Но Тигэ была тут же рядом и лупила нас до тех пор, пока мы не отпустили друг друга. Куда там до объятий, когда тебя лупят по локтям и косточкам.

— Тигэ, какая разница, когда мы официально поженимся, — возмутился Радом, — если ты говоришь, что все равно она уже женщина и замужем?

Тигэ буквально остолбенела из того, какие выводы сделал Радом из казалось бы взаимоисключающих общение фактов.

Как она его лупанула!

— Вот так мышление! — ехидно воскликнула она. — Тебе следовало бы в первую очередь подумать, что у нее есть уже муж.

— Разведется! — твердо сказал Радом, держась за отбитую кость и ойкая. — И потом, ее могли просто изнасиловать, и поэтому она потеряла память. И вовсе незачем ей об этом вспоминать! Может, вы ей дурную услугу оказываете, которая сломает ее и сделает ее саму безумной.

— Что?!? Меня изнасиловали?!? — почему-то бешено взъярилась и возмутилась я, оскорбленная таким предположением до глубины души. Этого никто не мог… Да и я совершила бы самоубийство еще до этого, выключив сердце. И врагам достался бы только труп. — Ты в своем уме?!

— Ну, ты кого-то, — тут же поправился Радом, отмахнувшись.

Я ахнула! За кого он меня принимает… Я… я не насилую мужчин на войне…

Хоть иногда и очень хочется…

— Это бывает во время военных действий. И по времени как раз сходно с войной…

— Значит, она из Славины? — сказала Тигэ.

— Точно! — сказал Радом. — Вот и объяснение ее способностям… И никакой принцессы не надо. Венчай нас!

Старуха Тигэ вместо этого зачем-то потрогала его лоб. Странный обряд какой-то, я такого еще не видела, — подумала я и радостно стала рядом с Радомом.

— Ты точно повредился в уме, — сказала она. — Хотя температуры вроде и нет…

Я только устало вздохнула. Концерт по заявкам на сегодня отменяется за отсутствием официального оформления актеров.

— Радом, — все же спросила я вечером. — А как быть с тем, что я, быть может, женщина?

— Надо быстрей это проверить…

— Не станет ли это между нами непреодолимой преградой? Я люблю тебя, и меня другого не будет — я не умею двоиться, это я знаю точно… Но не будешь ли ты все время вспоминать это самое?

— Дурочка моя маленькая, если ты еще раз напомнишь, что ты уже возможно женщина, то я не выдержу, и мне не станет преградой даже твоя одежда. И старуха Тигэ тоже, вздумай она залезть между нами…

Я затряслась от еле сдерживаемого смеха.

Он подумал и ласково сказал:

— Я человек, а не какое-то животное… И я люблю тебя. И честно говоря, хотя мне и хотелось бы быть для тебя первым, но я просто люблю тебя и не думаю об этом… Мне кажутся такие мысли неблагородными и подленькими. И ты меня оскорбляешь такими мыслями. Если любимая сердцем чиста, какое это имеет дело?

Я всей душой потянулась к нему.

— Я люблю тебя, Радомушка. Такого как ты есть. Просто люблю… — сказала я у него на груди… — И у нас будет много детей, а я буду тебе верна всегда…

Я уснула у него на руках, но на этот раз он держал меня нежно и осторожно, словно боясь оскорбить меня слишком вольным движением, будто я была невинная девушка…

Надо сказать, что на следующий день я вела себя скромнее. Даже не раздевалась бесстыдно.

— Совсем ненормальное положение, — вздохнув, сказала я. — Вроде и замужем, и вроде нет. Вот и получается такое извращение, ни раздеться перед мужем, ни одеться.

— Можешь раздеться, — шепнул мне муж, щекоча. Я заливисто засмеялась, закидывая голову, забыв обо всем. Вскоре все было забыто. Но, хотя и загорала временами, но вела себя уже не так бесстыдно, рассудив — семь бед один ответ.

— Расскажи хоть, как ты убежала второй раз? — спросил он меня. — Чтоб я был хоть подготовлен…

Я честно рассказала до того момента, как села в лодку, и сколько прошло времени после того, как я встала. Он смеялся, как зарезанный. Тигэ ему помогала.

— Ну дочка, так дочка, — сказала она, вытирая непрошенные слезы.

— Может, мы не будем заезжать туда? — с надеждой спросила я. — Может, мы сразу поедем искать мои следы?

— Так-так, — сказал Радом, уловив в моем голосе явное нежелание. — Я думаю, этим дело не ограничилось. А ну выкладывай, что там произошло.

Я обиженно отвернулась.

— Дальше я не помню, — сказала я тихо-тихо, чтоб никто не слышал эту наглую ложь. — И вообще, лучше к ним не заезжать, — тут же добавила я честно для равновесия.

— Врать не хорошо, — вздохнув, сказала Тигэ. — Но, я думаю, они живы…

— Эх! — Радом только вздохнул.

Я прильнула к нему.

— Не подлизывайся! — сказал он. Но обмяк и скоро обо всем забыл…

— Радом, я если я все же твоя невеста, ты что — убьешь меня? — играя его волосами, спросила я.

— Губа не дура! — сказал он. — Во-первых, мне тогда надо на тебе быстрей жениться. Тэйвонту не пойдет против своей Семьи. А жена становится тэйвонту, хоть и по мужу… А во-вторых, ну у тебя и запросы! — засмеялся он. — Ишь, как размахнулась!

— А кто она? — невинно спросила я.

— Это тайна, — прошептал он мне на ухо, касаясь губами мешавшего локона. — Но если б ты была она, то меня не подпустили бы теперь к тебе на пушечный выстрел. И, скорей всего, еще в столице за тобой вырядили бы целую армию…

— А может, они боятся за армию? — невинно спросила я. — И надеются, что все решится само собой: я стану твоей женой, забуду про все, и буду нянчить маленьких Радомчиков, которых кто-то мне наделает…

— Этот кто-то в сем клянется! — сказал Радом. — Худенькой тебя не оставим…

Я вздохнула.

Что не сегодня.

— Но ты точно не она, — лукаво шепнул Радом. — Та была, говорят, вызывающе серьезного поведения, и строга и неприступна была, как богиня…

— Как к кому, — печально сказала я.

Мы оба, обнявшись, засмеялись.

По моей просьбе несколько часов в день и вечером Радом тренировал меня на мечах. Хотя времени уделялось сравнительно немного (по меркам тэйвонту и по моим собственным, ибо я привыкла тренироваться по четырнадцать часов в день), но в эти часы я выкладывалась так, что меня приходилось нести на руках до родника, реки и постели. Радом откровенно любовался мной. Чувствовалось, что тренировать меня ему доставляло ни с чем несравнимое удовольствие.

Тигэ тоже помогала нам, устраивая мне спарринги против двоих одновременно, чтоб я с самого начала привыкала к живому бою. Но на мечах с Радомом я боялась.

— Боюсь, — качала я головой, когда Радом приказывал нападать во всю силу. -

Убью еще тебя нечаянно, а потом хоть волосы по тебе рви.

Радомушка мой только смеялся. Все-таки он был настоящий Мастер. Это было искусство, которое захватывало дух. Он мог обезоружить меня одним движением, даже не вынимая меча. Голыми руками…

Я злилась и тренировалась еще упорней. Требуя у Радома и Тигэ, чтоб они дрались при мне, когда я была обессилена.

А я впитывала их бои самим своим естеством, основой сознания, так что они скоро из меня поперли наружу…

— Ты быстро учишься, — довольно сказал однажды Радом. — У меня никогда не было такой упорной и талантливой ученицы. Я передам тебе все, что умею…

Я напала на него. Он легко отбился, перекрутил мой меч через спину, отобрал и захватил меня в объятия так, что я не могла шевельнуться, только стонала.

— И сделаю это с удовольствием!

— Смотри Радом, — пригрозила ему я, — если ты будешь обнимать меня каждый раз, отбирая меч, я стану совсем плохим воином. Ибо бессознательно буду бросать его, чтоб оказаться в твоих руках!

Он только засмеялся.

— Ты можешь сделать то же со мной! — лукаво сказал он. — Обнимать меня при моем поражении… Это стимулирует победу.

Тут засмеялась не только я, но даже старуха Тигэ…

Мы прибыли на заимку действительно вместе Рихадо. Он, похоже, просто ждал нас в дельте реки, через которую шел сухопутный путь через мосты.

— Вот это конь! — уважительно сказал он. — Знаменитый! Если я не ошибаюсь, это тот самый зверь, что терроризировал Дивенор последние несколько лет?

Дар его ударил за такое оскорбление ногой. Я еле успела его сдержать. Хорошо еще — попало по животу, железно оплетенному мышцами и выдерживающему у тэйвонту страшные кулачные удары. Но Рихадо ахал и охал до самой заимке, сидя на коне впереди Тигэ, которая лечила его известными только ей средствами…

Бесстыжая… А еще старуха…

Заимка встретила нас, ощетинившись амбразурами и заложенными мешками с песком окнами, в которых угрожающе торчали арбалеты.

— Что за притча! — выругался Радом, и, оставив меня на Тигэ. И, приказав всем вынуть оружие и быть настороже, пошел выяснять. Он хотел оставить мне плащ, но я хладнокровно сказала, что в этом случае пойду впереди его, закрывая его от стрел, и никто меня здесь не удержит… Он понял, что это последнее слово, и сдался. А по-моему, он уже просто привыкал подчиняться жене. Ибо для самих тэйвонту, так же, как и в Славине, в состав обряда обязательно включалась формула о повиновении мужа жене и главенстве жены в семье… Это было надежно и решало все конфликты в зародыше, ибо жена умнее и компромисснее. И гасит их в сперматозоиде. Но, может быть, поэтому они так осторожно и ответственно женились… Вообще-то, лучше, чтоб меня венчал священник тэйвонту — вдруг поняла я.

Наконец, они там открыли и немного "разоружились". Боже, ну и видок у них был.

Сплошные калеки, все в гипсе и бинтах!

Нельзя сказать, что я опечалилась и заплакала от их вида… Это была бы злостная клевета. Но неправда и то, что я хохотала во все горло, как пыталась оговорить меня потом Радому старуха Тигэ… Я тихо, и тряслась… Но овладела собой при виде Радома.

Когда они увидели меня, их лица побелели.

— Привет! — весело сказала я, спускаясь под руку с Радомом.

В ответ они шатнулись на стены.

Шоа дико завыла, как кошка, и прыгнула на меня.

Радом сам защитил меня. Он мой муж. Он не хотел трупов.

— В чем проблема? — миролюбиво поинтересовался он.

— Радом!!! — хором закричали все. Явно жалуясь на меня. Доносчики…

— Ну и? — хладнокровно спросил он.

— Она избила нас!

— Она покалечила нас!

— Она натравила на нас своего коня, хотя будет тебе говорить, что сдерживала его! Она так кричала — быстрей убегайте, я его держу, — что он покусал и изуродовал всех нас. Пока эта холера кидала в нас ножики, будто на учениях.

— Кого-то убила? — о чем-то размышляя, спросил Радом.

— Нет, но многим перерезала бросками руки и сухожилия, так что руки отвисли…

Радом, она не девочка, это боец!

— Радом, ты посмотри, что она сделала со мной! — протягивая ему руки, весь в гипсе и деревянных шинах, сказал сзади старик Рики. — А четверо старших тэйвонту еще до сих пор лежат в гипсе. Она спустила на них коней.

— Неправда, — хладнокровно сказала я. — Они сами на них скакали. Я не виновата, если кто-то хочет совершить самоубийство.

— И это все? — зевая, спросил Радом.

— Да это было еще только начало!!! — изо всех сил закричали все.

— Что еще?! — возмутилась я. — Я же ускакала от вас!

— Радом, не верь ей, эта вертихвостка стравила нас с черными тэйвонту, так что нам стало не до нее! Тут такое было! — прямо завыли они.

— Откуда здесь черные тэйвонту? — вскинулся Радом.

— Когда она удрала, мы встретили на том берегу Ахана и трех его людей. Узнав, что мы ищем девчонку, дважды принесенную нам тобой, они охотно поскакали за ней, приняв участие в погоне… Тем более, что половина из нас стала калеками…

Радом нахмурился.

— Где они сейчас? Где Ахан! — резко спросил он.

Старик Рики хладнокровно без слов тыкнул несколько раз большим пальцем в небо.

Радом внимательно посмотрел на его палец, потом вверх. На потолок. В небо. Но ничего там не увидел.

— Стоп, — наконец сказал он. — Теперь рассказывайте все по порядку!

Я поудобнее уселась около Радома, под его рукой и под защитой его плеча. Ужас как люблю смешные истории…

Хотя Радом с Тигэ и слышал уже эту историю, все же они безуспешно сдерживали смех, слушая ее из уст самих пострадавших.

Только изредка Радом прерывал и выяснял какую-то деталь сдавленным от смеха голосом. Я же просто тряслась, спрятавшись за него и обняв за пояс, уткнувшись ему в спину, чтоб не нервировать зрителей. И тихо плакала в особо горестных местах. Но не высовываясь, не высовываясь, поскольку слезы мои и страдания отчего-то действовали на них как хорошее тонизирующее моющее средство.

Иногда, например, слушая подробное описание, как я усмиряла Дара и потом играла с ним — оказывается, все это они видели, вернее, видел то один, то другой — он нежно поглаживал мою руку. И жадно выспрашивал все до мелочей, требуя абсолютно полной передачи картины, как это делалось, когда тренировалась наблюдательность. Но почему-то просто ненасытно слушая снова и снова… Как сказку ребенок… И бессознательно сжимал мою руку или колено…

Наконец, говорящие из лежащих закончили рассказ, как они догнали меня. И что из этого получилось. И как потом нашли (Гай) потоптанных тэйвонту, у троих из которых были аккуратно отделены головы. И как черный тэйвонту обвинил их в убийстве и вызвал часть рыскавшей поблизости школы… И как она, то есть я, их подставила — осада была снята только недавно и неизвестно почему…

Она, она… Только и слышалось поношение моего имени…

Но это вызвало неожиданную реакцию Радома.

— А почему вы думаете, что это сделала она? Я в первую очередь подозревал бы

Гая… — хладнокровно сказал Радом. И вышел на улицу.

Гай отчаянно завопил.

— Меня все подозревают! Она специально так подстроила!

— Она дорожная проститутка, — мстительно сказала Шоа. — Из тех, что путешественники нанимают, чтоб не было так жестко и ухабисто спать в карете. И чтоб кто-то все время массировал оттекшее тело, лучше всего собой и ласками, скрашивая дорогу и доставляя удовольствие. О, берут мастериц, чтоб дорога пролетела незаметно. Те держат их в непрерывном возбуждении, так что те совершенно изматываются и не замечают, когда дорога кончилась. Пусть Радом скажет, сколько раз она под него ложилась…

— Ни разу, — сказал тихо вошедший Радом. — И отныне те, кто тэйвонту и кто уважает брата и слова не вымолвят против нее плохого и извинятся за свои слова, — спокойно, но так строго и отрешенно сказал он, что никто и не подумал усмехнуться. — Она отныне моя невеста.

— Ты что, думаешь на ней жениться? — потрясенно завопил Рики. — Ты с ума сошел, если тебе в голову приходят такие мысли.

— Он не только думает, — холодно пояснил входящий старик Рихадо, внося сумки с провизией и оружием, приехавший с нами, — а его силой еле вытащили из Храма.

Где они на коленях умоляли обвенчать их. Только священник отказался, поскольку она не знает, кто она, откуда, сколько ей лет, замужем ли уже, — хладнокровно ляпнул он. — А он грозил его убить… И еще потому, что такое поведение и пользование чужой слабостью и болезнью недостойно настоятеля тэйвонту, — он со значением посмотрел на Радома, — а вдруг это принцесса, так с нас же всех голову снимут за такое распутство. Кто знает, как она себя поведет, когда очнется… Ребенка охмурять…

— Иного я от нее и не ожидала, — ошарашено сказала Шоа, с презрением глядя на меня.

— Я не ребенок! — возмущенно кричала я в это время.

Но меня никто не слушал.

Я подошла и поддерживающе обняла Радома, став рядом.

— Лучший из настоятелей в твоей защите не нуждается, ты, шлюха! — крикнула

Шоа.

— Шоа, девочка, ты сошла с ума! — ласково сказал Радом.

Та разрыдалась.

— Я не могууу! — всхлипывала она. — Я ненавижу ее. Я рреввнууюю… — запинаясь от слез, жалобно и покаянно выговорила она.

— Ты еще молоденькая… — успокаивающе сказала ей я. — А уже такая стерва!