— Ты псих, чувак.

Я крякнул, заколотив в землю последний деревянный кругляш для палатки, и выпрямился. Передо мной стоял Айзек. Я сощурился, чтобы свет заходящего солнца не бил в глаза, и посмотрел на рибутов, которые таскали воду в палатку с провиантом. Мы находились в дальнем конце резервации — на достаточном расстоянии от посторонних ушей, но я все равно говорил тихо.

— Почему это я псих? — спросил я, подавив секундную панику, когда перед глазами возник убитый мной человек. Разумеется, Айзек говорил о другом.

— Они держали тебя в тюрьме! — Айзек непонимающе уставился на меня, теребя в руках веревку. О палатке он, похоже, забыл и только смотрел на меня расширенными глазами.

Адди выразительно глянула на меня и заколотила колышек с другой стороны. Это я предложил прощупать здешнюю почву, чтобы понять настроения рибутов. Меня интересовало, все ли хотят убивать людей. Но мой план объединиться с ними против Михея застопорился на первом же испытуемом — на Айзеке.

— И хотели убить! — продолжил он, подступив ближе и понизив голос. — А в двадцать лет убили бы точно! И ты решил их спасать?

— Это работа КРВЧ. Я не могу винить в ее грехах всех людей. — Я склонил голову набок. — Ты знаешь, зачем это нужно КРВЧ? Убивать рибутов, когда им исполняется двадцать?

— Возможно, следят за приростом населения. Им ни к чему столько рибутов. Да еще наверняка выяснили, что в девятнадцать-двадцать лет рибуты становятся непослушными и позволяют себе дикие выходки — например, думают своей головой.

— Вот ужас-то.

— А ты все равно хочешь вернуться! — рассмеялся Айзек и опасливо оглянулся. — Наверно, не стоило говорить так громко. Ты небось не собираешься раскрывать свои планы.

— Ты серьезно хочешь истребить всех людей в городах? — прошептала Адди, подойдя ближе.

Айзек состроил гримасу:

— Ну, не то чтобы очень. Но у меня нет выбора. В этой войне я ставлю на Михея и не хочу быть дезертиром. Потом это аукнется.

— Но если мы соберем достаточно рибутов, чтобы помочь людям, если вытащим обитателей филиалов и убедим присоединиться к нам, у Михея не будет никаких шансов, — возразил я. — Он окажется в меньшинстве.

Айзек покачал головой и бросил веревку Адди.

— Послушай, я понимаю, что вы тут новенькие, но за такие разговоры вас вздернут.

— Вздернут? — в ужасе переспросила Адди.

— Ага. Мне повезло не испытать это на собственной шкуре вчера вечером. — Он отступил на шаг. — Но мог бы, окажись на вашем месте.

Он повернулся и чуть ли не бегом поспешил прочь.

— Скатертью дорога, — вздохнула Адди.

— Как по-твоему, что значит «вздернуть»?

— Я думаю, это значит, что Михей — скотина.

— Точно, — фыркнул я. — Это я уже выяснил. Как с остальными остинскими рибутами? Ты с кем-нибудь говорила?

— Да, мы с Бет разведали обстановочку. У многих остались семьи, и они не в восторге от плана Михея. Правда, в города, где правит КРВЧ, им тоже не хочется, но они готовы хотя бы помочь нам спасти рибутов из филиалов. Мы обсудили, не стащить ли перед уходом схемы, которые Михей держит у себя в палатке. Это уже кое-что.

Да, кое-что. Не так много, как я надеялся, но мы, по крайней мере, не нарвались на категоричный отказ.

Вдалеке мелькнула белокурая головка, я всмотрелся получше и увидел Рен, идущую вместе с Рили. Она то и дело оглядывалась, словно искала кого-то, а когда увидела меня, торопливо пошла в мою сторону, оставив своего спутника. Подойдя ко мне, она встала на цыпочки, как будто хотела поцеловать. Я удивился — после вчерашнего вечера это казалось странным. Она должна была чувствовать себя неловко рядом со мной, после того как высказала свое отношение к планам Михея и увидела мою реакцию, которую я тщетно пытался скрыть.

Впрочем, поцелуя не последовало. Она положила руку мне на грудь и шепнула в ухо:

— Если тебя позовут в Остин — соглашайся. И держись поспокойнее. Я думаю, ты сумеешь передать записку Тони или Десмонду.

Рен отстранилась и быстро улыбнулась, перед тем как уйти. Я хотел взять ее за руку и поблагодарить, но по ее лицу понял, что лучше не затягивать наш разговор. У большой палатки стоял Рили и наблюдал за нами.

— Что это было? — спросила Адди.

Я помотал головой:

— Ничего.

— Каллум!

Повернувшись, я увидел, что Рили машет мне.

— Иди сюда, ты нам нужен!

Я одарил улыбкой ничего не понимающую Адди и подбежал к нему. Взгляд, которым он встретил меня, был веселым и раздраженным одновременно. Что это могло означать, я не понял.

— Займись делом. Вылет через полчаса.

— Что? Куда? — Я решил прикинуться дурачком.

Рили закатил глаза:

— В Остин. Заберем у повстанцев топливо. Михей хочет, чтобы в полете ты научил его пользоваться навигационной системой.

— Хорошо.

— Встречаемся здесь. Я возьму для тебя оружие.

Я кивнул и пошел к палатке, отведенной под школу. Там сидел один рибут, которому, наверное, стукнуло уже лет сорок, если не больше. Кроме него, рибутов старшего поколения я в лагере не видел. А этот почти безвылазно торчал в «школе». Его можно было понять. Должно быть, паршиво чувствовать себя единственным стариком среди молодых.

— Можно взять бумагу и карандаш? — спросил я.

Он указал на шкаф:

— Бери. Только не много.

Я взял один лист и карандаш и, поблагодарив, торопливо вышел.

Когда я прибежал в нашу палатку, Рен в ней не было. Я плюхнулся на землю и наспех нацарапал записку Тони. Пугать я никого не хотел, но повторенные дважды слова «не паникуйте» могли произвести обратный эффект.

Полог палатки дрогнул, когда я уже прятал сложенную записку в карман. На пороге появилась Рен.

— Салют, — сказал я, улыбаясь. — Как раз собирался тебя искать. Мы летим в Остин.

— Сейчас? — удивленно моргнула она, входя и усаживаясь на матрац.

— Ага. Спасибо, что застолбила мне место. Это толковая мысль.

Улыбка чуть тронула ее губы.

— Всегда пожалуйста.

— Ты сказала Рили, зачем это нужно?

— Нет. Он знает, что мы что-то задумали, но я не стала рисковать. Он не то чтобы горой за Михея, но все-таки многим рибутам наша затея не понравится.

— Ты так думаешь? — вскинул я брови.

— Мы ведь, получается, теперь за людей.

— Мы? — спросил я. — Значит, ты не против отправиться в города к ним на помощь?

Она поджала губы и уставилась в стену:

— Если ты пойдешь, то и я пойду, наверное.

Особого восторга в ее голосе я не услышал.

— Ты правда совсем не хочешь им помочь? — с досадой спросил я.

Это прозвучало жестче, чем я хотел. А может, я действительно осуждал ее.

Она со вздохом подтянула колени к груди:

— Ты был прав насчет того, чтобы предупредить Тони и Десмонда. Они помогли нам, и надо отплатить добром за добро. Но — нет. Я не горю желанием помогать людям, которые меня ненавидят.

— Нас ненавидят не все. Ты слишком плохо думаешь о людях.

Мой гнев начал просачиваться наружу, и я сжал кулаки. Да, она по-настоящему этого хотела. Уничтожить людей и защитить Михея.

— А ты — слишком хорошо! Недели не прошло с тех пор, как нас едва не растерзала толпа! А твои родители… — Рен вдруг осеклась.

— Не надо напоминать мне о родителях, — напряженно отозвался я. — У меня отличная память.

— Это я знаю. — Она смотрела в землю. — Вот и не понимаю, с чего ты так рвешься им помогать.

— А я не понимаю, как ты можешь поворачиваться спиной, когда есть возможность помочь. Не только людям, но и рибутам. Ты вычистила остинский филиал с помощью одного-единственного рибута. Одного, Рен! Ты представляешь, что можно сделать с сотней?

Она нахмурилась и не ответила.

— Они там умирают, а тебе наплевать? — Мне становилось все труднее говорить ровно. — Посмотри, что они сделали со мной. С Эвер. Мы можем положить этому конец.

Я сразу пожалел, что упомянул Эвер, — она взглянула так, словно я ее ударил. Наверно, я сделал это потому, что она припомнила моих родителей.

— Я не обязана спасать всех подряд.

— А кто же тогда?

— Это тебе позарез нужно всех выручить! Вот и займись. — Она сказала это почти шепотом, но была в ярости.

— Я хочу, чтобы мне помогала ты. Я хочу, чтобы ты захотела помочь.

После этих слов Рен подняла глаза и смотрела на меня так долго, что мне стало не по себе. Наконец она спокойно проговорила:

— Нет. Я не хочу помогать. — Она встряхнула головой и скрестила на груди руки. — Может быть, тебе лучше увидеть меня такой, какая я есть, а не такой, как тебе хочется.

Я моргнул, застигнутый врасплох.

— Возможно, такая, какая есть, я тебе не нравлюсь, — повела она плечами. — Не могу тебя упрекнуть.

— Что ты говоришь? Опомнись! — Я хотел взять ее за руку, но она отстранилась и встала. — Конечно же, ты нравишься мне.

— Почему? — Она посмотрела мне в глаза. — Почему ты так горюешь об убийстве одного человека, но тебе совершенно наплевать на то, что я убила десятки? Почему тебя не волнует отсутствие у меня угрызений совести? И то, что я пять лет послушно выполняла все приказы КРВЧ? Я делала вещи, о которых даже не рассказывала тебе, а ты взбунтовался за считаные недели, проведенные здесь. Почему меня это устраивало, а тебя — нет?

— Я… я не… — Нужных слов так и не нашлось.

— Пораскинь мозгами, — мягко предложила она.

Я не хотел об этом думать. Хотел просто обнять ее и сказать, что она мне очень нравится, а на все остальное мне плевать.

Только вот было ли мне действительно плевать?

Пригнувшись, она вышла из палатки, я не стал ее удерживать. Так и сидел на земле, пытаясь переварить этот разговор.

Я знал, что Рен убила столько людей, что мне было даже страшно подсчитывать. Некоторых она убила на моих глазах, чтобы спасти меня, и я не винил ее за это. Это была самооборона. Она не хотела никого убивать.

Как и я. Однако убил. И если судить ее за то, что она была вынуждена сделать, то не начать ли с себя?

«Мир не черно-белый, Каллум». Ее вчерашние слова вдруг стали понятнее мне. Я никогда не видел столько полутонов, сколько видела Рен, но, возможно, смог бы понять, почему она ставила себя на одну доску с Михеем. Почему не видела разницы между его убийствами и своими.

А может, ее и не было, этой разницы. Может, все мы были одинаковыми — Михей, Рен и я. Все мы убивали. Держу пари, что люди, взгляни они на нас троих, не нашли бы особых различий.

Невесело вздохнув, я вышел из палатки. Меня потряхивало. Я постарался не думать о том, какими глазами люди смотрят на рибутов, так как иногда все еще чувствовал себя человеком. Но одна мысль все же не давала мне покоя. Может, Рен права и они действительно не хотят нашей помощи.