Я оглянулась на рокот челнока, испытав колоссальное облегчение. Уже близился рассвет, а я так и не сомкнула глаз после стычки с Каллумом. Умом я понимала, что он хорошо подготовлен и вполне способен постоять за себя, но все же проклинала себя за то, что не полетела с ним и не подстраховала.

Пару минут спустя он отдернул полог палатки и удивленно уставился на меня.

— Привет, — мягко сказал он, пролезая внутрь. — Не спишь?

— Не спалось. Все прошло нормально?

Он кивнул и сел рядом.

— Отлично. Я передал записку Тони.

С секунду Каллум изучал меня, и, глядя на его серьезное лицо, я уже готовилась к худшему.

Потом он завел руку под мои волосы, другой рукой взял меня за подбородок и нежно поцеловал в губы. От удивления я задержала дыхание.

— Я подумал, что это, наверное, несправедливо с моей стороны — указывать тебе, какие испытывать чувства, — тихо сказал он.

Я положила руку ему на грудь и начала нервно теребить ткань его рубашки. Нужные слова никак не приходили, и я просто молчала. Может, и несправедливо.

— А нравишься ты мне, потому что ты клевая, сильная и не похожа на всех, и…

— Остановись, — сказала я, заливаясь краской.

— Ты же сама говорила, что не можешь нравиться мне такой, какая ты есть, — рассмеялся он. — Вот я и перечисляю все, что люблю…

— Я знаю. Уже раскаиваюсь.

Каллум хмыкнул, нежно взял меня за подбородок и чуть запрокинул лицо.

— Ну и славно.

Он поцеловал меня в щеку и отстранился, чтобы посмотреть в глаза.

— Меня не волнуют твои убийства — ты ведь совершала их, потому что иначе было нельзя, — сказал он. — И пришла в ужас, когда тебе предложили убивать ни в чем не повинных людей. Ты плохо себя знаешь и мало ценишь. Сегодня я наблюдал за Михеем и думал, могла бы ты стать такой, как он. И вот мой ответ: не могла. — Он отвел мои волосы с лица. — Никогда. Ты совсем другая.

Сглотнув предательский комок в горле, я хотела спросить, уверен ли он в своих словах, но он приник ко мне губами, обнял за шею и прижался всем телом.

— Прости, — проговорила я, с трудом отрываясь от его губ. — Ты ведь знаешь, что я останусь и помогу тебе? Я понимаю, как это важно для тебя.

Это не было важно для меня, и я ощущала, что напряженность между нами еще не исчезла. Но если он сказал правду и не собирался указывать мне, что и как чувствовать, то в этом, возможно, не было большой беды.

— Знаю, — ответил Каллум. — И спасибо за это.

Он снова поцеловал меня, теперь уже более пылко, и крепче прижался ко мне всем телом, а я стала перебирать его темные волосы. Мы и прежде позволяли себе нежные объятия, но в ту ночь все было иначе. Мое сердце колотилось как сумасшедшее, а в груди разливалось невероятно теплое чувство покоя и едва уловимой грусти.

Его пальцы бережно провели по моей щеке, потом скользнули к шее, и я не напряглась, как случалось обычно, когда он добирался до ворота рубашки. Но ни рубашки, ни моей обезображенной груди, которую она скрывала, он не коснулся, потому что всегда ждал моего разрешения, и я знала это. Он лишь обнял меня одной рукой и притянул к себе.

Я уткнулась ему в шею и медленно выдохнула, закрывая глаза и растворяясь в его объятиях.

Когда я проснулась, Каллум еще спал. Это бывало так редко, что я не посмела шевельнуться, боясь его разбудить. В щели палатки лился яркий солнечный свет, и я испугалась, что мы проспали чуть ли не до полудня.

Спустя полчаса Каллум заворочался и, не открывая глаз, начал ощупью искать меня рядом, как делал каждое утро.

— Как хорошо, что ты здесь, — сонно шепнул он мне в ухо.

— Где же мне еще быть? — рассмеялась я.

Он положил ладонь мне на спину, и я почувствовала, как меня бросило в дрожь.

— Нигде. Просто я хочу, чтобы ты знала. Мне всегда хорошо, когда ты рядом.

Я не смогла сдержать улыбку и нагнулась, чтобы поцеловать его.

Вдруг снаружи раздались громкие крики и топот ног. Я резко села. Сразу стало ясно: случилось что-то страшное. В этих криках отчетливо слышалась паника.

Не мешкая, я выбралась из палатки и обулась, Каллум выскочил следом. Толпа рибутов бежала к чаше для костра; мимо нас промчалась разъяренная Бет.

— Что случилось? — крикнула я, перейдя на бег.

— Адди! — бросила она через плечо.

Внутри меня все оборвалось, я мигом вспомнила день гибели Эвер. Все было точно так же: паника, беготня, а когда я подоспела на место, было уже поздно.

Я рванула вперед, обогнала остальных и обогнула палатки.

И — остановилась как вкопанная.

Да, это была Адди. Подвешенная посреди лагеря. Запястья были примотаны веревкой к деревянному столбу, ноги не касались земли. Рубашка была вся в крови, голова упала на грудь. Вокруг нее толпились угрюмые рибуты, в основном местные. Но никто и пальцем не пошевелил, чтобы помочь ей.

Перед Адди стоял Михей, рядом — Джулс с длинной палкой в руке.

В ушах у меня стучало. Неужели мертва?

Голова Адди чуть дернулась, и у меня от неимоверного облегчения подкосились ноги.

— Что за…

Я обернулась и увидела, что Бет со сжатыми кулаками рванулась к Михею.

— Назад! — Михей со свирепым лицом заступил ей дорогу. Бет сразу остановилась, и он пригвоздил ее взглядом, указав на толпу. — Назад, тебе сказано!

Пару секунд она буравила его глазами, потом отошла на шаг и что-то глухо пробормотала стоявшим рядом. Ее слова немедленно передали по цепочке, и рибуты приняли боевую стойку. Вперед выступили даже несколько жителей резервации, их гневные лица были напряжены.

— Пусть все видят раны! — гаркнул Михей, развернувшись к Адди лицом. Джулс кивнула и подняла дубину. Удар был такой силы, что я услышала хруст.

Меня захлестнула злость, и я начала пробиваться вперед, расталкивая толпу. Целых пять лет я послушно выполняла приказы и спокойно наблюдала, как калечили и убивали тех, кто мне нравился. Больше этому не бывать.

Увидев меня, Михей сузил глаза. Плечи его распрямились. Он был готов к драке.

Я остановилась прямо перед ним, чуть перевела дух и выпалила:

— Почему она здесь?

На Адди я не смотрела, потому что боялась слететь с катушек и оторвать ему башку.

— Я не потерплю разговоров о бунте и спасении людей, — невозмутимо ответил он. — Вербовка рибутов для помощи людям недопустима.

Я всмотрелась в толпу. Адди выдал кто-то из тех, кому она доверяла. Я нашла глазами Айзека, но на его лице был неподдельный ужас, а окружавшие его рибуты просто кипели от злости. Это точно не они.

Вновь повернувшись к Михею, я склонила голову набок:

— Не потерпишь разговоров? Неужели?

Он заиграл желваками:

— Да. Нет ничего хуже, чем предать своих же товарищей-рибутов. Я даже не уверен, что этого наказания достаточно. — Михей махнул рукой в сторону Адди.

Проклиная себя, я вспомнила наш с ней вчерашний разговор. Это я пропустила мимо ушей ее предложение выкрасть схемы филиалов. Это я не захотела помочь ей и Каллуму вступить в переговоры с рибутами, хотя отлично знала, что в случае разоблачения они рисковали навлечь на себя гнев Михея. Почему я ничем им не помогла? Трудно было, что ли? Когда мы только прибыли, остинские рибуты смотрели на меня с придыханием. С ними я могла бы упрочить свое положение здесь.

— Отвяжи ее, — спокойно проговорила я в полной тишине, нарушаемой лишь порывами ветра.

— Нет.

— Ты сказал что хотел. Отпусти ее.

Он подступил на шаг, и мне пришлось задрать голову, чтобы смотреть ему в глаза.

— Я сказал: нет. Может, и тебя подвесить?

— Попытайся. Хотелось бы посмотреть, как у тебя это получится.

Краем глаза я заметила, что рибуты чуть выдвинулись вперед в знак поддержки. Меня. Михей тоже увидел это, и его лицо исказилось от гнева.

Он глянул через плечо:

— Врежь ей еще.

Не видя ничего от красного тумана в глазах, я бросилась на него и с размаху впечатала ладони ему в грудь. Он с воплем опрокинулся, и я подпрыгнула, когда он попытался схватить меня за ноги. Не давая ему подняться, я двинула ему коленом в челюсть, и он пошатнулся, сплевывая кровь.

Тогда я прыгнула, обхватила его за шею и пригнула к земле. Потом, не отпуская его голову, наклонилась и, чеканя каждое слово, громко сказала:

— Я снимаю ее. И попробуй только мне помешать. Сиди смирно, иначе окажешься на ее месте.

Я выпустила его шею и встала; Михей начал судорожно хватать ртом воздух. Направившись к Адди, я заметила боковым зрением, что взбудораженные рибуты потянулись за оружием. Я едва заметно качнула головой, и их пыл чуть поостыл.

Увидев меня, Джулс вскинула палку, но Михей взмахом руки остановил ее.

— Пусть снимает, — сказал он.

Чувствуя, как понемногу отпускает напряжение, я разжала кулаки, а когда оглянулась, то увидела, что Михей сидит на земле и утирает кровь, сочащуюся из разбитого рта. Его лицо было серьезным, но беззлобным, и это насторожило меня.

Я повернулась к Адди и вынула из кармана нож. Ее свежие раны еще не затянулись, и она с трудом приоткрыла глаза, когда я подошла ближе. Одно плечо явно было вывихнуто, рубашка на спине превратилась в лохмотья с запекшейся кровью. Висела она так уже давно, — скорее всего, сначала ее избили где-то подальше от посторонних глаз, а после выволокли на всеобщее обозрение. Запястья были красны: очевидно, раны, причиненные веревками, открывались заново, не успев затянуться. Их слишком туго перетянули, и кисти посинели от недостатка кровообращения.

Я подтащила стул, которым, вероятно, воспользовались мучители, чтобы подвесить Адди, обхватила ее за талию и перерезала веревку. Адди вздрогнула и резко втянула воздух, когда я высвободила одну руку. Перерезав вторую веревку, я поспешно схватила Адди за спину, чтобы не дать ей упасть.

— Спасибо, — шепнула она, уткнувшись в мое плечо и сотрясаясь от рыданий.

Сзади послышались шаги, я обернулась и увидела Каллума. На его лице застыли гнев и сострадание, но я заметила и еще кое-что. Гордость за меня. А такое бывало нечасто.

— Дай-ка мне, — сказал он, придерживая Адди за талию, и, когда я отпустила, взял ее на руки.

Спрыгнув со стула, я последовала за Каллумом в дальнюю часть резервации к палатке Адди. По дороге я оглянулась и увидела, что за нами идут рибуты с Бет во главе. Михей так и сидел на земле, провожая меня взглядом и уложив на колени руку. Он был в бешенстве, и его грудь тяжело вздымалась и опадала.