А вчера разразилась буря. Ветер окна пытался выбить, Он трепал на дворе осоку, Он пускался безумно вскачь И со всей молодецкой дури Принимался орехи сыпать, Заходя по-над склоном сбоку, Разводя по округе плач. Он нагнал на меня отваги Передумать про всё, что было, Он поплакал дождём немного Из подбитых закатом туч… А камин без хорошей тяги Ел огонь не в пример уныло, И тянуло из-под порога Пряной свежестью с горных круч.

Не девятое чудо света, Да и где их теперь возьмёшь! Из чудес — только тётка Света, Да сегодняшний спелый дождь. Я сижу, в кисею одета, Черепичную слышу дрожь, Катит в небе грозы карета, Словно «скорая» заполошь. Так кончается это лето, Время дивное для меня, — Вот девятое чудо света, А восьмое, конечно, — я!

Фолианты дубов пролистнул ветерок скородумно, Граммофонных иголок сосны на тропу набросал, Подтолкнул камнепад, задышал напряжённо и шумно, И погнал на закат чёрных крон перепутанных вал. Но не так это просто — сбежать из потухшего жерла, Здесь по кругу все ветры несутся вперёд и назад. Лишь дубы держат скалы корнями легко и умело, Да смеются над ветром, — веками листвой шелестят. В паутинном краю над обрывами время застыло, Только вихри взбивают акаций густые вихры… Вновь садится на трон Планины золотое светило, Да бежит, сломя голову, ветер с восточной горы.

Лунный призрак в ореоле Из таинственных высот В сокровенном си-бемоле Струнный свет мне в душу льёт. И кузнечиков кантата «Пиццикато-в-темноте» Разлетается крылато Вдоль моих белёных стен. Лай собачий, дребезжащий Подголосками в ночи, Эхом фистулы дрожащей, Флажолетами звучит. Колобродя, бродят тени, Мой фонарик слаб и жёлт, Лист, иссушен, на ступени Под ногою распростёрт. По приметам будет осень, — Воздух гулок и душист, — До неё ещё дней восемь. В лунном круге — мёртвый лист.

Истерика дождя и судорожный плач, — Под парусом из туч похищен день погожий. Взъерошен, голенаст, вышагивает грач Вдоль чёрной колеи, наверно, плача тоже. У горизонта гром улёгся, словно лев, Неузнан и размыт весенний призрак леса, И тусклый свет скользит, едва окно задев, И падает на луг от собственного веса. А на лугу коня купает тишина И первый солнца луч ему вплетает в гриву. Печальная судьба дождя разрешена, — Он дальше полетел, стуча неторопливо. Весна, весна идёт, сияя, ворожа, Свой изумрудный плащ накидывая на земь. Омытая дождём, поёт моя душа От запахов густых в немыслимом экстазе. Мне клейкого листа так дорог первый миг! Он безрассудно мал, как ненарочность взора. Вновь плещется в реке, сверкая, солнца лик, И птичий хор звенит от бравурного вздора…

Мешковина дня дырява, Сквозь прорехи скудный свет Сеет нехотя на травы Золотой анахорет. Он раздумчив, непроворен, От скупых его щедрот Край, разнеженно-приволен, Невода тумана рвёт. Время тянется неспешно, Ветер в кронах гнёзда свил, Там кукушка безутешно Плачет, будто свет не мил. В подпояске чёрно-белой К сизым тучам грозовым Ввысь берёзка полетела, Раскрывая листьев дым.

Ещё чеканен профиль мая, И плоть земная холодна, Но звуки жизни, прорастая Из мглы туманной, пьют до дна Остатки зимнего молчанья. Растаял мрамор ледяной! Всё громче птичье щебетанье И ветра ласковей прибой. Ветвей изменчивый рисунок Дрожит на небе голубом, Где исчезают звёздных лунок Глаза под бледным лунным лбом. И будто нехотя, вполсилы Лучом царапая окно, Вползает рыжий бог Ярило На рощи белое руно.

Кадриль дождя всё чётче и пространней, В обнимку с ветром струи пляшут, пляшут… Кривых проулков серебрятся плавни, И фонари кругами света машут. Пустоты ночи обнимают избы, Стеклянно пялят окна очи в небо, Пытаясь там дождя кончину вызнать И погрузиться в сказочную небыль Зелёного листвяного муара, Под шёпот звёзд раскрывшего ладони… В пляс окончанье зимнего кошмара Встречает дождь, расхристан и бездонен. Гремят литавры призрачные грома, — Он тоже по зиме справляет помин. А чей-то кот горланит возле дома, Апрельский кот, как облако, огромен От нежных чувств, нахлынувших с весною, Он саблезубо под кустом сирени Чему-то улыбается, и вою Его лишь громы вторят в этой сени…

Стена из плача струек дождевых Собой зимы кончину знаменует. Ещё снега в сугробах подовых Обуглено мерцают и бликуют, Но уж осел слоёный вавилон Февральских вьюг и мартовского бреда. Хотя хранит запас студёный он, Но, словно сон, истает до обеда. Впитает силу вечную зимы Земная толща, жадная до влаги, Из ледяной потянутся тюрьмы, Согревшись, травы, колдуны и маги — Пичуги воспоют и воспарят Над торжеством зелёного простора, И потечёт черёмух сладкий яд… И все ветрам распахнутые поры Вберут в себя весенний аромат — Незримый ток роскошного блаженства, И в душах расцветёт волшебный сад Любви земной, земного совершенства!

Медиатор весны — синий бриз налетевшего ветра… Небо полнится ласковым шумом, земной камертон Выверяет весенний настрой, белоснежные гетры Надевают деревья, и птичий несётся трезвон. Запоздало тепло, и ещё не растрачена сила, Что подспудно копилась в тиши под пластами снегов. Вновь безумие паводка зимнюю непогодь смыло, Смыло грязь и дороги, и память рассудочных снов. Эти сны прилетали в мою одинокую бытность Чёрно-белыми птицами, снежной расплатой небес За осеннее золото сердца, за вечную слитность Моей вещей души с ожиданием Божьих чудес. И когда, наконец, мне в окошко капель постучала, Я воспрянула духом, стряхнув с себя пасмурный вид. Ах, весна, каждый раз, каждый раз ты — иное начало, Оттого-то на юном челе твоём вечность лежит.

Смычками ветра снега канифоль Разнесена по деке тротуара… Весна несмело зачинает роль, Ещё стесняясь выпавшего дара. На арфе света не хватает струн, И скань кустов — в окалине чугунной… Следы вороньи — отпечатки рун, Гаданье на погоду ночью лунной. В объятьях старой — новая луна, Она снегами венчана на царство, Бела, двулика, в вечности юна, Полна холодной страстности коварства, Но так умеет в душу заглянуть, Что звуки мира кажутся иными… И мелодичен одинокий путь Той, чьё ветра высвистывают имя. Весна, весна, смелее! Прогони Всю эту скуку зимнего стоянья, Что так твои укоротила дни И погрузила целый мир в молчанье!

Неясный шум в пространстве заоконном, — Капель топочет, выбивая дробь, И исчезает в кратере бездонном, Преобразуясь под землёю в топь. Воде темно в извивах водостока, Её судьбы девичьей краток миг… А солнца спит всевидящее око, За тучей пряча свой бессменный лик. Дырявят ветер звонкие сосули, И в лужах тонет чёрный берег крыш, И города, как корабли, всплеснули Весенний воздух, разрывая тишь.

Мембрана дня натянута до звона, Прицельно капли падают на снег, Он оседает, и земное лоно Привычно раскрывается во сне. Весенний дождь — прозрачная холодность Апрельской сути, небом ей дано Земную разморозить многоплодность, Берёзовое выплеснуть вино В фонтан ветвей оживших… Ненароком Как будто, снег опять раздумал прочь… А день стекает вниз по водостокам И переходит незаметно в ночь.

Всё острее противостоянье, Всё быстрей, настойчивее снег, Всё белей для глаза расстоянья И ветров неистовее бег. Без лазури меж ветвей небесной Нет сиянья солнечного дня, И душа, как птица в клетке тесной, Замолчит дремотно у меня. Как укол смычкового стаккато, Встрепенётся и погаснет звук Крика воробьиного, и в вату Снежного молчанья сердца стук Канет, словно он не начинался, Затоскует разум, чуть живой, И в метели мартовского вальса Закружится город предо мной. Он остыл давно от недовольства, — Из бетона вырваться нет сил… Все его изменчивые свойства Март снегами нынче загасил. Так астрономически огромны Массы этой хладной белизны, Что навеки погрузился словно Город серый в зиму без весны.