Все успокаивали меня.
- Да, да, чего мы накинулись на девочку, совсем свихнулись, какая там корысть... – присоединился к общему хору покаяния Логан. – Это я со своими чудовищными четырьмя миллионами фунтов по сравнению с ней жалкий нищий, а для нее этих пятнадцать миллионов фунтов приданного это карманные деньги, плюнуть и растереть, она на платья только на один раз потратила полтора миллиона...
- Вы что, сдурели, какие пятнадцать миллионов приданого?! – взревел Вооргот, так и не дошедший до этих цифр в контракте. – Да меня же даже последняя собака будет считать охотником за приданным, хоть пожертвуй я за свою жену жизнью, даже собственные дети будут презирать и ни за что не поверят в мою любовь, не говоря о жене!!!
Он, забыв про мою болезнь, схватил бумаги, которые он не дочитал до этих денег и в ярости уставился на дурацкую цифру.
- Я же сам давал за ней вам, как за бесприданницей, пятьдесят тысяч фунтов! – застонал он.
- Да, это естъ очень занимательный пунькть, – коверкая слова, занимательно с интересом сказал адвокат немец, – и мы много недоумеваль над нимь и смеялься, пока не поняль, что это быль мужской символь гордости, такой знакъ в сторону жени, что ты ее любишь и показываешь мужской гордость и достоинство, а не продаешься за деньги... – торжественно проговорил он.
- Не надо нам ваших денег! – в ярости сказал папá Вооргот. – Я сам могу обеспечить жену!
- Успокойтесь Вооргот, – успокоила его мама, – ведь вы их и не получаете даже в случае смерти Лу и не сможете снять без ее разрешения ни пенни... – ласково проговорила она. – И об этой сумме приданного никто не знал, не знает и не узнает, если вы не расскажете, ведь мы не совсем же дураки, чтобы отдать вторую дочь в руки охотников за приданым, Лу всегда была бесприданницей и сиротой, мы назначили приданое лишь после вашей помолвки с ней, и в глазах мира вы герой! – успокаивающе сказала она.
- Я могу ее содержать! – упрямо сказал Вооргот.
- Она не содержанка, мальчик... – ласково сказал папá, но таким тоном, от которого холодели тигры в Африке. – И платья ее фантастические за миллион фунтов вы будете оплачивать из собственного поместья в цену двести тысяч фунтов или она вынуждена будет забыть про свое мастерство? – ехидно спросил он ласково. – Я не могу позволить, чтоб моя дочка и внуки жили в нищете и не могли себе позволить купить понравившийся остров в Тихом океане! – строго сказал граф, посерьезнев. – И она будет жить и работать широко на полную катушку во всем мире, как привыкла, ворочая глобальные дела, а не сидя куклой-содержанкой в жалком поместье!
Вооргот, упрямо сжав зубы, смотрел на контракт.
- Вооргот, не будьте таким идиотом, отвергающим то, за чем другие охотятся, ведь вы сами богатый человек (подольстил он, ибо даже наш адвокат получал больше за то, что держал свои зубы тюрьмой для языка)... Подумайте не только о себе и своей гордости, но и о любимой и ее чувствах и нуждах, о том, что она еще дитя и нуждается в куклах, игрушках и т.д. И о наших с мамой чувствах, ведь она все состояние и поместья держала в памяти. И дочери ничего не стоит чего-то забыть размером в миллиард, если она и ее дети будут голодать, не видя целые дни изюму, бананов, шербета и шоколадных замков с индийским кремом... И если вы будете сопротивляться как идиот, я просто рву эти бумаги и вы отправляетесь прямиком на эшафот, а Лу королева обещала подыскать французского дофина, который, кстати, за Лу здорово ухлестывал, когда она выполняла одно задание во Франции, и который оторвав руки женится на ней...
- Нет, папа, ты не можешь это сделать! – сдавлено закричала я от страха.
- Если будет глупить, то сделаю... Он даже не понимает, что каждую минуту он подвергает нас всех с Лу во главе в первую очередь опасности тоже от бешеной толпы и убийц в ней... – хладнокровно сказал папá. – Зачем мне зять дебил!? – он пожал плечами. Отец вдруг достал какой-то пузырек из кармана. – Я вот тебе снотворное достал. Тебе надо отдохнуууть... – ласково проговорил он мне. – Поспишь, и все развеется как туман, все будет хорошо, мы найдем тебе человека, который поймет тебя...
Вооргот вдруг резко выхватил у него пузырек.
- Почему это я не понимаю Лу?! – вызывающе спросил он, быстро подписывая бумаги.
Я облегченно вздохнула.
- Потому что в Англии еще пещерное мышление и муж полностью распоряжается женой и ее имуществом как хозяин. И женщина даже не имеет право самой распорядиться своим приданным или деньгами, ибо ей по закону не позволят ни вложить, ни распорядиться ими, – сказала безжалостно мама, – и сколько мерзавцев превратили жизнь любимых в вашей прелестной Англии в ад, еще и ограбив и унизив их... А Лу выросла как свободная личность в полном уважении, равенстве и достоинстве, сложилась, как мощная индивидуальность... И если вы не понимаете, что родители не могут отдать ее в руки мужа без перестраховки и защиты, десять раз не перепроверив, то значит вы дурак! – уверенно сделала вывод она. – Когда к тому же кто-то допустил уже ошибку в контракте, по которой она бы лишилась приданого!
- Я не дурак, а муж Лу! – обиделся, нахохлившись Вооргот.
- Как будто это не может быть одновременно! – фыркнула мама. – Простите, дорогой, но у вас мышц больше, чем мозгов, вы это никак не скроете... – сказала она, с восхищением разглядывая его ладное тело, пока отец ее не дернул. – Иначе бы поняли, что после той ошибки тут все прямо озверели кроме Лу. И подозревали вас в чем угодно, в том числе и намеренном соблазнении юной дурочки Лу, пока не поняли, что отец сам диктовал завещание в случайно выбранной нашей конторе, и вы не могли бы подкупить адвоката... И вы не могли знать о размере приданого... Признаюсь, в первое мгновение тогда у меня был соблазн отправить вас на виселицу тут же...
Старый адвокат при этих словах про описку и смысл схватился за бумагу.
- Клянусь, я убью этого молодого переписчика-адвоката... – ахнул он, увидев эту ошибку, поняв ее смысл и потому побелев, как полотно, кусая губы. – Он, наверное, хотел получить потом деньги с мужа за свою находчивость, – прошипел он про себя зло, – когда тот будет отсуживать капитал у своей жены... Но он у меня получит пулю! Сволочь, сволочь, проклятая сволочь, как он меня подставил!!! – чуть не плакал немец. Старик глотал воздух.
- Не волнуйтесь дядя Зигфрид, мы вас знаем давно... – ласково коснулась я его рукой. – И никогда ни в чем не подозреваем. Вы человек кристальной чести и честности... И потом, вы от наших сделок стали миллионером, вам то рисковать, да еще и зная нас, вообще было невозможно...
Тот был в ужасе и ужасном, чудовищном расстройстве. И держался за сердце. И отцу пришлось дать ему валерианы, ибо потрясение и неприятное состояние старика было слишком сильно – подумать только, на праздник свадьбы, а он меня любил как дочь, получить такой сюрприз для любимого человека, еще и от твоего имени... У старика действительно никого не было, кроме той, что заменила ему дочь. Когда у него умерла дочь, он чуть не свихнулся и перенес всю любовь на меня, совсем маленькую тогда, и уже работавшую с ним. Он гордился моими успехами. И он действительно любил меня, я в таких делах не ошибаюсь. И я даже тайком знала, что я тоже вхожу в число его наследников, ибо он считал меня сиротой и отмякал душой в моем обществе, а однажды, проверяя его офис на надежность, я читала его тщательно запечатанное завещание в неоткрываемом чудовищно защищенном сейфе...
Вооргот, наконец, понял, в чем его обвиняли, и лицо у него вытянулось.
- Лу, клянусь, я в этом не виноват!!! – он в ярости хотел разорвать проклятую бумагу.
- Успокойся, я знаю... – тихо шепнула ему на ухо я. И сама же засмеялась, ибо его губы защекотали меня. – Я не выпустила тебя из поля зрения ни на мгновения, ни звуком, ни губами, ни запиской ты передать не мог, ибо те люди, которые видели тебя, когда я тебя не видела, не покинули поле зрения, пока отец не приехал, это у меня автоматическое... И потом, я чувствую людей, и отец часто отправляет меня в министерства и на заводы, ибо обычно мне нужно всего лишь их понаблюдать, чтобы вычленить шпиона и тут же его... – тут я спохватилась, что это же человек чуткий и трогательный, и плохо переносит чужую гибель... – пожурить за то, что он плохо себя ведет... – прикусив язык и ласково улыбнувшись, продолжила я, увидев там вдруг интересное.
- Я не идиот! – обиженно ответил Вооргот.
– У Лу бы хватило ума выбрать по юности самого красивого идиота с такими мышцами, но совершенно без мозгов... – с ехидцей сама себе осуждающе пробормотала под нос Мари.
- Вооргот не идиот! – возмущенно воскликнула я, повторив дословно слова мужа. – У него есть ум! – вызывающе сказала я Мари сквозь зубы. – Просто его трудно разглядеть...
Все дернулись.
- Я имею в виду за мышцами... – спохватилась я.
Все опять дернулись. На этот раз хихиканье было громче.
- Его ум так тонок и высок, – совершенно взбесилась я, привстав на его руках и чуть не крича, – что его даже невозможно заметить... для таких глупых как вы!!!
Все опять подпрыгнули.
- Его юмор так тонок и уникален, – яростно провозглашала, озверев за мужа, я, – что вы даже не можете осознать, а ведь его слова так смешны!
На этот раз дернулся Вооргот и чуть не выронил меня из рук.
- Так, кончай за меня защищать меня, я и сам могу за себя постоять! – сказал он мне, смеясь. – А то выроню тебя из рук! – пригрозил он.
Я успокоилась.
- Они не понимают, какой ты красивый! – обиженно сказала я максималистски.
- Если б красота всегда была равна уму... – мерзко хихикнула Мари.
И вот тут уж мерзко хихикнула я, соответствующе поглядев на Мари.
- Какая красавица! – поцокала я языком.
Мари прикусила язык.
- Получила! – мягко шлепнула Мари мама по заднице, добродушно смеясь. – Говорю тебе, не лезь к Лу, когда она так восторженна, женщина за молодого красивого мужа горло перегрызет родной свекрови.
- К сожалению, как раз это и нереально, – хихикнула я. – Я всегда буду путать свекровь с тещей...
Мари хихикнула.
- У человека целых две тещи, а он этого не знает... – хихикнула снова Мари.
Вооргот как-то не среагировал. Похоже, он вообще не слышал.
- Ты очень счастлива, Лу... – шепнул он с любовью, обнимая меня. – У тебя целых две любящих свекрови, и я хочу тебя быстрей с ними познакомить... Вот, представляю, как они обрадуются...
Я с тоской уныло вздохнула.
- Чего ты вздыхаешь?
- Я тоже представляю, как они обрадуются...
Мари хихикнула вместе с невоспитанным Логаном.
- Нет, нет! – вскричал Вооргот. – Я даже представляю, какими ласковыми словами она будет с тобой разговаривать!
Я наморщила лоб и несколько минут тщетно растеряно терла себе лоб.
- Что с тобой, ты опять не заболела? – встревожено заглянул в мои глаза Вооргот.
- Нет, я вспоминаю, какими словами – типа бродяга, скотина, прислуга, – она меня уже называла... – я жалобно пискнула. – Надеюсь, остальные будут не слишком матюки? – жалостно спросила я.
- Она тогда тебя хорошо не узнала! – шокировано воскликнул Вооргот.
Тут уж хихикнули все.
- Уверяю тебя, ты еще не знаешь, что будет, когда она узнает... – ласково сказал он.
Тут уж все начали ржать, как лошади, уже не сдерживаясь.
Вооргот насуплено отвернулся.
Увидев его, какая-то дама внизу захлопала в ладоши и завопила:
- Какой очаровашка, кто это, красивая девочка? – не отрывая глаз от Вооргота, сладко обратилась она ко мне, когда он грубо отвернулся.
- Мой муж! – гордо ответила я.
- Так он еще и мерзавец! – воскликнула дама.
- И девочка какая уродливая! – сказала ее соседка.
Я сцепила зубы и отчего-то обиделась.
- Ну, скоро ли там вешать будут этого маньяка!? – нетерпеливо постучала дама по эшафоту... – А то мы уже пришли, теперь можно и начинать, даром что ли такие деньги заплатили за место.
Я широко открыла рот.
- Молодой человек, давайте, давайте... – нетерпеливо дернула дама Вооргота. – Скажите палачу, чтоб там поспешили с вами, быстрей... Я опаздываю на званый ужин... И, пожалуйста, мучайтесь подольше... – смущенно попросила она.
- Она имеет в виду: быстрей начинаем, но мучаемся долго до своей смерти, где-то полчаса... – скомандовала командирским менторским голосом ее экономка, разложив все как прислуге. Видя, что человек не понимает... – Живо, живо, суетитесь!
- Хм! – вызывающе сказала я, в упор разглядывая ее и засунув от удивление палец в рот. – Это нормальная английская леди? И после этого меня кто-то называет чудовищем?
Толпа, услышав женщин, заволновалась. Они подумали, что их лишают зрелищ. Оказывается, здесь должны вешать!
Послышались снова разжигающие выкрики и явные провокации.
Китайцы, мрачно переглянувшись, вдруг исчезли в толпе.
Вооргот, чтоб занять толпу, вдруг взял у палача топоры и стал ими жонглировать.
- Дядя, а после того, как тебя разрубят, ты опять станешь целеньким, как в цирке? – смущенно поинтересовался выдвинувшийся вперед малыш.
Тут же послышались голоса детей.
– Можно я тебя пилить буду? – наперебой пропищали они. – Я первый!
Я потрясенно молчала, а на Вооргота вообще нужно было смотреть в цирке.
Толпа начала выражать впечатление.
- А сейчас я покажу вам фокус! – громко крикнула я. – Прошу добровольцев! Мы отрубим им головы, а потом сделаем так, что они будут выглядеть как целенькие! – радостно сказала я громко. – Прошу, прошу, не бойтесь... Вон вы, вы...
Почему-то добровольцы, так сказать, пытались исчезнуть как дым.
- Не волнуйтесь, поймайте мне любого из них, кто поближе... – попросила я незаметно вернувшихся китайцев, ухода которых никто и не заметил.
- Сейчас будет лучший фокус! – я весело хлопнула в ладоши.
Толпа вдруг поспешно отхлынула.
Напрасно я это сделала.
Отхлынувшая волна людей обнажила вдруг около шестидесяти трупов людей, будто отхлынувшая волна, оставившая рыбу и мертвых крабов на песке.
Вздох ужаса пронесся над площадью.
А я уставилась на это.
- Ничего себе фокусник, мать твою та-та-та... – шокировано сказал офицер на всю площадь, в ужасе глядя на меня.
Я в потрясении замерла, увидев открывшееся зрелище трупов на счет три.
- Перебор получился... – через силу выдавила я.
Люди медленно пятились.
- Но вы не волнуйтесь... – с фальшивой веселостью проговорила я. – Следующий раз все получится правильно... Дайте мне любого мальчишку, я сама отрежу ему голову и, клянусь, он оживет, он оживет, я, клянусь, в цирке была и все там хорошо запомнила, как там делали...
Мальчишки исчезли еще быстрей, чем я договорила.
- Ну, если вы боитесь, что я буду резать тупым ножом, и он будет мучаться, то я попрошу палача... – оскорблено сказала я.
Люди исчезали как в сказке – еще секунду был тут, а потом раз – и нету...
- Ну, хотя бы девушку дайте... О, я поняла, почему не получилось! – вдруг радостно и облегченно воскликнула я. – В цирке ведь девушку резали! Дайте мне вот этих тетенек, лучше двух, про запас, если первый раз не получится...
Тетеньки медленно отодвигались назад, все время оказываясь вдруг в окружении пустоты, хоть до этого это была густая непроходимая толпа.
- Вы не волнуйтесь! – закричала растерянно я. – Тут есть гильотина, мы сделаем аккуратно, вы даже ничего не почувствуете!!!
Дамы вдруг вспомнили, что у них вечеринка и дернули, визжа как свиньи, так, что только туфельки замелькали.
- Держите их!!! – растеряно заорала я. – А то фокус не получится, мне придется показывать на мужчине...
Дамы драпали так, что цокот стоял.
- Женщины, обещаю вас потом сшить! – жалобно выкрикивала я, пытаясь мольбой смягчить их жестокое сердце.
Я была обижена и расстроена до невозможности и топала ногами.
- Фокус хочу! – кричала я. Вооргот пытался меня успокоить, но я вырывалась, как трехлетний ребенок в истерике, царапалась и кричала: – Хочу фокус! Фокус дай! Фокус! Несите сюда хоть кого-то!!!
Толпа уже рассредоточилась по самому краю площади, стараясь держаться от меня как можно дальше, как от бешеной собаки на поводу, и чтоб не подойти близко, лишь осторожно с опаской наблюдая за мной издалека, чтоб я не кинулась и чтоб не привлечь мое внимание, пока они тихо на цыпочках не отступят прочь с глаз. Люди нервно щулились, пытаясь отодвинуться подальше и жалобно вжаться в стенки в сотнях метров, кто не успел удрать из-за стен.
Никто не знал, как со мной поступить.
И вдруг мой взгляд упал на герольда. Который читал этот самый список преступлений. Мое лицо тут же успокоилось и разгладилось и просветлело, зато лицо герольда, уловившего это, вытянулось, сморщилось и почернело.
- Герольд! – хлопнула в ладоши я. – Он похож на девушку!!! – я радостно захлопала в ладоши, схватив в руку громадный нож. – Сейчас мы тебя разрежем, положим в коробочку... – потирая руки приговаривала я. – Разрежем... А потом я произнесу то, что говорил дядя в цирке... – счастливо говорила я, сияя, и приближаясь к нему, широко размахивая ножом.
Человек медленно пятился. Лицо у него было искажено.
- Не волнуйся, дядя, это недолго! – солнечно сказала я, и подпрыгнула. – Вот увидишь, у меня получится! Это быстро, я в цирке видела!!
Бросая затравленные взгляды в разные стороны, человек отступал, истерически дергая головой по сторонам и тщетно ища спасения.
- Дяденька, дяденька, тебе вот сюда! – заявила я, видя, что он пятится не совсем к гильотине. – Ложись, ложись... – успокоено сказала я, видя, что он как раз рухнул, оступившись, рядом. – Правильно, только левее...
Тот затрясся на ватных ногах.
- Ну, помогите же ему... – нетерпеливо попросила я. – Видите же, что он в первый раз и все промахивается... Левее, левее, неумеха! – рассерженно сказала я.
Палач отправился помочь человеку.
Но тот отчего-то не захотел принять идущую от всего сердца помощь доброго человека, а вдруг, резко вывернулся и юркнул под стол, а потом на четвереньках побежал под выступами, уворачиваясь от заботливых рук.
- Стой, стой, ловите его! – заорала в ярости я. – Мальчик, ты куда, я хорошая!
Но мальчик извивался как змея, выскальзывая из рук, пока вдруг не перевалился через бортик, как угорь, плюхнувшийся в воду, и не рванул прочь от эшафота прямо на четвереньках. Быстро-быстро перебирая руками, и, очевидно, боясь подняться, чтоб его не увидели...
Он так пробежал метров пятьсот площади, пока на него все шокировано смотрели.
- Вернись! – отчаянно кричала я с надрывом в страшной жалобе, так жалобно и тоскливо, будто расставалась с родной мамой, бьясь в руках Вооргота и пытаясь вырваться. – Я тебе денюжку дам, мальчик, в накладе не останешься!!!
Я плакала.
Но человек бежал на четвереньках быстрей лошади, и солдаты, засунув от удивления пальцы в рот, удивленно смотрели ему в след.
Воорготу с трудом удалось меня успокоить, и то лишь оттого, что я увидела генерала.
- Генерала не дам! – жестко сказал Вооргот.
Генерал побледнел.
- Хватит тебе фокусов! – сурово сказал Вооргот. Я напряглась.
– Хочешь, я тебе сам фокус покажу? – успокоил Вооргот.
Тут уж побледнели все.
В общем, все утихомирилось. Тихо, как в раю. Все молчат, не дышат. Никого не слышно. Никто не выпендривается со своими идеями. Привлекать внимание не хочет, по углам жмутся...
Я успокоилась на руках Вооргота. Который отнес меня к моим родным.
- Хочешь, я тебе почитаю? – вздохнула я. – На сон грядущий?
Я достала из-за пазухи тот самый официальный приговор с перечислением преступлений и тех пыток и казней, которые предписывалось совершить, чтоб мужа четвертовали, и собралась ему почитать чуть. Который был у герольда.
Вооргот побледнел и быстро вырвал у меня из рук бумагу, пока никто ее еще не заметил и ничего не понял.
- Давай, давай еще раз перечитаем вместе договор! – торжественно громко сказал он, быстро поедая бумагу.
- Проголодался... – ласково сказала я, догадавшись и похлопав мужа, который ел так быстро, что давился. – Ты же не ел несколько дней, бедняжка...
Я с любовью зачаровано смотрела на мужа. Мне все нравилось в нем. Даже как он ест.
- Да ты не спеши, не спеши, пережевывай тщательно, никто у тебя, бедняги, ее не отберет... – как верная заботливая жена радела за него я.
Я никак не могла понять, почему меня за мою же заботу муж смотрит так, будто хочет убить.
- Если так быстро глотать, вкус теряется... – растеряно сказала я, видя, как он поспешно зажевывает веревочки с печатями, глотая их так.
Вооргот блеснул на меня глазами. Но промолчал с полным ртом. Усиленно работая челюстями, глотая и мыча.
- Но ты же даже не разжевал! – со слезами сказала я.
- Может ему еще что-то дать? – встревожено сказала подошедшая мама, держа в руках кожаный фартук палача, увидев, как он отчаянно давится, и побледнев от этого.
Вооргот, увидев фартук, побледнел.
- Вы же столько не ели, правда? – ласково спросила мама.
Тот стал совсем плох.
- Не волнуйся, я обязательно накормлю тебя до отвала! – как верная жена заботливо проговорила я.
- Ммм... – сказал Вооргот, почернев.
- Тебе не кажется, что он какой-то невыдержанный? – тихо шепнула мне мама. – Так давиться едой, проголодав всего денек, это слишком!
- Он хотел показать, что съест все, что я ему приготовлю... – так же тихо прошептала я маме. – Но, боюсь, что твой фартук он будет есть медленней, не обижайся...
Вооргот почернел и замычал в ярости.