Пришла в себя я, увидев над собой усталое, но счастливое лицо мамы и Мари.
- Очнулась? Ну слава Богу! – устало, но счастливо сказала мама. – А то я уже за тебя так боялась!
- Ты что это надумала в пропасть кидаться? – строго спросила меня Мари.
Я молча отвернула лицо.
Мама просто зарылась и закуталась в мои волосы, ничего не говоря и просто прильнув ко мне.
- Боже, какая ты у меня дурашка... И я тоже, растяпа! Не сообразила, что ты сейчас больна, хоть Мари говорила...
Я молча лежала, наслаждаясь близостью мамы, своей обидой и своим недалеким счастьем...
- Мы дома? – наконец тихо спросила я.
- Нет, еще в замке... Ты провалялась не более четырех часов, тебя вытянули китайцы с королевским доктором на пару. Благодари их... Наверху все еще танцуют... Вернее даже растанцевались только...
- Весело... Меня нет... – чуть не со всхлипом тоскливо вздохнула я. – А я не танцую!!!
От того, что мой первый бал провалился, было тоскливо, что не скажи... Попробуй лежать больная, когда другие над тобой веселятся, может с твоими любимыми, тогда узнаешь, что это такое... Какая это тоска, когда ты больна, а люди идут на праздник... Весело одной!
- Мой первый бал... – попробовала я через силу улыбнуться. – Мой первый бал! А я так мечтала потанцевать на нем! – все же жалостливо вырвалось у меня.
- Дурашка, – зарывшись в мои волосы и не выпуская меня, сказала мама. – Сколько у тебя, первой красавицы Англии, их еще будет! Надоесть успеют до невозможности, – невнятно сказала она, тряхнув головой, с шумом вдыхая мой запах, передавая свой опыт.
Надо мной с шумом танцевали...
- А я так и не потанцевала! – вздохнула я.
- И это после трех танцев с королем, – лукаво сказала мама. – Большинство дебютанток просто подпирают стены, и даже мечтать о таком удовольствии не смеют...
- Какое удовольствие танцевать с королем? – возмутилась я. – Удовольствие в том, чтоб все узнали об этом, а не сам танец! А так все будут думать, что он танцевал с ряженой собственной... Вот потанцевать с Воорготом... – я прикусила язык.
- Ага! – закричала Мари, будто атакующий индеец. – Я же говорила, что она больше расстроена оттого, что с ним не потанцевала! – очевидно, ее терпению и наблюдениям над нами и за нашими с мамой нежностями пришел конец, и ей самой захотелось, потому что она, как бывало в детстве, с криком весело навалилась на нас с мамой сверху, устраивая кучу малу и пытаясь растрепать прически обоим.
Несколько минут ничего не было слышно – мы только хохотали и боролись.
Наконец, они навалились на меня обе.
- Мари, так нечестно, ты напала на нас с мамой! – завопила я. – А теперь борешься вместе с ней!
- Честно! Против вас с мамой я проигрываю! – повалила меня на диван Мари.
Наконец, наигравшись, я высвободилась, и стала ворчливо подправлять прическу и волосы.
- Ну и ну...
В это время дверь отворилась, и вошел маленький такой старичок в беленьком халатике. Вошел без стука, видимо привлеченный нашим шумом.
- Это что, местный сумасшедший?! – холодно спросила я.
- Нет, это местный доктор, – довольно ответил он, внимательно меня разглядывая. – Как самочувствие, больная? – церемонно спросил он, делая книксен вместо поклона.
- Если вы еще раз назовете меня этим паршивым оскорблением, то точно станете больным, – пригрозила я.
- Ну... она вроде дышит, – сделал вывод он.
Я сидела и нагло заправляла одежду.
- Куда это вы собираетесь, леди? – подозрительно спросил он.
- На бал, – держа расческу в зубах и поправляя жемчуг на косе, невозмутимо ответила я, – неужели я буду тут сидеть, когда все танцуют...
- Вообще-то вам полагается спать и лежать... – осторожно заметил доктор.
- Если она встала, это навсегда, – сказала мама. – Вообще-то лежать и плакать, когда кто-то танцует, не в ее духе...
- Они как раз там развеселились! – не выдержал доктор.
- Как раз время идти, вы не находите, раньше ведь там было скууучно, – заметила я.
- Может вас связать? – вежливо спросил доктор. – Будете лежать, как нормальная больная... – И предложил. – Я вызову санитаров? У меня как раз есть одна рубашка.
- Лу, может действительно... – тихо спросила мама, – тебе лучше полежать...
- ...связанной! – закончили мы обе с Мари удивительно одновременно.
Мама хихикнула.
- Нет, я вовсе не то имела в виду... Но может лучше будет просто полежать, ты же знаешь, тебе было плохо?
- Ну уж нет! – лихорадочно заправляя косы нервно ответила я. – Представь, какое у меня будет состояние, когда все танцуют, а я в одиночестве тут лежу... – я даже поежилась от страха. – Мама, не уходи от меня!
- Вы знаете, – торопливо сказал доктор, – впервые такую пациентку нахальную вижу... в моей практикеее... бесстыднуууююю, – он зачастил.
- Может ему что-то дать? От нервов? – предложила я.
- Бессовестную, хамскую, хулиганскую, бесцеремонную...
- Валерианки?
- Наглую...
- Дать полежать?
Доктор замолк. Ему не хватало слов. Вместо них он хватал воздух.
- Вообще то я согласен... – с силой выдохнул он.
Мама и Мари удивленно уступили ему кровать, поняв, что он согласился лечь...
- ...с принцем, сказавшим, поймать ее и бить! – непримиримо продолжил тот.
Я хихикнула.
- Каким?!?
Он задергался.
- Вообще-то я согласна с тобой, Лу... – медленно проговорила мама. – Доктор, а нельзя ли ей танцевать? Ведь лежать тут, когда другие танцуют, это куда большее потрясение для психики, чем танцевать...
- Но она вообще должна быть слабой... – возразил доктор. – Не в силах подняться, слово сказать, ходить, даже говорить ей должно быть трудно... Особенно после такой раны... Взрослый мужик месяц провалялся бы...
- Лу прирожденный боец, – тихо сказала мама. – Вы, наверно, слышали о нашей семье... Она тысячи раз в жизни должна была подыматься раненной и идти в бой, иначе все ее бойцы бы погибли...
- Гм... – сказал доктор. – Но, вы знаете, ее болезнь, как у обычных девушек, в основном нервная и...
- Именно об этом я и говорю... Если бы была только ножевая рана, я б вообще не обратила на это внимания и позволила бы девочкам делать все, что они хотят. У Лу прирожденное чувство целесообразности, и если б она почувствовала перерасход сил, или чрезмерную затрату энергии, или же критическое для себя состояние, могущее обернуться осложнениями, она бы просто как зверь отставила все и завалилась спать. Внутри это чудовищно рассудительный и умный старый взрослый полководец, делающий самое необходимое и не знающий сентиментальности, слабости, детскости и легкомыслия, несмотря на ее весь игривый детский вид. Она как животное, хоть может жертвовать собой за любимых и дело без остатка, и без малейшей жалости к себе, но в обычных делах не допускает себе вреда от легкомыслия – устанет, без всяких глупостей пойдет и спит. Тут она даже чересчур целесообразна... И этим многих обижала...
- Гм... По-моему это просто вредная девчонка, вы заблуждаетесь, – проворчал тот. – У всех бывают периоды, когда мы превращаемся в несносных детей, влюбляемся, теряем рассудок, делаем глупости... Она еще будет танцевать при луне до умопомрачения... И вся ее мудрость забудет про целесообразность, когда она влюбится, и будет вся без остатка делать глупости... Еще и направит всю свою мудрость, чтоб сделать больше гадостей, неприятностей и приставаний любимому... – он осудительно почесал лысину. Мол, все эти юные штучки давно в прошлом. А сейчас он серьезный и не разменивается на такие глупости. Я тоже почесала лысину, механически переобезьянив его.
- Лу! – строго сказала мама. Заметив, что Мари подозрительно оживилась.
- Но я согласен, – сказал доктор с долей растерянности... – Лежать и слушать для молодой девочки это пытка... И гораздо худшее воздействие на неокрепший и впадающий в крайности ум, чем веселиться... – он еще раз почесал лысину, но мама вовремя удержала мою руку. Доктор печально вздохнул. – Я даже не знаю... Может разрешить вам пойти на бал? Но ей никаких потрясений, нервных ударов, сильных переживаний... Можно лишь очень слабенькое веселье...
- Ты слышала, Лу? – строго сказала мама. – Оставь ее здесь, она все равно удерет в таком состоянии... Или будет тосковать, а это хуже... И королева хочет, чтоб я ее сопровождала, – она вздохнула, – а надо было бы побыть возле Лу.
- Очень слабенькое веселье, – подтвердила я, что ее слышала. – Я думаю, что это опасно, но сделать нечего...
- Но я предупреждаю, – сказал врач. – Никаких волнений! Слабенькое состояние развлечений, осторожное и невинное, пару танцев со стариками, но никаких потрясений и сильных переживаний... Иначе еще одного приступа она может просто не перенести, хоть ваш китаец сделал чудеса...
Мама нахмурилась, но я уже была возле Мари, подставляя лицо, чтоб она меня накрасила, чересчур довольная доктором и обернувшейся ситуацией...
- Конечно, ситуация безвыходная, – размышляла вслух я. – Оставь меня, так я еще и удеру... А если лежать – умру от горя... Лучше дать ей танцевать и не соваться под ногами с дурацкими советами...
Вообще голова туманилась, было весело и ни о чем не хотелось думать... Все было как Азовское море – вот так – по это колено... Если б мама знала, черта с два она бы меня выпустила...
Мари, весело насвистывая, делала меня фарфоровой куколкой. Я тоже весело насвистывала, предвкушая праздник. Мари тоже надела кимоно и оделись копией друг друга, как сестры.
Мама порывалась что-то сказать, но потом махнула рукой.
- Никуда не отходи от Лу, – сказала она Мари.
Я кивнула.
– Никуда не отходи от Мари, – сказала она мне.
Я тоже кивнула.
Мама начала сердится.
- Господи, Лу, ты минуту можешь не паясничать?!
Я опять кивнула.
Мама почему-то рассердилась, но, взглянув на меня и поняв, что мне нельзя переживаний, успокоилась.
- Если кто получит инфаркт за этот вечер, это будешь не ты, – печально сказала она.
Мы обе кивнули с Мари. Занятые своим делом и высолопив языки.
- И в кого вы обе такие уродились? – сама себя спросила мама.
Обе пожали плечами.
- Это ты нас спрашиваешь?!
Мама опять почему-то начала сердиться.
- Это, что девочки? – подозрительно спросил доктор, странно разглядывая нас. – По-моему, это стервы... – он сказал какое-то ругательство.
- Смотри Мари, какой-то белый столбик, – трудолюбиво сказала я Мари, не прекращая закалывать ее косу и напевая.
- Это стойка под одежду, – сказала Мари, на мгновение оторвавшись.
- А какая забавная!
- Ее сделали в виде суслика... – обстоятельно пояснила Мари.
- В халатике!
Я присвистнула.
- А уши как у зайца!
- Ошибка природы... – с сомнением протянула Мари. – А может это и не суслик, а бегемотик?
Доктор стал краснеть.
- Интересно, как они сделали, что она меняет цвет? – спросила я, с интересом в упор разглядывая его.
- Немедленно прекратите!!! – рявкнула мама. А потом обернулась к доктору. – А вы тоже! Ну кто вас просил их ругать?!
Доктор потряс головой.
- Я начинаю думать, что легенды, ходящие о ваших дочерях, это явное преуменьшение... – с дрожью сказал он. – Они действительно чудовища... – догадался он, в ужасе раскрыв рот. Голос его оборвался.
- И вовсе даже не милые чудовища, – легкомысленно брякнула я.
- И вовсе даже не милые... – отступил на шаг доктор. – Это чья-то ошибка...
- Хи-хи, – я попряла ушками, подвигав ими.
- Никто и подумать не мог назвать вас милыми... – затравлено оправдывался доктор. – Трагическая ошибка... Заживо съеденных...
- Как мы его будем есть? – поинтересовалась Мари у меня. – В соусе или без?
- Желательно свеженькиииим!
Доктор потихонечку отступал к двери.
- Доктор! – шокировано воскликнула мама.
- Вы куда? – быстро дополнила ее я. – Мы еще не пообедаалии...
- А вы уже уходитеее, – проблеяла Мари.
- Доктор, они же шуутяяят, – ласково проговорила мама, медленно приближаясь к нему, как к больному ребенку.
- Нет!!! – тот ринулся прямо в закрытую дверь... Он понял, что она хотела задержать его!
Он пару раз с ходу ударился головой в дверь, даже не попытавшись открыть ручку. В ужасе панически бьясь в нее головой как баран при приближении нашей мамы, желавшей с ласковым выражением лица его успокоить. Он понял, что его обманывают и сейчас будут есть! И эта тетка обманщица и пособница чудовищ! И совсем обезумел! Она его заманивала!!!!
- Мама, ты что, не понимаешь, он же шутит! – со смехом сказала я.
Бедный доктор упал в обморок.
- Надо дать ему валерьянки...
- Ему нельзя волноваться, – добавила Мари. – Второго раза он не переживет...
Доктор блеял что-то по козлиному и отшатывался от нас. Наверно думал, что он козленок...
- Я иногда действительно думаю, не чудовища ли вы! – в сердцах, укутывая старика в одеяло, сказала мама. Так довести старого человека!
Когда мы уходили, из одеяла торчали только большие растерянные глаза и уши... Мама поила его с ложечки и ласково уговаривала поесть еще, хотя Мари уверяла его, что это не остатки человечины...
- Слава Богу, он не сошел с ума, – вздохнула Мари, закрыв дверь. – Он даже улыбался детской хорошей улыбкой, когда я уходила...
- Мама же сказала, что мужчины дебилы и тем отличаются от женщин, – знающе объяснила я. – Я только не понимаю, почему от этого от них рождаются дети...
- Может потому, что дети тоже сначала дебильные, – предположила Мари.
Шедшего на нас придворного шатнуло на стенку.
- Может, он принял нас за сумасшедших, – тихо прошептала я Мари. – Ну, так он ошибся...
Обе хихикнули.
- Я даже не знаю что хуже, – вздохнула Мари, – ты или я...
Я только заблеяла.
В общем, начались танцы...