Бр-р-р-р! А как распрекрасно все начиналось!

Мой старинный друг по сплавным походам, мастер спорта по самбо в легчайшей категории, главный технолог нашей фирмы и просто надежнейший мужичара Стас, в узком кругу ласково называемый «Комариком», как-то посетовал на то, что, мол, всю осознанную жизнь сплавлялся только вниз по течению, а вообще-то давненько уже мечтал попасть в мои угодья в верхах незабвенной речки Черной, как он выразился, на «рельеф». Сказано — сделано! И вот мы изначально и на радостях ввалились в такую задницу!!!

Перво-наперво, выгрузившись в Тавде с неподъемным барахлом и добравшись на попутке до пристани, обалденно изучали фанерный щит с надписью: «„Заря“ не ходит — вода низкая». Охая и причитая, приволоклись в местный аэропорт. Самолеты уже все ушли, и назавтра, по причине выходных, рейсов не ожидается! Полный абзац! Пригорюнившись, сидим на шмотках, «курим бамбук» — и вдруг! Выскочивший из «газона» знакомый вертолетчик Вова, узрев нас, радостно так взвыл: «Парни, халява, плиз! За литру могем закинуть до Новоселова — срочно летим в зону». Новоселово так Новоселово, а это повыше устья Черной километров на двадцать пять, пойдет! И вытряхнули нас посередь села, в двух километрах от реки. А уж дороги там — «хайвей»: сплошные тракторные колеи в застывшей вековой грязюке, по обочине каковых тянутся выщербленные деревянные тротуары с вылезшими наполовину ржавыми гвоздями. Спотыкаясь и матерясь, доволокли весь груз до берега. Вечерело, в животах уже урчало, да тут еще начал накрапывать мелкопакостный дождик, плавно перетекший, в полном смысле этого слова, в проливной. Скукоженные, сопливые, сидим, укрывшись пленкой, с надеждой посматривая на пустую реку. И вот, в полусумраке, из пелены дождя нарисовался крохотный катерок с полупьяным капитаном в обнимку с чумазой девицей. За спасительную «литру» сгоношили его сплавить нас до Чернавска. В кромешной темноте, озаряемой изредка трескучими молниями, чалимся к невидимому за пеленой дождя берегу. Но чтой-то не то, не там вроде пристаем, на что шеф сумрачно буркнул: «Хто капитан? Я али ты? Тута пристань, тока ее не видно. А ближе не подойти. Шибко мелко».

Выпадываем за борт и, в натянутых повыше «болотниках», перетаскиваем скарб на берег. Катер тотчас же отчаливает и тут же встает на якорь, огонек в каюте гаснет! У, гад! Гормон заиграл, что ли? Ливень шпарит уже сплошной стеной, а перед нами крутой глиняный откос. Никакой пристани нет и в помине! На карачках, сползая по липкой няше, совершаем беспримерное восхождение наверх… Вот сволочь, не доплыли километра полтора, и чапать нам придется километра три по свежевспаханному полю до заброшенной деревушки Гришино. Под ногами, поскуливая, мечется комок грязи на четырех лапах, ноги вязнут в пахоте, струйки пота соперничают с потоками ливня. Отпуск, блин… Волокем два огромадных рюкзака, девятиведерную пайву и байдарку на титановой тележке — кайф, однако. На полдороге бросаем пайву и наконец-то вваливаемся в крайнюю заброшенную избу. Уф! Но это еще не все! Ох, как противно переться за оставленной посередь поля пайвой, но доставить нечаянную радость алкашам-аборигенам чтой-то не светит. И вот, подсвечивая сквозь сплошную дождевую пелену налобным фонариком, ищу, ищу «ветра в поле»! Оп! Нашел. Стоит, накренясь, в огромной луже!

Когда через час вваливаюсь в избу, там полнейший порядок, печка ровно гудит, заманчиво, аж слюнки потекли, напахнуло горячим варевом, и пробравшись сквозь развешанные на проволоке Стасовы манатки, с ходу плюхаюсь за накрытый к ужину стол, даже не раздеваясь. Сытый, уже обсохший Соболюшка, умостившийся подле печки, с любопытством наблюдает, как, с ходу чеколдыкнув, мы алчно набрасываемся на еду. Осоловело отвалившись от стола, стягиваю с помощью Комарика насквозь промокшее шмотье и буквально валюсь в объятья расстеленного на полу спальника.

Поутру боженька преподносит нам подарок: чистое, без единого облачка, бездонное небо, легкий туманец над рекой, аромат увядающей листвы — все, пора и в путь! Пока собираю на берегу старую байдару, Стас приволакивает весь багаж, сортирует его, дабы компактно растолкать в нашем «Таймене». Мы уже на воде, Соболь занял свое место впередсмотрящего, Стас посередке, я же на своем командирском, на корме. Аванте!!! В унисон взмахнув веслами, выруливаем против течения на «рельеф», и начинается «ишачка». График прост до не могу: два часа пахоты, десять минут отдыха — и так весь день, окромя получасового обеда. Часа в четыре вновь вляпываемся в дождину, берега с ходу подернулись серой кисеей хлещущей с небушка воды, под задницами захлюпало, мокрые рабочие перчатки елозят по веслам, а тут еще и встречный ветер в морду.

Река кипит огромными пузырями, нос лайбы мотает из стороны в сторону порывами ветра, только и успевай работать рулем, а до избушки на Осмокуре ой как далеко. Тупо, с надсадой ворочая веслами, судорожно шарахаясь от возникающих внезапно перед носом баланов, молча и остервенело премся вперед. Наконец Стас взвыл: «У меня уже руки не сгинаются!» Все, значит, приехали… Чалимся, перетаскиваем необходимое барахло под разлапистую пихту, ищем «сухару», рубим лапник, натягиваем тент, сушимся у плюющего угольками костра, наконец-то разливаем баланду по мискам, и самое-то время накатить по сто пятьдесят! Вот чтой-то Стас подозрительно долго колупается в рюкзаке, а потом как-то потерянно, чуть ли не шепотком, выдавливает из себя, что литровая канистрочка со спиртягой осталась стоять на окошке покинутой поутру избушки. Трах-перетрах!!! Две недели сухого закона, да где это видано? Бедный Комарик! Тучи с громами обрушились на его бедную башку! Даже чай на смородине не лезет в глотку! Угрюмые и злые, заползаем в спальники, с презрением повернувшись друг к дружке задницами… А на следующий день, как под копирку, история повторяется, вот только гребем молча, до упора и в полной темноте доползаем до вожделенной избушки. А там! Сухие дровишки, две охапки душистого сена, раскочегаренная печка, вот только прекрасный вечер вновь подпортил я своим вопросом: «А может, по чуть-чуть?» Комарик с ходу набычился, да тут я обнял его за плечи и шепнул на ухо: «Ну и хрен с ним, здоровее будем!» Приняв сей постулат за аксиому, чудненько, при хорошей погоде провели в любимой тайге десяток дней. Ягоды в этот год было море, и обе пайвы наполнились непосильным трудом достаточно быстро.

И только, плывя обратно, повернули к старице, что подле Устья-Меж, как, словно разбойник с кистенем, давненько поджидавший нас за углом, хлестанул проливной дождь. Река враз покрылась крупной рябью и запузырилась, сразу же исчезли все топляки, баланы и прочая гадость. Но так как скорость по течению возросла вдвое, за водой глаз да глаз нужен был. А до Осмокура места-то самые сложные, крутые берега, оползни, прижимчики и сплошные «зигзуги». Вот на одном из них мы и вляпались с разгону на кол! Резкий удар, треск раздираемой обшивки, мгновенный маневр к берегу и геройское потопление под нависшими над водой кустами. Осклизлая няша, размываемая катящимися с высоты ручейками, в которую полетели наши пожитки, прилипуче лапает наши сапоги, заставляя исполнять залихватские акробатические этюды при переворачивании посудины вверх дном. Наконец вбиты в берег колья, натянут над рабочим местом тент — пора приступать к ремонту. Ацетоном с двух сторон просушиваем оболочку, главное, чтоб вода, хлещущая сверху, не попала на ткань, двумя иглами штопаем крест-накрест метровую дырищу и на 88НП клей накладываем пару резиновых заплат. А уж поверх них — нашлепки из камазовского тента. Чумазые и мокрые, шлепаемся в байдарку — и снова в путь. Самое же паскудное в этой истории то, что, только добрались до людей, наступила надолго расчудесная погода! Вот так и отдохнули!!!

P.S. Время от времени, встречаясь с Комариком на работе, в соответствии со своим мерзкопакостным характером, иезуитски ухмыляясь, предлагаю вновь прокатиться по «рельефу». То, что получаю в ответ, даже по нашим либеральным временам не решится напечатать ни одно раскрепощенное издательство!