Вечером я остановился позади толпы, которая собралась возле чаши для костра, чтобы посмотреть на компанию юных рибутов-музыкантов, игравших что-то веселое. Люди вскоре пустились в пляс и начали подпевать. Такое ликование после гибели в недавней бойне своих же товарищей казалось странным.

Кое-кто из остинских рибутов тоже присоединился к торжеству. Отсветы костра плясали на их счастливых лицах, они держались за руки и заразительно смеялись. Однако большинство наших мрачно сидели в стороне, разбившись на группки. Среди них уже прошел слух о замыслах Михея, и многим они не понравились.

Рен стояла невдалеке, рядом с Михеем, и напряженно кивала, слушая его. Он был уже не настолько благодушен, как раньше, но оба они выглядели довольно мирно, и прежней ярости на лице Рен я тоже не заметил.

Она перехватила мой взгляд и едва заметно округлила глаза, словно желая показать, что общество Михея ее уже утомило. Я рассмеялся, и на лице Рен возникло подобие улыбки. Взмахом руки я поманил ее к себе, но она снова с усталым видом кивнула Михею, который что-то безостановочно говорил.

Тут ее внимание привлек кто-то за моей спиной. Я оглянулся и увидел Айзека, он шел к палатке у входа в резервацию с тарелкой, полной еды. Там все еще находилась новенькая — та, что была недавно убита.

— Не понимаю, почему они это терпят.

Обернувшись на тихий голос, я обнаружил рядом с собой Адди. Пожал плечами, потому что тоже не знал ответа. Всматриваясь в толпу, я вдруг подумал: кого еще из них убили охотничьи отряды Михея?

Я снова взглянул на Айзека. «Повезло, наверное» — так он ответил на мой вопрос о том, как он очутился в резервации. Сказал, что родился не здесь.

— Неужели никто не пытался это остановить? — прошептала Адди.

— Может, им наплевать, — буркнул я и жестом позвал ее за собой. — Идем.

Увидев нас, Айзек вздрогнул, и его рука, уже собравшаяся откинуть полог палатки, замерла. Он нервно огляделся, проверяя, нет ли еще кого поблизости.

— Вам ребята, наверно, сюда нельзя, — заявил он.

— Почему? — спросила Адди.

— Михей предпочитает не торопиться с акклиматизацией новых рибутов. Ну, чтобы они не слишком обалдели под грузом впечатлений.

— А разве от своей гибели они еще не обалдели? — осведомился я.

Видя, что Айзека моя шутка не развеселила, я решил заткнуться. Пожалуй, в своих догадках насчет истинной причины его смерти я не ошибся.

— Это ей, — сказал он, кивая на тарелку. — Она все равно еще толком не говорит.

И скрылся в палатке.

Адди сложила на груди руки и поежилась от вечернего холода.

— Ты поговорил с Рен?

— Немного.

— Бет говорит, Рен зашила им огнестрельные раны, пока они были мертвы, чтобы шрамы уменьшить. Мило, правда? — Адди пожала плечами. — Как будто ничего другого она сделать не могла. Ты как считаешь?

Я удивленно оглянулся в сторону Рен, но они с Михеем уже ушли. Мне она об этом ничего не сказала. Будь я на ее месте, я бы точно после такой «охоты» пришел в ярость и набросился на Михея. Но Рен хватило выдержки зашить мертвой девушке грудь. Мне бы такое и в голову не пришло.

Айзек вышел из палатки, засунув руки в карманы и ссутулившись, как будто хотел исчезнуть.

— Вам надо чего-нибудь, ребята? Может, поесть хотите?

— Ты тоже так умер? — негромко спросил я, кивнув на палатку.

Он кашлянул и начал затравленно озираться, словно выискивая, куда бы сбежать.

— Я не могу об этом говорить. Честно.

— Что значит — не можешь? — нахмурилась Адди.

Он подступил на шаг ближе, втянув голову в плечи:

— Михей этого не любит. Мы должны забыть прошлое.

Забыть прошлое? Иными словами, вам запрещается психовать из-за того, что мы вас убили, поэтому заглохните и будьте счастливы?

— С тобой кто-то был? — спросил я. Плевать мне на то, что нравится Михею. Я собирался обсудить это — и точка. — Твоих родных тоже убили?

Айзек помялся.

— Да, — прошептал он наконец и чуть выдохнул, словно ему стало легче. — Родители умерли, когда я был еще маленьким, но я жил со старшим братом и еще несколькими людьми, которых считал семьей. Все они погибли.

— Сколько тебе было? — ужаснулась Адди.

— Четырнадцать. Это случилось год назад. Они пришли и перестреляли нас всех. Я очнулся на заднем сиденье мотоцикла Джулс. — Теперь он тараторил уже без остановки. — Меня привезли сюда, и я типа должен был остаться им благодарен.

— Ты хотел сказать, что и остался благодарен.

Услышав этот голос, я подскочил. В следующую секунду из-за палатки вышел Михей. Его суровое лицо пылало гневом. Айзек побелел как полотно, отступил на шаг и едва не упал.

— Д-да, — промямлил он.

С тех пор как я ушел из КРВЧ, мне не случалось видеть такого страха в глазах рибута, и паника Айзека передалась и мне. Чего он так испугался? Почему вообще остался здесь, когда понял, что Михей прикончил его и всех, кого он любил?

Указав рукой на Айзека, Михей посмотрел куда-то вдаль, и рядом с несчастным парнем тут же возникла хмурая Джулс.

— Обсудим это в моей палатке, — произнес Михей.

Глаза Айзека наполнились таким ужасом, что я побоялся даже представить, что произойдет дальше в палатке.

Джулс схватила Айзека за руку, и я шагнул вперед, заступая ей дорогу.

— Не надо, — сказал он, дико взглянул на меня и замотал головой. — Брось.

Джулс грубо дернула его к себе, и я едва сдержался, чтобы не крикнуть на нее. Михей молча наблюдал за нами, скрестив на груди руки, — ему не нужно было ничего делать, хватало одного его грозного присутствия.

— Брось, Каллум, — повторил Айзек, умоляюще посмотрев на меня через плечо.

Я со вздохом признал поражение и отошел к Адди. Она стояла не шевелясь, на лице застыл страх.

Михей шагнул вперед, буравя нас свирепым взглядом:

— Здесь существуют правила.

— Никто не говорил нам ни о каких правилах, — ответила Адди.

Михей подвигал желваками, словно пытаясь взять себя в руки:

— Айзек вам сразу сказал, что мы не обсуждаем наши жалкие человеческие жизни.

«Жалкие человеческие жизни»? Он это всерьез?

— Впрочем, вам, как новеньким, я делаю поблажку. — Его тон вдруг сделался непринужденным и легким, и у меня сложилось впечатление, что он окончательно спятил. Это было все равно что перейти из режима «Убью» в режим «Будем дружить».

Я сделал шажок назад. Дружить с ним мне не хотелось.

— Но я советую вам заниматься своими делами и не совать нос в чужие, в которых вы ничего не смыслите.

В чем это, интересно, я не смыслил? Он убивал людей. Распоряжался ими. Пугал их. По мне, так все яснее ясного.

Ни Адди, ни я не проронили ни слова. Михей остался доволен. А потом, чуть кивнув, пошел к своей палатке.

— Дело и правда дрянь, — выдохнула Адди, когда он уже не мог услышать.

Да. Так и было.

Когда тем же вечером я вернулся в нашу палатку, Рен уже была там. Она сидела на матраце, подтянув колени к груди и обвив их руками. Когда я задернул полог, она повернула голову.

— Как Айзек? — На лице ее была тревога. — Ты нашел его?

Я кивнул. Еще раньше я все ей рассказал и сразу отправился искать Айзека. Снаружи было тихо — большинство рибутов уже разошлись по палаткам, — и я понизил голос:

— Михей продержал его недолго. Вроде с ним все нормально. Вот только со мной разговаривать отказался.

— Михей может делать с ними все, что взбредет ему в голову, — вздохнула Рен. — Через несколько минут раны заживут, и никто ничего не узнает.

Я поморщился:

— Прекрасно. — Сев рядом с ней, я нервно провел рукой по лицу. — Не понимаю, почему они терпят такого главаря.

— Голова у него варит, — тихо ответила Рен. — Они хотят выжить, а он предлагает хороший план.

— Хороший план? — удивился я.

— Разумный, — уточнила она, избегая моего взгляда.

Я едва сдержал раздражение. «Разумный»? Что-что, а это слово в моей голове никак не вязалось с Михеем. Я с недоумением посмотрел на Рен.

— Он защищает своих как умеет, и способ один, — сказала она. — Опыт показал ему, что людям не ужиться с рибутами. Поэтому пришлось сделать выбор.

— Всех перебить?

— Мир не черно-белый, Каллум, — спокойно ответила она.

Помедлив, я решил не говорить ей, что считаю убийство именно принадлежностью черно-белого мира. Ведь выбор очень прост: либо убивать людей, либо нет.

Если только это убийство не совершено случайно, под действием препаратов КРВЧ. Меня кольнуло чувство вины. А что, если полутона действительно есть и все не так просто, как я думаю?

— Однако ты бы сделала другой выбор, — заметил я.

— Да, — сразу возразила она. — Но я понимаю его доводы.

Я наморщил лоб, не понимая, как можно принять решение, подразумевающее истребление целого биологического вида. Мне и убийства одного человека было не пережить.

— Мне приходилось делать такой же выбор, — глухо обронила Рен.

Я сжал ее руку:

— О чем ты?

— Я пошла в остинский филиал, зная, что погибнут и люди, и рибуты. И сочла эту жертву оправданной для твоего спасения. А Михей, в той же ситуации, решил, что ради рибутов можно пожертвовать всем человечеством.

— Это не одно и то же, — возразил я. — Ты не хотела убивать! Это был вынужденный шаг. Ты никогда не совершала массового убийства просто так, потому что могла это сделать. В этом разница, ты понимаешь?

Рен прищурилась, обдумывая мои слова. Меня взбеленило то, что такие очевидные вещи нужно всерьез обдумывать. Что тут непонятного?

Она заметила выражение моего лица, мгновенно выдернула руку и порозовела.

— Да, — сказала она, лишь бы утешить меня.

Теперь она казалась растерянной, и я обнял ее, притянув к себе. Мне не нравилось, что она посчитала доводы Михея разумными, но ее неловкость от этого заставила меня устыдиться своего раздражения.

— Эй, — позвал я и погладил ее по голове. — Говорят, ты зашила ребят, которых убил Михей.

Она кивнула и плотнее запахнула ворот рубашки. Я сделал вид, что не заметил. Мне не хотелось говорить, что, пряча рубцы, она лишь разжигает мое любопытство. Но я не мог придумать ничего, что так или иначе не означало бы одно: «хочу увидеть твою грудь» — поэтому промолчал.

— Это доброе дело, — произнес я, осторожно отвел ее пальцы от рубашки и взял за руку.

Рен пожала плечами:

— Жаль, что со мной такого не сделали.

Я понимающе кивнул, когда наши взгляды встретились, затем наклонился, прижал ее крепче и поцеловал.