Ты вызревала у меня внутри, Весьма фруктово называясь «плодом», Тебя там нежно омывали воды, Снаружи мои руки берегли. Мы были связаны с тобой в одно, Сердца стучали двухголосье — рядом, И я тебя ласкала нежным взглядом, Кроила на пеленки полотно… Какая мука — родовая боль! Но в облегченье — радость упованья. Твой первый крик, как первое свиданье. Голодный ротик в грудь — скорей, изволь! Разросся плод, раздался вширь и ввысь, И вырвал корни из родного грунта, От моего затянутого спурта Давно вперед надежды унеслись. Тебе теперь, наверно, невдомёк, Как ты могла у женщины родиться, Ведь ты, моя прекрасная Жар-птица, Была во всём со мною поперек. Ты плоть от плоти, кровь от крови ты, Так почему такое разночтенье? Ты — рукопись, которая к сожженью Была предуготована… Мечты, Что будешь продолжением меня На этом дорогом мне белом свете, Разбились так жестоко, и в ответе Лишь молодость наивная моя. Ну, что ж, живи, расти своё дитя, Но помни, что наступит озаренье, Когда твоё родимое творенье С тобою тоже справится, шутя. Не плачь тогда, не три прекрасных глаз, Утешься снова самолюбованьем, А мне твоё не надобно признанье Ни в той, грядущей, дали, ни сейчас. Меж нами боль. Не первая, когда Тебя я в муках радости рожала… Непонимание — страшней кинжала — Вот безутешной старости беда!