В воскресенье я посетила церковь с семьей, несмотря на явное нездоровое самочувствие. После этого мы сходили в Widow’s Diner (ресторан), где я с трудом ухитрилась проглотить лишь несколько кусочков сандвича с беконом, латуком и томатами.

Дома я выпила средство от насморочной аллергии, после чего переоделась, схватила ключи и громко прокричала, что собираюсь к Хантеру. Когда Скай уехала во Францию, а потом в Англию, мои родители узнали, что Хантер остался дома один. Какое-то время они бросали на меня предостерегающие взгляды, когда бы я ни уходила туда, и затем снова, когда я возвращалась. Теперь, когда его отец жил с ним, они стали менее подозрительными. Конечно, они не были знакомы с мистером Найэллем и не улавливали, насколько он отличался от их представления об отце.

По-отцовски или нет, его присутствия было достаточно, чтобы мне стало казаться чудом побыть с Хантером наедине где-либо в его доме. Я вздохнула и села в Подводную Лодку. Снаружи было жутко — после немногих вводящих в заблуждение дней славной весенней погоды, мы сделали огромный шаг в прошлое и оказались в середине тридцатых годов, мрачных и пахнущих снегом. Прежде, чем я добралась до Хантера, крошечные ледяные дождевые капли застучали по ветровому стеклу.

«Привет, моя любовь», — сказал Хантер, как только я появилась у входной двери. Он критически меня осмотрел, затем произнес: «Как насчет горячего чая?»

«У тебя есть сидр?» — спросила я. «Со специями? Или лимоном?»

Он кивнул, и я вошла, радуясь, увидев, что камин в гостиной разожжен. Я скинула пальто и встала перед огнем, выставляя руки вперед. Танцующие языки пламени успокаивали. Направляясь на кухню, Хантер подошел ко мне сзади, обхватил меня руками и прижал ближе. Я прислонилась к нему спиной, позволяя моим глазам мечтательно закрыться, чувствуя его тепло, силу его рук. Одной рукой он погладил мои волосы, растопив маленькие кусочки ледяных кристалликов, задержавшиеся на них. Он наклонился и поцеловал мою шею. Я отклонила голову, чтобы ему было удобнее. Медленно, покрывая мою кожу осторожными поцелуями, он стал двигаться выше к моему подбородку. Я повернулась лицом к нему и криво улыбнулась — он выглядел также плохо, как и я. Казалось своего рода трогательным, что, чувствуя себя настолько ужасно, мы все еще испытывали такое сильное желание быть в объятиях друг друга. Его губы были очень мягкими на моих, двигались нежно, боясь сделать кому-то из нас хуже.

Когда я услышала шаги по ступенькам мистера Найэлля, Хантер и я отпрянули друг от друга и направились на кухню. Секундами позже мистер Найэлль присоединился к нам, и Хантер принялся подогревать сидор на печи. Я уныло села за стол, моя растрескавшаяся голова лежала на моих руках.

«Почему мы все чувствуем себя так плохо?» — спросила я. Мистер Найэлль выглядел бледным и изможденным.

«Эффект надвигающейся темной волны», — ответил отец Хантера с небольшим усилием. «Это даже еще не сила, а заклинания, призывающие ее к зарождению и направляющие на место и людей, являющихся целью. Это не займет много времени теперь. Дело нескольких дней».

«О, Богиня», — пробормотала я, свежий приступ тревоги побежал по моим венам.

«Мы будем чувствовать себя всё больнее и больнее, в то время как темная волна приближается, и нами овладеет раздражительность. Это является плачевным, поскольку нам потребуется работать с еще большим усердием, чем когда-либо».

Хантер вздохнул. «Ты говорил с Элис этим утром?» — спросил он своего отца, и мистер Найэлль кивнул.

«Она и другие члены Старлокета проводят круги силы, нацеливая их энергию на Видоус Вэйл и на Китик, в особенности. Они надеятся помочь всеми возможными способами, но у них так мало документированных свидетельств о любом, кто хотя бы пытался противостоять темной волне». Он провел своей костлявой с длинными пальцами рукой по своему лицу.

"У вас есть какие-нибудь успехи?" — спросила я.

Он тяжело выдохнул, и его плечи ссутулились. «Я работаю день и ночь. Кое в чем я добился успеха. Я подготовил основу заклинания, его последовательность, его слова. Но я был бы намного сильнее, если бы мог вложить в него больше особенностей. Если бы только у меня было больше времени».

Я подняла глаза и поймала взгляд Хантера. Я знала, что мы чувствуем одинаковое отчаяние, одинаковое расстройство: если бы я только могла помочь мистеру Найэллю. Но мы были бесполезны: нам всего лишь оставалось надеяться, что его отец справится с задачей».

«Что вы имеете в виду под особенностями?» — спросила я, в то время как Хантер поставил передо мной кружку с сидром, и я вдохнула аромат. Специи имбиря и корицы наполнили мои легкие. Я пила, чувствуя, как тепло успокаивает желудок.

«Заклинание — это основа», — ответил мистер Найэлль расстроенным голосом. «Оно сконструировано, чтобы накрыть определенное пространство в определенное время определенным способом. Оно сконструировано, чтобы сразиться с темной волной, разрушить ее. Но оно могло бы быть гораздо более мощным, если бы я мог использовать что-то, направленное исключительно против создателя темной волны».

«Что оно могло бы сделать?» — моему лбу требовалась холодная повязка.

«Заклинания точно настолько же индивидуальны, насколько чья-либо внешность, как отпечатки пальцев», — объяснил Хантер. «Если ты пытаешься разрушить или отразить заклинание другой ведьмы, твое собственное заклинание многократно увеличит силу, если ты сможешь насытить его чем-то таким, что в особенности идентифицирует заклинателя, против которого ты работаешь. Вот почему в заклинаниях так часто используется прядь волос или предмет одежды человека, на которого оно накладывается. Это направляет заклинание на определенную цель».

«Как использование стрелы вместо дубины», — сказал мистер Найэлль.

Я сидела в течение нескольких мгновений, размышляя. У меня не было ни пряди волос Карьяна, ни его одежды. Моя голова раскалывалась, словно фарфоровое изделие, которое только что разбилось и безуспешно пыталось склеиться. Это было настоящей битвой за то, чтобы связать одну мысль с другой.

Подождите — я потерла глаза, хватаясь за ускользающую мысль. У меня есть. У меня есть кое-что от Карьяна. Я даже больше не воспринимала это его вещью — она была абсолютно моей сейчас. Но когда-то она была его. Он владел ею. Я осушила свою кружку и вскочила, чувствуя, как недовольно заныли мои мышцы.

«Я вернусь», — сказала я и ускользнула перед тем, как и Хантер и мистер Найэлль могли открыть рты.

Всё еще угрюмо лил дождь, в то время как я забралась за руль своего автомобиля. Внутри виниловые сиденья были холодными, и я немедленно включила печь. Я выехала с дорожки Хантера и направилась прямо на шоссе, которое могло бы вывезти меня из города.

Видоус Вэйл был окружен тем, что когда-то было процветающей обрабатываемой землей, а сейчас лишь немногими маленькими семейными домовладениями, окаймленными со всех сторон заброшенными полями, растущими без ухода фруктовыми садами, и лесами из высоких деревьев.

Неподалеку было место, небольшой участок деревьев, совершенно не обозначенное каким-либо физическим знаком, но все-таки которое я узнала мгновенно, как если бы здесь огромная стрела оросила краской ряд деревянных стволов. Вот оно. Я ловко съехала на обочину дороги, ощущая скольжение по покрытому коркой льда гравию по краям дороги. Неохотно я вылезла из автомобиля, оставляя его уютное тепло на растерзание суровым иглам ледяного дождя.

Я задрала свой воротник настолько, насколько смогла и направилась прямо по неровному полю иссохших травяных стеблей. Перед первым сломанным деревом я на секунду остановилась, затем направилась прямо между двумя буками. Это место было только моим. Здесь я могла ощущать отсутствие людей, ведьм и неведьм. Я чувствовала себя в безопасности здесь, безопаснее чем в городе.

В лесу не было ни тропинки, ни обозначенной дорожки, но я упорно продвигалась прямо вперед, безошибочно направляясь к месту, которое хранило мое заклинание и содержало мой секрет. Это была приятная десятиминутная прогулка — моя обувь скользила по влажным, разлагающимся листьям, а крохотные ветки, еще не давшие почек, хлестали по моему лицу и цеплялись за волосы.

Далее, перед небольшим участком земли, я подняла свое лицо к клочку голого темного неба. Это было здесь, это все еще было здесь, и хотя животные пересекли это место множеством различных дорожек, ни один человек не был здесь с моего последнего посещения. Остановившись, я закрыла глаза и сильно выбросила мою сенсорную сеть, не жалея времени, двигаясь медленно, чувствуя испуганное сердцебиение маленьких животных, мокрых птиц, и, дальше отсюда, тихой, настороженной случайно забредшей лани. Наконец, я совершенно удостоверилась, что по-прежнему одна, вошла на участок и опустилась на колени на промокший лесной настил.

Я не захватила с собой лопату, но в Подводной Лодке были домкрат и лом, и именно этот лом я использовала, пробивая холодную землю, совершая им вращательные движения. Это не потребовало много времени. Я ощущала слой за слоем моих дилетантских заклинаний защиты, лучшее, на что я была способна в то время. Далее, почувствовав, что я совсем близко, я использовала мои пальцы, чтобы разрыть застывшую землю. Еще два дюйма (5 см) и мои пальцы вцепились в мокрую ткань. Я стряхнула грязь с нее и вскоре извлекла блестящий сверток. Я не стала развязывать узел, который хранил содержимое платка в целости и сохранности. Мне это было не нужно. Вместо этого я ногой вернула землю обратно на свое место и чуть-чуть разбросала по его периметру листья, сосновые иголки и ветки поверх, пока оно снова ни стало выглядеть нетронутым. Схватив мой лом, держа в руках холодный, влажный сверток, я направилась назад к машине.

«Куда ты уходила?» — спросил Хантер, когда я вернулась. «Где ты была? Я до боли волновался! Больше никуда так не уходи, не сказав мне, договорись?»

«Извини». Я была всё еще заледеневшей, мои ногти были грязные и сломанные. Казалось слишком тяжело объясняться, когда моя поездка увенчалась таким успехом. Вместо этого я вошла в круглую комнату Хантера, где мистер Найэлль стоял на коленях на полу с закрытыми глазами, окруженный бумагами, книгами и свечами. Он почувствовал мой приход и открыл глаза.

Я села рядом с ним, колени моих Джинс промокли. «Вот», — сказала я, вытащив шелковистый сверток из кармана своего пальто. Мои пальцы были холодными и несгибаемыми, когда я развязывала узел, но в итоге я справилась с ним, и лоскут ткани раскрылся. Я потянулась, чтобы достать единственную вещь, которая у меня была от Карьяна: прекрасные золотые карманные часы с выгравированными инициалами его и моей мамы. Мало того — на них было наложено заклинание с образом моей мамы Мэйв. Иметь возможность увидеть ее лицо было подарком. Для меня это было реальным напоминанием о любви моих кровных родителей, которая у них однажды была — единственная вещь, которая была подарком от них обоих. Моя мама умерла — заклинание против Карьяна не может отразиться на ней. Только флюиды Карьяна пронизывали их.

Когда мистер Найэлль потянулся к ним, я удивила саму себя, одернув свою руку. Сбитая с толку, я протянула часы вперед еще раз. Он мог бы использовать их с большей пользой, чем я. Вероятно, было лучше не иметь никаких напоминаний о любви, которая закончилась так трагично — даже если результатом этой самой любви явилось мое рождение. Внезапно меня осенило, что любовные отношения моих родителей были изображением самой магии: тьмы и света. Огромная, огромная любовь и огромная, огромная ненависть. Страсть и хорошего и плохого. Мощное слияние, за которым последовало неотвратимое яростное разъединение. Роза и шипы.

«Это принадлежало Карьяну», — объяснила я, предлагая часы мистеру Найэллю. Я с усилием удержала свою руку открытой, пока он брал их.

«Когда ты их вернула себе?» — спросил Хантер, удивленный.

«В последний раз, когда Карьян был здесь», — объяснила я, чувствуя себя очень уставшей.

«И ты хранила их?» — Хантер знал так же, как и я, как опасно могло быть хранить что-либо от кого-то, кто хочет контролировать тебя.

«Да. Они принадлежали моей маме». Я понимала, что защищаюсь, ведь я держала это в секрете, даже от Хантера. «Я спрятала их за городом. Я собиралась оставить их там до тех пор, пока они ни очистятся и вся их темная энергия сгинет. На годы».

Мистер Найэлль осмотрел часы, вертя их в руках. «Я могу использовать это», — промолвил он, словно разговаривал сам с собой. «Но ты уверена? Они будут полностью уничтожены, ты знаешь».

Я кивнула, смотря на часы: «Я знаю. Всё в порядке. Мне они больше не нужны». Всё же, даже когда я говорила эти слова, что-то внутри меня знало, что я буду чувствовать их потерю. Я задрожала от неизрасходованного холода.

Когда я подняла глаза, мистер Найэлль наблюдал за мной. «Это поможет», — сказал он. «Спасибо тебе». Его глаза смотрели на меня так, словно видели меня впервые. У меня возникло впечатление, что я только что увеличила на несколько делений его уважение к себе.

«Ну что ж, хорошо, я оставлю вас», сказала я, поднимаясь. На кухне я вымыла руки, намыливая их снова и снова, держа их под теплой водой так, словно я смывала что-то большее, чем грязь. Затем я вошла в гостиную и улеглась на пол перед камином. Хантер сел рядом со мной и вскоре я достаточно согрелась, чтобы снять пальто. Пока были в состоянии, мы стремительно забрались на диван, и я положила мою голову на его плечо. Нежно Хантер усадил меня на свои колени так, что я сидела перпендикулярно его ногам. В его руках я чувствовала невероятную безопасность и тепло. Я была так счастлива быть здесь, что даже не волновалась о том, что мистер Найэлль может выйти и обнаружить нас в таком положении.

«Спасибо тебе за эту жертву» — пробормотал Хантер мне на ухо. «Почему ты не рассказала мне об этом?»

Я пожала плечами, не совсем понимая саму себя. «Я знала, что не собираюсь их использовать в течение долгого времени».

Он кивнул и поцеловал меня в ухо. «Представляю, что они должны значить для тебя».

«Не больше, чем моя жизнь, твоя жизнь, моя семья. Мои друзья», — сказала я, закрывая глаза и прижимаясь ближе к нему.

«Морган», — сказал он низким голосом. Я ощутила его пальцы на моей коже, поднимающие мое лицо, чтобы он мог поцеловать меня. Это было так хорошо, так правильно и это заставило исчезнуть всё остальное: все мои тревоги, физическое недомогание, грусть от потери моих часов. Когда Хантер вернулся из Канады, мы не проводили много времени вместе. Я была озадачена тем, что узнала насчет Хантера и канадской ведьмы, и иногда это зарождало во мне сомнения и нарушало нашу связь. Но сейчас эти ощущения растаяли, и мгновенно я почувствовала нарастающий прилив желания, что бросило меня в дрожь.

Мы крепко сцепились, целуясь, и сейчас я знала его достаточно хорошо, чтобы расслабиться в тесной близости, смешанной со страстью. Я помнила последнюю ночь, когда мы были вместе перед тем, как он уехал в Канаду. Я планировала заняться с ним любовью в первый раз: на самом деле, я даже начала пить противозачаточные таблетки, потому что не знала, как работает ведьминское управление беременностью, я подготовилась психологически, побрила ноги. И мы почти сделали это. Мы были так близки. Потом Хантер сказал, что нам следует подождать, пока он вернется из Канады, так что мы даже не попрощались после этого. Конечно, мы не знали, что он привезет своего отца с собой и что почти сразу мы окажемся под угрозой темной волны.

Я схватила Хантера за воротник рукой и притянула ближе к себе, страстно целуя в губы, ощущая, как его пальцы сжимают меня за талию. «Хантер, — подумала я — я хочу быть связанной с тобой. Мы сделаем это когда-либо? Или нам предстоит умереть прежде, чем мы получим эту возможность?"

Переводчики: FenixYS