…Ничем не передать этой освобожденности полета, после бешеного бега, бешеной напряженности каждой мышцы… Это надо пережить самому. Счастье этой минуты летящего покоя, когда тело, вытянувшись стрункой, само рассекает упругий воздух, летя с трамплина, захватило меня всю… Счастье — когда ты, отдыхая, замерев, после чудовищных сверхволевых усилий… нежишься в потоках ветра безумного урагана… это ничем не описать. Это надо испытать. Экстаз, боль, потрясение, безумное наслаждение… Как и бешеную радость облегчения, избавления охватившую меня… Это был экстаз, бешенство, ураган чувства. Когда тело подхватил безумный плотный ветер, я сама слилась с ураганом…
Я недооценила ураган. Я прошла почти семьсот метров, один раз будучи даже взметена порывом ветра метров на сто пятьдесят ввысь. Шквал подхватил меня…
Почти, как мне казалось отсюда, на уровень моей прежней тюрьмы. Но я почему-то оценивала высоту с точностью до сантиметра… Ветер нежно ласкал усталое тело, будто заботливый любовник.
…Я поняла, что переживают птицы. Ощущение счастья полета над бездной, когда гибель казалась такой реальной впереди, я не забуду никогда. Я купалась в этих смешанных, освежающих, холодных потоках, отдаваясь им всем разгоряченным бегом телом с жадностью обделенной любовницы…
Ради этого стоило жить! Клянусь, я б сама забралась на эту башню, как в детстве, если б знала, что так будет. Такой жестокой, отчаянной, насыщенной полноты бытия, резких смен, я не переживала никогда!
Почему-то именно сейчас, в полете, у меня снова мгновенно промелькнули странные картины каких-то разорванных воспоминаний раннего детства в голове.
Первый всплеск это был какой-то странный человек со шрамом на руке. На которого я, совсем маленькая, (мне, очевидно, около года), смотрела снизу вверх, затаив дыхание. Это был могучий и необычайно прекрасный воин-тэйвонту.
Не погибший Дин и не мой Хан. Это был точно тэйвонту. Он разговаривал с моей матерью и принял от нее приказ. От него веяло чистотой и честью. Заметив, что я впилась в него глазами, и, крошечная, заворожено смотрю на него, он, засмеявшись, наклонился и ладонью взъерошил непокорные волосы на моей головке.
Я, нахмурив личико, недовольно отшатнулась. И от этого его касания и ласки по маленькому сердечишку разлилось такое тепло, словно я отдала его ему навсегда.
Кто-то пошутил, что Радом еще не женат, — может невеста растет, раз такое внимание? Принцесса есть принцесса! Но красавец только заливисто засмеялся этому вместе со всеми.
Вырасту — он будет мой — так же естественно, будто смеялась, вдруг вполне разумно поклялась я.
Это воспоминание вдруг сменилось прямо противоположным. И противоречившим первому, учитывая, что тэйвонту беспощадно убивали всех бандитов. Я увидела картину, в которой мне уже было около пяти лет.
— …Мне нужна девка, — пьяно сказал громила. Я, маленькая, стояла перед ужасного вида мужчиной, а за моей спиной побледнел до цвета мела человек.
…Я поняла, что действие воспоминания происходит среди праздничного сборища бандитов какой-то столицы. Туда собрались абсолютно все сливки криминального мира. Чуть позже я поняла, что это Аэна. И что громила — это глава оборотного мира столицы Аэны, контролирующий весь криминальный мир. Взрослая, сейчас, я откуда-то знала, что эта маленькая пятилетняя девочка, несмотря на свои года, пережила столько горя и столько страшного ужаса в жизни, что этих событий хватило бы на десять обывательских жизней. Она видела больше смертей, чем большинство видело просто людей за свою жизнь, она потеряла мать и сама лишь чудом осталась жива, и на нее охотились сотни людей в другой стране. И потому у ребенка был тяжелый и суровый взор громадных печальных глаз, который редко кто выдерживал, и от которого людей бросало в холод. Да и стальные, хоть и крошечные мышцы, которые не было видно под платьицем, были скорей как у люты, детей тэйвонтуэ, чем как у обычного человека. Я почувствовала, что маленькая девочка на самом деле прошла несколько сотен тысяч жестоких боев… И крошечные руки закалены страшными нечеловеческими обстоятельствами, которые ей просто пришлось пережить и выстоять; особенно если учесть, что она преимущественно всегда стреляла из крошечного, специального аэнского арбалета на три стрелы… Всегда первая.
— Она убийца, — сказал мой хозяин твердо.
— Мне нужна девка, я ее хочу, — капризно сказал главарь, слово которого было здесь законом. Он начинал гневаться. Он был почти полубог в своей власти над людскими душами. Он не привык, чтоб ему не повиновались. Он был пьян.
Я, маленькая, молча поклонилась до самого пола. Словно от шока или радости.
Именно там был нож, который я незаметно сбросила со стола, когда все ели. Тот человек за мной был белый как стенка. Меня трепала ярость. Я же говорила ему, что не стоит меня туда брать, тем более что при входе меня все равно разоружили, так что мне нечем будет его защитить. Но этот человек глуп.
Я увидела, как мой хозяин боится. Откровенно боится меня, и того, что я могла натворить. Он единственный видел меня в деле — я появилась здесь недавно.
— Нет! Она убийца!!! — яростно закричал он. — Черный, ты идиот!!!
Но Черный, король бандитов, его "успокоил":
— Я ее обломаю… — сказал он пьяно.
…Рука моя легла на нож…
Раз! Он потянул меня к себе, гогоча. Что ж, я не была против… Наоборот, я еще и подалась ему навстречу… С силой… Один взмах… И…
…И я успела увидеть его глаза! Как он уставился на свой распоротый коротким страшным взмахом живот, из которого вылезали кишки! Боже, как он уставился!
Никто этого еще не понял. У него было семь профессионалов телохранителей, двое из которых были на уровне тэйвонту. Я, маленькая, подпрыгнув, ударом снизу вверх дуге как раз полоснула одного из самых опасных, который до этого напряженно смотрел в зал, по сонной артерии. Он слишком был занят собравшимися бандитами, которых было в этом зале почти две тысячи… И разоружить всех из них, и быть уверенным в этом, не было никакой возможности… А свести счеты с
Черным хотели бы слишком многие.
— Крач, ты чего? — сказал его напарник, поворачиваясь, но было поздно. Тот же мой нож коротким взмахом вошел ему прямо в глаз на развороте, с глухим звуком, пролетев всего пол метра. В упор. Двое самых опасных охранников были мертвы.
Еще пять телохранителей и две тысячи бандитов и главарей, каждый из которых счел бы своим долгом отплатить за оскорбление, нанесенное авторитету, остались в живых.
Они ахнули…
— Ах ты ж сука! — закричали ближайшие.
— Я же говорил!!! Спасайтесь! — завизжал от страха мой хозяин, кидаясь прочь.
— Сейчас она убивать будет!!!!
Они сначала отшатнулись от меня, но потом захохотали и ринулись за мной.
— Ну, мы ее тут все быстро… — без страха сказали они.
Но мгновенная отсрочка, когда они отшатнулись, дала мне секунду форы. Сознание мгновенно подсказало решение, и я среагировала автоматически. Еще попав сюда, я уже продумала сорок семь способов, как буду выбираться отсюда. Мне еще помогало, что люди не только не боятся пятилетнего ребенка, но и не опасаются его. Никто же не знал, что я уже имела степень тай, пройдя испытания замка
Ухон в четыре года, и став самым младшим тай за тысячелетие, во что люди просто не верили, и что я прошла испытания Тивокан, маскируясь под мальчишку, став самым юным командиром дожутов младшего отряда за все время существования дожутов. И что в школе бойцов Аэны, которые почти равны тэйвонту, где я пробыла полгода, скрываясь от преследователей, мне было уже в принципе нечему учиться, хотя я перенимала абсолютно все.
Это была их фатальная ошибка. Перед ними стоял фактически взрослый тэйвонту, умеющий убивать.
…Они еще только срывались, а я уже ринулась прочь, но не к двери сквозь людей, а к громадной сорокаведерной бочке местного семидесятиградусного рому, который делали маленькие косые люди. И опрокинула ее рывком прямо на них, успев увернуться сама. Я была очень маленькая, потому им меня было трудно ловить… Они отчаянно заругались, выкупанные с головы до ног. Волна рома докатилась до самого края. Лучший ром, о Боже, — ругались они и пытались меня поймать между бочек, но я отчаянно металась, опрокидывая только что открытые для праздника бочки с крепкими напитками. Спиртной дух стоял, что у меня голова закружилась.
Они отчаянно ругались — праздник был наполовину испорчен, а вино вылито. Зато появилось незапланированное развлечение. С фейерверком в конце.
Шестеро самых лучших бойцов с обнаженными мечами непонятно как оказались впереди и закрыли выход, к которому я подбиралась.
…В конце концов, получилось так, что мне некуда было бежать — я, после отчаянного рывка от них, переворотов и сотни ударов ножом в незащищенные места, — оказалась между отчаянно ругающейся толпой и настороженными бойцами у двери. Оказалась в одиночестве у всех на виду.
Да, я оказалась на возвышенности. Видная всем, ибо меня освещали светильники рядом на стене.
И это было все. Сзади были тысячи людей и кровь, минимум сотня трупов и две сотни исполосованных ножом раненных, — удар мой был мгновенен. Впереди — лучшие бойцы подземной Аэны. И я их знала по слухам. Непобедимые убийцы… Они с интересом ждали, что ж я буду делать в такой ситуации без оружия. Двое взводили арбалеты. Ведь последний нож свой я всадила в здоровенного быдла, который пытался стянуть меня с этого возвышения у стены, у которой я оказалась. И тот упал, утащив нож за собой.
Они смеялись…
…Вырвавшись, наконец, на возвышение, куда я прорывалась, я остановилась. Я отчаянно дышала, запыхавшись и устав так, будто сотню километров пробежала изо всей силы… Сорвав с себя промокшую в вине курточку, я почему-то гадливо швырнула ее вниз. Почему? Я никогда не делала ничего без смысла…
Подсвечник на стене отражался почти в восьмидесятиградусном роме, который толстым слоем плескался на полу в подвале. Ведь я зачем-то опрокинула без смысла на пол сотни бочек, как ругались они, словно пытаясь хоть так им нагадить перед смертью. Гаденыш! Все они были мокрые. В спирту. К тому же вдоль стен, как я знала, стояли завезенные бочки с чистым спиртом.
Сотня человек убитыми — неплохой результат…
Они там, похоже, разглядели, что натворил ребенок, казавшийся, просто убегавший и уворачивавшийся от больших дядей, что почему-то потом падали и не вставали, чего в суматохе другим не было видно. И глухо ругались, пытаясь прорваться вперед, ибо передние что-то не спешили, уверенные в том, что мне уже не уйти. Кто-то даже начал скидать одежду, ожидая потехи.
В принципе, прошли лишь мгновения…
Все они ждали. Спереди и сзади. Прорваться безоружной сквозь мечи тех, что у дверей, было просто невозможно. У них, знаете ли, профессиональная реакция.
А впереди — две тысячи человек… Глумливо и гадко смеющихся…
Нет, на двести уже меньше…
Один из шести стоявших у дверей, с мягкой, кошачьей реакцией воина высшего посвящения, видно профессионал высшей пробы, стоял чуть сзади. Он был опасен.
С гадливой усмешечкой наблюдая за мной, и заинтересованно ожидая, что же я буду делать с ним. И как буду пробиваться сквозь них. Усмешка застыла на словно вырезанном из камня хладнокровном лице. Он не сомневался, что я что-то предприму, но откровенно скалился этому. Маленькая девочка против пятерых лучших бойцов. Ну-ну. Я словила его насмешливый презрительный взгляд, словно говорящий — ну давай, пробуй.
А в следующий миг его усмешка испарилась с позеленевшего лица, сменившись ужасом…
Все остальное произошло, как в замедленном кино.
…Отдышавшись, я, подпрыгнув, равнодушно сорвала со стены большой подсвечник, на котором было десятка полтора жирных, горящих, трудно гасящихся свеч… Даже если их бросают… И равнодушно, нет, просто хладнокровно швырнула его им под ноги…
Они не знали, почему меня боялись больше моей мамы…
Бросила огоньку…
Казалось, что тут такого…
Я никогда не забуду, какие стали у них лица, только что перекошенные похабными гримасами, когда маленький ребенок, равнодушно повернувшись, будто делал какое-то хозяйственное и привычное для него рутинное дело, хладнокровно швырнул им подсвечник. В спирт. Без эмоций, ничего… Просто и деловито, будто выполняла привычный урок. Я швырнула его туда, где под ногами сотен мокрых от спирта людей, среди крови и грязи, плескался почти чистый мгновенно вспыхнувший спирт…
Живые факелы…
Как они смотрели на него, этот маленький факел, когда он летел… Будущие живые свечи глядели на свечи из жира как парализованные… Я сострадательно усмехнулась. Ведь я автоматически рассчитала так, чтоб никто не мог дорваться до него, прежде чем он упадет и все вспыхнет…
Но я уже, не оглядываясь, сама рвала прочь изо всех своих сил. Подальше, подальше от этих бочек, стоявших вдоль стен друг на друге. Прямиком к пяти бойцам у дверей. Рвала открыто, даже не пытаясь схватить что-то по дороге в качестве оружия…
Вы спросите — как же я выбралась? Как прорвалась сквозь пять лучших мечей
Аэны? Я решила покончить самоубийством? Или это было сумасшествие? Ведь у них профессиональная реакция?
Не думаю. Потому что когда я, наконец, достигла дверей, возле них уже никого не было. На что я, собственно и инстинктивно рассчитывала — на их, знаете ли,
"профессиональную реакцию". Просто смотаются первыми… Но это юмор. Просто они смотались. До них дошло первыми, что это значит, когда факел падает в спирт в замкнутом помещении! Где и так паров достаточно… И не понятно, почему до сих пор все еще не взорвалось.
В общем — их точно ветром сдуло. Бандиты — трусы — в первую очередь думают о своей шкуре, иначе они не были бы бандитами.
Самый опытный из них кинулся первым…
Впрочем, я тут же ударилась о спину самого последнего из этих пяти. Который только брал разгон в коридоре… У него была плохая реакция. Я наткнулась на него, почти бездумным жестом профессиональной воровки выхватив нож у него из-за пояса спрятанный нож. И также мгновенно всадив его ему в спину под лопатку, подпрыгнув и перекинув в другую руку. Уже другим профессиональным жестом.
Только судорожный всхлип сзади возвестил, что он уже умер.
Ну и рвала же я оттуда! Наверно побила все мировые рекорды!
Следующего я убила броском на бегу, метнув ему тот же нож в приблизившуюся спину. Не приближаясь, ибо это был профессионал, и он мог сам бессознательно отмахнуться от меня ножом на бешеном бегу от смерти. Так я в течение секунды убила еще двоих, выхватывая нож из спины падающего тела прямо на ходу и тут же бросая его. В бросках и стрельбе у меня было очень мало соперников, ибо маленький ребенок инстинктивно тренировал их в первую очередь, понимая, что перед стрелой стираются отличия ребенка и взрослого бойца…
Позади в судорогах билось четыре их лучших воина.
Не при каких условиях не обращай спину к смерти — злорадно подумала я, вспомнив первую заповедь аэнского воина.
Тот самый аэнский воин высшей касты удирал быстрей всех. Я все-таки поймала его еще один взгляд. Потрясенный. Ребенок все же заслужил признание профессионала. Он повернул голову при повороте, сворачивая в изгиб коридора, как раз, когда я на бегу вырывала нож из тела последнего воина. И все понял.
Боже, какие у него были глаза! Я могла поклясться, что в них мелькнуло самое меньшее это уважение, смешанное с благоговением мастера перед недостижимым мастерством гения. Ха! Конечно мое тщеславие. Только в конец тщеславная и разбалованная девочка могла увидеть в предпоследнем взгляде человека столько.
На самом деле, перед тем как снова метнуть клинок, я видела только мелькнувшие на мгновение глаза. И "выстрелила" клинок только тогда, когда оказалась полностью вне его поля зрения, когда он резко крутанул головой обратно, чтоб не наткнуться на стену. Причем бросила так, чтоб сам бросок невозможно было выделить опытным взглядом из обычного движения тела и рук. Коротким броском, и прикрыв замах выносом своего тела на бегу от даже периферийной области его зрения. Нож вылетел невидимо для него. Сама я, например, была натренирована видеть разве что не затылком, осознавая не только полукруг, а даже чуть больше
— почти весь оборот из-за периодических естественных колебаний головы.
Ведь на самом деле можно элементарными упражнениями развить способность сразу видеть и осознавать все вокруг, а не только в одной точке, читать сразу одним взглядом не книжный, а целый газетный лист не по диагонали. А целым.
Нормально. Для этого надо только развить свое сознание, чтоб оно охватывало не слово, а целую страницу смысла. Развить наблюдательность, чтоб с одного взгляда сказать тысячи признаков и особенностей явления. Это — сознание. И внимание. Тогда ты видишь не один предмет, а все вокруг. Если же сознание слабо, то можно постепенно накопить навык, постепенно расширяя его область.
Навык вроде намытого долгой капелью каменного сталактита в пещере — сознание маленькое, но благодаря навыку оно расширило постепенно свою сеть. В других делах человек останется почти таким же, но к определенному делу он создает точно заводь на ручье. Он может это достичь, наслаивая многими усилиями пусть даже свои слабые мысли, но на одном деле.
Мой нож вошел ему точно в сухожилие ноги. Я не хотела рисковать и пустила нож по низу, чтоб он его наверняка не видел. Падая, он автоматически развернулся, в свою очередь пытаясь метнуть нож в упор, но опоздал. Я, сделав рывок, в прыжке уже просто приземлилась по очереди ногами на сгиб одной и локоть другой его руки, точно просто пробежав дальше, не обращая внимания на такую плохую дорожку. И третьим движением ноги, снятой с локтя точно попав на его подбородок, и без того развернутый в его собственном развороте головы на меня.
Точно пробежавшись по нему. Я и не по таким трупам бегала. От резкого удара ногой в подбородок у него в шее что-то хрустнуло, так что больше он никаких попыток не предпринимал, так и улегшись с нелепо выгнутой шеей.
Показалось мне или нет, что в его глазах не было страха, а лишь восхищение победившим профессионалом? Пятилетним… Девочкой со взглядом волчицы?
На все это, когда я вылетела наружу, ушло около одной целой секунды.
Впереди улепетывал шестой, о котором я совершенно забыла, и два телохранителя с моим хозяином. Которые, как я вскоре узнала, задержали его на выходе, и побежали, только увидев меня. Почему? Как удрал этот шестой, что я его так и не видела?
Я не стала бежать прямо, а, механически швырнув нож в убегавшего, резко повернула на девяносто градусов, взлетев на парапет, и прыгнула в воду… Ибо это был замок, окруженный по сторонам рекой, через которую шел мост. И где никто не знал, что в подвале замка шла настоящая темная оргия.
Взрыв настиг меня в полете. Я увидела краешком глаза, как легко приподнялась и взлетела в воздух верхняя половина замка, брызнув пламенем и обломками во все стороны из трещин, а из покинутого мною выхода точно ударил сноп белого света… Гром и рвущийся очередью треск настиг меня уже в момент вхождения в воду…
Довольно болезненный был, кстати, о воду удар, хотя я и вытянулась и напряглась вертикальной стрункой, имея в этом деле немалый печальный опыт. Но взрыв чуть отклонил меня…
Дошла я в этом деле почти до дна, а потом сидела там, под водой, как можно дольше. Слегка подплыв под мост и ожидая там пока пройдет гроза. Я справедливо опасалась, что наружи, хоть туда и рвалась моя душа из глотки, идет каменный град из больших кусков. Хладнокровно предполагая при этом, что и мост вполне может разрушиться. Но я была абсолютно хладнокровна и деловита — я не знала страха. Потому под мостом и под водой я добралась почти до берега, наблюдая под водой в сумрачном свете, как в воду рушатся громадные куски башен, трупы и камни, и медленно тонут. В воде они не могли причинить такого страшного вреда, как если б долбанули на суше. Я не заплывала далеко под мост — метра на два.
Так что я могла отшатнуться, если он рухнет — впрочем, я была возле опоры…
Переждав столько, сколько нужно, по моему мнению, камням, чтобы они перестали летать, я вынырнула и, оглянувшись, отдышалась. И быстро поплыла подальше от этого притона… Убедившись предварительно, что камни больше не летают…
Мой "хозяин" все же остался жив, хотя его здорово приложило о стенку далекой постройки взрывной волной. Но ненадолго.
От полученных ран он вскоре умер, в бреду перед смертью называя меня то демоном, то дьяволом, то самим адским посланцем. Ну… такая путаница и непоследовательность ведь не может быть истиной, ведь правда? — спрашивала я людей. Его злостная клевета и сумасшествие, меня, ребенка, очень огорчали и обижали.
Шестого убегающего лучшего бойца раздавило далеко откинутым при взрыве громадным куском башни… Его превратило в отбивную…
А из всех двух тысяч сливок криминального мира столицы остался в живых только один калека. И то чудом. И он то и рассказал всем, что произошло. Но, само собой, его злой клевете также никто не поверил… Потому что набежавшие на взрыв и пожар люди меня не видели. Мало ли что выдумает нехороший человек по злобе… Она девочка работящая, хорошая, спокойная…