...Этапные камеры во всех тюрьмах и следственных изоляторах России удивительно похожи одна на другую, как сёстры-близнецы и обладают одним и тем же свойством - сколько бы не насчитывала душ партия этапников, в этих камерах умещались все. Не была исключением из правил в этом плане и этапная «сборка» в СИЗО города Хабаровска.
Как растревоженный улей гудела камера, в которую напихали около сорока человек.
В камере душно и тесно. Душно от скопления большого количества людей, испарений от грязной одежды и разгорячённых человеческих тел, запахов стоящей в углу камеры параши, крышку которой то и дело открывали, чтобы опорожниться, запаха ржавой подгнившей селёдки, которую выдали на этап - этот продукт входит в суточный сухой паёк этапника.
Этапная, это единственная камера в тюрьме, где перед отправкой в дорогу содержатся вместе: и подследственные, и осужденные впервые, и осужденные неоднократно рецидивисты, и заключённые, переводимые из одной колонии в другую, и достигшие совершеннолетия малолетки, переводимые на взрослую зону.
В общем, весь спектр разномастной толпы уголовных элементов. Изнывающие от томительного ожидания отправки на этап, обитатели камеры изыскивали всевозможные способы хоть как-то занять и уплотнить избыток времени.
Неоднократно судимые уголовники опытным взглядом моментально и безошибочно вычисляли из разношёрстной массы этапников тех, кто впервые оказался на нарах, и начинались камерные хохмы с новичками уголовной жизни, вовлекая ничего не подозревавших новичков во всевозможные игры: «хитрого соседа», «паровозик», «выборы старосты» и прочие весёлые, а порой и злые игры. Взрывы хохота постоянно раздавались то в одном, то в другом углу безразмерной по своей вместимости этапной камеры.
- Кто хочет сладко пить и есть, прошу напротив меня сесть! – в стихотворной форме весело и громко зазывал из дальнего угла камеры «катала». – У каждого есть шанс прибарахлиться на этап.
- Пусть пьяный ёжик с тобой играет, - хмыкнул один из этапников. – Знаем мы эти примочки, «Стиры», наверняка подкованы.
- Напрасно обижаешь человека, - возразил ему сидящий рядом на корточках этапник. – «Грек» классный «катала» и любого за пять минут до исподнего разденет, но играет честно, за «базар» отвечаю. Мы с ним в Будукане вместе зону топтали. Фамилия его – Арапиди, он грек по национальности, отсюда и кликуха.
- А ты, дядя, откуда и куда топаешь? – спросил худого, болезненного на вид, пожилого мужчину молодой парень лет двадцати пяти, с фигурой спортсмена и меченый родимым пятном на лысом черепе точно таким же, как у Горбачёва, за что и получил кличку - Горби. Самое удивительное было в том, что Горби был полным тёзкой своего высокопоставленного однофамильца.
- В Бире «на больничке» был. Теперь вот в Комсомольск на свою «командировку» отправляюсь.
- На «Старт»? – спросил Горби, решив показать свою осведомлённость.
- В тех местах зон хватает, - уклончиво ответил старик.
- Срок большой?
- Пятнадцать.
- Солидно, - уважительно покачал головой парень. – Режим строгий?
- Естественно.
- А чего на больничке был, наверное, туберкулёзник?
- Угадал, паря, - обречённо махнул рукой старик.
- Чего гадать, - усмехнулся Горби, – на твоём лице всё написано. Сколько уже коптишь небо в клетку?
- Шесть с половиной лет.
- И всё на строгаче?
- Был и на тюрьме. Год отсидел в "крытке". Мне "вышак" светил, но Бог миловал.
- «Крытка» - это круто.
- Лучше туда не попадать. На зоне всё-таки свежим воздухом дышишь. А там свихнуться можно в четырёх бетонных стенах.
- У меня тоже строгий режим, - с некоторой бравадой в голосе сказал парень. - Моё погоняло - Горби.
- А меня зовут Владлен Фёдорович.
- Клёвое у тебя имя, - усмехнулся Горби.
- Сокращённое от Владимир Ленин, - невозмутимо сказал старик. - В тридцатые годы многие родители так называли своих сыновей.
- Ты чего, с таким послужным списком и кликухи не имеешь? – удивился Горби.
- Откликаюсь на Графа.
К беседующим подошли два здоровенных парня, и один из них, спросил: - Так что, дед, говоришь, на больничке был?
Второй, поигрывая рельефной мускулатурой, встал за спиной старика.
- Был, да толку с того мало...
- Сгущёнку, небось, на этап получил? – продолжал расспрашивать амбал.
- Как тубику - положено, - утвердительно кивнул головой Граф.
- Так поделись с сокамерниками, у меня от ржавой селёдки изжога, а душа сладенького просит.
- Так и мне, без сгущёнки никак нельзя. Так что не обессудьте.
- Дед, тебя по-хорошему просят, а ты...Ну-ка развязывай сидор.
- Ребята, не надо шакалить, - тихо сказал Граф и глаза его при этом недобро сверкнули.
- Ты чего, пень трухлявый, не понял? – повысил голос тот, кто начал разговор. – Думаешь, если шестерик оттянул, так уже и бога за яйца ухватил?
- Не хорошо так непочтительно разговаривать с пожилым человеком, старость надо уважать, - вступился за Графа сидевший прямо на полу, мужчина.
- Это ещё кто тут вякает? – удивлённо спросил один из здоровяков, и медленно наклонился, словно хотел лучше рассмотреть того, кто посмел ему возразить. – Тебе, падла, жить надоело? Так я тебя сейчас...
Договорить он не успел. Всхлипнув, и схватившись за горло, амбал рухнул на пол. Через секунду и второй шакал корчился от боли рядом со своим дружком. Никто из сидевших и стоявших рядом не заметили ударов, так молниеносны они были. Сидевшие рядом с местом конфликта вскочили, отодвинулись, образовав круг, молча, но с нескрываемым интересом стали наблюдать за дальнейшим развитием событий.
- Ни хрена себе, вот это фокус, - удивлённо покрутил головой Горби. – Как это ты сумел вырубить двух амбалистых «шерстяных»?
- А я их и не трогал, - пожал плечами мужчина. – Наверное, споткнулись в тесноте.
Кто-то рядом нервно хихикнул, и...взорвалась тишина.
- Молодец, парень! Давить надо шакалов!
- Совсем беспредельщики оборзели!
- «Опустить» козлов, пока в отключке, чтобы другим не повадно было крысятничать! Порвать им, сукам, «тухлую вену»!
- Или в «парашу» башкой засунуть!
За дверями камеры зазвенели ключи, лязгнули железные задвижки, открылась оббитая жестью тяжёлая дверь и в камеру вошёл дежурный помощник начальника тюрьмы в сопровождении нескольких контролёров.
- Встать! – крикнул старший контролёр и этапники нехотя поднялись со своих мест.
- Что за шум, а драки нет? – спросил дежурный помощник начальника тюрьмы, грозным взглядом окидывая камеру.
- Драка как раз была, товарищ капитан, - уверенно сказал старший контролёр, кивком головы указав на всё ещё корчившихся от боли и лежащих на полу двоих этапников.
- Кто это сделал? – нахмурился капитан, медленно обводя взглядом камеру.
- Что именно? – спросил кто-то из глубины камеры.
- Кто учинил драку?! – повысил голос капитан. – Кто вместо этапа в карцер хочет прогуляться?
- Гражданин начальник, никто их не трогал, - развёл руками старик, из-за которого и произошёл конфликт. – Тут такая теснота, что не мудрено споткнуться и упасть.
- А может обморок у них от духоты, в камере дышать нечем от большого скопления людей, - добавил кто-то из сидельцев. В камере одобрительно засмеялись.
- Вы что тут мне яйца крутите?! – закричал вышедший из себя капитан. – За дурака меня держите?!
- Ни в коем случае, гражданин начальник, - с довольной ухмылкой возразил Горби.
- Молчать! – криком перебил говорившего капитан. – Опять ты бузишь?! Соскучился по карцеру?! Ведь только отсидел десять суток. Могу ещё разок устроить тебе это удовольствие.
- Прикажете его сопроводить? – тут же спросил старший контролёр и даже руки потёр от предвкушения удовольствия.
- Не надо, - недовольно поморщился дежурный помощник начальника тюрьмы. – Пусть катится к чёртям собачьим. Надоел он мне здесь, как заноза в жопе.
Старший контролёр молча пожал плечами и даже вздохнул с сожалением, словно его вдруг лишили большого удовольствия.
- Приготовиться с вещами на выход, через полчаса погрузка, - раздражённым тоном бросил на ходу капитан и вышел из камеры.
Контролёры поспешно последовали его примеру. Вновь противно заскрежетали ключи в замочной скважине, лязгнули стальные задвижки и обитатели этапной «хаты» опять расселись по своим насиженным местам.
- Спасибо тебе, парень, что впрягся за меня, - поблагодарил Граф своего заступника. – Я в долгу не останусь.
- Ты мне ничего не должен, - пожал плечами тот.
- Так ты в «законе»? – обращаясь к Графу, спросил Горби. - Кликуха ус тебя козырная.
- Нет. Я даже не "авторитет", - усмехнулся Граф. - А кличку мне такую дали за мой талант рассказчика, которым я ещё в СИЗО воспользовался. Особенно все любили слушать роман Александра Дюма «Граф Монте-Кристо», который, кстати, я помню наизусть от первой, до последней буквы. Вот так, благодаря роману, я стал Графом.
- Нормальный ход, - одобрительно засмеялся Горби. – Может, и нам расскажешь?
- Расскажу, если успею. Скоро на этап выдернут.
- Может, в «столыпине» в одну клетку попадём.
- Вполне возможно, - пожал плечами Граф и уже сам обратился с вопросом к своему заступнику: - «Ну а тебя как кличут, парень»?
- Меня зовут Руфат.
- Откуда ты?
- Из Бухары.
- Красивый город, - мечтательно вздохнул Граф. - Бывал я там, и не раз. За что срок мотаешь?
- Погранцы караван на тропе повязали.
- Какой караван?
- С опиумом и героином. Я его из Афгана в Союз доставлял.
- И сколько же тебе отвесили за это?
- Восемь лет.
- Круто, - удивился вклинившийся в разговор, Горби. – Ты что, тонну наркоты на себе тащил?
- Я не один был.
- Всех повязали?
- Всех, кого не убили.
- Зону уже топтал, или только по пересылкам кочуешь? – пристально посмотрев на Руфата, на узбекском языке спросил Граф.
- Полтора года в Экибастузе чалился, потом сняли с зоны и отправили на этап, - так же на узбекском ответил ему Руфат.
- Это вы по-каковски базлаите? - спросил Горби.
- По-узбекски.
- Выходит, вы земляки?
- Выходит, что земляки. Я в Ташкенте десять лет прожил, - сказал Граф.
Звяканье ключей за дверью камеры прервали разговор этапников.
- Сейчас начнут дёргать на этап, - сказал «Горби» и повернулся лицом к дверям.
- Пора бы уже, - согласился с ним Граф. – Поезд на Комсомольск отчаливает вечером, а уже смеркается.
Дверь распахнулась, и на пороге опять появился дежурный помощник начальника тюрьмы в сопровождении контролёров. Опытных, не впервые идущие этапом заключённых, интуиция не подвела. На этот раз два контролёра держали в руках кипы папок с личными делами этапников...