Субботний день выдался тёплым и солнечным. И хотя на календаре было уже пятнадцатое сентября, складывалось ощущение, что лето еще не кончилось. Листья пожелтеть не успели, дождей гидрометцентр не обещал, девушки поголовно ходили в мини, а гуси и утки даже не думали улетать с основательно обжитых за летние месяцы водоемов.

Подавляющее большинство студентов одного московского вуза это ощущение полностью поддерживали. До экзаменов и зачетов целая вечность, и, соответственно, бить баклуши — это даже не право, а святая обязанность всякого уважающего себя студиозуса.

Сам я уже два года как не студент, однако ученическую расслабленность разделял с удовольствием. Так же как многие преподаватели кафедры теормеха. Тем более лекции мне второкурсникам не читать, а что касается семинаров, то к ним можно пока не готовиться. Запаса знаний вполне хватает. Кинематика — зверь нестрашный, и будет выглядеть таковым до тех пор, пока бедолаги-студенты не получат список задач и обещание вздрючить лодырей и прогульщиков не в декабре, а к середине семестра, когда придет время сдавать первые собственноручно выполненные задания по предмету. Но — это дело «далекого-предалекого» будущего. А сегодня у всех выходной. Причем абсолютно законный.

Увы, в полной мере насладиться выходным днем у меня сегодня не вышло. После обеда неожиданно позвонил шеф (то бишь, научный руководитель) и коротко сообщил:

— Василий. На базе, полпятого, двадцать второй кабинет. Будет раздача грантов. Жду.

«База», если кому не понятно, это не хранилище плодово-овощной продукции, не склад, где раздают спортинвентарь, не место, до которого мечтает добраться всякий «бегущий» в бейсболе, и даже не собрание архивных данных. «База» — это на околонаучном жаргоне «базовая кафедра института», на которой будущие академики и просто светила науки постигают реальную жизнь и избавляются от прекраснодушных мечтаний юности.

Да, кстати, я же забыл представиться.

Зовут меня, как уже было сказано, Василий. Для друзей — просто Вася, для студентов, у которых веду семинары — Василий Иванович (за глаза «Чапай»). Для кадровиков, таможенников и полицейских — Василий Иванович Булкин, аспирант московского вуза, дислоцирующегося по причинам сугубо исторического характера в Подмосковье. Двадцати пяти лет отроду, без вредных привычек, доходы чуть ниже среднего, жилплощадью обеспечен. Добавлю еще, что неженат и в ближайшее время не собираюсь.

Нет, девушек я вниманием не обделял, как и они меня, однако менять свое гражданское состояние желания пока не было.

С Катькой мы «гуляли» почти два года, но потом она нашла себе более перспективного кавалера и упорхнула с ним за бугор, а сменившая ее Лизка оказалась дамой практичной. Всего за четыре совместно прожитые недели она успела привести мою холостяцкую однушку в столь «идеальное» состояние, что я даже собственные носки не мог отыскать без подсказки. Плюс матримониальные планы насчет меня она перестала скрывать сразу по переезду, обустраиваясь в квартире «всерьез и надолго». Словом, пришлось спровоцировать маленький «семейный скандал», в результате которого Елизавета гордо хлопнула дверью. Уверен, она до последнего надеялась, что ее без пяти минут муж попытается удержать будущую супругу, попросит прощения и всё вернется на круги своя, однако ошиблась. Удерживать ее я не стал. Только вздохнул с облегчением, дежурно «погрустил» пару дней, а затем вновь принялся наслаждаться радостями холостяцкой свободы.

Квартира мне досталась от бабушки. Лидию Павловну я уважал и любил. И очень расстроился, когда она умерла. Тогда я еще был студентом, жил в общаге, но ее навещал регулярно. Она преподавала иняз и, соответственно, помогала мне с английской мовой. Ее муж и мой дед Валерий Васильевич Булкин погиб в 84-м в Афгане, когда я еще не родился. Второй раз замуж Лидия Павловна так и не вышла. Хотя, по словам отца, женщиной она была видной и вполне могла позволить себе выбрать в мужья другого достойного представителя сильной половины человечества. Однако не выбрала. Предпочла хранить верность супругу и доживать свой век в одиночестве.

А еще она была прекрасной рассказчицей. Ее историями я буквально заслушивался. Передо мной словно бы наяву вставали страницы из прошлого. Как нашей семьи, так и страны, в которой бабушке повезло родиться и жить. Только про прадеда, моего полного тезку, тоже Василия Ивановича и тоже Булкина, Лидия Павловна старалась не говорить ничего. Как будто это было табу. Запретная тема, упоминать которую нельзя ни при каких обстоятельствах.

О прадеде я узнал только то, что он служил в какой-то специальной организации и что гриф секретности с ее деятельности не снят до сих пор. Все, что осталось в наследство от Василия Ивановича старшего, это механические часы «Победа» на кожаном ремешке и две старинные серебряные монеты. Кто и когда их чеканил, тоже осталось тайной. Ни в одном из каталогов они не встречались. На аверсах был изображен круг с непонятными письменами, а на реверсах — неизвестный науке зверь, условно «опознанный» мной как дракон из западноевропейских сказок.

После смерти бабушки часы и монеты достались мне в качестве небольшого довеска к квартире. Поначалу я думал продать их по сходной цене, но потом, слегка поразмыслив, решил, что не стоит. Всё-таки память, не абы что. Пусть себе пылятся на полке. Придет время, найду и им применение. Может быть, тоже когда-нибудь передам их в наследство детям и внукам, хоть нет пока ни тех, ни других даже в планах. Как и жены.

В общем, жил я себе не тужил, будущим особо не заморачивался, писал потихоньку дисер, преподавал на кафедре и даже представить не мог, чем для меня обернется этот внезапный звонок от шефа…

До назначенной встречи оставалось не так уж и много. Около двух часов. Из них десять минут на раскачку, пятьдесят на транспорт, десять на ожидание электрички, столько же, чтобы дойти до станции, еще столько же, чтобы собраться, и… Да, пожалуй, и всё. Оставшиеся полчаса уйдут на извечное российское разгильдяйство. Без него у нас никуда.

Проедание неприкосновенного запаса времени началось практически сразу. Долго искал галстук, штаны поприличнее, желательно бы еще и пиджак… Увы, единственные «нормальные» брюки оказались неглаженными — женщины в доме нет, некому заботиться о мужике-раздолбае — а надевать одновременно и галстук, и джинсы было не совсем комильфо. В итоге пришлось плюнуть на презентабельность и идти на рандеву со «спонсорами» в повседневном. Джинсы, рубаха, ветровка. Только на ногах не кроссовки, а полуботинки — на их чистку убил еще пять минут. Впрочем, это была только первая из проблем.

Вторая приключилась с часами. Едва нацепил их на руку и глянул на циферблат, как…

«Тьфу! Вот ведь засада!»

Цифровой экран «настоящего японского Casio», купленного за пять долларов на турецком рынке, был девственно чист и на нажимание разных кнопочек не отзывался. То ли умер, собака, то ли батарейка в нем сдохла. Менять ее уже некогда, да и уверенности, что это поможет, нет никакой. Можно, конечно, и без часов обойтись и использовать для этого дела смартфон, но лично мне это было не очень удобно. Люблю, когда что-нибудь «тикает» на запястье и в карман за гаджетом не надо тянуться. Поднял руку и — все путем. Точное время — эм часов эн минут. Как в аптеке.

А время, как всегда, поджимает. Поэтому — что поделаешь — достал прадедову «Победу», завел, выставил стрелки в нужное положение и нацепил раритет на руку. Отлично. Буду изображать ценителя ретро. Говорят, что и олигархи весьма уважают подобный стиль. Так что белой вороной на встрече не стану. Сойду за эксцентричного джентльмена, увлекающегося ретроэкзотикой.

Вместе с часами я забрал с полочки и монеты. Зачем, сам не знаю. Просто взял и положил их в карман. Чисто на автомате, не думая.

До станции двигался ускоренным шагом. Почти бежал, вспоминая на бегу расписание электричек. По выходным оно, как правило, отличается от будней, и значит, что-то могли отменить, а что-то, наоборот, добавить.

— Васька, привет. Куда так несёшься? — окликнули меня на середине «дистанции».

На скамеечке культурно, с сухариками и пивом, отдыхал Леха Трифонов, мой старинный приятель еще со времен студенчества, а ныне такой же, как я, аспирант, только с другой кафедры.

— Лёх, извини. Времени нет. На электричку бегу.

— В Москву?

— Ага. Шеф позвонил. Боюсь опоздать.

Я махнул другу рукой и уже было собрался продолжить путь, но приятель оказался довольно настойчивым:

— Да ты не спеши. Лобненская уже ушла, а Дмитровская через двадцать минут.

Я приостановился.

— Точно?

— Точней не бывает, — солидно заявил Лёха. — Давай, присаживайся. Сто лет не общались.

Вообще-то мы общались с ним не далее как позавчера, но обижать друга мне не хотелось. Джентльмены так не поступают. Потратить на общение минут пять, даже если спешишь, совсем не зазорно.

От предложенного пива я отказался. На встрече со спонсорами надо быть трезвым как стеклышко. После — сколько угодно, а до этого — ни в коем случае. Решение оказалось правильным. На трезвую голову долго трепаться не получилось, поэтому по истечению «контрольного» срока я снова был абсолютно свободен. Распрощался с приятелем и, уже никуда не спеша, зашагал в сторону железной дороги. Если Трифонов не соврал, в запасе у меня около четверти часа.

И снова — увы. На нужную электричку я все-таки опоздал.

«Ну, Лёха! Ну, гад! Подставил меня по полной программе».

Даже «финишный» спурт не помог. Взбежал на платформу как раз в тот момент, когда двери в электропоезде уже закрывались. Чтобы заскочить в последний вагон, не хватило всего двух секунд и десятка метров. Непруха конкретная, как в дурном анекдоте. Оставалось лишь мысленно чертыхнуться, сплюнуть и идти смотреть расписание в надежде, что следующую электричку долго ждать не придётся.

Изучил расписание и вновь выругался. Ближайшая на Москву — в 15:52. Горю, как швед под Полтавой. Опаздываю, минимум, на десять минут. Но — делать нечего, надо хотя бы билет купить. Проблем с контролерами мне только и не хватает до полного счастья.

Уныло поплелся к кассам. Машинально достал из кармана серебряную монету и сунул ее в окошко. Кассирша посмотрела на меня странным взглядом.

«Тьфу ты! Опять двадцать пять. Ну что за день?!»

Поспешно убрал монету и, слегка покраснев, вытащил обычную сторублевку:

— Мне до Москвы, туда и обратно.

— Обратных нет, только туда, — ответили из окошка.

«Не понял! Как это нет?»

— Ну-у, хорошо. Тогда только туда. Один билетик, пожалуйста, — не стал я спорить с представительницей РЖД.

— Вам на Малинскую или на Свирскую? — неожиданно поинтересовалась женщина-билетер.

Я почесал затылок. «Дурдом какой-то. Какая, блин, разница, если все они до Москвы?»

— Пусть будет на Свирскую.

— С вас тридцать восемь рублей.

На билет я даже не посмотрел, сунул его в карман вместе со сдачей и медленно побрел по платформе. В голове крутились разные мысли. Что это за электричка такая, Свирская? Новую, что ли, пустили, а я и не знал?..

Мои размышления прервал протяжный гудок.

«Что за х…»

К станции подходил поезд. Самый обычный электропоезд, причем, в нужную мне сторону.

Взглянул на часы. Пятнадцать тридцать одна.

«Ага. Получается, врёт расписание. Или просто старое забыли сменить».

Задумываться над этим не стал. К шестнадцати тридцати я вполне успеваю, а всё остальное не стоит и выеденного яйца. Однако и мешкать нельзя. Садиться надо в передние вагоны. До метро от них ближе, можно сэкономить еще пару-тройку минут. А то ведь мало ли что? Вдруг снова какая-нибудь катавасия?

Электричка замедлила ход. Я рванул по платформе, стараясь оказаться как можно ближе к голове поезда. Вагоны проплывали мимо меня, громыхая колесами по рельсовым стыкам и лязгая сцепками. Мало-помалу они перестали обгонять бегуна, а потом и вовсе остановились. Какая табличка красовалась над кабиной машинистов, я не заметил. Точнее, не обратил внимания. Пункт назначения не играл никакой роли. Дорога в столицу одна, ответвлений нет, электричка едет не по шоссе, а по рельсам, и мимо Москвы, в любом случае, не проскочит.

Раскрылись двери вагонов. Я запрыгнул во второй от начала и, облегченно выдохнув, прислонился к тамбурной стенке.

«Ну, слава богу. Успел».

Секунд через пять, кое-как отдышавшись после быстрого бега, прошел в основной «салон». Вошел и… слегка озадачился. Оснащение вагона показалось мне необычным. Стены обшиты фанерой и выкрашены в сочно-зеленый цвет, почти как сукно на бильярде. Полы металлические, с просечкой. Собранные из реек деревянные лавки. Оконные обрамления тоже из дерева, но сами окна почему-то затемнены. Причем, достаточно сильно, солнечный свет сквозь стекло почти не проходит. Вероятно, поэтому включено внутреннее освещение. Длинный ряд вытянутых стеклянных плафонов с керамическими основаниями… Странно, но факт: похоже, во всем вагоне нет ни одной детали из пластика. Только «природные» материалы. Из «искусственных» только резина, да и то, насколько я знаю, ее можно изготовить из сока деревьев, не помню, правда, каких. Короче, винтаж какой-то, словно в 50-е годы попал или в 60-е. Такое лишь на картинках увидишь, и бабушка о чем-то подобном рассказывала.

Словом, над этим вагоном кто-то мастерски поработал и превратил его в настоящее ретро. Веяние, по нынешним временам, модное. И метрополитеновцы этим балуются, и на наземном транспорте, а теперь и до железнодорожников волна докатилась. Пригласили дизайнеров, оборудовали арт-объект, показали по ящику, пустили рекламу в СМИ. Обычное дело. Людям такое нравится.

Кстати, о людях. Они тут тоже какие-то… я бы сказал, странноватые.

Одеты все несколько старомодно. Большинство женщин в юбках и платьях. У некоторых на головах платки. Мужчины, в основном, в пиджаках. Те, которые помоложе, в куртках. У троих — кожаные, у остальных плотный текстиль. Ничего яркого и кричащего. Ни лэйблов, ни принтов, ни надписей на одежде. Кто-то глядит в окно, кто-то подремывает, кто-то болтает с соседями. На меня никто внимания не обращает. В дальнем конце компания парней и девчат. Оттуда слышатся гитарные наигрыши, перемежающиеся веселыми возгласами и смешками. На лавках и полках для багажа холщовые сумки, котомки, корзины… мешки. Проволочная клетка, прикрытая отрезом рогожи. Из клетки раздается кудахтанье. Куриц там, что ли везут?.. Но, самое главное, что больше всего удивляет, ни у кого нет привычных нашему времени гаджетов. Смартфонов, планшетов, электронных читалок, наушников, плееров…

«Блин! Да это флэш-моб! — пронзила меня очередная догадка. — Ну да. Так и есть. Сейчас ка-ак…»

— Граждане, приготовьте билетики. Билетики, билетики. Все приготовили билетики.

Тамбурные двери разъехались, в вагон вошли контролеры. Двое. Мужчина и женщина в форменных темно-синих «шинелях» и такого же цвета фуражках с зелёными кантами.

Я оказался первым, к кому они подошли. Освободил проход, присел на скамейку и принялся рыться в карманах.

«Где же этот чертов билет? Куда он запропастился?»

— Молодой человек, за безбилетный проезд штраф сорок чешуек, — строгим голосом сообшил мужчина в фуражке.

Что-то меня в этой фразе смутило, но что конкретно, я в тот момент не понял, поскольку был занят поисками и ни на что другое не отвлекался.

— Да есть билет, есть. Сейчас найду… Вот, пожалуйста.

Контролёр принял от меня бумажный квадратик, глянул на него цепким взглядом, а затем — щелк! — пробил специальным компостером.

— Всё в порядке. Можете следовать дальше. Счастливого пути… Ваш билет, уважаемый, — обратился он к следующему пассажиру.

Я недоуменно посмотрел на «пробитый» билет. Сколько ни езжу, их ни разу не компостировали. Ставили ручкой отметку и всё. Никаких дырок.

Вгляделся внимательнее и…

«Нифигасе!»

Я только сейчас понял, что этот проездной документ не похож ни на один из тех, которые когда-либо попадались мне в руки.

Во-первых, это был не просто клочок бумаги, надорванный и помятый. Это был довольно плотный листок размерами примерно шесть на шесть. На лицевой стороне — тисненые буквы и цифры. Обратная — гладкая, в центре «голографическая» картинка. Дракон, сжимающий в лапах гаечный ключ и кувалду. Ящер до боли напоминал того, что был на монетке. Я даже достал ее, чтобы сравнить. Действительно, очень похожи. Только у «моего» лапы свободные, а так — прямо близнецы-братья.

Второе, что меня поразило, надписи на билете были выполнены на совершенно незнакомом языке. Символы не походили ни на латиницу, ни на кириллицу, ни на арабскую вязь, китайские иероглифы, грузинские, армянские, тайские и прочие экзотические письмена, включая санскрит и древнешумерскую клинопись. Тем не менее, я непонятнейшим образом всё понимал и читал:

ИмпЖелДор

Маршрут: 6

Грибово—Мараевка—Свирск

Зоны: 7–8

Цена: 2 чеш.

Третье было просто довеском ко второму. Контролёр разговаривал со мной не по-русски, а я отвечал ему на том же наречии и не догадывался, что знаю этот язык. Словно всю жизнь на нем говорил, а, возможно, и думал. Даже на «чешуйки» внимания не обратил и пропустил это слово мимо ушей. Под чешуйками товарищ явно подразумевал деньги, но вот как они выглядят… В общем, полное ощущение, что я сплю и снится мне какая-то хрень…

Попробовал себя ущипнуть. Ой-ё, больно-то как! Дурдом, одним словом. Выездная сессия психиатрической клиники.

«Может, паспорт проверить? Он же с собой. Узнаю, по крайней мере, кто я и что я. Если это, конечно, не сон… А, впрочем…»

Пальцы все еще вертели монетку, вытащенную для сравнения двух драконов. Перевернул кругляшок. Теперь я мог свободно прочесть то, что написано на «лицевой» стороне.

«Достоинство, верность, честь».

М-да, скорее всего, это нифига не дензнак, а, например, медальон или вообще орден. Расплачиваться им, наверное, можно — все-таки серебро, а не олово, но так поступать, как минимум, глупо. Кто знает, какая у них реальная стоимость? Продешевить в этом деле — раз плюнуть… В любом случае, надо сначала выяснить, сон это или все же… не сон…

Электричка начала притормаживать. Народ в вагоне зашевелился, к выходу потянулись нагруженные скарбом граждане. «Опалино», — скрипучим голосом сообщила закрепленная над тамбурными дверями «тарелка».

Всего в этом самом Опалине вышло человек двадцать, а вошли только пятеро. Пожилые мужчина и женщина, по-видимому, семейная пара, а следом за ними трое крепких парней. Белобрысый, рыжий и быковатого вида стриженный. На всех одинакового покроя тужурки и мешковатые галифе, заправленные в сапоги, похожие на те, что были у немцев в фильмах про Великую Отечественную. Садиться парни не стали. Остановились в небольшом закутке рядом с тамбуром.

Поезд тронулся. «Следующая остановка — Буслаевка», — проскрипел допотопный динамик.

После Опалино в вагоне стало просторнее. В соседнем ряду освободилось место возле окна, и, немного подумав, я пересел на него. Очень хотелось поглазеть на окрестности и, по возможности, разобраться, куда меня всё-таки занесло. А наяву это или во сне, без разницы. Интересно что так, что эдак. Будет потом, о чём приятелям рассказать.

Пейзаж за окном выглядел слегка мрачноватым. Сильная «тонировка» сгущала и смазывала краски, поэтому освещенные солнцем поля и леса казались погруженными в сумерки. Кроме того, от стекла почему-то веяло холодом. Прислоняться к нему не было никакого желания. Оно словно отталкивало наблюдателя и предупреждало: сиди и не рыпайся, хочешь смотреть — смотри, но руками не трожь. Впрочем, уже через пять минут я позабыл об этой странной особенности. Просто отодвинулся на «безопасное» расстояние и принялся с любопытством рассматривать проплывающую за окном местность.

Ничего похожего на Москву или пригороды не было и в помине. Ни высоких домов, ни машин, стоящих на переездах или движущихся по шоссе, ни гаражей вдоль путей, ни ангаров-складов, промышленных предприятий, огромных торговых центров. Только деревья, кусты, болотистые луговины, пасущиеся на полях коровы и козы, стога с сеном, пара телег, застывших на пыльной грунтовке. Речушка какая-то… Ого! Мост! Настоящий каменный виадук, сложенный из грубо отёсанных блоков. А по мосту… Ну надо же, как интересно! По «доисторическому» мосту неслась еще одна электричка. В том же направлении, что и наша, только немного быстрее.

И в этот момент меня словно током пробило. Кабина-то машинистов сзади, и значит всё, что я вижу, должно двигаться не навстречу, а от меня. Однако деревца за окном «летят» совершенно в другую сторону. Ошибиться тут невозможно. И электричка, движущаяся параллельным курсом, зримое тому подтверждение. Когда же мы успели сменить направление? Точно помню, не было этого.

Чтобы прояснить для себя выявленную несуразность, решил поступить по-простому — вступить в контакт с местными и все у них разузнать. Ну не откажутся же они, в конце концов, помочь ближнему. Особенно, если это не будет им ничего стоить.

На соседней лавке дремала бабулька с клюкой, через проход от нее о чем-то хихикали две румяные молодухи с корзинками. Девиц и бабульку я тревожить не стал, прикинув, что первые могут меня «неверно понять» (знакомиться в поезде — это так романтично), а вторая — спросонья, поэтому врубаться в ситуацию будет долго. Лучше напрячь тусующихся около тамбура «пацанов».

— Привет, мужики. Не в курсе, какая конечная? До Москвы доедем? — обратился я к стоящим парням.

Все трое уставились на меня мутными взглядами.

М-да, кажется, я немного погорячился. Мужики были явно навеселе. А «быковатый» так и очень навеселе. Того гляди, перейдет в следующую стадию, когда исчезают все и всяческие тормоза и народ начинает активно искать приключений. Тех самых, которые на пятую точку.

— Он! — «бычара» качнулся вперед, икнул и ткнул в меня пальцем.

— Кто он? — спросил белобрысый.

— Вчерась в Колотайкино, — пьяно продолжил стриженный. — Он это был, зуб даю.

— Да не, не он, — усомнился третий из «пацанов», рыжий. — У того вроде морда пошире.

— Почто Комару ухо отгрыз, гаденыш? — не слушая сотоварища, рыкнул стриженный и вновь потянулся ко мне, словно бы собираясь схватить за грудки.

— Э-э, мужики. Вы меня с кем-то путаете, — я отступил на полшага и приподнял руки в примирительном жесте. — Всё нормально, встретились — разошлись. Никто никого не трогает.

Вступать в перепалку с аборигенами, а, тем более, драться мне сейчас совсем не хотелось. Рыжий и белобрысый, по всей видимости, придерживались похожего мнения.

— Филька, не лезь. Вохра путейская набежит, всех повяжет, — попридержал рыжий «возбудившегося» приятеля.

Но тот, кажется, уже вошел в раж. Не обращая внимания на дружбанов, он рванулся ко мне:

— Молись, гад.

Увернуться от летящего в голову кулака было несложно — координация Фильки оставляла желать лучшего. Я отшагнул в сторону, а Филимон (или Филипп — фиг знает, как его звали на самом деле), не удержав равновесия, запнулся о клюку мирно дремлющей бабки и грохотом повалился в проход.

— Ой, ты ж, господи! — моментально проснувшаяся старушенция выпучила глаза, охнула, всплеснула руками и вдруг, совершенно неожиданно для меня, принялась охаживать «тросточкой» упавшего стриженного.

— Вот тебе, Филька! Вот тебе! Всё Ксанке, сеструхе твоей расскажу, ужо она тя поучит, орясину…

Как ни странно, ее «оппонент», хоть и был в изрядном подпитии, но даже не пробовал защищаться. Только локти потешно вскидывал, спасая от ударов башку.

— Кузька! Фрол! И вы здесь, охальники, — переключилась бабулька на приятелей Филимона.

— Да мы чо? Мы ничо, — оправдывались те, пытаясь поднять «поверженного» другана.

— Вот я вам! — потрясала клюкой старушка. — Только и можете, что девок щупать да водку жрать. А ну, брысь отседова! Тута вам не танцульки!

— Так им, баб Рая! Так им! — задорно поддерживали ее с соседних скамеек. — Будут знать, как безобразия нарушать.

Сопровождаемые всеобщим хохотом и оставив на полу несколько оторванных пуговиц, парни ретировались в тамбур. Я облегченно выдохнул и присел на скамейку. Баба Рая примостилась напротив и, посмотрев на меня, произнесла строгим голосом:

— А ты, хлопчик, думай прежде, чем связываться со всякими. Они, ить, нормальные, ежели трезвые, а как напьются, так прямо дурни становятся. Чего ты у них спросить-то хотел? Куда тебе надо?

— Дык, в Москву мне надо, сударыня. В Москву, — ответил я с некоторой толикой куртуазности.

— Ишь ты. Сударыня, — хихикнула бабка. — Не. Это ты не туда сел. Ента электричка до Свирска. Ты бы вот что. В Буслаевке тебе надо сойти. А там у путейских спросишь, они подскажут.

— Спасибо, — поблагодарил я бабульку и повернулся к окну.

Похоже, поезд опять останавливался. За темным стеклом промелькнули столбы, потом какой-то забор и, наконец, щит с названием станции.

«Ну что ж. Пусть будет Буслаевка», — подумал я, поднимаясь…

В Буслаевке вышли многие. В том числе, трое задиристых, с которыми едва не схлестнулся, и вставшая на мою защиту баба Рая.

Я покинул вагон одним из последних. Позади суетился чертыхающийся мужичок с огромным мешком, заполненным то ли свеклой, то ли картошкой. От этих упакованных корнеплодов я чуть было не пострадал. Замешкался в тамбуре и сразу же получил полотняной тарой под зад. Случайно, конечно. Платформа оказалась не вровень с полом вагона, как на большинстве подмосковных станций, а гораздо ниже, где-то на уровне колесных осей. Волей-неволей пришлось притормозить перед выходом и, если бы не схватился за поручень, сверзился бы на перрон без вариантов.

— Пардону просим, — ухмыльнулся мешочник, спустившийся по лесенке вслед за мной.

Качать права я не стал. Сам виноват, нефиг стоять в проходе, когда другие спешат.

Мужичок крякнул, закинул ношу на плечи и потрусил в дальний конец платформы. Туда же двигались и остальные вышедшие в Буслаевке.

Сливаться с толпой мне не хотелось. Отошел к краю, прислонился к перильцам и начал с интересом осматриваться. Люблю такие вот полустаночки да и вообще железку. Запах смоленых шпал, окалину на щебенке, протяжные гудки тепловозов, свистки дежурных по станции, крики носильщиков «Поберегись!», стук колес, пыхтение маневровых локомотивов, уходящие вдаль стальные нитки путей… Наверное, это из детства, когда любая поездка казалась фантастическим приключением, путешествием в неизвестное и неведомое, в далекие страны и города, которые ни разу не видел, но вот уже совсем скоро, какой-нибудь час или два, и они проплывут за окном внезапно сбывшимися мечтами…

Электричка ушла. Я очнулся от детских воспоминаний и вдруг, с некоторым удивлением для себя, отметил: у этой железной дороги всего один путь. С другой стороны рельсов платформа отсутствовала, а та, на которой стоял, была замощена камнем, а не покрыта асфальтом. А еще я не обнаружил проводов над дорогой. Не было и опор, на которых они бы держались. Всё это выглядело достаточно странно. Ведь, судя по издаваемому поездом шуму, состав двигался на электрической тяге, а не на дизеле или угле, как какой-нибудь тепловоз-пароход.

Вынул на всякий случай смартфон, взглянул на экран: «поиск сети», как и предполагалось. Заряд батареи тоже не радовал — всего два деления. Чтобы не разрядить ее окончательно, выключил гаджет и сунул его обратно в карман. Мало ли что, вдруг пригодится. Включу, когда буду уверен наверняка. Хотя, если честно, надежды мало. О сотовой связи здесь, похоже, и слыхом не слыхивали.

Чуток поразмыслив, направился куда все. К виднеющемуся в конце перрона «вокзалу» и скрывающейся за ним «привокзальной» площади.

Станционное здание оказалось деревянным одноэтажным, выкрашенным в зеленый цвет, с узкими окнами и расписанными «под Хохлому» простенками. Внимание, в первую очередь, привлек щит со схемой и графиком движения поездов. Подойдя к этому кладезю информации, я принялся вдумчиво изучать таблицы и карты.

Свирск, Малино, Подкопаевка, Ак-Базар, Карухтан, Белема, Сантакар, Дентаун, Лиготино, Полтораки… Ни одного знакомого названия, но, в общем и целом, набор весьма любопытный. Еще любопытнее было приколотое с краешку объявление:

«Движение на участке Малино-Тишки остановлено в связи с падением тяги. Движение будет возобновлено сразу по прибытию мага-путейца».

«Сон» становился всё интереснее и интереснее. Что это за маги такие? Да еще и путейцы?..

Картинка с маршрутами именовалась «Картой железнодорожного сообщения провинции Карухтан» и представляла собой разделенный на участки прямоугольник. Каждый участок имел свой цвет. «Тарифные зоны», — догадался я, соотнеся цвета с цифровыми обозначениями в «легенде» под картой.

Железнодорожных линий в «провинции Карухтан» было две. Одна — «кольцевая» с короткими ответвлениями, вторая, соответственно — «радиальная». Почти как в Московском метро, отличия только в том, что полноценный «радиус» на местной схеме один и «кольцо» не округлое, а сильно вытянутый овал. «Столица» провинции располагалась на его правой части, а на левой я без труда отыскал Буслаевку. Радиальная линия пересекала кольцевую на станциях Свирск и Малино и заканчивалась с обеих сторон стрелочками «на Центроград». «Волшебное» слово Москва на карте отсутствовало.

Перешел к следующему «информационному блоку».

Список тарифов.

Может, тут что-нибудь прояснится?

Не прояснилось. Названия в списке отсутствовали — только «зоны» и стоимость проезда.

Буслаевка, судя по карте, соответствовала номеру 8. Внутри этого номера цена билета составляла 1 чеш. Проезд в соседнюю «зону» стоил на единицу больше. И так далее, вплоть до числа 24, то есть, до станции Карухтан — противоположной «точки» кольца. Потом цена уменьшалась, что тоже понятно — если ехать по кругу в обратную сторону, расстояние становится меньше: до 25-й — столько же, сколько до 23-й, а 32-я по списку «равняется» 1-й — той, которая Малино.

«Чеш — это чешуйка», — догадался я, припомнив, что говорил контролер.

Быстро прикинул курс.

Мой билет стоил 38 рублей или 2 чешуйки. Значит, одна чешуйка соответствует 19 рублям. Для простоты округлим до двадцатки, так будет легче считать. А еще было бы неплохо найти обменник и поменять рубли на местную валюту. Если, конечно, здесь вообще принимают российские деньги…

Кроме тарифов на «пригородное сообщение» в таблице имелись и данные по «поездам дальнего следования». Только с припиской, что в Буслаевке на них не сядешь. Надо сначала доехать до Малино, Свирска или до Карухтана. Названий остановок вне «кольца» я тоже не обнаружил — опять «зоны», от 1-й до 12-й. Только стоимость выше: вместо 1 чеш — 1 ког. Как этот «ког» расшифровывается, непонятно. По всей видимости, это более крупный дензнак. Типа, один «ког» равен ста «чеш». Хотя, возможно, тут другое соотношение, не как у рублей и копеек. Пока что-то не купишь, не поймешь.

Ничего покупать я пока не собирался. Не стоит лишний раз светиться перед аборигенами. Сначала надо попробовать самому разобраться. К тому же и денег нет. В смысле, местных денег, а не рублей.

Бумажные купюры лежали в левом кармане джинсов.

Вынул, пересчитал.

Негусто. Три тысячи двести. По текущему курсу примерно сто шестьдесят чешуек. Или один и шесть «ког», если догадка о соотношении верная. Посмотрим теперь, что с монетками.

Монеты я обычно держал в другом месте. В карманах ветровки. В левом — червонцы и пятаки, в правом — двухрублевики и ниже, вплоть до гривенников и даже копеек, их иногда давали на сдачу.

Выгреб из карманов всю мелочь, вытащил ее на свет божий и…

Опаньки! Вот это сюрприз!

Вместо привычных металлических кругляшей с двуглавыми орлами в ладони поблескивали совершенно иные монеты. На аверсе самой маленькой красовалась цифра 1, а на обратной стороне было выбито изображение чешуйчатого крыла.

«Так вот ты какой, северный олень. То бишь, чешуйка».

Номиналы чешуек были представлены числами 1, 2, 5, 10 и 50. В точности, как «наши» копейки. Они-то, скорее всего, и превратились неведомо как в местный аналог, по упрощенному варианту, один в один. С рублями, по-видимому, произошло то же самое. А «ког», надо полагать, это сокращенное «коготь». На более крупных монетах было отчеканено не крыло, а лапы с устрашающего вида когтями. И циферки 1, 2, 5 и 10. Десять рублей — десять когтей, один рубль — один коготочек, курс один к одному.

Однако, если судить по цене билета, покупательная способность здешней валюты была гораздо выше отечественной. Один к двадцати или около этого. Так это или нет, можно проверить стандартным способом — купить какую-нибудь фигню. Только, для чистоты эксперимента, уже не «проездной документ», а что-то другое. Какой-нибудь местный товар, сравнимый с похожим российским.

Скрупулезно пересчитал имеющуюся наличность.

Ого! Да я, выходит, богач. Сто шесть когтей, двадцать две чешуйки. При переводе в рубли по «плавающему курсу» получалось двести двенадцать тысяч четыреста сорок. Что ж, для начала неплохо. Можно идти торговаться.

Где именно совершать покупки, вопрос не стоял. Конечно, на «привокзальной» площади. Наверняка там есть и лотки с какой-нибудь мелочевкой, и торгующие ей граждане.

Итак, решено. Идём знакомиться с рынком.

«Эх, ког-чешуя, щас чего-нибудь куплю…»