Рауль Гутьерес был известен тем, что допоздна засиживался на работе. Возможно, у него и мелькали сомнения по поводу продукции, которую он создает, но к своим обязанностям он по-прежнему относился ответственно. Он задерживался в лаборатории еще и потому, что его жена Кэти тоже работала допоздна, и он не видел смысла в том, чтобы в одиночестве болтаться по дому, ожидая ее возвращения. Раньше он приходил первым и готовил ужин на двоих. Это казалось ему справедливым, поскольку работа требовала от Кэти больше физических и эмоциональных усилий: она заведовала местным приютом для бездомных, и за последние годы объем и сложность ее работы возрастали с пугающей быстротой. До экономического спада большинство ее подопечных составляли пьяницы, несколько наркоманов и ветераны вьетнамской войны. Теперь же надо было накормить, одеть и удержать от неизбежного падения в пропасть целые семьи.

Возможно, кто-то был бы недоволен тем, сколько времени и сил тратит Кэти на этот приют, но Рауль гордился женой и ее преданностью своему делу. Один из них должен приносить обществу пользу, думал Рауль, и этот человек, конечно, не он. После получения степени магистра в Калифорнийском технологическом институте он не сразу сделал свой выбор, и вот чем все обернулось. Теперь он сидел, как в капкане, в «Глобал Текнолоджис», потому что нужно было платить по закладной и потому что в этой отрасли химической промышленности не так-то просто найти работу.

Раулю, круглолицему пышноволосому парню из Лос-Анджелеса, было двадцать семь лет. Он считал, что ему повезло, когда он получил эту хорошо оплачиваемую работу. Он не был настолько идеалистом, чтобы из-за своих принципов пожертвовать карьерой. В любом случае они с Кэти собирались обзавестись детьми, а это означало, что один из родителей должен достаточно прилично зарабатывать, чтобы содержать семью.

Было без четверти семь, и Рауль размышлял, заканчивать ли ему или просмотреть еще одну статью в научном журнале. Он мог бы взять журнал домой, но там не удастся сосредоточиться, если выяснится, что по телевизору будут показывать что-нибудь занятное. Лучше почитать статью завтра на свежую голову, решил он и заложил линейкой страницу.

Он собирал вещи, когда услышал, как кто-то открыл, а затем закрыл двери в лабораторию. Раздался металлический звук, когда в замке повернули ключ. Уборщица уже ушла, поэтому Рауль удивился. Он опустил сумку на пол и заглянул за угол — в соседнюю лабораторию. На миг ему показалось, что кто-то с маскарада по ошибке попал в исследовательский центр. Человек, похожий на астронавта в полном снаряжении, медленно и острожно шел по комнате.

Рауль всмотрелся в иллюминатор скафандра и улыбнулся.

— Брюс! Это ты? — спросил он неуверенно. — Что ты тут делаешь?

Астронавт, облаченный с ног до головы в защитный костюм, не улыбался. Он остановился в двух футах от химика.

— Зачем ты так вырядился? — спросил Рауль со смехом. Но ухмылка исчезла с его лица, когда астронавт поднял правую руку и прицелился. В руке он держал обыкновенный насос-пульверизатор, какие обычно используют садовники для полива растений.

Рауль машинально отпрянул назад, но жидкость из пульверизатора попала в лицо и на грудь. Он закричал и прижал руки к глазам, но было уже поздно. Глаза жгло, как огнем, он почувствовал резкую боль в горле. Рауль отлетел к стене и тяжело осел на пол. Он кашлял и задыхался, но каждый вдох казался глотком кислоты. Он не мог произнести ни звука, не то что подняться. Словно кто-то тер наждаком его глаза и губы и бил тяжелой кувалдой по голове. Он моргал и моргал, но резь только усиливалась. Потом его голову пронзила острая боль, и он потерял сознание.

Астронавт смотрел, как Рауль корчится на полу, и ждал, когда судороги прекратятся. Затем он перетащил безжизненное тело к окну и распахнул створки настежь. Вернувшись к рабочему столу, он опрокинул стул. После этого, достав из кармана скафандра пузырьки с какой-то жидкостью, поставил их на стол. Несколько пузырьков он положил, будто они опрокинулись.

Потом он подошел к компьютеру и набрал пароль, чтобы войти в файлы разработчиков «Дермитрона». Он вызвал на экран страницу химических формул и побрызгал из пульверизатора на часть стула, стоявшего возле компьютера. Наконец, он снял пробку с пустого пузырька и положил его в лужицу жидкости. К утру, когда люди придут на работу, действие яда, благодаря открытому всю ночь окну, должно ослабнуть. В любом случае, он первый появится в лаборатории и забьет тревогу, что произошел несчастный случай. Затем можно опечатать комнату, чтобы провести дезинфекцию. И всем будет ясно, что случилось с беднягой Раулем.

Лишь немногие руководители подразделений банка «Броди Макклин» могли беспрепятственно попасть к председателю. Даже члены правления предпочитали соблюдать формальности, чтобы побеседовать с высокопоставленным лицом, нежели просто заскочить в кабинет сэра Энтони, даже будучи в полной уверенности, что их пригласят на разговор. Но для Чарльза Рейвенскрофта дверь кабинета председателя была всегда открыта, как и маленький бар, находившийся в этом кабинете. Возможно, Брук слегка поостыл к Чарльзу после утечки информации относительно банка «Эмпайр Нэшнл». Возможно также, что он перестал делиться с Чарльзом содержанием документов, попадавших в корзинку для входящих бумаг. Но оба по-прежнему чувствовали себя непринужденно и свободно в компании друг друга. У Рейвенскрофта не было причин сомневаться, что именно его сэр Энтони выбрал себе в преемники на посту председателя правления.

Так что пользуясь приятельскими отношения с Бруком, Чарльзу не пришлось думать дважды, чтобы решить высказать сэру Энтони свою озабоченность по поводу Джеймса Мэлпаса. В последний понедельник июля он зашел перед обедом в кабинет председателя выпить рюмку хереса. Их равное происхождение подразумевало, что они могут обойтись без туманных разговоров о коллегах — членах правления или о банковских делах.

— У нас обсуждают последнее представление, которое устроил департамент финансирования промышленных корпораций, — проговорил Чарльз, пока председатель наливал ему охлажденный херес «Тио Пепе». — Они выпустили смехотворный оптимистический отчет о компании «Мартиндейл» и на основе своих рекомендаций навязывают всем и каждому их проклятые акции. А теперь до меня доходят слухи с биржи, что «Мартиндейл» в своем полутодовом отчете, который появится в следующем месяце, покажет убытки.

Чарльз помедлил, пытаясь поймать взгляд председателя, но тот продолжал разливать херес. Рейвенскрофт спросил себя, понял ли председатель то, что Чарльз сказал. Брук фыркнул и протянул ему рюмку.

— Знаешь, Чарльз, не стоит тебе совать нос в департамент Мэлпаса, — произнес он устало. — Смею заметить, что «Мартиндейл» в самом деле сомнительная компания, которой управляет этот маленький хам. Но пока отчет не опубликован, у нас нет оснований устраивать разнос департаменту Джеймса. — Он тяжело опустился в кресло, словно процесс наполнения рюмок лишил его последних сил. — Мэлпас, благодаря результатам, которых он добивается из года в год, вносит значительный вклад, чтобы наш банк мог держаться на плаву. Поэтому ему надо дать время разобраться в ситуации с «Мартиндейл».

— Ничего хорошего ждать не приходится! — Голос Рейвенскрофта прозвучал необыкновенно резко. — Более того, эти фокусы могут дорого обойтись нам, не говоря уже о наших несчастных клиентах.

Уставившись на ковер, Брук пытался переварить неприятное сообщение. Директор департамента международных операций довершил картину, окончательно испортив ему настроение:

— Говорят, будто он использует средства с тех его проклятых закодированных счетов, чтобы взвинчивать курс. О, я знаю, это всего лишь сплетни, и у нас нет возможности выяснить, что Джеймс затевает на самом деле, поскольку в его департамент попасть так же трудно, как медведю в задницу. Но предположим, что он действительно скупил акции «Мартиндейл». Что произойдет, когда он сбросит эти акции на рынок? Он понесет дьявольски крупные потери — вот что произойдет; поэтому возможно уменьшение прибыли в текущем году. Я тебя уверяю, — произнес Чарльз со злостью, — Джеймсу придется совершить нечто выдающееся, чтобы выбраться из такой ямы.

Рейвенскрофт стоял возле окна и смотрел, как председатель устало трет глаза. Что касается сэра Энтони, то он думал, что ни на день не задержится с уходом в отставку в конце лета. Он решил распрощаться со всеми после заключения сделки с «Эмпайр Нэшнл». Это будет его лебединая песнь. У него не было больше ни малейшего желания ввязываться в склоки между различными подразделениями банка. Все это он оставит своему преемнику — Чарльзу Рейвенскрофту. Он не мог представить, чтобы какие-то препятствия помешали Чарльзу благополучно занять его место. По крайней мере, это было хоть каким-то утешением.

Рядом с именем «Энтони Брук» Мэлпас написал инициалы «Ч. Р.». Такие же инициалы он поставил возле имени «Чарльз Рейвенскрофт». Добравшись до фамилии главы департамента финансирования промышленных корпораций, он вписал собственные инициалы и пришел к выводу, что если бы выборы состоялись завтра, борьба была бы упорной: пост председателя достался бы Рейвенскрофту, но для этого ему едва хватило бы голосов.

Стюардесса предложила Мэлпасу бокал шампанского, но тот отказался. Его мысли были в будущем: он размышлял над тем, какие услуги должен оказать своему банку, чтобы заручиться поддержкой членов правления.

Пол Робертс тихо сидел рядом, изучая годовой отчет корпорации «Глобал Текнолоджис». Он расстроился, увидев, что босс отказался от шампанского, но последовал его примеру. До полета он предвкушал, как вовсю будет пользоваться дополнительными льготами, которые предоставляются пассажирам, путешествующим по высшему разряду. Наконец-то он стал одним из правителей страны, где расходы оплачиваются за счет фирмы. Затем он понял, что босс с головой погрузился в работу, и Робертс осознал, что также обязан сосредоточиться на цели их поездки.

Как бывало с большинством проектов Мэлпаса, путешествие в Америку окружала тайна. Только когда они встретились в аэропорту, Мэлпас вручил Полу досье на «Глобал Текнолоджис» и признался, что они попытаются заполучить в клиенты этот гигантский американский концерн. Обомлевшему Полу было приказано изучить информацию о «ГТ» и быть готовым к тому, чтобы разработать предложения по поводу прорыва «Глобал Текнолоджис» на британский и европейский рынки вооружений путем приобретения английской фирмы.

Пол недоумевал, зачем понадобилась такая секретность, однако приступил к работе, не задавая лишних вопросов. Настроение Мэлпаса портилось по мере того, как все явственнее становилась неудача попытки взвинтить курс акций «Мартиндейл». В этом не было ничего удивительного, и Пол вспомнил Шарлотту: она оказалась права насчет лени журналистов, когда рассказывала, что в Сити нет своих Вудуордов и Берстайнов.

Пол работал в кабинете, расположенном радом с кабинетом Мэлпаса. Как и было обещано, он стал помощником директора департамента финансирования промышленных корпораций. Жалованье его выросло вдвое, но вдвое длиннее стал и рабочий день — или ему так казалось. Теперь у него не было возможности увидеться с Шарлоттой, даже, как подумал Пол с грустью, если бы она захотела опять с ним встречаться. Он снова углубился в данные о корпорации «Глобал Текнолоджис».

Вернувшись в Лондон, в студию «Нэшнл ньюс нетуорк», Шарлотта уселась возле терминала, просматривая телетайпные сообщения в поисках каких-нибудь интересных новостей для вечернего выпуска. Однако ко времени ленча единственные привлекшие внимание истории пришли из Соединенных Штатов, где день только начался. Одно сообщение было передано из Вашингтона: в Конгрессе предстояли дебаты по поводу начатой президентом кампании против наркотиков. Правительство США объявило о своей готовности платить за уничтожение посевов наркотических растений, а также предоставить семена и рабочую силу для того, чтобы фермеры могли переключиться на выращивание товарных продовольственных культур. Предполагалось, что деньга на эти цели будут выделяться из бюджетных сумм, предназначенных на оказание помощи зарубежным странам, а это породило споры и разногласия, как и вся программа в целом. Журналист, передававший сообщение, предсказывал, что инициатива президента получит большинство голосов.

Следом шло сообщение из Нью-Йорка, из Организации Объединенных Наций. Информированные источники давали понять, что Англия присоединится к США и ряду других промышленно развитых стран, которые выступают против введения запрета на производство стиреновых мономеров — веществ, которые используются для изготовления упаковочных материалов из полистирола. Считается, что полистирол уничтожает озоновый слой.

Ни одно из этих сообщений не задержалось в голове Шарлотты дольше, чем на долю секунды; вслед за интервью со звездами футбола и заметками о том, что больше всего вредит здоровью, они отправились в воображаемую мусорную корзину. Стало очевидно, что в вечерней сводке новостей Эн-эн-эн на первом месте будет насилие в Южной Африке. Неважно, что репортажи об этом не отличались новизной и особой силой. Не имело значения и то, что где-нибудь на Тибете или в Восточном Тиморе каждый день нарушались права человека. Английские журналисты верят, что события в Южной Африке наглядно демонстрируют самые худшие черты всего человечества, и это надо донести до зрителей, даже если зрителям не очень-то интересно. Самое удобное в репортажах о событиях в Соуэто заключалось в том, что там хорошие парни от природы черные. Поэтому журналистам разобраться значительно легче, чем когда речь идет о гражданской войне в Боснии или африканском Сахеле.

Однообразие утренних новостей привело к тому, что Шарлотта позволила себе помечтать. А лучше бы держать такие мысли на коротком поводке, словно плохо выдрессированную собаку. Ее мысли сосредоточились на Робертсе и на том, что она вернулась к одиночеству, как и положено честолюбивой женщине, работающей в средствах массовой информации. «Хорошо, что я его бросила», — рассуждала Шарлотта. Но в метафорическом смысле бросить Пола оказалось не так просто.

Чтобы убедить себя в правильности своего поступка, она попыталась вообразить повседневную рутину. Субботние вечера с пивом перед экраном телевизора: она смотрит, как Пол смотрит какой-нибудь матч. Встречи в обшарпанных закусочных и пивнушках с его приятелями — славными ребятами, которые с увлечением будут обсуждать достоинства разных автомобилей. Пьяная болтовня до и во время ужинов в ресторанчике, где готовят карри. Потом — безрадостный секс. Неизбежные посиделки с его дорогой и любимой мамочкой: милые разговорчики двух женщин, которые вместе моют посуду. Она будет смотреть на Шарлотту влажными глазами и заглядывать ей в лицо, чтобы угадать ответ на свои намеки по части того, «не пора ли остепениться» и «не пора ли завести семью». Естественно, она никогда не произнесет прямо: «свадьба» и «дети». Шарлотта почему-то смутилась и поднялась с места, чтобы пойти за шоколадкой.

Вернувшись к столу, она обнаружила, что второй раз доставили почту, и среди скучных пресс-релизов заметила письмо, проштемпелеванное в Эли, Кембриджшир. В конверте оказалась открытка с репродукцией «Венеры» Боттичелли. На открытке было краткое послание, написанное от руки:

«Дорогая Шарлотта!

Мне доставило удовольствие познакомиться с Вашим очерком о нашей компании. Следуя Вашим советам, я кое-что предпринял. Я просил коммерческий банк, который ведет мои дела, устроить для меня в Сити ряд деловых обедов для встреч с теми, кто вложил капиталы в мои акции. Не будет ли слишком большой наглостью с моей стороны, если я еще раз воспользуюсь Вашей помощью, прежде чем встречусь с ними? Я знаю, что Вы ужасно заняты, но нельзя ли мне пригласить Вас на обед? Пожалуйста, позвоните мне.

Всегда Ваш,

Дэвид Стоун»

Она почувствовала, как приятно затрепетало в груди сердце и заполыхали щеки, когда она перечитала открытку. Ей с трудом удалось подавить улыбку, которая была шире, чем у Чеширского Кота. Шарлотта потянулась к телефону.

Прибыв в Нью-Йорк, Пол хотел сразу отправиться смотреть город, но Джеймс настоял, чтобы они пообедали в отеле, а затем ушел в свой номер работать. Пол оказался предоставлен самому себе, поэтому он побродил по Манхэттену, хотя и не представлял, где находится. Вернувшись к отелю, он увидел, как Джеймс, облаченный в черную кожаную куртку, какие носят рокеры, садился в такси. Он не заметил Пола, а крайне удивленный молодой человек не стал его окликать. Робертс отправился в свой номер и стал развлекаться, переключая телевизор с одного канала на другой.

Пока Пол с изумлением наблюдал за телеиграми, где участники, отвечая на вопросы, с которыми справился бы даже десятилетний ребенок, получали призы, равные по стоимости годовому валовому национальному продукту Гватемалы, Мэлпас пытался привлечь внимание невысокого белокурого парня. Он прикинул, что этому худощавому мускулистому подростку, за которым он наблюдал, должно быть, не больше шестнадцати. Они стояли возле стойки бара в клубе под названием «Штольня», находившемся в Гринвич-Вилледж. Джеймс бросал на парня многозначительные взгляды, но блондин делал вид, что тусуется с друзьями, сидевшими в другом конце бара. Его бесцеремонное издевательское поведение так раздражало Джеймса, что он решил во что бы то ни стало добиться своего. Парень изгалялся вовсю, и чем больше Джеймс смотрел, как он рисуется, тем больше его охватывала похоть.

В конце концов парень соизволил обратить взор больших голубых глаз на своего поклонника. Он придвинулся поближе, и Мэлпас купил ему выпивку. После короткого разговора они удалились в комнату с черными стенами, где царил полумрак. Там на матрацах, брошенных на пол, уже расположились несколько пар. Громкая музыка заглушала все иные звуки. В одном углу с потолка свисали ременные петли, похожие на качели. На них сидели мужчины, раздвинув ноги, будто на гинекологических креслах. Их партнеры, закатав рукава, размешались ниже, сидя на корточках и держа наготове кулак. Но Джеймсу не нравилось такое «кулачное» сношение, как он тут же ясно дал понять Голубоглазому. Ему было неинтересно смотреть, как партнер испражняется, что, вероятно, считалось здесь эротически возбуждающим. Вибраторы также его не привлекали.

Джеймс постарался внушить парню, что не нуждается и в грубых приемах: он не желал, чтобы у него на теле остались отметины. Многие посетители «Штольни» одевались таким образом, чтобы их потенциальным жертвам было очевидно желание причинить боль. В качестве доказательства они надевали на член кожаные кольца с металлическими выступами — для усиления ощущений во время акта — или же протыкали стальными заклепками собственные соски. Они также надевали под пиджаки и брюки черные кожаные доспехи, как другие носят жилеты или поддевают боксерские трусы. По общему мнению, кожа сексуально возбуждала и к тому же была практичной, поскольку с нее легко смывалась всякая дрянь.

Джеймс и блондин прошли в угол черной комнаты, где было поменьше народу. У спермы подростка был вкус малины, и он предложил Джеймсу купить порошок, с помощью которого достигается такой эффект. Когда очередь дошла до действий Джеймса, он полез в карман пиджака за презервативом, но это привело парня в ярость.

— О нет, не надо! — воскликнул он. — Если ты меня хочешь, возьми прямо так!

Но не успел Джеймс спросить, о чем это он, как Голубоглазый уселся и потянулся за своей рубашкой.

— Не знаю, почему ты веришь всему этому дерьму! — сказал он с раздражением.

Джеймс схватил его за руку, чтобы помешать застегнуть пуговицы. Он не собирался позволить этому маленькому Адонису так легко ускользнуть.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он.

— Это интриги гетеросексуалов, — с жаром объяснил мальчишка. — Это способ помешать нам самовыражаться!

Джеймс никогда не относил себя к тем, кого разгневанный парень назвал «мы». И действительно, он не считал себя гомиком — слово, которое он ненавидел почти так же, как и надуманные принципы своего партнера. Идея о солидарности «голубых» претила ему во всех ее проявлениях. Он презирал тонкоруких женоподобных слабаков, которые кричали о своих убеждениях на каждом углу. Джеймс просто следовал своим инстинктам и избегал крайностей.

Слушая гневные излияния красавчика, он думал только о том, как бы успокоить его и продолжить. Джеймс подумал, что, вероятно, оскорбил мальчишку, словно намекнул, будто тот заразный. Поэтому он погладил его загорелую грудь и уговорами завлек назад, на матрац. Согласившись наконец, мальчишка отвинтил крышечку маленького серебряного флакончика в форме пули, висевшего на цепочке у него на шее, и предложил Джеймсу. Англичанин с удовольствием втянул ноздрями порошок и вернул флакончик. Когда наркотический дурман ударил ему в голову, Джеймс перестал себя сдерживать.

На следующее утро он встал пораньше, чтобы поплавать в бассейне отеля, а в восемь они с Полом уже были на главной автомагистрали Нью-Джерси Торн-пайк. Пол выглядывал из окна и вспоминал строчки из песни Саймона и Гарфанкля насчет того, как кто-то ехал и считал машины на дороге Нью-Джерси Торн-пайк. Реальность его разочаровала. Монлорей оказался городком, протянувшимся вдоль автомагистрали, по обеим сторонам которой располагались забегаловки, где жарили пончики, выставочные залы, где демонстрировались надувные матрацы, и похоронные конторы, похожие на общественный сортир.

Территория, занятая корпорацией «Глобал Текнолоджис», ничем не отличалась от промышленной зоны любого английского города. Как только все уселись вокруг стола для совещаний в кабинете Зандера, Мэлпас перешел к делу, заявив, что у него есть достойный объект для приобретения. Услышав такую новость, Пол навострил уши. Он полагал, что они прибыли сюда обсуждать с американцами лишь общие вопросы, и потому, пока босс продолжал говорить, Робертс чувствовал себя все более неловко.

— Курс акций этой компании резко упал, — пояснял Мэлпас.

У Робертса появилось нехорошее предчувствие, будто он знает, что последует дальше, и он постарался, чтобы на лице его не отразился ужас.

— Доверие инвесторов подорвано из-за того, что много лет в компании было плохое руководство, но производственная база «Мартиндейл» идеально подходит для вас. — Мэлпас указал на Пола, который невольно дернулся, словно кто-то ткнул ему в глаз. — Присутствуюший здесь Пол Робертс изучил эту компанию от и до. Он может объяснить, как использовать «Мартиндейл» для создания производственной базы в Англии, какими широкими возможностями сбыта она располагает в самых многообещающих странах, создающих или модернизирующих оборонную промышленность, и, конечно, как стать стартовой площадкой для вашего выхода на европейский рынок.

Зандер взял карандаш.

— Давайте обсудим финансовую сторону, Джеймс. До того, как попросим Пола поделиться своими соображениями по всем вопросам.

Зандер улыбнулся аналитику, и того прошиб холодный пот. Мэлпас наклонился над столом, аккуратно сложил руки и принялся отвечать американцу с хладнокровной уверенностью, за которой ему удавалось скрывать свою нервозность.

— Думаю, «Мартиндейл» будет стоить корпорации «Глобал Текнолоджис» порядка двух миллиардов долларов наличными. Но вам не нужно вкладывать ни пенни, — добавил он торопливо. — Учитывая такие активы, как у корпорации «ГТ», акционеры «Мартиндейл» с удовольствием возьмут ваши акции взамен тех, которые у них на руках. На деле же следует приобрести контрольный пакет.

— Если инвесторы с такой неохотой вкладываются в «Мартиндейл», — спросил Зандер мягко, — то с какой стати у нас должно возникнуть такое желание?

— Пол! — сказал Мэлпас, точно пасовал ему мяч во время игры в регби.

— Э-э… — замялся аналитик, но Джеймс нарочно смотрел в свои записи. Пол прокашлялся и глупо улыбнулся Зандеру. — «Мартиндейл», — начал он медленно, — пострадала от неразумного расширения производства в тот момент, когда на рынке сильно упал спрос на военную продукцию, а у руководства не хватило ума расширить ассортимент или поднять качество. В компании есть несколько подразделений, которые можно прибыльно продать.

Зандер с усмешкой смотрел, как молодой человек старается заработать для своего банка комиссионные на расчленении несчастной «Мартиндейл». «Комиссионные за слияние и приобретение, комиссионные за изъятие капиталовложений, комиссионные за выдачу кредитов», — думал Зандер. Управляющий мясокомбината, по крайней мере, не пытается изображать, что занят творческим трудом; он прямо говорит, что следит за теми, кто разделывает туши. Когда же эти никчемные посредственности займутся чем-нибудь полезным, спрашивал себя американец.

Порывшись в папке для бумаг, Пол извлек два экземпляра своего отчета о компании «Мартиндейл», вспомнив, что они у него с собой. Это была скорее случайность, нежели расчет.

— Теперь я остановлюсь на производственной мощности каждого подразделения, — пояснил он. — Производительность… — Он умолк, когда Зандер внезапно выхватил у него из рук обе копии отчета.

— Не возражаете, если я возьму их? — спросил американец, поднимаясь. — Я покажу их президенту корпорации. Он примет участие в наших переговорах немного позже, но мне хотелось бы, чтобы он прежде просмотрел это.

Когда Зандер покинул комнату, Мэлпас, напряженно улыбаясь, повернулся к своему коллеге. Пол собирался спросить у него, зачем он без предупреждения толкнул его в омут на самом опасном месте. Как всегда, Мэлпас опередил его.

— Отлично, Пол! Это было весьма впечатляюще! — И Мэлпас ухмыльнулся, заметив потрясенное выражение на лице своего ученика.

— Я думал, что в первую очередь мы должны соблюдать интересы нашего клиента, — возразил Пол. — Как раз это вы мне и внушали раньше. Мы играем против правил, разве не так? — добавил он мрачно.

Джеймс с раздражением закатил глаза.

— Правила, Пол, существуют для того, чтобы мешать творческим людям. Игра по правилам — это оправдание, которое придумали тупицы, чтобы объяснить свои промахи и отсутствие воображения. Послушайте, я опасался, что, если расскажу вам все заранее, вы попытаетесь меня отговорить или откажетесь от поездки. Но вы были великолепны! — сказал он искренне. И добавил еще несколько лестных слов.

Гнев аналитика утих. А потом Робертс почувствовал, что доволен собой.

— Знаете, Пол, надо стараться вовсю, — произнес Джеймс доверительно. — На Уолл-стрит полно первоклассных инвестиционных банков, которые способны работать над реализацией идей Зандера и Кларка по поводу покупки компании; вот с чем нам предстоит бороться. Я сам работал на Уолл-стрит в середине восьмидесятых, когда наш банк купил здесь брокерскую контору. Тогда все в Лондоне этим занимались, строя фантастические планы создания глобальных сетей, поскольку часовая зона Лондона находится между Америкой и Японией. Конечно, следуя такой логике, Аккра тоже могла бы оказаться в числе претендентов, но эта идея никому в голову почему-то не приходила, — добавил он с усмешкой. — Я проработал здесь полгода, и некоторые мифы развеялись. Например, те, что шикарно одетые люди, разъезжающие в лимузинах, разговаривая одновременно по двум мобильным телефонам, на деле не всегда многого стоят. Надо признать, что они занимались вычислениями день и ночь, но их выводы оказывались менее толковыми, чем расчеты какого-нибудь английского бухгалтера, который пишет суммы на обороте конверта. Все дело в стиле и умении себя подать. Тут американцам равных нет. — Мэлпас умолк, чтобы перевести дыхание, и стряхнул пушинку с рукава. — Среди аналитиков, которых я знал, были такие, кого больше волновал вопрос, кто предпринял самую дорогую поездку на горнолыжный курорт Аспен, — продолжал Джеймс. — У себя в офисах они изъяснялись на каком-то военно-шифрованном языке, особенно те, кто никогда не был во Вьетнаме, но притворялся, что был. И они же боялись возвращаться домой после работы по подземке. Естественно, те, кто действительно был во Вьетнаме, помалкивали. — Мэлпас уставился в окно, будто впал в какой-то транс. — Невероятно! Целая нация травмирована гибелью менее чем шестидесяти тысяч солдат. Во время битвы на Сомме столько людей теряли за одно утро.

— Макс уже идет, — проговорил Зандер, просовывая голову в дверной проем.

Они поднялись, чтобы обменяться рукопожатием с президентом «Глобал Текнолоджис».

Макс Кларк буркнул односложное приветствие и уселся в кресло во главе стола. От него несло запахом сигар. Череп покрывали капельки пота.

— О’кей, — побурчал он финансисту.

— Пол, что бы вы сделали с производственными мощностями «Мартиндейл»? — спросил Зандер.

Это была одна из любимых тем Пола — будущее военной промышленности в Европе. Он чувствовал себя уверенно и следующие двадцать минут приводил аргументы в пользу оборонительных систем вооружения против тяжелого вооружения наступательного типа.

— А как быть с эсминцами и авианосцами? — прервал его Зандер.

Робертс покачал головой. Он сомневался, что найдется много стран, способных вкладывать громадные суммы в такие сравнительно маломаневренные плавучие платформы: они уязвимы для нападения и легко обнаруживаются.

— Парень прав, — проговорил Зандер, тыча сигарой в сторону Пола. — Военно-морским силам конец.

Когда они перешли к обсуждению финансовых вопросов, настал черед Мэлпаса. Пол никак не мог понять, насколько успешно складывается ситуация, пока грубый президент «ГТ» не поднял в воздух свои массивные лапы; обсуждение прекратилось.

— О’кей! Хватит дерьма! Предложение по большинству пунктов отвечает тому, что мы ищем. Это хорошо, — прорычал он. — Но как вам удалось так много узнать об их финансовых делах, а? — спросил он и взглянул на Мэлпаса, сильно прищурившись, словно смотрел сквозь туман.

— Они наши клиенты.

От хохота Кларк чуть не свалился с кресла. Он стряхнул пепел со своих брюк и весело покачал головой.

— Мне нравятся эти сукины дети! — сказал он Зандеру. — Согласен иметь с ними дело.

Они договорились, что Пол задержится на пару дней в Монлорее, чтобы познакомиться с организационной структурой «ГТ», а также встретиться с техническими экспертами, которым нужно досконально знать все, что касается «Мартиндейл». Он должен подготовить наброски необходимых документов и поддерживать связь с «Броди Макклин» по телефону и факсу.

Мэлпас в тот же день вернулся в Англию, чтобы запустить в действие колеса механизма. Но прежде он позвонил журналисту, пишущему на финансовые темы в «Бизнес уик интернэшнл» на Манхэттене, и они условились встретиться в аэропорту перед отлетом. Джеймс знал этого журналиста со времен своей работы на Уолл-стрит; писака жаждал обменяться сплетнями по поводу банка «Эмпайр Нэшнл».

Спустя шесть часов Мэлпас занял свое кресло в салоне первого класса реактивного лайнера и торопливо еще раз проверил все расчеты. Надо как можно скорее через свои закодированные счета «Клеопатра» и «Мальборо» сбрасывать на рынок пакеты акций «Мартиндейл», чтобы резко понизить их стоимость. Затем следует начать продажу этих же акций со скидкой, чтобы еще больше сбить цену и сделать их более привлекательными для американских клиентов. А затем, непосредственно накануне скупки акций корпорацией «ГТ», он снова приобретет их и заработает колоссальную прибыль для своего департамента.

Одним хитрым ходом он разрешит сразу несколько неприятных проблем. Но ему придется рискнуть, поскольку «ГТ» в любой момент до наступления часа «икс» может отказаться от сделки. Это был риск, на который он обязан пойти. Его поражало, что до сих пор ему все удавалось легко. Он с удовольствием предвкушал появление следующего номера «Бизнес уик интернэшнл». Он думал об этом со злорадством.