ХЬЮСТОН, ХЬЮСТОН, КАК СЛЫШИТЕ?
Лоример озирает большой, но загроможденный вещами отсек, пытается различать голоса и при этом не замечать происходящего в собственном животе. Внутренности спазматически дергаются — это значит, вот-вот Лоримеру вспомнится какая-то мерзость. Сопротивляться бессмысленно, придется заново пережить тот давний момент.
Город Эванстон, средняя школа. Лоример вбежал — или его втолкнули? — в незнакомый туалет. Ширинка расстегнута, пенис в ладони. Он и сейчас видит обхватившие бледную кожу серебристые кромки застежки-молнии.
Внезапное затишье кругом. Силуэты до тошноты неправильны; лица обращаются к Лоримеру. Первый смешок, предшествующий взрыву хохота.
Девчонки. Он в женском туалете.
Сейчас, спустя многие годы, он криво, с содроганием улыбается и старается не смотреть на лица женщин. Над головой — плавные изгибы стен и потолка, вокруг — чужие и чуждые вещи: станок для бисероплетения, ткацкий станок двойняшек, поделки Анди из кожи, все заполонившая, будь она трижды проклята, лиана кудзу, куры… Миленько, уютненько. Но это клетка. В которой Лоример заперт пожизненно, без малейшего шанса на освобождение. Мирок, состоящий исключительно из того, что узник не переносит на дух. Аморфность бытия, абсурдность тесного общения. Игра-вопросник «Как хорошо вы меня знаете». Никогда ему не привыкнуть к этому, не приспособиться. Джинни: «Почему ты такой замкнутый, не поговоришь со мной?..»
«Джинни, любимая!» — невольно взывает он в пустоту. Но боль не приходит.
В размышления вторгается гогот Бада Гейрра. Балагур ведет с кем-то оживленную беседу, его не видно за выступом шпангоута. Зато Дейв на виду. Майор Норман Дэвис — в другом конце отсека, его бородатый профиль наклонен к миниатюрной смуглой женщине; Лоримеру не удается сфокусировать на ней взгляд. У Дейва странным образом уменьшилась и заострилась голова. Да если на то пошло, вся кают-компания выглядит нереально.
Взрыв кудахтанья — в подвешенной к «потолку» клетке расшумелась бентамка.
И тут до Лоримера доходит: он под воздействием наркотика.
Отчего-то догадка не вызывает возмущения. Сидящий по-турецки Лоример откидывается, а вернее, осторожно клонится назад — невесомость не располагает к резким движениям. Переводит взгляд на лицо женщины, с которой говорит. Конни. Констанция Морелос. Высокая, луноликая, в просторной зеленой пижаме. Вот ведь насмешка судьбы: он всегда не любил женской болтовни.
— Есть основания полагать, — произносит он, — что в определенном смысле нас здесь нет.
Прозвучало не слишком внятно, но она заинтересованно кивает. «Следит за моей реакцией, — говорит себе Лоример. — Женщины — прирожденные отравительницы».
Он что, это вслух сказал? Конни не переменилась в лице. Зрение обретает приятную четкость. Надо же, какая здоровая, чистая кожа у Морелос. За два проведенных в космосе года она не утратила коричневый загар. Конни работала на ферме, вспоминает Лоример. Поры крупные, но нет дряблости, свойственной, как он привык считать, женщинам ее лет.
— Ты, наверное, вообще никогда не красилась, — говорит он.
На ее лице непонимание.
— Румяна, тени, пудра? У тебя их нет?
— А-а… — Улыбка обнажает отколотый резец. — Да вроде у Анди есть.
— У Анди?
— Для спектаклей. Исторические пьесы. Анди по этой части специалист.
— Ах да, исторические пьесы…
У Лоримера как будто расширяется мозг, пропуская в себя свет. Приходит понимание, и это весьма активный процесс — мириады осколочков, фрагментиков живо складываются в картины. Это очень опасные картины, подсказывает подсознание. Но его как-то защищает наркоз. Вроде амфетаминового, что ли, — стимулирует, но не напрягает. Может, это здесь в порядке вещей, вроде ритуала — все закидываются хором? Нет, не похоже. Конни наблюдает за ним. Все наблюдают.
— Цыпочки космические, что-то я никак не врубаюсь!
Бад Гейрр заразительно смеется. Он дружелюбен и задорен, людям нравится его голос. Даже Лоримеру за два года не разонравился.
— Дома вас детки ждут, а вы тут со стариной Анди кувыркаетесь, вот как такое может быть?
В поле зрения вплывает Бад, одной рукой обнимая за плечи кого-то из двойни. Джуди Париж, решает Лоример. Сестер нелегко отличить друг от друга. Грудастая некрасивая молодуха пассивно дрейфует под углом к крупному телу Бада; полощется ткань желтой пижамы, лучами расходятся пряди черных волос.
К Баду и Джуди подплывает рыжая голова. Анди выглядит лет на шестнадцать, у него в руках большой зеленый космоболь-ный мяч.
— Старина Анди! — Бад трясет головой, под густыми темными усами сверкают в улыбке зубы. — Когда мне было столько же лет, сколько нынче тебе, мужчины не разрешали своим женщинам со мной кувыркаться.
Конни чуть кривит губы. А в голове у Лоримера съезжаются друг к дружке, стыкуются фрагменты мозаики. «Я знаю, — думает он. — А знаешь ли ты, что я знаю?» В голове пустота и хрустальная прозрачность, и это, пожалуй, хорошо. Размышлять легче. Женщины… Разум не предлагает компактных обобщенных форм, только несколько говорящих голов в матрице общей несущественности. Конечно же, это люди. Биологическая необходимость. Но как же все… расплывчато? Бессмысленно?..
Эми, сестра, сопрано кон тремоло: «Разумеется, женщины смогут дать обществу не меньше, чем мужчины, если вы будете относиться к нам как к равным! Вот увидишь!»
А потом вышла вторым браком за того идиота. Да, теперь он видит.
— Кудзу, — произносит он в полный голос. — Лиана.
Конни улыбается. Почему они всегда улыбаются?
— Слышь, Дейв, — весело треплется Бад, — кто бы нас предупредил, что мы будем любоваться цыпочками в невесомости? Ар-тить-стико! У-у-уйи-и-и!
На другом краю отсека в его сторону оборачивается бородатая неулыбчивая голова.
— И все это досталось старине Анди. Тебе вредно, расти не будешь, парень!
Бад добродушно хлопает Анди по плечу, тот отлетает к шпангоуту.
Едва ли он пьян, думает Лоример о Баде, от сидра не окосеешь. Но вроде за ним не водится привычки корчить из себя киношного техасца.
Значит, наркотик.
— Слышь, только без обид, — переходит Бад на серьезный тон. — Я ведь не в дурном смысле, так что не держи зуб на не-прилигеве… непривилегированного брата. Тут все девочки порядочные. Знаешь что? — это уже адресовано Джуди. — Тебе надо чуток марафет навести — потрясно будешь выглядеть; Я покажу, как это делается, старина Бадди в таких делах спец. Только чур не дуться! Для меня ты и так потрясная, чес-слово!
Одной рукой крепко обхватив ее за плечи, Бад выбрасывает вторую, чтобы обнять и Анди. Так втроем они и взлетают. Джуди возбуждена, широко улыбается. Сейчас она даже почти миловидна.
— А ну-ка, еще по одной!
Бад увлекает обоих к стойке, по случаю праздника украшен! ной зелеными побегами и самыми настоящими крошечными маргаритками.
— С Новым годом! Всех с Новым годом, ура!
К Баду обращены лица, появляются улыбки. Вроде они искренние, думает Лоример; может, и правда этим людям в. радость смена года.
Такое чувство, что у тебя впереди целая вечность. Хватит времени для изучения каждого события, для осмысления его возможных последствий — их развитие можно увидеть в хрустальных далях.
Я эхо-камера. Сторонний наблюдатель. Довольно интересное занятие. Но и за мной наблюдают. Тут что-то затевается. Сами-то они хоть понимают, как это опасно? Такие слабые, беззащитные… Нас трое, их пятеро на хрупком корабле… Нет, они не понимают.
Чем вызваны эти мысли? Страхом. Он глубинный; он как будто не связан с происходящим.
— Господь свидетель, у нас получилось! — заливается смехом Бад. — Цыпочки космические, вы просто молодчинки! Словами не передать! Хвалить не перехвалить! Если б не вы, нас бы здесь не было, где бы ни было это «здесь». А знаете, что я решил? Вот Богом клянусь: после этого рейса останусь' на службе. Что скажете, лапочки? Найдется в космической программе местечко для старины Бада?
— Бад, уймись, — ровным тоном требует Дейв (он стоит у дальней торцевой стенки). — Я не разрешаю поминать имя Творца всуе.
Дейву сорок шесть, он на десять лет старше Бада и Лоримера. Ветеран шести удачных экспедиций. Окладистая борода придает его облику патриархальности.
— Майор Дейв! Друг мой любезный! Виноват, исправлюсь! — Бад заговорщически подмигивает девушке и хихикает. — Начальство наше, отец-командир. Потрясный чувак! Эй, док! — зовет он. — Как самочувствие астронавта? Динко?
— С Новым годом! — слышит Лоример собственный отклик, и в лунном сиянии его рассудка кракеном всплывает запутанный клубок симпатий и антипатий к Баду.
Таких вот кракенов у Лоримера столько же, сколько было в его жизни этих Бадов и Дейвов. Вечные проблемы в отношениях с рослыми, упорными, жизнерадостными, талантливыми, дисциплинированными, неторопкими мезоморфами. С мезо-эктами, поправляет он себя. Тех, у кого мышцы вместо мозгов, в астронавты не берут. Вот эти двое умников-мачо к Лоримеру относятся неплохо, уж он-то постарался расположить их к себе. Иначе не оказался бы на «Подсолнухе», не получил бы штатную научную должность в первой вокрутсолнечной экспедиции. «Док Лоример мал, да удал, классный чувак, свой в доску». «Навидались мы ученого мудачья, а Лоример не такой, от него дерьма ждать не приходится». «Хоть и недомерок, но в отличной форме, а его юмор с каменным лицом — просто отпад». Зря, что ли, он столько лет занимался боулингом, волейболом, теннисом, стендовой стрельбой? Зря, что ли, на лыжне сломал лодыжку, а на тачбольном поле — ключицу? «А ведь ловкач наш док! Надо с ним ухо востро держать!» И бац по спине великанской лапищей: принимаем в команду. Символический ученый, что-то вроде домашнего любимца…
Да вот закавыка: от науки он теперь далек. В молодости сделал одну удачную работу — исследование плазмы крови, на нем и выезжал все эти годы. С математикой не имел дела несколько лет, утратил навыки. Слишком много побочных увлечений, слишком много сил растрачено на популяризаторство. Недоучен, недокачан, думает он о себе. Недоумник-недомачо. На фут бы повыше и на сотню фунтов потяжелее, и был бы я таким, как все. Альфа-самцом. Они, должно быть, подсознательно угадывают во мне желчного бету. Год жизни на борту «Подсолнуха». Анекдоты по сто раз рассказаны, Бад с Дейвом режутся в джин-рамми, велотренажер слишком тугой — не на меня рассчитан. Понятно, что это не нарочно. Мы — команда.
В голове мелькают кадры с расстегнутой ширинкой, прокручивается мучительный финал: Лоример выскакивает из сортира в коридор, а там его ждут, ухмыляются. Радостные вопли, струйка по ноге. Он классный чувак, свой в доску; он тоже улыбается. «Я вам покажу, гады! Я не девчонка!»
— Новый го-од, Новый го-од празднует внизу наро-од! — Это Бад распевает во всю силу легких, пародирует слащавую насовскую манеру. — Идея! Давайте отправим им радиограмму! Дорогие земляшки, в смысле луняшки! Всех сердечно па-аздрав-ляем, всякой всячины желаем… — Он комично гнусавит: — Говорит Санта-Клаус. Хьюстон, тут у нас такое! Вы бы увидели — обалдели бы! Эй, как слышите, прием? Хьюстон, Хьюстон, где вы та-ам? — дурашливо распевает Бад.
Наступает тишина, и Лоример видит, как лицо «друга любезного Дейва» превращается в лицо майора Нормана Дэвиса, командира «Подсолнуха».
И внезапно Лоример переносится на год назад. Он на борту помятого, чудом пережившего страшную встряску командного отсека. Корабль выходит из-за Солнца. Это наркотик действует, объясняет себе Лоример, в то время как память расставляет вокруг такие четкие, такие рельефные декорации.
Стоять! Ни с места!
Но реальность ускользает. Как утопающий за соломинку, хватается он за растущую в подсознании тревогу…
Бесполезно. Он уже там и тогда; он парит позади Дейва и Бада. Вообще-то, по должностной инструкции Лоримеру положено находиться между ними, в среднем из строенных кресел, так ведь не заставишь, очень уж неуютно ему там. За товарищами по экспедиции, в бесполезном иллюминаторе левого борта, видны их копии. У иллюминатора накрылся внешний слой. Рядом с отражением Дейвовой головы, придавая повязке сходство с игрушечной короной, плывет яркое пятно — это должна быть Спика.
— Хьюстон, Хьюстон, это «Подсолнух», — повторяет Дейв. — «Подсолнух» вызывает Хьюстон. Хьюстон, как слышите, прием. Ответьте, Хьюстон.
Теперь надо ждать. Семь минут — туда, семь — обратно. Семьдесят восемь миллионов миль, не ближний свет.
— Дробовой шум в усилителе, — бодро объясняет Бад.
Он чуть ли не каждый день это говорит.
— Исключено, — опять же, по обыкновению, спокойно возражает Дейв. — Усилитель в порядке. Это Солнце шалит, плотность его помех не снижается. Док, я прав?
— Мы еще в зоне остаточного излучения протуберанца. Им очень трудно выделить наш сигнал из фоновых шумов.
В тысячный раз Лоример ловит себя на позорной слабости: с ним проконсультироваться соизволили, а он и рад как дитя малое.
— Мы за Меркурием, — сокрушенно качает головой Бад. — Вот же непруха-то, а? Как теперь узнаем, кто выиграл Мировую серию?
Его любимая шутка. Ритуал, свершаемый в вечной ночи. Лоример следит за искоркой Спики, дрейфующей мимо Бадовой кудрявой лицевой растительности. У самого-то усы реденькие, чахленькие — был бы Фу Манчу блондином, носил бы такие же.
В иллюминаторе, у того края, что ближе к корме, светлые полосы — это догорает левая батарея энергоаккумуляторов. Тот же солнечный выброс, что поджег ее, оплавил иллюминаторы снаружи. Досталось тогда и Дейву — разбил голову о сексло-гическую консоль. А еще был прерван эксперимент с гравитационной волной, которым занимался Лоример, и с тех пор нет веры показаниям приборов. К счастью, поток частиц не целиком уничтожил переднее окно, уцелевший кусок позволяет экипажу просматривать двадцатиградусный сектор прямо по курсу. Там блистает ковшик Плеяд, но видны не все звезды; вместо крайних — световая клякса.
Двенадцать минут… тринадцать… Бесплодные вздохи и щелчки динамика. Четырнадцать… Нет ответа.
— «Подсолнух» — Хьюстону, «Подсолнух» — Хьюстону. Отзовитесь, Хьюстон. На связи «Подсолнух». — Дейв возвращает микрофон в кронштейн. — Дадим им еще сутки.
Ритуальное ожидание. Завтра Паккард ответит. Может быть.
— Неплохо бы снова увидеть старушку Землю, — мечтает вслух Бад.
— Мы больше не тратим топливо на коррекцию пространственного положения, — напоминает ему Дейв. — Я верю расчетам дока.
«Не моим расчетам ты веришь, а азам небесной механики. Где еще может находиться Земля в октябре?»
Разумеется, Лоример не озвучивает эти мысли. Они неинтересны человеку, который интуитивно решит задачу двух тел, едва узнав, где эти тела находятся. Бад — хороший пилот и превосходный инженер. Дейву в его профессии вообще нет равных, и он нисколько не чванится. «Господь нам поможет, док, если мы Ему позволим».
— Муторно будет стыковаться, если радар накрылся, — беспечным тоном замечает Бад.
Об этом все они думали уже сто раз. Да, будет муторно. Но Дейв справится. Для того он и бережет топливо.
Тянутся минуты.
— Вот они! — восклицает Дейв.
И с ошеломляющей внезапностью кабину заполняет голос.
— Джуди? — Вопрос звучит четко, голос высок. Это девичий голос. — Ну, наконец-то! Как я рада, что вы нашлись. А почему в этом диапазоне?
Бад с шумом выпускает из легких застоявшийся воздух. Через миг и с Дейва спадает оцепенение, он хватает микрофон:
— Это «Подсолнух», мы вас слышим. «Подсолнух» — Хьюстону… Тьфу ты!.. Экспедиция «Подсолнух-один» вызывает Центр управления полетами в Хьюстоне. Кто на связи? Назовите себя. Вы можете ретранслировать наш сигнал? Прием.
— Зенитное излучение, — говорит Бад. — Какой-то чокнутый радиолюбитель.
— Джуди, у тебя что, проблемы? — спрашивает девичий голос. — Не слышу, ужасные помехи. Подожди минутку.
— Это экспедиция «Подсолнух-один» Соединенных Штатов Америки, — повторяет Дейв. — Экспедиция «Подсолнух» вызывает Центр управления полетами в Хьюстоне, а вы забиваете нашу волну. Назовите себя. Повторяю, назовите себя и ответьте, можете ли вы ретранслировать наш сигнал в Хьюстон.
— Динко! Джуди, я слушаю, говори, — говорит девушка.
Лоример порывисто подается к СЭДЧу, сгустителю энергии длиннопробежных частиц. Ерзает, дребезжит подвижный элемент линейного двигателя. Не окажись при вспышке экспериментальный прибор убранным внутрь, его бы заварило наглухо. Доведя до максимальной частоты вибрацию датчика, Лоример приступает к грубому ручному сканированию.
— Вы вмешались в служебный радиообмен космической экспедиции США и Центра управления полетами в Хьюстоне, — с нажимом произносит Дейв. — Если не можете ретранслировать в Хьюстон наше сообщение, освободите эфир, не нарушайте федеральный закон. Повторяю вопрос: способны ли вы переправить наш сигнал в ЦУП? Прием.
— Все равно плохо слышно, — говорит девушка. — Что еще за Хьюстон? И вообще, с кем я разговариваю? Отвечайте, вы же знаете, времени в обрез.
У нее приятный голос, с отчетливой гнусавинкой.
— О боже! — восклицает Бад. — Она где-то рядом!
— Держи ее. — Дейв поворачивается к Лоримеру и его импровизированному радароскопу.
— Вот. — Лоример тычет пальцем: на самом краю индикаторной панели вырос над мелкими зубцами уплотнений коро-нального вещества стабильный пик.
Бад тоже тянет шею:
— НЛО?!
— Там кто-то есть, точно.
— Алло? Алло? Теперь мы вас слышим, — говорит девушка. — Вы почему так далеко? У вас там всё динко? Неужели вспышку поймали?
— Не упусти ее, — приказывает Дейв Баду. И тут же — Лоримеру: — Док, что с параметрами?
— Три тысячи километров, может, чуть больше. Вероятно, удаляются от нас, движутся вокруг Солнца. Космонавты, что ли? Советская экспедиция?
— Обогнать нас решили? Поздно…
— С девчонкой на борту? — возражает Бад.
— Им не впервой. Бад, ты записываешь?
— «Роджер-р-р», — рычит, ухмыляясь, тот. — По голосу непохоже, что цыпочка русская. Кто такая эта Джуди, черт бы ее побрал?
Подумав секунду-другую, Дейв включает микрофон:
— Говорит майор Норман Дэвис, командир корабля Соединенных Штатов Америки «Подсолнух-один». Вы у нас на радаре. Требуем идентифицироваться. Повторяю вопрос: кто вы? Прием.
— Джуди, может, хватит хохмить? — серчает собеседница. — Через минуту опять не будет связи, мы за вас тревожимся, неужели не понятно?
— «Подсолнух» — неопознанному кораблю. Я не Джуди. Повторяю, я не Джуди. Кто вы? Прием.
— Чего?!. — изумляется девушка, и слышно, как ее перебивают. — Энн, погоди…
Речь сменяется воем динамика. Затем говорит уже другая женщина:
— Я Лорна Бетьюн, корабль «Эскондида». Что там у вас происходит?
— Я майор Дэвис, начальник американской экспедиции «Подсолнух». Идем обратным курсом к Земле. Космический корабль «Эскондида» нам неизвестен. Прошу назваться. Прием.
— Только что назвалась. — Та же гнусавинка в голосе, но эта женщина явно постарше. — Нет такого корабля «Подсолнух», и Земля у вас не по курсу. Если это анди-шутка, то она не из удачных.
— Какие еще шутки, мэм?! — взрывается Дейв. — Это американская вокругсолнечная экспедиция, а мы — американские астронавты. Протестуем против вашего вмешательства. Прием.
Ответная фраза женщины тонет в вое и треске статики. То и дело сквозь помехи на мгновение прорываются два голоса. Вроде Лоример слышит слова «серия „Подсолнух“». Бад возится с подавителем. Наконец рев помех снижается до приемлемого гула.
— Эй, майор Дэвис? — Голос совсем слаб. — Я правильно расслышала: вы направляетесь к Земле?
Дейв хмуро смотрит на динамик и отрывисто произносит:
— Подтверждаю.
— Но если так, нам непонятно, по какой орбите вы движетесь. У вас очень странные полетные характеристики. Наши приборы показывают, что ваш настоящий курс не имеет ничего общего с заявленным. Через минуту-другую прекратится связь. Вы можете сказать, где сейчас видите Землю? Не возитесь с координатами, просто назовите созвездие.
Дейв колеблется, но затем протягивает микрофон:
— Док?
— Земля наблюдается в Рыбах, — докладывает Лоример. — Приблизительно три градуса от Гаммы.
— Это не так, — говорит женщина. — Разве не видите, что она в созвездии Дева? Да вы хоть что-нибудь видите?
Лоример бросает взгляд на левый иллюминатор, на яркое пятно:
— Наш корабль получил повреждения…
— Молчи! — рявкает Дейв.
— Проходя перигелий, мы угодили под выброс и лишились одного иллюминатора. Но нам, разумеется, известно относительное положение Земли одиннадцатого октября…
— Октябрь? Сейчас март, пятнадцатое марта. Должно быть, вы…
Голос растворяется в вое космоса.
— Электромагнитный фронт, — крутя ручку настройки, поясняет Бад.
Все трое застывают под разными углами к динамику, причем Лоример висит вниз головой. Космос ревет и плещет, словно море в бурю, загадочный корабль слишком близок к горизонту солнечной короны.
— …Позади вас… — слышат люди на борту «Подсолнуха». — …Пытайтесь… волну… Корабль… Если сможете, ваш сигнал…
И больше не проходит ни слова.
Лоример отталкивается от панели рации, смотрит на искру в иллюминаторе. Конечно, это Спика, как же иначе? Но почему она вытянута, будто к ней пристроился второй источник света? Невероятно! Лоримера моментально охватывает возбуждение, в черепе резонируют женские голоса.
— Воспроизведи, — говорит Дейв. — Хьюстону наверняка понравится.
Они снова слушают, как девушка зовет Джуди, как женщина представляется Лорной Бетьюн. Бад вскидывает палец:
— Мужской голос!
Лоример напряженно вслушивается. Слов не разобрать. Если это и впрямь слова.
— Подождем, пока это не дойдет до Паккарда. — Дейв потирает ладони. — Помните, как Хауи разыграли? Как уверяли, будто спасают его?
— Похоже, новые друзья хотят, чтобы мы оставались на их частоте, — ухмыляется Бад. — Небось думают, что мы далеко-о-о… Э, глядите, вроде вторая коробочка решила показаться. Тесновато становится.
— Включи голосовое оповещение, — распоряжается Дейв. — На случай, если этот второй корабль решит выйти на связь. Батареи выдержат.
Лоример смотрит на искру-Спику, или на Спику плюс что-то еще, и спрашивает себя, удастся ли когда-нибудь понять то, что происходит сейчас. В этой невообразимой дали, в невероятном одиночестве вот так запросто взять и допустить, что тебя разыгрывают, водят за нос? Хотя… если эти незнакомцы слеплены из того же теста, что и ты… Вслух он говорит:
— Для советской экспедиции «Эскондида» — неподходящее название. Кажется, это из испанского, означает «Спрятанная».
— Угу, — кивает Бад. — А знаете, я понял, что это за акцент. Австралийский. У нас на Хикеме водились цыпочки-оззи. А-авст-ра-али-ия, у-у-уйи-и! Может, Вумера разродилась? Или что-то совместное?
Дейв мотает головой:
— У Австралии никаких ресурсов.
— Дейв, мы имеем дело с очень и очень загадочным феноменом, — рассудительно произносит Лоример. — Я уже подумываю о визуальной разведке.
— Док, ты, часом, не сдурел?
— Нет. Если сейчас октябрь, то Земля там, где я сказал. К марту она переберется в Деву.
— И что же это получается? — выталкивает себя из кресла ухмыляющийся Дейв. — Рип ван Винкль, ты продрых пять месяцев? Так, сейчас партийка, а потом ВКД.
— Хотелось бы мне взглянуть на этих цыпочек. — Бад выключает передатчик. — Мисс, разрешите вам помочь со скафандром! Э-э, мисс, вот это надо вдавить, а не вытянуть, псст-псст-псст! Док, ты послушаешь?
— Хорошо. — Лоример достает свои карты.
Товарищи по экипажу уходят по коридору-туннелю в корму, в крошечный салон. По дороге они не обсуждают появление неизвестных кораблей. Лоример с крайней неохотой признается себе, что до глубины души потрясен словами той женщины, Лорны Бетьюн.
Проходит муторный период обязательных физических упражнений. Обед. Контейнеры лишь чуть подогреты — приходится беречь заряд аккумуляторов. Снова цыпленок по-королевски. Бад свою порцию поливает кетчупом. Обычно за едой все молчат, но в этот раз Бад рассказывает забавную историю про австралийскую девушку, тщательно сдерживаясь, чтобы не нарушить неписаный речевой кодекс экипажа «Подсолнуха». После обеда Дейв уходит в кабину. Дейв и Лоример возвращаются к прерванной работе первоочередной важности: надо проверить скафандры, ремкомплекты и все прочее для ВКД. После того как спадет радиация, они отправятся за борт, оценят ущерб и попытаются что-нибудь починить.
Они уже прибираются в отсеке, когда их зовет Дейв. Шагая по туннелю, Лоример слышит трубный глас динамика:
— …Динковый рейс! А что сказала Лорна? Я «Глория», прием.
Лоример включает СЭДЧ и приступает к сканированию. На этот раз безрезультатно.
— Они позади нас или в солнечном квадранте, — сообщает он наконец. — Не могу их поймать.
Динамик вдруг выдает устойчивый писк.
— Это, должно быть, их наземное управление, — говорит Дейв. — Док, что у нас с горизонтом?
— Пять часов. Северо-запад Сибири, Япония, Австралия.
— Говорил я вам: накрылась остронаправленная. — Бад осторожно подает питание на мотор антенны. — Та-ак, пома-ле-еньку, понемно-ожку… Все понятно: раму помяло.
— Только не сорви! — предостерегает Дейв, зная, что Бад не сорвет.
Писк затухает, потом снова набирает силу.
— Опа! А ведь получается! — восклицает Бад. — Теперь можно откалиброваться по их рации.
И вдруг — жесткое сопрано:
— …Должно быть, вне вашей орбиты. Попробуйте в районе Беты Овна.
— Новая цыпочка. Мы их поймали! — радуется Бад. — Теперь не упустим. Похоже, конец неприятностям, парни. Эта штука в ста сорока девяти градусах. У-у-уйи-и!
В эфир возвращается первая девушка:
— Марго, мы их видим! Кораблик совсем кроха, как в нем можно жить? Наверное, там такие масенькие инопланетянчики… Прием.
— А вот и Джуди, — хихикает Бад. — И все на английском шпарят, просто обалдеть! Дейв, это небось ооновские дела.
Дейв массирует локти, сжимает и разжимает кулаки. Размышляет. Остальные ждут. Лоример прикидывает: сто сорок девять градусов от Гаммы Рыб — это где?
Через полчаса звучит голос с Земли:
— Джуди, зови всех, срочно! Мы воспроизведем беседу, хотим, чтобы каждый из вас услышал. У тебя две минуты. Да, и пока ждем: Зебра просила передать Конни, что у малышки все отлично. И у нас новая корова.
— Код, — заключает Дейв.
Озвучивается запись. Трое мужчин слушают, как сквозь треск солнечных помех Дейв взывает к Хьюстону. Его речь звучит все четче и обрывается в тот момент, когда женщина говорит, что другой корабль, «Глория», находится позади, ближе к Солнцу.
— Мы подняли архивные данные, — подводит итог Земля. — Числился такой майор Норман Дэвис в экипаже первого «Подсолнуха». Майор — это военный чин. Слышали слово «док»? У них на борту был доктор наук Оррен Лоример. Третий член экипажа — капитан… тоже воинское звание… капитан Бернхард Гейрр. Трое на борту, и все мужского пола, разумеется. Полагаем, у них был реактивный двигатель ранней конструкции и малый запас топлива. И вот какая штука: первый «Подсолнух» исчез в космосе. Он так и не вышел из-за Солнца. Примерно в то время и начались мощные вспышки. Джен допускает, что корабль угодил в одну из них. Вы слышали, что говорил экипаж о повреждениях.
Дейв неразборчиво ворчит. У Лоримера в животе коронным разрядом вспыхивает волнение.
— Либо они те, за кого себя выдают, либо мы имеем дело с призраками… Еще вариант: инопланетяне маскируются под людей. Джен полагает, что сверхспышки могли локально воздействовать на временную координату. Плагго! Так что вы там наблюдали? В двух словах?
«Временная координата…» «Он так и не вышел…» Сознание Лоримера сужается настолько, что может удержать лишь крошечный фрагмент реальности, две бородатые головы в поле зрения. Оно отказывается воспринимать слова, которые вроде бы проникают в уши: «Еще до наступления двухтысячного».
Язык, думает он. Язык не мог не измениться. От этой мысли ему легче.
Звучит сочный баритон:
— Марго?
На борту «Подсолнуха» оживают глаза.
— …Как тот огромный пятьдесят лет назад. — У мужчины тот же акцент. — Это чистое везение, что мы там оказались, когда полыхнуло. А самое интересное, что мы убедились насчет гравитационной турбулентности. Она периодическая, но не волнового характера. Да какая свирепая! В этих областях чудовищные пространственные напряжения! Мы едва миновали несколько таких ловушек. Похоже, верна теория Франс — наша система проходит через кластер черных мини-дыр; Пока нам везет, но однажды можем напороться.
— Франс? — бормочет Бад.
Дейв задумчиво смотрит на него:
— Что-то из угодившего в дыру могло выскочить обратно? Такое кажется крайне маловероятным. И тем не менее они здесь, кто бы они ни были. В восьмистах ка от нас, уходят в направлении Альдебарана. Лорна верно заметила: этому кораблю будет очень непросто добраться до Земли, да и есть ли на нем запас топлива для таких маневров и ускорений? Может, попытаемся поговорить с экипажем? Прием. Да, что касается коровы: поздравляю. Прием.
— Черные дыры! — Бад присвистывает. — Док, это по твоей части. Мы что, побывали в черной дыре?
— Никоим образом, иначе нас бы здесь сейчас не было.
А мы точно сейчас здесь, мысленно спрашивает себя Лоример. Кластер черных мини-дыр… Что бывает, когда фрагменты полностью коллапсировавшей материи сближаются друг с другом или даже сталкиваются, скажем, в фотосфере звезды? Разрывается время? Стоп! Не надо об этом думать!
Вслух же он говорит:
— Дейв, они могли бы нам кое-что рассказать.
Командир молчит. Тянутся минуты.
Наконец снова звучит голос Земли, сообщает, что будет попытка связаться с пришельцами на их первоначальной частоте.
Бад смотрит на Дейва и берется за ручку настройки.
— Вызываю «Подсолнух-один», — медленно, в нос говорит девушка. — Это «Луна-центральная», вызываю майора Нормана Дэвиса, командира «Подсолнуха-один». Мы слышали ваши переговоры с кораблем «Эскондида». Теряемся в догадках: кто вы, как сюда попали? Если и правда «Подсолнух-один», то напрашивается предположение, что вы проскочили вперед во времени, когда угодили под выброс солнечной массы.
Слово «время» звучит у нее чуть странно, как у кокни.
— Поблизости от вас корабль «Глория», вы на экране его радара. И похоже, у вас проблема с курсом. Лорна сообщила, что вы намерены добраться до Земли, полагая, что сейчас октябрь и Земля находится в Рыбах. Это заблуждение, сегодня пятнадцатое марта. Повторяю, земная дата, — слово «дата» тоже звучит у нее необычно, — пятнадцатое марта. Найдите возможность убедиться, что Земля в Деве, совсем рядом со Спи-кой. Вы говорили о поврежденном иллюминаторе. Можете ли выйти наружу и посмотреть? Полагаем, требуется значительная коррекция курса. Достаточно ли у вас топлива? Есть ли на борту компьютер? Что с запасом воздуха, воды и пищи? Чем мы можем вам помочь? Ждем ответа на этой частоте. «Луна» вызывает «Подсолнух-один». Прием.
На борту «Подсолнуха» никто не шевелится. Лоример борется с разбушевавшимися эмоциями.
«Проскочили вперед во времени»…
Некуда возвращаться.
Пауза затягивается, и киста воспоминаний, которую он научился подавлять, распухает беспрепятственно.
— Ну так как, будем отвечать или нет?
— Глупостей не говори, — произносит Дейв.
— Командир, между Гаммой Рыб и Спикой сто сорок девять градусов. Передача шла из той точки, где, по их словам, находится Земля.
— Ты спятил.
— Я не спятил. Получается, сейчас все-таки март.
Дейв моргает с таким видом, будто ему докучает муха.
Через пятнадцать минут мучительную паузу снова прерывает голос «Луны-центральной»:
— Прошу выйти на связь.
— Это не запись. — Бад достает пластинку жвачки, обертку добавляет к аккуратной стопке за проводами гироскопа.
У Лоримера, зачарованного смутным мерцанием Спики, по коже бегут мурашки. Рядом со Спикой — Земля?
Разум отказывается верить, но роковая правда со всех сторон вонзает в него острые и длинные когти. Лица, голоса, шипение бекона, скрип отцовского кресла-качалки, мел на залитой солнцем классной доске, голые ноги Джинни на цветастом диване, Дженни и Пенни, бегающие в опасной близости от газонокосилки… Девочки должны были вырасти, Дженни уже догнала мать. Отец в Денвере с Эми, надеется дотянуть до возвращения сына. До моего возвращения. Нет, это просто бред какой-то. Дейв прав: трюк, безумный розыгрыш. Язык это подтверждает.
Через пятнадцать минут ровный, серьезный женский голос все повторяет, только усугубляя нервозную атмосферу на борту «Подсолнуха». С лица Дейва уже не сходит рассеянно-раздраженная мина, как у болельщика, вынужденного слушать дрянной спортивный репортаж. Лоримера подмывает выключить рацию и предложить партийку в джин. Голос сообщает о переходе на другую частоту.
Неторопливо жуя, Бад возвращает прежнюю настройку. Голос теперь звучит устало, он замирает через пару фраз.
Опять ожидание, на этот раз часовое. В Лоримера мертвой хваткой вцепилось пятнышко Спики, он не в силах отвести глаза от иллюминатора. Бад напевает «Она носила желтую ленту», но через куплет замолкает.
— Дейв, — заговаривает наконец Лоример, — наша антенна направлена точно на Спику. Можешь считать меня психом; но, если Земля там, скоро придется менять курс. Да ты посмотри: двойной источник света, видно же! Необходимо с этим разобраться.
От майора — ни слова. Бад тоже помалкивает, но его взгляд рыщет — то к левому иллюминатору, то назад, к приборной панели. Там, на самом краю, поляроидный снимок жены Бада. Долговязая, рыжая, смешливая, вихляющая задом Пэтти. У Лоримера бывают насчет нее фантазии. Впрочем, голосок как у ребенка… и рост… Многие низкорослые мужчины тянутся к высоким женщинам, Лоример объясняет это слабохарактерностью. Джинни на дюйм ниже его. Их девочки вырастут повыше. Жена решила забеременеть перед его отлетом — знала, что он будет в недосягаемости, и все же настояла. Может, родится мальчик, сын…
Прекрати! О чем-нибудь другом думай. Любит ли Бад свою Пэтти? Да кто его знает. Сам ты любишь Джинни. А до нее семьдесят миллионов миль…
— Джуди? — Это «Луна-центральная», или кто там еще. — Они не отвечают. Ты не попробуешь? Но сначала послушай, о чем мы тут думаем. Если и правда эти люди из прошлого, они могут получить очень серьезную травму. Должно быль, сейчас до них доходит, что они уже никогда не увидят родной мир. Мида говорит, эти мужчины оставили дома женщин и детей, они будут ужасно тосковать по своим семьям. Наверняка перепуганы до смерти, возможно, считают нас инопланетянами или галлюцинациями. Понимаешь, о чем я?
Через пять секунд неподалеку от «Подсолнуха» включается передатчик:
— Да, Марго, у нас такие же мысли. Динко… Эй, «Подсолнух»? «Подсолнух», майор Дэвис, слышите меня? Это Джуди Париж, борт «Глория», мы всего в миллионе километров, видим вас на радаре. — Взволнованный молодой голос. — С вами пытается связаться «Луна-центральная». Мы полагаем, что вы терпите бедствие, и хотим помочь. Не бойтесь, пожалуйста, мы такие же люди, как и вы. Похоже, ваш корабль сбился с курса — до Земли вам так не добраться. Объясните, что случилось. Требуется ли наша помощь? Если проблема с радиостанцией, можно попробовать какую-нибудь другую связь. Вам знакома старая азбука Морзе? Скоро вы уйдете с нашего экрана, мы очень тревожимся за вас. Пожалуйста, отзовитесь, если можете. «Подсолнух», как слышите? Прием.
Дейв сидит в прострации. Бад смотрит на него, переводит взгляд на левый иллюминатор, затем — с отсутствующим выражением лица — на динамик. У Лоримера выдохлось изумление, хочется только ответить голосам. Можно подрегулировать луч СЭДЧа и послать грубый сигнал. Ну а дальше-то как быть, если оба спутника против?
Девушка настойчиво повторяет попытки. Наконец произносит:
— Марго, от них ни звука. Неужто умерли? Может, это все-таки инопланетяне?
«А разве нет?» — думает Лоример.
Снова говорит лунная станция. Но голос теперь другой, постарше:
— Джуди, это Мида. Вот какое предположение: у этих людей очень жесткая иерархия. Помнишь из истории, как они забюрократизировали все и вся? Ты заметила, майор Дэвис напирал на то, что он начальник? Это называется «система власти и подчинения»: один распоряжается, остальные выполняют, а почему не отказываются — мы едва ли способны понять. Может, из-за страха. Сейчас важно другое: доминантный индивид пребывает в шоковом или паническом состоянии и другие не посмеют нам ответить, пока Дэвис им не разрешит.
Господи боже ты мой, мысленно восклицает Лоример. Иисус Христос в цветах и красках, как говорил папаша, пытаясь выразить невыразимое.
Дейв и Бад сидят не шевелясь.
— Дикость какая! — поражается Джуди. — Но разве они не понимают, что идут неправильным курсом? Этот доминантный, он что, позволит кораблю вылететь за пределы системы? Себя и других погубит? Абсурд!
Именно это и происходит, размышляет Лоример. Да, абсурд. И я должен положить ему конец. Нужно действовать незамедлительно, пока они нас не потеряли.
Воображение рисует кошмарную сцену, как он бросает вызов Дейву и Баду, как эти великаны надвигаются на него.
Сначала попробуй их убедить.
Не успев открыть рот, он замечает слабое шевеление Бада и с безмерной благодарностью слышит:
— Дейви, давай рискнем, а? Только глянем и, если что, сразу назад. Один поворот нас не разорит.
Командир поворачивает голову на градус-другой.
— Или мне сделать, как цыпа советует, — выйти наружу? — ровным голосом спрашивает Бад.
Долгая пауза, наконец Дейв равнодушно произносит:
— Ладно… готовим поворот.
Его рука так же медлительна, как и мысли. Он метода вводит данные, которые положат корабль на новый курс — что Спика покажется в исправном иллюминаторе.
Так почему же я не смог, в тысячный рлз спрашивает себя/ ример, выполняя знакомую процедуру проверки. Нет ответа И опять же в тысячный раз он признает в глубине души npi восходство спутников. Они — настоящие, они — альфы. Мр ская дружба. Или забыл, как сам с абсурдным благоговении глядел на аполлонов из школьной футбольной команды?
— Годится, Дейв. Лишь бы техника не подвела.
Дейв сбрасывает предохранитель воспламенения, переводит компьютер в режим реального времени. Трясется корпус, кабина со всем содержимым ползет вбок, яркое пятнышко Спики движется в противоположную сторону и попадает в передний иллюминатор.
Тормозные двигатели выполнили свою задачу, двойной источник света замер прямо по курсу — превосходная работа. Лоример в прозрачном окне четко видит и Спику, и ее спутницу. Он протягивает Баду телескоп:
— Та, что слева.
Бад смотрит:
— Порядок, это они. Эй, Дейв, ты глянь. — Он сует трубу в руки командиру.
Тот медленно поднимает прибор, всматривается. Лоример слышит его дыхание.
И вдруг Дейв хватает микрофон.
— Хьюстон! — хрипло кричит он. — «Подсолнух» вызывает Хьюстон! «Подсолнух» вызывает Хьюстон! Хьюстон, ответьте!
Динамик разражается возгласами:
— Они включали двигатели! Эй, слышите, вызывают!
И умолкает.
В кабине «Подсолнуха» все молчат. Лоример смотрит вперед, на пару огоньков. Время застыло, но вокруг сменяют друг друга невероятные реальности. Отраженное лицо Бада наклонено вниз, отсутствует привычная ухмылка. У Дейва шевелится борода, и Лоример догадывается, что командир беззвучно молится. В экипаже он один набожен, по воскресеньям перед едой читает краткую прочувствованную молитву. Лоримера охватывает жгучая жалость: Дейв не мыслит жизни без семьи, он души не чает в четырех сыновьях. Чутко следил за их учебой, водил в походы, на охоту и рыбалку. А Дорис, его жена, такая милашка и живчик, всегда путешествовала с ними, стряпала… И соседям помогала… Возила в школу Пенни и Дженни, когда болела Джинни… Хорошие люди, соль земли.
Нет, думает он, этого просто не могло случиться. Антенна направлена точно, шесть минут уже прошло, через минуту здесь зазвучит голос Паккарда. И прекратится кошмар. «Еще до наступления двухтысячного…» Прекрати!.. Язык должен был измениться… Думай о Дорис… о том, как она сияет от счастья, когда кормит своих пятерых мужчин. Женщины, у которых сыновья, другие… Но Джинни, твоя любимая женщина, твоя жена и дочери… Дочери — уже бабушки? Или даже их косточки истлели? Хватит, остановись!
А Дейв все молится… Как узнать, что творится в этих головах… Дейв плачет… Двенадцать минут, сейчас все уладится. Ответ застрял в пути… Нет-нет, он движется. Тринадцать, Все это безумие, дурной сон. Тринадцать плюс… Четырнадцать. Динамик только шипит и потрескивает. Уже пятнадцать. Дурной сон… А эти женщины что же, стоят в сторонке и ждут, когда мы убедимся? Шестнадцать…
На двадцатой минуте дергается рука Дейва, но снова замирает. Проскакивают секунды, потрескивает космос. Вот уже прошло полчаса.
— Вызываю «Подсолнух», майора Дэвиса. — Женщина постарше, голос помягче. — С вами говорит «Луна-центральная». Это мы теперь отвечаем за космические полеты, обеспечиваем связь и прочее обслуживание. Мне очень жаль, но я вынуждена поставить вас в известность: Центра управления полетами в Хьюстоне больше нет. Сам Хьюстон опустел с тех пор, как кос.? модром с кораблями переместился в Уайт-Сэндс. Это произошло более двухсот лет назад.
Холодный, цвета пыли свет обволакивает мозг Лоримера, изолирует его. Этот свет останется в голове очень и очень надолго.
Женщина повторяет сообщение, объясняет, предлагает помощь, интересуется самочувствием. Взвешенная, деликатная речь. Дейв сидит будто окаменев, глядит на Землю. Бад сует ему микрофон:
— Ответь им, Дейви.
Командир смотрит на микрофон, набирает воздуху в легкие, нажимает тангенту.
— «Подсолнух» вызывает Лунный центр управления, — совершенно нормальным голосом говорит он.
«Луну-центральную», — мысленно поправляет Лоример.
— Не беспокойтесь за нас, мы справимся. Ситуация на борту штатная, никаких проблем с жизнеобеспечением. Информация о курсе принята к сведению, приступили к прокладке нового, будем благодарны за помощь с расчетами. Да, что касается нашего молчания: вынуждены экономить на передаче — не знаем пока, в каком состоянии аккумуляторы. Конец связи.
Вот так это и началось.
Мыслями Лоример возвращается в себя на борту «Глории» год — или три столетия — спустя. Он наблюдает, и за ним наблюдают. Ему теперь легко и спокойно, все страшное — глубоко под водой. Но почему так тихо? Вроде давно не слышно разговоров. Давно ли? Может, это наркотик притупляет чувство времени и на самом деле прошла минута или две?
— О прошлом задумался, — обратился он к женщине, желая услышать ее голос.
— Да, тебе есть что вспомнить, — кивает Конни и спохватывается: — Ой, прости! Не надо было этого говорить. — Ее глаза лучатся сочувствием.
— Пустяки. — (Тает, будто картины сна по пробуждении, прежний мир, а этот, другой, виден теперь отчетливо.) — Должно быть, для вас мы диковинки, вроде невиданных зверей.
— Мы пытаемся понять, — отвечает она. — Это как историю учить: событие можно запомнить, но нельзя прочувствовать. Остается загадкой, как жилось тогда людям, что они собой представляли. Надеемся, что вы нам расскажете.
Наркотик, думает Лоример. Вот для чего он нужен. Рассказать им… Ну да, чего проще? Разве способен динозавр объяснить, как ему жилось и что он собой представляет?
Перед мысленным взором прокручивается монтаж, где преобладают кадры с северной парковкой ЦУПа и с желтым телефоном на кухне, которую Джинни оплела мерзким вьюном. Женщины и вьюны…
Мысль прервана взрывом хохота. В отсеке, который здесь называют спортзалом, похоже, Бад и другие играют в мяч. Вообще-то, отличная идея, размышляет Лоример, — насчет использования мышечной энергии. Это объясняет, почему тут все в хорошей форме. Регулярные упражнения средней интенсивности. Спортзал — не что иное, как беличье колесо: когда карабкаешься по перекладинам или крутишь педали, он вращается сам и через механизм передачи вращает другие части корабля, в том числе спальный цилиндр. Настоящий еулдгояг… Бад и Дейв предпочитают акробатствовать в колесе на пару: ни дать ни взять здоровенные белые обезьяны. Лоримера вполне устраивают неутомительные тренировки в женской компании, к здешнему велотренажеру никаких претензий. Обычно он разминается вместе с немногословной Конни и одной из словоохотливых Джуди.
Впрочем, сейчас все молчат. Слегка озадаченный, он оглядывает большой цилиндрический отсек управления и видит у переднего иллюминатора Дейва и Леди Блю. За спиной у них Джуди Дакар — надо же, как воды в рот набрала. На Землю смотрят, должно быть. Восхитительный диск вот уже которую неделю растет.
У Дейва шевелится борода, опять он молится. Теперь это делает чаще, чем прежде, не напоказ, но так искренне, что атеист Лоример невольно сочувствует.
Само собой, обе Джуди заинтересовались, о чем шепчет Дейв. Когда тот узнал, что они не знают, зачем нужно молиться, и слыхом не слыхивали о Библии, повисло тяжелое молчание.
«Получается, вы совсем утратили веру», — заключил он наконец.
«Отчего же? — запротестовала Джуди Париж. — Мы верим».
«Могу я спросить во что?»
«В себя, разумеется», — ответила она.
«Юная леди, были б вы моей дочерью, получили бы хорошую порку».
Сказано это было не в шутку. Вопрос больше не поднимался.
Зато благодаря религии Дейв быстро оправился от ужасного шока, говорит себе Лоример. Человеку нужен персональный бог, модель отцовства. Из религии Дейв черпает силы, и сам он надежная опора для нас. Наверное, лидеру без веры никак. А Дейв лидер что надо: неунывающий, несгибаемый, терпеливо придумывающий альтернативные решения, безошибочно устраняющий неизбежные отклонения от курса, — так уверенно и ловко с этой работой Лоример бы не справился.
Его снова одолевают воспоминания. Он на борту «Подсолнуха», с красными от недосыпания глазами слушает женский щебет и отрывистые реплики Дейва. Господи, как же трещат эти бабы! Но их компьютер тем временем делает свое дело. И расчеты их компьютера совпадают с выкладками Лоримера. Раздражает и бзик Дейва, нежелание признаваться, сколько осталось топлива на борту. Он бережет запасы и заставляет Лоримера рассчитывать, на какой срок их хватит.
Но это мартышкин труд. Очень скоро экипаж «Подсолнуха» убеждается, что дела его плохи. Корабль достигнет земной орбиты, вот только гораздо раньше планета проскочит мимо. Чтобы этого не случилось, надо заблаговременно разогнаться, а где взять топливо? Можно выполнить маневр стабилизации и погасить скорость, тогда через виток Земля догонит корабль, но это означает год ожидания, а ведь необходимые для жизни ресурсы иссякнут гораздо раньше. Способна ли команда «Подсолнуха» добровольно сократиться до одного человека, у которого будет шанс спастись?
Лоример отгоняет жуткий вопрос. Командир здесь Дейв, ему и решать.
Остается еще один вариант, последний: через три месяца траектория корабля приблизится к Венере, можно будет разогнаться по ее орбите. Решено просчитать этот вариант.
А тем временем Земля неуклонно удаляется от них, как и «Глория», которая движется к Солнцу. Ее передачу удалось вычленить среди солнечных помех, но вскоре она снова пропала. Зато теперь известен экипаж этого корабля, пять человек. Мужчина — Анди Кэй, старшая женщина — Леди Блю Паркс; похоже, эти двое отвечают за навигацию. Еще Конни Морелос и близнецы Джуди Париж и Джуди Дакар, специалисты по связи. Голоса лунного начальства тоже принадлежат женщинам, Марго и Азелле. Можно слышать их переговоры с «Эскондидой», уже заходящей за край Солнца. Дейв требует отслеживать и фиксировать все, что слышно в эфире. Но это главным образом повторы одних и тех же сообщений, которыми обмениваются «Луна-центральная» и «Глория», с примесью разнообразных посланий совершенно личного характера, насчет телят, цыплят и прочего приплода. Дейв с неохотой отказался от предположения, что это код. Мужских голосов Бад насчитал всего пять.
— А чему удивляться? — говорит он. — Когда мы улетали с Земли, там уже было полно цыпочек с водительскими правами. И раз девчонки полезли в космос, это значит, что здесь больше не опасно. Пускай попотеют, сгонят с попок жирок. — Хихикает. — Вот посадим нашу птичку, и все, прощайте, звезды, старина Бадди сыт вами по горло. Ему подавай уютный пляж, море пива, гору стейков и прочие блага цивилизации. Парни, мы же теперь ожившая легенда! Будем денежки брать за разрешение на нас поглазеть!
У Дейва такое выражение лица, что понятно: затронута неприятная тема. К немалому раздражению Лоримера, командира страшит перспектива встречи с ушедшей далеко в будущее Землей, и он сводит радиообмен к злободневным проблемам. Лоример пытается обсудить хотя бы загадку неизменившегося языка и слышит категорическое «Позже». Ты перенесся на триста лет вперед, но тебе не позволяют ничего выяснить; это здорово бесит.
Впрочем, кое-какие факты удается узнать из женской болтовни. После первого «Подсолнуха» еще девять кораблей с этим названием совершили удачные полеты и один не вернулся. А совсем недавно закончилась долгая подготовка экспедиции к двум внутренним планетам, в путь отправились «Глория» и ее систершип.
— Мы всегда летаем парами, — говорит Джуди. — От этих планет никакого проку, но взглянуть на них стоит.
— Дейв, ради бога, спроси, сколько планет они посетили, — умоляет Лоример.
— Позже.
Во время пятого перерыва на питание «Луна-центральная» выходит на связь по собственному почину.
— «Подсолнух», Земля готовит для вас ознакомительный материал по истории, — слышат они голос Марго. — Понимаем, вы не хотите тратить энергию на расспросы, поэтому сейчас отправим список основных фактов. — Смеется. — Задачка оказалась не из легких, у нас тут нет профессиональных историков.
Лоример кивает своим мыслям. Что бы он сам рассказал человеку из 1690-го, пожелавшему узнать о судьбе Кромвеля — а тогда ли жил Кромвель? — но слыхом не слыхавшему об электричестве, атомах и США?
— Пожалуй, вот главное, о чем необходимо вас проинформировать: людей сейчас гораздо меньше, чем было в вашу эпоху, два с небольшим миллиона. Вскоре после вашего времени началась пандемия. Она не убивала людей, но сокращала их численность, стерилизуя половые клетки. Почти везде перестали рождаться дети. Меньше всего пострадало государство под названием Австралия…
Бад многозначительно поднимает палец.
— Еще на севере Канады дела обстояли относительно неплохо. Выжившие перебрались в южные американские штаты, там были и поля, и коммуникации, и фабрики — оптимальные условия для существования. Все прочие страны опустели, но мы туда иногда заглядываем. У нас пять основных видов деятельности — или, правильнее сказать, отраслей промышленности? Продовольствие — что-то выращиваем, что-то ловим в океане. Связь, транспорт и космос… Космос — это по нашей части. Еще самые необходимые фабрики. Конечно, все гораздо скромнее и проще, чем в ваше время. Повсюду мы видим созданные вами вещи, за что безмерно благодарны… Да, вот это вам будет интересно: у вас были дирижабли, и мы тоже построили шесть огромных. И наконец, пятый вид деятельности — все, что связано с детьми. Рождение, воспитание и так далее. Ну как, теперь представляете общую картину? У нас тут нашелся детский учебник, я из него взяла сведения.
Пока Марго рассказывает, трое мужчин сидят точно окаменевшие; Лоример так и держит в руках остывающий пакетик с тушеным мясом.
Бад начинает жевать, давится.
— Два миллиона людей — и космические полеты? — произносит он сквозь кашель. — Невероятно!
Дейв задумчиво смотрит на динамик:
— Они нам многого не рассказали.
— Так я спрошу, — предлагает Бад. — Да?
Дейв кивает:
— Поаккуратней.
— «Луна», спасибо преогромное за лекцию, — говорит Бад. — Было очень интересно и познавательно. Мы только одного не поняли: как вам удалось сохранить космическую программу, с парой-то миллионов людей? Нельзя ли об этом чуть поподробнее?
Пока тянется пауза, Лоример пытается выстроить шаткие цифры. Было восемь миллиардов, стало два миллиона… Европа, Азия, Африка, Южная Америка да и его родные Штаты — брошенные земли. «Почти везде перестали рождаться дети». Всепланетная стерилизация… Но в чем ее причина? «Черная смерть», массовый голод в Азии — это были децимации, теперь же размеры катастрофы куда больше… Нет, не просто больше — они невообразимы.
Безлюдный, заваленный мусором мир…
— «Подсолнух»? — окликает Марго. — Да, мне следовало догадаться, что вы захотите узнать насчет космоса. Так вот, у нас только четыре исправных корабля, еще один строится. Два уже вам знакомы, они неподалеку от вас. «Индира» и «Печ» летят к Марсу. Не в вашу ли эпоху появился Марсианский купол? Спутниковые станции тогда точно были. Ну и старый Лунный купол, конечно, — помню, во время пандемии он уже стоял. Тяжело пришлось тем, кто в нем жил, но они выдержали. Мы перед вами в неоплатном долгу, вот конкретно перед вами. История все сохранила — как вы создавали минимально рентабельную космическую программу, отлаживали ее, спасали оу фанатиков. Великий подвиг! Именем одного из вас мы назвали радиолокационный маяк. «Лоример»! Ваше наследие в хороших руках, мы его бережем и приумножаем. У нас страсть к путешествиям. «Человек — это скиталец» — вот один из наших девизов.
— Вы то же самое услышали, что и я? — комически хлопает глазами Бад.
А Дейв все глядит на динамик.
— И ни слова об их правительстве, — медленно произносит он. — О состоянии экономики — молчок. Будто со стаей обезьян разговариваем.
— Спросить? — предлагает Бад.
— Погоди, дай подумать… «Роджер». Спроси насчет имени главы государства и руководителя космической программы. А еще… Впрочем, пока хватит.
— Президент? — переспрашивает Марго. — Это что-то вроде королевы или короля? Погодите, здесь Мида, она говорит насчет вас с Землей.
Женщина постарше, чей голос звучит в этой кабине нечасто, выходит на связь:
— «Подсолнух»? Да, мы осведомлены о чрезвычайно сложной жизнедеятельности вашего общества, о ваших правительствах. Но у нас очень мало людей, и в подобных формальных структурах мы не испытываем необходимости. Периодически собираются специалисты из разных областей деятельности, и связь у нас на высоте — каждый человек получает информацию своевременно. Специалист обладает всей полнотой власти в рамках своей должности, пока он эту должность занимает. Мы проводим регулярную ротацию, продолжительность обычной вахты — пять месяцев. Наша Марго прежде летала на дирижаблях, а я поработала на нескольких фабриках и фермах. Само собой, мы учимся, в обязательном порядке повышаем свою квалификацию. Трудятся у нас все, и в этом, наверное, большая разница между вашими и нашими порядками. И вообще жизнь теперь намного стабильнее, мне кажется. Мы меняемся очень медленно. Мой ответ вас устраивает? Если нет, можете задавать вопросы Надзору, там все фиксируется. Вот чего мы не можем, так это познакомить вас с нашим лидером, или кого вы подразумеваете под словом «президент»? — В ее смехе никакой иронии, только искреннее веселье. — Простите, мне это напомнило старый анекдот. Должна сказать, — снова берет она серьезный тон, — мы очень рады тому, что нет никаких проблем с пониманием вашей речи. На борьбу с языковым дрейфом были затрачены огромные силы и средства. Язык — луч в прошлое, и если бы мы позволили ему погаснуть, это была бы ужасная трагедия.
Дейв берет микрофон:
— Спасибо, «Луна». Вы нам дали богатую пищу для размышлений. Конец связи.
— Док, как считаешь, сколько тут правды? — чешет в кудрявом затылке Бад. — Может, они фантастику свою нам читают?
— С правдой и фантастикой разберемся позже, — говорит Дейв. — А пока наша задача — долететь.
— Вот с этим-то как раз есть сложности…
«Есть сложности» — это слишком мягко сказано, что выясняется в ходе долгих и кропотливых вычислений. Разгон по венерианской траектории не спасет. Лоример перепроверяет расчеты — результат прежний.
— Дейв, похоже, задача в принципе нерешаема, — признает он поражение. — Слишком жесткие параметры. Наши возможности исчерпаны.
Командир напряженно думает, массируя суставы пальцев. Потом кивает:
— «Роджер». Ложимся на оптимальный курс к Земле.
— Попросим их сделать нам ручкой, если увидят, как мы мимо пролетаем, — говорит Бад.
Все молчат, осмысливая перспективу медленной смерти в космосе. Полтора года… Лоримера гложет вопрос, тот самый, очень нехороший. Но ведь понятно, каким будет ответ Дейва. Сам бы что решил? А решив, сделал бы? Хватило бы духу?
— Алло, «Подсолнух»? — вторгается в его раздумья голос «Глории». — Слушайте, мы тут посчитали: если вы истратите все топливо на максимальное сближение с нашей орбитой, мы закончим виток и подберем вас. Воспользуйтесь гравитацией Солнца. Маневрируем мы свободно, а вот с ускорением у нас посложнее, чем у вас. Скафандрами располагаете? Устройствами передвижения астронавта? На несколько ка хватит?
Члены экипажа «Подсолнуха» переглядываются. Лоример понимает, что не он один обдумывал этот вариант.
— «Глория», нам нравится ваша идея, — отвечает Дейв. — Но давайте подождем, что скажет «Луна».
— Зачем ждать? — недоумевает Джуди. — Это в нашей компетенции, и мы ничем не рискуем. Ну, не посмотрим на Венеру в этот раз, так посмотрим позже. Воды и продовольствия у нас вдоволь, а что запахов на борту прибавится — не беда, потерпим.
— Эге, а ведь правы цыпочки, как ни крути, — говорит Бад.
Ожидание. Голос «Луны»:
— Джуди, мы тоже рассматриваем этот вариант. Но вы, похоже, не осознаете степени риска… Уж простите, «Подсолнух». Джуди, если сумеете их подобрать, вам придется целый год жить на одном корабле с тремя представителями мужского пола и совершенно иной культуры. Мида говорит, что не мешало бы помнить историю. Конни заблуждается, опасность все же есть. «Подсолнух», я понимаю, что это грубо, мне и самой неприятно. Прием.
У Бада рот до ушей, остальные тоже улыбаются.
— Дикари мы пещерные, — хихикает Бад. — Вот огуляем всех цыпочек, приземлятся брюхатыми.
— Марго, речь идет о человеческих существах! — спорит Джуди. — Не одна Конни, мы все — за спасение. Анди и Леди Блю считают, что это будет очень интересный опыт. Конечно, в том случае, если получится. Не можем мы их бросить, не попытавшись выручить.
— Все это мы понимаем прекрасно, — отвечает «Луна». — Но имеется еще одна проблема. Они могут быть носителями болезней. «Подсолнух», я отдаю себе отчет, что в изоляции вы провели четырнадцать месяцев, но Мерти утверждает, что в ваше время у людей был иммунитет к микроорганизмам, впоследствии исчезнувшим из нашей среды обитания. А некоторые появившиеся могут представлять угрозу для вас. Если подвергать смертельной инфекции оба экипажа, можно потерять и людей, и «Глорию».
— Марго, обо всем этом мы подумали, — раздраженно говорит Джуди. — А ты подумай вот о чем. Если вы намерены контактировать с ними, сначала нужно провести эксперимент. Согласись, кто-то должен это сделать, и лучше всего для такой задачи подходим мы. Как бы скоро ни развивалась болезнь, мы успеем вывести «Глорию» на стабильную орбиту, куда вы потом доберетесь без особых хлопот.
На борту «Подсолнуха» ждут.
— Что там еще за пандемия со стерилизацией? — Бад тщательно расчесывает волосы. — Вроде о карьере борца за свободу геев я никогда не мечтал.
— Предпочтешь остаться здесь? — спрашивает Дейв.
— Безумие! — восклицает «Луна» уже новым голосом. — «Подсолнух», это Мерти, я здесь отвечаю за медицину. Полагаю, в первую очередь нам следует остерегаться гриппозного менингита, у вызывающих его вирусов большой мутагенный потенциал. Возможно, ваш доктор Лоример выскажет свои соображения?
— «Роджер», передаю ему микрофон, — говорит Дейв. — Что же касается вашего первого тезиса, мэм, то позвольте вас проинформировать: на момент нашего отбытия число случаев изнасилований в кадрах космической программы США составляло ноль целых ноль десятых. Я гарантирую надлежащее поведение моего экипажа при условии, что вы будете контролировать ваш. А теперь — слово доктору Лоримеру.
Но Лоример, конечно же, не может предложить ничего полезного. Обсуждают привитость мужчин от полиомиелита, по счастью «мертвой» вакциной, и защиту от различных детских заболеваний, очевидно до сих пор не изжитых. О пандемии нового мира речь не заходит.
— «Луна», мы все-таки попытаемся, — заявляет Джуди. — Иначе как потом жить с таким пятном на совести? Давайте рассчитаем курс и решим, что им делать дальше.
На борту «Подсолнуха» кипит работа: экипаж определяет зону вероятного пересечения траекторий, проверяет и перепроверяет расчеты. Подтверждается догадка, что у «Глории» двигатель маломощный, зато способный давать тягу длительное время. Большую часть разделяющего корабли расстояния придется преодолевать «Подсолнуху», и то при условии, что ему удастся погасить скорость удаления от Солнца.
Эта долгая и напряженная работа прерывается только раз, когда Луна вызывает «Глорию» и предупреждает Конни, что женскому экипажу в присутствии мужчин понадобится скрывающая фигуру одежда.
— Конни, форменная не годится, она слишком облегающая.
Это Мида, та, что постарше. Бад хихикает.
— Может, пижамы? Конни, вот что чрезвычайно важно: когда мужчины снимают скафандры, им помогает только твой Анди, остальные держатся подальше. То же касается сна и прочих физиологических функций. И так — до самого возвращения. Ты поняла? Будь бдительна, слишком уж много тут сложных табу. У вас исправен пейджер? Я отправлю подробные инструкции.
— Да, пейджер в порядке, мы на него получали разъяснения Франс о черных дырах.
— Вот и динко. Пусть этим займется Джуди. А теперь, Конни, слушай очень внимательно. Ты передашь Анди, что он должен все внимательно прочесть. От первого и до последнего слова. Ты хорошо меня поняла?
— Динко!.. — восклицает Конни. — Да, Мида, я тебя поняла. Он прочитает.
— Чуваки, похоже, мы упускаем инициативу, — сетует Бад. — Старушка Мида выстраивает прочную оборону и перехватывает мяч.
Смеется даже Дейв. Но чуть позже, когда модулированный свист сообщает о прохождении большого текста, командир снова хмурится.
И вот учтены все факторы до единого, «Луна» ознакомлена с выверенной программой действий, «Подсолнух» получает «добро».
— Дейв, у нас есть выбор, — докладывает Лоример. — Не сказать что широкий, всего лишь два более-менее приемлемых варианта. При условии полной исправности главных двигателей;
— Без внешнего осмотра не обойтись.
Не только без внешнего осмотра, но и без утомительного ремонта — они обнаруживают вмятину в корпусе пламеотра-жателя и четыре часа потеют в скафандрах, пытаясь устранить повреждение. Для Лоримера это всего лишь третий выход в открытый космос, но он так быстро выматывается, что уже не до размышлений на подобные темы.
— Все, что могли, сделали, — пыхтит наконец Дейв. — Остальное компенсируем в психическом режиме.
— Еще как компенсируем, Дейви! — соглашается Бад. — Да, надо заменить рации в скафандрах, напомните мне.
«В психическом режиме»… Лоример возвращается в себя нынешнего, в большую, но загроможденную кабину «Глории», и видит живое лицо Конни. «И долго я так грезил? Должно быть, не один час…»
— Около двух минут, — улыбается Конни.
— Вспоминал, как мы с вами впервые встретились.
— О да! Нам этого тоже никогда не забыть.
Лоример уж точно не забудет.
Он позволяет воспоминаниям прокручиваться дальше.
Нескончаемые часы после первого долгого импульса, заставившего «Подсолнух» так сильно рыскать, что всём на его борту пришлось глотать таблетки от тошноты. Взволнованный голос Джуди комментирует приближение:
— Так, хорошо, четыреста тысяч… Ой, как здорово! «Подсолнух», уже меньше трехсот, для полной надежности надо сбросить до сотни…
Дейв сбрасывает. Молодчина. Аккурат сто.
При рыскании от Лоримерова сканера никакого проку. И лишь перед финальным импульсом, когда удается достаточно стабилизировать полет, на экране прибора распускается необычного вида пятнышко. Оно сразу исчезает, но успевает дать надежду, что «Подсолнух» войдет в расчетную точку схождения курсов.
— Ну, двум смертям не бывать!
В последний раз включаются главные двигатели, и рысканье сменяется тошнотворным кувырканьем; в иллюминаторах звезды выписывают кренделя. Больше не действуют таблетки, сдыхает автоподача топлива на тормозные дюзы. Все блюют, но потом ухитряются перекачать остатки горючего вручную и замедлить кувыркание корабля.
— Вот и все. «Глория», подходите и ловите нас. Бад, включай бортовые. Надеваем скафандры.
Преодолевая тошноту, они долго хлопочут в зловонной кабине. Вдруг звенит радостный голос Джуди:
— «Подсолнух», мы вас видим! Видим ваш свет! А вы нас видите?
— Некогда нам, — говорит Дейв.
Бад, наполовину забравшийся в скафандр, показывает в иллюминатор:
— У-у-уйи-и-и! Парни, гляньте!
Лоример смотрит и вроде различает слабую искорку среди кружащихся звезд, прежде чем его снова одолевает рвота.
— Благодарим тебя, Отец Небесный, — бормочет Дейв. — А теперь на выход. Док, кладь — твоя.
В громоздком скафандре выбраться из вращающегося в космосе корабля да вдобавок вытащить устройства передвижения астронавта и грузовые сети с кладью — дело крайне сложное, требующее абсолютной сосредоточенности. Но вот люди соединились фалами, Дейв реактивным пистолетом стабилизировал их положение в пространстве, и у Лоримера появилось время осмотреться.
Слева — белое пятно Солнца. В нескольких метрах под ногами вращается опустевший «Подсолнух», отсюда он выглядит до абсурдного маленьким. Впереди, в бесконечной дали, точка, слишком расплывчатая, слишком желтая для звезды. Точка ползет в их сторону — это «Глория» летит по касательной траектории.
— «Подсолнух», вы можете двигаться? — слышен голос Джуди в шлемофоне. — Мы больше не хотим тормозить, рассчитываем на ваши устройства передвижения. Идем по прямой, скорость пятьдесят тысяч в час.
— «Роджер». Док, дай твой пистолет.
— Прощай, «Подсолнух», — говорит Бад. — Веди нас, Дейви.
Лоример ловит себя на непривычном спокойствии — спокойствии мальчишки, с которым нянчатся большие и сильные дяди. И что с того, что эти дяди буксируют его в космической бездне? Он абсолютно уверен в Дейве; ни разу не возникала мысль, что командир способен ошибиться в расчетах, проскочить мимо «Глории», увлечь навстречу верной гибели свой экипаж. Но что он чувствует сейчас, о чем думает? В чем причина его затянувшегося молчания? Может, Дейва распирает презрение к тем, кто умеет манипулировать только символами, у кого нет навыков обращения с материей?.. Впрочем, недосуг задаваться подобными вопросами, надо усмирять бунт желудка.
Долгое путешествие в темноте. «Подсолнух» съеживается в мигающий огонек, понемножку разгоняясь на спиральном курсе. Пункт назначения — Солнце, там и погибнут собранные экипажем сведения, три века назад — бесценные, а сейчас — бесполезные. Заодно сгорит пачка фотоснимков и писем — дважды Лоример засовывал ее в карман скафандра и дважды вынимал.
То и дело он поглядывает на «Глорию» — та растет, из смутного пятна превращаясь в диковинное хитросплетение сияющих полумесяцев.
— У-у-уйи-и-и! — восхищается Бад. — Ай да громадина! Не корабль, а летучий трейлер-парк, где уж ему ускоряться! Развалится от пустякового рывка.
— Это космический корабль. Док, сети крепко держишь?
Внезапно шлем заполняется голосом Джуди:
— Вижу ваши огни. А вы меня видите? Для полной остановки топлива хватит?
— «Глория», по обоим вопросам — «Роджер», — отвечает Дейв.
Тут Лоример медленно поворачивается и видит впереди картину, которая никогда не сотрется в памяти: на звездном фоне — чужой летательный аппарат, у него на темном боку крошечные огоньки. Это светятся скафандры, женщины ждут терпящих бедствие. Три… нет, четыре; новый огонек только что выбрался наружу. Если они на привязном тросе, то у него, должно быть, длина не меньше километра.
— Здравствуйте, я Джуди Дакар! — совсем близко раздается голос. — Ой, мамочки, до чего же вы огромные! Все ли у вас в порядке? Как с воздухом?
— Без проблем.
Какое там без проблем — воздух дрянной, пот льется ручьями. Слишком много адреналина. Дейв снова работает пистолетами, и Джуди резко вырастает, серебристым пауком, оставляя за собой тонкую нить, мчится прямо к экипажу «Подсолнуха».
У нее на диво облегающий и гибкий скафандр, вдобавок он блестит, как зеркало, и ранец совсем невелик. Чудеса будущего, пункт первый, отмечает Лоример.
— Получилось! Вы молодцы! А теперь пристегивайтесь. Тормозите!
— Надо бы изречь что-нибудь торжественное, для истории, — тихо произносит Бад. — Если нам дадут такую возможность.
— Здравствуйте, Джуди, — спокойно говорит Дейв. — Спасибо, что вышли к нам.
— Есть сцепка! — бьет по ушам ее возглас. — Анди, давай тяни нас! Тормозите! Тормозите! А то попадете под наш выхлоп!
Сильный рывок сносит с курса спасаемых, по широкой дуге они летят к кораблю. Дейв расходует заряд последнего пистолета. Трос образует петлю.
— Анди, не дергай! — кричит Джуди. — Выбирай помалу.
Она цепляется за мужчин, как гиббон за ветки.
Лоример видит ее глаза, возбужденно приоткрытый рот.
Невероятно.
— Осторожно! Слабина!
— Поучи меня, крошка, — отвечает баритон.
Лоример поворачивается и видит человека в скафандре у самого конца массивного троса. Анди работает уверенно, аккуратно подтягивает к себе спасаемых. Бад предлагает помощь; слышен отказ.
— Пожалуйста, не допускайте чрезмерного натяжения.
Тон снисходительный — ясно, что работа для Анди не в новинку. Он аккуратно подтягивает к себе трех мужчин и одну женщину — ни дать ни взять рыбак наловил звездных рыб на перемет. Лоример вспоминает про «Подсолнух», ищет, но он больше не мерцает звездочкой вдали. Он поворачивается к «Глории», а та уже успела измениться — теперь это беспорядочное скопление шаров и стержней вокруг огромного цилиндра. Различимы гондолы двигателей и прямо в открытом космосе размещенное вспомогательное оборудование. В фантастических книжках он ни о чем подобном не читал.
Анди собирает трос в бухту, и та висит в вакууме. К нему подплывает человеческий силуэт. Оба коротышки, отмечает Лоример, когда оказывается рядом.
— Хватайтесь за трос, — командует Анди.
Хлопотные мгновения. Смена инерционного вектора — дело непростое.
— Майор Дэвис, капитан Гейрр, доктор Лоример, добро пожаловать на «Глорию». Я Леди Блю Паркс. Полагаю, вам хочется как можно скорее оказаться на борту. Можете сделать это прямо сейчас, а ваше имущество будет доставлено позже.
— Весьма признательны, мэм.
Перебирая руками, они двигаются вдоль главного троса. У него грубая поверхность, удобно хвататься. Джуди сопровождает, с широкой улыбкой поглядывая на спасаемых и буксируя свернутый в бухту фал. В открытом воздушном шлюзе дожидается фигура повыше.
— Привет. Я Конни. Мы прикинули, что через шлюз можно проходить сразу по двое. Майор Дэвис, пойдете со мной?
Как на самолете при ЧП, подумалось Лоримеру. Девчушки со сверхъестественной вежливостью командуют пассажирами.
— Шикарно, да? — толкает его локтем Бад. — Теперь и в космосе стюардессы.
Пот с него льется градом. Лоример, у которого потовые железы нагружены куда меньше, пропускает его вперед.
Бад проходит вместе с Анди. Женщина по имени Леди Блю ждет рядом с Лоримером, а тем временем снаружи громыхает по корпусу Джуди, закрепляя грузовые сети. Непохоже, что у нее магнитные подошвы; можно предположить, что в космонавтике больше не используются черные металлы. Джуди берётся за рукоять простой ручной лебедки, чтобы смотать трос, а Леди Блю наблюдает критическим оком.
— Я сама такие делала, — говорит она Лоримеру.
Черты ее лица искажены шлемом, но видно, как блестят глаза. Похоже, у этой женщины негритянская кровь.
— Мне бы на корму, антенну надо почистить, — говорит подплывшая Джуди.
— Позже, — отвечает Леди Блю.
Обе улыбаются Лоримеру. Распахивается люк, пассажир и Леди Блю входят. Женщина возится с управлением шлюза. Нарастает шум воздуха, на Лоримере обвисает скафандр.
— Вам помочь?
У нее уже поднята лицевая шторка гермошлема; голос теперь живой, сочный. Руками в громоздких рукавицах Лоример лихорадочно возится с креплениями, потом женщина отделяет его шлем. Первый вздох изумляет: это не просто газовая смесь, это самый настоящий свежий воздух! Открывается внутренний люк, впуская зеленоватый свет. Леди Блю жестом зовет пассажира за собой. Лоример заплывает в короткий туннель. Впереди, за углом, раздаются голоса. Лоример хватается за ближайшую скобу и замирает. У него колотится сердце.
Обогнув угол, он осознает, что знакомого ему мира больше нет. Этот мир погиб, его навсегда унесло ветром вместе с «Подсолнухом». Лоример в будущем, и путь назад отрезан. Человек из прошлого, путешественник во времени.
В будущем…
Решительный толчок, и Лоример устремляется вперед.
Будущее — это полый цилиндр, огромный и ярко освещенный. Вся его внутренняя поверхность испещрена незнакомыми предметами и зелеными нитями вьющихся растений. Перед глазами проплывает удивительная живая картина. Бад и Дейв, успевшие снять шлемы, кажутся сущими великанами в громоздких белых скафандрах и при ранцах. А в нескольких метрах от них — двое в блестящих космических костюмах, тоже без шлемов, и темноволосая девушка в просторной розовой пижаме.
Экипаж «Глории» во все глаза, с открытым ртом, в радостном изумлении смотрит на вновь прибывших. У представителя мужского пола — у Анди? — счастливая улыбка от уха до уха, точь-в-точь как у малыша в зоопарке. Он и впрямь совсем мальчишка, и Лоример отмечает разительное несоответствие между юным возрастом и низким голосом. Парень невелик ростом, но мускулист, у него светлые волосы и покрытые пушком щеки.
Лоример ловит себя на том, что ему трудно смотреть на девицу в розовом и он не может решить, красива ли она необычной красотой или невзрачна. У высокой женщины, что в скафандре, простое лоснящееся лицо.
Над головой раздается необычный звук; не сразу удается понять, что это кудахчет курица. Потеснив Лоримера у входа, в отсек пробирается Леди Блю:
— Анди, Конни, хватит таращиться, помогите им снять скафандры. Джуди, «Луне» не терпится узнать, как мы справились.
Немая сцена моментально оживает. Позже Лоримеру удается вспомнить в основном глаза. Ясные любопытные глаза той, что стаскивала с него башмаки, улыбчивые глаза возившейся с его ранцем. И добрый, веселый смех по любому поводу.
Женщины уходят, оставив в отсеке Анди, чтобы помог гостям переодеться. Тому нелегко разобраться с незнакомыми приспособлениями — Лоример и сам-то в них путается. Но парень, снявший с себя лишь половину частей скафандра, в оставшихся работает ловко и споро.
Сражаясь с последними застежками, Лоример изумляется: подумать только, мальчишка в космосе! Мальчишка и четыре женщины летят по солнечной орбите, ведут огромные, собранные из какого-то хлама корабли на Марс! Следует ли это воспринимать как оскорбление? Лоример не чувствует никакой обиды, только благодарность, принимая из чьих-то рук — из рук Конни? — коротенький халат и «грушу» с чаем.
Джуди, та, что в скафандре, возвращается на борт с сетями экипажа «Подсолнуха». Мужчины следуют по другому туннелю за Анди, Бад и Дейв то и дело запахивают на себе халатики. Анди останавливается у люка:
— Оранжерея. Теперь это ваш туалет. Один на троих, зато Солнце — целиком.
Внутри пышные джунгли, повсюду шелестит, блещет росой листва. Вспархивает и уносится прочь кто-то мелкий. Кузнечик?
— Поворачиваем вот этот рьгчаг. — Анди показывает сиденье, установленное на большом перепускном клапане. — Вместо воды поршень выталкивает гравий, который уносит фекалии в биореактор. Там идет процесс компостирования, и к почвенному слою добавляется новая порция перегноя. Мы выращиваем вику, она интенсивно обогащает грунт азотом, а воздух — кислородом. Углекислоту и кислород мы откачиваем. Настоящий вулагонг!
Под его бдительным взором Бад испытывает устройство.
— Что значит «вулагонг»? — интересуется Лоример;
— А? Да это у одной нашей изобретательницы фамилия была Вулагонг. Чумовые у нее получались конструкции. Вот с тех пор мы и говорим «вулагонг» про то, что на вид плагго, но работает. — Парень ухмыляется. — Куры питаются семенами и кузнечиками, а кузнечики и игуаны — листвой. Мы их сюда запускаем в темное время, когда корабль повернут к Солнцу другим боком. Света здесь вдоволь, можно даже козу держать, как считаете? А правда, что на вашем корабле никакой живности не было?
— Правда, — подтверждает Лоример. — Ни одной игуаны.
— Нам обещали на Рождество шетландского пони, — грохоча гравием, шутит Бад.
Анди растерян, но тоже смеется.
У Лоримера муть в голове. Не одна усталость тому причиной — за год жизни на «Подсолнухе» атрофировалась восприимчивость к новизне. Он вяло пользуется «полным вулагонгом», и Анди препровождает своих подопечных обратно в тот первый отсек, а затем дальше, в большую кабину управления полетом. Там Дейв произносит в адрес «Луны-центральной» короткую благодарственную речь и получает любезный ответ.
— Нам тут нужно еще повозиться, закончить с переменой курса, — говорит Леди Блю.
Лоример угадал верно, это немолодая мулатка. У Конни тоже довольно экзотическая внешность, остальные — европеоиды.
— Принесу вам поесть, — радушно улыбается Конни. — А потом, наверное, вы захотите отдохнуть. Мы для вас приготовили соты.
Она не совсем правильно произносит слова. Тут у всех один выговор.
Покидая кабину, Лоример видит по глазам Дейва, как глубоко тот ушел в раздумья. Трудно бывшему капитану «Подсолнуха» смириться с мыслью, что он теперь всего лишь пассажир на чужом борту. Ему тут не командовать, не рассчитывать курс, не получать сообщений извне.
И это последняя внятная мысль Лоримера. А последнее внятное ощущение — вкус непривычной, но качественной пищи. Через уже знакомый спортзал пассажиров отводят в корму, в спальный цилиндр. Там шесть ирисовых люков, этакие собачьи дверцы. Лоример пропихивается через свою лазейку и видит поместительный матрас, столик и полки в стене.
— Это для выделений. — Рука Конни просовывается в люк, указывает на мешки. — Возникнет проблема — высуньте голову и позовите. Вода вон там.
Лоример почти не слушает, у него нет сил отвечать; он даже не ползет, а дрейфует к матрасу. Добравшись, кое-как устраивается и получает новый, последний на сегодняшний день сюрприз: начинается ровное, бесшумное вращение спального цилиндра. Лоример с наслаждением тонет в мягком, и с каждой минутой центробежная сила прибавляет ему веса. Одна десятая g, а может, и побольше. Ускорение не прекращается, и он проваливается в самый крепкий и здоровый сон за весь прожитый в космосе год.
Только на следующий день ему станет известно, что, пока он спал, Конни и еще две женщины без устали, без передышки толкали перекладины, вращая спортзал и треща при этом как сороки.
Ох и горазды же они языком чесать, снова думает Лоример, вернувшись в настоящее время. Память выплескивает поток докучливого гомона: вот болтают на кухне по телефону Джинни, Дженни и Пенни, вот бубнит мать, вот щебечет Эми, сестра. И нет этому конца-краю. Ну о чем о чем, о чем можно постоянно трындеть?
— Да обо всем, — раздается рядом совсем невоображаемый голос Конни. — Что есть, тем и делимся, это же так естественно.
— Естественно?..
Как муравьи, думает он. При каждой встрече им надо соприкоснуться усиками. Где ты был, что делал? Шур-шур-шур… А я то, а я сё, ля-ля-тополя. Тотальная координация улья. У женщин нет самоуважения. И не бывает никакого смысла, никакой стратегии в их беседах. Они не осознают зловещей силы, которой обладает слово. Просто не могут ничего удержать в себе.
— Муравьи! Ульи! — Конни смеется, демонстрируя плохой зуб. — Ты и в самом деле считаешь нас насекомыми? Потому что мы женщины?
— Я что, вслух думал? Прошу извинить. — Он усиленно моргает, чтобы прогнать видения.
— Да не за что. Так грустно слушать про твою сестру, про жену и деток. Наверное, они были чудесные. И чтобы выдержать такую потерю, надо быть очень мужественным человеком.
Но ведь Лоример лишь мгновение думал о Джинни и остальных — что же он успел наговорить? Что с ним делает наркотик?
— Что вы делаете с нами?! — Тревога, поначалу едва ощутимая, стремительно крепнет, угрожая превратиться в ярость.
— Не беспокойся, все в порядке, правда. — К его руке застенчиво прикасается теплая ладонь. — Препарат левонора-мина — дезингибитор, он, в отличие от алкоголя, не опьяняет. Мы все им пользуемся, когда нужно что-нибудь исследовать. И это почти всегда приятно. Скоро будем дома, и по пути мы должны вас понять, а вы такие замкнутые. — Она встречается с Лоримером взглядом. — Может, тебе плохо? У нас есть антидот.
— Нет… — Тревогу как рукой сняло, объяснение кажется вполне убедительным. — Мы не замкнутые, — произносит он — или пытается произнести? — Мы говорим… — Каким бы словом заменить выражения «рассудительно», «по-взрослому сдержанно»? Может, «объективно»? — Мы говорим, когда есть что сказать. — Не к месту вспоминается Форрест, координатор экспедиции, с его вечными сальными шутками. — Иначе все ломается, — добавляет Лоример, — и ты пробкой вылетаешь из системы.
Хотелось бы как-нибудь попонятней объяснить, ну да сойдет.
В противоположных концах кабины вдруг звенят голоса Дейва и Бада, и у Лоримера просыпается дурное предчувствие. Они нас совсем не знают, думает он о женщинах. Им надо быть начеку; им надо это остановить. Но объявшая его умиротворенность сильна, и хочется размышлять о только что открывшемся ему знании, о понятых наконец мотивах.
— Такая ясность чувств, — находит он в себе силы сказать. — И желание думать.
Видно, что ей приятно это слышать.
— Мы это называем атараксическим эффектом. Очень здорово, когда он вот такой сильный.
Атараксия, философское спокойствие. Да. Но в пучинах водятся чудовища. Он это только подумал или еще и произнес? Есть и ночная сторона. Ночная сторона Оррена Лоримера. Темное, сложное, страстное эго готово сорваться с цепи, оно только и ждет своего часа. Они такие слабые. Не знают, чтб мы можем с ними сделать.
Быстро сменяют друг друга картины. Джуди без розовой пижамы, распятая на перекладинах в спортзале, беспомощная. Троица пассажиров захватывает корабль, вяжет вопящих женщин, насилует, порабощает. Высадка на лунной базе, полет в шаттле к Земле. Заложники. Хоть веревки из них вей, сопротивления не будет… Неужели Бад действительно все это говорил? Но Бад не знает, что здесь есть второе дно, подсказывает память. Дейв, тот догадывается, но полагает, что там прячется социализм или греховность. Когда поймут…
Сам-то он как ухитрился понять? Да просто слушал и мотал на ус. Все эти месяцы Лоример старательней, чем его товарищи, вникал в женский треп. Братание, так это называет Дейв.
Конечно, поначалу слушали все трое. И слушали, и наблюдали, и реагировали — а как тут не отреагируешь — на близость женских тел, на нежные выпуклости под дразняще тонкой тканью, на гипнотизм губ и глаз, на запах, на электризующие прикосновения. Смотрели, как женщины дотрагиваются друг до друга, до Анди, и смеются, и тихо исчезают в двуспальных сотах.
Что же это такое? Могу ли я? Как же хочется… Как хочется…
Это неудержимое влечение — просто какое-то издевательство над человеком… Бад, забыв предостережения Дейва, что-то бормочет, многозначительно стонет. Он все приставал к Анди, пока Дейв не запретил любые расспросы. Сам Дейв заметно напряжен, знай мусолит свою Библию. У Лоримера вовсю бунтует изголодавшаяся плоть, и он молится, чтобы в сотах не было следящих устройств. Пока они не обнаружены, но уверенности все же нет.
Судя по всему, экипаж «Глории» получил от Миды свирепые инструкции. На борту сугубо антисептическая атмосфера, каждый член экипажа окружил себя жестким коконом осторожности. Анди неизменно вежлив, но его невозможно вызвать на откровенность. По словам и поступкам тоже нельзя понять, что происходит, если что-то вообще происходит. Отчего-то Лоримеру снова и снова вспоминаются выходные, проведенные в скаутском лагере у Дженни.
Мужчин спасает выучка. Они смирились с тем, что закончат миссию на борту этого «Суперподсолнуха» с невероятным экипажем из мальчишки и герлскаутов.
В прочих же отношениях гостеприимство не оставляет желать лучшего. Гостям позволили ходить по всему кораблю, специально для их дневного времяпрепровождения вычистили пустой отсек, где раньше хранился запас гравия. Анди предоставил им техническую документацию «Глории», познакомил с управлением, показал все узлы и цепи. «Луна-центральная» потоком слала оцифрованные сведения о станциях и кораблях, о колониях на Луне и Марсе.
Дейв и Бад со всей охотой предались этой инженерной оргии. Подтвердилась их догадка, что генератором питания для «Глории» служит ядерный реактор, а топливом для него — различные лунные минералы. Ионный двигатель совсем ненамного превосходил экспериментальные модели их эпохи. Напрасно экипаж «Подсолнуха» ждал от будущего чудес, оно может похвастать разве что гениальными усовершенствованиями.
«Сплошная примитивщина, — сказал Бад Лоримеру. — По сути, они почти всем пожертвовали, сохранив только самые необходимые технологии, причем наиболее простые в обслуживании и эксплуатации. Прикинь, брат, они даже могут вручную подавать топливо. А сколько тут дублирующих устройств— просто словами не передать. Уж запаслись так запаслись».
Но у Лоримера интереса к технике хватает ненадолго. Чего ему на самом деле хочется, так это отдыха и покоя. Была вялая попытка разузнать о новых достижениях в его профессии, но вскоре он понял, что не способен сосредоточиться. «Был врач, да весь вышел, — сказал он себе. — Еще триста лет назад».
Из «Подсолнуха» выбраться — все равно что из тюремной камеры. Какая свобода! Какой простор! Броди себе вволю ио огромному лабиринту, когда захочешь рассматривай космос в великолепный четырехсотмиллиметровый телескоп, разбирайся помаленьку со странностями экипажа.
Оказывается, Леди Блю играет в шахматы. Две партии в неделю — это у них с Лоримером быстро становится рутиной. Ее личность интригует: тут и воля, и харизма, и авторитет. Бад назвал Леди Блю капитаном и сразу получил отповедь: «Здесь нет должностной иерархии, как это было принято у вас. Я всего лишь самая старшая».
И Бад вернулся к обращению «мэм».
Она не изменяет любимому позиционному стилю, по-женски грешит беспорядочными ходами, но умеет строить изящные капканы. Лоример узнает, что за все эти годы шахматная теория почти не продвинулась, появился лишь один дебют, довольно интересный ферзевый гамбит под названием «дагмарский». Изумившим его открытием Лоример делится с товарищами, когда те возвращаются из отсека, где помогали Анди и Джуди Париж с капитальным ремонтом запасного преобразователя.
— Да они почти ни в чем не продвинулись, — говорит Дейв. — Анди, не обижайся, но после пандемии ваш технический прогресс однобок. Космическая программа явно стагнирует. Экспедицию к Титану готовят уже восемьдесят лет.
— И мы туда доберемся, — с улыбкой обещает Анди.
— Слышь, Дейв, — говорит Бад, — мы с Джуди приглашаем вас с доком на ужин, там будет вся команда. У-у-уйи-и-и! Уже чую запах курятинки! Опоздавшим достанется игуана.
Да, пища тут и впрямь выше всяческих похвал. Лоримеру нравится бывать на камбузе, помогать в готовке, жевать разные вершки-корешки под женскую болтовню. И против игуаны он ничего не имеет. Плохо, что набирается вес, но эта проблема не только у него. Дейв теперь упражняется вдвое дольше.
— Дейви, — стонет Бад, — ты что, верхолазов из нас решил сделать? Считаешь, дома они еще нужны?
А Лоример не жалуется, ему нравится крутить педали или с легкостью качаться на перекладинах в компании женщин, которые все время тараторят или слушают записи. Знакомая музыка, но странноватая подборка: Гендель, Брамс, Сибелиус; от вальсов Штрауса до баллад и затейливого мягкого джаз-рока. Литература — не художественная, а сплошь информативная; эти тексты, несомненно, подобраны специально для Лоримера.
Как и было обещано, его знакомят с краткой историей человеческой цивилизации за пропущенные века, теперь уже подробно рассказывают о пандемии. Похоже, ее причиной была воздушно-капельная инфекция, псевдовирус, сбежавший из франко-арабской военной лаборатории и окрепший в загрязненной среде.
— Очевидно, он поражал только репродуктивные клетки, — сообщает Лоример Дейву и Баду. — Фактическая смертность была невысокой, а вот стерилизация — почти тотальной. Вероятно, происходило молекулярное замещение в генетическом коде гаметы. И заболевали преимущественно мужчины — в текстах упоминается спад рождаемости мальчиков. Можно предположить порчу игрек-хромосомы с избирательно летальным воздействием на эмбрионы мужского пола.
— Док, это все еще опасно? — спрашивает Дейв. — Когда вернемся домой, что с нами будет?
— Они не знают. Рождаемость сейчас нормальная, порядка двух процентов, причем она повышается. А вот абсолютная численность населения стоит на месте. До сих пор не удалось создать вакцину.
— Проверить можно только одним способом, — торжественно изрекает Бад. — Я доброволец.
Дейв осаживает его мрачным взглядом. Все еще командует нами, думает Лоример. Уму непостижимо. Когда же он наконец поймет, что здесь нет начальников и подчиненных, есть равноправные единомышленники?
В кратком курсе истории упоминаются мятежи и войны — они тайфуном пронеслись по миру, когда человечество обнаружило, что стало бесплодным. Бомбежки, пожары, резня, мародерство, паника, массовые изнасилования, похищение женщин, гигантские банды отчаявшихся продолжить свой род мужчин, кровавые культы. Царство безумия. Обо всем об этом рассказано вскользь — мол, давние дела. Перечень героев. «В сердцах мы будем вечно хранить благодарность смельчакам, отстоявшим медицинский лабораторный комплекс в Денвере». И больше ни слова о пандемии, зато длинная, со всеми драматическими подробностями, лекция о добыче гелия для дирижаблей.
Три века — и впрямь достаточный срок, чтобы катастрофа стерлась из памяти человечества, — размышляет Лоример. — Сам я много ли знаю о чудовищной Тридцатилетней войне, закончившейся за триста лет до моего рождения? Хоть одно имя могу назвать? А ведь эта война опустошила Европу на два поколения вперед.
И уж совсем скупо Лоримера знакомят с политическим и экономическим устройством новой цивилизации. Как и говорила Мида, общество вполне успешно обходится без административных структур.
— Это что-то вроде управляемой консенсусом системы социального кредита, — объясняет Лоример Дейву. — Своего рода перманентный фронтир. Общество развивается медленно, и, конечно, оно не нуждается в сухопутных или воздушных войсках. Не думаю, что сегодня в ходу наличные деньги и едва ли сохранилось право частной собственности на землю. Я заметил одну отчетливую черту сходства с ранним китайским коммунализмом, — добавил он и отметил, как поджал губы Дейв. — Но они не держатся за общину, они путешествуют. Я спрашивал Леди Блю насчет законодательной и правоохранительной системы, она предложила дождаться встречи с профессиональными историками. Скорее всего, они работают в Надзоре, — как я понял, это не орган полиции.
— Лоример, мы попали в серьезный переплет, — хмуро говорит Дейв, — так что постарайся не усугублять ситуацию. Нам не рассказывают всей правды.
— А вы заметили, что они ни словечка не обронили насчёт своих мужей? — смеется Бад. — Я спросил у пары курочек, чем занимаются их петушки, — вот уж растерялись так растерялись. Между прочим, у них у всех есть потомство. И пускай старина Анди даже не догадывается, откуда берутся дети, попомните мои слова: дома мы увидим царство свободной любви.
— Мистер Гейрр, я не одобряю вашего интереса! к личной и семейной жизни членов экипажа «Глории». Пока мы на этом борту — никаких расспросов. Вам ясен приказ?
— А может, и нет больше никаких семей? Ты хоть раз слышал разговор на тему брака? У незамужних цыпочек только одно на уме. Вот попомни мои слова, на Земле мы увидим много нового.
— За столь длительный период не могла не измениться общественная мораль, — подтвердил Лоример. — Женщины теперь выполняют больше работы вне дома, это очевидный факт. Но так же очевидно и то, что семейные отношения хоть отчасти сохранились. Например, у Леди Блю сестра работает на заводе по производству алюминия, а другая — в сфере здравоохранения. У Анди мать на Марсе и сестра в Надзоре. В Билокси есть рыболовецкая флотилия, там у Конни то ли брат, то ли братья. А в следующий рейс вместо нее полетит сестра, которая сейчас собирает урожай.
— Всего лишь верхушка айсберга.
— Дейв, с чего ты взял, что его подводная часть опасна? Но в какой-то момент и Лоример перестает доверять подчеркнутому радушию экипажа. Очень уж много накопилось «белых пятен». Брак, любовные отношения, детские проблемы, конфликты на почве ревности, имущественные права, финансовые сложности, болезни, даже похороны — все те будничные вопросы, что постоянно занимали ум Джинни и ее подруг, в разговорах здешних женщин никогда не затрагивались. Цензура? Может, Дейв все-таки прав в своих опасениях? Может, от пассажиров скрывают некий важный аспект современного общества?
— Все-таки мне кажется странным, что язык почти не изменился, — говорит он однажды, упражняясь в спортзале.
— Так ведь мы очень старались. — Конни лезет по кольцевой лестнице под углом, без помощи рук. — Если бы перестали понимать книги, это была бы катастрофа. Все наши дети, как ты знаешь, учатся по книгофильмам — копиям одних и тех же учебников. Иногда мы употребляем диалектные слова, но в целях коммуникации приходится учить наизусть старые тексты, и это нас объединяет.
Крутя педали велотренажера, Джуди Париж хмыкает и насмешливо изрекает:
— Милые мои дети, никогда вам не испытать того угнетет Ния, что выпало на нашу долю.
— Наши Джуди такие болтушки, — произносит Конни.
— Что есть, то есть. — Обе Джуди смеются.
— Стало быть, вы читаете наши так называемые великие книги, поэзию и прозу? — спрашивает Лоример. — А кого из авторов? Уэллса? Шекспира? Диккенса? Э-э… Бальзака, Киплинга, Бриана?
Он прощупывает: бестселлеры Бриана обожала Джинни. Сам-то когда в последний раз читал Шекспира или еще кого-нибудь из названных?
— А, исторические книжки, — говорит Джуди. — Наверное, они интересные. Мрачные такие… но не очень реалистичные. Хотя для вас, наверное, вполне ничего, — щедро добавляет она.
И женщины переключаются на любимых кур: не чересчур ли светло для несушек? Лоримеру остается лишь гадать, как могли исчезнуть из мироздания свойства человеческой натуры, которые он считал бессмертными. Любовь, вражда, героизм, трагизм — все это теперь «не очень реалистично»? Известное дело, летающие астронавты — не бог весть какие чтецы; с другой стороны, по статистике, женщины читают больше, чем мужчины…
Что-то изменилось, он это чует. Что-то очень важное, лежащее в самой основе человеческой натуры. Может, причина в физическом развитии организма? Мутация? Что на самом деле прячется под просторными нарядами?
Часть правды ему открывают Джуди.
В спортзале только они и Лоример. Краем уха он слушает сплетни о легендарной личности по фамилии Дагмар.
— Та самая Дагмар, что придумала шахматный дебют?
— Ага. Она чего только не придумывает. Цены ей нет, когда не дает маху.
— У нее бывают неудачи?
Джуди смеются.
— Да, что греха таить. Мы это так и называем: проблема Дагмар. Тенденция упорядочивать все на свете. Хорошо, если получается, но чаще идет вразнос. А Дагмар никогда не тушуется — она себя мнит кем-то вроде королевы. В таких случаях приходится доставать сачок для бабочек.
И все это в настоящем времени. Но ведь Леди Блю сказала, что гамбиту Дагмар уже больше ста лет.
«Долголетие, — думает Лоример. — Боже мой! Вот о чем они молчат. Предположим, удалось удвоить, а то и утроить срок жизни. Такое не может не изменить человеческую психологию, не отразиться на всех аспектах мировоззрения. Запаздывающее взросление? Не исключено. Когда я улетал, коллеги уже работали над омоложением эндокринной клетки. Интересно, сколько лет этим девчонкам?»
Прежде чем он успевает сформулировать вопрос, Джуди Дакар говорит:
— Когда она стала плагго, я еще была в крэше. А позже узнала ее и полюбила. На самом деле она хорошая.
Что еще за крэш? Музыкальный инструмент, тарелка? Миг спустя Лоример вспоминает: «creche» — это по-французски. Джуди говорит про общественные ясли.
— Ты о той самой Дагмар? Должно быть, она очень старая.
— Э-э… Нет, я о ее сестре.
— Сестра младше на сто лет?
— В смысле, о дочери. Нет, о внучке. — Джуди быстрее крутит педали.
— Джуди! — предостерегающе восклицает двойняшка у нее и у Лоримера за спиной.
Тоже ведь сестры. До Лоримера только сейчас доходит: у каждого, с кем он здесь познакомился, на диво много сестер. Он слышит, как Джуди Париж говорит своей:
— Кажется, я помню Дагмар по крэшу. Это с ее подачи мы все носим форму. Цвета, номера…
— Не можешь ты помнить, ты родилась позже, — перебивает Джуди Дакар.
В цилиндре повисает тишина.
Лоример, держась за перекладину, поворачивается к женщинам. Те покраснели, глядят настороженно. И одинаково встряхивают головой, откидывая черные пряди с глаз! Они вообще как две капли… Но та, что на велотренажере, Дакар, выглядит старше, у нее морщины на лице.
— Я думал, вы близнецы.
— Ой, да наши Джуди такие болтушки! — хором говорят Джуди и виновато улыбаются.
— Никакие вы не сестры, — произносит Лоример. — У нас это называлось «клоны».
Молчание.
— А у нас, — прерывает наконец паузу Джуди Дакар, — это называется «сестры». Ой, мамочки! Не надо было говорить, Мида предупреждала, что вы можете ужасно расстроиться. Правда, что в ваше время это было противозаконно?
— Да. Мы считали, что эксперименты над человеческой жизнью противоречат морали и этике. Но лично меня эта новость не огорчает.
— Вот и здорово! Просто прекрасно! — радуются обе.
— Должно быть, ты не такой, как мы о тебе думали, — выпаливает Джуди Париж. — Более челове… более похожий на нас. Ты ведь никому не скажешь, да? Пожалуйста, не говори.
— То, что мы здесь вдвоем оказались, — случайность, — добавляет Джуди Дакар. — Мида предупреждала. Ты ведь можешь немножко подождать?
В двух одинаковых парах черных глаз мольба.
— Ну хорошо, — медленно произносит он. — Я пока ничего не буду говорить моим друзьям. Сохраню ваш секрет, но только при условии, что вы ответите еще на несколько вопросов. Например, сколько людей вы создали вот так, искусственным путем?
Лоример осознает, что он все-таки расстроен. Дейв прав, черт бы его побрал, — от гостей из прошлого утаивают правду. Что же это за дивный новый мир? Может, в нем под властью господ-интеллектуалов прозябают рабы-недочеловеки? Зомби с декортицированным мозгом? Труженики без желудка или гениталий? Может, здесь корпят над чудовищными экспериментами машины, чьи провода сращены с человеческими нервами?
«Что же ты такой наивный, а? — корит себя Лоример. — У чудовищного мира и фасад должен быть соответствующим, а эти женщины выглядят совершенно нормально».
— Так сколько?
— Нас мало, около одиннадцати тысяч, — отвечает Джуди Дакар.
Сестры смотрят друг на друга, и несложно догадаться, что идет немой разговор. «Не приучены лгать, — отмечает Лоример. — Это плюс или минус?»
Ответить на этот вопрос ему мешает восклицание Джуди Париж:
— Нам непонятно, почему тебе это кажется неправильным.
Лоример пытается объяснить, донести до них страх перед манипуляциями с человеческой личностью, перед творением жизни. Угроза индивидуальности, опасная власть, которая может оказаться в руках диктатора…
— Диктатор? — бесстрастным эхом повторяет одна из них.
— Тот, кто заставляет других что-то делать, не спрашивая их согласия? Да, печально… — Глядя в женские лица, он не знает, что еще сказать.
— Но это же именно то, что мы думаем о вас! — выпаливает Джуди, которая помладше. — Откуда вам знать про себя? И другим тоже? У вас ведь нет сестер. Вы сами не знаете, на что способны, что было бы интересно попробовать. Несчастные одиночки! Ваша судьба — наделать ошибок и умереть! И ради чего?
Ее голос дрожит от волнения. Лоример изумлен: у обеих слезы на глазах.
— Давайте крутить, что ли, — предлагает старшая Джуди. Они возвращаются в единый ритм. Продолжается разговор, и постепенно для Лоримера все больше проясняется картина. Не эмбрионы в пробирках, возмущенно отвечают женщины. Самые обыкновенные женские утробы. Матери обязательно молодые, с безупречным здоровьем. Ядро соматической клетки помещается в безъядерную женскую зародышевую клетку, которая реимплантируется в матку. Обе Джуди, еще не достигнув двадцатилетия, успели родить по две «сестры». Какое-то время ухаживали за ними, потом отдали в крэши, никогда не испытывавшие нехватки суррогатных матерей.
Над версией о долголетии женщины смеются: никаких чудес, только несколько новых правил здорового образа жизни.
— Сохранять хорошую форму можно до девяноста лет, — уверяют женщины. — Джуди Игл продержалась до ста восьми, это наш рекорд. Но под конец она сильно сдала.
Линии клонируемых клеток очень стары, это плоды самой ранней попытки спасти человечество, когда прекратилось деторождение.
— Система работает как часики, — говорят Лоримеру. — У каждой из нас есть книга, в ней одной — целая библиотека. Там все необходимые инструкции. Называется «Книга Джуди Шапиро». Мы и есть Джуди Шапиро, Дакар и Париж — наши личные имена. Представляем теперь эти города. — Смеются.
И наперебой принимаются рассказывать, как каждая Джуди вкладывает свою индивидуальную память, свой жизненный опыт, свои проблемы и открытия в общий генотип.
— Если совершишь ошибку, другие извлекут из нее пользу. Конечно, ты стараешься все делать правильно, но уж коли ошибка все-таки неизбежна, пусть лучше она будет принципиально новой.
— Многие из старых не очень-то реалистичны, — добавляет вторая Джуди. — Сейчас все не так, как прежде. Мы узнаем из книги то, что для нас наиболее интересно. И то, что практично. Например, что всем Джуди следует остерегаться рака кожи.
— Но раз в десять лет нужно прочитать от начала и до конца, — говорит Джуди с личным именем Дакар. — Это так вдохновляет! Взрослея, ты понимаешь тех, кого не понимал раньше.
Лоример ошеломлен. Он пытается представить, каково это: слышать голоса Орренов Лоримеров, расплодившихся за триста лет. Математиков, водопроводчиков, художников, бездельников и даже преступников? Каково это — изучать себя в столь объемном и длительном процессе развития? И в самых разных формах: старые Лоримеры, юные Лоримеры… Лоримеры женского пола?.. С удовольствием занимался бы он этим или с негодованием?
— А сами вы уже что-нибудь записали?
— Ну, мы еще слишком молоды. Только необходимое, вкратце, на случай преждевременной смерти.
— О нас тоже расскажете?
— А как же!
Женщины заливаются смехом, но затем, посерьезнев, Джуди Париж просит:
— Ты ведь нас не выдашь? Мы-то должны обо всем докладывать Леди Блю, но ты правда не проговоришься?
Я дал слово, что не проговорюсь, думает он, возвращаясь из воспоминаний в свое реальное, сегодняшнее «я».
Рядом Конни потягивает из «груши» сидр. Лоример и в собственной руке замечает посудину.
И не проговорился.
— Джуди сами расскажут, — качая головой, улыбается Конни.
Лоример понимает, что все выболтал.
— Не имеет значения, — говорит он Конни. — Все равно я бы скоро догадался. Слишком много намеков. Вулагонги — изобретательные, Миды — бдительные, Джен — сообразительные, Билли Ди — трудолюбивые. Мне рассказали о шести гидроэлектростанциях, построенных, или усовершенствованных, или управляемых некой Лалой Сингх. Да и весь ваш образ жизни… Уж не знаю, приличествует ли респектабельному врачу повышенный интерес к подобным вещам, — с сухой иронией говорит он. — Вы же клоны, верно? Все до одного. Какая роль у линии Конни?
— Ты уже все понял. — Пристальный взгляд, как у мамаши на смышленого, но трудного ребенка. — Уф! Конни одержимы фермерством, мы мастерицы выращивать. У большинства из нас имена — как названия растений. Кстати, я Вероника. Ну и конечно, где крэши, там и мы. У нас тяга ко всему миниатюрному, любим опекать маленьких и слабеньких.
Она не сводит теплого взгляда с Лоримера, тот не выдерживает и отстраняется.
— Но мы контролируем свою линию. — Сердечный смех. — Конни не все одинаковы. Среди нас бывают инженеры, две наши младшие сестры увлеклись металлургией. Генотип, если к нему правильно подойти, дает удивительные плоды. Первая Констанция Морелос была по профессии химиком, она весила девяносто фунтов и никогда в жизни не бывала на ферме. — Конни опускает взгляд на собственные мускулистые руки. — Наша прародительница погибла в бою с психами. Женщина взялась за оружие — сейчас такое трудно представить… Сестра Тимоти производит динамит для взрывных работ, уже два канала вырыла… А ведь она даже не анди.
— Не анди? — переспрашивает Лоример. — Со строчной?
— О господи!
— Я и об этом уже догадался. Вспомнил ранние эксперименты с андрогинией.
Она неохотно кивает:
— Да. Нам все еще требуется мышечная сила для некоторых работ. А Кэи силачи. Уф! — Она резко выпрямляет спину, тянется всем телом, извивается, будто прогоняет судорогу. — Впрочем, хорошо, что ты понял. Такое напряжение… Мы даже петь не могли.
— Это еще почему?
— Слишком опасно. Мида была уверена, что мы обязательно проколемся. Столько слов пришлось бы заменить… У нас много разных песен. — Конни насвистывает две-три музыкальные фразы.
— И что же это за песни?
— Да всякие… Приключенческие, трудовые, колыбельные, походные… Для настроения: тревожные, шуточные… Каких только нет.
— Как насчет любовных? — отваживается спросить он. — Она у вас еще есть? Любовь?
— Разумеется! Ведь люди не могут жить без любви. — Но в ее взгляде появляется опаска. — Я слушала любовные песни вашей эпохи, они такие… Как бы это сказать? Плагго, что ли? Странные, тоскливые. Это и на любовь-то не похоже… Да, у нас есть прекрасные любовные песни. В том числе слегка грустные. Например, о Тамиле и Алкмене, обреченных быть вместе. Мы, Конни, тоже немножко обречены. — Она смущенно улыбается. — Нас тянет к Ингрид Андерс, и это, пожалуй, односторонняя любовь. Надеюсь следующую вахту провести вместе с Ингрид. Она такая классная! Просто маленький бриллиант.
Фейерверк разгадок порождает новые и новые; вопросы. Но Лоример предельно сосредоточен, ему хочется до конца раскрыть мрачную мозаику, что кроется за этой мишурой.
— Генотипов — одиннадцать тысяч, население — два миллиона. Это получается примерно двести ныне живущих людей на каждую клеточную линию.
Конни кивает.
— Полагаю, количественное равенство не соблюдается? Кого-то больше, кого-то меньше?
— Да, некоторые линии менее жизнеспособны, но мы ни одну не потеряли за эти три века. У нас есть представители всех основных рас и многих антропологических типов. К примеру, я принадлежу к карибскому. Конечно, нам никогда не изучить того, что утрачено. Но одиннадцать тысяч — это ведь очень много. Каждая из нас старается познать других, это хобби длиною в жизнь.
Сквозь атараксию пробивается холодок тревоги. Одиннадцать тысяч, всего-то-навсего. Это и есть истинное население сегодняшней Земли. Лоример представляет себе двести высоких смуглокожих женщин с цветочными именами, восхищающихся двумястами классных малюток Ингрид, и двести болтливых Джуди, и двести хладнокровных Леди Блю, и такие же количества Марго, Мид и прочих. Представляет — и содрогается. Вот они, потомки, несущие на похоронах гроб с прахом рода людского.
— Конец эволюции, — с тоской произносит он.
— Почему конец? Всего лишь торможение. Наверное, сейчас все делается гораздо медленнее, чем в вашу эпоху. Но мы не спешим, нам нравится любой предмет изучать досконально. Время для этого есть. — Она снова потягивается, улыбаясь. — Все время в мире — наше.
— Но у вас нет новых генотипов. Вы в тупике.
— Так-таки и нет? Вот уже столетие ведется научная работа по слиянию гаплоидных ядер. Мы научились создавать свободные оплодотворяющие яйцеклетки, — говорит она с гордостью. — Я имею в виду сперму. Это непросто, результат не всегда удачен. Но недавно удалось найти обе жизнеспособные икс-хромосомы, и это позволило запустить проект по созданию более ста новых генотипов. Пока нет сестер, дело идет туго, но доноры пытаются помочь.
Более ста, думает Лоример. Что ж, может, и впрямь есть надежда…
«Обе жизнеспособные икс-хромосомы» — что это означает? Наверное, что-то связанное с пандемией. Как он понял, болезнь поражала главным образом мужчин. Его разум с жадностью вонзает зубы в новую пищу, не реагируя на доносящиеся откуда-то звуки.
— В икс-хромосоме был поврежден какой-то ген, а может, и не один, — рассуждает Лоример вслух. — Именно в иксе, не в игреке. И летальный признак должен быть рецессивным, правильно? А значит, дети вообще не рождались, пока не исцелилось некоторое количество мужчин или пока не удалось найти здоровых и изолировать на срок, достаточный для получения нормальных гамет, несущих икс-хромосому. Но у женщины запас ооцитов не пополняется, и это обстоятельство не позволило восстановить репродуктивность полностью. От выздоровевшего мужчины женщина могла родить только девочку, поскольку женская клетка имеет две икс-хромосомы и материнский дефектный ген должен быть компенсирован нормальным отцовским иксом. Но у мужчин икс и игрек, и от матери мужчина получает дефектный икс. Таким образом, летальный признак проявит себя, плод мужского пола не выживет… Планета девчонок и вымирающих мужчин. Те немногие мужчины, что могли быть отцами, умерли.
— Ты все понял правильно, — восхищается Конни.
Посторонние звуки все настойчивей стучатся в сознание.
Лоример не желает прислушиваться, для него слишком важен этот разговор.
— Стало быть, никаких проблем на Земле у нас не возникнет. Теоретически мы можем жениться, жить в семье, иметь дочерей.
— Да, — говорит она. — Теоретически.
Внезапно шум пробивает защиту Лоримера и превращается в голос Бада Гейрра — тот запел во всю силу легких. Похоже, он совершенно пьян. Звук доносится из оранжерейного отсека, из того, где нет туалета, только растения. В душе просыпается, растет страх. Почему за Бадом не присматривает Дейв? Куда он подевался? В последний раз Лоример видел майора, когда тот шел в отсек управления с Леди Блю.
— Оу, солнце светит ярко над красавицей Ред Винг, — распевает Бад.
Надо что-то делать, с острой тревогой думает Лоример.
— Не беспокойся, — заметив его нервозность, произносит Конни, — там Анди.
— Что вы натворили! Даже не представляете, что сейчас начнется! — Он отталкивается от перекладины и летит клюку в оранжерею.
— Спит девица безмятежно, к ней ковбой крадется нежно…
Навстречу — дружный смех. Лоример плывет сквозь зеленое великолепие. За шпалерой типа «солнце» с вьющейся фасолью видит Бада, тот изображает чудовище, на полусогнутых преследующее Джуди Париж. Анди висит около клеток с игуанами, хохочет.
Бад ловит за лодыжку Джуди, раскручивает ее над головой, взвивается желтая пижамная ткань. Женщина хихикает, глядя на него сверху, и не пытается освободиться.
— Не нравится мне это, — шепчет Лоример.
— Пожалуйста, не вмешивайся. — Конни ловит его запястье, другой рукой хватается за инструментальный стеллаж.
Тревога слегка отпускает. Лоример будет наблюдать, надеясь, что душевное равновесие вернется.
Весельчаки в оранжерее еще не заметили вновь прибывших.
— Была индианка юна, — поет Бад уже потише, — ничуть не боялась она, что встретится ей пастушок, что есть у него петушок… — Он нарочито кашляет, потом смеется. — Эй, Анди! Вроде тебя зовут.
— Кто зовет? — спрашивает Джуди. — Я ничего не слышу.
— Точно зовут, парень. Снаружи.
— Кто? — напрягает слух Анди.
— Конь в пальто! — Бад отпускает Джуди и, дрыгая ногами, подлетает к Анди. — Слушай, ты же смышленый пацанчик. Иль не видишь, что нам с Джуди надо в приватной обстановке одно дельце провернуть? — Он мягко разворачивает Анди и толкает к шпалере с фасолью. — Новый год же, дурик.
Анди пассивно дрейфует сквозь увитые лучи, замечает Лоримера и Конни, машет им рукой. Бад возвращается к Джуди.
— С Новым годом, киска! — улыбается он.
— С Новым годом. А что вы делаете в Новый год? — интересуется Джуди. — Что-нибудь особенное?
— Что мы делаем в Новый год? — Гогоча, Бад берет ее за плечи. — Ав Новый год, детка, мы и правда делаем кое-что особенное. Хм… Ведь это идея: почему бы не познакомить тебя с кое-какими первобытными земными обычаями? Что скажешь?
Она кивает, глаза круглы от любопытства.
— Ну так вот, первым делом мы желаем друг дружке добра, вот так. — Бад притягивает ее к себе и легонько целует в щеку. — Твою мать, ну и тупая же сука, — произносит он совершенно другим голосом. — А впрочем, столько времени без баб, тут любая лахудра сойдет за красотку. Сиськи же есть… Ах-х-х…
Пальцы Бада играют с пижамной рубашкой.
«Он же не знает! — догадывается Лоример. — Не подозревает о наркотике. Что думает, то и говорит. И я точно так же делал, должно быть. О господи…»
Лоример прячется в своей хрустальной линзе — наблюдатель, защищенный светом вечности.
— Потом мы маленько лижемся. — Снова голос дружелюбен. Бад прижимает к себе девушку, гладит ее зад. — Какой сдобненький попец!
И накрывает ртом ее губы. Джуди не противится.
Лоример видит, как напрягаются мышцы на рутах Бада, так его пальцы мнут женские ягодицы, забираются под пижаму. Наблюдателя в хрустальной линзе тоже охватывает сексуальное возбуждение. Джуди машет руками, но это совершенно бесцельные движения.
Бад останавливается перевести дух, потом берется за язычок молнии на ширинке.
— Кончай пялиться, — хрипло говорит он. — Еще одно гребаное слово, и ты узнаешь, для чего годится твоя широкая пасть. О-о… Е-мое, флагшток! Как сталь!.. Ну, сучка, нынче твой счастливый день…
Бад уже оголил крупные груди девушки, мнет их.
— Два сраных года в жопе космоса, в самой гребаной глубине, — бормочет он. — Ломаться не будешь, надеюсь? У-у… Мочи нет терпеть… Сиськи, титьки, доечки… Он снова чмокает Джуди, и улыбается, глядя на нее сверху, и спрашивает лайковым тоном: — Нравится?
Затем утапливает рот между ее грудей, а руку просовывает ей между ног. Девушка дергается, произносит что-то неразборчивое. У Лоримера пульсируют артерии, сердце гонит по ним похоть и страх.
— Я считаю… надо его остановить. — Это звучит фальши* во, и Лоример надеется, что не сказал ничего лишнего.
Стучащая в ушах кровь заглушает шепот Конни, но вое же удается понять ответ:
— Не волнуйся, Джуди очень спортивная.
Лоример охвачен ужасом. Они не знают! А он не в силах помочь!
— Шмонька, — бормочет Бад. — У тебя там шмонька, она еще не заросла? Глупая ты мокрощелка…
В поле зрения на миг появляется женское лицо в ореоле вьющихся волос, и какая-то второстепенная область мозга фиксирует, что Джуди и весело, и неловко. Лоример зачарованно смотрит, как умело Бад обращается в невесомости с женщиной, как ловко стягивает желтые штаны. О боже! Темный треугольник лобковых волос, толстые белые бедра… Абсолютно нормальная женщина, никакой не мутант. Го-осподи! Поле зрения вдруг затмевается: вплывает Анди, он что-то держит в руках.
— Джуд, ты как? — спрашивает паренек. — Динко?
У Бада лицо покрывается красными пятнами, вспыхивает злоба в глазах.
— Вали отсюда!
— Да я не помешаю.
— Твою мамашу! — Бад вскидывается и ловит Анди за руку, при этом он не отпускает Джуди, которую успел обхватить ногами. — Это не детские дела! Понял, сопляк, или по буквам повторить? — Он перехватывает мальчика другой рукой. — Брысь!
Бад рывком притягивает Анди к себе и бьет по лицу тылом кисти. Паренек кувырком улетает в заросли фасоли.
С лающим хохотком Бад поворачивается назад, к Джуди. У него мощная эрекция — брючная ткань в паху стоит колом. Лоримеру хочется выкрикнуть предостережение, сказать этим двоим, что они шутят с огнем, но удается лишь оседлать собственное жгучее наслаждение, от которого плавится хрустальная скорлупа. Продолжайте, смелее!.. Он жадно смотрит, как Бад снова мусолит груди девушки, а потом резко разворачивает к себе спиной и, удерживая одной рукой оба запястья, оплетает ногами ее ноги. Джуди беспомощна, у нее выпячены голые ягодицы, они похожи на огромные луны.
— Жо-о-опа! — стонет Бад. — Ко мне, сука! Ах-х-х… — И прижимает к себе ее зад.
Джуди вскрикивает, тщетно сопротивляется. Взрывается Лоримерова оболочка. И снаружи на него тотчас бросаются призраки. В этой сумятице движется кто-то реальный, не призрак. С досадой Лоример узнает Анди, тот снова приближается к сплетенным телам, в руках у него что-то гудящее. Кинокамера! О нет! Кретины!
— Не надо! Уходи! — пытается он докричаться до юноши.
Бад поворачивает голову, замечает паренька:
— Ах ты, маленький засранец!
Он выбрасывает длинную руку, хватает Анди за рубашку. Его ноги при этом удерживают Джуди.
— Ну все, щенок, ты меня достал! — Он бьет кулаком в зубы, камера улетает прочь.
В этот раз Бад не отпускает юношу, а наносит новые удары.
Все трое кружатся в воздухе — абсурдный спутанный клубок.
— Прекрати! — слышит Лоример собственный крик, устремляясь вперед сквозь фасоль. — Бад, хватит!
К нему обращается перекошенное лицо, глаза злобно сощурены.
— Док, исчезни! Вали отсюда, сморчок вонючий. Что непонятно? Сгинь!
— Бад, Анди — женщина. Ты бьешь девчонку. Это не мужчина.
— Да ну? — Бад оглядывается на окровавленное лицо Анди, встряхивает рубашку на груди. — А где дойки?
— Нет у нее грудей, но она женщина. Кэй ее настоящее имя. Они все женщины. Отпусти ее, Бад.
Бад таращится на андрогина, все еще удерживая ногами Джуди и оттягивая пенисом брючную ткань. Анди принимает позу, отдаленно похожую на боксерскую стойку.
— Лесба, что ли? — медленно произносит Бад. — Гребаная мелкая коблуха? Ну-ка, глянем…
Он легко прорывается сквозь защиту Анди, ощупывает его пах.
— Нету яиц! — ревет он. — Ни одного!
Бад корчится от хохота, опрокидывается в воздухе, отпускает Анди, расслабляет ноги, позволяя выскользнуть Джуди.
— Ку-уда?! — Грубый хохот прерывается, но лишь на секунду, пока Бад не ловит Джуди за волосы. — Кобла! Гы-гы-гы! Розовая! — Он хватается за эрегированный член, машет им в сторону Анди. — Любуйся, ковырялка, только от зависти не сдохни! — И вздергивает голову Джуди.
Та по-прежнему наблюдает, не сопротивляется.
— Смотри, смотри, лахудрочка. Это старина Бадди специально для тебя припас. Нравится, да? Хочется, да? Давно в последний раз с мужчинкой кувыркалась, а, сучонка?
Внутри у Лоримера клокочет маниакальный хохот. Ситуация настолько комична, что страх отступил.
— Она отродясь мужчину не видела, да и никто из них не видел. Ну, ты имбецил! Так до сих пор и не понял? Нет больше мужчин, кроме нас. Триста лет назад все вымерли.
Смех затихает, Бад поворачивается к Лоримеру:
— Док, я не ослышался?
— Мужчины исчезли, все до одного. Их уничтожила пандемия. На Земле только женщины.
— Два миллиона баб, и некому их мацать? — У Бада отпадает челюсть. — Ни одного елдоносца, только ковырялки вроде нашего Анди? Секундочку!.. А дети откуда берутся?
— Их выращивают искусственно. И это одни девочки.
— Охренеть! — Бад хватается за обмякший пенис, рассеянными движениями возвращает эрекцию. — Два миллиона горячих дырок ждут не дождутся старину Бадди. Вот это да! Последний мужчина на Земле… Ты, док, не в счет. И Дейви тоже, у него одно дерьмо в башке…
Он энергично мастурбирует, при этом так и держит Джуди за волосы. Из-за его движений оба медленно плывут в противоположном от Лоримера направлении. Тот замечает, что анди Кэй снова снимает на камеру. На мальчишеском лице большое кровавое пятно в форме звезды — похоже, рассечена губа. У Лоримера такое ощущение, будто сам он в плотном воздухе приобрел форму шара. Все силы истрачены, прежней ясности нет.
— Два миллиона горячих дырок, — повторяет Бад, — и ни одной затычки. Могу делать все, что захочу, с кем захочу и когда захочу. Без всяких дерьмовых церемоний. — Он увеличивает темп. — И очередь на милю, и все умоляют… Дерутся между собой, царапаются… Любая прихоть короля Бадди… Желаю на завтрак манду с клубникой… Титьки горячие с маслом… И вафлю! Пускай пара телочек весь день взбитые сливки с хера слизывают… Я еще и конкурсы буду устраивать! Для старины Бадди теперь только самое лучшее… Тебе, корова, ничего не светит. — Он встряхивает голову Джуди. — Юные девчушки, тесные писюшки. Заставлю старых кошелок их разогревать, а сам буду любоваться…
Онанируя, он смотрит на член и слегка хмурится. В том закутке Лоримерова разума, где еще сохранились медицинские знания, рождается догадка: наркотик задерживает эякуляцию. Конечно, надо бы радоваться тому, что Бад так поглощен самим собой; откуда же берется этот смутный страх?
— Королем? Какое там, я буду для них богом, — бормочет Бад. — Статуй мне понаваяют… Елду мою высотой в милю, выше всех небоскребов… Священные яйца моего величества! Вместо икон им… Бадди Гейрр, последний хер на Земле. Ах, братцы, посмотрел бы на это старина Джордж! Парни узнают — обдрищутся от зависти! У-у-уйи-и-и! — Он еще пуще хмурится. — Не могли же они все исчезнуть. — Его взгляд рыщет, находит Лоримера. — Эй, док, должны же где-то остаться мужчины, как считаешь? Ну хотя бы двое-трое?
— Нет. — Лоример с усилием качает головой. — Вымерли. До последнего.
— Ни одной пары яиц?! — Бад сгибается, смотрит на свои тестикулы. — Да не может такого быть. Наверняка где-нибудь остались. Скажи, остались ведь? — Он вздергивает голову Джуди. — Говори, шалава!
— Нет, это правда, — отвечает она.
— На Земле нет мужчин, — вторит анди Кэй.
— Врете! — рычит Бад и наяривает быстрее, аж стучит кулаком по лобку. — Не могло не остаться мужчин, они обязательно где-нибудь есть… В горах прячутся, точно… Охотятся, живут дикарями… Мои одичавшие братья… Они есть, я знаю.
— Почему они должны быть? — спрашивает Джуди, которую Бад мотает вперед-назад.
— Почему? — Он не смотрит на женщину, неистово работая кулаком. — Спрашиваешь почему, сука безмозглая?! Потому что иначе ничто не в счет, вот почему… Должны быть мужчины, старые добрые жеребцы, хоть горстка… Бадди — старый добрый жеребец…
— Он что, сейчас сперму извергнет? — шепчет Конни.
— Похоже на то, — отвечает Лоример.
Или только хочет ответить. Зрелище представляет чисто медицинский интерес, внушает он себе. Совершенно нечего опасаться.
Что-то появляется у Джуди в руке. Пластиковый мешочек. Второй рукой она держит волосы, за которые дергает Бад. Должно быть, ей больно.
— Ух-х… ах-х… — мучительно пыхтит Бад. — Ну же! Ну… Твою мать… — И вдруг прижимает к низу своего живота женскую голову.
Лоример успевает заметить на лице Джуди изумление.
— Сука, тебе рот на что дан? Давай работай! Бери! Бери, соска, кому сказал?! Ух… Ух…
Вяло выстреливают светло-бежевые струйки. За крутящимися в воздухе жгутиками спермы тянется женская рука с пакетом.
— Гейрр!
Ошеломленный ревом, Лоример разворачивается и видит Дейва… нет, грозного майора Нормана Дэвиса. Он возвышается в проеме входа, раскинув руки, — удерживает позади Леди Блю и вторую Джуди.
— Гейрр! Я говорил, что на этом борту не будет нарушений дисциплины, и я не шутил. Сейчас же отпусти женщину!
Бад ведет себя так, будто не слышал приказа. Все же он слегка разводит ноги, Джуди ныряет между ними и плывет за последними комками спермы, собирая их в мешок.
— Эй, вы! Черт возьми, что тут происходит?!
Затягивается пауза. Наконец Лоример слышит собственный голос:
— Судя по всему, берется образец семенной жидкости.
— Лоример! Ты что, извращенец, вконец свихнулся? Отведи Гейрра в его ячейку.
Бад медленно кружится, принимает вертикальное положение:
— А, преподобный Лерой, — произносит он тусклым голосом.
— Гейрр, ты пьян! Иди к себе.
— Дейви, у меня для тебя новость, — говорит Бад с тем же равнодушием. — Ты же наверняка еще не в курсе, что мы теперь последние самцы Земли. Нас там дожидаются два миллиона щелок.
— Мне это известно! — отвечает взбешенный Дейв. — Пьяная свинья! Лоример, уведи отсюда мерзавца.
Но Лоример не испытывает ни малейшего желания шевелиться. Дейв своим ревом прогнал страх, и вся сцена погрузилась в диковинное, но как будто обнадеживающее состояние покоя.
— Да я уже все… — Бад плывет к Лоримеру и отрицательно мотает головой, отвечает каким-то своим мыслям: — Теперь уже ничто не в счет. Все кончено. Как же так, друзья? — Он сильно морщит лоб. — Старина Дейв… Он — мужчина, я с ним поделюсь. Старина-док… Ты хоть и мозгляк, но все же не полное дерьмо, тебе тоже кое-что обломится… У нас будут владения, огромные угодья… Гонки можно устраивать, там же миллион исправных шикарных тачек. На охоту ездить… А еще найдем диких мужиков…
Анди, или Кэй, плывет к нему, вытирая кровь.
— Э нет! Не смей! — Бад с рычанием замахивается кулаком.
И тут Джуди резко хлопает по его трицепсу. Бад визжит, судорожно дергаются конечности. И вдруг буян успокаивается, безвольно дрейфует назад, на лице — безмятежность. Лоример выпускает задержавшийся в груди воздух и смотрит, как женщины осторожно распрямляют большое мужское тело. Джуди рывками высвобождает свои пижамные штаны, зацепившиеся за фасолевые стебли, а затем Бада проталкивают сквозь шпалеру. У Джуди кинокамера и мешок с образцом.
— В холодильник положу, динко? — обращается она к Конни, приблизившись.
Лоример не может смотреть на мешок. Конни кивает:
— Кэй, что с лицом?
— Вот это ощущение! — восклицает анди и улыбается распухшими губами. — Я физически чувствовал ярость! Хотелось ему врезать! У-у-уйи-и-и!
— Доставить этого человека в кают-компанию, — приказы; вает поравнявшимся с ним женщинам Дейв.
Он перемещается в солнечный свет над стеллажами с салатом. Леди Блю и Джуди Дакар остаются у стены. Лоример вспоминает, о чем хотел спросить:
— Дейв, ты правда знал?
Тот рассеянно глядит на него. Дейв погружен в свои мысли, он висит вертикально, в солнечных лучах светятся каштановая шевелюра и борода. Настоящий атлет. Лоримеру вспоминается отец, такой же субтильный и бледный, как он сам. От этого становится легче.
— Лоример, я с самого начала видел, что нас пытаются обмануть. А теперь эта женщина признала данный факт и тем самым помогла мне оценить весь масштаб трагедии.
Произносится это его воскресным голосом — низким, кротким. Женщины смотрят на Дейва с интересом.
— Сии заблудшие чада забыли Господа, их создавшего. Поколение за поколением они прозябают во мгле.
— Да вроде у них все в порядке, — слышит Лоример собственный голос.
Звучит довольно глупо.
— Не способны женщины ничем управлять. И тебе, Лоример, следовало бы знать об этом. Погляди, что они тут понаделали. Жалкое зрелище! Три века топтались на месте. Бедняжки! — Дейв тяжко вздыхает. — Они не виноваты. Триста лет некому было их вести. Вот и мечутся, точно курица с отрубленной головой.
Лоример узнает собственные мысли: идиотская болтовня, комок из двух миллионов белковых клеток.
— Жене глава — муж, — твердо произносит Дейв. — Коринфянам, одиннадцать: три. Никакой дисциплины! — Плывя к фасолевой стене, он держит перед собой на вытянутой руке распятие. — Глумление! Мерзость! — Дейв останавливается и поворачивается, достигнув шпалеры, — точно святой с зеленым нимбом на иконе. — Мы здесь оказались не случайно, Лоример. Таков промысел Божий. Я послан Господом. О тебе этого сказать нельзя, ты ничуть не лучше их. Мое второе имя — Пол, — добавляет он доверительно.
На кресте, на запрокинутом лице Дейва играет солнце. Перед Лоримером сущий апостол — могучий, чистый, святой. Сквозь интеллектуальные барьеры пробивается отклик нервных клеток — давно забытое благоговение.
— Отец Небесный, дай мне силу, — тихо, с закрытыми глазами молится Дейв. — Ты избавил нас от гибели в космической пустоте, дабы мы принесли свет Твой в страждущий мир.
Я выведу из мрака грешных дщерей Твоих. Именем Твоим стану для них пастырем строгим, но милостивым. Помоги мне обучить чад Твоих Святому закону Твоему, дабы жили они в страхе праведного гнева Твоего. Жена да учится в безмолвии, со всякою покорностью. К Тимофею, глава вторая, стих одиннадцатый. И родят они сыновей, чтобы те господствовали над ними и славили имя Твое.
«А ведь может получиться, — думает Лоример. — Если кто и способен изменить жизнь к лучшему, то это наш Дейви. Наверное, он что-то задумал, втайне вынашивает план. А я уже готов сдаться. Смелости кот наплакал…»
Его мысли прерывает женский шепот:
— Пленка кончается. — Это Джуди Дакар. — Того, что сняли, хватит? Он просто повторяет.
— Ждем, — тихо отвечает Леди Блю.
— И родила она младенца мужеского пола, которому надлежит пасти все народы жезлом железным. Откровение, глава двенадцатая, стих пятый. — Дейв вещает уже громче, широко раскрытыми глазами смотрит на распятие. — Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего единородного.
Леди Блю кивает, и Джуди толчком посылает себя в сторону Дейва. У Лоримера жгучим комком растет в горле протест. Вы с ума сошли?! Нельзя так с Дейвом! Это не животное, это человек!..
— Дейв! Оглянись! Не подпускай ее! — кричит он.
Джуди уже рядом, тянется к распятию:
— Майор, можно взглянуть? Ах, какая красота!
— Осторожно! У нее шприц!
Но Дейв уже успел резко развернуться:
— Женщина, не святотатствуй!
Он бьет крестом, как оружием. Это выглядит так страшно, что Джуди съеживается в полете, заслоняется руками. И невольно показывает блестящую иглу.
— Змея! — Дейв отшвыривает женщину ударом ноги в плечо, сам отлетает вверх. — Богохульница! Ну ладно, — резко добавляет он уже без религиозного пафоса, — пора навести тут порядок. Прямо сейчас и начнем. А ну, к стене! Это всех касается!
Лоример с изумлением видит у Дейва в руке оружие, маленький серый пистолет. Должно быть, еще с Хьюстона хранит. И надежда, и атараксия развеиваются как дым, наваливается жуткая реальность.
— Майор Дэвис!
Леди Блю плавает совсем рядом с Дейвом, прямо перед мушкой. Остальные тоже легкие мишени. Боже! Эти люди хоть понимают, что происходит?
— Стойте! — кричит им Лоример. — Пожалуйста, делайте, что он говорит. Это оружие — баллистическое, оно может убить. Стреляет металлическими отливками.
— К стене! — показывает пистолетом Дейв. — Именем Соединенных Штатов Америки и по воле Божьей я принимаю на себя командование этим кораблем.
— Убери пистолет, Дейв. Ты же не будешь стрелять в людей.
Дейв замечает его, резко переводит прицел:
— Лоример, это и тебя касается. К стене, вместе с ними. Гейрр — мужчина. Будет мужчиной, когда протрезвеет. — Он замечает, что растерянные женщины по-прежнему приближаются к нему. — Ах так?! Ладно, урок номер один. Смотрите!
Он тщательно целится и выжимает спуск. Резкий хлопок, в кровавые клочья разлетается игуана. Крики ужаса. Но все заглушает громкая механическая трель.
— Утечка!
Поднимается суматоха, двое спешат в дальний конец отсека. Только Лоример замечает, как Дейв спокойно и неторопливо, с пистолетом на изготовку, пробирается к люку, и бросается наперерез, хватаясь за инструментальный стеллаж. Выскакивает из креплений подвернувшийся баллон с распылителем; вместе с ним Лоример отлетает от стеллажа, нелепо дрыгая ногами. Сирена замолкает.
— Остаешься здесь, — командует Дейв. — Ждешь моих распоряжений.
Он уже достиг люка, тянет массивную дверь.
Задраит отсек, догадывается Лоример.
— Дейв, не надо! Ты же всех нас прикончишь! — Лоримера трясет, его собственная тревожная сигнализация работает на всю катушку. Теперь понятно, что это был за космобол. Понятно — и страшно до смерти. — Дейв, выслушай меня!
— Молчать!
Снова Лоример на прицеле. Дверь отворяется. Но тут нога находит опору.
— Это бомба! Пригнись! — Он изо всех сил швыряет в голову Дейву баллон и бросается следом. — Оглянись!
Лоример движется слишком медленно, он беспомощен в полете. Слышит новый хлопок, крики женщин. Пуля вроде миновала — трудно попасть в цель, которая над твоей головой. Миг — и Лоример, сложившись пополам, ловит волосы. Жесткий удар встряхивает внутренности, это Дейв дотянулся ногой, но борода уже в мертвой хватке, здоровяк бодается, как бык, швыряет Лоримера в разные стороны.
— Пистолет! Отберите пистолет!
Налетают люди, врезаются в Лоримера. Он уже не держит противника, но чья-то ловкая рука проскальзывает мимо него и хватает Дейва за плечо. Вся куча-мала вваливается в люк. Внезапно Дейв перестает сопротивляться.
Лоример высвобождается и видит, как к нему медленно запрокидывается искаженное лицо Дейва.
— Иуда…
Глаза закрываются. Кончено.
Лоример оглядывается. Пистолет в руках у Леди Блю, она смотрит в ствол.
— Уберите его! — просит Лоример, тяжело дыша.
Леди Блю будто не слышит, она с любопытством вертит перед глазами оружие.
— Эй! Спасибо! — Анди Кэй висит под углом к шпалере, потирает подбородок и улыбается Лоримеру.
Они все улыбаются, и говорят ему теплые слова, и ощупывают себя, и рассматривают порванную одежду. У Джуди Дакар под глазом наливается синяк, Конни держит за хвост то, что осталось от игуаны.
Рядом с Лоримером дрейфует в воздухе Дейв. Он дышит с хрипом, его невидящий взгляд обращен к солнцу.
«Иуда…»
Лоример чувствует, как в нем рушится последний защитный барьер. Душу затапливает отчаяние.
«Капитан уснул последним сном… на палубе…»
Приближается парень, который на самом деле не парень, деловито застегивает молнию на куртке Дейва, хватается за полы и буксирует к люку бесчувственное тело. Джуди встает на пути, но только для того, чтобы намотать анди на руку цепочку распятия. Кто-то смеется, и вроде в этом смехе не слышно злорадства.
Лоример на миг возвращается в Эванстон, в школьный туалет. Но ведь нет больше тех хихикающих девчушек. Они ушли в небытие, заодно с рослыми парнями, которые ждали снаружи, чтобы всласть поиздеваться над Лоримером. «Бад прав: теперь ничто не в счет».
Стоило об этом подумать, и наваливаются тоска и гнев. Теперь понятна причина неясного страха, изводившего Лоримера все это время. Он-то считал, что боится за беззащитных женщин. А беззащитен, оказывается, он сам.
— Это были хорошие мужчины, — с горечью произносит он. — Уж точно не плохие. По-настоящему плохих вам даже не вообразить. И то, на что они пошли, — это из-за вас. Вы их сломали. Заставили делать безумные вещи. И как, интересно было? Выведали, что хотели? — У него дрожит голос. — Агрессивные фантазии бывают у всех. Мои товарищи им не поддавались. Никогда. Пока вы их не отравили.
Женщины молча смотрят на Лоримера.
— У нас их не бывает, — говорит наконец Конни. — Я про фантазии.
— Это были хорошие мужчины, — патетически повторяет Лоример, подразумевая весь мужской мир, с Отцом Небесным Дейва, с брутальностью Бада, со своими собственными достоинствами и недостатками, даже, наверное, с кроманьонцами и динозаврами. — Я мужчина. И видит бог — я в гневе. Имею право. Все, что у вас есть, дали мы. Это сделано нашими руками. Мы построили вам бесценную цивилизацию, добыли для вас знания, создали уют, изобрели медицину. Даже ваши мечты — наше наследство. Мы защищали, обеспечивали вас и ваших детей. Думаете, это было легко? Мы вкалывали как проклятые! Мы вели бесконечную войну за ваше выживание! Вот почему мужчина груб. Он просто не мог быть иным, неужели не понятно? Да как, черт бы вас побрал, можно этого не понимать?
Снова долгая пауза.
— Мы пытаемся, — вздыхает Леди Блю. — Правда, доктор Лоример, пытаемся. Спору нет, мы охотно пользуемся вашими достижениями и высоко ценим роль мужчин в эволюции. Однако не все так благостно, как вы говорите. Насколько мне известно, женщин и детей вам приходилось защищать главным образом от других представителей мужского пола. Только что мы получили лишнее тому подтверждение. Вы оживили для нас историю.
Карие, в сеточках морщин глаза улыбаются Лоримеру. Маленькая матрона с кожей цвета чая держит в руке давно устаревшую вещицу.
— Но войны, о которой вы говорите, уже давно нет; Как я понимаю, она кончилась вместе с вами. Едва ли мы можем допустить, чтобы вы свободно разгуливали по Земле, а заведения для людей с такими, как у вас, эмоциональными проблемами у нас нет.
— Да и непохоже, что вы были бы счастливы, — добавляет уверенно Джуди Дакар.
— Можно их клонировать, — говорит Конни. — Непременно найдутся желающие стать матерями. Есть шанс вырастить детей мужского пола нормальными людьми. Так что попробуем.
— Все это мы уже проходили. — Джуди Париж подносит к губам флягу, полощет рот, выплевывает воду в контейнер с грунтом. — Надо заняться утечкой, а поговорим завтра. И послезавтра, и послепослезавтра. — Она улыбается Лоримеру, с естественной непринужденностью почесывая в паху. — С вами наверняка захочет познакомиться уйма народу.
— Высадите нас на необитаемый остров, — устало просит Лоример. — На три острова.
Этот взгляд! Лоримеру известно, что он означает: сочувствие пополам с опаской. Такой же был у его матери и сестры, когда во двор забрел больной котенок. Зверушку приласкали, накормили и бережно отдали ветеринару для усыпления.
Лоримера охватывает пронзительная, сложная тоска по женщинам, которых он знал и для которых мужчины не были… лишними? Неуместными? Джинни… О боже! Эми, сестра… Бедняжка Эми в детстве была добра к брату…
От этих воспоминаний у Лоримера перекашивается лицо.
— Если рискнуть и уравнять нас в правах, что мы дадим обществу? — говорит он. — Вопрос стоит именно так, верно?
— Вы абсолютно правы, — подтверждает Леди Блю.
Женщины с облегчением улыбаются ему, даже не догадываясь, что творится у него на душе.
— Пожалуй, я теперь не откажусь от антидота, — говорит он.
К нему плывет Конни — большая, добросердечная и совершенно чужая.
— Решила, что вы предпочтете «грушу», — ласково улыбается она.
— Спасибо. — Лоример берет маленький розовый сосуд для питья в условиях невесомости. — Можно спросить, — обращается он к Леди Блю, разглядывающей пулевые дырки, — как вы себя называете? «Женский мир»? «Освобождение»? «Амазония»?
— Вообще-то, мы себя называем человеческими существами. — Рассеянно посмотрев на Лоримера, она снова переводит взгляд на следы пуль. Пожав плечами, Леди Блю добавляет: — Человечество, род людской.
Прохладная жидкость льется в горло. Что за вкус, думает Лоример, прислушиваясь к ощущениям. Покоя и свободы? А может быть, смерти?
