Я совершенно не заметила, как настигла парусник, который шел в ту же сторону, что и я, но под другим углом к ветру. Он отчаянно боролся с гигантскими волнами, захлестывавшими и бросавшими его. Я догоняла его по другому курсу, идя со скоростью волны. Но ему приходилось худо! Я как раз подошла, когда громадная волна накрыла его с головой, и он еле вынырнул.

Показалось мне это или нет, что из разломанной в одном месте волной постройки мелькнула фигурка ребенка? И тут же скрылась между волн в месиве кипящих пропастей?

Заинтересованная, я прямо по гребню волны, которая меня несла, скользнула на тот уровень, и, через секунду, когда волна прошла над тем местом, просто выхватила из воды резким жестом ребенка. Ибо волна прошла как раз над этим местом, и, то есть, сама подняла его ко мне. Маленького, ошеломленного… Я чуть не ударилась даже в него лодочкой…

С ребенком в руке, ибо во второй было весло, управлять лодкой стало заметно трудней, и та все норовила соскользнуть. Но я как-то приноровилась, прижав его к груди.

Ребенок был жив, потому что железно уцепился мне в грудь. И даже мешал мне работать, потому что жадно, ненасытно вглядывался в мое лицо, принимая, очевидно, за какое-то сказочное существо или подводную королеву… Я чуть улыбнулась ему, в основном глазами, и слегка прижала к себе, стараясь перелить в него хоть частицу своего мужества и тепла сердца. У него засияли глаза, и он вжался в меня еще сильнее.

Я видела, как на заднюю палубу выскочила фигурка, и с горестным воплем, донесшимся даже сквозь ветер, уставилась в воду. Несмотря на шторм, паруса были приспущены, и корабль начал готовиться к развороту.

Волна как раз проходила аккурат через корабль, а я — около его бортов. Как они загалдели и шарахнулись, увидев меня, несущуюся над морем!

Ах, какие у них были глаза!

Я без слов швырнула ребенка стоявшему у борта капитану, совершенно забыв, что эти несчастные люди, скорей всего, не обладают нормальной человеческой реакцией и ловкостью.

Но ребенка поймал не капитан, а неожиданно вынырнувший из темноты тэйвонту, прокричавший мне что-то нелестное.

Я только хмыкнула, несясь какое-то время на волне рядом со шхуной… Потом она осталась позади…

Я видела, как снова взвились паруса.

— Вам помочь? — изо всех сил, подведя ближе шхуну, крикнул, сложив руки рупором, капитан.

— Мне?!? — удивилась, а потом и оскорбилась до глубины души я. Это та драная тыквенная половинка нуждалась в помощи, а не я. Мне было весело среди этого шума, ветра, гама…

Я, поблагодарив на мгновение глазами, холодно покачала головой и отослала его прочь жестом руки.

Жест получился таким царственным, и в то же время для меня обычным, что я сама немного ошалела. Кто же я?

Но тут, оттеснив капитана, вмешался вернувшийся тэйвонту. Он, очевидно, занес ребенка в каюту и там сдал его на руки.

— А ну немедленно сюда!! — рявкнул он приказным тоном.

Я, усмехнувшись, покачала головой.

— Я приказываю, тай! Я тебя старше! Разбаловал вас Радом!

Я ахнула, поняв, что он принял меня за одну из своих подчиненных тэйвонтуэ.

Старшие тэйвонту ведь часто, охраняя принца где-то на окраине Дивенора, не знали всю молодежь замка Ухон. А лодка тэйвонту, да и мое поведение, говорили за себя. Младшие же тэйвонту должны были беспрекословно подчиняться старшему.

Я сложила руки рупором и прокричала в них изо всей силы три оригинальные слова так, что даже на корабле услышали сквозь этот тарарам:

— Пошел ты к черту!

Не тут-то было. Тэйвонту схватил арбалет.

— Немедленно, слышишь, немедленно иди на корабль, а то я подстрелю тебя!

— Пошел вон! — яростно закричала я. — Почему я должна менять свое безопасное и спокойное положение на шаткое и неопределенное положение вашей хилой та-та-та скорлупки?!?

Но тэйвонту вскинул арбалет.

Не став ждать, я резко развернула лодку и слетела назад с гребня волны, как скатилась с нее. А потом, делая бешенные резкие мгновенные развороты, зажав лодку ногами, и чуть подпрыгивая вместе с ней, будто на горных коротких лыжах спускалась по трассе, пропустив бешено несущийся под парусами корабль мимо себя, пошла против волн, будто на лыжах под углом с разгону преодолевая обычные холмы. Естественно, правда, пытаясь удержаться и не дать захлестнуть лодку… Молниеносными, мгновенными зигзагами взлетая на них и спускаясь по холмам сзади, абсолютно как на лыжной трассе по пересеченной местности, только среди кипящего ада… Не спустивший паруса корабль мгновенно был далеко. И я даже помахала ему рукой… Идущие навстречу волны заменяли мне силу притяжения, разгоняющую лыжника. Правда, только ослепительная реакция и бешеный каскад молниеносных поворотов, извивов, прыжков, не давал мне мгновенно перевернуться или тут же захлестнуть эту скорлупку обжигающей, неистовой, ледяной водой. Но от этого мне было только наслаждение острее…

Ах, как приходилось буквально "юлить" лодкой буквально сотней мелких жестких разворотов за секунду, чтобы взобраться на следующую часто почти отвесную "гору"! Какое наслаждение, какое бешеное изощрение всех сил в каждую секунду, какая сплошная веселая смертельная опасность каждое мгновение со всех сторон!

Вода была и правду ледяная и клокочущая… Мне вместе с лодкой приходилось делать такие виражи и перевороты в воздухе, что голова моя оказывалась внизу а ноги с лодкой вертикально вверху, взлетая, взвиваясь, по закручивающейся волне изнутри, и я делала полный переворот, как в колесе, перелетая вокруг своей головы, чтобы бешено зарыскать приземлившись на воду… Я бешено крутилась во все стороны не вертикально, как на ровной воде, а в самом буквальном смысле, словно потеряв в этом аду представление где низ, а где верх. Половину времени я вообще проводила горизонтально, то есть параллельно горизонту, разворачивая лодку и упираясь в тело волны, выюливая среди сталкивающихся громадных волн.

Из абсолютно не решаемых мгновенно сменяющихся, фантастических, бездонных, клокочущих ситуаций. Выписывая самые фантастические, мгновенно сменяющиеся, будто по хлопку, пируэты и перевороты во все стороны, взмывая, клонясь, ныряя вниз. Мир кружился вокруг меня. И я сама кружилась, как в колесе, в волне, стоя вертикально в лодке и так и кружась вместе с ней… Меня кружило вертикальную, словно впаянную в корму… Ах, что за чудо! Куда там буеру!!!

А вода ледяная. Оказаться в ней даже без шторма — смерть.

Но я только заливисто, радостно, самозабвенно смеялась, подставляя растрепанное лицо навстречу ветру, перед тем как снова ухнуть, скользя, с очередной взятой горы по крутому заднему склону в разверзающуюся между ними бездонную пропасть… Лицо мое раскраснелось, глаза сияли…

Со стремительно удаляющегося корабля, люди, сбившись на задней палубе, ошеломленно глядели на это, широко раскрыв глаза… Тэйвонту был в шоке.

Только когда корабль был далеко, я поймала громадную волну, идущую под углом к его курсу, и, виртуозно развернувшись на вершине, оседлала ее, словно упершись в нее. И пошла по прежнему курсу, только широко расходясь с кораблем под углом. Мне его было хорошо видно с громадной, клокочущей вершины. Ведь я фактически стояла — нет, неслась! — над волнами в отличие терзаемого ими корабля.

Но не тут-то было.

Корабль резко развернулся и пошел со мной на сближение.

Я увидела, что тэйвонту сам отдает жесткие короткие распоряжение, взяв управление на себя. Они все умели!

Я хотела на волне опередить его и пройти мимо, и он ее уже не догнал бы меня.

Попробуй, догони волну! Я была немного быстрее. Но не учла все коварство и знания тэйвонту. Под его руководством корабль пошел почти в два раза быстрее, но не сразу, а тогда когда я достаточно прошла вперед. И тогда он, вдруг показал зубы и сумел сблизиться, подойдя к точке встречи немного опередив меня. Ведь он был впереди…

И противно ухмылялся, отдавая приказания.

Я мгновенно развернулась и пошла против волн и ветра опять.

Он среагировал также мгновенно, но с опозданием, поскольку это корабль и надо было сменить паруса. И не побоялся ж рисковать им! Впрочем, что ему, он тэйвонту. А корабль чужой. Хоть и все обязаны повиноваться ему.

Корабль пошел галсами против ветра.

— А ну на корабль! — Скомандовал тэйвонту, настигая. — Брысь!

Реакция моя была, само собой, нулевая.

— Я сейчас прикончу тебя за неповиновение старшему! — взбешенно гаркнул он, махая своим небольшим арбалетом. — Тай, я что сказал!

Я полностью проигнорировала его крики, стараясь уйти в сторону, чтоб потом резко обойти корабль и сесть на волну. И, еле успела уклониться от все же прошившей мою одежду арбалетной железной стрелки. Сработала не я, сработал вбитый в меня с детства инстинкт на опасность, бросивший меня в сторону.

— Следующий раз будет в голову! — пообещал, рыча, он, быстро перезаряжая арбалет. — Кто твой воспитатель, я ему оторву голову! Я узнаю, кто из них покрывает такие выбрыки!! — неистовствовал он. — Живо на корабль! Шутки кончены!

Уворачиваться от волн и стрел одновременно было не так приятно. К тому же, он настигал. Увидев, как по его крику сбежалась с заряженными арбалетами команда, подавая их ему, я снисходительно крикнула:

— Ладно! Лови!

И, поймав большую волну, я в прыжке, развернувшись прямо на встающем передо мной передней стенке вала, прямо с ее верхушки резко бросила лодку прямо на палубу словно ринувшегося вдруг теперь навстречу корабля. Намеренно постаравшись, чтобы попасть точно на этого гада, раз он так хочет.

Лодка сбила гада с ног и потому не разбилась о палубу вдребезги, совершив спокойную мягкую посадку. На его упавшее тело. Я спокойно вышла. Он охнул и отчаянно заматерился, лежа.

— Какой-то ты странный тэйвонту, — сказала я, сжалившись. Склоняясь над ним и внимательно его разглядывая. В упор. С каким-то детским глуповатым недоумением, будто птичку. — Мам, а она не летает!

— Разве тэйвонту ругаются?

Он ясно ответил мне на этот вопрос тремя выразительными словами. Так сказать все ясно, без слов.

И попытался подняться.

— Что плохо? — соболезнуя, сочувственно спросила я. Мол, я тоже знаю, как бывает плохо, когда лежишь.

Это вызвало опять взрыв негодования.

Я примирительным жестом подала ему руку, помогая подняться.

Он еле встал.

— Куда направлялась? — хмуро спросил он, держа меня за запястье.

Я пожала плечами. Откуда я знаю, в самом деле?

— Я гуляю…

Он, взглянув на дико бушующее озеро, сдавленно ахнул и чуть меня не убил за такие слова.

— Тебя хоть раз пороли?!?

— Не знаю, я не помню, — хладнокровно ляпнула я.

— Все бывает когда-то в первый раз! — пообещал он, вынимая с петель ремень одной рукой.

Я поняла, что буду в первый раз выпорота.

Я заметалась.

Он ухмылялся.

— Совсем постарел, — неожиданно пожаловался он невпопад. — Лицо твое знакомо, а имя не помню… В первый раз это… Как тебя зовут, тай?

И потом добавил ни к селу ни к городу:

— Хорошо выпорю! Тебе ж надо запомнить это… Чтоб неповадно было больше…

Так рисковать головой, дочка!

Он потащил меня туда, где палуба пошире…

Не надо было ему поворачиваться ко мне спиной. Ох, не надо. Иначе не натерпелся он такого позору. Среди такого шума что услышишь? Ничего плохого я ему не сделала.

Просто, не помня себя от унижения и возмущения, я свободной рукой схватила первую попавшуюся деревяшку, катавшуюся по палубе, и треснула ею его по затылку так, что та разлетелась. Деревяшка, а не голова, конечно. Голову тэйвонту так легко не растарабанишь. Это оказалось многострадальное весло.

Но и его вроде оказалось достаточно. Ибо он рухнул и выпустил меня.

Осмотревшись, я заметила бухту линя и, мгновенно схватив веревку, тщательно и жестко связала его, стянув его руки в локтях его же ремнем. Хорошо связала!

Для тэйвонту специально была разработана техника, ибо они в считанные минуты, а иногда и секунды избавлялись от веревок. Часто просто разрывая их.

— Ты думаешь, что ты творишь? — завопил он, очнувшись и выплевывая изо рта кусок тряпки. — Я ж тебя найду! Да йа!.. Да я!.. Да тут… Я не один… Я расскажу… Я расспрошу…

— Мммм…

Я хладнокровно заткнула ему рот тряпкой. Надеюсь, что ей давно не мыли пол. А вообще мне все равно. Ему же надо запомнить это.

Он мычал и вращал глазами, пытаясь сделать их совершенно страшными.

Но из-за кляпа его гримасы выглядели так потешно и невинно, что я захлопала в ладоши и засмеялась.

— Еще! — попросила я. — Пожалуйста!

Аааа! Что с ним случилось! Что с ним случилось!

Он мимикой показал, что выспросит всех и обязательно меня найдет. Ухон не велик.

— А ты скажи, скажи им, что не помнишь моего имени, — трудолюбиво посоветовала я, выдергивая еще одну веревку из кучи. — И обязательно расскажи всем, как плохо я с тобой поступила. В деталях… — мечтательно сказала я.

— Мммм! Мммм! — завопил он.

Мы как раз проходили мимо островка. Еще не доплыв до него. Я, оторвав весло со шлюпки, мгновенно спустила лодку, жестко зажав ее ногами и держась за борт. И поставила ее на воду, приноровившись к волнам и подгибаясь под них, то подымая, то опуская рыскавшую лодку под волну. А потом, полностью перенеся на нее свой вес, схватила перегнутого через палубу тэйвонту и бросила между своих ног себе в лодчонку. И оттолкнулась от корабля к островку. Волны сами в считанные секунды вынесли довольно потяжелевшую и уже захлестываемую волнами лодку на песчаный берег. Я только слегка помогала…

Я кинула тэйвонту, оттащив подальше в кусты на середину острова, чтоб его не затопило. И, даже, вынув из-за пазухи у него нож, бросила его рядом. Чтоб он мог его взять зубами, когда освободится от тряпки. От силы пять минут, и он ее выплюнет.

Видите, как я была милосердна!

— Пишите маме! — весело я крикнула ему уже издалека.

Перетащив по воде лодку на другую сторону, где не было волн, я запрыгнула в нее, отправившись вслед за кораблем. Который был уже далеко…

Когда я уже порядочно отмахала от острова, я услышала дикий рев оскорбленного в своих лучших чувствах ишака…

— Иа… Иа… Иа… Да я!..