Наверное, читатель, вы летали И падали во сне и наяву. Я удивлю кого из вас едва ли, Когда скажу, что и во сне живу. Да-да, во снах могу себе представить Я что угодно, всюду побывать, Виденья запечатывает память Такими, как подсунула кровать. Они объёмны, в меру достоверны, Я слышу речь и музыку, и свет, Сияет он то ярко, то неверно, Но в снах моих нет ощущенья бед. Бывает, что тревога чуть коснётся, Как дуновенье ветра, но, тот час Она то чёрной птицей обернётся, То прозвучит как чей-то строгий глас, То расстелиться пожелает гладью Воды, текущей в вечных берегах, То разбежится разномастной ратью Собак и кошек, сгинув впопыхах. Но всякий раз мой сон предупреждает, С чем я столкнусь, возможно, наяву. Моя надежда вновь не оставляет Меня и с ней я, грешница, живу. И что реальней — бодрствованье, сон ли, — И там и здесь — земля и небеса, Судьба проблем подбрасывает комли И там и здесь, зовёт на голоса Из прошлого и в будущее тянет, Не обещая лёгкого пути, И разноцветной радугою манит, Что после бури будет мне светить… Но я опять на отступленье сбилась, А надо повесть нашу продолжать. Ковёр дырявый мчал, иль мне приснилось, Или несла нас вдаль моя кровать, Теперь неважно, главное, летели Мы с Аладдином, только облака Вокруг пластались, где-то птицы пели, Да ветры обдували нам бока. Земля казалась нам такой прекрасной, Как гением написанный эскиз, Хоть наше предприятие опасно Довольно было, мы смотрели вниз. И вот уже коварного Магриба Мы видим земли там и, наконец, Вцепясь друг в друга, стали ждать ушиба, Чтоб не разбиться сдуру о дворец. На удивленье приземлились мягко, Ковёр дырявый тут не подкачал, Мы лишь зашибли с Аладдином пятки О камень, что под окнами торчал. Нам повезло, мы прибыли к полудню, Колдун сиесту чётко соблюдал. Он спал, служанка теребила лютню, Весь двор дремал под шелест опахал… Будур, увидев нас, от счастья млела, То плакать принималась, то, смеясь, На Аладдина радостно глядела И колдуна «попотчевать» рвалась. Но мы тихонько к ложу колдунову, Едва дыша, все трое пробрались… И вот уж лампа нам досталась снова, И с джином вновь пути пересеклись. Он, как ребёнок, радовался встрече, Колдун его из лампы не пускал И, говоря: «Тебе здесь делать неча», С медведем вместе в лампу затолкал. Медведь от тесноты страдал немало И балалайку где-то потерял, Короче, им нас шибко не хватало… Но вот колдун проснулся и привстал. На нас он смотрит в ярости и страхе, Молчим и мы, но тут медведь взревел… Мы не виновны в колдуновом крахе, Мы скажем просто: отошёл… от дел. Прощай, Магриб. Нам было не до шуток, Но всё теперь осталось позади… Султан и Аладдин набили уток, И я, как верный старый паладин, На пир осталась. Джинн с медведем пели, Обнявшись, из «Хованщины» с «Садко», И факелы на золоте горели, И гибким экзотическим ростком Будур вокруг отца и Аладдина Вилась, от счастья рдея, чуть дыша, А я на эту дивную картину Смотрела и совела, хороша. Среди друзей и перебрать не страшно, Тем более, возможно, это сон. По лестнице я поднялась на башню, Где ветер исторгал великий стон, Где звёзды плыли августовской ночи… Прошло полгода по земным часам. Что завтра мне кукушка напророчит, И будет окончанье чудесам, — Не знаю я. Но сны мои реальны, Как жизнь, что атом с атомом сплела, И, как бы ни была она печальна, Она добра и зла, и… весела. Она — за гранью и она — на грани, За ней угнаться можно, но зачем? Я, будто побывав в Левиафане, Опять ищу на голову проблем, Когда пытаюсь вылезти на волю Из чрева ночи, словно этот мрак Когда-то мне накликал злую долю, И из него не выбраться никак. Спешить не стану, хоть осталось мало Вина в стакане, жизни и любви… По крайней мере, здесь я не скучала, Переживая новости в крови. Мой Аладдин с его волшебной лампой Мне осветил немного этот путь, Где всё — рутина, суетность и штампы. Теперь бы только лампу не задуть! Вне этой башни из слоновой кости Всё только сон, сомнения и страх… Крещендо ночи, разгулялись гости, А мне пора домой, увы и ах.