- Мы должны быть вовремя, – как забил гвоздь пассажир.
- Как знаете, – пожала плечами я.
И вжала педаль до отказа.
Они все побледнели как полотно. Вскоре трасса по бокам превратилась в сплошное пятно, а я сама превратилась в трассу. Сегодня у меня была сплошная практика. Я уже имела такой опыт, и мне уже пришлось изворачиваться, чтоб не погибнуть. Я шла, как тогда на мотоцикле, сквозь сплошную толпу. Их вжимало в сиденья и бросало из стороны в сторону, они вжимались в сиденья – заметив их существование один раз, я увидела, что они все ослепительно белые и стонут от страха. Для них это был сплошной ужас, когда мы почти налетали на тех, кого догоняли, непрерывно. И они даже угадать не могли, когда и как я бросала машину мимо, и почему еще не мертвы.
А потом впереди я заметила с горки громадную пробку по нашей стороне, ибо там где-то впереди проверяли. И, не ломая мозгов, вылетела на встречную полосу. Это было все равно, что езда на том ужасном мотоцикле, которые я не могла остановить, и на котором мне пришлось дьявольски учиться делать сотни поворотов тогда, когда разум их уже не осознает, чтобы выжить. После сегодняшней принудительной езды на том коварном монстре, я сейчас уже ничего не боялась. Те же сотни невидимых поворотов. Словно машины стояли, а я пролетала между ними в шахматном порядке, бросая машину даже не зная как из стороны в сторону. Я видела сейчас словно все. И знала заранее, что надо делать. Я знала, что могу погибнуть в любое мгновение, и, наоборот, разгоняла машину с горки еще хуже. И выживала каждое мгновение. Это было страшно. Руки работали сами, делая десятки поворотов секунду.
Сзади выли. Корреспондента бросало с камерой из стороны в сторону. Он кричал. Но он снимал уже меня и дорогу. Как мы прошли мимо поста на дороге в такую невозможную щель, что я сама была уверена, что не успею.
Впрочем, я особо не думала – мозгов не было на это. Как таковой меня не было. Может, я и смеялась... Но, скорей всего, даже этого не было... Была дорога, которая сейчас словно раскрылась... Время остановилось... Его просто не было... Это не машина, это я сама просачивалась в эти узкие щели. Непонятно для других как проезжая между машинами... Еще и газуя при этих ничтожных бросках в стороны – только поэтому и происходили такие мгновенные поворотики... Глаз человеческий их не замечал... Я жила словно в где-то не тут, я не думала, каждое решение было мгновенным и уже сделанным...
Чудовищный громадный болид несся к Шереметьево... Конечно, и милиция была... Я прошла по встречной полосе сквозь целую колонну несущихся навстречу ошалелых милицейских машин... Надо сказать, то, что мне удалось увидеть словно на отдельных снимках, то есть лица водителей, было просто чудовищным...
Они не успевали полностью преградить дорогу. Я же не реагировала ни на что, просто не останавливаясь. Я видела ситуацию – я ее решала несмотря ни на что. Узкие повороты, машины... – все было чепуха...
Никто не мог за мной увязаться – они не держались и мгновения.
Один раз кто-то попробовал на джипе, стреляя из окон... Я не стала реагировать, а просто бросила мою машину чуть на обочину, на которой еще была щебенка...
И все.
Переднее стекло у мгновенно исчезнувшей вдали машины, точно канувшей в пропасть, было таким, будто по нему прошлись очередью из пулемета – сплошные дырки и трещины от камней...
А вообще они просто не могли точно попасть в машину на такой скорости... А чаще даже просто не реагировали и не понимали, что случилось...
И тут я увидела самолеты. За оградой. Это было Шереметьево. Самолеты были за решеткой вдали. Как раз там, где рядом с забором была типичная ремонтная яма для грузовиков с выездом на нее, то есть трапеция. И еще увидела, что въезд на аэродром полностью забаррикадирован. И что к нему ведет дорога вдоль забора, на которую надо повернуть. Но я не стала поворачивать. И что даже по дороге, ведущей к въезду – сплошные баррикады и военные машины.
Но я даже не снизила скорости.
Мельком подняв глаза, я увидела, что посадку заходил странный американский самолет с какими-то знаками.
В машине завыли – мы неслись на забор. Смерть вырастала мгновенно. Даже остановиться возможности не было.
На лице у меня не дрогнул ни один мускул.
На лицах стремительно разбегавшихся людей с баррикады читался безумный ужас. Что было на белых-белых лицах пассажиров сзади, я даже не могла представить.
Но только еще вжала педаль газа.
- Остановитесь!! – орал динамик на аэродроме как бешенный. – Не убивайтесь...
Никто не понимал, что происходит... Люди метались в истерике.
Забор вырос мгновенно.
Сто метров...
Я ухмыльнулась и дернула руль.
Пятьдесят метров.
Никто ничего не понимал, но солдаты, забаррикадировавшие машинами даже забор, стремительно разбегались.
Сорок метров.
У нас не было никакого выхода, ибо они закрыли машинами даже забор.
Время словно стало вообще. Стало вязким-вязким.
Тридцать метров.
Кто-то закричал в машине.
Никто не понял, зачем?
Двадцать пять метров – презрительно оскалившись, я бешено крутанула руль.
Дикий крик. Снова, как в детстве, разбегались красивые шары и я уже заранее видела, куда они попадут.
Презрительная улыбка не украшала мое маленькое личико.
Машина, направляемая моей твердой рукой, влетела на трапецию ямы, как на трамплин.
И точно выстрелила через забор, сумев перелететь его и не развалиться. Хорошо делают японцы!
Уже при приземлении я резко бросила машину влево, ибо кто-то все же открыл огонь вслед. Машина пошла юзом, но колеса выдержали при двойном ударе.
Из микрофона выли!!!
Но было поздно – я уже ушла на всей скорости навстречу к самолету, который уже коснулся колесами полосы.
Рупор матерился просто безбожно.
Да было уже все равно.
Я успевала к самолету первая.
Было видно, как далеко, далеко позади лихорадочно бегают маленькие солдатики. Кто-то бежал по аэродрому.
Прикинув тормозной путь и просмотрев выезды, я увидела точку, где самолет развернется и поедет к корпусам. Там уже стояли встречающие, лимузины и передвижной трап.
Я с визгом поставила джип рядом.
Они недоуменно дернулись, обернувшись.
Увидев, что они выхватывают оружие, я, холодно нажав кнопку открытия окна, равнодушно хотела скосить их из вскинутого ручника.
Но мою руку осторожно задержали сзади.
- Николай! – тихо сказал в окно наш пассажир ближайшему человеку.
- Вы? Где же вы были? – все мгновенно опустили оружие, как по приказу. Кто-то бросился к машине, открыли дверь.
Тот медленно и степенно вышел.
Я пожала плечами, глядя, как пациент вольно чувствует себя в этой обстановке и, похоже, всех знает лично. Бывают же чудеса – подумала я. Я вышла на всякий случай тоже. Саня, Оля – синхронно мгновенно вышли из других дверей, повторив действия.
Видя, что из машины появились странные люди с ручными пулеметами, те, там, вдруг насторожились и вскинули оружие.
Просто чудо, что мы друг друга не попрошивали.
- Успокойтесь, – быстро сказал тем наш странный пассажир. – Это бригада экстремального реагирования для щекотливых ситуаций. Перехватчик-командир, сотрудник для мозговорота и ее боец, как я понимаю.
- А по-моему, это Queen, – тихо протестующе сказал человек, в котором я угадала начальника охраны людей напротив.
Но наш пассажир не расслышал.
- Офицер, – подошел он ко мне. – Дайте мне ваши права!
- Какие права? – начала расстраиваться я. – Зачем?!
- Я хочу забрать их и сделать так, чтоб вам их больше их никогда в жизни не дали... – честно ответил он.
- Оля иди сюда, объясни мне, что это за права такие! – попросила я, чувствуя, что расплачусь или рассержусь.
- На меня она не действует! – предупредил пассажир.
Оскорбленная Оля споткнулась, и с нее слетели неудобные черные очки.
Все ахнули. Мужчины замерли.
- Она не знает, что такое права, она этого еще не учила... Сначала объясните, а потом спрашивайте! – разозлено сказала пассажиру Оля. – И не смейте издеваться над моей сестрой!!!
Мне стало так хорошо на сердце от этого слова “сестра”, что и не говори! Словно детство снова засияло всеми красками.
Там крякнули.
Но тут приблизился развернувшийся самолет.
И все вытянулись в струнки. Впереди спокойно и вальяжно стоял нас пассажир, рядом с ним – какие-то важные, но почему-то послушные ему люди, с которыми он разговаривал, будто всю жизнь их знал и вел дела.
Я смотрела во все глаза.
Из странного самолета вышел какой-то иностранец. Мы стояли, как свита, и я хихикала. Корреспондент вовсю снимал своей бандурой. Впрочем, он не переставал это делать с тех самых пор, пока ехали. И еще и говорил, что его прямую трансляцию дают не только на их канале, но и ее уже купила CNN, и что его смотрят сейчас даже в Америке.
Я была уверена, что он врет и набивает себе цену, но не трогала дурачка. Нельзя отбирать у людей надежду. Пусть щелкает своим большим и длинным фотоаппаратом, может, я в газету попаду.
Наш пассажир и пассажир самолета обнимались, били друг друга, аж страшно.
У меня было полное впечатление, что они давно знают друг-друга – какие-то детские клички, вопросы – а помнишь? Какие-то дела обсуждают, рыбалку совместную вспомнили... Наш то шпарил по ихнему, как пулемет.
Внезапно я одним громадным прыжком, как кошка, прыгнула прямо в работающий джип, сорвав его с места. На поле мне показалось какое-то движение. Все заняло какой-то миг, никто даже и опомниться не успел, как я просто сшибла страшным ударом машиной двух вооруженных страшно быстрых людей, что были словно тени. Они не успели открыть огонь по самолету и невинным людям, потому что им пришлось открыть его по мне. Двести метров машина прошла в считанные секунды, они так и не сумели повредить меня, ибо просто не ожидали. Только чвякнуло под бампером, да задрались автоматы к небу, ударив мимо. У них была слишком сильна психологическая инерция, им казалось, что они далеко, и они не сразу поняли, что пять секунд на машине, когда я стояла там, а теперь тут, это очень много...
Еще пять секунд, и машина, мгновенно развернувшись, уже стояла на прежнем месте. Некоторые даже и не поняли, что она куда-то уезжала, так бесшумно ездила эта модель. Я словно неслышно отделилась от машины, оказавшись рядом с Олей. Слишком сегодня я тренировала реакцию, и теперь все тело слушалось мгновенно.
Начальники охраны пациента и охраны, прибывшей с иностранцем, тихо выругались. Зато беседующие даже ничего не заметили.
Только некоторые бойцы охраны странно смотрели на меня.
- Я же говорил, что Queen из спецслужб... – тихо говорил один другому. – Кому бы позволили так себя вести в городе? Она просто работала под прикрытием...
Я пожала плечами, не понимая глупых разговоров.
Зато мы с Олей развлекались и хихикали во всю. Нам обоим не понравилось, что с нами не поздоровались прилетевшие. Как с женщинами, первыми. И потому обе не чувствовали себя обязанными соблюдать приличия, тем более мы были сзади.
- Что это за мерзкий тип? – спросила меня Оля.
- Не знаю... – мрачно сказала я. – И знать не хочу... Никогда не видела... Какой-то мерзкий янки, наверное, раз самолетик со звездочками... Невежливый хам, он с нами не поздоровался... Наверное, дружок этого... Он назвал его старой кошелкой... Старый буш, буш... – я захихикала.
Корреспондент за нашими спинами застонал. А на Саню было страшно смотреть. Она просто отвернулась и чуть не заплакала.
- Смотри, у самолета на крыльях реклама сигарет – звездочки и надпись PRESIDENT... – гордая своими детективными способностями, сказала я Оле.
- Они еще и нищие, рекламой подрабатывают... – буркнула та. Она тоже никогда не смотрела телевизор.
Начальников как-то трепало.
Мы стали шалить. Оля, рассерженная, что на нас не обратили внимания и не поздоровались, да еще не Брюс Виллис, а какой-то невзрачный хмырь, сняла очки.
Сняла так, чтоб американец увидел.
Приехавший американец не отреагировал. Словно ее и не было. Абсолютно не реагировал, как на прислугу.
Оля посмотрела на него. Он опять даже не заметил, словно пустое место. Мы не сдались. Он все равнодушно беседовал.
Оля улыбнулась ему. Ноль реакции. Они беседовали там слишком увлеченно.
Я хихикала.
Оля повела плечиками, томно поглядев с поволокой. Он даже не дернулся. Его ничего не брало. Мы были ниже его внимания. Мы обе хихикали, ибо попытки вывести его из себя провалились.
- Он нетрадиционной ориентации! – громко догадалась я, когда Оля стала поправлять волосы.
Американец с абсолютно хладнокровным лицом, который совершенно, абсолютно, полностью не слышал нас, замер. А потом его лицо исказилось, и он что-то яростно залопотал, схватив за грудки нашего товарища.