Все это похоже, скорей, на сон… Я даже не знаю, не приснился ли мне Радом — я стремительно выздоравливаю, но его нет… А спросить я боюсь — вдруг это была галлюцинация… Но мучительно каждый день ожидаю — что вот-вот, он войдет, и окажется, что это был он. И улыбнется мне!
Но день проходит, а я все тоскливо и мучительно смотрю в окно, и на глазах моих слезы… Я сжимаю зубы до отчаянья, до той степени, что у меня начинают белеть скулы, но не сдаюсь…
Младший лекарь, единственный, кто заглядывает ко мне в маске, со мной принципиально не разговаривает и тщательно моет руки у меня на виду… Он никак не может простить мне той вещи, которую я с ним сыграла, и упорно считает меня сумасшедшей, что-то глухо ворча…
Так как делать мне нечего, а сил уже предостаточно, никто меня не видит в этом отдельно стоящем помещении, я потихоньку начинаю отрабатывать удары, возвращая себе форму… Упорно, удар за ударом, насыщая их мыслью и учась бить плавно, словно переливаясь в пространстве, ломая слабость… Когда удар подчинен мысли, когда это не рывок мускулов, — он не механичен — он превращается в танец… Странная вязь движений словно вспыхивала в уме сама собой, и я мягко повторяла ее, следуя мысли бездумно, словно привыкая мгновенно повиноваться вспыхнувшей мысли без слов, отображать само воображение, чтобы только помысленное уже было воплощено телом, и мне надо было только думать… Этот странный танец, мягкая вязь ударов, разворотов и блоков в маленькой комнатушке продолжался с утра до вечера и выглядел бы странно, если б кто увидел… То ускоряясь, то замедляясь, я скользила от стен к стенам в неслышных разворотах, мгновенных атаках, вспышках ударов… Прежде, чем начать тренироваться, надо было поставить удар до мелочей в мысли, а потом воплощать его… Я заново учила тело повиноваться мысли, а ум — решать ситуацию в мысли… Здесь была двойная задача — сначала научиться решать эту задачу (сложившуюся ситуацию) в уме и воображении с точностью до мелочей, как решают обычную задачу, а потом научить тело повиноваться мысли, отображая ее… Вначале ты, опережая тело в воображении, как бы отпускаешь его повторять мысль, не думая, словно имитируя воображение… Словно само оно повторяет, отображает мысль… И довести оба способа до мастерства — мгновенного счета… Причем первое — в уме — и самое трудное… Много лет уходит на отработку в уме умения мгновенно решать не задумываясь, и много лет на тренировку тела, позволяющую без труда повторить любое движение разума в тот же момент, не задумываясь, как ты это делаешь…
Откуда-то я знала, что чтобы поставить удар как букву будущих слов, чтоб произносить ее не думая, я должна была с полным вниманием отработать каждый удар миллион раз. Всего миллион!
Но не диво механически оттарабанить миллион. Тут секрет. Который я откуда-то знала сердцем. Нужно каждый удар опередить мыслью. Тут трудно объяснить это, пока сам не почувствуешь. Но начинающему нужно сначала увидеть мгновенный четкий удар мастеров, и запомнить его в воображении. Его быстроту и скорость, четкость, стройность. И каждый свой удар в момент удара словно предварять, нет, даже сопровождать этим образом нанесение удара. Только в том смысле, что это ты так бьешь. Не механически пыжиться от бедра или контролировать мышцы, так что удар вялый, тупой и некрасивый и невозможно сделать быстрей, а образ мощного, жестокого, молниеносного и сокрушающего удара. Ибо волевое усилие, заставлять себя бить, и образ мгновенного удара — это две разные вещи. Второй — заставляет комплексно работать подсознание и намного быстрей. И так каждый свой удар!
Идеальным представлением, представляя, что ты сделал удар как мастер — мгновенно и с силой, нанося свой. Словно имитируя этот образ.
Практик живо оценит преимущества этого. Дело в том, что если мы будем думать, как рукой взять стакан, какие мышцы включить, то движение получится идиотским и неумелым. Или если мы будем думать, как глазами смотреть, то рискуем и вовсе окосеть. Или если мы будем думать о походке, то более нелепого и неестественного пердуна не увидите. Если мы будем думать волей, как бить, волей напрягая прямо мышцы, как делают все начинающие, удар будет медленным, неестественным и слабым. Дело в том, что наше сознание построено иерархически, и каждой маленькой мышцей управляет свой маленький разум, над которыми стоит больший, который управляет уже группой, потом еще больший, который управляет уже рукой, а потом идет уже наше сознание. И пытаясь строить движение снизу, а не сверху, постепенно проникая сознанием до малейшего движения мускулов, мы дезориентируем всю систему. Как сороконожка, что задумалась, какой ногой ходить. Такой удар, идущий от мышцы, тупой, надсадный и механический, резкий…
Но дело даже не в этом. Иногда человек думает, что суть в тренировки в том, чтоб механически поднять сотню раз груз и тем "накачать" мышцы. Мол, они от этого накачиваются. Нет горшего заблуждения! Ибо вся суть тренировки состоит в том, чтоб заставить, закрутить наш внутренний разум достраивать мышцы, или же перестраивать их для большей выносливости! В дьявольски сложном боевом аппарате-теле обычного человека нет ничего механического. Даже самые тупые качки, мечтающие о титуле, знают, что с каждым качком они должны давить образ желаемого результата, а по возможности и прочувствовать каждое качание, каждое напряжение мышцы. Только с каждым движением вгоняя в психику образ того, под что она должна подстраиваться, они могут достигнуть намеченного рисунка. Иначе, сколько не качай, а цыпленка ели и будут есть. Хо!
Когда мне приносили еду, я отвлекалась и имитировала пай девочку, которая честно выздоравливает… От слабости еще не может ходить и все такое… Я нагло пользовалась тем, что коттедж (домик) мой стоял в глубине сада и к нему запрещено было подходить всем… Да и не затянуть сюда людей было даже калачом — даже любопытные мальчишки десятой стороной обходили дом… А я шуму особенного не производила — голые руки и обнаженное тело, конечно, щелкают при страшном ударе, до которого я доводила свое тело, но я пыталась подгадывать их в ритм доносившегося городского шума, угадывая начало звука и заодно тренируя умения ступать неслышно, то есть шум в шум…
В сущности, я не боялась осложнений после болезни — по сути, я давно выздоровела… Телом, но не сердцем… Сердце, проклятое, все ждало Радома, и все оглядывалось на дверь, даже когда я занималась…
Образ в психику давим не просто яркий, четкий, соблазнительный, чтоб даже самая куриная мышца поняла, чего от нее требуется, ибо она слов не понимает. А еще и наполненный чувством. Ибо первичный разум (хокасин) сам чувство, которое детализируется в образе, и другого не понимает. Чтоб затронуть его глубины надо сильное чувство. А потом добивай ярким образом. И так миллион раз.
С навыком то все это нужно сильней в тысячи раз, ибо он то в основном и зиждется на сознании. Образ, под который должно подстраиваться наше подсознание (имеется в виду не картинка, а движение-удар мастера) должен быть ярким и четким. И исходить из чувства, которое осознает его в единое мгновение. То есть это образ, но в чувстве. Это сложно. Это приходит с опытом.
Как Моцарт, который слышал всю симфонию в одно единое мгновение-чувство, осознавая ее тут и сейчас, сразу. Но без этого не станешь мастером.
Образ-идеал, которым сопровождают удар, воины моей страны называют "люши".
Это не картинка, а фильма виденного движения мастера. Такая же четкая и мгновенная, только переписанная на нас. Это мы так бьем!!!
Ибо именно под этот образ психическая энергия (подсознание) подстраивает наш аппарат и малые разумы, создавая навык, подчиненный сознанию. То есть, мы не бродим кругом да около, и наш внутренний разум не недоумевает, чего же мы мучаем свое тело и чего хотим.
Чтоб понять это, надо знать, что Высокие Йоги, подчинив внутренний Разум, одной волей могут достраивать свое тело в любом направлении без всякого глупого и бессмысленного "качания" и заставлять свои органы работать в любом режиме и любой силы. Сила их так велика, что он может раздавить камень рукой или выжать сок из сорванной ветки. А навык они ухватывают с одного движения, вот почему среди них встречаются феномены по количеству владения ремеслами.
Моя болезнь теперь называлась просто — симуляция. Мне не нравилось обманывать, потому я предоставила этому презрительно относящемуся ко мне лекарю обманываться самостоятельно… Уставшая от тренировки, я ложилась в постель, потное горячее тело, расслабленный, ничего не замечающий взгляд, когда я отдыхала, расслабляя мышцы и очищая мысли…
Он брезгливо касался меня и делал выводы сам. Я же, наоборот, говорила ему, что я уже здорова (тихим сдавленным голосом), но он знал лучше… Лучше так лучше… Я, конечно, ему не мешала… Чем более подготовленной я выйду отсюда, тем для меня было лучше… Мне очень не нравился этот мир, хотя некоторые люди очень понравились…
Я с интересом ждала, когда же, наконец, этот "лекарь" распознает, что я абсолютно здорова…
Наконец, мне это надоело, и я сказала, что я хотела бы расплатиться за все, и за лечение, чтобы не иметь никаких долгов…
— Хорошо, — первый раз за все время сказал он. И ушел. А через некоторое время вернулся и назвал сумму…
Я сдавленно ахнула. Вот уж когда придуриваться совсем не было нужно… Голос мой стал хриплым от волнения сам собой…
— Хорошо, тогда возьмите треть из тех денег, что у меня были, — хрипло сказала я. — Остальное я принесу позже…
— Каких денег? — удивился тот. — У вас никаких денег не было!
Вот тут уж я действительно села, обессиленная.
— Как это не было? — сдавлено тихо спросила я. — А что же мне делать?
Тот пожал плечами.
— Не знаю… Будете работать при больнице, как это принято, пока не отработаете долг… — он скривил губы.
— А где мой плащ? — спросила я.
— Вашего теперь ничего нету, — холодно сказал он. — Вы считаетесь рабом, пока не отдадите долг…
— А если у меня есть, чем заплатить, но мне надо уехать, чтобы достать деньги?
— Тогда назовите свое имя и докажите это… — равнодушно ответил он.
— Прелестно, — сказала я, развеселившись. — С каждой минутой все лучше и веселее…
— А жеребенок?
— Какой жеребенок? — удивился он…
— Так-так-так, — постучала я пальцами по стене…
— Учтите, что теперь вы не можете уйти, ибо вас вернут как беглого раба, а тэйвонту живьем снимут с вас шкуру за побег, ибо все города будут предупреждены… Не пытайтесь бежать, ибо раб не имеет прав… — злорадно просветил меня он на прощанье… — С новой луны, наверное, вам придется начать работу…