Байбал, Байбальский порог на Каа-Хеме, Малом Енисее, мечта многих туристов-водников, напоминал о себе тяжелым приближающимся гулом, заставляя трепыхнуться от радости заскорузлые души старых бродяг. Наша спетая команда на двух катамаранах, четверке и двойке, состоящая исключительно из «старперов», седых, лысых и пузатых, медленно подплывала по почти стоячей воде к правому берегу. Уже позади, у самой монгольской границы, остался шустрый Билин со своими шиверами, прижимами и мелкими протоками, через которые приходилось волочь или обносить наши посудины, стремительно воткнувшийся с ходу в бочину могучему Кызыл-Хему, протащившему на своих валах до самой стрелки с Каа-Хемом, который с ходу подхватил и попер-попер, аж до самого порога.

Верховья Билина

Природа лениво шаяла в предобеденном балдеже, а чуть ближе к порогу, на том же берегу, куриными желтками ляпнуты были четыре палатки. На флагштоке безвольной соплей уныло болтался какой-то штандарт, а промеж палаток шарашились высокие фигуры в ярко-оранжевой униформе с номерами на спинах. «Как думаешь, Дюша, для чего они пронумеровались, а?» — задумчиво спросил Красавец нашего Кэпа и получил меланхоличный ответ: «Да чтоб потом, когда таймени рыло-то объедят, определить, того ли объели». Доброта наших старейшин не имела предела, а десятки лет скитаний по самым крутым речкам Союза сформировали у них синдром здорового прагматизма.

Кэп Дюша

Пока закипает чаек, а толпа приводит в порядок плавсредства и экипировку, Дюша и Красавец отправляются смотреть порог и выбирать основной вариант прохода да пару запасных, так как при разной воде и проходить его необходимо сообразно, ведь это процесс творческий и не допускающий никаких накладок. Подготовка закончена, чай выпит, спасжилеты и шлемы подогнаны, маршруты понятны — пора в путь, и тут-то к нам жалуют гости. Два крепких вальяжных джентльмена из желтых палаток, один с командирской планшеткой на боку и морским биноклем на груди, с неприкрытой брезгливостью разглядывая наши небритые седые рожи и драную, всю в заплатах экипировку, этак снисходительно, чисто с московской ленцой, осведомились: «Ну и когда же поплывете, товарищи?» — «Да чичас и отвалим», — фиглярничая, ответил Дюша, и мы отвалили. Наша четверка ушла первой, а затем и дуэт из двух мастеров по самбо, Красавца и Комарика. Главное — это правильно войти в порог, и Дюша, до последнего стоя на ногах, корректировал наш заход; затем, уже перед самой «косынкой», рухнул в свои «захваты» — и понеслось!

Команды Кэпа, перекрикивавшего грохот порога, должны выполняться мгновенно и неукоснительно, это уже потом, у костра, ты можешь чуть-чуть покачать права, а пока он для тебя царь и бог, и изволь пахать под его дудку. Сидящему спереди справа, то бишь мне, достается побольше, особенно когда после слива утыкаешься в бочку. Крепкие словца, бешеное мелькание весел, телемарк, уход в тишинку и снова вперед, в кипячку. Порог длинный, с хорошим уклоном, и работы много. После очередного слива сидящий позади за мной по диагонали Алик не успел отработать свое, и нас поджало к большому «чемодану». Мощный поток медленно наваливает наш катамаран на эту каменную глыбищу, и все наши усилия сползти с него пока не увенчались успехом. Мы с Дюшей, сидящим сразу за мной, выпадываем почти параллельно воде и пытаемся залопатить нужную нам струю. «Как бабочки порхали», — ехидно прокомментировал вечером сию ситуацию Комарик. Наконец зацепились, катамаран развернуло, и пару сливов мы проскочили раком, громко чакая зубами при каждом ударе. Вновь телемарк, и нас сносит несколько в сторону от намеченного маршрута, да и ладно! Сейчас самое главное — сразу же после порога, резко сманеврировав, залететь в «магазин», а то дальше пропрет по длинной шивере с жестким стоячим полутораметровым валом достаточно далеко. Ура! Мы грамотно влетаем в магазин, выволакиваем посудину на берег и, разматывая на ходу спиннинги, устремляемся к воде.

«Колбашка» с шестью различного цвета «мушками», вроде перемета привязанными к основной толстой леске, уже летит прямо в пену на границе струи и стоячки, резкий удар — и красавец-хариус трепещется в моей противогазной сумке, затем еще один и еще… Накал страстей, когда объемный мешок из-под сахара быстро наполняется килограммовыми рыбинами, вдруг гаснет при крике: «Москвичи плывут!» Бросив рыбалку, мы забираемся на скалы и смотрим, как эти лохи собирают все дерьмо, какое только можно собрать в пороге, и, стремглав пролетая мимо нас по шивере, исчезают за поворотом. «Да-а-а, — задумчиво произнес Красавец. — Вот я и убедился, что номерная система им жизненно необходима».

Вечером, когда закончена засолка рыбы и очередная полная бочка крепится на грузовой площадке, а сытая братия наслаждается деликатесом — хариусом, зажаренным на «рожне», вновь появляется московская парочка. Только вид у них несколько пожухлый, нет того гонора и чванливой спеси. Присев у костерка, мы начинаем разбор полетов. Красавец, талантливый инженер-ракетчик, расчетчик по профессии, стараясь уж совсем не мешать их с грязью, скрупулезно и методично объясняет все ошибки, допущенные при прохождении порога. Мужики согласно кивают головами, а затем, уже полностью раскрепостившись, начинают пытать нас по поводу пройденных речек. Услыхав про Майеро, Бий-Хем, Катунь, Хантайку и еще кучу известных названий, окончательно проникаются уважением, и мы расстаемся вполне удовлетворенные друг другом. А через пяток дней, перед выходом в люди, мы устраиваем дневку для копчения наловленного хариуса. Приходится килограммов по двадцать на рыло, и уже в поезде, когда заходишь в вагон-ресторан попить пивка, распространяя вокруг обворожительный аромат от светло-коричневой рыбины, торчащей из бокового кармана, начинаешь понимать, что совмещать приятное с полезным очень даже неплохо.

Как жаль, что этот поход был для нашей команды последним. Жизненные обстоятельства и невосполнимые потери плавсостава послужили тому причиной, но это чувство братства и безграничной преданности друг другу мы сохранили навсегда.