Профессиональный охотник-заготовитель завсегда в те времена являлся гарантом поступления в закрома Родины первосортной пушнины, деликатесного мяса, дубкорья и дикоросов.

Домой с промысла

Ох и тяжка же была эта доля. Зажатый рамками «Договора», при скудном обеспечении припасами и техникой, «забрасывался» он в тьмутараканьи дали на всю долгую-долгую зимушку. А начиналось все еще с лета, как только малость отойдет от зимовки. Надобно было подзаработать изначально на ягодах, грибах, вениках, а опосля начать готовить свои участки к новому сезону, параллельно отстреливая копытных по заготовительным лицензиям, подбодяжить избушки, заготовить с запасом дровишки, а поближе к осени завезти на лабазы провиант, прочистить путики, вдоль которых надобно подремонтировать али вновь изготовить старинные, но шибко уж уловистые снасти — кулемки. И в начале октября, заехав окончательно, готовиться к зиме.

В это время всю отстрелянную птицу не ощипывают, как «интеллигенты», а просто отдирают со шкурой (пиджак снимают) да со всунутыми вовнутрь кишками кидают в железную бочку — пущай киснет (амбре, скажу я вам!) для будущей приманки на капканы и кулемки. А тут вскорости и снежок подвалит, надобно прошмальнуться по всем своим владениям, посмотреть, посчитать все следочки, переходы и выползы, внести «коррективу» в дальнейшее. Подмораживать стало — пора попутно лосишку отстрелять на жратву да на приманку, а ежели есть возможность, то и рыбки подзаморозить. Глядишь, и вскорости белка с соболем «вышли» — началось! Поначалу ходовой охотой с лайками, в урожайные-то годы белки бывает страсть как много: и на черемушнике вдоль речушек, и в бору, только поспевай подбежать на лай и узырить тщательно прячущуюся в ветках али припавшую к стволу уже серо-рыженькую бедолагу. А попасть надобно в головку, а то сдавать придется вторым сортом. Ежели еще и соболь проходной пошел, то так уханькаешься за цельный-то день, что только в сумерках до ближайшей избушки доползешь, ежели успеешь…

А тут еще пожрать надобно сготовить себе да баланду для собак, обснять шкурки, натянуть их на пялки, ужо потом и собой заняться: перво-наперво ружьецо почистить и смазать, прореху на заднице зашить, дырки заштопать и занозы повыколупывать, брюхо набить, залить все горячим чайком, напоследок, подбросив дровишек и задув свечку али карбидку, растянуться на нарах под усыпляющее бормотание приемника. Вставать же надобно затемно, подтопить чуток печурку, подогрев вчерашнее, швыркнуть чайку, засунуть в сидор топор, припасы, приманку и шмотки на случай нечаянной ночевки в тайге — и шасть за дверь, поджав ее снаружи колом. Собаки уже вертятся вокруг, повизгивают, рвутся в лес — поехали! И опять все по новой.

А уж когда совсем снег падет и с собаками ходить больно тяжко будет, переходить надобно на капканья. Вот и шуршишь на обитых камусом охотничьих широких лыжах по подзасыпанному вечор свежим снежком путику, внимательно поглядывая на появляющиеся по сторонам настороженные капканчики. Глядь — сработал! Попался, голубчик! Сидит с защемленной лапой, зубы скалит, рыкает, умиротворяешь его колотушкой, осторожно налаживаешь заново снасть, поправляешь навесик из сосновых веток над ним, чтоб вездесущие вороны, сороки да кедровки не испоганили будущую добычу, и дале покатил. А вот и захлопнутая кулемка, тяжелый давок так пришлепнул зверька, что превратил его в «соболя табака». А ведь как ринулся он по бодажине, аккуратненько положенной наклонно с земли к кулемке (а соболь такая бестия, мотается он по тайге в поисках добычи хитрыми зигзагами, то по полу, то ходом по деревьям, но уж обязательно пробежится по всем сваленным или наклонным деревьям, ни одно не пропустит), потянулся к подвешенной на той стороне приманке и наступил на насторожку — хась! Отбегался! И вот так опять до вечера, путик ведь как лепесток у ромашки, обежал его и снова в свою избушку, а назавтра по следующему лепесточку, и так всю зимушку, и, только обловив оседлого соболя на участке, постепенно переходишь, таща за собой нарточку с барахлом, из избушки в избушку, все ближе и ближе к той, что последней к людям находится.

А хохмы во время сезона бывают всяческие. Поначалу сторожко ходить-то надобно, бывают года, когда не всяк мишка жирку на зиму накопит али вытурит его кто из берлоги, становится он тут шатуном и пока к новому году не подохнет с голодухи, такого натворит… Сколько охотников в тайге по всей Руси полегло от осатанелого косолапого. Частенько еще и росомаха пакостит, идет, зараза, твоим следом и свежую приманку из капкана таскает, да так ловко, что захлопываться он припаздывает. Вот и приходится время тратить на наказание воришки, но дело это непростое, хитра и сильна эта коротколапая красавица, и не одна собака, ненароком попавшая под ее когти, каталась опосля с выпущенными кишками. А тут еще и горностайчики под ногами путаются, и хотя царский мех на заготпункте копейки стоит, ловить их забавно. На «ледянку» называется. Выносишь на мороз ведро воды ненадолго, а затем дырку вверху пробиваешь, воду-то выливаешь и уже в тепле вышибаешь готовую ледяную ловушку, кидаешь туда пучок сена и мышку сажаешь, коих в избушке видимо-невидимо, и тащишь сие сооружение да ближайшего следочка. Аккуратненько вырываешь ямку в снегу, устанавливаешь ледянку «заподлицо», присыпаешь чуток снежком и восстанавливаешь след старой горностаевой лапкой. Бежит, шельмец, своим следом, глядь, халява — дырка, а там мышка. Прыг! Съел серую, а выбраться-то — «ек», приходи и бери тепленьким. А бобра ловят по «продухам». Капкан ставится под водой, и попадается он, когда подышать на волю вылезает. Редко-редко рысь подворачивается, ну, не повезет ежели ей. А уж тут, окромя шикарной шкуры, мясо редкостное, как курятина диетическая. Недаром древние германцы ценили его, считая, что съевший рысятину, превращается в такого же сильного и сторожкого зверя.

Но вот уж и март подкатывает, и, собрав в кучу все добытое действительно непосильным трудом, тропишь, таща за собой нарточки, дорогу до ближайшей деревни, где баня, свежий хлеб, от души налитая самогоночка — цивилизация, блин!

P.S. Шапку ломаю перед этими трудягами, потому как для тебя это месячное сафари, а для них РАБОТА, постоянная.