Ночью наконец пошел дождь. Крупные капли громко стучали по крыше, и было в этом звуке нечто умиротворяющее, дающее надежду на то, что новый день принесет что-то радостное. По крайней мере, хотелось на это надеяться. Яна ушла спать около половины второго, а сам Максим добрался до спальни только к четырем. Под аккомпанемент дождя уснул быстро и крепко. Настолько, что даже не услышал будильник.

Проснулся от того, что кто-то настойчиво звал его над самым ухом.

– Пап! Ну, пап!

Максим приоткрыл один глаз, с трудом выплывая из липкого сна. Яна стояла перед ним, уже полностью одетая и причесанная. Видеть ее с темными волосами все еще было непривычно. Благодаря стараниям учительницы английского – Максим уже выяснил, что это та самая Елизавета Николаевна – дочь теперь выглядела прилично, но по-прежнему необычно.

– Что случилось? – охрипшим от глубокого сна голосом спросил он.

– Отвезешь меня в школу? Там такой ливень!

Яна редко позволяла подвозить ее, и Максим не смог отказать. Даже если бы он куда-то опаздывал этим утром, все равно подвинул бы дела, а уж пожертвовать сном и вовсе ничего не стоило. Тем более к десяти утра его позвали на совещание в полиции, а потому максимум через полчаса все равно пришлось бы вставать.

По радио продолжали вещать о пожаре, который уже почти заключил город в кольцо, но теперь голос диктора звучал куда воодушевленнее. Сильный ветер способствовал распространению огня, однако теперь все надеялись на дождь. Правда, пока он шел только над городом, едва-едва захватывая опушку леса. До тех мест, где бушевал огонь, оставалось еще приличное расстояние.

– Аномальная зона какая-то, – проворчал Максим, раздраженно выключая радио.

– А нам Колченогая так и говорит, – не отрываясь от телефона, в котором снова что-то писала, согласилась Яна.

– Колченогая? – переспросил Максим.

– Географичка наша. Говорит, давно замечено, что в городе климат другой. Она там это как-то непонятно объясняла, я запомнила только, что за последние двадцать лет жить здесь стало просто невыносимо. Бесконечные дожди способствуют заболачиванию местности, ветер выдувает какие-то породы… В общем, скоро превратимся во второй Питер. Зря ты из него сюда уехал.

Максим бросил на дочь хмурый взгляд.

– Только в этом году что-то туговато с дождями, – проворчал он. – Вон, еле дождались.

Яна пожала плечами, снова увлекшись телефонной перепиской, и до самой школы они ехали молча. Максим изредка позволял себе бросить взгляд на экран ее телефона, но не смог рассмотреть даже имя собеседника.

– Возьми зонт, – велел он, когда Яна уже взялась за ручку двери. – Вымокнешь же, пока дойдешь.

– И что я потом с ним буду делать? Сушить негде, а таскать с собой мокрым то еще удовольствие.

Максим вздохнул и вышел вслед за дочерью, чтобы под зонтом отвести ее к дверям школы. Он поймал себя на мысли, что оглядывается по сторонам, выискивая Елизавету Николаевну, но двор был пуст. И лишь когда Яна уже скрылась за дверями, а он шел обратно к машине, увидел ее. Она шла ему навстречу, торопливо, как будто опаздывала, хотя до звонка оставалось около пятнадцати минут, укрываясь большим зонтом в клетку. Она выглядела еще идеальнее, чем вчера: узкую юбку ниже колена, аккуратные сапожки на тонком каблуке и стильное светлое пальто дополнял теперь строгий пучок на затылке. Ни одна прядь русых – сегодня даже без рыжины – волос не выбивалась из-под заколки. Только этим утром идеальность шла ей еще меньше, чем вчера, и казалась искусственной, наигранной.

Она узнала его. Притормозила немного, но совсем не остановилась. И не улыбнулась. Зато растянул губы в улыбке он.

– Доброе утро, Елизавета Николаевна!

– Доброе утро. – В ее холодном голосе ему почудилась напряженность. – Вы что же, всю ночь тут провели?

– Отчего же? Я просто привез дочь в школу.

В ее взгляде, отчужденном простыми стеклами очков, мелькнуло удивление, но она ничего не спросила.

– Был рад повидаться, – не удержался Максим, когда она уже прошла мимо.

Так и не дождавшись ответа, он вернулся к машине. Следовало помнить все то, что говорил себе вчера: она учительница его дочери и младше на десять лет. Вчера Максим невзначай выяснил у Яны, что ей всего двадцать шесть. Однако напоминай – не напоминай, а что-то есть в этой Елизавете Николаевне. Или просто у него так давно не было более или менее нормальных отношений с женщиной, что теперь готов каждую взглядом провожать?

После переезда к нему Яны, Максим сразу решил, что жениться больше не станет. Не будет он навязывать дочери новую мамочку, слишком часто слышал истории о том, как не уживаются девочки с мачехами. Это, конечно, не значило, что он подался в монахи, романы периодически случались, но ни разу не доходило даже до желания предложить очередной подруге жить вместе. А последние долгосрочные отношения вообще закончились почти полтора года назад. Сложно их заводить в таком маленьком городе. И уж тем более не стоит смотреть в сторону той, которую знает Яна.

В полиции его уже ждали. Рабочий день начался давно, но его позвали только на совещание по поводу убийства Соболевой. Прокуратура находилась в том же здании, где и полиция, поэтому Дима Стрельников, криминалист Ирина и патологоанатом Костя уже сидели в большом, светлом, но донельзя захламленном кабинете Александра Семеновича. Костя был хмур, зато Дима и Ирина о чем-то весело болтали.

– Явился наконец, – проворчал следователь, отрываясь от каких-то бумаг.

Максим удивленно взглянул на часы. До назначенного времени оставалось еще больше десяти минут.

– Могу уйти, – отозвался он.

– Щаз! – фыркнул Семенович. – Уйдет он! Мне Подгородцев лично звонил, чтобы тебя с расследования не сбрасывали, так что садись. Сам понимаешь, пока женушка нашего мэра не найдется, ты в этом расследовании по уши, не отвертишься.

Максим так и не понял, рад этому старый следователь или же посторонний человек ему мешает. Александр Семенович Первушин почти постоянно ворчал, даже когда находился в хорошем настроении. Такой уж был у него характер. Но, в отличие от того же вечно хмурого Кости, никого не задевало его ворчание.

Сначала выслушали подробный отчет о вскрытии. В крови Соболевой почти не было алкоголя. Если она и пила, то накануне или рано утром, задолго до смерти. Сама смерть наступила около восьми часов вечера от утопления. В легких было полно воды. Анализ показал, что она обычная, из колонки самой Соболевой. Центрального водоснабжения в ее доме не было, воду приходилось качать во дворе, а потом ведрами носить в дом. Вот в этой воде ее и утопили.

По всему выходило, что около семи вечера Марине позвонила Инга, сказала, что заедет. А ближе к восьми к ней явился таинственный гость, которого никто из соседей не видел и не слышал. Явился пешком, потому что о неизвестной машине никто не упоминал. Что произошло между гостем и Мариной, оставалось только гадать. Пришел ли убийца в ее дом уже с целью убить или смерть вышла случайной, неизвестно. Ясно одно: по какой-то причине Марина не сопротивлялась. На ее теле патологоанатом не обнаружил следов борьбы.

К десяти часам утра Дима успел только выяснить, что Соболева – коренная жительница Лесного. Ее отец умер лет пятнадцать назад, мать – спустя четыре года. Братьев и сестер у Марины не было. Если бы не работа в школе, ее бы и не хватились так быстро.

– Я почти уверен, что когда наш убийца жег круг в гостиной, Соболева уже лежала в нем мертвой, – добавил Костя, закрывая папку, из которой читал отчет.

– Откуда такая уверенность? – тут же поинтересовался Семенович.

– Оттуда, что тяжело было бы втащить в него тело, не нарушив границу.

– Это не показатель, – возразил следователь. – Тот факт, что на теле Соболевой нет следов борьбы, может говорить, что убийца был намного сильнее ее физически. А значит, поднять тело ему не составило бы труда.

– На одежде и в волосах трупа я нашел частички золы, – невозмутимо продолжил Костя. – Значит, когда круг горел, она была уже внутри, иначе с волос точно смыло бы, когда ее топили.

На это Семеновичу возразить оказалось нечего.

– А что насчет Подгородцевой? – спросил он. – Как она приехала, тоже никто не видел?

– Неа, – покачал головой Дима.

– Ослепли и оглохли все, мать их.

– У меня есть свидетель, который встречал Ингу на Заболотной дороге у самого города в четверть девятого, – вставил Максим. – Если Соболеву убили в восемь, Ингу можно исключить из списка подозреваемых.

– Насколько надежный свидетель? – заинтересовался Семенович. – Время перепутать не мог?

– О, поверьте мне, этот свидетель время перепутать не мог. Учительница английского в школе, помешанная на расписаниях.

– А вот я мог и ошибиться минут на тридцать-сорок, – пожал плечами Костя.

– Но от того места, где видели Ингу, до дома Соболевой около получаса езды. А ведь еще нужно было припарковать машину, набрать воды. Даже если Инга уже ехала с намерением убить, она бы не успела.

– Ох, сдается мне, найдем мы нашу мэршу с проломленным черепом где-нибудь в лесу, – покачал головой следователь. – Поверьте старому псу, не она это.

Он какое-то время молчал, задумчиво глядя в грязное окно, а затем повернулся к Максиму.

– Что там с ритуалом-то? Нашел похожее?

Тот отрицательно покачал головой.

– Слишком мало данных, чтобы что-то найти. И одновременно даже те, которые есть, не похожи на описания в книгах. Моя дочь пыталась найти в интернете…

– Твоя дочь? – перебил его Дима. – Ты что, Янку в это втянул? Ей же пятнадцать.

– Эта Янка еще и тебе фору даст, – внезапно хмыкнул Семенович. – Была у нас тут недавно лекция в школе, потом экскурсия к криминалистам, – он кивнул на Ирину. – Так Васильева такие знания и такой интерес демонстрировала! Сразу видно: вся в отца.

Максим промолчал. Он прекрасно знал интерес Яны к работе в полиции, но сознательно не поощрял его. Сам еле вылез из этого болота, дочери туда влезть не позволит. Пусть вон, языки учит. С хорошими знаниями английского не пропадет. Нечего ей в полиции делать, и близко он ее туда не пустит.

Внутренний голос тут же напомнил, что вчера он сам позволил ей помогать, но Максим отмахнулся от него. Спорить с Яной все равно было бы бесполезно.

– Так что нашла Яна в этих ваших интернетах? – перебил его мысли следователь.

– Только то, что обычно ритуальные убийства сопровождаются реками крови или каким-либо членовредительством. Жертвам вырезают сердца, отрубают головы, выкалывают глаза…

– И никто не топит их в тазу, – глубокомысленно изрекла молчавшая до этого Ирина. – Глупости, никакой это не ритуал. Просто маскарад.

– Даже если маскарад, то откуда-то он взялся в голове убийцы, – не сдавался Семенович. – Что по библиотеке? Кто интересовался подобными книгами?

Максим вытащил из кармана сложенный вдвое листок.

– Вот, – он положил его на стол следователя. – Я выписал всех, кто в течение года брал книги на оккультную тематику.

Следователь взял листок, быстро пробежался по фамилиям и одобрительно хмыкнул.

– Проверим всех. О! – Он посмотрел на Костю. – Тут и помощничек твой есть.

– Шурка этим увлекается, ни для кого не секрет, – кивнул тот.

– Так ты заодно и у него поспрошай, может, он тебе еще какие фамилии назовет. А что с отпечатками пальцев? – этот вопрос был адресован уже Диме, но отвечать все равно пришлось Максиму. Поделиться сведениями с другом он не успел.

– Отсутствие отпечатков пальцев науке известно. Называется «адерматоглифия». Всего в мире человек двадцать с такими генетическими отклонениями. Но! – Максим сделал паузу, неосознанно придавая словам вес. – У таких людей нет рисунка на подушечках пальцев. То есть они изначально не оставляют отпечатков.

– А наша дамочка оставляла, – задумчиво пробормотал следователь. – Просто они потом исчезают.

– Вот как может быть такое, я не знаю. И никто не знает.

– Мне вот еще что интересно, – следователь повернулся к Диме. – А почему и этим Васильев занимался? Ты вообще что делал?

Дима уже открыл рот, чтобы начать оправдываться, но его перебил звонок телефона Максима. Следователь неодобрительно глянул на него, но Максим не мог не ответить.

– Это важно, – шепнул он, поднимая трубку. – Здравствуйте, Виктория!

Виктория Архипова, лучшая подружка Инги Подгородцевой, не отвечала на звонки все утро, хотя он звонил ей несколько раз.

– Я была в ночь на работе, – сказала она сейчас, – а телефон дома забыла. Вот только вернулась. Вы что-то хотели?

– Виктория, вы случайно не в курсе, какие отношения связывали Ингу и Марину Соболеву? – спросил Максим, поймав на себе четыре заинтересованных взгляда.

– Связывали? – ухватилась за эти слова Виктория. – Инга?..

– Ингу мы пока не нашли, – поспешил успокоить ее Максим. – Добровольцы уже прочесывают лес, но пока безрезультатно. А вот Соболева убита.

– Почему вы думаете, что это как-то связано с исчезновением Инки?

Максим вопросительно посмотрел на следователя, и тот кивнул.

– Ее машина нашлась у дома Соболевой.

Он слышал, как Виктория тяжело вздохнула.

– Они были подругами.

– Подругами? Подгородцев утверждает, что они не дружили.

– Ну да, откуда ему знать? – фыркнула Виктория. – Они дружили с детства, жили неподалеку, общались в одной компании. Я была намного младше, но Инка за мной часто присматривала по-соседски, брала с собой. И тогда с Мариной они дружили. Когда Инка вернулась из Москвы обратно сюда и вышла замуж за Подгородцева, они общались уже не так часто, дружбу старались скрывать. Сами понимаете, жена мэра и учительница с проблемами с алкоголем. Такую дружбу лучше не афишировать.

– А это правда, что Соболева лечилась от алкоголизма по программе Инги?

– Это правда. Инка жалела ее, хотела помочь.

Максим увидел, что следователь подает ему какие-то знаки, прикрыл ладонью микрофон и вопросительно посмотрел на него.

– Скажи этой Виктории, что я к ней сейчас приеду, – шепнул он. – Расспрошу подробнее, не по телефону же.

Максим кивнул и снова повернулся к телефону.

– Виктория, следователь Первушин может к вам подъехать, чтобы задать несколько вопросов?

Девушка замялась.

– А почему сейчас не спросите?

– Это не телефонный разговор.

– Я спать собиралась.

– Он не отнимет много времени.

Она вздохнула.

– Ладно, приезжайте.

Записав адрес Виктории Архиповой, Максим сбросил вызов и посмотрел на следователя.

– Она вас ждет.

Семенович, кряхтя, поднялся из-за стола.

– Надеюсь, хоть с чаем ждет, – проворчал он. – С утра не ел. Все свободны. А ты, – он вперил пухлый палец в Диму, – начни уже работать, хватит спихивать дела на посторонних людей.

* * *

Если бы у Элизы была такая возможность, она сегодня не пошла бы в школу, а весь день провела, бродя по улицам города и наслаждаясь дождем. Вчерашний сломанный на несколько частей день настолько выбил ее из колеи, что ночью она не сомкнула глаз. С одной стороны, это избавляло от очередного кошмара, с другой – она была обычным человеком, и бессонная ночь не добавляла сил. Зато ближе к четырем утра, когда по подоконнику ударили первые крупные капли, Элиза вскочила с постели и настежь распахнула окно. Она все равно даже не дремала, что ей терять? До самого утра сидела на подоконнике в одной ночной рубашке, радуясь косым струям, которые залетали в комнату и почти полностью вымочили ее. Замерзла, конечно, зато внутренний огонь уже не горел так ярко, а медленно тлел где-то глубоко-глубоко, почти как в то время, когда она несколько часов ежедневно проводила в бассейне.

К сожалению, не пойти на работу она не могла. И даже не потому, что сегодня один из самых напряженных дней, когда у нее подряд идут шесть уроков без единой форточки, а потому, что еще один день вне расписания сломает ее окончательно. И даже дождь уже не поможет.

Едва ли кто-то из детей заметил ее нежелание работать. Она как всегда была идеально накрашена, в идеальной одежде и с идеальной прической. Говорила неторопливо, тему рассказывала интересно. Сама не слышала в своем голосе ничего необычного, и это тоже казалось странным.

Единственное, что она себе позволила, – отменила факультатив, который шел седьмым уроком. Это тоже было нарушением режима, но к концу шестого урока Элиза поняла, что если прямо сейчас не выйдет на улицу, ее начнет нервно потряхивать. Дождь почти прекратился, но в воздухе еще висели мелкие капли воды, и она боялась упустить и их.

– Почему? – первой удивилась Яна Васильева, когда Элиза объявила об отмене факультатива.

– На сегодня у меня запланированы кое-какие дела, я не успеваю.

Она видела удивление в глазах детей. Все они знали о ее патологической любви к расписаниям. Она никогда никуда не опаздывала и ничего не отменяла, и они не позволяли себе опаздывать на ее уроки. Это было приятно, но сейчас только добавляло проблем. Странным образом все привычное сегодня добавляло проблем.

Сразу после звонка Элиза скрылась в подсобке, торопясь взять вещи и уйти, пока кто-нибудь не сломал ей новые планы. Дети точно так же радостно торопились покинуть класс, чтобы сбежать из школы. Только Яна и Алиса немного замешкались, переписывая домашнее задание с доски.

– Тогда сегодня в десять как обычно, за домом лесника, – донесся до Элизы голос Алисы.

– Далеко идти же, – возразила ей Яна. – Он сказал, что это рядом с Заболотной дорогой. Может, сразу там и собраться?

– Ну, я предложу ребятам.

«Тебе не должно быть до этого никакого дела, – напомнил ей внутренний голос. – Твое дело – учить их английскому, а воспитанием пусть родители занимаются».

Элиза знала, что позапрошлой ночью подростки все-таки ходили на пожарище: слышала, как Ваня Петрухин хвастливо рассказывал об этом одноклассникам. Ничего с ними не случилось тогда, не случится и сейчас, но Элиза уже взялась за ручку двери.

– Вы снова куда-то собрались ночью?

Девочки покраснели и принялись преувеличенно внимательно складывать тетради в рюкзаки.

– Да ладно вам, Елизавета Николаевна, – первой подняла на нее взгляд Алиса. – Можно подумать, вы в юности глупостей не творили.

– Не творила, – соврала Элиза. Впрочем, самую большую глупость в своей жизни она сотворила не совсем в юности, ей было уже двадцать один. – У меня были строгие родители, а еще я занималась спортом, там не до глупостей.

– То-то вы такая…

Яна ткнула подругу локтем в бок.

– Какая? – удивилась Элиза.

– Ну… – Алиса ни капли не смутилась. – Правильная. Вы всегда знаете, как надо и как правильно, у вас все всегда распланировано. Вы бегаете по утрам, никогда не опаздываете на работу, всегда выглядите идеально. Неужели вам никогда не хотелось сделать какую-нибудь глупость? Прогулять работу, не помыть утром голову? Это я уже молчу о том, чтобы закинуть рюкзак за плечи и поехать автостопом по Европе.

Элиза внезапно улыбнулась.

– Хотите правду, почему сегодня не будет факультатива?

Теперь уже и Яна заинтересованно посмотрела на нее.

– Не хотите же вы сказать, что собираетесь путешествовать автостопом?

– Нет, я всего лишь хочу пойти гулять под дождем, пока он окончательно не закончился. Я обожаю дождь.

Алиса и Яна переглянулись и рассмеялись.

– Я бы сказала, что это не такая уж и глупость, но зная вас, думаю, и это подвиг, – хмыкнула Алиса. – Так что дерзайте! Никакие факультативы не стоят прогулок под дождем.

Девчонки ушли, а Элиза так и осталась стоять у двери в подсобку, глядя в окно. На кого-то другого пасмурная хмарь навевала бы тоску и сон, но она улыбалась. Да, возможно, пойти гулять вместо факультатива – потолок ее незапланированных глупостей, но кто сказал, что другие не могут позволить себе путешествие автостопом или просто ночную вылазку в лес?

Она вернулась в подсобку, быстро закинула в шкаф учебники, которыми пользовалась во время урока, положила в ящик стола ручки и карандаши, но когда попыталась задвинуть его обратно, тот закрываться отказался, как будто что-то попало между ним и задней стенкой стола. Так уже бывало раньше: Марина Петровна бросала свои вещи как попало, а ее ящик как раз был верхним, и с него вечно что-то падало. Возможно, вчера, когда Максим Александрович осматривал стол, он тоже положил что-то неровно.

Элиза вытащила ящик целиком и присела на корточки, чтобы заглянуть за него. Так и оказалось: у задней стенки она заметила длинный белый конверт, одним уголком все еще державшийся за верхний ящик. Элиза вытащила конверт и заглянула в него, тут же почувствовав, как неприятно мелкими искрами закололо кончики пальцев. В конверте лежали деньги и билет на самолет на имя Марины Соболевой из Алексеевского аэропорта до Москвы.

Элиза выпрямилась, все еще держа конверт в руках и не зная, что делать. Внутренний голос упрямо твердил, что ей следует положить конверт туда, где взяла, и уйти гулять. Ведь если она сейчас позвонит в полицию, о прогулке под дождем можно забыть. Сначала она будет два часа ждать, пока те соизволят приехать. Потом еще три – пока осмотрят кабинет и конверт. Затем, чего доброго, снова начнут задавать ей вопросы и в чем-то подозревать. Плакала тогда не только прогулка, но и весь оставшийся день.

Однако сделать так ей не позволяла совесть. Кто-то убил ее коллегу. Пусть не самую лучшую, алкоголичку и прогульщицу, но человека. И она не может скрывать от полиции важные сведения. А в том, что этот конверт важен, Элиза не сомневалась. Сумма в нем лежала огромная, да и билет на самолет намекал, что Соболева собиралась сбежать. Уж не украла ли она эти деньги? И не за них ли ее убили?

Тяжело вздохнув, Элиза вытащила смартфон и набрала номер Вики. Телефон того полицейского она вчера сожгла, не запомнив цифры, а просто звонить в полицию точно было глупо. Возможно, ему она сможет объяснить, что торопится, а вот дежурному – едва ли.

– Ох, ты чуть-чуть не успела! – объявила Вика в ответ на ее просьбу. – От меня пару минут назад ушел от следователь, передала бы ему.

– Нет, мне не нужен следователь, – возразила Элиза. – Просто дай мне номер телефона того полицейского, что звонил тебе по поводу Инги Подгородцевой.

Вика с готовностью продиктовала ей номер, а затем добавила:

– Только он не полицейский.

– В каком смысле? – растерялась Элиза.

– Ну, как я поняла, он не работает в полиции. Просто его Подгородцев нанял Инку найти, а в полиции он так, помогает. Во всяком случае, так мне сказал следователь.

Элиза попрощалась с подругой и медленно положила телефон на стол. Ах, значит, не из полиции? Не из полиции, но посмел ей не только допрос устроить, но и в чем-то там подозревать! Ну держитесь, Максим Александрович! Уж если она не пойдет из-за него гулять, то встречу эту он запомнит надолго. Элиза как раз была в том настроении, чтобы перестать изображать холодную неприступность и показать вторую сторону медали.

Она улыбнулась своему мутному отражению в стеклянных дверцах шкафа и снова взяла телефон.

– Васильев, слушаю, – отозвался знакомый голос.

Пламя внутри на мгновение взвилось вверх. Васильев?

Элиза замерла, и ее отражение тоже замерло. Они смотрели друг на друга расширившимися глазами и не могли поверить. Васильев? Не самая редкая фамилия, конечно, но ведь откуда-то же Яна знала о смерти Соболевой до официального объявления. И сегодня утром в школьном дворе он сказал ей, что привез дочь в школу.

Значит, Максим Александрович Васильев, лже-полицейский – отец Яны?

– Алло, слушаю! – повторил тем временем голос в трубке.

Элиза встрепенулась и снова улыбнулась отражению.

– Максим Александрович, это Елизавета Николаевна из школы, – спокойно сказала она. – Вы можете приехать? Кажется, я нашла что-то важное.