До грота мы добрались намного быстрей, чем собирались. Все говорили, что они не устали. И отдыхать на берегу не хотят. Слушая голос далекой канонады и ожесточенную стрельбу. Будто сражались армии.
- Да, я забыл! – покаянно сказал индеец. – Когда я забежал в село перед уходом, там кто-то говорил какую-то чепуху... Что будто бы истерик голландский генерал вызывал корпус в десять тысяч воинов и хотел тайно в темноте ввести их в лес, а потом зажечь факелы и неожиданно атаковать со всех сторон дом... Я заснул и забыл, да и мы все равно уходили... – без тени вины сказал индеец. – Да и трусливый генерал оказался. Как увидел меня в полной боевой раскраске... – я поежилась, вспомнив мертвенно белую краску на лице индейца, от которой даже у меня холодело сердце, – так бросился вместе с отделением прочь, даже не стрельнув!
Я подумала только, что подумают об владельцах замка несчастные крестьяне, никогда не видевшие живого индейца в боевой раскраске, но зато твердо уверенные, что выглядеть так могут только мертвецы, и тяжело вздохнула. Что увидели солдаты в лесу, вошедшие туда на цыпочках, когда зажгли факелы, можно было только гадать. Какое впечатление на них произвел смотрящий с ветки вырванный глаз или кишки веером, оторванная рука? А кем предстали перед ними их истошно вывшие от ужаса соседи в неровном свете факелов и чудовищном, кровавом окружении разорванных частей и внутренностей, наверняка измазанные капавшей с веток еще свежей кровью, еще и предварительно обработанные ужасными слухами о живом мертвеце, даже и гадать страшно. Особенно если они получили приказ без слов стрелять во все движущееся и подозрительное. Что мог подумать солдат, вошедший в полной темноте и тишине в страшный лес, наверно и без этого дрожащий и не видящий друга, когда вдруг увидел развешанные по лесу части товарищей? Наверное, что он остался один, а остальных съели тайно эти ужасные, кривляющиеся в неровном свете факелов и качающихся внутренностей, оборотни!!!
Я немного представляла себе, что такое паника, и насколько “здраво” соображают солдаты, теряя соображение. Когда отрезанная рука качается к нему на дереве. И что они реально видят! Им бессмысленно было бы сейчас что-то объяснять – судя по звуку, каждый там сейчас палил, выл и визжал каждый сам за себя, совсем потеряв соображение от страха. И стрелял в проклятых вывших вурдалаков. Не менее трети могли рехнуться по настоящему...
- Они палят картечью! – прислушалась к грому пушек мама.
Я поежилась. Одна только пушка на берегу, а не там. И нам ничего уже не поможет.
- Если подозрительный звук услышите, мигом в воду шибайте! – наконец сказала я. – Авось с первого раза не подметут!
- Если мы будем молчать, – тихо сказал индеец, – то нас тоже не подметут. В такой темноте люди не видят, ты забыла, Лу... И спрячьтесь, не маячьте головами... Но смотрите в оба глаза, – чтобы выстрелить их пушкой, сначала зажечь фитиль надо, свет блеснет...
Раздался подозрительный треск непонятно где, – пук, – и я первая сиганула с борта.
Вынырнув через какое-то, я заметила, что в удаляющейся лодке сидит Мари и вокруг подозрительно тихо. Присмотревшись, я сообразила, что ее не достало первым залпом.
- Чего сидишь!? – прошипела я. – Ныряй!
- Да я это... – растеряно сказала Мари.
- Чего сидишь?
- Да я это... – никак не могла решиться сказать Мари.
- Ныряй! – чуть не взбесилась от страха я, ожидая каждую секунду, что сестру сейчас сметет залпом вдогонку. – Сейчас опять ахнет!
- Да я это, сушенный горох ела! – наконец, нашла в себе силы заалевшая Мари.
Что я ей сказала, ни шло ни в какое сравнение с тем, что сказал папа, мама и индеец, которые бултыхались рядом в ледяной воде. Дрожащая и злая я чуть ее не прибила.
С трудом, онемевшими руками мы забрались обратно.
Один китаец хихикал в ночи. У него была запасная одежда!
На Мари никто не смотрел. Да и она сама не могла же просто глядеть в глаза людям! Подумать только, так поступить!
Если б мы не были так глупы, то мы бы смотрели по сторонам. А так мы увидели эти корабли слишком поздно. Они вышли почти нос к носу к нам. Индеец еле успел направить лодку к берегу под прикрытие кустов, надеясь лишь на то, что на фоне темного берега нас не разглядят.
Я лихорадочно искала способ спасения, отчаянно ругая себя про себя и молясь всем индийским и китайским богам сразу. Надо же так попасться по собственной глупости! Никогда со мной такого не было!
Мы затаили даже дыхание, дрейфуя в сильном течении у берега... Борта с пушками проходили прямо над нами. Сейчас как жахнут картечью со всех пушек, так не то что костей, даже клочков не останется!
Когда мы проплыли мимо, а матрос над нами смотрел прямо на нас широко открытыми невидящими глазами, выйдя из освещенного трюма, я поняла, что с меня хватит. Китаец мгновенно тут же свернул в кстати попавшуюся протоку между островами, когда мы оказались между двумя кораблями, и все пятеро быстро на цыпочках, на цыпочках вытащили лодку наружу из воды, затащив в кусты. По счастью далекий бешеный треск выстрелов перекрыл треск веток под тяжестью лодки. Мы поспешно удалились от берега, причем я опиралась на китайца и кляла свое ранение, так не вовремя поразившее меня, и тут же залегли за павшим гнилым валявшимся деревом.
Мы насчитали двенадцать кораблей, поднимающихся вверх по течению.
Последний, двенадцатый, прошел в такой близости от нас, что я слышала каждый разговор на палубе.
- Они не уйдут, адмирал?
- Армия блокировала все дороги и пути. И десять тысяч солдат, вооруженные в дополнение к мушкетам пистолями и саблями, с тройным запасом пороха и пуль должны к этому времени окружить и штурмовать здание. Единственный путь – по реке, но шлюп мы не выпустим. Двенадцать кораблей справятся с этим дьяволом!
Почему же ты, такой храбрый, на последнем корабле? – ехидно подумала я.
- А мы не пропустим его?
- Его видели где-то здесь, а я знаю здесь все протоки... – неуверенно проговорил генерал. – Но если он и проскользнет, дьявол, в темноте мимо нас, то мимо поста на полуострове он черта с два пройдет без пароля, как мы только что прошли, – тихо усмехнулся он. – Сорок пушек и пятьдесят артиллеристов там, где река суживается – это чудесный сюрприз! Все просматривается, всего тридцать метров протоки в этом адском месте, никто не знает про пост – их всех на х...!
Я поежилась. Мы чуть только что не попали под кинжальный беспощадный огонь. Как я могла забыть про это место! Ведь каждую страну, где я бывала, я знала, как свои пять пальцев, специально исходив и исплавав ее всю вдоль и поперек до операции, чтоб уметь возможность удирать нормально. Не говоря о том, что все карты я не просто запоминала с первого раза, а была так натренирована, что воспринимала их как руководство к действию, реальное место, будто я там была уже неким образом – то есть удирая я автоматически уже поворачивала в нужном месте, просто ЗНАЯ, что там дальше, а не ПОМНЯ это... Как если б я действительно побывала там наяву, а не знала это по карте и побывала в воображении. Но, видимо, навык, если его долго не использовать, атрофируется, если не пользуешься постоянно. Эти несколько сладких месяцев в Англии, где тишь да гладь, сделали из меня идиотку. А не служанку, как хотел отец!
- А если они пройдут здесь, их ждут два неприятных сюрприза ниже, от которых они на своем корабле никак не увернутся! – злорадно сказал адмирал.
- Где, ваше превосходительство? – подхалимски спросила я голосом его собеседника. Подражание голосу любого человека – это вообще один из самых первых навыков, который ставят любому шпиону и японскому убийце. Не говоря уже о полном следовании всем привычкам, особенностям движения, речи, поведения – меня учили с одного взгляда и простого короткого наблюдения тут же входить в образ и тут же продолжать играть человека. А для этого нужна адская отточенная до безумия и специально тренированная наблюдательность, ибо нужно не просто знать, какие мелочи и особенности походки и движений замечать, но и уметь это делать почти бессознательно, просто поглядев на человека.
- В Хайгане на косе и через три километра на выступе Рога, там затоплен корабль и он напорется на него, если не знает прохода и руководствуется теми картами, которыми они плыли сюда, ты же сам топил и ставил пушки, льстец... – механически ответил адмирал, и тут до него дошло, что голос явно не оттуда.
- Что за черт? – ошеломленно спросил он.
- Кто это сказал? – выплюнул сбоку его растерянный собеседник. Но было поздно. Я кивнула телохранителям на воду, и они, привычно повинуясь приказу, уже беззвучно нырнули в воду, как всегда повинуясь моему плану битвы.
Адмирал хотел закричать.
Поздно. Мой нож уже вошел в грудь адмирала по рукоятку, легко брошенный на такое расстояние, а его собеседник завалился с ножом в шее, брошенным мной с другой руки. Сначала командование.
Отец, подхватив оставленный китайцем на берегу арбалет, бесшумно застрелил рулевого.
В четыре ружья тремя залпами мы сняли появившихся на палубе солдат, быстро меняя ружья. Я ждала, что каждую минуту на проплывшем мимо нас корабле рявкнут пушки, но там вдруг вспыхнула какая-то заваруха. Потом выскочили еще какие-то люди, и мы сняли еще десяток. А потом все стихло. Корабль, как летучий голландец, проплыл и не вернулся.
А потом с корабля послышался тихий характерный свист.
- Поехали на корабль, – весело скомандовала я своим. – Транспорт готов.
Только от того, что я была устала, я не сообразила, какая это глупая авантюра. Ведь одиннадцать кораблей ушли вперед и никуда не делись, но я тогда об этом не думала. Очень быстро на лодке я была возле корабля и хотела плыть вниз.
- В рубашке ты родилась, – сказал мне китаец, устало, вытянув меня за руки на палубу. – Такой корабль взяли, и ни одной потери. Так, царапины... Никто и не заподозрил, что мы уже на корабле, все сосредоточились на той палубе, мы просто втихую вырезали их...
- И выстреляли... – пряча трубку с ядовитыми иголками, заявил индеец. – Они вылезали по одному на палубу из люка, и тут же умирали... – он деловито достал курительную трубку, равнодушно махнув ею на кучу трупов. – Никогда такой удачи не видел, ты просто Бог войны, Лу... Откуда ты знала, что они не заподозрят присутствия чужого на палубе?
Я промолчала. Я обычно интуитивно выбирала лучшее решение и не думала. Не скажу даже, чем руководствовалась. Но, обычно оказывалось, что там была слабина врага. И, потом, это был адмиральский корабль, а они не привыкли вступать в бой, судя по этому адмиралу.
Мари к этому времени оббежала и осмотрела полностью заряженные пушки, которых был на этом корабле явно переизбыток. И облазила корабль, выяснив, где здесь находится арсенал и порох, пока я заставила переставить паруса индейца с китайцем и отца с мамой.
- Они так ни разу и не выстрелили! – презрительно сплюнула Мари с выражением высшего неуважения.
- Ну, так сейчас тебе придется это сделать! Все к пушкам! – выругалась я голосом адмирала, заметив, как из-за излучины спереди выплыл вернувшийся один из кораблей, почти налетев на нас борт к борту, почти вплотную. Я не успела уйти.
- В чем дело, адмирал?! – раздался оттуда спокойный голос, явно успокоенный “моим” узнаваемым адмиральским голосом. – В кого вы стреляли из мушкетов? Вы нашли шлюп?
В это время мы стали почти борт к борту и пушки нашего левого борта изрыгнули пламя. Это страшное зрелище, когда столько орудий бьют по кораблю практически в упор. Я даже заметила, как Мари с факелом пробежала по кораблю, зажигая пушки, у которых не было канониров.
Несчастный вражеский корабль, так неосмотрительно столкнувшийся с нами почти впритык, разнесло в клочья. Все живое было просто смыто с их палубы той частью пушек, что была заряжена картечью. Кораблик шатнулся в противоположную сторону от такого удара, а потом резко качнулся обратно и зачерпнул пробоинами воды. Мари в это время развернула носовую пушечку нашего корабля, заряженную картечью, и смела с их палубы вдоль нее все уцелевшее живое, выскочившее из трюмов. Они даже не успели выстрелить с этого борта, ибо корабль накренился и пушки смотрели уже в воду. Впрочем, и выстрел Мари был уже не нужен, ибо корабль, зачерпнув пробоинами воды, еще раз качнулся, как маятник, и перевернулся, чуть не задев нас мачтой. На счастье, она треснула и переломилась о наш борт, и он скрылся под водой еще до того, как из-за поворота выплыл следующий.
Я глухо выругалась.
Нас как раз развернуло к этому кораблю другим, заряженным бортом.
Мы выстрелили в упор, не дожидаясь, пока они сообразят, что к чему.
Но этот корабль не затонул, а вдруг словно засветился на мгновение изнутри светом, а потом взорвался, разлетевшись в клочья.
- Я попала в пороховой погреб, – неловко улыбаясь пересохшими потрескавшимися от жара пушек губами, сказала вслух Мари, с удивлением глядя на место, где кружились обломки досок. – Будь он чуть ближе, и мы взорвались бы тоже к черту...
- Немедленно покидаем корабль, у удачи есть предел, – скомандовала я, заметив, как из-за излучины показываются сразу два корабля. – Мы не успеем второй раз зарядить пушки, а сейчас мы еще можем уйти... Нам не нужны их смерти, это не задание...
- Ты недооценила, насколько я хороший бомбардир...- сказала Мари, наблюдая, как суетятся китаец, индеец и отец, заряжая пушки. – Я уже знаю, где у них пороховой погреб, ты же сама обратила внимание, что все корабли одинаковой конструкции. А они в темноте нас плохо видят... Не все, как ты, так не выносят грома! – ехидно поддела меня сестренка.
Она подошла к одной из пушек и долго целилась. А потом неожиданно быстро выстрелила. С расстояния, почти в два раза превышающего обычное расстояние прицельной стрельбы для таких пушек.
Вражеский корабль продолжал идти, как ни в чем не бывало, хотя его шарахнуло в сторону на идущий рядом корабль. Хоть я видела, что Мари попала. Очевидно, рулевой в испуге дернул руль, чтоб уйти из-за обстрела.
Я уже подумала, что ничего не будет, а Мари перебежала к другой пушке, когда первый корабль вдруг укутался пламенем и с чудовищным звуком взорвался. На месте, где он был, вспыхнул фонтан пламени.
К сожалению, идущий рядом корабль не взорвался тоже, но его охватило чудовищное пламя, и он вылетел на мель. Я видела, как люди пытаются погасить пожар – им было не до прицельной стрельбы. Он здорово освещал вокруг ночь, хоть и без того было хорошо видно, как выплыли сразу шесть кораблей.
Они шли так тесно, что было просто жуть.
- Уходим! – скомандовала я. – Прыгайте в воду, догоняйте пирогу, быстрей, пока они ослеплены и нас не видят! Ныряйте и выплывайте к берегу, пока они будут заняты нашим кораблем. Отец, если можно, подпали арсенал с запасом, чтоб взорвалось, когда они ворвутся на корабль. Вшестером нам его не удержать, это не наш шлюп, нужна команда им управлять!
Отец кивнул и скрылся внутри.
Мари не успокоилась, пока не выстреляла все заряженные пушки со своей исключительной точностью попадания.
В ответ нас накрыло бешеным огнем.
Мари повезло и вдали расцвело еще две вспышки еще до того, как она спрыгнула с теневой стороны в воду вслед за отцом.
Все остальные были уже давно в пути под водой.
Я нырнула одновременно с ними, убедившись, что все покинули корабль. И чудом осталась живой, проклиная Мари, ибо даже корпус корабля, стоявший между мной и вражескими кораблями, не спасал от бешено хлеставшей по палубе картечи. Страшно было подумать, что бы было с нами, останься мы на корабле хоть на мгновение дольше.
Хуже – с противоположной стороны тоже подходили корабли, и я только могла молиться, чтоб мама к этому времени уже успела скрыться в проливчике, где мы договорились встретиться, после того как покинем корабль. Ибо огонь горящих кораблей освещал все, а из-за леса вспыхнуло какое-то странное зарево, будто там рассвело.
Успела или не успела?!? Успели ли мои заметить опасность, приближающуюся с другой стороны, или попадут под картечь?
Я нырнула как можно глубже, ибо снаружи бушевал ад. Надо было отплыть в сторону как можно дальше. И выползти тайком на берег, ибо тут скоро будет слишком жарко.
Струи картечи хлестали по воде чудовищным дождем.
Даже под водой у меня стоял перед глазами последний выстрел Мари. Она задержала нас, но зато этот выстрел, результат которого она уже не видела, ибо кинулась в воду, попал в скопление кораблей, вышедших из-за косы. Вернее, он попал туда, куда Мари и целилась – в пороховой погреб, но только на корабле в скоплении других кораблей. Развернувшись бортами для стрельбы, они все подставили Мари уязвимое место.
И она всадила ядро с порохом аккурат в пороховой погреб корабля, шедшего почти корма к корме с тремя другими.
И все три скрылись в одной вспышке пламени, ибо взрыв в одном сдетонировал их троих.
Но зато и они долбанули по нам за мгновение до этого так, что останься она на палубе, как хотела, из нее было бы решето. Но три смертельных попадания из двадцати выстрелов совсем неплохо. Сердце мое болезненно сжалось – еще неизвестно, долетела ли она до воды целой, как я. Потому что залпы уцелевших кораблей накрыли к черту адмиральский корабль сразу после того, как я ушла под воду – даже с глубины я слышала, как он трясся и звенел от безумных ударов. Два прорвавшихся сквозь огненную завесу Мари корабля начали косить все на палубе к черту огненным дождем, сметая ураганом картечи все, что могло быть живым.
Я вынырнула как раз, когда раздался взрыв. Позднее я узнала от мамы, что это взорвался один из прорвавшихся к нам кораблей, в который Мари все-таки попала. Просто раскаленное ядро не сразу попало на открытый порох или долго там тлело. Бог его знает.
Удача в том, что у всех них пороховой погреб был расположен почти одинаково; впрочем, мы знали все известные конструкции кораблей, какие конструкции делают на какой верфи, и почти каждый корабль каждого военного флота индивидуально. На то и разведка. Не так то их и много было. Зато позволяло легко топить их.
Один адмиральский, один затонул, один взорвался в упор, один взорвался вдали, другой попал на мель из-за него и запылал, два она сильно повредила, три сгорели в одном взрыве уже после прыжка, один взорвался после уже рядом с оставленным кораблем, расстреливая его – неплохой итог – мрачно подумала я. В первый раз подумав, что Мари превзошла меня в чем-то настолько, что стала легендой.
Зато оставшийся один корабль из двенадцати, который только и выжил, если не считать горевший на мели второй и сам адмиральский корабль, сделал из бывшего своего корабля адмирала решето. Он даже не давал мертвецам на корабле пикнуть. Если б не подошедшие сзади пять других кораблей, зашедшие нам в тыл, которые я теперь четко видела из-под ветвей куста, скрывавшего меня в воде возле берега, то мы могли бы и победить прошедшую вперед эскадру. Я уверена, что Мари потом будет меня за это пилить.
Но дело в том, что мне надо было не просто победить, а именно сохранить своих людей и близких. Ничего плохого против этих глупых солдатиков я не имела. Победить, но потерять сестру или маму или отца после отставки, в мои намерения вовсе не входило.
- На абордаж берите его, на абордаж! Может, адмирал еще жив!!! – бешено орал кто-то.
Осторожно вынырнув еще раз, я увидела, как наш многострадальный адмиральский корабль взяли в клещи с двух сторон, сцепившись крюками, два корабля. И на палубу хлынула абордажная команда.
На самом деле еще и минуты не прошло, как мы покинули корабль – сообразила я.
Там раздался вой.
- Адмирал зверски убит! – кричал кто-то.
Раздались разъяренные обезумевшие крики. Они, очевидно, увидели убитых ножами людей с перерезанным горлом.
И тут совершенно неожиданно один из подошедших кораблей вдруг выплюнул снаряд в упор точно в пороховой погреб другого. Получивший такой подарок корабль взорвался к черту. Я лишь увидела, как за мгновение до этого с кормы выстрелившего корабля в воду отвесной ласточкой мгновенно упала хрупкая фигурка.
Но никто этого не видел. Еще двое кораблей загорелись от взрыва в этом скоплении. Озверевшие люди без слов лупанули в упор с двух сторон по кораблю-предателю всеми бортовыми пушками. Это зрелище не для слабонервных. Несчастный корабль превратился в пылающие лохмотья и скрылся в пламени.
Начался пожар на других кораблях.
Они развернулись и снова ударили в кричащих на кораблике-предателе людей другими бортами.
Они стояли параллельными курсами на реке.
Никто ничего не понимал.
И тут уже один из самых крайних кораблей, самый крайний и не участвовавший в битве, ибо ему мешали другие корабли, и до того поэтому стоявший осторонь, вдруг в упор ударил в пороховой погреб из двух пушек прямо в расстреливавшего свой корабль собрата. Тот разлетелся в клочья. А с этого крайнего корабля, кстати, очень большого, с двадцатью пушками только по одному борту, ударили еще раз, но уже навесом по еще одному кораблю. Тот не взорвался, как предыдущий, но вдруг запылал как свеча.
Они просто озверели и стали выть от злости. Началась озверелая артиллерийская дуэль между своими кораблями, которые расстреливали друг друга в упор и которую тщетно пытались остановить командиры.
И тут взорвался расстрелянный с двух сторон своими предыдущий корабль.
В панике они начали лупить друг друга, как попало.
И тут я с ужасом заметила, как кто-то засек в свете вспышек пушек голову уплывавшей прочь от крайнего корабля Мари. И сделал выводы. По Мари. Раздался дикий вой людей – они все поняли.
Они прекратили стрелять в друг друга и стали стрелять по ней. Правда, она тут же глубоко нырнула, но раздались дикие страшные крики – лови его, – и по месту, где Мари нырнула, стали шмагать картечью из пушек.
Сердце мое захолодело. Это был кошмар и конец.
Несомые течением корабли сбились в одну кучу вокруг дрейфовавшей до сих пор связки трех абордажных кораблей вокруг адмиральского, но они не обращали на это внимание и только стреляли все вместе в сторону, где они видели голову. Мари было не выжить столько времени без воздуха – застывшим сердцем поняла я.
И никакой надежды не было.
Я отчаянно взмолилась Богу. Я не могла видеть, как гибнет на моих глазах сестра; я плакала. Видеть, как точно так же, как другие, гибнет на глазах уже близкий человек, было невыносимо.
И тут рвануло так, что все исчезло... От чудовищного грохота я потеряла сознание... Это рванула связка кораблей, прикрученных абордажными крюками к заряженному отцом флагману, – поняла я в долю секунды, в крошечный миг, возликовав перед тем, как отключиться, – ведь прошло не больше трех минут с тех пор, как мы покинули корабль. Ведь я приказала отцу его взорвать с оттяжкой. Наверное, отец что-то намудрил, и бочка взорвалась позже, но это был ВЗРЫВ! Такой взрыв порохового погреба! Который потянул по детонации за собой все остальные корабли, сбившиеся вплотную вокруг него...
И все исчезло в чудовищной вспышке пламени...