Дача Клениных, по сути являвшаяся полноценным загородным домом, еще издалека произвела на Ташу неизгладимое впечатление. Раньше подобное она видела только в кино или рекламе строительных фирм, да и то далеко не всех. Может быть, пару раз проезжала мимо чего-то подобного, завистливо вздохнув. Она даже не сразу поняла, сколько в доме этажей — три или четыре, поскольку подъезжали они со стороны стены, полностью сделанной из стекла, и посчитать этажи по окнам никак не получалось. Таша моментально представила, сколько воздуха и света должно быть внутри при наличии подобного прозрачного фасада, после чего влюбилась в дом окончательно и бесповоротно, с грустью понимая, что ничего подобного ей в жизни не светит.

Хотя формально дом относился к дачному поселку, фактически он был построен довольно далеко от остальных домов, в лесу, поэтому со всех сторон его окружали только высоченные сосны. Они тянулись вверх даже выше самого дома, этажей в котором оказалось все-таки три.

Когда они подъехали, двухметровый забор, окружавший дом, зиял провалом открытых ворот. По всей видимости, в доме ожидали большой наплыв гостей и открывать ворота каждому в отдельности хозяева ленились.

На покрытой уличной плиткой площадке перед домом стояло уже три машины. Повилас примостил свой Форд Мондео за каким-то крупным черным хищником рядом с довольно простым Фольксвагеном цвета спелой вишни. Заглушив мотор, он на какое-то время молча замер на своем месте, не торопясь выходить и ничего не говоря.

Таша терпеливо ждала, когда он очнется, и не собиралась его с этим торопить. Всю дорогу Повилас вел себя очень нервно. Когда они на добрых полчаса застряли в пробке на выезде из города, он заметно распсиховался, чего Таша не замечала за ним никогда раньше. Разве что в последние полгода он вел себя более нервно. Ей пришлось спокойно напомнить ему в ответ на его возмущение, что канун длинных выходных летом, даже при очень плохом прогнозе погоды, всегда означает пробки на выезде из города, причем в любое время суток.

— Ненавижу этот город, — обреченно пробормотал на это Повилас, откидываясь на спинку сидения и пытаясь взять себя в руки. — И страну эту тоже.

— Вы живете здесь уже десять лет, — как бы между делом заметила Таша, поглядывая в окно на соседние машины, хозяева которых относились к вынужденной задержке более спокойно: кто-то подпевал льющейся из динамиков песенке, кто-то непринужденно болтал со спутниками, парочка женщин припудривали лицо, глядя в зеркало заднего вида, а один мужчина жевал большой сэндвич, видимо, не успев перекусить после работы. — Пора уже или привыкнуть, или уехать.

— Может быть, скоро уеду, — задумчиво протянул Повилас, нервно постукивая пальцами по рулю. — Если дела и дальше будут идти так скверно, мне проще будет продать компанию, пока она еще чего-то стоит, и вернуться в Вильнюс. Там я смогу начать сначала.

— Все настолько плохо? — уточнила Таша, стараясь не выдавать истинной степени заинтересованности. Она, конечно, и сама знала, что кризис серьезно потрепал их фирму. Об этом говорил хотя бы тот факт, что из всего секретариата, ранее состоявшего из ассистента генерального директора и двух секретарей, осталась теперь только она, превратившись из младшего секретаря в личного помощника. И такое сокращение прошло по всем отделам: остались только те, кто был по-настоящему предан компании или ее владельцу, а также те, кому все равно некуда было идти. Или те, кто надеялся, пережив с компанией кризис, сделать быструю карьеру.

— Все даже хуже, чем вы можете себе представить, — признался шеф, вытаскивая из пачки сигарету. — Разрулить, конечно, можно, но не уверен, что у меня хватит на это сил и желания. Надоело мне здесь, — он глубоко затянулся и, выдыхая сизый дым, добавил: — Домой хочу. Эти пробки, суета, стресс… Миллионы людей — и все куда-то бегут, чего-то хотят. Я не выдерживаю, наверное, больше этот ритм. Может быть, старею.

— Просто в вас природой заложена другая скорость, — попыталась утешить его Таша. — Хорошо еще, что вы решили вести бизнес в Санкт-Петербурге, а не в Москве.

— Это не я решил, — признался Повилас, чем немного удивил ее. Обычно он предпочитал держать с подчиненными дистанцию, никогда не откровенничал ни с кем, даже с самыми давними сотрудниками. — У меня мама русская, а у нее был старший брат, который и начал строить компанию. Десять лет назад он погиб, а дело завещал нам, поскольку никогда не был женат и своих детей не имел. Мне тогда только исполнилось двадцать пять, я работал в Вильнюсе менеджером среднего звена в очень скромной литовской фирме. Готовый крепкий бизнес открывал передо мной такие перспективы, которые мне до того момента и не снились. Конечно, тогда мне было наплевать на необходимость переезда в другой город. Петербург, Вильнюс, да хоть бы и Москва — я не видел принципиальной разницы. Потом, правда, быстро ее почувствовал.

— Но не уехали обратно, — осторожно уточнила Таша. Ей был очень интересен его рассказ, ведь за пять лет совместной работы они впервые говорили не о деле и не о погоде, но она боялась, что в любой момент шеф может опомниться и свернуть дискуссию.

— Я тогда Вику встретил, — глядя перед собой невидящим взором ответил Повилас, словно уже разговаривая не с ней, а с самим собой. — А ее перспектива переехать в Вильнюс никоим образом не устраивала. Вот я и остался.

Сказано это было таким тоном, что Таша вдруг очень остро почувствовала, насколько ее шефа угнетает необходимость ехать в хорошо знакомый загородный дом и встречаться с бывшей женой. Поэтому сейчас она его не торопила, терпеливо дожидаясь, когда он соберется с мыслями.

Однако ее мобильный телефон не обладал тем же уровнем такта, поэтому настойчиво заверещал, нарушая тишину салона и заставляя их обоих вздрогнуть. Увидев на экране имя звонившего, Таша едва сдержала порыв сбросить звонок. К сожалению, она слишком хорошо знала, что от этого будет только хуже.

— Да? — обреченно ответила она в трубку, стараясь говорить тише, хотя ее спутник все равно уже вышел из своего оцепенения. — Нет, я сегодня буду поздно… Не надо, я не в офисе… Нет, в области… Вообще-то мне не очень удобно говорить… С кем я могу ехать? С шефом… Давай потом с тобой поговорим? Я тебе перезвоню, как только освобожусь… Да, хорошо… Я тебя тоже.

Кнопку сброса она ткнула гораздо агрессивнее, чем того требовала сенсорная поверхность экрана, и Повилас это, очевидно, заметил.

— Ваш жених? — внезапно спросил он, хотя раньше никогда не интересовался ее личной жизнью.

— Не то чтобы жених, — отмахнулась Таша. — Так, живем вместе.

— Волнуется?

— Скорее, ревнует меня к каждому столбу, — она тяжело вздохнула и страдальчески закатила глаза.

— Правильно делает.

— Неужели? — Таша удивленно приподняла брови. — А я думала, что люди, которые любят друг друга, должны доверять друг другу, а не контролировать каждый шаг.

— Я тоже раньше так думал. Поэтому теперь моя жена собирается замуж за другого.

— Ваша бывшая жена, — поправила Таша.

— Да, верно, бывшая. — Он замолчал ненадолго, снова о чем-то задумавшись, а потом решительно выдохнул. — Ладно, идемте. Постараемся сделать это побыстрее.

Пока они добирались до дачи из города, на улице заметно похолодало. Небо совсем заволокло тучами, из которых уже начинал накрапывать дождь. Пронизывающий ветер дул одновременно во все стороны, лишая открытие зонтика всякого смысла. И это в середине июня. В такие моменты Таша была согласна с мнением шефа об их городе.

Пока Повилас доставал с заднего сидения сумку с ноутбуком и закрывал машину, она позволила себе оглядеться. Кленины, по всей видимости, предпочитали российской дачной традиции западную: на просторном участке земли хватило места даже маленькому пруду, но не было видно ни одной грядки. Несколько цветочных клумб, кусты сирени и жасмина, окружившие маленькую беседку рядом с прудом, несколько деревьев, большая елка, которую оставили, скорее всего, ради новогодних праздников, — вот и вся растительность. Все остальное пространство принадлежало ровному, явно специально засеянному, газону.

— Склонности к садоводству никто в семье не имеет, — прокомментировал Повилас, внезапно оказавшийся очень близко.

Таша едва заметно вздрогнула от неожиданности. Она хотела что-то спросить, но их обоих отвлек шум еще одной подъехавшей машины, из которой вышел мужчина лет сорока, которого не узнал даже Повилас. Он был довольно высокого роста, спортивного телосложения, с коротко стриженными темными волосами, одет в джинсы и неприметную ветровку.

— Доброго дня, — его голос прозвучал нарочито дружелюбно, но в вежливой улыбке чувствовался какой-то подвох.

Только когда он подошел ближе, Таша поняла, что причиной такого странного восприятия стал взгляд мужчины. Он обшарил их глазами с головы до пят, и она почти физически почувствовала, как он сразу мысленно составил их «портреты». Она едва удержалась от того, чтобы пригладить руками выбившиеся из-под заколки каштановые волосы.

— Скажите мне, что я правильно приехал, — тем временем попросил мужчина. — Нет сил возвращаться обратно и снова искать дорогу. Кленины тут живут?

— Скорее, они тут отдыхают, — ответил Повилас, настороженно разглядывая мужчину. Из всех, кто мог быть здесь сегодня, он не знал в лицо только будущего мужа Вики, но предположить, что она собралась замуж за парня в обычных джинсах и на десятилетней иномарке, он никак не мог. — Но полагаю, что вы приехали туда, куда и собирались.

— Отлично! — лицо мужчины просияло, что несколько не вязалось с причиной, по которой в этот вечер здесь собирались гости. Смотрел он при этом преимущественно на Ташу, поскольку она ему явно понравилась. И это ее крайне смущало. — А вы тоже на чтение завещания Степана Кленина?

— Да, — лаконично за двоих ответил Повилас, ежась от ветра и заметно раздражаясь из-за необходимости вести пустой разговор на улице.

— Вы тоже родственники?

— Что значит — тоже? Я бывший муж его сестры, а вот вас среди родственников не припомню.

— О, я не это имел в виду, — мужчина оторвался от разглядывания Таши и перевел взгляд на Повиласа. — Извините, я не представился. Дементьев Владимир Петрович, следователь, — он достал из кармана удостоверение и быстро показал его. — Я расследую гибель Степана. И я уже успел понять, что родственников в данном случае достаточно много.

— Я не родственница, — подала голос Таша, вежливо улыбаясь. Увидев удостоверение, она заметно расслабилась. — Я секретарь, — она кивнула на Повиласа, давая понять, что она именно его секретарь.

— Личный помощник, — поправил тот, а потом протянул следователю руку. — Повилас Варнас.

— Только не говорите, что вы чех, — попросил Дементьев, пожимая протянутую руку.

— Нет, я литовец. А что?

— Да нет, это я так, — следователь махнул рукой. — Приятеля одного вспомнил, не к ночи он будет помянут. А вы?

— Наталья Краснова, — Таша тоже протянула ему руку.

— Очень приятно. Что ж, наверное, нам лучше зайти в дом, — Дементьев картинно поежился.

* * *

Дверь им открыл высокий темноволосый мужчина. От Дементьева не укрылось то, что при его виде литовцу заметно свело скулы. На вид ему было никак не меньше сорока, судя по морщинам вокруг глаз и рта, даже ближе к пятидесяти, но полностью черная шевелюра скрадывала лет пять. Его рост определить оказалось затруднительно, поскольку мужчина сильно сутулился. Но даже при этом он был чуть выше Варнаса, в котором Дементьев насчитал без малого метр восемьдесят. Длинный нос с горбинкой и тяжелый взгляд почти черных глаз делали незнакомца похожим на хищную птицу, а черный строгий костюм и такого же цвета рубашка в сочетании со всем остальным — на какого-нибудь чернокнижника. Впрочем, Дементьев не понаслышке знал, что настоящие чернокнижники выглядят гораздо тривиальнее. Поэтому он жизнерадостно представился ему, опять же машинально отметив про себя, что Наталья Краснова чего-то испугалась, а потом поинтересовался, кто перед ним.

— Сергей Смирнов, бывший муж Виктории Клениной, — представился мужчина.

Дементьев вопросительно посмотрел на Варнаса, и тому пришлось уточнить:

— Он бывший муж номер один, а я номер два.

— Астрофизик, профессор, — добавил Смирнов, в первую очередь протягивая руку девушке.

— Наталья Краснова, личный помощник. Очень приятно, — вежливо отозвалась та, хотя на самом деле выглядела так, словно от его прикосновения у нее мурашки побежали по коже. И это едва ли были мурашки удовольствия.

— Отбросьте этот бессмысленный этикет, — возразил Смирнов с хищной улыбкой. — Никому и никогда мое общество не бывает приятным.

— Если ты в курсе этого обстоятельства, то мог бы уже всем сделать одолжение и не отягощать нашу жизнь своим присутствием в ней, — проворчал Варнас.

Дементьев молча и с заметным удовольствием наблюдал за их разговором, даже не обидевшись на то, что ему руки так и не подали. Он с интересом разглядывал Сергея Смирнова, пытаясь понять, где мог видеть его раньше. И мог ли.

— Поверь, мне твоя компания тоже не в радость, но меня учили уважать волю умерших, — ответил Смирнов, жестом приглашая их в сторону одного из двух выходов из холла. Этот вел к лестнице на другие этажи и в просторную гостиную с камином. Второй, как успел заметить Дементьев, на кухню. — Тебя, по всей видимости, тоже, раз ты приехал сюдасейчас. Ни один мужчина в здравом уме не поедет в гости к Вике Клениной в первые три года после развода с ней, — пояснил он, снова повернувшись к Красновой и словно специально игнорируя Дементьева. — Я знаю, потому что проходил это без малого шесть лет назад. Первые полгода ее нестерпимо хочется убить каким-нибудь очень жестоким способом, еще полтора просто хочется убить, а потом уже не хочется видеть. Наверное, не стоит говорить подобное сейчас, — он наконец бросил на следователя быстрый взгляд, — но это действительно так.

— Ты всегда умел делать комплименты, Смирнов, — произнес манерный женский голос откуда-то сверху.

Все как по команде повернулись к лестнице и задрали головы вверх: Вика Кленина стояла на площадке второго этажа, но поскольку гостиная в этом доме походила на каминный зал в средневековых замках, ее потолок терялся где-то на уровне третьего этажа, поэтому с площадки второго прекрасно просматривалось все помещение. Кленина держалась обеими руками за перила, глядя на гостей с высоты своего положения. На ее губах играла самодовольная улыбка, и у этого самодовольства были причины: в свои тридцать пять она выглядела как минимум на десять лет моложе. Она походила на сошедшую со страниц журнала модель: высокая, стройная, с идеальной прической, макияжем и маникюром, одетая дорого и со вкусом. Образец женской красоты и грации, она была бы неотразима, если бы не одно досадное обстоятельство: весь ее облик портил жесткий холодный взгляд. Он сразу выдавал и истинный возраст, и скверный характер. Однако Дементьев подозревал, что за соблазнительным телом и сладким голосом большинство мужчин этот взгляд замечали не сразу. А когда замечали, было уже поздно.

— Но что за блеск я вижу на балконе? Там брезжит свет. Джульетта, ты как день! Стань у окна, убей луну соседством; она и так от зависти больна, что ты ее затмила белизною, — нараспев процитировал Смирнов.

— Ты все еще соблазняешь студенток Шекспиром? — деланно удивилась Кленина.

— Что значит «все еще»? — возмутился Смирнов. — Ты была единственной студенткой, которой я позволил себя соблазнить. Это многому меня научило, поэтому теперь я стал осторожнее.

Она не удостоила эту реплику ответом, переведя взгляд на своего второго бывшего. Тот старался выглядеть невозмутимым, хотя Дементьеву было хорошо видно, как побелели костяшки его пальцев, сжимающих ручку сумки.

— Рада снова тебя видеть, Повилас, — проникновенно произнесла Кленина. — Я боялась, что ты не приедешь.

— В отличие от тебя, Степан не сделал мне ничего плохого, — сдержанно ответил тот, не глядя на нее.

Она фыркнула, и Дементьеву показалось, что в этом звуке он услышал нотки триумфа. Виктории Клениной нравилось бесить людей. На Краснову она не обращала никакого внимания, скользя взглядом мимо, словно ее тут и не было.

А вот его самого Вика заметила. Окинула оценивающим взглядом и немного разочарованно наморщила лоб.

— А вы кто?

— Владимир Дементьев, следователь, — он снова показал удостоверение, как будто она могла разглядеть его с такого расстояния. — Я расследую убийство вашего брата. Мы с вами даже встречались один раз…

— Вот как? Не запомнила, — по ее лицу пробежала едва заметная тень. — Что ж, располагайтесь, — она махнула рукой на диваны и кресла, расставленные напротив растопленного камина. — Мы ждем Кирилла с семьей, они подъедут через несколько минут.

С этими словами она медленно удалилась, скрывшись за углом стены. Судя по тому, что на следующем лестничном пролете она так и не появилась, там находилась дверь в какое-то другое помещение.

Немного помедлив, Варнас сел в одно из кресел, стоявших с краю, по соседству с многочисленными растениями в кадках, образующих нечто вроде зимнего сада. Рядом с креслом находился небольшой столик, на который он положил документы и ноутбук. Всем своим видом он демонстрировал, что ни с кем не хочет общаться и вообще очень занят.

— Может быть, кто-нибудь хочет кофе? — гостеприимно предложил Смирнов, поскольку никто другой не собирался брать на себя роль радушного хозяина.

— Я бы не отказался, — быстро ответил Дементьев. Он не отказался бы и от бутерброда, но слишком наглеть не стал.

— Наталья?

— Я вам пока не нужна? — прежде чем ответить Смирнову, вежливо уточнила та у шефа, но он только молча помотал головой и махнул рукой, давая понять, что она может быть свободна. Варнас уже полностью погрузился в работу. Или сделал вид. — Тогда не откажусь.

— Прошу сюда, — Смирнов сделал еще один приглашающий жест в сторону другого выхода из зала, который вел все на ту же кухню, которую Дементьев уже успел заметить раньше.

Кухня оказалась под стать гостиной: огромная, с высоким потолком и даже двумя колоннами посередине. В помещении приятно пахло хорошим кофе, свежим хлебом и корицей. За длинным столом, друг напротив друга, сидели две женщины: высокая, крупная блондинка с такими же светло-голубыми глазами, как у Вики, только более человечным взглядом, и коротко стриженная кареглазая шатенка.

Блондинку Дементьев узнал: это была Инна Кленина. Она мало походила на свою сестру Вику, хотя была старше всего на пару лет. Ни стройностью, ни упругостью Инна не могла похвастаться, обладая вполне среднестатистической внешностью обычной, не слишком спортивной женщины, поэтому, наверное, и не красила светлые от природы волосы в цвет «платиновый блондин» и не носила шикарных платьев. С единственным мужем, как Дементьев знал из ее досье, она развелась уже почти семь лет назад и новых на горизонте не предвиделось. Впрочем, возможно, она их и не искала. Она владела небольшой аудиторской фирмой, которая кормила ее не хуже, чем сестру — мужья.

Шатенке на вид было чуть меньше сорока, как и Инне. Она не носила ни обручального кольца, ни других украшений, почти не пользовалась косметикой либо делала это так хорошо, что Дементьев принял ее вид за натуральный. В одежде она явно отдавала предпочтение мужскому стилю, выбирая рубашку вместо блузки и завязывая на шее галстук. Даже когда она сидела было видно, что у нее довольно внушительный для женщины рост.

— Девочки, у вас еще остался кофе? — спросил у них Смирнов, жестом предлагая им с Красновой устраиваться за столом.

— Кофемашина варит его без ограничений, Сережа, — отозвалась блондинка. — Даже молоко в резервуар залито, если кто-то хочет латте или капучино. — Она посмотрела на незнакомую ей пару и вежливо представилась: — Инна Кленина, а это моя подруга Нелл.

Шатенка молча отсалютовала им чашкой, с большим интересом разглядывая Краснову, чем Дементьева: она окинула ее оценивающим взглядом, каким обычно мужчины изучают женщин, прикидывая, стоят ли те их внимания.

Они снова представились, пока Смирнов нажимал на кнопки полностью автоматической монструозной кофемашины, предварительно уточнив предпочтения гостей. Инна после недолгого раздумья встала со своего места и подложила на большое блюдо, стоявшее в центре стола, булочек-улиток, от которых умопомрачительно пахло корицей. Рука Красновой сама потянулась к угощению, хотя на лице ее при этом легко читалось обычное раскаяние женщины, обещающей себе не злоупотреблять выпечкой в момент злоупотребления. Дементьев последовал ее примеру, решив, что сладкая булка тоже хороша, хотя и не так хороша, как бутерброд с колбасой. Его раскаяние при этом не мучило.

В тот момент, когда отсутствие общей темы для разговора стало не просто очевидно, но и начало в некоторой степени тяготить, в кухню вошла Вика в сопровождении молодого мужчины.

— Позвольте представить вам: Артем Носков, доверенное лицо Степана, — церемонно сообщила она и ослепительно улыбнулась нотариусу.

Ритуал знакомства прошел еще один круг, только Дементьев не стал доставать удостоверение из кармана: его и так уже многие видели, а лапать документ липкими от сахара и перепачканными в корице пальцами не следовало.

— Кирилл уже подъехал, — объявила Вика, — поэтому можно перемещаться в гостиную, там нам будет удобнее.

— Мы с Натальей, очевидно, остаемся здесь? — неуверенно предположила молчавшая до сих пор Нелл. У нее оказался не очень приятный голос, звучавший немного натужно, как будто его обладательница с трудом им управляла или по какой-то причине редко использовала. — Мы ведь не упомянуты в завещании.

— Это на ваше усмотрение, — ответил Носков. — Покойный отдельно указал, что все, кто приехал вместе с упомянутыми в завещании родственниками, могут присутствовать на чтении, но их присутствие не является обязательным.

— Идем, — Инна кивнула Нелл.

Не желая оставаться в огромной кухне одна, Таша тоже двинулась вслед за всеми.

При первом же взгляде на Кирилла, который вошел в гостиную из холла вместе со всей своей семьей, Таша заподозрила, что он ненастоящий Кленин. Может быть, его подкинули, или усыновили, или подменили в роддоме. Он не был похож на сестер ни единой чертой лица, а светло-карие глаза светились неподдельными теплом и доброжелательностью. В отличие от стервозной Вики и сдержанной Инны, Кирилл действительно выглядел подавленным смертью брата, хотя едва ли они могли быть близки. Слишком большая разница в возрасте: Кирилл был самым старшим из Клениных и недавно отпраздновал свой сороковой день рождения, а Степан не дожил несколько месяцев до двадцати восьми.

Рядом с Кириллом шла его красавица-жена Анастасия. Из всех Клениных внешне она больше других походила на него: такие же светло-карие глаза, темно-русые волосы, даже чертами лица они напоминали друг друга. Если бы Таша встретила их при других обстоятельствах, она бы решила, что они брат и сестра.

А вот их сын Эдуард был на них совершенно не похож, как не был он похож и на других Клениных. Жгучий брюнет с почти черными глазами, он мог бы быть молодой копией Смирнова, если бы не смазливые черты лица, никоим образом не похожие на хищную внешность первого мужа Вики.

За руку Эдуарда цеплялось совсем юное создание по имени Алиса. Таше она сразу не понравилась: говорила громко, вела себя раскованно, носила чрезмерно короткое мини и обладала бы вполне модельной внешностью, если бы была выше сантиметров на тридцать — Таша таким девушкам всегда в тайне завидовала, потому недолюбливала. Ей же с большим трудом по утрам удавалось сделать из тонких волос приемлемую прическу, макияжем увеличить слишком маленькие, на ее взгляд, глаза и скрыть одеждой недостатки фигуры, подчеркнув немногочисленные достоинства.

Очередной виток приветствий и знакомств был прерван деликатным кашлем Артема Носкова.

— Если все готовы, предлагаю начать.

Никто не возражал. Когда все расселись и замолчали, нотариус вышел на небольшой пятачок перед камином, словно на небольшую сцену.

— Итак, господа, — все тем же торжественным тоном начал он, — мы собрались здесь, чтобы заслушать последнюю волю Степана Кленина. Господин Кленин, по его словам, не любил формальности и канцелярский язык, поэтому свое завещание он составил в виде письма, адресованного своим родственникам. Позвольте мне его прочесть.

Артем вытащил из папки лист бумаги, откашлялся и начал читать вслух громко и четко.