Открыты окна, ночи трубадур — Комар гнусавит, темноту пронзая. Луны плывёт стеклянный абажур, И свет её дрожит, перевирая Все страхи ночи шёпотом шагов, Биеньем ставен и паденьем сливы, Переминаньем ветра… Тихий зов Струны ли, колокольца, торопливо Взбегает по ступеням на крыльцо И гаснет, прикоснувшись к чёрной тени Неведомого, прячущей лицо, Мне положившей груз свой на колени…

Дюймовочка, росинка-недотрога, Лучистый призрак из ночной глуби, Сияющее украшенье Бога, Укол брильянта на Его груди, Ты смотришь вниз, в колодец расстоянья, В твоей слезе хрустальной нет тепла. В начале мира — скорбность окончанья, В твердыне лет — осколочность стекла. Моя звезда — двойное наважденье, Твой путь небесный предопределён… С тобою было связано рожденье, С тобою прекратится жизни сон. Очнувшись там, где ты, верна простору, Свои сжимаешь в пальцах колоски, Добавлю блик волшебному убору Того, Кто чужд сомнений и тоски. Кружа с тобой в размеренности роя Твоих небесных плазменных сестёр, Я, больше никогда не зная горя, Навек забуду про земной раздор. Моя звезда, весталка Птолемея, Надежда дней, отпущенных судьбой, Тебе клянусь я, что не онемею И путь пройду, намеченный тобой.

Немного сна на веточке кленовой, Перегоревший в вечер клейкий день… И тянутся на исповедь коровы К хозяйке, пережёвывая тень. Они боками круглыми качают И волооко смотрят в пустоту, И голуби их стонами встречают, Гуркуя про дневную маету. А кто-то мёд сливает, словно липа Свой падевый разбередила дух… И вечер в дом вошёл дагерротипом, Мне обостряя зрение и слух. Качнулась тишиною занавеска, Горбом горы затмился горизонт, И лунная скользнула арабеска На стену сквозь стекло оконных сот.

За каменными стенами — жара, Расплав дрожащий горных очертаний, Разгневанное солнце, мошкара, И птичьих всевозможных толкований Над крышей черепичною протест, — У ласточек и дятлов всё инако, — Одни поют счастливый анапест, Другие ставят мозг пичужий на кон. Одни стригут воздушные версты, Порхают бесшабашно и бездонно, Другие долбят столб до пустоты Пестрядной стаей. Ласточки стозвонно Над головой моей пронзают ширь, А дятлы дробь выстукивают стойко, Но сколько новых дупел не мостырь, Навряд червей наковыряешь столько. Зато красивы — шапки набекрень, А из-под шапок — с пёрышками уши… Огромный аист эту дребедень, Взирая с крыши, подрядился слушать. Молчит и смотрит, — руку протяни, — В манишке белой с чёрной оторочкой… Ко мне приходят, что ни день, они И остаются кадром или строчкой. Мы с псиной нынче ленимся гулять, Да и куда спешить-то нам, ей Богу! Я мну прилежно целый день кровать, Она мне подражает понемногу. Авось, спадёт жара, пойдём к реке, А там журчат меж валунами струи, И ветерок пространство жмёт в руке И ласточкам отважным навстречь дует. Потом вернёмся мокрые домой, — Марго, купаясь, всю меня намочит, И южный вечер плащ раскинет свой И о горячем чае похлопочет…

Шероховатость шороха дождя, — Нестройный звук ночного несмыканья, Нервозной неотвязности… Войдя В весёлый раж, приблизил расстоянья И в струях тени мигом растворил, Перестрелял листву и в водостоке Лезгинку жестяную долго бил, Но прочь ушёл, уняв свои потоки. Наутро розы в росах расцвели, Махровый пурпур воздымая к небу… И лёгкий пар струился от земли, И пела птица про ночную небыль…