Снег, снег, снег… Неестественно белый, пушистый, он в одночасье накрыл огромным одеялом весь север Свердловской области. А до этого стояли лютые холода, голая земля покрякивала, промерзая, и все таежное зверье чувствовало себя как-то неуютно в этом чернолесье.

Второй день сидим в штабной избе зековской зоны Сарьянка, ждем обещанную дрезину, дабы отбыть в заброшенный поселок Восточный, где лесоразработки давно закончились, но «ус» удалые вояки не сняли, так как охота в тех угодьях уж больно завлекательна. Наша же задача сугубо утилитарна — старый друг Стас решил освоить верховья речки Икса, и мы сподвиглись помочь ему в строительстве охотничьей избушки. Обычное российское раздолбайство затянуло эту затею до середины ноября, и вот мы, нагруженные всяческим необходимым для этого барахлом, уже трясемся по раздрыбанной узкоколейке в компании двух развеселых сержантов, коим была дана командирская указивка — доставить нас в целости и сохранности в пункт назначения.

Договорившись о времени возвращения, тепло прощаемся с ребятами, отлив им пол-литра спиртяги. Нас трое: сам Стас, охотник-промысловик, Володя Чудинов, стендовик, почетный охотник, хохмач и умелец на все руки, и я, ваш покорный слуга. В компании с нами верный Володин Соболь, увешанный собачьими медалями всяческого достоинства, и две рабочие Стасовы лайки — Белка и Дик. Складирование и сортировка привезенного хлама, пиратский набег на полуразрушенные избы поселка, увенчавшиеся добычей всей печной атрибутики, даже чугунной трубы, короткий отдых и начало трудовой вахты. Перво-наперво было найдено укромное местечко в изгибе реки, место потайное и удобное, расположенное километрах в пятнадцати от поселка, затем дружная переноска всего скарба за несколько заходов, строительство жилого навеса, заготовка дров и начало самой пахоты по возведению таежного небоскреба аж в шесть рядов. Работенка тяжелая, деревья рубили вдали от стройки, дружно волокли на расчищенное место, раскапывали и сушили мох, заготавливали жерди под потолок и нары и т. д.

Дрезина

Когда стал прорисовываться рубленный в лапу остов избы, вдруг вспомнили, что мы, оказывается, в тайге и почему-то еще ни разу не поохотились, а посему делаем себе передых с посещением окружающих нас угодий. Сказано — сделано, и поутру уже топчем снег в нескольких километрах от базы. Белки было много, собаки работали непрерывно, а вот собольи следки попадались редковато, да и то свежих не прослеживалось. Мы с Володей и Соболем ушли вверх по реке, а Стас с собаками вышел на выруба с задачей пересчитать и проанализировать все соболиные переходы. К середине дня Соболь повел себя как-то по-странному, вместо широких, так свойственных ему кругов, он начал крутиться возле нас, а затем просто перестал работать и ходил за нами веревочкой. Встретившись со Стасом вечером у избы, узнаем, что Дик, судя по всему, подсек лосиный след и ушел за зверем, а вот Белка опарафинилась: стыдливо вильнув в сторону, вдруг резво рванула в сторону избы, где и была сурово наказана прутиком за такую самодеятельность. Однако Дик на следующий день не вернулся, и мы со Стасом пошли прочесывать тайгу в районе предыдущей охоты. Специфичный сигнальный посвист я услыхал часов в двенадцать. Выйдя на поляну, увидел Стаса с непокрытой головой и в согбенной позе — вся поляна была истоптана, и среди клочьев шерсти и капелек крови, окромя Диковых следов, были видны невероятных размеров волчьи, уходящие затем в ближайшее болото. Дик погиб, по всей вероятности, очень быстро, уж больно неравны были силы. Теперь стало понятно поведение остальных собак — тяжелый волчий дух, долетавший до них, лишал их воли, заставляя прижиматься к людям, искать у них надежную защиту. Потеря рабочего пса — тяжелая потеря, да и кто даст гарантию, что и следующую собаку этот волчара не «подберет», ведь для волка собака — лакомая добыча, и дальние родственные связи здесь не играют никакой роли. После короткого совещания решили на следующий день попытаться подловить разбойника. Рано утром двинулись в район предполагаемой засады. Неподалеку от болота, куда уходил волчий след, и лесного мыска, прямо на вырубах, стояла купа березок, где я и занял огневую позицию, упакованный во все белое, пропитанный пихтовым духом, сжимая в руках запеленутый в бинты мосинский карабин. Стас залег метрах в двухстах правее, за старой узкоколейной насыпью. Ветерок был удачный, он слабо дул прямо в лицо со стороны болота. Через час появился Володя с собаками на коротких поводках и, изредка похлестывая их прутиком, медленно продефилировал между нами и болотом, закручивая петлю обратно к избушке. Вскоре повизгивающие собаки и их экзекутор исчезли в отдалении, и потекли часы ожидания, когда готовность к мгновенному выстрелу борется с накапливающейся усталостью неподвижно замершего тела и только голова незаметно, медленно-медленно движется влево и вправо, отслеживая лежащее перед ней безмолвное белое пространство.

Прошло часов пять, мороз уже забрался во все складки тщательно подогнанной одежонки, когда сзади раздался специфичный Стасов посвист. Разминая затекшие члены, медленно двигаюсь к нему, заранее ощущая какую-то пакость. Сидя на корточках в небольших кустиках метрах в ста двадцати от моей засады, Стас молча показал мне на снег. Волк, незаметно просочившись между нами, уселся прямо за моей спиной, и могу себе представить, как он в душе издевался, наблюдая, как я изображал из себя Великого Охотника. Сидел он долго, даже в одном месте снежок подтаял под тяжелым волчьим задом, затем так же тихо удалился восвояси. Глупость и гнусность ситуации, в коей я оказался, лишили дара речи, и всю дорогу до избушки брел молча, в глубине души кляня себя за тупоумие и самолюбование. В последующие пять дней, что оставались нам в тайге, волк больше не объявлялся, да и снег шел все это время беспрерывно.

Распрощавшись со Стасом, выбираемся в Восточный, где нас ожидает нечаянная радость: узкоколейка покрыта полуметровым слоем снега, и никакой дрезины в поле зрения не прослеживается. Ранним утром следующего дня начинаем топтать лыжами двадцатикилометровую тропу прямо поверх шпал к разъезду с главным путем. В надвигающихся сумерках выбираемся к долгожданной путейской будке с доисторическим телефоном внутри. Покрутив рукоятку и преодолев треск разрядов в трубке, узнаю у дежурного по зоне, что дрезина в ремонте и нам необходимо дожидаться «съема», тем более что он уже в пути. В кромешной тьме, где-то далеко вдали, появился тусклый глаз тепловозика, подтвердившего свое наличие простуженным гудком. Очерчивая фонариком в воздухе круг, бреду навстречу тормозящему составу, от которого к нам уже бегут приготовившиеся к бою два солдата и офицер. Короткое знакомство, выяснение кое-каких подробностей, и солдатики, подхватив наш груз, уже бегут вместе с нами к последнему вагону с расконвоированными зеками. Радостный свист и трехэтажный мат были ответом на наше подселение к этой братии. Тут же в зубах у не курившего уже неделю Володи оказался чинарик, а через пару минут две закопченные кружки с горячим чифиром были буквально всунуты нам в руки. Задушевные разговоры, анекдоты и просто треп неожиданно прервались остановкой у пустынной платформы, на которой приплясывал закоченевший на морозе офицерик. Мгновенная разгрузка, молчаливое перетаскивание барахла парочкой безропотных солдат, и вот мы уже в узкой офицерской столовке. Бог ты мой! И чего же только не было на столе: копченая медвежатина, тушеная лосятина, жареная рысятина вперемешку с соленьями, вареньями и бутылками водки, истекающая слезой стерлядочка, слабопросоленная нельма и пышущая паром горячая картошка! Взятые в плен подполковником и двумя капитанами, замполитом и начальником штаба, мы сразу же сдались на милость победителей. Обалдевшие в своей глуши от отсутствия общения с внешним миром, хозяева принялись за нас творчески и крайне серьезно. Моей в принципе-то мало пьющей натуре был нанесен сокрушительный удар, закрепленный появлением старого долговязого старшины с закопченным чайником в руках. Радостный и уже нетвердо держащийся на ногах подполковник громогласно объявил, что, мол, ни один зек во вверенной ему зоне не может сравниться в изготовлении чифира с данным защитником Родины, а посему необходимо срочно врезать по кружечке сего напитка. Яростно молотящее сердце, подскочившее к самой глотке, было результатом проведенного эксперимента. Чудом вырвавшиеся живыми из этих дружеских объятий, мы еще долго-долго вспоминали гостеприимство хлебосольных хозяев с дрожью во всем теле.

А в январе на несколько дней появился Стас и за рюмочкой чая рассказал продолжение волчьей истории. «Ты, конечно, помнишь старую насыпь у болотца? Так вот, бреду я под вечер, страшно уставший, к своей избушке. Легкий снежок — прямо в лицо, и единственное желание — поскорее добраться домой, поближе к печке. И тут я увидел ЕГО. Понуро опустив огромную голову, ОН тяжело шел от болота к недалекому лесу поперек моего хода, метрах в ста пятидесяти. Почуять меня он не мог — ветер от него, а я стоял как вкопанный. «Белочка» была уже у меня в руках, а в патроннике сидел спортивный патрон из подаренной тобой «спецзаказовской» пачки. Шел ОН боком, виден был весь как на ладони, и я смог спокойно его выцелить.

Такого волчару видел впервые, ОН шел, не доставая брюхом до снега, и я осторожно потянул за спуск. Щелчок осечки… Перезарядка на новый патрон. По новой осечка… Третий — осечка! И на глазах у меня ОН медленно исчезает в подлеске, а затем полностью растворяется в лесу. Достав патрон, вижу четкий след от ударника, переворачиваю его на сто восемьдесят градусов и вставляю обратно в патронник. Никакой обиды, расстройства от неудачи, только глубокое удивление — ведь моя «Белка» еще ни разу не давала осечки, да еще и на таком патроне. Подходя к избушке, увидел на березах приготовившихся нырять в снег косачей, выцелил нижнего: выстрел «негодным» патроном — и косач летит комом вниз. Вот и думай, однако. Уже в Сарьянке, поджидая попутку, разговорился с одним из местных охотников. Оказывается, все промысловики знали этого волка, да и кличку ему дали — ОБОРОТЕНЬ. Сколько ни делали на него засад, облав, сколько ни ставили на него капканов и волчьих ям, как ни хитрили с отравленными приманками, ничего не выходило. ОН методично посещал различные охотничьи угодья, мигрируя с севера на юг и обратно километров двести, не забывая каждый раз прихватывать по одной-две собаки».

Сезон у Стаса не сложился, соболя было мало, видать, основной ход его лежал где-то в стороне. Вот и пришлось ему вернуться на свою старую фазенду в верховьях речки Черной. Так что о дальнейшей судьбе ОБОРОТНЯ ничего не известно. А «спецзаказовские» патроны и «Белка» с тех пор ни разу не дали осечки.