Уроки Яна действительно давно сделала и даже поужинала, но вот ложиться спать не собиралась. После школы Алиса твердо заявила, что пойдет с Ваней ночью на пожарище. Еще пара одноклассников тоже вызвались проверить слова Артура Михайлова, и Яне ничего не оставалось, кроме как согласиться, несмотря на то, что она признавала правоту слов Елизаветы Николаевны, или Лизки, как ее называли ученики за глаза. Учительницу английского они любили и уважали, но так уж сложилось, что всем преподавателям давали клички. Да и пока выговоришь – Елизавета Николаевна – язык сломать можно. А в Лизке было даже что-то милое, хоть все в школе знали, что она терпеть не может имя Лиза. И тем не менее уважение друзей было для Яны важнее, чем мнение учительницы. Особенно Алисино.

Когда Яна переехала в Лесной, ей было уже десять. В классе все дети давно знали и друг друга, и семьи друг друга, а Яна оказалась новичком. Поначалу ее сторонились, пока однажды на биологии всему классу не раздали задания на двоих. Алиса в тот день прогуливала, и в пару ей досталась Яна, которую никто не выбрал. Совместный проект сдружил девочек, и бойкая Алиса, звезда и авторитет класса, взяла новенькую под крыло. С тех пор мнение подруги для Яны стало приоритетным. Она и волосы покрасила только потому, что Алиса как-то бросила, будто бы ходить со своим цветом не модно. Тем более таким, как у Яны: настолько светлым, что почти белым. Блондинки глупые.

Яна глупой не была. Учеба давалась ей легко, она почти не прикладывала усилий для того, чтобы учиться на пятерки. Сложные темы по математике и физике понимала быстро – дедушкины гены, обладала врожденной грамотностью и легко запоминала параграфы по истории и географии, лишь единожды прочитав их.

То, что отец сегодня задерживается, играло ей на руку. Возможно, она и вовсе успеет вернуться раньше него, но на всякий случай положила под одеяло свернутый плед, задернула шторы и не стала зажигать новогоднюю гирлянду. Даже если он заглянет к ней в комнату, в темноте не разглядит, что именно лежит на кровати. А за шторами заодно не видно, что она не заперла щеколду. Будет возможность влезть в дом через окно.

Алиса, Ваня и близнецы Влад и Слава Наяровы уже ждали ее за пустым домом лесника Федора. Федор умер два года назад, дом его стоял пустым, а потому давно стал местом встречи молодежи. Он находился у самого леса, уже окруженный первыми деревьями, и хорошо скрывал любое собрание от посторонних глаз. Кроме этой четверки, была с ними и Маша Подгородцева, дочь городского мэра. Маше всего пару месяцев назад исполнилось четырнадцать, но она давно и страстно была влюблена в Славу Наярова, а потому везде таскалась за ним. Яна даже не удивилась, увидев ее.

– Наконец-то, – проворчала Маша, обхватив себя руками и перепрыгивая с ноги на ногу.

Ночь выдалась холодной, а она надела только легкую курточку и юбку. В темноте видно было плохо, но Яне показалось, что на ней даже колготок нет. Маша всегда одевалась так, чтобы выглядеть в глазах мальчишек, особенно, конечно, Славы, красиво и стильно. Шапки не носила даже в самые сильные морозы, отдавала предпочтение коротким юбкам, а не удобным теплым джинсам.

– Где ты так долго? Папаша не отпускал, что ли?

Это прозвучало с такой насмешкой, что Яне пришлось стиснуть зубы, чтобы не ответить что-нибудь грубое. С Машей она давно предпочитала не связываться.

– Его нет дома, – все же не сдержалась она. Однако тут же об этом пожалела.

– Ух ты, папенька наконец завел себе любовницу и не ночует дома?

Отвечать не пришлось, за Яну это сделала Алиса, тоже не переносившая Машу на дух, однако не ограничивающая себя в высказываниях:

– Не ровняй всех по своему папаше. Это он уже скоро всю округу перетрахает и на второй круг пойдет.

– Мой хотя бы с матерью ради любовницы не разводился, – выплюнула Маша, намекая на отца Алисы, который жил в этом же городе, но был женат уже во второй раз.

– Ладно, хватит вам, – оборвал обеих Ваня. – Идем уже. Здесь всем плевать на ваших отцов, а вот доказать Михе, что никакого призрака на пожарище нет, я лично хочу.

Идти пришлось довольно долго: пожарище находилось на другом конце города, а пробираться они предпочли по опушке леса, не выходя на улицы. Лизка была права: ни одному из них еще нет шестнадцати, если их заметит полиция, мало не покажется. Ваню участковый и так уже знал в лицо и по имени, а вчера спалилась и Алиса. Отец близнецов Наяровых выпорет их ремнем, если узнает, да и волновать своего отца Яна не хотела.

В темноте и тишине леса было ясно видно светлеющее над горящим лесом небо, то и дело раздавался треск гибнущих деревьев. Если прислушаться, можно было, наверное, даже уловить голоса пожарных. В вечерних новостях передавали, что огонь усиливается, но пока к городу не приближается, а как будто огибает его, заключая в кольцо. С одной стороны, это радовало, с другой – внушало страх. Если огнем перекроет дорогу, из Лесного будет не выехать.

Чем ближе подростки приближались к сгоревшей много лет назад окраине, тем темнее становилось вокруг. Редкие огни города остались позади, тропинка освещалась лишь идущей на убыль луной, которая то и дело пряталась за низкими тучами, не приносившими спасительного дождя. Хоть ветра, внезапно поднявшегося с утра, уже почти не было.

Они включили фонарики в мобильных телефонах, но те помогали мало, позволяя лишь ни за что не зацепиться ногой и не растянуться на холодной земле под дружный хохот товарищей. Маша все сильнее цеплялась за руку Славы, даже Ваня подставил Алисе локоть. Влад ничего такого Яне не предлагал, а она не решалась попросить сама, хоть от ужаса сжимались внутренности, желудок завязывался в тугой узел, а по затылку словно кто-то водил мохнатой лапой. В тот момент, когда Яна окончательно пожалела, что не послушала Лизку, впереди показался первый сгоревший дом. Он выступил из темноты молчаливым великаном, заставив подростков суеверно остановиться на несколько секунд. Когда-то в нем было два этажа, но теперь от верхнего осталась лишь одна обугленная стена, которую дожди и время вылизали почти до полной гладкости. Нижний этаж сохранился целиком, но, конечно, в нем не осталось окон. Темные провалы на их месте походили на зияющую пасть чудовища, готовую вот-вот поглотить замешкавшегося путника.

Яна старалась сильно не оглядываться по сторонам и, наверное, не заметила бы призрак, даже если бы он в кровавом плаще с подбоем появился в метре от нее. По притихшим друзьям она понимала, что они испытывают примерно такой же страх, как и она, но молчат. Она тоже молчала.

– Народ, а может, ну его? – первым не выдержал Влад.

– Зассал? – тут же усмехнулся Ваня. Они с Алисой вырвались вперед и шли первыми.

– Не трусь, – поддержал Ваню Слава. – Сейчас быстренько осмотримся и пойдем. И так же понятно, что нет здесь никого.

В тот момент, когда голос Славы растворился в ночной темноте, где-то впереди вспыхнул яркий огонек и тут же погас. Ребята замерли, до боли в глазах вглядываясь в то место, где только что мелькнула темно-оранжевая вспышка.

– Что это было? – испуганно спросила Алиса.

– Мамочки, – с заметными слезами в голосе пробормотала Маша. – Я не хочу дальше идти.

Влад согласно кивнул.

– Я согласен с тем, что надо возвращаться.

А вот в Яне уже проснулся интерес исследователя.

– Да ладно вам, а вдруг это действительно призрак? – переступая с ноги на ногу, сказала она. – Мы же ради этого и пришли, давайте посмотрим.

– Вот, Янка дело говорит! – Ваня посмотрел на нее с уважением. – Что вы детский сад развели? Пойдемте.

И все шестеро осторожно двинулись вперед. Огонек больше не зажигался, но они хорошо запомнили, где именно видели его, и спустя несколько минут подошли к еще одному сгоревшему дому. Он пострадал меньше других, поскольку находился чуть в стороне. Почернела и обуглилась только одна стена и крыша, даже потолок в некоторых местах сохранился. Было видно, что в проеме, оставшемся от окна, все еще мелькает замеченный ребятами огонек. Когда они подошли поближе, услышали и осторожные шаги внутри дома, и чьи-то приглушенные голоса.

Ваня знаком велел всем выключить фонарики, что они и сделали. Пока остальные испуганно жались друг к другу, Ваня кивнул Яне, и та не посмела отказаться, поторопилась за ним. Вдвоем они прошли чуть вперед, пригнувшись, как солдаты под пулями. Приблизились к окну и осторожно заглянули внутрь.

В небольшом помещении, почти полностью очищенном от мусора, на полу стояли несколько толстых свечей, формируя большой круг, а рядом с ними, держа в руках книгу, плыла фигура в длинном темном плаще с развевающимися полами, но безо всякого кровавого подбоя.

Яна почувствовала, как перехватило дыхание. Только отчаянное нежелание опозориться перед друзьями не дало ей хлопнуться в обморок. Она изо всех сил вцепилась пальцами в оконный проем и, наверное, издала какой-то звук, потому что фигура вдруг замерла, а потом резко обернулась. Лица ее Яна не увидела, тотчас же разжала пальцы и упала на спину. Голосовые связки парализовало, и закричать она не смогла. Ваня сначала тоже отпрянул от окна, но тут же вернулся обратно и шумно выдохнул.

– Вот вам и привидение! Шурка-сатанист это!

И действительно, в окне показался Шурка – молодой человек, несколько лет назад закончивший школу. В университет он то ли не поступил, то ли не захотел поступать, но сразу после школы устроился помощником патологоанатома дяди Кости, там и работал до сих пор. Шурка носил длинные волосы, предпочитал черную одежду и обладал таким пронзительным взглядом, как будто смотрел куда-то сквозь собеседника. Говорили, что несколько раз его видели в лесу за какими-то ритуалами, а у всех его соседей исчезли или сдохли домашние животные. Пару раз Шурку даже били, но дальше дело не шло: участковый не находил никаких признаков того, что Шурка причинял вред животным или соседям. Местные, не разобравшись, дали ему кличку сатанист, но некоторые ребята называли некромантом. Яна считала, что если бы он действительно проводил сатанинские обряды и убивал животных, участковый нашел бы доказательства, но сейчас впервые начала сомневаться в его невиновности. Иначе что он делал один ночью на пожарище? Зачем ему свечи? Что за книга в его руках? С кем он разговаривал?

Яна поднялась с земли и мельком огляделась. Все друзья смотрели на Шурку и смеяться над ней никто не собирался.

– Вы что здесь делаете? – спросил Шурка.

– А ты? – не растерялся Ваня.

– Я, допустим, совершеннолетний, в отличие от некоторых. Родители знают, где вы?

– А ты нас не пугай. Скажу кому следует, чем ты здесь занимаешься, как пить дать загребут.

– Ничем я тут не занимаюсь.

– А вот я сейчас пойду и посмотрю!

Ваня решительно направился ко входу в дом, и все остальные ребята потянулись за ним. На так и сидящую на земле Яну никто не обратил внимания, ей пришлось самостоятельно подниматься с земли и отряхивать джинсы. В тот момент, когда друзья скрылись в доме, она внезапно услышала шум. Даже не шум, а скорее шорох в противоположной от входа стороне. Яна замерла и медленно обернулась. От темной стены, видимо, посчитав, что ее никто не увидит, отделилась фигура в таком же плаще, какой был на Шурке, и торопливо направилась в лес. Яна стояла, боясь пошевелиться и вдохнуть, пока фигура не растворилась среди деревьев. В темноте она не видела, мужчина это или женщина, но человек был невысокого роста и худощавого телосложения. Наверное, такой же молодой, как и Шурка. Интересно, чему они помешали: свиданию или ритуалу?

Входить в дом, где, возможно, только что проводился какой-то обряд, казалось Яне страшным, но оставаться одной на улице было еще страшнее. Не то чтобы она верила в возможность вызова дьявола, но даже увидеть растерзанную крысу или кошку не хотелось.

В доме пахло сыростью и расплавленным парафином. Едва она вошла, пламя свечей тут же дернулось в сторону, как будто от испуга.

От движения воздуха, поправила себя Яна. Пламя не может бояться. Зато вот Шурка явно боялся. Пока Ваня с видом хозяина дома осматривал комнату, комментируя увиденное, он стоял у стены, прижимая к себе книгу, и не говорил ни слова. Яна, вопреки логике и здравому смыслу, испытывала что-то вроде сочувствия к нему, уж слишком несчастным он выглядел.

Ваня обошел всю комнату, пнув по дороге пару валявшихся под ногами свечей, которые в данный момент не горели, а потом снова повернулся к Шурке.

– Так какого фига ты тут делаешь?

– Просто книгу читал, – ответил тот.

– А ну покаж!

Шурка прижал к себе книгу сильнее, и Яне показалось, что они в паре секунд от драки. Щуплый худощавый Шурка едва ли сможет оказать сопротивление мощному Ване, но на его лице была написана такая отчаянная решимость, что Яна поняла: просто так он со своей книгой не расстанется.

– Да ладно тебе, Вань, – вступилась она. – Сдалась нам эта книга. Давай лучше спросим у него, не видел ли он здесь призрак.

– Призрак? – Шурка удивленно уставился на нее.

– Говорят, здесь бродит призрак кого-то, кто погиб при пожаре двадцать лет назад.

На лице Шурки промелькнуло странное выражение, а Ваня поторопил его:

– Ну что ты молчишь, придурок? Тебе девушка вопрос задала.

– Не видел я никакого призрака, – огрызнулся Шурка.

Ваня сплюнул на землю, стараясь угодить в одну из свечей, но промазал.

– Так я и думал, – бросил он. – Пошли отсюда.

Шеренга подростков послушно потянулась к выходу. Яна, шедшая последней, мельком оглянулась, ожидая увидеть на лице Шурки облегчение, но тот смотрел ей вслед как будто с сожалением.

– Но я могу его вызвать! – заявил он, когда ребята уже вышли на улицу.

Ваня резко обернулся.

– Что?

– Я могу вызвать призрак. Если вы хотите.

– Чего ты несешь, полоумный? – насмешливо поинтересовался Ваня.

– Может, хватит его обзывать? – внезапно вступилась за Шурку и Алиса. – Вдруг он реально может? – она тоже посмотрела на «сатаниста».

– Только не сегодня, – заявил тот. – Я не взял с собой нужных вещей, не знал, что придется.

– Завтра?

– Завтра у меня ночное дежурство. Давайте послезавтра. Приходите на Ведьмину поляну около полуночи. Я все приготовлю и буду вас ждать.

Ваня задумался на несколько секунд, как будто прикидывая, где он собирается послезавтра быть в это время, а затем кивнул.

– Придем. – Он посмотрел на товарищей. – Кто со мной?

– Я! – тут же вызвалась Алиса.

– И мы, – хором отозвались близнецы.

На лице Маши был написан явный страх, но она тоже кивнула.

– А ты придешь?

Как ни странно, этот вопрос Яне задал не Ваня, а сам Шурка. В его глазах Яна внезапно увидела затаенную надежду на то, что она не откажется.

– Конечно, – заверила она.

* * *

Домой Максим вернулся только в седьмом часу утра. Было бы лето – уже начало бы светать. Но на дворе стояла мрачная осень, солнце едва ли покажется даже днем, поэтому было еще совсем темно, тротуары пусты и безлюдны, не светились в домах окна.

В доме Соболевой они провозились почти до пяти часов. Сначала патологоанатом никак не мог дозвониться до своего помощника, чтобы забрать тело, потом криминалист Ирина долго ходила по комнатам, хмурясь и никому ничего не объясняя. Чтобы не тратить время на дело, которое все равно не ему расследовать, Максим, заручившись разрешением следователя, отправился осматривать машину Инги. В глубине души он мог себе признаться, что в некотором роде завидовал тем, кто остался в доме. Завидовал и отчаянно хотел быть на их месте. Как бы ни убеждал себя в обратном, а по прошлой работе он иногда скучал. Только едва ли признался бы в этом кому-то другому. Да и себе не стоило.

В машине не нашлось ничего интересного: в бардачке несколько пачек салфеток, сухих и влажных, две пары солнечных очков, инструкция к автомобилю и косметичка, в которой лежали самые обычные женские вещи. Салон выглядел чистым и опрятным, никаких следов борьбы или беспорядка, указывавшего бы на то, что Ингу силой вытаскивали из машины. На заднем сиденье Максим обнаружил небольшой фирменный пакетик из магазина, в который он заходил в Алексеевске, а в нем – те самые запонки и зажим для галстука. А вот сумочки не было. Наверное, Инга взяла ее с собой. Это и правильно: ни одна женщина не выйдет из машины без сумочки, а тем более в таком районе.

Пока все сходилось. Инга Подгородцева вчера – то есть к этому моменту уже позавчера – поехала в Алексеевск, чтобы забрать подарок для мужа. Около четырех часов после полудня покинула магазин, возможно, зашла куда-то пообедать… Кстати, надо попросить Подгородцева раздобыть выписку с ее счета, чтобы узнать, где именно она была. Наверняка Инга платила не наличными, а картой. К убийству Соболевой эта информация едва ли имеет отношение, а вот к исчезновению самой Инги – вполне может. Вдруг официанты ее вспомнят и скажут, была ли она одна или с кем-то встречалась? Что если у нее был, например, любовник, у которого она может сейчас прятаться? Или подруга, о которой не знал муж? Правда, ни Виктория, ни вторая лучшая подруга Инги о третьей ничего не говорили, но даже лучшие подруги не всегда все знают. Но вот с мэром этими мыслями лучше не делиться.

Когда Максим вернулся в дом, оставшиеся там стояли с крайне озадаченными лицами и смотрели на Ирину, а та казалась растерянной и возбужденной одновременно. По раскрасневшемуся лицу было понятно, что она пыталась доказать мужчинам что-то такое, с чем они никак не могли согласиться.

– Что случилось? – мгновенно заинтересовался Максим.

Следователь хмуро посмотрел на него и ничего не ответил. Ирина тоже молчала. Сказал Дима:

– Ирина утверждает, будто в доме нет вообще никаких отпечатков пальцев.

– Немного не так, – поморщилась Ирина. – Есть несколько отпечатков на ручке входной двери и отпечаток ладони на стене в гостиной. Принадлежат одному человеку, но не Соболевой. И все.

– В смысле все?

– В прямом. Весь дом стерилен, как операционная. Гостиная, спальня, кухня. Все предметы, поверхности. Поверь, я тут все облазила. Ни одного самого старого отпечатка, ни даже фрагмента.

Максим непонимающе нахмурился, краем сознания отмечая, что теперь у него такое же лицо, как и у остальных. Предположим, Инга – или кто-то другой – вошла в дом, увидела на полу мертвую знакомую, от неожиданности схватилась за стену. Тогда найденные следы – ее. Предположим, убийца – если это убийство – заранее надел перчатки. Что было бы логично и предусмотрительно. Предположим, Соболева никого не водила к себе домой. Но где, черт побери, ее собственные отпечатки?

– Как такое может быть? – глупо спросил Максим.

– Кто знает? Даже если бы убийца тут все протер, что-то – да осталось бы. Весь дом он бы месяц намывал, – мрачно отозвался Александр Семенович, а затем повернулся к Диме. – Позвони Степанову. Пусть трупу пальцы откатает. Может, у нее какое-нибудь редкое генетическое заболевание, и нет вовсе никаких отпечатков? Кто-нибудь знает, такое вообще бывает? – Он обвел взглядом всех присутствующих, но никто не ответил.

– Может быть, провести экспертизу ДНК? – только и смог предложить Дима. – На всякие эти заболевания.

– Это надо в Алексеевск отправлять, – покачала головой Ирина, – у нас в лаборатории нет такого оборудования.

– А те без хорошего повода экспертизу не сделают, – согласился Семенович. – Препараты дорогие.

– А смерть человека – это не хороший повод? – удивился Максим. – Мы ведь не знаем, от чего именно она умерла. Что если это имеет какое-то отношение к ее смерти?

– Вот если Степанов ничего на вскрытии не обнаружит, тогда и подумаем, – согласился следователь. – А пока своими силами будем…

Максим только хмыкнул. Своих сил в этом городишке было не так уж и много. Вон, как выяснилось пару часов назад, даже экспертизу мертвых птиц и животных пока еще не сделали, а ведь они, как и Соболева, умерли по неизвестной причине. Вдруг это какая-нибудь болезнь? И пока местные власти забьют тревогу, уже начнется – а то и закончится – эпидемия?

– Ты лучше сходи в машину, – велел тем временем следователь Ирине, – поснимай там пальчики. Хоть будем знать, те отпечатки, что есть, Инге принадлежат или кому другому.

Ирина молча кивнула, а Максим решил, что ему больше здесь делать нечего. Его ждал мэр. Тот еще вечером, когда обнаружилась машина Инги, велел приехать к нему с докладом сразу, как будут хоть какие-то результаты, и уже два раза напоминал по телефону, что ждет Максима.

В отличие от всего остального городка, мэр не стал довольствоваться фонарями у дороги и поставил несколько дополнительных во дворе. Дорожки и клумбы хорошо освещались, но Максим так и не понял, какой в этом сакральный смысл: любоваться размытыми до состояния болота клумбами? А именно так они и выглядели. Холмики, которые должны быть аккуратными, влажной землей расползлись по сторонам и напоминали снеговиков в оттепель. Едва ли там даже летом что-то могло расти. И это тоже было странно. Высокий забор, добротный дорогой дом, а на уход за участком денег не нашлось.

Сам Антон Степанович Подгородцев не походил на того мужчину, который меньше суток назад просил найти его жену, и уж тем более – на того политика, которого показывали по телевизору. Максим застал его в халате, накинутом поверх брюк и мятой рубашки, со стаканом виски в руках. Во всем доме стояла тишина, домочадцы, видимо, уже спали. Максим помнил, что у мэра есть дочь от первого брака чуть младше Яны. И какая-нибудь домработница наверняка должна быть, едва ли такой огромный дом содержала в порядке Инга. И если домработница могла уйти на ночь, то дочь наверняка дома.

Антон Степанович позвал его в богато обставленный кабинет, жестом предложил сесть на дорогой диван, а сам устроился в кресле напротив. Обстоятельный рассказ занял около получаса. Мэр хотел знать все подробности поисков, и за ту сумму, которая упала ему на счет, Максим не посчитал возможным что-то скрывать. Он, может быть, и был когда-то плохим следователем, но всю принятую на себя работу привык делать честно и доводить до конца. Утаил пока только свои мысли о том, что Инга могла встречаться с кем-то мужского пола в Алексеевске и сейчас скрываться у него. Версия даже ему самому казалось слабой, нечего злить мэра. Тот и так пришел в ярость, когда Максим озвучил предположение, что Инга могла убить Соболеву.

– Да как вы смеете обвинять в подобном мою жену! – Антон Степанович уперся ладонями в подлокотники кресла и медленно приподнялся над ним, угрожающей тучей нависая над своим посетителем. – Моя жена мухи не обидит!

Максим медленно выдохнул, заставляя себя не нервничать. За последние семь лет спокойной жизни изготовителя мебели он уже отвык от подобного тона, хотя раньше слышал его едва ли не каждый день. И если бы только тон, бывали и прямые угрозы.

– Я вашу жену ни в чем не обвиняю уже хотя бы потому, что у меня нет на это полномочий, – спокойно ответил он. – Я всего лишь сказал, что это одна из версий. Далеко не самая явная, мы ведь пока даже не знаем, как и от чего умерла Соболева.

Антон Степанович медленно сел обратно и, кажется, немного смягчился. Краска на его лице поблекла, а глаза перестали метать молнии.

– Как вы думаете, зачем ваша жена поехала к Соболевой? Они были знакомы? Их что-то связывало? – спросил Максим, когда в кабинете вновь установилась тишина.

Антон Степанович пожал плечами.

– Раз вы говорите, что Соболева лечилась от алкоголизма, возможно, Инга ее курировала? Я же говорил, вся благотворительность, в том числе и помощь алкоголикам, была в ее ведении.

– Но они не были подругами?

– Моя жена и эта алкоголичка? – Брови мэра взметнулись вверх и едва не покинули пределы головы. – Конечно, нет!

Максиму такое заявление показалось чересчур поспешным. Водила же Инга дружбу с той же Викторией Архиповой – обычной медсестрой. Инга родилась и выросла в этом городе, у нее могло быть много знакомых из детства. Возможно, проще спросить у Архиповой. Как он уже понял, она знала Ингу гораздо лучше, чем ее муж.

– И зачем она могла заезжать к Соболевой позавчера вечером, вы тоже не в курсе?

– Без малейшего представления. Может, навещала ее как свою подопечную? У нее в сумочке должен быть ежедневник, она записывала туда все свои дела.

Максиму казалось маловероятным, что Инга навещала Соболеву как подопечную. Если бы она забегала на минуточку, вряд ли стала бы загонять машину во двор. Да и сумочки они не нашли. Скорее всего, она прихватила ее с собой.

– Инга могла стать невольным свидетелем убийства, – наконец осторожно заметил Максим. – Возможно, все же стоит объявить ее в розыск?

Мэр медленно отхлебнул из стакана, поставил его на стол и добрый десяток секунд разглядывал своего посетителя.

– Давайте смотреть правде в глаза, Максим Александрович, – наконец сказал он. – Если моя жена действительно стала свидетелем убийства, то она и сама, скорее всего, давно мертва. Если скрылась в лесу по какой-то другой причине, то вернется самостоятельно. Инга хорошо знает эти места, не заблудится. Срочно объявлять ее в розыск и полоскать мое имя в некрасивой истории нет ни единой причины.

– А если она ранена и не может выйти? – не сдавался Максим.

Мэр снова задумался, а затем кивнул.

– Даю вам еще один день. Если за этот день вы ее не найдете, тогда объявим в розыск.

Слабое утешение на его взгляд. Если Инга Подгородцева где-то в лесу, одна, ранена, каждый час может быть на счету. Предложение объявить Ингу в розыск как потенциального убийцу или свидетеля следователь отвергнет еще в тот момент, как Максим это предложит. Не пойдет он против Подгородцева. А тому важнее свое имя и репутация, чем жена. И кто он такой, чтобы настаивать?

– Тогда у меня к вам будет просьба. Точнее даже две.

– Слушаю вас.

– Мне нужна выписка со счетов вашей жены, чтобы понять, где и когда она платила картой в последний раз. И потребуйте у мобильного оператора распечатку ее звонков, заодно попросите отследить мобильный телефон. Если Инга в лесу, вряд ли его найдут, но если где-то в городе, то есть шансы. А у меня нет никаких полномочий требовать это.

На это мэр возражать не стал, заверив, что займется его просьбой с самого утра.

Так и получилось, что домой Максим добрался только в седьмом часу. На обеденном столе его ждал заботливо прикрытый полотенцем ужин, но есть сил не было. Хотелось только одного: спать. Максим позволил себе скинуть одежду по дороге от двери комнаты до кровати и завалиться в постель, не умывшись. Отвыкший от ночных дежурств организм требовал плюнуть на все эти условности.

Шестнадцать лет назад, когда они с Варей только поженились и были молодыми двадцатилетними студентами, они часто возвращались домой под утро. Максим ложился спать, а Варя ворчала о тяжелой женской доле, не позволяющей девушкам не умываться: к утру лицо распухнет от несмытой косметики. И даже с появлением Яны их жизнь мало изменилась. На выходные они отдавали ее бабушкам и дедушкам, а сами встречались с друзьями. Пожалуй, по-настоящему семейными людьми они почувствовали себя только с появлением Мишки.