Закадычные друзья

Антиподы встречаются не только в среде человекообразных. Пелым, изящный рыжий плут с раскосыми сучьими глазами, неистощимый в мгновенной реализации всяческих пакостей, лучший пес-соболятник в округе — и его напарник и друг, Мишка, крупный черный пес с огромной лобастой башкой, неимоверно сильный и добродушный тугодум. Неразлучная парочка, краса и гордость нашего друга Стаса, доставляла ему не только радости, но и кучу всяческих неприятностей.

А посему, крепко привязав псов к коновязи и проверив надежность узлов и отсутствие слабины в ошейниках, мы со Стасом на задрипанной кляче, запряженной в грязную телегу, отправились в пекарню за давно заказанным хлебом. Ранним утром следующего дня нам необходимо уплыть из Таборов, чтобы к вечеру добраться до Стасовых промысловых угодий. Уже приближалась пора подготовки к сезону добычи пушного зверя, работы впереди было невпроворот, а сухари можно досушить и в избушке. Чувство легкой тревоги коснулось нас, когда груженная мешками телега уже подъезжала к воротам госпромхоза. Нездоровое оживление в толпе подвыпивших мужиков, их ухмылочки и перемигивания заставили Стаса насупиться в ожидании очередной пакости. И действительно, один из алкашей срывающимся фальцетом ехидно осведомился у нас об остроте наших охотничьих ножей, чем привел всю свою братию в состояние паскудной эйфории. Во дворе, у старого склада, в геройской позе застыл красавец Пелым, правой лапой придерживающий еще дергающуюся овцу с красной тряпочкой в правом ухе и всем своим видом говорящий, что, мол, пока вы занимались какой-то там херней, настоящие-то мужики мясо добывали.

А дело было так. Мимо открытых ворот госпромхоза гнали вечернее стадо, и две дурочки овечки, по причине своей беспросветной тупости, залетели во двор, прямо под ясные очи мающихся от безделья псов. Мгновенно обе лапы Пелыма оказались за ушами, и, упираясь ими в ошейник, узкомордый мерзавец, сдирая шерсть, выполз из оного. Мишка, угрюмо отвернувшись, даже не пошевелился, прекрасно понимая, что его лобастая башка не осилит сей процедуры. К одной овечке вдруг вернулся разум, и, судорожно блея, она вылетела из ворот, а вот вторая… Вторая, увидев перед собой страшную рыжую морду, решила резво обежать склад по периметру, на чем и попалась. Подобные штуки не проходят в тайге и у зайцев, а тут… Пелым, вместо того чтобы догонять бедолагу, занял боевую позицию за углом склада и, когда вспотевшая овца появилась перед ним, мгновенным захватом перевернул ее вверх ногами и, тотчас же перекусив глотку, стал дожидаться похвалы хозяина за успешно проведенную операцию.

Делать нечего, дорезав овцу, похвалив и посадив на веревку Пелыма, Стас обратился ко мне с вопросом: «Деньги есть?» Деньги были, и мы медленно поплелись к хозяину злополучной овечки, который, вот уж это сарафанное радио, долгонько поджидал нашего визита. Скинув с повинных голов шапки и рефлекторно тиская их в руках, предстаем пред грозные очи потерпенца. Но эти хитрющие глаза уже узрели скомканную радужную бумажку в моей правой руке, и покаянная Стасова тирада была прервана на полуслове возгласом: «Да че! Че ли я не понимаю! Зверовая собака, знамо дело. Да вы, мужики, заходьте. Мать! Тащи-ка на стол, че ли не видишь, что люди пришли!» И классно разошлись миром, чеколдыкнули по чуть-чуть и быстро смылись, кляня любимых бандюганов, кретинских овечек и весь цивилизованный мир — скорей, скорей в тайгу, там все проще и конкретнее, в чем вскорости и убедились.

 

Пиджак

Мерзкая смесь из воды и снега уже десять часов испытывает на прочность наши рожи и одежду. Собакам хорошо, они уютненько устроились на охапке сена, забравшись под брезент в носовой части одной из «Казанок», идущих катамараном, а мы, по очереди сидя за рулем, только пару часов как выбрались в Тавду и чешем в Таборы уже по ночной реке. Плыть трудно, видимость нулевая, а где-то рядом, впереди, на мели засел огромный составной плот, перегородивший поперек почти всю реку. Усталость берет свое, сижу прямо на бачках с бензином, клюю носом.

Неожиданно рев двигателя прервался, лодки шлепнулись носом, резкий удар и скрип днища по дереву — «Казанки» по инерции вылезли наполовину на пресловутый плот. Слава богу, что все это произошло на излете и мы отделались небольшими синяками и легким испугом. До сих пор не могу понять, как Стас умудрился среагировать и на что. До Таборов еще около двадцати километров, там нас никто не ждет, тем более глубокой ночью, и Стас предлагает переночевать напротив Фирулей, где он узрел еще раньше несколько больших стогов сена. Когда вытащили лодки на берег, дождь почти что прекратился, и мы, выбрав два рядом стоящих стога, отлично устроились: собаки в одном, мы в другом.

Легкий толчок в бок вывел меня из дремотного состояния сразу (у нас со Стасом за годы совместных приключений выработался своеобразный кодекс общения), это означало — внимание! Еще темновато, утро только-только прорезалось, и сквозь щелочки слегка приоткрытых глаз с трудом просматривается метрах в пяти силуэт рыжей бестии, с интересом наблюдающей своими гнусными глазами за нашим состоянием. Неподалеку от Пелыма лежит Мишка, отвернувшись в сторону и всем своим видом показывая, что тут он совсем ни при чем. Удостоверившись, что хозяева дрыхнут крепким сном, Пелым, игриво подскочив к другу, что-то пытается ему втолковать. Мишка в сомнении, уж больно заманчивое предложение поступило, да вот наказание за всякие там шалости обычно бывает суровое. Но Пелым настойчив, и сладкая парочка, еще раз осторожно оглянувшись на нас, не спеша потрусила в сторону реки. «Куда!?» — прогремел окрик Стаса. Мишка сразу же рухнул на траву, предусмотрительно прикрыв свою огромную башку лапами, а Пелым, вильнув в сторону, искренне удивился: «А никуда! Гуляем мы, понимаешь ли»… «Ты знаешь, Тимоха, что они удумали? Пока мы спим, эти прохвосты решили, переплыв реку, смотаться в деревню и, придушив парочку овечек, как ни в чем не бывало вернуться восвояси, так что спать они нам все равно не дадут, давай, поплыли». Обиженные псы, забившись под стог, всем видом выражали свое глубокое презрение двум недоумкам, так глупо прервавшим столь круто задуманное мероприятие.

Со временем обида забылась, и они опять учудили, на сей раз прямо в деревне, на соседней улице. А жил там трусливый, но очень настырный кобель, облаивавший всяк проходящего и норовивший ухватить любого за пятки. Парочка давно недолюбливала его за гнусность характера и паскудность действий. И вот однажды, в редкие часы освобождения от ошейников, друганы не спеша трусили прямо по центру улицы. Кобель, пропустив их мимо, выскочил из подворотни и храбро облаял вслед… Псы дружно поджали хвосты и наддали ходу, чем вызвали неистовый энтузиазм у храбреца, резво бросившегося вдогонку за трусами. Все произошло в мгновение ока! Псы, как по команде, мгновенно развернулись вокруг своей оси, стремглав подскочили к обидчику и, каждый со своей стороны, на ходу, ухватив того за бок, резко рванули головами в разные стороны. Дикий вопль обезумевшего от адской боли пса потряс окружающую среду. «Пиджак сняли!» — меланхолично констатировал произошедшее Стас, направляясь к хозяину погибшей собаки, дабы опять загладить очередное геройство своих разбойников.

 

Добытчики

(со слов хозяина)

Начало зимы было трудное, соболь встречался нечасто, и я решил проведать избушку в Керчеле. Лыжи шли ходко, собаки болтались молча где-то в тайге, как вдруг все вокруг резко изменилось. Началась сильнейшая пурга, видимость упала до нуля, и, кое-как добравшись до избушки, я вдруг обнаружил пропажу обоих псов. Пурга гудела два дня, на третий, отгребя огромный сугроб от дверей, выбрался наружу, на свежий воздух. С утра ударил свежий мороз, сверкающая под ярким солнцем девственная белизна вновь выпавшего снега резала глаза. Собак не было. Дурное предчувствие кольнуло в сердце, так надолго они меня никогда не покидали. Делать нечего, надо добираться обратно, авось удастся что-либо прояснить.

На очередном вырубе, где-то посредине пути, вдруг увидал свежий собачий погадок в виде конуса с торчащими из него длинными прямыми волосьями, следом еще один и еще. А через несколько минут из-за деревьев появилась веселая парочка и, увидев меня, радостно рванула навстречу, наверчивая хвостами. Первым делом, после интенсивного облизывания с обеих сторон, я ощупал их животы. Они были набиты до предела! Всем своим видом собаки настойчиво предлагали следовать за ними, что и привело меня к огромной снежной куче, под которую приятели и поднырнули с ходу. Разгребя снег с одной стороны, обнаружил заднюю часть крупной лосихи, полностью засыпанной снегом.

Керчель

Оказывается, эти мерзавцы времени зря не теряли и под шумок разошедшейся пурги сумели загнать зверя. Пока Мишка, как всегда, облаивал потенциальную добычу спереди, шустрый Пелым умудрился подрезать ей сухожилия на задних ногах, а далее все было делом техники. Уютненько устроившись прямо под ней, эти проходимцы без устали набивали свое пузо, наедаясь после длительного поста на опротивевшем им комбикорме, и ждали хорошей погоды.

Отрубив кусок задней ляхи и приторочив ее к «поняге», я потопал до дома, удивляясь предприимчивости своих хвостатых собратьев. Что можно было — перетаскал к избушке, а мои архаровцы, полностью перейдя на мясной рацион, частенько наведывались в свой персональный холодильник. Во, добытчики, право.

 

Росомаха

(со слов хозяина)

Сезон приближался к концу, и пора было перебираться в крайнюю к людям избушку, где был приготовлен припас на последний месяц охоты. Снега было очень много, и хитрые собаки предпочитали медленно тащиться позади по следу нарт, которые волочил их хозяин. Еще издали увидал открытую дверь старой избушки, и дурное предчувствие подтвердилось, когда я в нее забрался. Кол, которым была подперта дверь, был подрыт, сама дверь, которая в тайге всегда открывается наружу, была подцеплена чьими-то острыми когтями (мишка на это не способен, он обычно ломится вовнутрь, да и спит он сейчас без задних ног), и внутри был совершен полнейший погром. Мешки с мукой, сухарями и сахаром были растерзаны, консервные банки, изжульканные мощными челюстями, превратились в плоские лепешки, и все вокруг было покрыто белесой мучной пылью. Все, приехали! Как и на чем прожить последний месяц? Проблема приняла угрожающую форму. Так и не раздеваясь и не затопляя печку, в глубокой тоске забрался на нары и уснул тяжелым грустным сном.

Глубокой ночью проснулся от яростного лая собак, который постепенно, но не утихая, смещался куда-то в сторону от избы. Схватив ружье, бодренько вылетаю наружу в кромешную тьму. Собаки лают неподалеку и на одном месте. Проваливаясь по грудь в снегу, добираюсь до огромной березы, вокруг которой, захлебываясь от яростного лая, мечутся озверевшие псы. Прислонившись к стволу дерева, пытаюсь что-либо разглядеть и на черном фоне вроде бы вижу какое-то пятно. Выстрел — и прямо в поднятое кверху лицо впечатывается чья-то туша, погребая меня в глубоком сугробе. Хриплый лай и наскоки набросившихся на меня собак вынудили, резко извернувшись, выбраться из завала, крепко ухватившись за густую шерсть свалившегося на меня зверя. Огромнейшая, отъевшаяся на моих харчах росомаха, неосмотрительно вернувшаяся на приглянувшуюся ей продуктовую базу, поплатилась своей жизнью, будучи простреленной снизу доверху моим неприцельным выстрелом.

Обснимывая при свете карбидной лампы это страшилище, я восхищался красотой и гущиной ее меха, удивляясь толстому слою подкожного жира, нагулянного на халяву. Более красивой шкуры больше никогда и нигде не видывал. А я и собаки все-таки выжили, славно поохотились и вовремя вышли к людям.

Эпилог.

Пелым погиб перед самым началом охотничьего сезона, подло подстреленный из-за угла завистливым негодяем прямо в деревне. А Мишка, как и многие зверовые собаки, однажды просто не вернулся из леса. Много собак перебывало у меня в последнее время, но таких друганов, храбрых, верных и удачливых, уже никогда больше не было.