Оля посмотрела на них и покачала головой.

– Ой, я ошиблась, они в том чемодане...

Они вскрыли третий чемодан, накинувшись на него, как волки. Там была надпись – лучшие женские модели и такие платья, что я застонала от восторга. А трусики из кружев!

Как ее не убили уже тут, на месте, я не знаю.

- ...в машине... – невозмутимо закончила Оля. – Они в том чемодане в машине. А это новая коллекция, за это они подарили нам машину и “линкольн”, стоявший у них в вестибюле, как самому крупному покупателю за все время существования магазина. Я просто забылась, а они не поняли... У них как раз выставка была самых лучших и дорогих их женских моделей за всю историю, обошедшая мир по одному дню в каждой стране с самим приехавшим их основателем в качестве комментатора, и размеры совпали с моими... Я отобрала немножко... сотню-другую... всю... К сожалению, я оказалась на ней, выставке, одна, ибо никого больше не пришло, и я купила все и поговорила с этим модельером... Он предложил мне полгода поработать у него моделью... Зато я получила президентский “линкольн”, который стоял у них уже десять лет, в нем удобно ездить по городу, я ведь правильно поступила? Они подарили мне еще тот маленький автомобильчик, извинившись, что “линкольн” старый... Когда я все купила.

Я похолодела и посмотрела на счета. Я уже поняла, что здесь что-то не так, что “линкольны” так не дают, ибо Николай, ее боец, куда-то исчез, и что моих пятидесяти тысяч здесь вряд ли хватило на бумагу обертки... И даже подумала, сколько с меня еще возьмут, и что у нас не будет столько денег даже в чемоданчике, на который присела Оля.

Я посмотрела на этого взрослого ребенка, и все упреки застряли у меня в печенке, так она была несчастна. Как-никак ее могли расстрелять, она немного переволновалась. Ничего, сдадим лишнее, расплатимся, будет неловко, когда они в магазине поймут, что у нас столько нет. Может, нас и застрелят до этого, – подумала я успокоено, в ужасе невольно вспоминая момент детства, когда я по глупости набрала в ресторане кучу пирожных на свою пятерку, а этих денег не хватило даже на одно.

- Я теперь понимаю, почему они твердили о растрате даже в обстреливаемом самолете... – ошарашено проговорил белобрысый.

- Я видела, как врачи притащили труп убитой женщины... – невпопад мрачно сказала Саня, перебивая плохой разговор.

- Эх, если б в больнице найти труп естественно умершей женщины, выстрелить ей два раза в сердце и оставить в реанимации вместо Юльки, а Юльку спрятать на ее место... – тоскливо сказала я. – Тогда я б так не беспокоилась за нее.

- Но выстрел в мертвую отличается от живой раны... – подпрыгнула Саня.

- Ее что, будут осматривать специалисты?!? – удивилась я, кивнув на окно. – Это если б подозрение отвести от тех, если кто-то засек...

Около больницы остановилась колонна милицейских машин. Я выглянула в окно. Пробка уже рассосалась, и колонна легко подъехала сюда.

Саня хлопнула себя по голове и мгновенно исчезла беззвучным хищным прыжком, как кошка, в направлении реанимации наверху.

Мои бойцы уже ранее скинули и спрятали мокрую одежду, чтобы переодеться сразу в новые шикарные костюмы, и оказались сейчас совсем голые. Я услышала топот ног – солдаты потоком разбегались по коридорам. Они застали нас в этот самый неприятный момент в одних трусах.

- О черт... – простонал белобрысый. – У нас почти ничего нет – мы все патроны отдали пулеметчикам наверху!!!

Получилось, что солдаты бежали по коридорам как раз тогда, когда наши бойцы оказались голыми, ибо разделись, чтоб надеть купленные костюмы.

- Ничего, у вас есть другое достоинство... – хихикнула я.

Все отчаянно захохотали.

А я уже действовала. Одного взгляда мне было достаточно, чтобы увидеть бутылку рома на полу, несколько бутылок для вина, продукты для Оли, снесенные кучей на ковре на скатерти, ковер, кровать, халаты, ванную в этой комнате для отдыха врачей... В воздухе отчетливо стоял запах рома. Им дезинфицировали раны и согревались.

Я пронеслась по комнате как метеор. Сорвав с кровати матрас, я кинула на пружины их военную одежду, и кинула сверху одеяло, чтоб одежда оказалась подобием матраса, толкнув сверху двух голых мужиков, кинув халаты на нижнюю часть. И сунув им бутылку рома. Матрас я кинула на пол, толкнув туда двоих. Сдвинув чемоданы Оли в ряд, как матрас, я кинула на них одеяло и толкнула другого бойца на них. Одна рука механически включила музыку в магнитофоне на столе на мощность, благо тут стены были толстые, а другая рванула вдруг новое Олино платье, разрывая его до половины и вырывая с корнем лиф, а другой рванув ее прическу, с силой вырвав клок волос, растрепывая волосы так, что у Оли от этой грубости мгновенно выступили слезы, лицо ее перекосилось, и она заорала от боли истошным голосом.

А я уже открыла дверь и с силой вытолкнула ее вместе с ее франтом, заорав визгливым голосом:

- Спасите! Милиция, арестуйте его!

И еще что-то подобное. Шепнув при этом Оле – вцепляйся в милиционера.

А сама втолкнула обратно в дверь появившуюся испуганную Саню, белобрысого, и двух его пулеметчиков, толчком направив их в ванную, и прыгнула сама туда, включая кипяток в душе и тут же раздеваясь.

Все произошло мгновенно и сразу.

Открывшаяся дверь, звуки вырвавшейся из нее навстречу солдатам сильной музыки, запах спиртного, голые мокрые мужики, прикрывшиеся простынями, еще даже не затихший отчаянный гогот, растрепанная и рыдающая от боли Оля, выскочившая прямо навстречу и вцепившаяся по ошибке в милиционера, и механически повторявшая вслед за мной – арестуйте его! – все это создало совершенно определенную естественную идиллическую картину.

Им просто шибануло в нос алкоголем, паром, белыми халатами, громкой нахальной музыкой, искренними неподдельными слезами Оли.

А я в это время под душем в полузакрытой ванной лихорадочно срывала одежду с себя и Сани, вылив на белесую и легко опознаваемую голову белобрысого шампунь. Одежду же свою и солдат белобрысого, которые, наконец, поняли, что от них хотят, я мгновенно перемешала с кучей грязных роб, грязных халатов, мокрых фартуков в углу ванной. Оружие всех, я, прихватив, собрав, засунула в стерилизатор.

- Пулеметы не работают... – отчаянно прошептал белобрысому один из солдат.

Эти негодяи сорвали с себя даже нижнее белье. Я не сразу сообразила и отчаянно ввизгнула, оказавшись под душем абсолютно голой с тремя голыми мужиками. Как раз тогда, когда в ванную быстро профессионально заглянул милиционер, обшарив взглядом всю голую веселую гопкомпанию из трех мужиков и двух баб в одной ванне. Саня, как раз, оказавшись абсолютно голой на коленях у другого из солдат, поступила так же.

Завизжала!!!

Милиционер профессионально быстро осмотрел все за мгновение, пошарил под ванной, даже брезгливо перевернул кучу белья, пока мы недоуменно не сразу оборачивались на него. Но работающий стерилизатор не посмотрел... Да и голые визжащие девки, даже не сразу уловившие его, вызвали совершенно другую реакцию.

Все произошло мгновенно.

- Разврат на рабочем месте! – буркнул он и выскочил из запаренной ванной. Ей до этого пользовался кто-то из бойцов, вымазавшихся в грязи, потому подозрения мокрая ванна не вызвала.

Белобрысый как раз плеснул мне пены на лицо, и я ввизгнула.

Милиционер выскочил отсюда.

- Никого... – услышала я, как он отрапортовал кому-то. Очевидно, вид выскочившей Оли, ее непритворная боль, ее ошалелый вид и ее крик “милиция!”, запах спирта от мужиков, девки в ванной – все это втолкнуло его в привычную колею – он видел слишком много таких сцен. Оля вцепилась в другого милиционера и требовала ареста негодяя. Наш же быстро осмотрел все четко и профессионально.

Один из наших бойцов на полу наконец пришел в себя с бутылкой.

- Вы чего, бля... – ошеломленно сказал он в ответ на явление солдат с пулеметами.

- Ничего... – неодобрительно буркнул милиционер и человек в штатском, выходя. Он не одобрял разврата. – Следующую комнату...

Один же из боевиков, наоборот, сочувственно спросил нас:

- Братаны, вы никого не видели?

- Не... А чего? – приходя в себя, спросил другой. – Чего надобно то!

- Да ничего, наоборот классно... Гуляйте, братаны, простите... – он с силой втолкнул Олю, наоборот, в дверь к нам из коридора.

Оля ввизгнула.

Он прикрикнул на нее, замахнувшись автоматом.

- Пошла обратно к ним, телка, раз пришла к ним, и не мычи! – со злобой сказал он, очевидно, озлобленный моими криками про милицию. – Ишь, выкобениваться вздумала, богатая стерва, милицию зовет, я тебе... Пришла, – обслуживай народ!

Олю, значит, затолкали к нам.

Он захлопнул дверь, с сочувствием подмигнув нам за Олиной спиной. Втолкнутая Оля испуганно стояла сощурившись на середине комнаты, приходя в себя.

Все произошло так быстро, будто милиции и солдат как не было. Им просто не пришло в голову, что это и есть непобедимые бойцы – абсолютно без оружия и пьяные.

Я слышала, как сапоги протопали по коридору, осматривая абсолютно все.

Рывком я выключила стерилизатор.

А потом сапоги перебежали на следующий этаж толпой. Там уже шастали, по звуку, тоже их солдаты. Было слышно, как они переворачивали там все. Они обыскали абсолютно все странно быстро.

Я опомниться даже не успела – эта толпа обшарила больницу просто изумительно. Топот был уже слышен снова на улице. Очевидно, они обшаривали здание за минуту.

Они уже выбегали из больницы, когда мой взгляд опять упал на работавший до этого стерилизатор с все еще мигающей лампочкой. И только тогда я вспомнила, что такое стерилизатор и что там оружие с патронами. Глупая девочка – это я – умудрилась засунуть его в печку.

Ужас перекосил меня – даже я поняла, что это значит. Очевидно, никакому дураку по этой же причине не пришло в голову его обыскивать.

Я рывком раскрыла его, но белобрысый среагировал даже быстрей меня – он просто вывалил раскрытый аппарат рывком на себя прямо в ванну, эти шипящие железяки.

Я ввизгнула и отскочила, ибо они попали на ногу. Это в мгновение стала баня.

И только потом я сообразила, что нахожусь абсолютно голая в ванне с троими мужиками и одной развратной девкой. Мне до этого в голову даже не пришло, затаив дыхание, что мужик прижимает меня к абсолютно голому телу...

Я завизжала.

Но Саня мгновенно зажала мне рот.

- Успокойся, оно не взорвалось... – тихо буркнула она.

Я ахнула.

- У меня даже рот раскрылся, когда я увидел, что она его включила... – пожаловался второй боец, глядя на стерилизатор, эту печку. – Сердце остановилось. Ну все, думаю, прощай земля, там же граната... А этот вскочивший мужик отнес мое потрясение за счет того, что я его голый мента увидел!

В это время в дверь ванны осторожно просунулась любопытная голова бойца, широко раскрыла глаза, уставилась на меня и ехидно сказала, покачав головой:

- Разврат на рабочем месте, начальник!

Он дословно повторил слова белобрысого белобрысому. Это было слишком для моей ранимой души. Я отчаянно ойкнула, дернула в угол и с визгом прикрылась простыней, закрывшись вместе с лицом.

Естественно, такие действия привели лишь к тому, что сюда всунулись еще любопытные головы.

- Это неслыханно! – сказал покрасневший как рак генерал, оглядывая нас с побелевшим от потрясения и праведного стыдливого негодования лицом. Уничтожающе глядящий на голую компашку в одной ванне. – Я всем расскажу, чем вы занимались в самый ответственный момент, вместо того, чтобы стрелять!!! – возмущенно крикнул он.

Саня невозмутимо повернулась к нему, немало не смущаясь, что голая, прекрасная как королева или греческая статуя.

- У вас кончились патроны, сэр!? – презрительно и надменно спросила она. Она стояла точно богиня, для которой нагота – священна. – Вы не могли СТРЕЛЯТЬ?

Раздался отчаянный хохот.

Я так и не поняла, почему эти люди так отчаянно хохочут. И, схватив простыню, прорвалась сквозь них из запаренной ванной и заорала сквозь слезы:

- Все вон отсюда! Я буду одеваться! – яростно крикнула я, захлебываясь.

Я поняла, что меня плохо обидели. Надо мной часто смеялись так, и я просто дрожала и не могла ничего думать от обиды и горя, когда так происходило. Я отчаянно боялась и ненавидела это всегда. Одна рука не попадала на другую и не могла взять одежду рукой.

Поскольку они были в трусах и голые, и их выгоняли в коридор, они растеряно в неловкости застыли и застыдились.

- Все вон! – жестко и властно сказала Саня голосом командующей матери, обняв меня и заслонив собой, будто хотела защитить от них. – Вы своими глупыми сальными шутками обидели и напугали совсем ребенка!

Она поглядела на них так строго, так яростно сверкнула глазами, как я увидела, что они потупились.

Белобрысый, увидев мои слезы, почему-то прошел по всем обжигающим тяжелым взглядом, и они все виновато поежились.

- Здесь есть маленькая кладовка, – быстро нашлась Оля, – мужчины могут зайти туда, если выйти голыми в коридор их уже смущает...

Я посмотрела на крошечную каморку два на полтора шириной и, не выдержала. Я хихикнула вопреки обиде, представив в узенькой коробочке почти взвод голых мужчин.

Оля тут же бросилась ко мне и стала тереть мою голову схваченным полотенцем, а Саня, заметив ширму возле кровати, мгновенно задернула ее и сама толкнула нас туда и сама быстро оказалась там.

- Если кто сюда заглянет, убью! – пообещала она мужчинам, задергивая ширму и прячась за ней.

Те ожили.

Пока Саня стала вытирать меня, Оля быстро шастнула к своему чемодану и принесла какой-то сверток с надписью.

- Это для тебя... – заявила она, раскладывая чудесный костюм, от вида которого у меня перехватило дух. Дело в том, что у меня никогда не было такого красивого платья. Я стояла, широко раскрыв глаза, как ребенок, не в силах оторвать завороженный взгляд. Я ахнула.

- Это мне? – не веря, что это счастье случилось со мной, спросила я. Я совсем ошалела, и не решалась даже прикоснуться к нему. Сколько я мечтала о таком платье, когда все, что у меня было, умещалось в одном ящичке шкафа, где были джинсы и платье, оставленное мне женой брата. Я мечтала, что я выйду в таком платье, а не в своих старых тщательно выстиранных джинсах и аккуратно заштопанном видавшем виды свитере, и все будут думать, что я... Но даже скопить на него у меня не было даже надежды, а мечтать о том, что брат догадается и подарит мне такое, было тем же, что и получить от тетки на завтрак вместо гречки пир на шесть персон из лучшего ресторана...

Пока теперь Саня усиленно терла мои волосы, Оля ловко одевала и пеленала меня в шелковое белье и платье. Наверное, она готовилась в модели, потому что делала это на редкость профессионально. Я не успела и оглянуться, как была одета.

Кто-то из бойцов профессионально распотрошил комнату и нашел фен, которым Саня сушила мою голову, а Оля задумчиво рисовала прическу.

- Жаль, что фен только один, – в сердцах сказал белобрысый.

- Вы можете совать голову в стерилизатор ненадолго... – не подумав, брякнула механически я, а потом быстро спохватилась. Ибо я помнила, что мои догадки люди как-то не так встречают. Но было уже поздно.

Комната за занавеской грянула хохотом так, что занавеску отнесло немного в сторону вихрем воздуха.

- Почему вы все не одеты?! – мрачно спросила я вместо ответа, увидев на мгновение их голые тела, оставшиеся как есть. Вернее часть тел сквозь занавеску. Кажется, они раздумывали. Лучшая защита – нападение.

Я заметила, что они почему-то затравлено сидели голые перед разложенными Олиными платьями с унылым видом.

- Они не оденут эти юбочки! – тяжело отрезал белобрысый. – После этого команду останется только закрыть...

- Конечно, у Вас слишком волосатые ноги, – поспешно перебила я его, спеша извиниться перед белобрысым. И робко добавила, смущаясь и еле тихо выговорив. – Юбки слишком короткие, а я заметила по волосам на ваших ногах, вы слишком долго не делали эпиляцию...

За занавеской раздался такой гогот, что занавеску откинуло.