья Катунского ледника в лесном массиве под царицей Алтая — Белухой. Костерок, сытое умиротворение после отменного ужина хариусами, приготовленными на рожне, мелодичное треньканье старенькой гитары, словом, расслабуха после тяжелого ходового дня.

Как-то незаметно из освещенного круга слиняла Люда-Бомба, одна из двух наших красавиц, видать, по каким-то своим надобностям. А через несколько минут она с диким воплем вылетела к костру со спущенными штанами, сверкая всеми своими прелестями, чем повергла нашу братию в неподдельное изумление. Ее товарка, мгновенно среагировав, укутала визжащее создание в свою штормовку и уволокла в дамскую палатку, откуда еще долго раздавались громкие рыдания, переходящие постепенно в детский лепет, сморкания и всхлипы.

Оказалось, что Люда, тихохонько отойдя недалеко от кострища, удобно устроилась промеж двух невысоких кочек по малой нужде, совмещая процесс с прослушиванием любимой мелодии. Какое-то шевеление внизу прервало сие занятие, и, осветив поле деятельности ручным фонариком, она с ужасом обнаружила, что тепленький дождичек пришелся прямиком по центру толстенной гадюки, выбравшей удобное местечко между этими кочками для своей ночевки и аккуратно свернувшейся клубочком. От такой наглости рептилия приподняла башку и, обозрев очаровательную картину, обиженно зашипела, широко раскрыв пасть.

Старт дамы был чисто спринтерским, и вот она перед нами, «вся в вологодских кружевах»! Наш медик Петюня высчитывал варианты помощи при укусе в нижнюю полусферу, и добровольные помощнички, перебивая друг дружку, пытались помочь ему дельными советами, вплоть до самых непристойных. А в основном обсуждались прелести нашей Людки, проявившиеся так неожиданно при непредусмотренном стриптизе. Дня через два все позабылось под тяжестью монотонной «ишачки» и прочих походных проблем. А наши дивы, отправляясь уже только парой по своим делам, предварительно тщательно изучали будущее поле боя.