Двадцать два сидел, сгорбившись, над своим завтраком, ковыряя овес ложкой. Его рука упиралась в щеку, глаза были прикрыты. Его голова лежала практически на столе кафетерия.

Эвер и я сели напротив него, и она послала мне озабоченный взгляд, когда мельком взглянула на угрюмое лицо парня. Она выглядела несколько лучше сегодня. Никаких рычаний прошлой ночью. Я наконец-то поспала.

— С тобой все в порядке? — спросила Эвер у Двадцать два.

Я хотела бы, чтобы она этого не делала. Очевидно, что он не был в порядке. Новички редко были в порядке после своего первого задания.

— В этом нет никакого смысла, — пробормотал он.

— О чем ты? — спросила Эвер.

Двадцать два поднял взгляд на меня.

— Ты напрасно тратишь свое время на меня. Тебе следовало выбрать Сто двадцать один. Я никогда не смогу делать это.

Эвер перевела свой взгляд с меня на него, ее брови нахмурились в беспокойстве.

— Потом станет лучше, — сказала она.

Я видела, что она лгала.

Двадцать два тоже увидел эту ложь. Он нахмурился, потом отвернулся, его темные глаза стали жестче и злее.

— Тот парень выстрелил в тебя четыре раза, — сказал он. — Ты даже глазом не моргнула. Как будто это тебя не задело.

— В меня много раз стреляли. Ты привыкнешь, — сказала я.

— Привыкнешь. Я не смогу сделать это.

— Ее тренер стрелял в нее снова и снова, — тихо сказала Эвер, и я застыла. — Она была слишком напугана, поэтому он и охранники стреляли в нее, пока она не перестала бояться.

Это было правдой, но я нахмурилась, глядя на Эвер. Пули сначала парализовывали меня, напоминая о моей человеческой смерти, и мой тренер счел это недопустимым. Он приказал охранникам стрелять в меня, пока я не перестала их чувствовать.

Немного гнева исчезло с лица Двадцать два, когда он повернулся ко мне.

— Кто был твоим тренером? — спросил он, c отвращением выговаривая каждое слово.

Он не должен был испытывать отвращения. Единственная причина, почему я выжила до сегодня, это потому, что у меня был хороший тренер.

— Сто пятьдесят семь. Он умер во время сражения несколько месяцев назад.

По крайней мере, так сказал мне Лэб.

Ему было почти двадцать.

— Как жаль, что я не смог встретиться с этим парнем, — пробормотал он, скрещивая руки на своей груди.

— Смысл в том, что ей стало легче, — сказала Эвер, проигнорировав мой строгий взгляд. — Значит, станет легче и тебе.

— Я не хочу, чтобы мне становилось легче. Я вообще не хочу этого делать.

Он напоминал меня три года назад с его руками, сложенными на груди, и слегка надутой губой. Это выглядело почти мило.

— У тебя нет выбора, — сказала я.

— А должен быть. Это не моя вина. Я не просил смерти и воскрешения из мертвых.

Мои глаза пробежались по комнате. Я надеялась, что люди не слушали нас. Это была именно та вещь, из-за которой они ликвидировали ребутов.

— Возьми себя в руки, — сказала я, понижая голос. — Сначала труднее всего. Ты приспособишься.

— Я не буду приспосабливаться. Я не хочу превращаться в какого-то монстра, который наслаждается охотой на людей.

А потом он махнул на меня.

Нож пронзил мою грудь. Я моргнула, не уверенная в том, что делать с этой болью. Его слова эхом отдавались в моих ушах, и мне вдруг стало трудно дышать.

« Какой-то монстр, который наслаждается охотой на людей » .Мне не понравились эти слова, мне не хотелось, чтобы он думал обо мне так.

С каких пор мне не все равно, что мой новичок думал обо мне?

— Почему бы тебе просто не отвалить? — Голос Эвер, суровый и ледяной, заставил меня поднять взгляд.

Она пристально смотрела на Двадцать два, схватившись за свою вилку, словно хотела использовать ее в качестве оружия.

Он схватил поднос и поднялся на ноги. Я украдкой взглянула на него и увидела замешательство, написанное на его лице. Я не была уверена, откуда пришли эти эмоции. Он открыл рот, посмотрел на Эвер, будто передумал. Затем парень развернулся и ушел прочь.

Эвер выдохнула, расслабив хватку на своей вилке.

— Это ложь. Ты же знаешь это, правда? Полнейший бред.

— Что?

Я все еще с трудом могла вдохнуть воздух в свои легкие. Его слова продолжали крутиться в моей голове, дразня меня.

— Ты не монстр, который наслаждается охотой на людей.

Я нахмурилась. Эта оценка была справедливой. Я понимала его точку зрения.

— Эй. Рэн.

Я посмотрела на Эвер, и она положила свою руку на мою.

— Он не прав. Хорошо?

Я кивнула, вынимая свою руку из-под ее. Ее кожа была теплой, гораздо теплее, чем у меня, и это заставляло узел в моей груди сжаться сильнее.

— Я все еще не могу поверить в то, что ты выбрала Каллума, — сказала она, беря кусочек овса.

— Думаю, это вызов, — сказала я.

— Но ты всегда выбирала наибольшие номера, — сказала она. — Ты всегда так делала.

Я подняла глаза на нее, чтобы обнаружить, что она пристально на меня смотрит. Она посылала мне этот взгляд с того нашего разговора в душе. Девушка казалась не уверенной в том, что делать со мной.

— Он попросил меня выбрать его.

— И это все? Он попросил, и ты сделала это?

— Он нуждался во мне больше.

Она подняла брови и медленно улыбнулась мне.

— Верно. — Эвер положила кусочек бекона в свой рот. — Еще он очень милый, когда не ведет себя как козел.

— Он…

Я не знала, что собираюсь сказать дальше. Я не могла сказать нет. Это было не так. Каждый видел, что он был привлекательным. Все видели эти глаза и улыбку.

Я почувствовала жар на своем лице. Я покраснела? У меня никогда не было таких мыслей о парне.

Эвер открыла рот. Она просто пошутила насчет “милого”. И явно не ожидала, что я с этим соглашусь. Она прыснула со смеху, заглушая смех своей рукой.

Я пожала плечами, смущенная тем, что выдала себя. Смущенная тем, что могу испытывать такие чувства вообще.

Но это явно порадовало Эвер. Она выглядела счастливее, чем была в последние дни, и я ответила ей улыбкой.

— Тряпка, — подразнила она себе под нос.

Я вошла в зал, чтобы увидеть Двадцать два, стоящего самого по себе в углу, спиной к другим тренерам и новичкам. Он по-прежнему носил то же самое несчастное выражение.

Я почувствовала вспышку ярости, которая пронеслась через мое тело. При виде него мое сердце странно забилось, посылая шипы гнева мчаться по моей коже. Какое он имел право быть несчастным, когда это он был тем, кто назвал меня монстром? Мне хотелось встряхнуть и закричать на него, что он не имел права осуждать меня.

Я хотела бить его по лицу, пока он не возьмет свои слова обратно.

Он посмотрел на меня, когда я подошла, чуть смягчив выражение на своем лице.

— Рэн, я…

— Заткнись и займи нужную позицию.

Он этого не сделал. Просто стоял столбом на своем месте и протянул руку, чтобы прикоснуться ко мне. Я быстро отшатнулась.

— Мне жаль, я не это имел в виду …

— Подними руки! — заорала я так громко, что он даже подпрыгнул.

Мне не понравилась его робкая улыбка, которую он послал мне

Он не поднял руки, поэтому я нанесла жесткий удар прямо ему в лицо. Он споткнулся и упал на задницу.

— Встань на ноги и подними руки, — сказала я жестко. — Блокируй следующий удар.

Он выглядел ошеломленным, кровь закапала из его носа, но он встал и вытянул руки перед своим лицом.

Я намеренно наносила удары, которые он не мог блокировать. Жесткие, быстрые, агрессивные. Моя грудь горела так, как я никогда не чувствовала раньше. Мое горло болело из-за растущего комка.

Он ударился об мат в десятый раз, его лицо едва было видно сквозь кровавое месиво. На этот раз он не встал. Он рухнул, тяжело дыша.

— Ты прав, — сказала я. — Мне следовало выбрать Сто двадцать один. Но теперь я застряла с тобой, поэтому предлагаю тебе перестать ныть и взять себя в руки. Больше нет никаких вариантов, богатенький мальчик. Это навсегда. Привыкни к этому.

Я резко развернулась и выскочила из зала, взгляды всех тренеров и новичков были обращены на меня.

— Хорошая работа, Сто семьдесят восемь, — сказал охранник, кивнув мне.

Болезненные ощущения нахлынули на меня. Я слышала эти слова много раз за пять лет работы на КРРЧ, но сейчас они не принесли ни гордости, ни удовольствия для меня.

Я резко повернула к душевым, и бросилась к раковине. Я размазала кровь Двадцать два по крану, когда неуклюже повернула ручку.

Вода из крана полилась красная, когда попала мне на пальцы, и я сжала свои губы вместе и отвернулась. Я никогда не была брезглива при виде крови, но это было другое. Я видела его лицо, окрашенное в красное.

Я мыла руки четыре раза. Когда я закончила, то посмотрела на свое отражение. Я не смогла вспомнить, когда в последний раз смотрелась в зеркало. Это было так давно.

Человеческие воспоминания выцветали быстрее у молодых ребутов, когда они умирали. Я припоминала свою жизнь в возрасте до двенадцати лет широкими мазками, но детали были размыты. Но я помнила свои глаза. В памяти мои глаза были такие же светло-голубые, какими они были до того, как я умерла.

Мое отражение было другим. Голубой цвет был ярким, пронзительным, неестественным. Нечеловеческим. Я думала, мои глаза выглядели более устршающими. Холодными и бесчувственными. Но они были… красивыми? Казалось странным описывать себя таким способом. Но мои глаза были большими и печальными, и темно-голубой цвет смотрелся довольно таки неплохо.

С первого взгляда я не была устрашающей. Скорее даже милой. Я была самой низенькой в большинстве комнат, зачастую даже ниже тринадцатилетних-четырнадцатилетних новичков. Пучок светлых волос торчал из моего хвоста, волосы, которые я обрезала чуть выше плеч.

У меня был не такой уж жуткий вид, как я себе представляла. Я едва выглядела устрашающей, честно говоря.

Конечно же, я не похожа на монстра, который наслаждается охотой на людей.