Ветер… Целый день дует прямо в морду, подбрасывая время от времени горсти влажного снега, налипающего на промокший брезентовый верх старенькой «Примы» и срывая крупные капли ледяной воды с алюминиевого весла прямехонько в физиономию упорно гребущему против течения идиоту, то бишь мне. Сколько раз сим обидным словом обзывали меня мои эстетствующие друзья, совершенно не понимая, как можно каждый год издеваться над собой, забираясь в одиночку к черту на кулички, в старое зимовье на берегу таежной речки Черной в полуторастах километрах от ближайшего жилья.

Но есть люди, для которых понятие «отпуск» ассоциируется именно с таким времяпрепровождением, и очень скоро, к концу второго ходового дня, я должен причалить к избушке старого друга, именуемого в таежной жизни Кэпом, а в миру — начальником облавтодора Александром Мосевниным, чеканутого охотника и рыбака. Из года в год он со своей командой, состоящей из московского генерала, зятя — будущего гендиректора крупного проектного института и главного врача санэпидстанции одного из уральских городов, на месяц ранее моего сафари забирается в свою избу, километрах в сорока ниже по течению реки, чем мое постоянное пристанище.

Генерал, Саня, Кэп и Лева

Обычно наши пути пересекались на день-два, а затем они на двух моторах, груженных рыбой, ягодой и дичью, уходили вниз, оставляя меня хозяйничать на всей опустевшей реке. Спаянная крепкой мужицкой дружбой, закаленная во всяческих передрягах команда принимала меня на время в свои ряды, доставляя огромное удовольствие от общения с этими неординарными личностями. И вот за ближайшим поворотом виден дымок, темная крыша и согбенно застывшая в позе роденовского мыслителя фигура Левы, врача и лучшего кашевара в округе. Озабоченность на его челе не дает повода для шуток, и через пару минут становится ясно, чем она вызвана. А все предельно просто. Впервые Кэп взял в команду постороннего — крупного начальника одного из областных управлений, слывущего офигенным охотником, прошедшим огонь, воду и медные трубы.

Властный, с барскими обертонами в руководящем голосе, поучающий всех и вся, он явно не вписался в спетый коллектив, где не было чинов и чинопочитания и генерал легко мог схлопотать полновесный втык за какую-нибудь ляпу, заглаживая затем свою вину трудом посудомойки или ночного истопника. Как Тартарен из Тараскона, барин вскорости «забодал» всех своими геройствами, и все радостно вздохнули, когда «оне» изъявили желание в одиночку прогуляться напоследок по противоположному берегу часиков эдак на пять-шесть. Снисходительно выслушав вполуха инструктаж Кэпа, он и отчалил пехом часов в десять, пообещав прибыть к обеду, то бишь к шестнадцати ноль-ноль. Однако к половине шестого вечера его еще не было, на выстрелы он не отвечал, и Кэп поднял в ружье поисковую команду, отправившись вверх по реке на одной из моторок минут за сорок до моего прибытия. Темнело быстро, потеплело, и наскоро выпавший снежок вполне мог к утру исчезнуть с лица земли заодно со следами, возможно, заблудившегося бедолаги.

Ежели бы он в точности повторил предложенный Кэпом маршрут, то точнехонько уложился бы в отведенное время, пройдя по захламленному участку тайги с небольшими болотцами, обиталищем нескольких десятков рябчиных выводков, великолепному сосновому парковому бору с многочисленными глухариными копанцами, а затем, повернув к реке и идя вдоль нее обратно, мог в прибрежных озерцах насладиться пальбой по кучкующейся в стаи утке. Лежащий тонким ковром свежий снежок пока хранил оставленные им следы, и не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы подсечь, в случае сбоя, свой пятный след и по нему выбраться к избушке. Ан нет, что-то было сделано не так, скорее всего, он пренебрег советом Кэпа и перебрался на другую сторону болота, под которым протекала потайная речушка Сойпья. А далее на сотни километров простиралась на север глухая тайга, хранящая непредсказуемые сюрпризы неподготовленному растяпе.

Тем временем зажглись на небе яркие звезды, в таежной тиши редко потявкивала где-то лисица, ухал филин, лес жил своей обычной ночной жизнью. Сидя у костерка, мы пытались спрогнозировать создавшуюся ситуацию, причем каждый час, выйдя на поляну и развернувшись лицом на север, я отстреливал по паре патронов из бездонного барского запаса. Ответом была тишина… По совету Левы заваливаюсь спать, так как поутру и мне, скорее всего, придется присоединиться к поискам. Однако где-то около трех часов ночи на реке застучал лодочный двигатель, и мы в кромешной тьме помогли зачалиться моторке с безмолвной публикой на борту. Вконец измочаленные мужики с нашей помощью вытащили на берег безвольно оплывшую и едва шевелящуюся тушу недавнего «героя». Почти семипудовый, слабо подскуливающий мешок дружно доперли до избы и, раскачав, забросили на нары. С огромным трудом я стащил с его ног болотники и только после этого при слабом свете керосинки разглядел заморенные физиономии команды, плюхнувшейся на лавки и отупело глядящей в никуда.

Покуда Лева устраивал стол и чем-то так аппетитно булькал, к Кэпу вернулся дар речи, коим он и воспользовался на всю катушку. Из этой многоэтажной тирады я понял, что барин все-таки перебрался через Сойпью и уже в тайге начал петлять и кружить, окончательно утратив все ориентиры. След умудрились подсечь еще в сумерках и, вооружившись самодельными факелами из бересты, начали распутывать замысловатые кружева барских натоптышей, время от времени постреливая в воздух. Ответа долго не было, и только в половине первого, в кромешной темноте, прозвучал где-то на пределе слышимости ответный выстрел. Сориентировавшись на звук, Кэп выдал задачу Сане, как самому младшему в команде, зажечь пионерский костер и служить своеобразным маяком в голимой тьме, уже утопившей их в своих объятиях. Выстрел повторился, но уже ближе и как-то сбоку, такое впечатление, что его инициатор продолжает свое броуновское движение. Через десяток минут на Кэпов оклик послышался слабый ответ, и, посадив генерала подле очередного костра, Кэп в одиночку продолжал поиск. Обнаружил он бедолагу по громкому причитанию вперемешку с гнусным матом и угрозами пристрелить любого долбаного зека, приблизившегося к нему на расстояние выстрела.

Как умудрился Кэп подкрасться к топчущемуся на одном месте и тычущему во все стороны ружьем чудику со съехавшей набок крышей, остается загадкой. Выбив из рук этого урода ружье, Кэп не сумел удержать тотчас же рухнувшее ниц тело. Вдвоем с подоспевшим на помощь генералом они не смогли вернуть барина в вертикальное положение. Он наотрез отказался самостоятельно шевелить ногами, бормоча какую-то неразбериху и неся околесицу, так что мужикам пришлось из двух жердей сооружать импровизированную волокушу и переть на себе это говно, ориентируясь на свет генеральского костра. Затем к ним присоединился Санек, и тут-то они прочувствовали сполна, какой тяжкой была доля волжских бурлаков.

Треснув с устатку грамм по сто пятьдесят и поклевав чуток из приготовленного Левой, народ не раздеваясь завалился на нары. Смешно и противно было смотреть назавтра, как барин побитой собачонкой на короткой шлейке неотступно семенил за собирающимся в дорогу Кэпом. Сидя в очередной раз за одним столом в этой компании и лицезрея их милые рожи, подумал я, как жаль, что нельзя загнать на пару недель в тайгу всю нашу зажравшуюся сволочь, дабы выползло наружу и было видно всем их истинное мурло, тщательно скрываемое под маской всезнайства и брезгливого барства. Как жаль…