Водяные знаки

Тимофеева Наталья

То ли было, то ли не было

 

 

«Молоточком ксилофона пульс под кожей…»

Молоточком ксилофона пульс под кожей, Я лежу в подушках ночи, жизнь итожу. Мысль то мышью залетает, то синицей, То течёт внутри хрустальною водицей. Как же трудно мне даётся узнаванье! Всё бы ладно, не претили бы терзанья. Всё бы ладно, если б не было разлуки, Да меня качали бабушкины руки. Это там, вверху, недалеко от неба, Где горбушку лунной мякоти, как хлеба, Делят звёзды, словно склёвывают с пальцев Божьих крошки душ неведомых скитальцев, Там — все те, кого любили мы до срока, Но теперь мы низко, а они — высоко…

 

«Дыханье ветра сбивчиво и часто…»

Дыханье ветра сбивчиво и часто, В мансарде глухо хлопает окно. Ночь подступает медленно и властно, Раскидывая мрака полотно И острый месяц на него цепляя, Дрожа слезливо высверками звёзд И всею грудью тишину вдыхая, Задумчиво скользит на Млечный мост… Спиральное движение земное И ДНК межзвёздного пути — Наследие творенья временное, И нам с орбиты этой не сойти. Мы из колодца ночи воскрешенья, Как света, ждём, но пуст неясный свет. Забыли мы своё предназначенье, Вкушая разномастный, вздорный бред. Мы — часть канвы, нам полотна не видно, И не объемлет человечий мозг Того, чем вся заполнена завидно Вселенная, чей облик так непрост. Теорий много, только толку мало, Но на загадках мира строит власть Своё эгоистичное начало, Чтоб жизнь планеты ради денег красть. И ночь ночей нас ждёт в витках безумья Во имя ненасытных единиц: Потоки лжи, вражды и скудоумья, Не знающие веры и границ! Не той дорогой двинулись народы, Не слыша одиноких смельчаков, И снова нас отправят в вечность воды Или огонь, прожорлив и суров. Цивилизаций цепь неоднородна, Она порвётся, как простая нить. Земля из вод воскреснет, плодородна, Но ей в огне живой уже не быть. Одни грозят пришествием Урана И копят смерть в ретортах про запас, Другие, просыпаясь утром рано, Из тьмы воскреснув, воскрешают нас. Господь поэтом создал человека, Военным же — сам дьявол изваял… Летит Земля от века и до века, Неся в себе загадку всех начал… И вот вошла. И встала. Многолика, Непостижима в таинстве планет, И ароматом, и волшебным бликом Она волнует, свой дрожащий свет, Едва касаясь им земной юдоли, Уносит в бездну, неподвластна снам. Ах, эта ночь! Ты чьей послушна воле, И чьим слова принадлежат устам О том, что счастье на земле не вечно, — Из праха вышли и отыдем в прах? И только глупость мира бесконечна С кривой усмешкой злобы на губах.

 

«Вечерели розы пряной алостью…»

Вечерели розы пряной алостью, Заходился маревом простор, Никли тополя, и дул с усталостью Ветер с тёмно-синих старых гор. Сочно слива разлеталась брызгами, Падая на треснувший асфальт, И собаки объяснялись визгами, Отвечая на коровий альт. Тень ползла от крыши до поскотины, До дубовых выщербленных врат, И рождалось чувство новой Родины В сердце, превращая душу в сад, Где гнездить пыталось запустение Волю паутинную свою И, предав рассудок тьме и тлению, Там взрастить сомнения змею. Но затвор мой лучше всякой нежити Знает, чем наполнить жизни миг. Солнце на закате в розах нежится, Ветер носит в небе птичий крик… Падал в бездну аист, как знамение, — Мне обетованная земля Посылала в сердце разумение, Что она отныне — и моя.

 

«Час предзакатный ванильно-коричен…»

Час предзакатный ванильно-коричен, Гулок, как медный фокстрот. Посвист синичий смешлив, риторичен, Птичьих исполнен забот. Что-то из сердца протянуто нитью, Движется тёплая нить. Сколько ещё запоздавших наитий Мне, как сестре, возлюбить? Теплится синяя даль неневестно, Смотрит очами судьбы. В сердце моём от прозрения тесно, Кончились плач и мольбы. Воздух дрожит, светляково-беспечен, Белой гирляндой повит: Вьюн на стене, — ароматен и вечен, — Смехом застывшим Лилит.

 

«Выцветает небо, как холстина…»

Выцветает небо, как холстина, Но чернеет пуще виноград. Пахнет солнцем жаркая равнина, И полыни льётся горький яд На её просторы вековые, На её цветастые холмы, Где пылают розы огневые В зелени листвяной бахромы. Черепахой время по дороге Двигается, панцирем стуча, Гор встают высокие отроги, Над селом мелодии звучат Быстрые, ритмичные, чужие, Конь соседский фыркает на мух, И судачат ходики стенные, Мирным трёпом услаждая слух. Прошлое в беспамятстве мгновенья Перестало собиться назад… Все мои тревожные сомненья Утолил полынный терпкий яд.

 

«Несмело, прохладно и ласково…»

Несмело, прохладно и ласково Коснулся меня ветерок. Поблекши застенчиво красками, Вдруг вечер улёгся у ног. Венцы поцелуйные алые Бутоны раскинули роз, И звёзды зачиркали шалые — Предвестники будущих гроз По небу бездонному, гулкому, Вонзаясь в вершины Балкан. Туман зазмеился проулками, От запаха травного прян. Гирляндами света торочена, Летела во тьму Планина, И рожками месяц отточенно Мрак резал, как гладь полотна. Фонарик мой мошки наметили Светилом спиральных путей И, словно на огненном вертеле, С судьбою прощались своей.

 

«Как корочка подсохшая земли…»

Как корочка подсохшая земли, Шершавы пальцы (розы слишком колки). Скользит тропинка с резвостью змеи В густой траве, сосновые иголки У щёк проносят низки паутин, Полынь благоухает оглушённо, Туманом тянет от речных низин, Кузнечики витийствуют стозвонно… А сверху небо смотрит, как судьба, Глубинами безмерными пугая. Ах, звёздная греховна ворожба, Победа над сердцами вековая — Смотреть в него, как в бездну Божьих глаз, Там замирает дух хмельной и дерзкий. Вот поднимусь и полечу сейчас! Но голос ветра надо мною резкий Своим аккордом душу отрезвил, И стебли роз заставил сжать до боли… Кресты белели брошенных могил, А розы пальцы иглами кололи.

 

«В пещере дня всё глуше бьётся эхо…»

В пещере дня всё глуше бьётся эхо, Замученное кознями жары. Всё ниже солнца рдяная прореха, И всё наглее лезут комары. Шмель путается в жёлтой занавеске — В медовом глянце бликов золотых, Где тенью нарисованная фреска Изображает сразу всех святых, Кто жил под небом, славя край нектарный, Живичный воздух этих синих гор И мир подножий — суетный и тварный, Заполонивший видимый простор. Здесь всё — покой и нега осязанья, Ручьи поют свой праздничный хорал, И столько красоты и обаянья, Что лучше б лишь Создатель изваял. Восторг щенячий мой вполне понятен, — Из мрака горя вырваться на свет, Где тени есть, но нету чёрных пятен, Где люди есть, а негодяев — нет. И на моём клочке из запустенья, Из переменных звуков бытия Лишь продолжаю начатое бденье, Что знает от небес душа моя. Есть в простоте величие и сила, А память — это бремя паутин. Скажи мне, Боже, где меня носило, Ведь это знаешь только Ты один…