Операция «Гильгамеш»

Пролог

Оно появилось в солнечный мартовский день в Нащекинском переулке. Точнее, туда оно переместилось чуть позднее, а возникло в самом начале Гоголевского бульвара, ближе к станции метро «Кропоткинская». Это странное туманное образование, быстро превратившееся в эллипсоид вращения, три на шесть метров, материализовалось за несколько минут до наступления полудня. Пролетев метров пятьдесят по Гоголевскому бульвару, объект повис на высоте чуть выше человеческого роста над выставкой работ уличных художников. Эллипсоид был полупрозрачен и переливался всеми цветами радуги. Постепенно в нем начали преобладать голубовато-лиловые оттенки, затем он покрылся фиолетовыми разводами, по которым зазмеились тонкие светло-зеленые разряды крошечных молний.

В полдень эллипсоид переместился к Нащекинскому переулку. Это перемещение сопровождалось автомобильными пробками и скоплениями москвичей. В двенадцать десять эллипсоид повис напротив ресторана «Золотая рыбка». Посетители и работники ресторана, а также жильцы близлежащих домов, высыпали на проезжую часть, и наблюдали за превращением эллипсоида в быстро растущий полупрозрачный параллелепипед. Вскоре это образование протянулось почти до площади перед Храмом Христа Спасителя. В высоту параллелепипед достиг примерно двадцатиметровой отметки, и над ним возвышались лишь верхние этажи некоторых домов. Рост параллелепипеда происходил столь стремительно, что многие в панике бросились наутёк, но всё-же оказались внутри загадочного объекта.

Никто не успел ничего осознать. В первые мгновения казалось, что граждане, внутри параллелепипеда, просто замерли от ужаса. Прошла минута, затем еще одна, но люди внутри странного объекта не двигались. Они застыли в самых неожиданных, порой довольно нелепых, позах.

Что тут началось в толпе, окружившей непонятный феномен! Сначала от «замороженного мира» побежали прочь женщины и дети. Мужчины некоторое время демонстрировали свою мужественность, однако через считанные мгновения тоже рванули прочь. Полчаса спустя непонятное явление было окружено милицией, представителями ФСБ, командами МЧС и пожарными расчетами. Почти одновременно с ними прибыли телевизионщики.

Между тем, стенки параллелепипеда начали терять прозрачность и к часу дня стали совершенно зеркальными. Причем жители этажей, возвышающихся над параллелепипедом, заявляли, что верхняя грань гигантского образования также зеркальна. Позднее это подтвердили и пилоты вертолетов. К пятнадцати часам в Нащекинский переулок был доставлен саперный робот, с помощью которого спецы удостоверились, что даже алмазный бур не оставляет на зеркальной поверхности никакого следа. В шесть вечера грани загадочного образования вновь стали прозрачными и все, происходившее в полдень, повторилось в точности, но в обратном порядке. В ускоренном темпе. Параллелепипед, став на мгновение прозрачным, резко уменьшился, превратился в эллипсоид, вернулся на Гоголевский бульвар и исчез, на глазах изумленной публики.

Люди, побывавшие внутри объекта, продолжили свое движение, словно ничего и не произошло. Как выяснилось позднее, эти граждане не помнили ничего о том, что с ними происходило в течение шести часов, пока они были изолированы от окружающего мира.

«Изолянты», так их стали называть для краткости, длительное время находились под постоянным наблюдением врачей, психологов и других ученых разной специализации. Позднее к их обследованию привлекли даже уфологов и экстрасенсов, однако никаких нарушений в здоровье и психике изолянтов обнаружено не было.

Так, во всяком случае, гласила официальная версия…

АНДРЕЙ ЯНИН

«Янин Андрей Михайлович, сотрудник охранно-сыскной фирмы «Феникс». Воевал в горячих точках. Имеет семь ранений. Активно занимался мотоспортом и подводным плаванием. Инициативен, подчас упрям. Физически развит. Владеет приемами рукопашного боя по системам: самбо, саваж (сават) и ГРУ СМЕРШ…»

Из служебной характеристики.

Едва он вышел в Нащекинский переулок, как произошло событие, над которым ученые позднее ломали головы не один год. Он четко помнил, как выходил из помещения одной из думских фракций. Помещение это располагалось рядом с рестораном «Золотая рыбка». Оконца под потолком комнаты, в которой он пребывал, выходили во двор, поэтому он не видел того, что происходило в Нащекинском переулке.

Рост параллелепипеда начался за минуту до выхода Андрея из подъезда. Он не успел даже удивиться необычайному скоплению народа в обычно малолюдном Нащекинском переулке, когда картина вокруг резко изменилась. Солнечный полдень мгновенно сменился вечерними сумерками, и к Андрею ринулись, неведомо откуда появившиеся граждане, многие из которых явно были его коллегами.

Больше всего Андрея поразила гигантская фигура Ленина, возвышавшаяся над домами в той стороне, где должны были золотиться купола Храма Христа Спасителя. Но в те мгновения он решил, что это у него галлюцинация после шока.

Затем Андрея и других изолянтов, пробывших около шести часов в загадочном параллелепипеде, взяли под контроль. Но обо всем этом он узнал значительно позднее. Надо отдать должное Конторе: к Андрею отношение было особое. Соответствующие люди были рады знать, что в числе изолянтов был свой, то есть проверенный в непростых делах человек.

Перед «освобождением» Андрею несколько дней кололи какую-то дрянь, после которой он каждый раз долго спал. Иногда он, вроде бы, слышал голоса окружавших его медиков, но большую часть времени его мучили то ли галлюцинации, то ли кошмарные сны…

… Очнулся он быстро. Во всяком случае, так ему показалось.

Над ним склонился всей своей тушей Сергей Мишкин. Позади него стоял психолог, замучивший Андрея на протяжении последних нескольких недель ежедневными обследованиями и тестами.

— Все, Андрюха, забираем тебя! — радостно сообщил Серега. — Шеф всё согласовал. На всех уровнях…

— А что произошло?! — Андрей тяжело вздохнул и растерянно взглянул на медиков, возвышавшихся за Мишкиным.

— Все очень не просто… — Сергей помог ему встать. — Подробности — по дороге…

Пока ехали в «Феникс», Сергей показал на планшете кадры, снятые очевидцами на Гоголевском бульваре и в Нащекинском переулке.

— И какие предположения? — спросил Андрей.

— Гипотез много, но общепринятой пока нет, — Сергей тормознул возле входа в «Феникс». — Некоторые считают сие действо контактом со Сверхразумом, другие — следствием экспериментов со временем, проводимых нашими потомками… Впрочем имеются и товарищи, которые, как водится, объясняют всё естественными природными процессами…

Андрей и Сергей вошли в предбанник «Феникса», где перед мониторами наружного наблюдения сидел Саша Бугров, молодой парень богатырского сложения.

— Все уже собрались! — бодро доложил Саша. — Ждут — не дождутся!..

… В кабинете Широкова присутствовали юрист «Феникса» Аркадий Петрович Завеса, заместитель Широкова Марат Рябов и несколько представителей Конторы.

— С прибытием! — Широков по отечески обнял Андрея, — Уж и не чаял!..

Обнимаясь, изолянт почувствовал легкий запах коньяка, исходивший от шефа.

— Обижаете… — сказал самый солидный представитель Конторы. — Мы же обещали! Но проверить-то надо было. Теперь вы уж не подкачайте.

— Я думаю, теперь можно спокойно расспросить «героя дня», — Широков усадил Андрея в кресло, поближе к себе.

— По дороге я ввёл его в курс дела, — доложил Сергей. — И показал кое-что…

— Вот такая вот петрушка… — Широков уселся в своё массивное кресло. — Сто тридцать два человека! Как мыши в мышеловке! И никто не знает, что они там с вами проделывали…

— Кто они? — В Андрее на мгновение пробудилась надежда, что сейчас Павел Иванович, или кто-то из представителей Конторы выдадут информацию, о которой пока не ведал даже Серега.

— Хотел бы я знать… — Широков нахмурился. — Короче, есть мнение снабдить тебя микрокамерами, жучками и прочими хайтековскими штучками. Чтобы фиксировать всё, что с тобой будет происходить…

— Заодно будем снимать физиологические показатели твоего организма, — добавил Марат. — По телеметрии.

— Как у космонавта? — поинтересовался «герой дня».

— Это для твоей же безопасности, — Широков вздохнул. — Ты теперь в определённых кругах знаменитость, Гагарин ты наш…

— Вся аппаратура весит меньше ста грамм, — продолжил Марат. — Последние разработки! Даже китайские нанотехнологии задействованы!..

— Китайские?.. — Андрей пожал плечами и растерянно взглянул на Широкова.

— Значит согласен, — констатировал Павел Иванович и, достав свою знаменитую расческу, причесал «остатки роскоши». — Ну, тогда не стоит откладывать…

В первые же дни после возвращения Андрея в «Феникс», он начал замечать некоторые несообразности, окружавшие его. Прежде всего, его удивила дата празднования дня космонавтики. Он подумал, что ослышался, когда двадцать второго апреля диктор Первого канала поздравил граждан с юбилеем полета Гагарина. Получалось, что первый полет человека в космос был совершен двадцать второго апреля 1960 года!

То есть в день девяностолетия со дня рождения Ленина!

И вторая мировая война, оказывается, закончилась в сорок четвёртом, после бомбардировки американцами Хиросимы.

Марат и спецы из Конторы, наблюдавшие по телеметрии за состоянием Андрея, долго не могли успокоиться, пытаясь выяснить причины ускоренного сердцебиения и скачки давления, имевшие место в организме изолянта. Ведь никаких видимых причин для этого не было.

Андрей постарался объяснить свое состояние воспоминаниями сугубо личного характера. И, в какой-то мере, это соответствовало истине.

В этот же вечер выяснилось, что Андрей участвовал в сражении под Кабулом и, что Брежнев умер в 1989 году.

Но он прекрасно помнил, что Леонид Ильич отдал Богу душу в тысяча девятьсот восемьдесят втором.

Было над чем призадуматься.

Когда Андрей начал расследование несоответствий, выяснилось, что советская экспедиция в составе трёх человек основала на Луне, в Море Спокойствия, поселение. Пребывание на Луне космонавтов происходило в дни празднования десятилетия полета Гагарина и столетия со дня рождения Ленина. Малейшая оплошность в программе, руководимой академиком Сергеем Павловичем Королёвым, могла привести к катастрофе, поэтому, несмотря на успешное выполнение задания, новых советских экспедиций на Луну не последовало.

Просмотрев периодику, Андрей окончательно утвердился в мысли о том, что он находится в альтернативном мире, если пользоваться терминологией фантастов и некоторых учёных.

Информация — информацией, но когда Андрей увидел на месте Храма Христа Спасителя полукилометровую громаду Дворца Советов, увенчанную колоссальной скульптурой Ленина, он окончательно смирился с тем, что попал в альтернативный мир. Значит эта скульптура ему не померещилась в первые мгновения после выхода из Нащекинского Феномена.

Целую неделю Андрей «лазил по сети», и уяснил, что развилка во времени приходится примерно на начало тридцатых годов. С этого времени научно-технический прогресс здесь шёл быстрее. Особенно в Советском Союзе.

И напал Гитлер на СССР не в 1941 году, а в 1943-м. К этому времени Страна Советов успела неплохо подготовиться к войне, которая длилась в этом мире меньше года.

Более всего Андрея поразили успехи здешней биологии и медицины. В особенности, — генетики и микрохирургии. И лидировали в этих областях российские ученые…

К концу месяца Андрей раскололся. Он не мог больше переваривать в одиночестве информационный поток, обрушившийся на него. Потому и решил откровенно поговорить с Широковым.

Сделать это было непросто. Андрей прибег к помощи записки, которую написал в туалете, при выключенном свете, чтобы видеокамера, заключенная в медальон, висящий на груди, не зафиксировала её. Записку он, естественно, не перечитывал, надеясь, что шеф разберет его каракули.

«Нужно поговорить! — написал он. — На пленэре!!! Отключив навешанные на меня цацки!..»

— Бром надо пить, чтобы бабы не снились, — прочитав записку, посоветовал Широков и сунул записку в карман. — А еще лучше — женись. Глянь, сколько гарных дивчин вокруг!..

Короче, шеф мгновенно во все врубился и сыграл так, что и Станиславский с восторгом сказал бы: «верю!».

Следствием этой записки явилось приглашение Андрея, Сергея и Марата на дачу Широкова.

На барбекю. Так здесь почему-то нередко называли шашлык…

Домик, который Широков каждое лето снимал под Звенигородом, мало походил на дачу. Развалюха, со старинной русской печью, и «удобствами во дворе», принадлежала другу Широкова, с которым он воевал в Афгане. Главным достоинством этой «дачи» было то, что от неё до реки было рукой подать. И речка та была настоящим раем для рыболовов.

Как водится, для начала выпили и перекусили, ибо процесс приготовления шашлыка предстоял длительный. Потом Марат нарезал лук, Сергей делил на крупные куски баранину, а Широков засыпал мясо луком и заливал сухим белым вином. Дров, солений и пряностей здесь было запасено, как выражался Марат, «на целую ядерную зиму».

Пока Серега и Марат «колдовали» у мангала, Широков доставал из «закромов» бутылки с «фирменными» настойками и наливками. Пиршество, судя по солидности подготовки, предстояло знатное.

Погода в здешнем мае выдалась теплая, поэтому желание Андрея искупаться выглядело совершенно естественным. Тем более что мясо должно было хотя бы пару часов впитывать в себя лук и вино.

И пришлось Марату снять с Андрея электронные побрякушки, не рассчитанные на длительное пребывание в воде.

Широков к этому времени уже расставил на столе бутылки и закуску. Выпив сливовки и закусив её ядреными солёными огурчиками, Андрей с Широковым пошли к реке.

Возле самой воды Павел Иванович достал из кармана брюк странную овальную штуковину и поводил ею вокруг раздевшегося Андрея.

— Что, шедевры нанотехнологии могут быть спрятаны даже в микробах? — поинтересовался Андрей.

— Нынче всякое встречается, — пробурчал Широков.

— Да, уж, такое и Левше не снилось!.. — согласился Андрей.

— Меня что беспокоит… Вдруг о каких-то таких новейших гаджетах и Маратушка наш не ведает… — Широков внимательно изучил показания «искателя наношпионов» и неуверенно сообщил: — Вроде бы чисто… Так что, валяй, только — коротко, по существу.

На всякий случай, они отошли подальше от сброшенной одежды и сели на полусгнивших деревянных мостках.

То ли сливовка на Андрея подействовала, то ли Широков одному ему ведомыми способами помог перейти к задушевной открытости, но менее чем за полчаса он рассказал шефу, практически обо всём.

— Мы об этом узнали ещё во время проверки твоей памяти. — успокоил Андрея Павел Иванович. — Ты тогда рассказал много интересного о себе, и о том, твоём мире. На первых порах, думали, свихнулся, но, когда о вашем мире начали рассказывать и другие изолянты!.. Потому-то я и знал, что в твоем мире ты был женат…

— Не понял… — прервал шефа Андрей. — Был женат?!

— Это только в нашем мире ты, батенька, холостой майор. А там, судя по твоим же рассказам…

— По моим рассказам?!

— Ну, посуди сам: как нам надо было реагировать на твое требование немедленно привести к тебе жену?

— Почему я ничего не помню?!

— Наши спецы заблокировали кое-какие разделы твоей памяти, чтобы зря не мучился. Они посчитали, что так тебе будет легче адаптироваться в нашем мире. Если не будешь помнить о жене и так далее. И не смотри на меня так, я же не виноват во всём этом!

— А память?.. — Андрею было тяжело говорить, но он непременно должен был спросить. — Можно будет вернуть хотя бы часть памяти?

— Ты уверен, что тебе это надо? Для тебя всё это, считай, умерло! Где гарантия, что Феномен повторится? А если даже повторится, что крайне маловероятно, будешь ли ты в нужное время находиться в нужном месте?

Андрей молчал. Что он мог сказать? Какие еще неожиданности ждут его в этом мире, столь похожем на его мир, и так от него отличающемся…

— Пойдем, майор Янин, — сказал Широков. — Мишкин, наверное, уже все барбекю сожрал…

— Майор Янин… — пробормотал Андрей.

— Так что ты соответствуй… Внимательно ознакомься со своей новой биографией. Особенно про своих женщин запомни…

— У меня здесь гарем? — спросил Андрей.

— Размечтался… — Широков улыбнулся, но тут же посерьезнел. — Про битву при Кабуле, допустим, тебе расскажу лично я. Здесь, то есть в этой твоей жизни, мы с тобой общаемся аж с Афгана! То есть с тысяча девятьсот девяносто первого года. И про Тирасполь тебе расскажу… Ведь ты не помнишь, как в девяносто пятом генерала Лебедя собой прикрыл…

— Лебедя?! — невольно переспросил Андрей.

— Вот видишь! А всё потому, что в той жизни ни в каком Тирасполе ты, похоже, и не был. Там у вас развал Советского Союза раньше произошёл. А у нас и позже, и не столь радикально. У нас, к примеру, с Украиной, Беларусью и Казахстаном — единое государство. Да и другие республики вот-вот присоединятся. У вас Горби когда к власти пришел?

— В восемьдесят пятом…

— А у нас — в девяносто третьем, после смерти Андропова.

— Когда же у вас Советский Союз распался?!

— В двухтысячном… — Широков с иронией взглянул на Андрея. — А ведь ты у нас предсказателем мог бы быть, коль многие события у вас раньше происходили. Пророчествовал бы, понимаешь… — Широков довольно удачно спародировал голос Ельцина.

— Какой, к черту, пророк, если я лишь вчера узнал, что здесь наши через год на Марс полетят!.. Или, к примеру, что Королёв и Гагарин живы. А Путин здесь давно в президентах?

— И года ещё не прошло, — Широков резко поднялся. — Ладно, пошли! Ребята, наверное, заждались…

Через пару недель прослушка была отключена. На этом настоял Широков. Теперь Андрей мог спокойно изучать окружающий мир и более оперативно обмениваться с шефом информацией, которая его вовсе не радовала.

Обстановка в этом мире, как он понял, в целом, напоминала обстановку, царившую в конце эпохи Ельцина: недавний дефолт, инфляция, разгул криминала, коррупция… Плюс рейдерские захваты, борьба криминальных группировок за территории. Существенным плюсом в этом мире было то, что Крым, Одесса, Херсон, Минск и прочие города Украины и Белоруссии посещались россиянами также часто как Питер, Тверь, или Калуга.

Андрею, приходилось соответствовать себе здешнему…

Часть первая.

Дело Аллы Кононенко

1. Опознание.

2005 год. Август

Андрей проснулся от телефонного звонка. Сквозь тюлевые шторы пробивался свет полной луны. За окном завывал ветер, и ставни содрогались от его резких порывов.

Чертыхаясь, Андрей включил настольную лампу и взглянул на будильник, показывавший без малого три часа, и поднял трубку.

— Янин у телефона, — проворчал он сонным голосом.

— Нашли, — коротко сообщил Сергей Мишкин. — Там, где этот чёртов колдун и предсказал…

— Точно она?

— Похоже. Подъезжай, без тебя не разобраться…

— Матери сообщили?

— Шеф не велел. Через час он ждёт нас в Фирме.

— Еду… — Андрей положил трубку и, тяжело поднявшись с кровати, начал торопливо одеваться…

Сергей поджидал Андрея на обочине дороги.

— Оперов вызвал? — поздоровавшись, спросил Андрей.

— Убедиться надо. — Сергей пожал плечами. — Да и Пал Ваныч велел не торопиться…

— А Рябов?

— Сейчас будет. Матюкался, естественно, но с минуты на минуту примчит.

— Здесь подождем?

— А где же?.. Я там Санька, на всякий случай, оставил…

В это время рядом с машинами Андрея и Сергея остановился джип, из которого вылез Марат Рябов, злой, как тысяча голодных псов.

— Далеко отсюда? — спросил он, пожав руки Андрею и Сергею.

— Минут пять, — ответил Сергей.

— На машине — никак?

— Если бы… — Сергей с сожалением развел руками…

Янин, Мишкин и Рябов вышли на поляну, где их поджидал Саша Бугров, самый молодой сотрудник «Феникса». Он сидел рядом с накрытыми брезентом телами, на краю ямы, из которой эти тела были извлечены.

— Никогда не поверил бы, — проворчал Рябов, опускаясь на корточки рядом с трупами. — Надо будет потеребить Аркашу. С такими экстрасенсами мы все хвосты подтянули бы…

— И не надейся, Аркадий даже имени его не называет… — Андрей начал было откидывать брезент.

— Погоди… — остановил его Сергей. — Зрелище не для слабонервных… Семь трупов… У нее головы нет, да и внутренности все… выпотрошены.

— Уфф, — Андрей резко встал. — Откуда уверенность, что это она?

— Родинка на правом плече, — сказал Сергей.

— А главное — ноги, — поддержал Сергея Саша Бугров. — Я их среди тысяч выделил бы…

— Но ты-то ее знал лучше, — Сергей грустно усмехнулся. — Потому я тебя и поднял… Её тело вот с этой стороны…

— Ладно, ребята, — сказал Рябов. — Валите отсюда! Теперь моя работа… Вы только посветите… — он откинул край брезента, с той стороны, которую указал Сергей.

Под брезентом лежало развороченное женское тело. Без головы…

Саша и Сергей навели на тело фонари.

— Ну? — Сергей выжидающе смотрел на Андрея.

Андрей заставил себя внимательнее рассмотреть тело.

— Да, — едва слышно сказал он. — Это она…

2. 2004 год. Октябрь

(за десять месяцев до того)

На Ярославском вокзале все было как всегда. В этот пасмурный день вечно торопящиеся пассажиры раскупали газеты, журналы и сборники кроссвордов с анекдотами. Реже покупали книги, да и то преимущественно прикладного характера, то есть о том, как мариновать огурцы с помидорами, или какие произносить тосты в разных застольных ситуациях. Впрочем, покет-буки с детективами тоже шли неплохо, поскольку помогали пассажирам коротать дорогу. Однако немалая часть населения, как водится, закупала в дорогу пиво, или что-нибудь еще покрепче.

Алла Кононенко, большеглазая брюнетка лет двадцати пяти, зашла в один из оптовых магазинчиков, торгующих книгами, и купила десяток дешевых детективов. На все оставшиеся деньги. Алла надеялась распродать их по дороге во Фрязино, куда, как всегда по воскресеньям, возвращалась от матери. Одета Алла была неброско: черная юбка ниже колен, серая «водолазка» и коричневая куртка. Её густые темно-каштановые волосы были стянуты в тугой узел. Но больше всего любую женщину поразило бы полное отсутствие косметики на лице Аллы. По её облику опытный психолог определил бы, что цель данной женщины — ни в коем случае не привлекать внимания мужчин.

Сидячие места в вагонах были уже заняты. Впрочем, Алла в них и не нуждалась: ей предстояло пройти по всем вагонам и продать книги чуть дороже их оптовой цены. И она надеялась, что сделать это ей удастся с первого же захода.

Продажа книг была теперь основной ее работой. На протяжении уже нескольких лет, она формально числилась сотрудником некогда секретного предприятия, работавшего на оборону. Благодаря этому за ней сохранялось место в общежитии. За мизерной зарплатой она приезжала раз в месяц, но почти все полученные деньги уходили на оплату общежития. Таким образом учреждение, большая часть сотрудников которого приходили на работу не чаще одного-двух раз в неделю, выживало в трудные для российской оборонки годы. Кто-то не увольнялся, надеясь дотянуть до пенсии, а кто-то еще верил, что правительство, наконец, опомнится и жизнь в институте забурлит с новой силой.

Чем только Алла не занималась, продолжая числиться сотрудником оборонного учреждения: работала секретаршей в охранной фирме, потом пыталась заняться продажей «Гербалайфа»… Позднее, когда прогорела на заморском товаре для толстяков, торговала в пригородных поездах книгами, которыми можно было затовариваться на ставшем уже родным Ярославском вокзале.

Алла шла из вагона в вагон, но сумка не легчала. Пройдя весь поезд она продала всего одну книгу. Сегодня был явно не её день.

Отдохнув в первом вагоне, в котором нашлось свободное место, она прошла весь поезд в обратном направлении. И продала еще две книги. Можно было, конечно, выйти на любой станции и, дождавшись следующего поезда, вновь попытать счастья. Но Алла, решив, что на ужин она себе все-таки заработала, поехала в родное общежитие.

До Фрязино оставалось две остановки, когда бывший инженер по электронно-вычислительной технике решила попытать счастья в последний раз. Тем более, что из первого вагона можно было быстрее добраться до родной общаги. И ей действительно повезло: она продала еще пару книг, выполнив, таким образом, половину своего плана.

Когда до конечной оставалось минут пять, Алла пристроилась на свободной скамейке первого вагона. Рядом лежала какая-то газета и Алла от нечего делать начала читать объявления. Она проделывала это каждый день, все еще надеясь найти приличную работу. Увы, обычно в объявлениях давались только номера телефонов. А звонить Алле было неоткуда: о мобильном телефоне она могла только мечтать, а малочисленные телефоны-автоматы имели привычку глотать монеты, не соединяя с абонентом. Звонить же от коменданта общежития, который и не подозревал о ее бедственном положении, Алле было стыдно. Да и объявления чаще всего были либо про сетевой маркетинг, в котором Алла так и не научилась работать, либо с намеками на сексуальные услуги.

В этот раз одно из объявлений Аллу заинтересовало. Хотя бы потому, что в нем был дан не только телефон, но и адрес.

В объявлении сообщалось, что частная медицинская фирма приглашает женщин к сотрудничеству. Причем, гарантировалось хорошее вознаграждение. Самое же главное, что особенно заинтересовало Аллу, фирма обещала бесплатные консультации сексолога и гинеколога, при сохранении полной анонимности обследования…

Отбор проводился в центре Москвы, недалеко от здания Дворца Советов.

Выйдя на Кропоткинской, Алла некоторое время смотрела на колоссальную фигуру Ленина, венчавшую «Московский Колосс», как многие называли полукилометровое сооружение, стоявшее на месте Храма Христа Спасителя. Как обычно перед Дворцом толпились старушки с транспарантами, требующие сноса Дворца с «Коммунистическим Идолом» на вершине и воссоздания на его месте Храма. Несколько милиционеров пытались остепенить неугомонных старушек, которых, как обычно, снимали фотокамерами иностранные туристы. На память о Москве.

В проходной обнищавшего научно-исследовательского института на вопрос Аллы, где находится искомая комната, небритый вахтер оглядел девушку с ног до головы и буркнул:

— Третий этаж, налево…

Алла долго ходила по пустынным коридорам бывшего научно-исследовательского института, внимательно глядя на номера комнат пока, наконец, не остановилась возле нужной двери. Поправив прическу она вошла в комнату, которая казалась крайне неухоженной. Чувствовалось, что фирма, арендовавшая помещение, переехала сюда недавно и, скорее всего, на краткий срок.

Строгого вида дама, за столом, стоящим напротив входа, непрерывно отвечала на телефонные звонки. За соседним столом сидела молодая женщина, видимо, секретарь. Она заносила в компьютер какие-то данные, считывая их с небольших листов бумаги. Обе работали, не переставая, из чего Алла сделала вывод, что желающих воспользоваться загадочным предложением немало.

За столом для посетителей сидели три женщины, среднего возраста, и молоденькая девушка, скорее всего, — старшеклассница. Анкету она уже заполнила, и перечитывала ее, боязливо поглядывая на строгую даму.

Секретарша молча протянула Алле стандартный бланк, а когда все анкеты были заполнены, отнесла исписанные листки в соседнюю комнату. Через минуту она вернулась и, взглянув на листок бумаги, объявила:

— На собеседование приглашаются Елена Авдеева и Алла Кононенко. Остальные свободны!..

— А как же я?! — чуть не плача спросила старшеклассница. — Мне через полтора месяца будет восемнадцать!

— Остальные свободны! — подчеркнуто официальным тоном повторила секретарша.

После того, как «отбракованные кандидатки», громко возмущаясь, покинули помещение, секретарша подняла трубку зазвонившего телефона и с интересом взглянув на Аллу, спросила:

— Вы Кононенко?

От охватившего ее волнения Алла даже не смогла ответить, только кивнула.

— Проходите, — секретарша открыла перед Аллой дверь в соседнюю комнату. Причём Алле показалось, что смотрит на неё секретарша сочувственно…

— Садитесь… — женщина, в следующей комнате, была похожа на обыкновенного участкового врача, замученного текучкой. На вид ей было лет сорок пять.

Алла покорно села на краешек стула, стоящего недалеко от входной двери.

— Прежде, чем мы перейдем к обследованию, я вынуждена буду задать вам несколько вопросов, — строго сказала женщина. — Отвечать прошу честно. Если скажете неправду, мы это все равно выясним в ходе обследования и вынуждены будем проститься с вами. Вы согласны откровенно отвечать на мои вопросы?

— Да, согласна…

— В каком возрасте у вас была первая интимная близость с мужчиной?

— В восемнадцать лет.

— Постарайтесь хорошенько вспомнить, в наше время девушки, обычно, вступают в половую связь раньше…

— Мне незачем вспоминать, в восемнадцать лет у меня был первый и последний половой акт с мужчиной. Этот подлец меня изнасиловал…

— Понятно… — женщина взглянула на экран стоящего перед ней монитора. — А с женщинами?

— Что, с женщинами? — не поняла Алла.

— У вас не было интимной близости с женщинами?

— За кого вы меня принимаете?! — возмутилась Алла.

— Извините, но сейчас встречается и не такое… — женщина внимательно посмотрела на Аллу. — Ладно, поверим на слово. Абортов не делали?

— Нет, слава Богу…

— Хотите иметь детей?

— Раньше мне некогда было задумываться над этим. Все некогда было. У меня очень строгая мама… Она все время хотела доказать отцу, что и без него сможет поставить меня на ноги и дать хорошее образование…

— Сколько вам было, когда они развелись?

— Тринадцать. Я тогда в шестом классе училась…

— Без отца стало хуже?

— В каком смысле?

— Ну, когда он умер…

— А он умер?!

— Простите, мы думали вы знаете, — женщина вновь взглянула на экран компьютера. — Прежде, чем остановиться на вашей кандидатуре, я навела справки. Ваш отец, Виктор Николаевич Кононенко… умер год назад от цирроза печени. Спился, попросту говоря.

— Я не знала…

— Так вы хотели бы иметь детей?

— Да, конечно. Но мама мечтала, чтобы я обязательно поступила в престижный вуз. Мне было трудно учиться: видимо, мое призвание в чем-то другом. А лучшие годы ушли. Короче, все пять лет, что я училась, было не до размышлений о семье. Да и работа оказалась не из легких…

— Понимаю, — женщина смотрела на Аллу с сочувствием. — Я тоже лучшие годы жизни отдала учебе, а результат? Какие-то крашеные шлюхи, живут счастливо только потому, что умеют дурачить мужиков и с пользой раздвигать ноги. Впрочем, не будем о грустном. Вы мне нравитесь, и мой вам совет: не упускайте шанс. Вы можете заработать хорошие деньги. Поверьте, у нас много желающих, и вас я выбираю потому, что хочу помочь вам…

— Что я должна делать?

— Сначала ответьте, почему вы пришли сюда?

— В объявлении, было написано, что можно пройти бесплатное обследование и консультацию. Понимаете, я с того раза… боюсь мужчин. Я хотела бы влюбиться… Как все… И выйти замуж… Но у меня теперь к мужчинам только отвращение…

— Понятно. После того случая у вас выработался комплекс. Кстати, у многих с годами это проходит. Просто вам еще не встретился чуткий и добрый человек.

— А такие еще водятся?

— Редко, но встречаются, — женщина понимающе улыбнулась. — Впрочем, не будем отклоняться. Вы нам действительно подходите. Вы знаете, что-нибудь об ЭКО, то есть Экстракорпоральном оплодотворении?

— Ну… не больше чем все. Это, наверно, дорого?

— Денег, которые вы у нас заработаете, вполне хватит…

— Вы серьезно?!

— Совершенно. Мы как раз подобными проблемами и занимаемся…

— Искусственным оплодотворением?!

— И им тоже.

— Но за что — такая благодать, такой подарок?!

— Хотите сказать, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке?

— А разве не так?

— В нашем случае происходит как бы взаимопомощь. Бартер, если хотите. Вы поможете хорошим людям, а они помогут вам. Но все должно быть конфиденциально: увы, проблемы, связанные с суррогатным материнством весьма щекотливы…

— Суррогатное материнство?

— Неужели не слышали о нём?

— Ну, это, когда богатые дамы, чтобы не мучиться с беременностью, платят малосостоятельным женщинам, за то, чтобы те вынашивали и рожали за них детей?

— В принципе, верно. Только часто это происходит не из-за капризов этих дам. Многие женщины не могут родить ребенка по состоянию здоровья. Короче, у вас есть шанс стать матерью. Для этого вы должны помочь обрести счастье материнства и отцовства незнакомым людям. И у вас еще останутся деньги на достаточно безбедное существование.

— Значит, я должна буду родить для кого-то ребенка, а потом вы сделаете мне искусственное оплодотворение и я смогу родить ребенка для себя? Я правильно понимаю?

— Да, вы поняли все правильно. Но ответ вы должны дать сейчас. И предупреждаю: сразу после родов, ребенка у вас заберут. И вы больше никогда его не увидите. Таковы наши условия.

— Можно хотя бы с мамой посоветоваться?

— Ответ вы должны дать прямо сейчас. И решение должны принять сами. Возраст у вас достаточный. Мама вообще ничего не должна знать…

Алла молчала. Она пребывала в смятении. Но особого выбора не было: она прекрасно понимала, что второго такого шанса у нее не будет.

— Хорошо, — едва слышно сказала она. — Я согласна…

3. Странная работа

2004 год. Декабрь

Алла считала, что ей не везло. Как в личной жизни, так и в карьере. Не обидно было бы, если б она, допустим, была глупой уродиной. Но природа не обделила её ни умом, ни внешностью. Казалось бы, любой мужик был бы счастлив связать свою жизнь с красивой большеглазой брюнеткой. Однако постоянных ухажеров у Аллы не наблюдалось. И тому были свои объяснения.

Больше всего на свете Алла любила танцевать. Но она была слегка склонна к полноте, поэтому — ни о каком хореографическом училище, не могло быть и речи. Да и мать ее, Алевтина Ивановна, считала танцы занятием несерьезным. При этом и Аллу и Алевтину Ивановну, тянуло ко всему, что хоть как-то было связано с искусством. Может быть поэтому, когда в десятом классе за Аллой начал «ухаживать» курсант военно-музыкального училища, Алевтина Ивановна была просто на седьмом небе от счастья.

Валера, так звали ухажера, был парень видный и по военному подтянутый. Да к тому же, еще и музыкант. О лучшем зяте Алевтина Ивановна и мечтать не могла. А как красиво он ухаживал за дочерью! Никогда не приходил с пустыми руками, всегда с цветами, тортиками, или с дорогими конфетами. А то, что ухажер этот не нравился дочери, Алевтину Ивановну не очень-то и беспокоило. Молоденькая Аллочка еще была и глупенькая, потому и не понимала своего счастья…

Возможно, если бы Алла была хоть чуток некрасивей, ей и повезло бы в любви. Полюбил бы ее какой-нибудь скромный парень и они бы поженились и жили бы размеренной жизнью, к которой она так привыкла с детства. Но в том-то и дело, что тихие и скромные не решались даже подойти к такой красивой девушке. Робели. А вот наглые приставали так часто, что Алла не знала куда от них деться.

Алла и сама толком не могла разобраться, почему ей с Валерой было неуютно. А он, увы, не понимал, что трудно обмануть женскую интуицию и заставить полюбить себя такую серьёзную девушку, если сам не любишь. Прежде всего Валере было приятно, что ему завидуют. И друзья и недруги. Но встречался он с Аллой, конечно, не только поэтому. Алла ему очень даже нравилась. А вот любовь… Он не знал, что это такое. Будучи единственным, да к тому же еще и поздним ребенком в семье, он привык к тому, что его постоянно баловали и исполняли любые капризы. Может быть поэтому, так уж получилось, он любил только себя.

Как любой уверенный в себе красавчик, Валера недоумевал, почему Алла не понимает его намеков? И перед приятелями было неудобно: его «роман» с Аллой длился уже полгода, а он все еще не добился полной близости с ней. Возможно, прояви Валера больше терпения и такта, и все у него с Аллой получилось бы. Может быть она, со временем, даже полюбила бы его. Ну, в конце концов, даже если бы и не поженились, то хотя бы сексом насладились, как миллионы пар до них и после них.

Но терпения у Валеры не хватило, и в один, не столь уж прекрасный, день он Аллу просто изнасиловал.

Алла никому не рассказала об ЭТОМ. Даже маме. Ей было стыдно и гадко. С тех пор она стала еще более замкнутой и относилась к мужчинам как к похотливым самцам, у которых на уме лишь одно…

Поскольку Алла росла девочкой серьезной и дисциплинированной, окончила школу она с золотой медалью. Это помогло ей поступить в МИЭТ — Московский Институт Электронной Техники. С начала шестидесятых этот вуз считался одним из самых престижных в стране. Уже тогда многие понимали, что будущее — за высокими технологиями.

Усидчивость и ум помогли Алле одолеть все институтские дисциплины, хотя, задолго до защиты диплома, она поняла, что избранная специальность совершенно не привлекает ее.

Потом она попала по распределению в «почтовый ящик». Обязанности свои выполняла добросовестно, но без энтузиазма. А когда инженерной зарплаты не стало хватать даже на еду, Алла устроилась по совместительству, в фирму, занимавшуюся недвижимостью.

Вскоре хозяева фирмы, поднажившись на не совсем честных операциях с недвижимостью, как водится, прикрыли свою «лавочку». Именно тогда Аллу взял в свою охранную фирму односельчанин ее матери, работавший некогда в «органах». Он достиг высокого положения в Конторе, но во время очередной реорганизации, оказался за бортом. Так он вынужден был возглавить небольшую охранную фирму, обеспечивавшую безопасность коммерческого предприятия.

В этой фирме Алла проработала меньше года, поскольку после смены руководства секретаршу, не желавшую заниматься сексом с новым шефом, уволили.

И золотая медалистка, закончившая некогда престижный вуз, вынуждена была заняться продажей книг в пригородных поездах…

После неудавшегося романа с Валерой отношения между Аллой и Алевтиной Ивановной изменились. Алла замкнулась и все реже приезжала к матери. А поскольку телефона у Алевтины Ивановны тогда еще не было, она подчас месяцами не знала, как и чем живет ее единственная дочь.

Постепенно такие взаимоотношения стали нормой…

В начале искусственной беременности Алла получила десять тысяч долларов и могла ни в чем себе не отказывать. Единственное, что ее настораживало — атмосфера секретности, окружившая ее с первого дня…

… Микроавтобус мчался по загородному шоссе. В его салоне сидели десять женщин. Возраста они были самого детородного: от двадцати до тридцати лет. Были среди них и городские барышни, и крупные, «кровь с молоком» разбитные деревенские девахи.

На переднем сиденье, лицом к будущим мамашам, восседал мужчина в белом халате.

Все шторы в автобусе были плотно завешаны, кабину водителя отгораживало от пассажирского салона матовое стекло.

Алла попыталась приоткрыть штору, чтобы взглянуть на окружающий ландшафт.

— Нельзя! — громовым голосом остановил ее мужчина в белом халате. Да так громко, что Алла испуганно шарахнулась от окна…

2005 год. Февраль

Сквозь занавеску на окне больничной палаты пробивался серебристый лунный свет. Сквозь марлю просвечивал силуэт решетки.

В палате стояло всего две кровати. Алла лежала на кровати, стоявшей ближе к окну. На соседней койке спала женщина примерно ее возраста. По животу, куполом вздымающемуся под одеялом, было понятно, что ждать разрешения от бремени ей оставалось недолго.

Алла осторожно встала с кровати и на цыпочках подошла к окну.

Ее соседка, румяная толстушка Валя, чутко среагировала и открыла глаза.

— Ты що меня пужаешь? — спросила она.

— Мутит что-то… — Алла погладила живот, глядя на который никто и не подумал бы, что она беременна.

— Эт нормально… — протянула Валентина. — Эт токсикоз бисов, щоб ему неладно было…

Алла слегка отдернула штору, и некоторое время задумчиво смотрела на охранников, шагающих с собаками вдоль высокого забора, опутанного колючей проволокой.

— И чего это нас так охраняют, будто мы военный объект какой? — спросила Алла.

— А те що? — Валентина сладко зевнула. — Кормят, как на убой, уход, как в санатории…

— Вот именно: как на убой, — задумчиво повторила Алла.

— Да ну тя! — отмахнулась толстушка. — У нас, в Дятькове, и не поверят, ей Богу! Обзавидуются, когда расскажу…

— Если расскажешь… — Алла отошла от окна и подошла к двери.

— А щой-то я, да и не расскажу? — удивилась Валентина.

— Потому, что кормят, как на убой…

— Ты это… — Соседка с тревогой смотрела на Аллу. — Ты меня не пужай… Я и так едва хорохорюсь! Сама чую, тут що-то не тое…

— Это у нас на нервной почве, — попыталась успокоить Валентину Алла. — Раньше я не была такой мнительной… Ты спи. Я скоро приду, нехорошо мне что-то…

Больничный коридор сверкал белоснежным кафелем и абсолютной чистотой. Только света было маловато. Словно экономили на электричестве. Если бы не призрачное лунное сияние, льющееся сквозь редкие окна, то идти пришлось бы на ощупь.

Алла шла по коридору, чутко прислушиваясь к вою ветра, шелесту веток и отдаленным стонам беременных женщин и рожениц.

Дойдя до туалета, она некоторое время постояла, прислушиваясь.

Где-то одиноко прокричала ночная птица. Да шелест веток громче стал. Но страшнее были колышущиеся тени от этих веток, на белых больничных стенах.

Алла неслышно подошла к лестничной площадке и на цыпочках начала спускаться вниз…

Цокольный этаж, по которому теперь осторожно шла Алла, был освещен еще меньше. Лунный свет пробивался сквозь крохотные оконца, словно прорубленные в самой верхней части этого полуподвального помещения.

Подойдя к одной из дверей, Алла пару раз толкнула её, пока не убедилась, что она заперта.

Снаружи раздался собачий лай и приглушенные крики охранников.

Алла осторожно проследовала дальше по полуподвалу и увидела приоткрытую дверь, ведущую в длинный коридор. Чтобы пройти в этот коридор, необходимо было спуститься по ступенькам еще метра на полтора под землю. Окон в этом коридоре не было вовсе, но по направлению Алла поняла, что коридор соединяет корпус, в котором она находилась, с загадочным Вторым Корпусом. Зловещие слухи об этом Корпусе дошли до Аллы совсем недавно, на третьем месяце пребывания в Клинике.

Алла еще раз огляделась по сторонам и начала осторожно спускаться в мрачный коридор, в конце которого светилась матовым стеклом дверь во Второй Корпус.

Не дыша, на цыпочках, Алла подошла к двери. К ее немалому удивлению, она была приоткрыта.

— Успокойся, Олежка, будет тебе Милка, — раздался из-за приоткрытой двери усталый женский голос. Он звучал где-то совсем рядом.

— Не хочу Милку! — ответил капризный голос подростка, видимо, только недавно начавшего превращаться в юношу. — Милка — противная!.. Хочу Ленку! Леночку хочу! Хочу Ленку-у-у!!! — раздалось странное мужское хныканье, перешедшее в плач и в почти детский рев. Вполне взрослый тембр голоса как-то не вязался с хныканьем и рёвом.

Алла, забыв о страхе, невольно заглянула в приоткрытую дверь и увидела совершенно голого рыдающего парня. На вид ему было не меньше двадцати, но вел он себя, как трехлетний ребенок: хныкал и растирал тыльной стороной ладони сопли, текущие из носа.

— Твою мать!.. — раздался за спиной Аллы хриплый бас. Со стороны двери, в которую Алла вошла в коридор, послышались тяжелые мужские шаги. — Сколько, блин, можно повторять?!

— Да иду я, иду!.. — ответил более высокий мужской голос. — На минуту отойти нельзя!.. — где-то рядом хлопнула еще одна дверь, и послышался быстрый топот. — Отлить, блин, толком не дашь!..

— Трудно было закрыть?.. — внушительного вида обладатель хриплого голоса вдруг увидел Аллу. — Это еще что такое? — проревел громила.

— Я… я случайно! — на глазах Аллы появились слезы. — Я не хотела!

В это время, из глубины Второго Корпуса, послышалось странное бормотание, затем детский плач и топот босых ног. Бежал явно ребенок.

— Никита! — окликнул кого-то женский голос. — Ну, сколько раз тебе повторять?..

Громила и появившийся вслед за ним жилистый мужик мгновенно обернулись в сторону Второго Корпуса, к которому следовала Алла.

На лицах охранников появилось выражение ужаса.

— Кыш в палату! — заорал громила. — Еще раз увижу!..

Не вдаваясь в объяснения, Алла помчалась в свою палату…

2005 год. Март

Алла сидела в большом светлом медицинском кабинете. За окнами с решетками, виден был то ли парк, то ли лес.

— Звонить только отсюда, — монотонно говорила Алле заведующая отделением. — И только в моем присутствии. Для матери — вы в командировке. Деньги ей выслали, в чем сможете убедиться во время разговора. Еще раз предупреждаю: в случае чего, связь будет прервана…

— Но ведь я могу закричать, — неуверенно сказала Алла. — Или попросить маму помочь мне…

— Мы контролируем каждое ваше слово, — заведующая протянула Алле трубку телефона. — Ваш голос будет слышен с задержкой, которая объяснима расстоянием между нами и Москвой. Спутниковая связь, и все такое… Короче, мы можем прервать ваш разговор в любое мгновение. Неполадки на линии, так сказать. Надеюсь, вы понимаете меня правильно?.. Суммы, которые вы у нас получаете, думаю, того стоят…

— Мама?! — Алла внешне казалась вполне спокойной. — Да, мамочка, у меня все в порядке! Да, задержусь. Не знаю… Месяца на два, не меньше… Деньги получила?.. За что же ты меня благодаришь?! Я же сказала, что хорошо теперь зарабатываю…

На другом конце провода мать Аллы Алевтина Ивановна говорила, едва сдерживая слезы.

— Почему ты мне толком не объясняешь? — причитала она. — Что за работа такая?! Может, тебя в публичный дом продали? За что еще в наше время платят такие деньги?.. Тогда почему ты не хочешь дать адрес? В тайге? А как же ты по телефону говоришь? По спутниковому? Ну, хорошо, Аллочка. Тебе, конечно, виднее, но имей в виду: я беспокоюсь…

4. Подозрительная фирма

Алевтина Ивановна Кононенко всю жизнь состояла при армии. После развода с мужем его сослуживцы помогли ей устроиться на работу, и получить однокомнатную квартиру. А когда перестройка и «Павловская реформа» обесценила вклад в сбербанке и зарплату дочери, Алевтина Ивановна устроилась работать уборщицей на воинский склад.

Дочь не захотела жить с матерью. После того, как друг семьи Павел Иванович Широков устроил её к себе, в московскую охранную фирму, Алла договорилась с руководством своего предприятия и продолжала жить в общежитии. Однако проработала там Алла меньше полугода, поскольку Широков вынужден был уйти на другую работу, куда он не мог взять Аллу. Во всяком случае, на первых порах.

А с новым сексуально озабоченным начальником дочь не сработалась. Правда осенью Алле, наконец-то повезло: она нашла постоянную хорошо оплачиваемую работу. Но материнская интуиция подсказывала Алевтине Ивановне, что не все с этой работой чисто. И это несмотря на то, что перед командировкой в Сибирь Алла передала ей немалую сумму денег, а позднее каждую неделю звонила. Материнское сердце не могли обмануть ни деньги, ни эти редкие странные звонки…

2005 год. Июнь

Алевтина Ивановна медленно спускалась по крутым ступенькам в полуподвальное помещение, напротив которого было припарковано несколько иномарок. Испуганно взглянув на видеокамеру, которая висела над входной дверью, Алевтина Ивановна нажала кнопку звонка.

Через некоторое время раздался строгий мужской голос:

— Вы к кому?

— К Павлу Ивановичу я, — испуганно проговорила Алевтина Ивановна. — Кононенко моя фамилия…

— Минуточку… — дверь открыл высокий полноватый мужчина лет сорока. Это был Сергей Мишкин.

— Прямо по коридору и налево, — сказал Сергей, впуская Алевтину Ивановну.

Алевтина Ивановна с опаской покосилась на Сашу Бугрова, сидевшего перед экранами телевизоров, на которых просматривались все подходы к фирме.

— Аля! — весь коридор заполнил собой руководитель охранно-сыскного агентства Павел Иванович Широков. — Сколько лет! — Павел Иванович по отечески обнял Алевтину Ивановну. — Я про Володю совсем недавно узнал. Прими соболезнования…

— Спасибо, конечно, но я после развода его так ни разу и не видела… — Алевтина Ивановна торопливо полезла в сумку, вытащила носовой платок и вытерла набежавшую слезу.

— Алла так и не объявилась? — спросил Широков.

— Нет, Паша… Я совсем уже извелась, все глаза проплакала.

— Ты проходи-проходи, — Широков повел Алевтину Ивановну по длинному коридору к своему кабинету…

Кабинет Широкова был обставлен по-деловому, но без излишеств. Компьютер последней модели, коммутатор, факс-модем.

— Ну, рассказывай, по порядку… — Широков нажал кнопку вызова.

В кабинет вошел Сергей Мишкин.

— Чай, кофе? — спросил Широков Алевтину Ивановну.

— Да ничего я не хочу, — Валентина Ивановна приложила к глазам уголочек носового платка. — Я и так тебе столько хлопот доставила…

— Два чая, и чего-нибудь, на твое усмотрение, — сказал Сергею Широков. Когда Сергей вышел из кабинета, он вновь обернулся к Алевтине Ивановне. — Ну, рассказывай…

— Она ведь тогда так и не поладила с Блиновым… — сказала Алевтина Ивановна. — Пару недель потерпела и уволилась. Приставать он к ней стал. А Аллочка ведь с характером. Короче, она и газетами в метро торговала, и книгами в электричках. А прошлой осенью нашла постоянную работу. Правда, предупредила, что будет ездить по командировкам…

— Что хоть за работа?

— В том-то и дело, что она мне ничего толком не говорила. Какая-то хорошо оплачиваемая работа в геологоразведочной организации. То ли алмазы, то ли нефть, то ли газ ищут…

— Я тебе поражаюсь. Ты даже название организации не выяснила?

— Так кто же знал?! Аллочка сказала, что дала подписку о неразглашении. А потом она стала какой-то раздражительной. Думала — это от усталости. Ведь она хорошие деньги стала зарабатывать. А в апреле уехала куда-то в Сибирь. Правда звонила каждую неделю. Но меня даже деньги ее не радовали. Что-то я такое чувствовала…

В кабинете появился Сергей Мишкин с подносом в руках.

— Ты иди, мы тут сами разберемся, — сказал ему Широков, пододвигая Алевтине Ивановне стакан с чаем и печенье.

— И как давно Алла перестала звонить? — спросил Павел Иванович, когда Сергей вышел из кабинета.

— Недели три… — глотая слезы, прошептала Алевтина Ивановна…

— Через свои каналы я кое-что прозондировал… — признался Широков. — По-видимому, Алла устроилась в фирму криминального характера. В государственных структурах данных о ней не появлялось…

— Я вся извелась уже!.. — Алевтина Ивановна вдруг начала рыдать, словно прорвало невидимую плотину, сдерживавшую до поры ее эмоции.

— Ну, что ты, что ты!.. — растерянно забормотал Широков. — Раньше надо было ко мне!.. Мы бы тебе определитель номера поставили и давно бы знали, откуда она звонит…

— Да кто же мог подумать?! — пробормотала сквозь слезы Алевтина Ивановна. — Аллочка всегда была такой осмотрительной!..

— Успокойся… — Павел Иванович тяжело поднялся из-за стола и неловко обнял землячку за плечи. — Мы её найдем. Во всяком случае, сделаем все возможное…

После многих лет перестроечной чехарды и ведомственных реорганизаций немало специалистов «выпали» из государственных структур, отвечающих за безопасность страны. Некоторые из бывших сотрудников «органов» подались в криминальный бизнес, но немало офицеров в меру своих сил противостояли разгулу криминала.

Охраной коммерческого предприятия Широков руководил почти год, но, когда его начали втягивать в сомнительные дела, он попросту ушёл. Вскоре, с помощью соратников, он создал охранную фирму «Феникс», в которую к нему перешло немало порядочных ребят.

Работать честно в полукриминальном государстве было сложно и «Феникс» не просуществовал бы и дня, если бы кое-кто в верхах не начал помогать Широкову. Так «Феникс» стал полугосударственной структурой. По документам, известным очень ограниченному кругу, фирма Широкова являлась засекреченным подразделением ФСБ. Для простых же смертных «Феникс» был еще одной из бесчисленных охранно-сыскных фирм.

«Фирма», так звали между собой родную контору сотрудники Широкова, была менее бюрократизирована, чем государственные структуры, а потому и более мобильна. Очень часто «Феникс» выполнял работу, до которой у государственных структур просто руки не доходили.

Становление «Феникса» происходило не гладко, но после выполнения нескольких важных для страны операций, Широкову помогли с укрупнением «Феникса». Содержание этого подразделения не стоило государству ни копейки и даже приносило прибыль, поскольку «Феникс», являясь как бы частным предприятием, исправно платил налоги…

Обращаясь за помощью к Широкову, мать Аллы и не подозревала, какие силы были подключены к поискам ее дочери. Результаты расследования были удручающими: за последние годы пропали сотни, молодых женщин. Государство было не в состоянии проследить все эти случаи исчезновения и каналы поставок женщин, которых вывозили в зарубежные публичные дома, а также в элементарное рабство.

В последнее время у Широкова голова шла кругом: Нащекинский Феномен, с его непонятными «изолянтами» и еще более непонятными «подмененными», Андрюха Янин, оказавшийся в числе «подмененных», исчезновение Аллы Кононенко… И это все — сверх обычной напряженной, работы…

Но кое-что выяснить Широкову все-таки удалось. Причем помощь пришла с совершенно неожиданной стороны…

На оперативке кроме Широкова и юриста фирмы Аркадия Завесы присутствовали лишь Марат Рябов, выполнявший в экстренных случаях обязанности медэксперта, да Андрей Янин с Сергеем Мишкиным.

— Мы даже не поинтересовались, как Алла жила после нашей э-э-э… ретировки, — расхаживая по кабинету, говорил Широков. — А она, оказывается, вскоре уволилась. Блинов, сволочь, ее домогался… Короче, после этого Алла книгами в электричках торговала…

— Мало ли кто мог к ней в электричке пристать?! — предположил Сергей. — Дивчина-то она гарная…

— То, что Серега на нее «глаз положил» невооруженным глазом было видно, — заметил Марат Рябов, чтобы разрядить обстановку. — Однако вела себя Алла строго, надо отдать ей должное… — Рябов взглянул на Андрея.

— Да уж, могла за себя постоять, — изменив тональность, подтвердил Сергей. — Кроме Андрюхи — никого на пушечный выстрел…

— А что я… — Андрей насупился. — У меня с ней тоже ничего такого не было…

— Так мы тебе и поверили!.. — усомнился Сергей.

— Я как-то раз видел, как она Сашку остудила, — усмехнувшись, сказал Рябов. — Он разок пытался руки распустить. Это с Аллой-то! Она его «успокоила» классическим ударом в самое, можно сказать, сокровенное…

— То-то он с ней такой вежливый был! — протянул Сергей. — А я-то думал!..

— Ты о другом думай! — прервал Сергея Широков. — Не для трёпа собрались…

— К ней Аслан неровно дышал… — напомнил Марат Рябов. — Помните хозяина магазина, через улицу? Алла у него для нас соки и все такое прочее покупала…

— К ней вообще южане неравнодушны были, — поддержал Рябова Сергей. — Она ведь чем-то на грузинку смахивала!..

— Скорее — на черкешенку, — уточнил Рябов, долгое время живший в Кавказе.

— А какие у неё были ноги!.. — не унимался Сергей.

— Предлагаю провентилировать этого завмага, как его?.. — подал голос Аркадий Петрович.

— Аслан, — подсказал Рябов.

— Да и прочих южан не мешало бы… — сказал Широков.

— Их сейчас пол-Москвы… — заметил Рябов. — Да и в Подмосковье — навалом…

— И ее неподатливость могла горячих южных парней только раззадорить… — подал голос Андрей.

— Или наоборот, привести к серьезным намереньям, — возразил Аркадий Петрович. — Восточные люди ценят таких женщин: есть шанс воспитать верную жену.

— Из Аллы — воспитаешь! — Сергей усмехнулся. — Она сама кого хочешь воспитает…

— Значит так!.. — подвел итоги Широков. — Ты, Серёга, пообщайся со своими бывшими сослуживцами по Конторе, а Асланом займется Андрей. Кстати, провентилируйте пригородные поезда. Короче, действуйте по обстоятельствам…

5. Подмосковные вечера

Аслан Мирзоев встретил Андрея, как старого знакомого и провел в свой крохотный кабинет, заваленный коробками с товаром.

— Почему давно не видно, дорогой? — спросил он с едва уловимым акцентом, что говорило о его длительном пребывании в Москве.

— Так ведь уже больше года мы здесь не работаем…

— Жалко… — Аслан покачал головой. — Постоянным клиентам всегда рад. Особенно — таким, как вы… В наше время хорошо иметь добрые отношения с ребятами, умеющими постоять за себя…

— А постоянным клиенткам не рад? — Андрей напрягся, внимательно наблюдая за оживленной мимикой и жестикуляцией южанина.

— Ты про кого? — Аслан мгновенно посерьезнел.

— Секретаршу нашу, Аллу… Помнишь?

— Обижаешь, дорогой!.. Как такую женщину можно забыть?! Когда она заходила, в магазине светлей становилось!..

— А давно она в последний раз заходила?

— Э-эх… — Аслан погрустнел. — Зачем спрашиваешь? Если б не переехали, я б ее в жены взял…

— В России за многожёнство судят?

— Не понимаю я вас, русских. Все равно гуляете от жен. Так ведь и заразу подцепить можно! Только не говори про презики! С этими резинками все равно, что шашлык в противогазе кушать! А с женами!.. — Аслан театрально закатил глаза. — С верными, чистыми… Лэзят?..

— Где ж в наше время таких найдешь?! Если такими темпами будем догонять Запад, то скоро наши дамы гаремы из мужиков заводить начнут. Даже у вас традиционно воспитанные женщины в дефиците…

— Да, таких женщин теперь днем с огнем не найти! А все — из-за этих американских фильмов и сериалов. Женщины же тоже кино и телевизор смотрят! Поэтому на моей родине больше ценятся тихие и скромные девушки из отдаленных аулов, куда еще не дошел Запад-Шайтан. А ведь еще совсем недавно и в России женщины знали место. Правильно при советской власти говорили про тлетворное влияние Запада…

— Что же ты не возьмешь себе еще одну жену, из аула?

— Калым большой нужен. Особенно, если она без высшего образования. Но ты, дорогой, не представляешь, какие это жены! За такую жену — никаких денег не жалко! Муж для нее — царь и бог! И готовить умеет, и за детьми присмотреть, и ковры ткать! А ты знаешь, сколько сейчас стоят ковры ручной работы?..

— Будет она тебе в Москве ковры ткать… — Андрей с сомнением покачал головой. — Она здесь за пару месяцев эмансипируется!..

— Я что, на больного похож, чтобы везти сюда такую жену?

— Значит Аллу больше не видел? — спросил Андрей вместо ответа.

— Нет, дорогой… — Аслан вновь посерьезнел. — А что такое, не случилось ли чего?!

— Мы новую фирму организовали, хотели ее снова к себе взять…

— Э-э-эх, — Аслан покачал головой. — Такой товар — не залеживается…

— Ладно… — Андрей со вздохом протянул Аслану визитку. — Если её увидишь, позвони. Или дай ей визитку, пусть позвонит…

Андрей ехал в поезде «Москва-Петушки», не переставая удивляться изменениям, произошедшим в пригородных поездах. Уже несколько лет он ездил за город в собственной машине, поэтому не знал новых веяний на подмосковных железных дорогах.

Прежде всего, его поразил сервис, о котором в былые времена и мечтать не приходилось. Через каждую минуту по вагонам проходили мужчины и женщины, торгующие всем, что только душа пожелает: от мороженого до пива, водки и закуски. Не выходя из поезда можно было купить книги и газеты, пакеты для мусора и фломастеры, скатерти и батарейки. Еще Андрея удивляло обилие пьющих и ненормированной лексики.

Причем матерились не только мужики, но и женщины, которые не отставали от сильного пола и в потреблении горячительных напитков.

До Петушков Андрей не доехал, вышел в Орехово-Зуеве.

Два часа, проведенные в поезде, никаких результатов не дали.

Орехово-Зуево, в отличие от Москвы за годы перестройки и капиталистического развития почти не изменился. Разве что подскочили цены на привокзальном рынке, да ещё больше стало азербайджанцев, торгующих не только дарами юга.

Андрей не знал, зачем он решил выйти в этом подмосковном городке. Его вела интуиция. А может быть ностальгия… Ведь здесь когда-то давно жила Алла, а сейчас продолжала жить ее мать. Выйдя с рынка, Андрей некоторое время с удивлением смотрел на большой портрет Саввы Морозова, укрепленный на фасаде дома. Возможно, этот портрет висел здесь и раньше, но Андрей его не замечал, потому, что был занят Аллой.

Пройдя немного в сторону бывшего горкома партии, он увидел в знакомом палисаднике гипсовую статую Ленина, покрашенную серебристой краской. И в памяти всплыл вечер, когда он с Аллой проходил мимо этого памятника…

2002 год. Август

… В то время Андрей ухаживал за Аллой и часто провожал ее во Фрязино, а иногда даже к матери, в Орехово-Зуево. Жила Алевтина Ивановна недалеко от моста через Клязьму, расположенного рядом с бывшим горкомом партии.

Летний вечер был достаточно прохладным, и Алла не отказалась накинуть на плечи пиджак Андрея.

Они проходили мимо учреждения, перед которым, в своеобразном палисаднике, стоял памятник Ленину.

— После института в почтовом ящике работала, — рассказывала Алла. — Мы там что-то для космоса разрабатывали…

— Все было так засекречено, что ты не знала над чем вы работаете?!

— Я особенно и не интересовалась. У меня отец в особом отделе служил, поэтому я с детства привыкла не задавать лишних вопросов.

— Он умер?

— Мне лет двенадцать было, когда они развелись. Но даже когда мы вместе жили, отец редко дома бывал. Мама моя постоянно его ревновала, хотя особенно и не к кому было. Стояла наша часть в глухом лесу, поэтому с детства меня окружали одни офицеры, да солдаты…

Разговаривая, Алла и Андрей вышли на площадь перед бывшим горкомом партии. В центре площади возвышался монумент в честь ткачей, участвовавших в Орехово-Зуевской стачке.

Солнце зашло, но еще подсвечивало багрянцем редкие облака.

— Пал Ваныч и мои родители родом из одного села, — рассказывала Алла. — По-моему, Пал Ваныч в юности даже ухаживал за мамой. Но она тогда моего отца предпочла…

Андрей слушал Аллу и пытался понять, почему она до сих пор одна. Он и сам не знал, что заставляло его, в который уже раз, ездить в такую даль. Просто ради того, чтобы пообщаться с Аллой в электричке да по дороге от вокзала до дома? Получается так…

На мосту через Клязьму они остановились, любуясь закатом. На берегу реки сидели рыболовы с удочками, да прогуливались, дожидаясь темноты, влюбленные парочки.

— Значит, Пал Ваныч мог быть твоим отцом? — слегка обнимая Аллу, спросил Андрей.

— Не надо… — Алла повела плечами, сбрасывая руку Андрея. — Я же тебя просила!.. — Она сняла пиджак Андрея и протянула ему. — Не обижайся. И, вообще, тебе пора. На поезд опоздаешь…

2005 год. Июнь

… Спустя три года, Андрей вновь стоял на том самом мосту. Только теперь до заката оставалось еще немало времени.

На берегу Клязьмы загорали пацаны. В воде бултыхалось двое.

Андрей взглянул на часы, затем на дом, за мостом, в котором жила когда-то Алла. Времени до следующего поезда на Москву еще хватало и он, поддавшись ностальгии, пошел в сторону хорошо знакомого дома.

Двор дома на улице Лопатина был огромен. Здесь имелись и детская площадка, и скамейки, и памятная Андрею беседка.

В песочнице под ярким весенним солнцем копошились детишки. Их было немного; большая часть детворы пребывала в детском саду.

Андрей сел на скамейку и закурил…

2002 год. Август

… В один из теплых летних вечеров Андрей и Алла сидели в беседке, напротив подъезда, в котором жила Алла.

— Ты мне нравишься, — говорила Алла. — И я вряд ли еще встречу такого хорошего человека. Но ты ведь со мной замучаешься…

— Лучше мучиться с любимым человеком, чем жить с нелюбимым. — Андрей пытался в меру своих сил разрядить обстановку. — Ты не бойся, я терпеливый. Неужели не чувствуешь?

— Порой даже удивляюсь. Спасибо…

— Спасибом сыт не будешь, — все еще пытался шутить Андрей. — Объясни в чём дело! Я не такой уж тупой: пойму…

— Это произошло, когда я еще в школе училась. — чувствовалось, что Алле тяжело говорить. — За мной один парень ухаживал. Он был старше меня. Говорят, красивый был. Не знаю, мне он не нравился. Все девчонки мне завидовали, а мама говорила, что я не понимаю своего счастья, что он из хорошей семьи и очень перспективный. А он все пытался меня… Ну… ну, ты сам понимаешь… — Алла замолчала.

— Не надо… — проговорил Андрей. — Ведь эти воспоминания неприятны тебе…

— Мне с ним тогда совсем не хотелось, — продолжала Алла. — Возможно, если бы он был хотя бы немного тактичнее… Может быть, я к нему и привыкла бы…

— Я рад, что он был нетактичен, и ты не полюбила его… — Андрей замолчал, наткнувшись на взгляд Аллы.

— Он меня просто изнасиловал, — проговорила Алла. — Пригласил в гости и… В памяти остались только боль и отвращение… Потом, года через два, уже студенткой, я пыталась себя пересилить… С одним парнем из нашей группы. Он мне даже нравился, но… Он тоже был слишком нетерпелив… Короче, я так и не смогла…

— Прости, я же не знал…

— Я понимаю, — Алла вздохнула. — С тех пор я так и не смогла переступить барьер…

2005 год. Июнь

От воспоминаний Андрея отвлекло появление из подъезда женщины. Он не сразу осознал, что это Алевтина Ивановна. Мать Аллы.

Некоторое время они смотрели друг на друга. Наконец Андрей поднялся со скамейки и подошел к женщине.

— А я смотрю и не пойму, откуда же я вас знаю? — проговорила Алевтина Ивановна. — Вы ведь у Павла Ивановича работаете?

— Совершенно верно.

— Так зря вы сюда приехали. Алла последние годы в общежитии жила. Мы с ней поссорились из-за того, что я тогда снова хотела обратиться за помощью к Павлу Ивановичу. Слишком она у меня гордая…

Потом они неторопливо шли по мосту через Клязьму, и Алевтина Ивановна рассказывала про Аллу.

— … Она с детства серьезной девочкой росла, у меня с ней никаких забот не было. Правда, характер, упаси Бог!.. Чтобы хоть раз в жизни уступила! Вот он её и довел, характер-то. Все давно замуж повыскакивали, детишек нарожали, на нормальную работу устроились… — Алевтина Ивановна махнула рукой и остановилась…

Они перешли через мост и стояли перед памятником ткачам.

— Ну, теперь до вокзала рукой подать, — Алевтина Ивановна показала рукой в какую сторону идти. — Поезд на Москву через пятнадцать минут будет…

На обратном пути Андрею повезло, хоть и стоило это везение приличного «фонаря» под глазом…

Андрей сидел в центре вагона, с трудом выдерживая пьяный гвалт, поднятый компанией молодых отморозков, шумно празднующих день рождения. В Павловом Посаде в вагон вошла броская рыжеволосая девушка, торгующая средством от тараканов и шторами для ванных. Мини юбка и топик едва прикрывали её молодое загорелое тело.

Едва начав рекламировать свой товар, девушка заметила нездоровое внимание к своей персоне пьяных отморозков и умолкла.

Но было уже поздно.

— Глянь Вован, а ничо телка! — прогундосил бритоголовый оболтус, только что отхлебнувший водки «из горла».

— У-у-у-у!.. — загудела вся компания, и отморозки вызывающе уставились на девушку.

— Греби к нам, Рыжая! — среагировал Вован, именины которого, похоже, и отмечались. — Лучший мой подарочек это ты!.. — прогорланил он на мотив песенки Волка из мультфильма «Ну погоди».

Девушка растерянно оглянулась по сторонам и встретилась взглядом со взглядом Андрея.

— Ты чо, на этого старпера запала?! — перехватив ее взгляд, грозно поинтересовался Вован. — Отвянь от него, сегодня мой день!

— К сожаленью, день рожденья — только раз в году, — проорал фрагмент песенки крокодила Гены еще один знаток отечественной анимации. — Давай к нам, Рыжая!

— Можно я с вами посижу? — отступив к Андрею, спросила девушка.

— Да, конечно, — Андрей встал и пропустил Рыжую к окну.

— Ты, пень!.. — Вован неожиданно очутился рядом с Андреем. — Хочешь, чтобы я тебе пузо пёрышком почесал?

В вагоне воцарилась тишина. Немногочисленные пассажиры резко уткнулись в свои газеты, кроссворды и журналы. А у кого в руках чтива не оказалось — срочно заинтересовались проносившимся мимо пейзажем.

— Уйди по хорошему, — попросил Андрей.

— Так ты храбрый?! — удивился Вован. — Даже в штаны, падла, не наложил! — с этими словами он замахнулся на Андрея и…

… грохнулся на пол после молниеносного удара в солнечное сплетение.

Четверо дружков Вована мгновенно оказались рядом с Андреем. Причем Бритоголовый успел отбить донышко у опустевшей бутылки и злорадно поигрывал образовавшейся «розочкой».

— На именинника, падла?! — бритоголовый сделал достаточно умелое обманное движение «розочкой», и… свалился на Вована, подкошенный метким ударом ноги Андрея под колено. Это был хорошо поставленный удар из французской системы саваж, которой Андрея обучил Широков.

— У-у, гнида! — завопил Бритоголовый, роняя «розочку», которая тут же оказалась в руках у Андрея..

Однако даже выведение из строя двоих дружков не охладило пыла перепивших нападавших. Видимо они совсем потеряли контроль над собой, потому и не соображали, с кем связались.

Теперь на Андрея напали сразу трое, поэтому один удар в бровь он все-таки пропустил.

Когда все трое «прилегли на отдых» рядом с Вованом и Бритоголовым, Андрей взял рыжеволосую за руку и, перешагнув через стонущих оболтусов, повел ее к первому вагону.

Правда, при этом, он не удержался и пнул ногой Бритоголового. Именинник показался ему самым невоспитанным…

— Зачем же так одеваться? — спросил Андрей Олю (так звали рыжеволосую), когда они вышли на платформу Курского вокзала. — На такое любой мужик, извиняюсь, возбудится.

— А чем же еще привлекать внимание?! — удивилась Оля. — Практика показывает, что в таком прикиде продаваемость лучше!

Девушка поглядывала на своего спасителя с восторгом, к которому примешивалось некоторое недоумение, поскольку Андрей вовсе не походил на крутого бойца. Во всяком случае, — на первый взгляд.

— Держи… — Оля протянула Андрею пятирублевую монету.

— Такова сегодня такса за спасение от посягательств на девичью честь?

— Фонарь будет… — Оля поднялась на цыпочки и приложила монету к брови Сергея. Но этого ей показалось мало, и она чмокнула Андрея.

— Неужели такая эффектная девушка не может найти иных способов заработать на жизнь? — удивился Андрей, когда своеобразная, благодарственная церемония была завершена.

— Не всем же на панель… — Оля гордо тряхнула копной великолепных рыжих волос. — У некоторых еще принципы остались.

— Ну, почему же — на панель? В фотомодели, к примеру…

— Это через постель с каким-нибудь старпером?.. — Оля испуганно взглянула на Андрея. — Ой, простите, я не хотела вас обидеть…

— А я себя к старперам пока ещё не отношу… — Андрей горько усмехнулся и уронил монету.

— Не отпускайте, иначе синяк будет на пол-лица… — Оля быстро подняла монету, протерла ее об юбку и протянула Андрею.

— Да мне, собственно говоря, и красоваться особо не перед кем… — Андрей вновь приложил монету к быстро набухавшему синяку.

— А передо мной? То, что я не стою на Тверской, еще не значит, что я вообще не занимаюсь любовью…

— И много еще таких принципиальных в нашем отечестве? — Андрей был слегка шокирован простотой и откровенностью Оли.

— Откуда мне знать? — Оля кокетливо взглянула на Андрея.

— Мне интересно именно ваше мнение, — Андрей постарался вложить в эту фразу весь свой донжуанский опыт. — Я еще не встречал в электричках таких симпатичных девушек. Впрочем, была одна… Правда, одевалась она не так броско… Аллой ее звали…

— Это которая книгами торговала? Такая, с глазищами огромными…

— Ты ее знаешь?! — Андрей невольно остановился.

— Так она с осени не появляется. Я ее всего один раз на Курском встретила… Она тогда работу нашла в какой-то медицинской конторе…

— В медицинской?!

— Она даже телефон дала. Конторы той. Говорила, там заработать можно. Правда, когда я позвонила, мне сказали, что фирма уже съехала…

— А телефон сохранился? — спросил Андрей.

— Так и думала, что ты из ментовки, — Оля надула свои и без того пухлые губки. — Шибко правильный…

— Да не из ментовки я… — Андрей отшвырнул монету и, взяв лицо Оли в ладони, поцеловал горячие губы…

6. Суррогатное материнство

— Кто ищет, тот всегда найдет! — заявил Андрей, влетая в кабинет Широкова, в котором уже находились Завеса, Рябов и Мишкин.

— Неужто, можно поздравить?! — удивился Широков.

— Вот!.. — Андрей снял солнцезащитные очки и продемонстрировал синяк под глазом. — Плата за информацию!

— Так ведь и зрение испортить можно, — пожурил любимца Широков. — Однако начнем с Сергея, поскольку он раньше явился. Тебя — на десерт…

— А у меня никакой особой информации и нет. — Сергей словно оправдывался. — В Конторе обещали порыться, но пока, увы…

— Не в геолого-разведочной она фирме работала, а в медицинской! — начал свой доклад Андрей. — Я на обратном пути выяснил! Некая медицинская фирма, занимавшаяся женскими болячками… В основном они от бесплодия лечили… Сама фирма, правда, съехала, но конец ниточки, думаю, ухватить можно…

— В моей практике был случай… — сказал Аркадий Петрович. — Ко мне обратилась женщина… Она развелась с мужем и одна воспитывала дочь. Помните, какие были времена: дефицит, очереди…

— Нельзя ли короче? — прервал адвоката Широков. — Вы не на суде…

— Да, конечно… — Аркадий Петрович пощелкал по клавишам ноутбука, с которым никогда не расставался. — Ей трудно было одной растить ребенка, поэтому, когда ее подруга сказала, что можно заработать, она согласилась на необычное, для того времени, предложение. А именно — стать суррогатной матерью. На Западе такое практиковалось и имело юридическое обеспечение, однако, в Советском Союзе…

— Не отвлекайтесь, — предупредил Завесу Широков.

— Через несколько лет у Антонины, так звали мою клиентку, умерла дочь, и она обратилась ко мне, с просьбой вернуть суррогатного ребенка. Она вновь была замужем, но врачи сказали, что рожать она не сможет…

— Деньги, полученные за суррогатное материнство, к тому времени, естественно, тю-тю? — спросил Рябов.

— Разумеется… — Аркадий Петрович вновь защелкал по клавишам ноутбука. — Короче, она хотела, чтобы я добился возвращения, рожденного ею ребенка, или заставил кооператив оплатить услуги другой суррогатной матери, которая выносила бы для нее нового ребенка. Я понятно излагаю? — Аркадий Петрович оглядел присутствующих.

— Документы она оформляла? — спросил Сергей.

— Нет, естественно… Вы же знаете: все тогда избегали налогов. За кооператив «Семья», при посредничестве которого были произведены суррогатные роды, ручалась ее подруга, но к моменту, когда Антонина Осиповна озаботилась возвращением себе «суррогатного» ребенка, кооператива уже не существовало в природе…

— А подруга? — спросил молчавший до сих пор Андрей.

— Подруга тоже ничего не знала. Кооператив арендовал квартиру где-то рядом с метро Выхино всего пару месяцев. Сами знаете, сколько существовало, да и сейчас существует, таких временных фирм…

— Короче!.. — теряя терпение, напомнил Широков.

— Я отказался вести это дело, — Аркадий Петрович говорил, продолжая искать какую-то информацию в своем компьютере. — А один мой приятель, имеющий частную практику, рассказал о похожем деле…

— Сразу видно, что невоенный человек… — Павел Иванович вновь пригладил на макушке «остатки роскоши». — Лаконизма вам не хватает…

— Стараюсь, — Аркадий Петрович миролюбиво улыбнулся. — После беседы с приятелем я позвонил Антонине Осиповне. Хотелось узнать, чем кончилось ее дело. Ее новый супруг сообщил, что уже полгода, как овдовел. Антонину Осиповну, видите ли, сбила машина… — Аркадий Петрович многозначительно замолчал, обводя взглядом сотрудников.

— Займешься?.. — Широков взглянул на Андрея.

— Вы думаете, Алла могла пойти на такое?

— А почему нет? Мы даже не поинтересовались, как она жила после нашей э-э-э… ретировки…

— Я перепишу данные? — Андрей подошел к Аркадию Петровичу.

— Да, конечно… — Завеса повернул свой ноутбук экраном к Андрею…

Наталья Евгеньевна была крупной женщиной с совиными глазами, которые постоянно глядели куда-то в сторону от собеседника.

Андрей сидел с ней в крохотной кухне и, обжигаясь, пил чай.

— Тонечка детей любила, — рассказывала Наталья Евгеньевна. — Если бы не муж, она бы каждый год рожала!.. И беременность у нее протекала легко. Но вы же, наверное, знаете таких мужчин, для которых карьера важнее всего… Ну, в общем, не хотел он детей и все тут… Поэтому она и родила дочку в довольно уже рискованном возрасте. Это потом выяснилось, что он, ко всему еще и бабником оказался. Ну, и гулял бы себе на здоровье, как все! Так нет, у него, видите ли, любовь вдруг объявилась! Ясно дело: бес в ребро! Эта его новая ему в дочери годилась!..

— Меня интересует Антонина Осиповна, а не ее муж, — тактично напомнил Андрей.

— Вот я и говорю… — Наталья Евгеньевна с неприязнью взглянула на Андрея, не позволившего ей просмаковать праведный гнев. — Когда Тонечка одна осталась, я ей это и предложила. Признаться, некоторое время сомневалась… Все думала: вдруг грех большой на душу взяла?..

— У нас с женой тоже материальные трудности имеются, — сказал Андрей, после небольшой паузы. — И мы, то есть моя жена… Короче, она тоже хочет стать суррогатной матерью…

— Что?! — голос Натальи Евгеньевны сорвался в крик. — И не стыдно вам?! Толкать женщину на такое!!! Понимаю еще, если бы она была одинока!.. — Наталья Евгеньевна просто задыхалась от гнева. — Но имея такого бугая!..

— Все-все! — Андрей безуспешно пытался успокоить женщину. — Я только хотел узнать…

— Вон! — закричала Наталья Евгеньевна. — Прощелыга, альфонс!

Андрей торопливо поднялся с табурета.

— И адрес забудь! — бушевала Наталья Евгеньевна. — Иначе я такое устрою!!!

— Успокойтесь, Наталья Евгеньевна! — Андрей на секундочку остановился в дверях.

— Я те щас так успокоюсь! — Наталья Евгеньевна буквально вытеснила Андрея из квартиры своей огромной массой и с грохотом захлопнула за ним дверь…

Вечером Андрей докладывал Широкову итоги беседы с Натальей Евгеньевной.

— Знает она что-то, Пал Ваныч, — горячо убеждал Андрей. — Просто кого-то боится, судьба подруги пугает…

— Ну, и… — Широков, вопросительно подняв брови.

— Её ведь тоже можно понять!..

— А за собой хвоста не чувствовал? — спросил Широков.

— Да нет, вроде бы… — Андрей растерялся. Он был новичком в сыскном деле, и каждый день Широков тыкал его носом в очередной промах.

— Срочно газуй к этой… ну, короче, подруге! — прошипел Широков.

— Наталья Евгеньевна ее зовут, — подсказал Андрей.

— И глаз с нее не своди! — гаркнул Широков.

Андрея со стула, словно ветром сдуло.

— Погоди, — Широков остановил незадачливого помощника, когда он был уже в дверях. — Серегу прихвати… Он все же более тертый калач…

— Есть прихватить! — Андрей даже козырнул, что делал крайне редко, поскольку в Фирме дух царил, скорее, гражданский, а не военный…

— С кем работать приходится!.. — проворчал Широков.

Андрей бегал по кабинетам, но Сергея нигде не было.

— Серегу не видели? — спрашивал он у сослуживцев, но те лишь пожимали плечами, мотали отрицательно головами, или мычали что-то совсем невразумительное.

В конце концов, Андрей позвонил Сергею на мобильник, но вежливый голос девушки ответил, что «абонемент временно недоступен».

— Любезничает, наверно, — сказал Андрею Марат Рябов. — У него в кабинете та рыжая, которую ты с вокзала привел! — Рябов руками обозначил параметры грудей, талии и бедер Оли.

Потому и поехал Янин на дело один. Предчувствие подсказывало: надо спешить…

7. Первая жертва

Что-то неладное Андрей почувствовал еще при подходе к дому, где раньше жила покойная Антонина Осиповна и теперь проживала ее подруга Наталья Евгеньевна.

Уже войдя в подъезд, Андрей понял, что опоздал. Дверь лифта захлопнулась можно сказать перед самым его носом, когда он уже подбегал к ней. Андрей успел разглядеть двух молодчиков, характерного вида. Оба, несмотря на жаркий день, были в пиджаках.

Не дожидаясь возвращения лифта, он помчался на восьмой этаж. И только обостренные, как всегда в минуты опасности, интуиция и реакция спасли Андрея от пули, летевшей прямо в его голову. Пуля была выпущена из пистолета с глушителем и попала ему в левое плечо. Если бы Андрей не дернулся в сторону, его через какое-то время нашли бы с простреленным лбом.

Почти не целясь, Андрей выстрелил в темный силуэт, мелькнувший в лестничном пролете.

Кажется, попал.

Не обращая внимания на боль в плече, Андрей добежал до восьмого этажа. Дверь в квартиру, где жила Наталья Евгеньевна была распахнута настежь. Сама Наталья Евгеньевна лежала в прихожей.

Из крохотной дырочки в ее виске текла кровь.

Шаги убийц раздавались уже на верхних этажах. Они явно собирались скрыться через чердак и крышу.

Собрав силы, Андрей пробежал еще один лестничный пролет.

На лестничных ступенях были видны капли крови раненого им бандита.

На последнем этаже он увидел нижнюю половину тела раненого преступника, уже скрывающегося в чердачном люке.

Не мешкая, Андрей разрядил в эту половину тела всю обойму.

Боевик дернулся и мешком повалился вниз.

Перешагнув через мертвое тело, Андрей полез вверх по лестнице, ведущей на крышу. Однако едва он высунулся над люком, как прогремело два выстрела, и рядом просвистели пули.

Перезаряжать «макаров» было некогда, а рисковать жизнью — глупо. Тем более, Андрей не был уверен, что оставшийся в тылу боевик мертв…

Выждав некоторое время, Андрей вновь высунулся над люком и увидел бегущего по крыше преступника, который спрыгнул куда-то вниз и окончательно исчез из вида…

— Если бы я не искал тебя, наверняка, успел бы, — говорил Андрей, пока Сергей бинтовал его плечо в квартире Натальи Евгеньевны.

— А если бы я прибыл чуть раньше, то и женщина осталась бы жива, и тебя не ранили бы… — в тон Андрею сказал Сергей.

— Как я теперь шефу в глаза посмотрю? — прошептал Андрей, когда Сергей окончил перевязку. — Это я во всем виноват!..

— Знать бы, где упасть, соломки б подстелил… — проворчал Сергей. — Зато теперь ученым будешь…

— А тебя где носило? — морщась от боли, Андрей попробовал поднять простреленную руку.

— Клиентка какая-то совершенно ненормальная попалась… Я думал: у нее действительно проблемы, а она… Короче, она от бывшего мужа защиты требовала… А он — обычный хлюпик и подкаблучник… И влюблен в нее по уши…

— Ладно, хватит про это. Почему мобильник отключен был?

— Бабки кончились. Заплатить забыл… — Сергей виновато потупил голову. — Ты только Иванычу не говори, ладно?

— Э-э-эх… — Андрей замахнулся, было раненой рукой, но лишь застонал от боли…

Оперативная группа МВД прибыла одновременно с Завесой и Широковым.

— Да, уж, напахали… — молвил шеф «Феникса» и повернулся к Завесе. — Звоните своему приятелю. Если он еще жив. Это последняя ниточка…

— Не берут трубку, — сказал Аркадий Петрович, набрав номер.

— Адрес! — коротко приказал Широков.

— Я знаю только телефон…

— В каком районе живет? — Широков вытащил из кармана мобильник.

— Я у него ни разу и не был. Общались в компаниях…

Повернувшись так, чтобы никому не был виден набираемый номер, Широков позвонил и продиктовал кому-то номер телефона из записной книжки Завесы.

— Кутузовский проспект? — переспросил Широков, записывая диктуемые по мобильнику данные в записную книжку. — Спасибо, старик, с меня — пузырь!

— На Кутузовский? — понимающе спросил Сергей, когда все уселись в мерседес, принадлежащий Фирме.

— Именно… — Широков повернулся к Завесе. — В престижных местах, однако, обитают ваши приятели.

— Он известный юрист, — пояснил Аркадий Петрович. — Поэтому вы не очень-то наседайте…

— Он нам спасибо скажет, — буркнул Широков. — Если, конечно, мы успеем и он жив останется… Похоже, мы все сидим под колпаком очень осведомленных господ. Столь оперативно получать информацию в нашей державе могут очень и очень немногие…

Появление на роскошной даче такого количества незнакомых людей не смутило Варновского. Возможно, потому, что приехал сам Завеса.

— Как я могу вспомнить телефон и адрес через столько лет?! — повторял Юлий Соломонович. — Можно, конечно, покопаться в компьютере, но… Короче, приезжайте завтра, на Кутузовский, я попрошу Серафиму Юрьевну…

— Речь о жизни и смерти, — прервал юриста Широков. — В том числе — и о вашей жизни. Убили женщину, бывшую когда-то суррогатной матерью. Подобно вашей бывшей клиентке А сегодня убили ее подругу. Возможно, преступники зачищают следы…

— Я все понимаю, но и вы войдите в мое положение… — Юлий Соломонович развел руками. — У меня ведь определенные планы…

— Вы видимо, плохо меня поняли, — Широков показал Варновскому свое второе удостоверение, которое демонстрировал лишь в исключительных случаях. — Речь идет о государственных интересах…

— Так бы и сказали, — Юлий Соломонович мгновенно преобразился. — Я думал, это частное дело. Надо позвонить секретарше, я без нее все равно ничего не найду. С компьютером я, знаете ли, на «вы»…

— Время, — строго сказал Широков, протягивая Юлию Соломоновичу свой мобильник. — Звоните и одевайтесь…

— Зачем же одеваться? — говорил Юлий Соломонович, набирая номер телефона. — У Серафимы Юрьевны, моего секретаря, есть ключи от квартиры на Кутузовском. Семья живет вместе со мной здесь, московская квартира является одновременно и офисом, где я принимаю клиентов…

— А почему автоответчик не был включен? — поинтересовался Сергей. — Сегодня ведь рабочий день.

— У меня и так клиентов — выше крыши, — не без гордости сказал Юлий Соломонович. — Устная реклама среди нужных людей, что б вы знали, достаточно действенна…

По дороге из Болшево, Широков позвонил в офис Варновского.

— Юлий Соломонович звонил? — спросил в трубку Широков. — А телефон и адрес узнать можно? — Широков записал номер телефона бывшей клиентки Юлия Соломоновича и тут же позвонил ей.

— Вас беспокоят с Петровки-38, — очень «солидным» голосом сказал он. — К вам сейчас приедет наш сотрудник, по поводу вашего э-э… суррогатного материнства, имевшего место в начале девяностых…

Вскоре Андрей стучался в квартиру Веры Николаевны Гордеевой.

Дверь ему открыл муж бывшей клиентки Варновского. На вид ему было «под шестьдесят». Выглядел Юрий Алексеевич крайне угрюмым, и причина этой угрюмости выяснилась быстро.

— Подкинул бы на похмелку, — поделился бедой Юрий Алексеевич, пока его супруга хозяйничала на кухне. — Моя совсем подлечиться не дает!

— Поговорим, тогда и подкину, — пообещал Андрей, глядя на то, как брезгливо посматривает болезный на стоящую перед ними чашку с чаем.

— Я ведь до сих пор не знал, откуда появились деньги, — нервно закуривая, сказал Юрий Алексеевич. — Но тайное становится явным…

— Беременность протекала легко, и я родила здоровую, хорошенькую девочку, — вернувшись с кухни, сказала Вера Николаевна и печально взглянула на супруга. — Ему объяснила, что ребенок родился мертвым. Он тогда в запое был и не особенно горевал, когда узнал, что так и не увидит новорожденную… Дорвался, пока я в роддоме была!

— А проблем с оплатой за вашу услугу не было? — делая пометки в блокноте, спросил Андрей.

— Все дела между мной и заказчиками вел Юлий Соломонович, — сказала Вера Николаевна. — Деньги свои я получила в срок.

— И никаких проблем не возникало?

— Нет, слава Богу…

— Двоих-то детей прокормить проблема! — недовольно проворчал Юрий Алексеевич, вновь закуривая с Андреем на лестничной площадке. — А разве я виноват, что у меня такая зарплата?! Я же не какой-нибудь жулик: всю жизнь на одном заводе ишачу…

— На, лечись, — Андрей сунул хронику сторублевку и, не оглядываясь, побежал вниз по лестнице полуразвалившейся «хрущебы».

— Никаких претензий к «Материнству» и к родителям суррогатного ребенка Вера Николаевна не имеет, — завершил Андрей свой доклад на летучке в кабинете Широкова. — Я навел справки и выяснил, что кооператив тот теперь преобразован в Товарищество с Ограниченной Ответственностью, которое располагается почти по старому адресу…

— Как понимать это «почти»? — не понял Сергей.

— Да в том же доме они и находятся, — терпеливо пояснил Андрей. — Только номер квартиры поменялся…

— Значит так… — подвел итоги Широков. — Саша и Игорь поедут охранять эту самую Веру Николаевну, Андрей займется «Материнством», а Сергей побережет, на всякий случай, господина Варновского…

— А у меня к вам разговор, — сказал Широкову Завеса. — Это тоже связано с исчезновением женщин…

8. Дамское «Товарищество»

Андрея приняла глава «Материнства» Софья Аркадьевна Буракова, солидная дама бальзаковского возраста. Она с первого же взгляда оценила физические параметры Андрея и во время разговора слегка кокетничала с ним.

После довольно продолжительных политесов Андрею были предъявлены бумаги, отражающие славную деятельность бывшего кооператива.

— А вы, я смотрю, процветаете, — заметил Андрей, кивнув на стопки папок.

— Клиентов, слава Богу, хватает, — согласилась Софья Аркадьевна. — Особенно иностранных. Для них наши цены, как вы понимаете, более приемлемы. Ведь их дамы совсем избаловались, и детей не так жаждут, как наши, и фигуры свои берегут…

— В ваших списках числятся женщины, рожавшие детей для богатых клиентов по несколько раз, — дождавшись паузы, сказал Андрей. — Следовательно, все они живы и здоровы?

— Слава Богу, никаких особых эксцессов у нас не было… — мадам Буркова томно вздохнула. — Хотя на заре нашей деятельности были случаи. Но, к счастью, — еще до моего прихода…

— Я бы хотел взять несколько адресов ваших суррогатных мамаш, — возвращая папки Софье Аркадьевне, сказал Андрей.

— Не доверяете… — понимающе молвила мадам Буракова. — Только имейте в виду: часто мужья и не знали, что их супруги зарабатывали деньги таким вот образом. Ведь в некоторых случаях процедура зачатия происходила, так сказать, естественным образом… — Софья Аркадьевна многозначительно посмотрела на Андрея.

— Не понял… — пробормотал Андрей.

— Какой вы, однако, — Мадам Буракова осуждающе покачала головой. — Понимаете ли… Мы стараемся идти навстречу пожеланиям клиентов, ну… скажем, не располагающих достаточными средствами… Бывает так, что, допустим, супруга не может родить… Да, представьте себе, такое бывает часто, в силу различных женских заболеваний. И тогда мы идем навстречу пожеланиям будущего отца и только имитируем суррогатное материнство. Улавливаете?

— Не совсем, — честно признался Андрей.

— Холостой, наверное? — мадам Буракова вновь покачала головой. На этот раз — укоризненно.

— Да, Бог пока миловал…

— И, как посмотрю, закоренелый!.. Неужели даже богатые невесты не интересуют?

— Совершенно… Впрочем, вернемся к тому, что некоторые семьи вынуждены нанимать суррогатных матерей, потому, что жёны не могут забеременеть…

— … а у мужей ихних не всегда хватает денег, чтобы оплатить экстракорпоральное оплодотворение… То есть зачатие в пробирке… Поэтому мы иногда вынуждены обманывать жен глав таких семейств. И не смотрите на меня так! Этих мужей тоже можно понять. Они тем самым возвышаются в глазах своих жён, которым они, да и мы, сообщаем, что оплодотворение произведено экстракорпорально… Надо же учитывать женскую ревность!.. Зачем нужно нервничать этим несчастным женщинам, которых Бог и так обидел?! Сейчас понятно?

— Может быть, я совсем тупой, но я ещё больше не понял, — признался Андрей.

— Господи! Есть женщины, которые, соглашаются совокупиться с такими вот мужьями и, родив им ребенка, забыть и об отце, и о ребенке, который фактически и не является суррогатным!

— Неужели и такие есть?!

— Вы что, с Марса свалились?! Сколько сейчас так называемых матерей оставляют своих чад в роддомах, или топят в унитазах, или выбрасывают в мусорные ящики!.. Вы же работаете в таком учреждении, неужели не знаете?

— Да, конечно… — Андрей помолчал. — Так вы дадите адреса? Настоящих суррогатных матерей, а не этих… которые, фактически, продают своих родных детей…

— Кстати, вы тоже могли бы у нас неплохо заработать, — сообщила Софья Аркадьевна, передавая Андрею несколько адресов. — Ведь часто бывает и наоборот: многие женщины не имеют детей по причине мужского бесплодия… Именно мужского, а не женского… — Софья Аркадьевна смотрела на Андрея смеющимися глазами. — Улавливаете?..

— Вы меня окончательно запутали…

— Вот смотрю я на вас и глаз радуется, — со вздохом сказала Софья Аркадьевна. — Орёл, да и только!.. Мужик ведь нынче пошёл, в основном, слабый… Я не имею в виду импотенцию… Только не подумайте, что мы здесь сводничеством занимаемся. Вопросы, конечно, иногда приходится решать щекотливые, но и вы войдите в положение одиноких женщин, которым для счастья не хватает лишь здоровых ребятишек…

— Дошло, — Андрей мотнул головой, с трудом сдерживая смех. — По-моему, тысячи российских мужиков с удовольствием помогли бы этим дамам совершенно бесплатно…

— Нам нужны здоровые мужчины… — Софья Аркадьевна склонила голову набок, отчего ее парик слегка сбился. — Непьющие, спортивные… Наша фирма даёт гарантию!..

— А я, значит, соответствую кондиции?

— Вот вы смеетесь, а население-то российское сокращается, — укоризненно покачав головой, молвила Софья Аркадьевна. — Мужички-то спиваются!.. Поставь на выбор — бутылку или бабу, так каждый второй — бутылку выберет. Нормальные-то мужики все давно уже востребованы… И куда правительство смотрит?! Ведь, если так дальше пойдёт, через каких-нибудь сто лет россиян вообще не останется!.. А в нашей картотеке есть достаточно привлекательные и состоятельные женщины…

— Понял… — Андрей еще раз мотнув головой, улыбнулся. — Черт подери, а почему бы и не помочь российской демографии?! Только нет у меня времени на анализы и все такое прочее…

— Хорошо, — мгновенно согласилась мадам Буракова. — Глаз у меня наметанный: я без анализов вижу, что потомство от вас будет замечательное. К тому же и деньги лишние, думаю, вам не помешают?..

— Надеюсь, в вашей картотеке найдутся снимки этих дам?

— Конечно… — мадам Буракова с готовностью протянула Андрею альбом с фотографиями.

— Как насчет этой? — Андрей показал Бураковой фото блондинки, лет тридцати, запечатленной в открытом купальнике на берегу моря.

— Замечательно… — Софья Аркадьевна перевернула фото и прочитала вслух. — Надежда Георгиевна. Бухгалтер. Я прямо сейчас ей на работу позвоню и предупрежу. Кстати, такса у нас за услугу — двести долларов.

— Прямо, мальчики по вызову…

— Но необходима справка об отсутствии венерических заболеваний, датируемая днем контакта. — Софья Аркадьевна протянула Андрею еще одну визитку. — Вот вам адрес кожно-венерологического диспансера…

— Это обязательно? — Андрей начал охладевать к затее мадам.

— Экспресс-анализ делается быстро! Спросите Анатолия Саныча, скажете, что от меня. И сегодня же сможете приступать к своим подвигам во имя демографии…

— Однако, как у вас все схвачено… — Андрей несколько смущенно спрятал в карман визитку.

— Бизнес… — Софья Аркадьевна кокетливо улыбнулась. — Если пройдет нормально, а я в этом не сомневаюсь, будем дружить. Клиенток у нас много.

— У меня просто нет слов… — Андрей галантно склонил голову и, пятясь, покинул кабинет мадам Бураковой…

— Не верю… — повторил Серега слова основоположника системы Станиславского.

— Сходи вместо меня… — Андрей вытащил из кармана визитку. — Зовут Надежда Георгиевна. Знойная, между прочим, женщина. И, судя по всему, серьезная. Может еще и женишься…

— Издеваешься?

— Я серьезно… К тому же, не из бедных… Будешь в потолок плевать, и пузо культивировать…

— А чего сам не сходишь?

— Когда телефон брал, вроде интересно было, а сейчас кураж пропал.

— А она действительно ничего? Только честно!

— Блондинка… Не худая, не полная. И довольно привлекательная…

— А ведь пойду, — проговорил Сергей, изучая визитку. — А это что? — товарищ по оружию ткнул пальцем в номер телефона Анатолия Александровича.

— Анализы надо сделать, что у тебя СПИДа нет и всего такого прочего. Кстати, двести баксов тебе, думаю, не помешают? Ведь за это еще и платят!..

— Ну, ты даешь!.. — Серега смотрел на Андрея все более недоверчиво.

— Бери, пока не передумал. Только анализы надо сделать именно в диспансере, у Анатолия Саныча. Иначе начальница товарищества «Материнство» мадам Буракова не подтвердит клиентке вашу чистоту, сэр. В венерологическом смысле…

— Везунчик ты, Андрюха, — с некоторой завистью сказал Сергей. — На тебя бабы сами вешаются…

— Сбросил бы килограммов тридцать…

— У меня гены не те… — Сергей с любовью погладил свой живот.

— Впрочем, некоторые и пузатеньких любят, — успокоил приятеля Андрей. — Только назовешься моим именем. Документы, думаю, проверять не будут, если скажешь, что от Софьи Аркадьевны Бураковой…

— Слушай, тогда я пойду, а? — Сергей посмотрел в сторону кабинета Широкова. — Скажи Иванычу, что я отправился опрашивать клиенток этого твоего «Материнства».

— Топай, пока не передумал. Кстати, держи в нагрузку ещё пару номеров телефонов суррогатных мамаш. Позвонишь, сходишь, выяснишь… Еще несколько телефонов я себе оставил…

— С меня причитается!.. — Сергей помчался к выходу…

К месту свидания Сергей прибыл раньше назначенного времени.

Как всегда на Ленинском проспекте царило оживление, и Сергей встал рядом с машиной, чтобы его могли заметить издали.

Рядом, в тени киоска, ели мороженое парень с девушкой, да двое мужиков лениво потягивали пиво. В руках одного из них был зонтик.

Через полчаса тоскливого ожидания к Сергею подошла блондинка. Надежда Георгиевна оказалась очень приятной женщиной. Даже полнота была ей к лицу.

— Прошу, — Сергей галантно протянул Надежде Георгиевне скромный букетик роз и, открыв дверцу, жестом пригласил молодую женщину в машину.

И тут произошло нечто странное: стоило Надежде Георгиевне взять в руки букетик, как лицо ее побледнело и она упала на асфальт…

Даже когда Сергей понял, что Надежда Георгиевна мертва, он не сразу соединил происшедшее с мужиками, попивавшими пиво возле киоска.

Когда, убедившись в смерти молодой женщины, Сергей оглянулся в сторону киоска, «любителей пива» и след простыл…

На утреннюю оперативку Сергей Мишкин опоздал. Впервые. Причем выглядел он явно не выспавшимся.

— Что нового дали анализы, герой-любовник? — желчно поинтересовался Широков.

— Это был укол зонтиком, — Сергей походил на побитую собаку. — Быстродействующий яд… Мелкумов утверждает, что доступ к таким ядам очень ограничен…

— Что и следовало ожидать… — Широков повернулся к Андрею. А более подробные справки навел?

— Шесть лет назад Надежда Георгиевна была беременна, но ребенок родился мертвым…

— А она тогда случайно не была суррогатной матерью, при посредстве этого самого товарищества?

— Я звонил Бураковой, она отрицает…

— А вот у моих мамаш все в порядке, — сообщил Марат Рябов, которого Широков тоже подключил к делу. — Я четверых навестил. Все чисто.

— Тупик? — Широков обвёл присутствующих суровым взглядом.

— Похоже, — ответил за всех Андрей.

— Подведем итоги, — Широков вытащил расческу, задумчиво посмотрел на нее и сунул обратно в карман. — Исчезают женщины… Причём, преимущественно — суррогатные матери. Хотя, не исключено, что это простое совпадение. Ч-черт… Короче, коль уж мы взялись за это расследование, я считаю делом чести довести его до конца!..

— Ох, сумлеваюсь… — подал голос Сергей.

— Повторяю: нам известно, что, по крайней мере, часть пропавших женщин являлись суррогатными мамашами, — не обращая внимания на Сергея, продолжил Широков. — Причем, кто-то усиленно ликвидирует всех оставшихся в живых.

— И не только мамаш, но и свидетелей, — подал голос Андрей. — Особенно этих гадов нервируют женщины, на которых выходим мы…

— Значит, они знают о наших возможностях, — вставил Марат Рябов.

— Именно, — продолжил Широков. — У наших противников — очень недурственно поставлено с информацией. Одно из двух: либо их кто-то из наших информирует, либо с самого верха!..

— Да и доступ к редким ядам они имеют… — напомнил Сергей.

— По поводу высокого уровня и так понятно, — Широков обвёл взглядом присутствующих. — Еще варианты есть?

— Может, к нам жучки заброшены, которые не фиксирует наша аппаратура? — предположил Рябов. — Я что-то такое слышал о новых гаджетах, ведь нанотехнологии…

— Может быть?! — перебил Рябова Широков и обвел хмурым взглядом присутствующих. — Да тогда грош нам всем цена!!! Марат, башкой отвечаешь за утечку информации! Понял?! И мне плевать, какие там применялись технологии: нано или срано!.. — Широков неожиданно замолчал и, с трудом взяв себя в руки, спросил: — Какие еще предложения?

— Я тут ещё парочку адресов нашел, — Аркадий Петрович протянул Андрею и Сергею по листочку бумаги. — Фирмы, аналогичные «Материнству». Надо проверить на всякий случай.

— Ладно, проверяйте, — Широков вытащил расческу и причесался. — Но вообще-то… — Павел Иванович глянул на Андрея и Сергея. — Передайте эти адреса Бугрову, а сами отправляйтесь на юг… Очень может быть, что ниточка по нашему делу ведет и туда…

— А что, если для поиска Аллы прибегнуть к помощи экстрасенса? — Аркадий Петрович сделал эффектную паузу. — Я с одним довольно давно знаком. Он уже не раз точно подсказывал, где могут находиться пропавшие вещи и люди. Очень, повторяю, перспективный, вариант. Только экстрасенс этот избегает контактов с органами и мне придётся контактировать с ним, так сказать в частном порядке…

— Неужели верите в это? — Широков брезгливо поморщился.

— Попытка, знаете ли, не пытка… Мне нужно лишь фото Аллы, или какая-то ее вещь…

— А что мы теряем? — поддержал Аркадия Петровича Рябов.

— Ладно, подключайте этого вашего… кудесника, — Широков внимательно посмотрел на Завесу. — Только не затягивайте…

2005 год. Август

… Андрей, Сергей, Саша и Марат стояли неподалеку от шоссе, над обезглавленным телом.

— Вроде похожа… — Андрей отвернулся от страшного зрелища.

— А что это за домик, во-о-он там, за леском? — Сергей кивнул в сторону огоньков внушительного сооружения, возвышающегося в километре от места страшной находки.

— Пансионат какой-то, — неуверенно сказал Саша. — Его здесь ещё в восьмидесятых построили…

— Вызывай оперов, всезнайка, — сказал Марат Саше и натянул медицинские перчатки. — Данные экспертизы мы получим не скоро, поэтому я возьму пробы крови и вообще гляну, как и что…

Часть вторая.

У Черного моря

1. Никита и Костолом.

2005 год. Май

В этот душный воскресный день, приехавший с юга господин, с внушительным животиком и ранней одышкой, потел отнюдь не от жары, к которой привык с детства. Никита Гаврилиади испытывал самый обыкновенный страх. Ему очень не хотелось ехать на эту встречу, но от нее зависело слишком многое. Тем более что этой встречи он добивался на протяжении длительного времени.

В конце концов Никита заставил себя выйти из чрева присланного за ним джипа.

У подъезда чудом уцелевшей на окраине Москвы «хрущобы» Никиту встретил угрюмый кавказец, напоминавший знаменитого в пятидесятых годах американского актера Энтони Куина, в роли Квазимодо. Рядом с ним подпирали стены двое коротко стриженых братков. Это были или москвичи, или представители какой-то подмосковной криминальной группировки. Во всяком случае, — славяне.

Один из верзил остался у входа в подъезд, второй — на лестничной площадке, возле дверей квартиры, расположенной на первом этаже. Вели себя охранники криминального босса спокойно: один — осмотрел все подходы к подъезду, а второй — постоянно поддерживал связь с верзилой, расположившимся наверху, у выхода на чердак и крышу.

Кавказец молча сопроводил Никиту в гостиную, где в кресле перед невысоким столиком восседал Костолом, приезжий криминальный авторитет. Лицом гость столицы походил на злодея из комиксов: узкий лоб, гигантские надбровные дуги, тяжелая челюсть с выдающимся вперед раздвоенным подбородком. Лишь умные и внимательные глаза Костолома контрастировали с его грубой физиономией.

— Садись, разлюбезный, — пробасил Костолом и кивнул на стул, стоящий с противоположной от него стороны стола. — Излагай коротко и по существу…

Выражался Костолом витиевато и не всегда понятно, но от верных людей Никита знал об этой его особенности и лишних вопросов задавать не собирался.

— Есть возможность получить деньги и власть, — неожиданно охрипшим голосом отрапортовал Никита. — Причем такую, что и не снилась! Если вложить в дело тридцать-сорок лимонов, то потекут миллиарды!..

— Тебя мама в детстве не роняла? — перебил Никиту Костолом. — Этажа так с двадцатого?

— Я предлагаю путь к конкретным деньгам! — боясь, что Костолом не даст договорить, Никита говорил с возрастающей скоростью. — Дело — абсолютно реальное… Правда, можно потерять сколько-то людей, но чего, в конце-концов стоят эти людишки, плодящиеся словно тараканы!?

— А к кому себя относишь? — вновь прервал Костолом Никиту. — Не к тараканам?

— К свите, — с готовностью ответил Никита. — Короля «играет» свита, без нее — никак! У меня нет вашей харизмы, поэтому я — человек свиты…

— И что это за харизма такая? — не без сарказма поинтересовался Костолом.

— Только сильные, с железной волей, достойны власти!.. — На Никиту снизошло вдохновение, тем более что высказываемое им сейчас было выстрадано и продумано именно для такого вот часа, когда на карту поставлено все. — Лишь такие, как вы, можете построить и направить и запутавшихся интеллигентиков, и безмозглых отморозков…

— Гутаришь ты гарно… — остановил Никиту Костолом. — А вот без этих… всяких там аллегорий, можешь?.. Пошто именно ко мне? — Костолом смотрел на Никиту с любопытством энтомолога, увидевшего неизвестную науке букашку. — И какой такой во всём этом твой интерес?

— Я умен и гибок… — быстро проговорил Никита. — Но во мне нет силы. Для задуманного у меня нет ни харизмы, ни людей, ни капитала. Но есть мозги… Сила и мозги, — такой симбиоз просто обязан принести достойные плоды!

— А у меня значит, мозгов нет? — Костолом с лукавинкой, глянул на Никиту, и от этого взгляда в Никите возникла срочная потребность сбегать к унитазу.

— Ладно, проехали, — пробасил Костолом, насладившись страхом собеседника. — Каков процент успеха?

Никита встретил взгляд босса и закрыл рот. Он понял, что заинтересовал Костолома, и лоб его покрылся испариной.

— Сто процентов! — вскричал Никита. — Тысяча процентов! Да невозможно подсчитать, сколько процентов!!! Я гарантирую!

— А скока лет? — остудил его Костолом. — Я говорю, бабки с наваром когда вернуться?

— Это зависит от суммы и от людей… И от того, кто все это дело возглавит… — Никита словно не слышал подковырок в интонациях Костолома.

— А от здоровья?.. — взгляд Костолома посуровел. — За здоровье свое не боишься? Его ведь мои пацаны и попортить могут… Доктора к тебе приставить мы потом, конешно, смогём… Ежели заслужишь… Чо молчишь? Думаешь, я не знаю про твою дружбу с Легатом?! — Костолом выразительно помолчал. — Мои-то о тебе вмиг справочки навели!.. Переметнуться хошь, али как? — Костолом слегка повел головой.

Из-за портьеры вынырнул некто с подносом, бесшумно подошел к столику и артистично поставил выпивку и закуску.

Никита перевел дух, не отрывая глаз от запотевшего графинчика. Водка в нем, при водружении на стол, даже не колыхнулась.

Некто, как бы из рукава, вынул салфетку и мгновенно оснастил ею грудь Костолома. Затем он наполнил стопку босса и отступил на полшага, держа графинчик во второй салфетке.

Никита даже не заметил когда, откуда и как появилась эта салфетка.

— Водки хошь? — внушительно спросил Костолом и, не дожидаясь ответа, медленно, с удовольствием, выпил. Затем наколол крошечный грибок.

Никита зачарованно наблюдал за происходящим.

Костолом, между тем, зажевал грибок хлебушком и блаженно улыбнулся.

Некто, опять-таки, через салфетку, снял крышку с котелка, из которого повалил ароматный пар.

— Чо водочки-то не откушаешь? — с ехидцей спросил Костолом.

Никита как бы очнулся и даже вздрогнул. Причем он сам не понимал, что в его поведении было подлинным, а что — наигранным, в угоду самолюбию Костолома с его пресловутой харизмой.

— Водку, говорю, что не жрёшь, брезгуешь что ли? — повторил Костолом уже нормальным голосом.

— Благодарю, днем не потребляю, — извиняющимся тоном сообщил Никита. — Тем более в такую жару…

— Да ты, болявый, аж вспотел… — Костолом взял большую столовую ложку, зачерпнул из котелка жаркое и начал жадно есть его. Он обжигался, чертыхался, но темпа поедания пищи не сбавлял.

Запах по апартаментам разошелся просто замечательный.

— Выпей и закуси, — сказал Костолом, набитым ртом. — А потом — помозгуем, ежели есть над чем… — Этой же ложкой Костолом зачерпнул салат из большого блюда. Понюхал, попробовал и начал есть. Жевал медленно, с наслаждением. Жевал так, что и Никите захотелось есть. Он запретил себе смотреть на часы и молча кивнул.

Некто мгновенно налил водки и ему.

Обед пошел своим чередом.

Трудно было, конечно, заставить себя лезть своей ложкой в общий котелок, но Никита догадался, что это своего рода тест. Отодвинув прочь издержки воспитания, он принялся, на манер Костолома, уминать жаркое и салат за обе щеки.

— Нужна кредитная линия и проплата со счетов, через третьи страны, — говорил Никита, в процессе поедания пищи. При этом он старался не отставать от Костолома в поглощении водки, поскольку босс пристально наблюдал за его поведением. Когда покончили с жарким, Никита захмелел и даже не заметил, как перешел на «ты».

— Скока бабок надо? — неожиданно спросил Костолом, совершенно трезвым голосом.

— Двадцать лимонов в течение двух-трех месяцев… — быстро отреагировал Никита. — Затем — бункер, на хорошо охраняемой территории. В бункере — помещения для экспериментов. Ну, и, конечно, прикрытие от наездов. Еще нужны секретность и связь, в любое время суток. Остальное — по ходу…

— Ты, считай, как раз на полтинник лимонов наговорил, а? — Костолом утерся салфеткой и откинулся на высокую спинку стула. — Ты меня за фраера держишь?..

Никита чуть не поперхнулся.

Костолом, между тем, принялся за мороженое и поедал его той же ложкой, которой набирал жаркое и салат. Правда, перед десертом ложку он все-таки облизал.

— Я бы не пришел, если бы сомневался… — Прокашлявшись, Никита положил скомканную салфетку и встал из-за стола. — Неужто я сам себе — враг? Просто, даже если я сдам в заклад свой дом и все, что в нем есть… — он старался говорить спокойно, и это получилось: голос звучал глуховато, почти безразлично. — Короче, нужны суммы другого порядка!.. Я могу представить доказательства!.. Даже с людьми можно пообщаться…

— И что это за люди — твои вещдоки?

— Их двое. Один — ученый. Доктор наук. И его племянница… Доктор этот когда-то проводил опыты в страшно засекреченном институте. И до чего-то там дотюкал… А племяшка его — рекордсменка Европы по фри-дайвингу, подводному плаванию без аквалангов. Короче, у этих чудиков феноменальные способности!.. Скорее всего, благодаря экспериментам этого доктора. Они деньги экскаваторами могли бы загребать, а лечат задарма…

— Докторов, и рекордсменок у нас пруд пруди, — без выражения отозвался Костолом. — Тут у меня как-то один умник сидел… Тоже из докторов… Кажись, химии, или физики… Так я его в пять минут опустил…

— Пока — рекордсменка, и пока — Европы… — гнул свою линию Никита, несколько осмелевший после выпитого. — А с ее способностями…

— Тебя проводят, говорливый ты наш, — прервал Никиту Костолом, прикрыв глаза и демонстрируя крайнее утомление от визитера.

— А когда ответ? — пятясь к двери спросил Никита.

— Ну, ежели девчонка станет чемпионкой мира, я на нее гляну… — Костолом лениво приоткрыл один глаз. — Это интереснее, чем твоя трепотня.

— Кстати, живут они как раз в вашем городе, — добавил Никита вкрадчивым голосом. — Потому я и обратился именно к вам…

2. Нежданная встреча

2005 года. Июль

Андрей Янин и Сергей Мишкин прибыли к морю в самом разгаре бархатного сезона. Их окружали пальмы и кипарисы, туристы в шортах, но главное — разомлевшие от южного солнца женщины, томящиеся в ожидании неземной любви, или хотя бы банального секса. Земной рай, да и только! Вокруг было столько загорелых, здоровых тел, что у вновь прибывших москвичей срабатывал комплекс бледной немочи.

Друзья шли мимо пальм и кипарисов, мимо роскошных гостиниц и пятизвездочных отелей, перед которыми поджидали своих хозяев иномарки, мимо столиков с разноцветными прохладительными напитками и мороженым, мимо женщин, гулявших по приморской аллее в купальниках и казавшихся сплошь прекрасными и соблазнительными.

— Мы лишние на этом празднике жизни, Киса, — процитировал классиков Сергей. — Люди здесь кайф ловят, а мы только вкалываем…

— Можешь хоть какое-то время не думать об этом? — Андрей проследил взгляд Сергея, направленный на симпатичную девушку в весьма открытом купальнике, и дал напарнику шутливый подзатыльник.

Крепкий, загорелый, с легкой проседью на висках Андрей выглядел достаточно презентабельно. Во всяком случае, взгляды представительниц прекрасного пола были направлены на него значительно чаще, чем на располневшего компаньона.

— Понимаешь ли… самец, не интересующийся самкой — либо труп, либо импотент, — философски заметил Сергей, ощупывая взглядом очередную проходящую мимо девушку. — Не всем же везет с внешностью… — Сергей даже приостановился. — Слушай, неужели у тебя с Аллой и впрямь ничего не было?

— Представь себе… И это при том, что мы оба, хотели этого… Так мне, во всяком случае, кажется… Мне со временем как-то даже неудобно стало… Я ее стесняться начал и избегать…

— Да, девушка она, конечно, была странная… — Сергей примолк, увидев лицо Андрея. — Ты чего, ожившего Ильича узрел?

— Какого Ильича? — рассеяно спросил Андрей, продолжая выискивать взглядом кого-то в толпе.

— Да хоть Владимира, хоть Леонида… — Сергей не закончил фразу, так как Андрей неожиданно рванул в сторону ближайшего универсама.

Сергей, пыхтя, последовал за ним.

В универсаме, у самого входа, он налетел на бугая, выросшего перед ним, словно из-под земли.

— Куда прешь, чмо?! — сиреной взревел бугай. — Урою, блин, насмерть!

— Простите, торопился, — искренне извинился Сергей.

— Бельмы протри, — бугай, не обращая внимания на извинения, замахнулся на Сергея своей огромной кувалдообразной лапищей, но руку его перехватил неведомо откуда материализовавшийся Андрей.

— Полегче на поворотах, — довольно миролюбиво попросил Андрей и резким движением завернул руку бугая за его же спину.

— У-у-у, падла!!! — еще громче взревел бугай. — Я ж тебя, гниду, сейчас размажу, как…

Уточнить, как именно он собирался размазать Андрея, бугай не успел, поскольку его угроза была прервана точным ударом Сергея в определенный фрагмент тела детинушки.

Бугай скорчился и мешком повалился на порог супермаркета.

Тут же, как водится, собралась толпа «болельщиков».

— Он сам виноват, — встала на защиту Андрея и Сергея старушка, типа «божий одуванчик». — Я все своими глазами видела!

— Это ж один из костоломовских! — тщедушный мужичонка с авоськой, наполненной пустыми бутылками, засуетился возле бугая, лежащего без признаков сознания.

Андрей и Сергей многозначительно переглянулись.

— Прости, но при моих габаритах, бегать так не совсем солидно, — отдышавшись прохрипел Сергей. По его лицу катились крупные градины пота. — Тем более в такую жару!..

Андрей внимательно осмотрел все вокруг, и, разочарованно махнув рукой, вышел из супермаркета под палящие лучи полуденного солнца.

— Ты кого увидал-то? — спросил Сергей, когда стало ясно, что погоня завершилась ничем. — Костолома?

— Думай, когда говоришь!.. — Андрей подошел к ближайшей торговой палатке, купил пару банок пива и протянул одну Сергею. — Будет тебе Костолом по универсамам разгуливать?

— Да, уж, — вздохнув, согласился Сергей. — Тогда, может быть, Легата?

Андрей не ответил, лишь отпил несколько глотков пива.

— Откуда ему здесь быть? — сказал он, наконец. — Он сейчас на каких-нибудь Сейшелах…

— Жируют сволочи, не то, что мы!.. — Сергей шумно вздохнул.

— Понимаешь… это девушка была очень похожая на мою… Короче, на мою первую любовь… — Андрей допил пиво и метко швырнул банку в достаточно удаленную урну. — Как выяснилось, первая любовь, увы, оказалась и последней…

— Мне-то не заливай… У тебя этих любовей было — дай Бог каждому!

— Потому и было столько, что забыть хотел. Типа: клин — клином…

— Не горюй… Может, еще встретим ненароком эту твою… прекрасную незнакомку…

— Так, Серега… — Андрей заговорил неожиданно резко, пытаясь деловым тоном заглушить неуместные воспоминания. — Действуй по второму варианту… И чтобы к девятнадцати часам был в гостинице. Ну, давай… — Он хлопнул по ладони друга и пошел обратно, в сторону пляжа.

Сергей встал в тени платана, закурил и достал из папки карту города.

В это время к пробуждающемуся бугаю подошли трое детин.

— Два хмыря на Ингу нацелились, — пробормотал бугай, окончательно пришедший в себя, после увесистой плюхи самого крупного детины. — Я хотел тормознуть, но…

— Звони Жоре! — детина протянул напарнику мобильник, а сам начал поднимать на ноги бугая.

Сергей благоразумно покинул тень платана, неторопливой походкой подошел к вовремя подоспевшему автобусу и ретировался с поля брани…

Лунной ночью друзья сидели в кафе, за столиком, расположенным на самом краю террасы. Перед ними стояла бутылка водки, два двойных салата из помидоров со сметаной и аппетитной горкой возлегали крабы, еще несколько часов назад, возможно, бегавшие по скользким прибрежным камням среди водорослей. Неподалеку плескались волны теплого моря, на которых искрилась желто-оранжевая лунная дорожка. На эстраде певец пел песню о безответной любви. Певец был явно нетрезв, но голос имел неплохой, что сглаживало общее впечатление о нем и о его незамысловатой песне. Под ритмичную мелодию рядом с ним подтанцовывали две достаточно раздетые девицы, старательно демонстрировавшие свои прелести и африканского накала страсти. На танцевальном пятачке топталось несколько пар, раскручивающих быстротечные курортные романы. Некоторые беззастенчиво целовались.

— Мне ещё семнадцати не было… — рассказывал слегка захмелевший Андрей. — Я тогда к поступлению в вуз готовился. Это сейчас можно без корочек чем угодно заниматься, а тогда… — Андрей помотал головой, трезвея. — Предки мои развелись, поэтому мужского воспитания, как такового, я и не имел. Даже драться толком не умел. Меня очень разъярить надо было, чтоб я по-настоящему сдачи дал… А так — рос тихоней, книжечки почитывал, да о светлой любви мечтал…

— Ага, значит, самец все-таки присутствовал… — заметил Сергей.

— Да какой там самец! Таня, увы, родилась на пять лет раньше меня и, как я сейчас понимаю, это было главной причиной того, что она отвергала мои телячьи нежности. Но я чувствовал, что нравлюсь ей…

— Ну, и в чем же дело?

— Вспомни, когда это было!.. Днем она работала в каком-то засекреченном институте, а вечером училась на биолога. И я, дурачок несмышлёный, ревновал ее и к работе, и к учёбе. Потому, что у нее не хватало времени на меня. Она, вообще, относилась ко мне, как к ребенку…

… Собственно говоря, ребенком в глубине души Андрей оставался и сейчас. Просто он научился скрывать за внешней жесткостью ранимую душу, не устающую удивляться, а иногда даже радоваться жизни. Долгое время он был убежденным пацифистом, но от толстовства и гандизма отошел после того, как в Афгане на его глазах был убит лучший друг.

— Добро должно быть с кулаками! — не раз повторял его ротный, капитан Черенков, с которого он старался лепить себя. — Не так еще мир совершенен, чтобы пассивно ждать, когда он сам по себе улучшится…

Впрочем, впервые о роли силы Андрея заставил задуматься случай, происшедший в далеких восьмидесятых… Вечером, во время его свидания с Таней, к ним пристали трое отморозков, и девушке едва удалось предотвратить драку. Андрей понял, что чудом избежал страшнейшего позора и осознал, как жалко он выглядел бы, если б эти болваны избили его на глазах любимой женщины.

А, может быть, еще и поиздевались бы над ней…

Именно после того памятного вечера он занялся каратэ, а позднее и другими восточными единоборствами.

Но еще не скоро наступило время, когда он, гуляя с девушками, при виде подозрительных фигур, не превращался в растерянного идиота…

С Таней, однако, все оказалось сложнее…

…Это случилось в Новогоднюю ночь. Андрей, которому в то время не было и семнадцати, впервые собирался отметить праздник один, без родителей. Конечно он не настаивал бы на этом, если бы у его приятеля Вовки Килина, родители не отправились бы отмечать праздник к друзьям. Грех было не воспользоваться «пустой хатой».

Вовка Килин был на два года старше Андрея и к тому времени почти полгода встречался со студенткой медицинского института Светой. Она училась на последнем курсе института и проходила практику в Институте Экспериментальной Медицины.

Девушки у Андрея тогда ещё не было, и Света обещала привести «для компании» подружку.

Надо отметить, что Света была на три года старше Вовки, и, чтобы она не помыкала им, как сопливым мальчишкой, Владимир сообщил ей, что ему тоже двадцать два года. И старался вести себя соответственно. К счастью Андрея и Вовки они были парнями рослыми и выглядели значительно старше своих лет.

Тане скоро должно было исполниться двадцать три, но это обстоятельство не смущало Андрея. Накануне знакомства он долго репетировал перед зеркалом, отрабатывая поведение взрослого мужчины. В отличие от Вовки, он был ещё «нецелованным», как тогда выражались, и надеялся в новогоднюю ночь ликвидировать сей «пробел в биографии».

Таня оказалась невысокой, светловолосой, сероглазой и хрупкой. Таких женщин сердцеед Вовка Килин классифицировал, как «карманных». Рядом с Таней, которая вполне могла сойти за его ровесницу, Андрей чувствовал себя большим и могучим. Её хотелось защищать и носить на руках, тем более, что и весила она, как пушинка, в чём вскоре Андрей убедился.

Любовь вспыхнула в Андрее с такой силой, что Таня не могла не видеть этого. И, как всякой женщине, ей это было приятно. Тем более, что, обманувшись ростом и телосложением Андрея, она и не представляла, насколько старше него.

Ночью, когда всё уже произошло, Андрей с детской пылкостью предложил Тане выйти за него замуж. Лишь после этого предложения лаборантка засекреченного института поняла, что переспала с неопытным наивным мальчишкой.

Андрей, безусловно, нравился Тане. И не только внешне. Он очаровал её своей юношеской чистотой, открытостью и благородством. Но после нескольких любовных неудач Таня относилась к таким важным в жизни любого человека поступкам, как замужество, с житейской мудростью женщины, обжёгшейся на мужиках, настроенных лишь на приятное времяпровождение…

… Андрей и Таня шли по проспекту Мира.

— … Андрюша, пойми!.. — голосом заботливой учительницы говорила Таня. — Через несколько лет я состарюсь и стану сморщенной грымзой… А ты… Ты только в самый сок войдешь! Я не могу думать только о сегодняшнем дне! Неужели не понимаешь?! Да и не до любви мне сейчас… Ты даже не представляешь какими интересными исследованиями занимаются в нашем институте!.. Вот вы, мальчишки, все космосом бредите…

— Я им никогда и не бредил… — солгал Андрей.

— Да, ты уже из другого поколения… — Таня вздохнула. — А вот многие из моих сослуживцев в детстве мечтали космонавтами стать… Но будущее — за биологией, лишь она выведет человечество из всех намечающихся тупиков!..

— Таня, я без тебя… жить не буду! — перебил девушку Андрей. — Я же ничего не прошу! Ты только пока ни в кого не влюбляйся! Подожди немного! А когда я закончу школу…

— …тогда ты пойдешь в армию… — грустно продолжила Таня. — А когда вернешься, то на меня, кошку драную, и смотреть не захочешь!

— Да как же ты можешь?! — Андрей едва сдерживал слезы. — Я тебя всегда любить буду!.. Ну, что мне сделать, чтобы ты поверила?!

— Солнышко мое!.. — Таня стала на цыпочки и поцеловала Андрея в нос. — Ты даже представить не можешь, какая я буду отвратительная жена! Я же помешана на науке! Я не умею готовить, не люблю стирать… У меня даже нет нормального материнского инстинкта! Все девчонки мечтают выйти замуж, нарожать детей… А я… Горшки, пеленки… Нет, все это не моё!..

— Да как же ты не поймешь! Я просто не могу быть с другой?! — Андрей задыхался от возмущения. — Ну, как тебе доказать?! У меня и мама — однолюбка, и бабушка… Они потому и не вышли больше замуж, что только своих мужей любили! Это у нас — генетическое!

— Много ты понимаешь, — Таня, улыбаясь, покачала головой. — Ты — мужик, Андрюша! Вам, как это не грустно, — сам Бог велел… Это я тебе, как биолог, говорю. У самца природа такая — оплодотворить как можно больше самок. Ты еще маленький, в пору не вошел, потому и не понимаешь всего… — Таня замолкла, пытаясь подобрать нужные слова.

— У тебя уже кто-то есть? — жалобно спросил Андрей.

— А что? — в Тане проснулось женское кокетство. — Задушишь, как Отелло Дездемону?

— Нет… я, я… — Андрей не находил слов от возмущения. — Я его убью!

— А если он тоже карате занимается? — насмешливо спросила Таня. — А если он, к тому же, еще и мастер спорта по подводному плаванию?

— Ты поэтому занялась подводным плаваньем?! — Андрей с трудом сдерживал предательские слезы.

— А что, запрещено?

— Значит, у тебя действительно кто-то есть?!

— Я и сама не знаю, — погрустнев, ответила Таня. — Он — намного старше меня. К тому же, он — такой… сухарь! Я, по сравнению с ним, — взбалмошная дурочка. Ты даже не представляешь, какой он умный! Да пойми ты!.. — Таня попыталась удержать Андрея, но он вырвался и убежал…

— Ну, почему так бывает? — жаловался ночному небу Андрей. — Кого мы любим — те нас не любят… И наоборот… Знаешь ответ, ты, философ юбки?

— Се-ля-ви! — заплетающимся языком констатировал Сергей. — К-как говорится… Это… Ну, женщина, короче, нам жизнь дает, она же её и того — отни-ма-а-ет… — последнее слово Сергей выговорил по слогам, но довольно членораздельно.

— У тебя уже заплетык языкается, — Андрей неожиданно поднялся и решительно заявил: — Все, поехали в аэропорт!

— Охренел?! — Сергей мгновенно протрезвел.

— Через денек вернемся… В крайнем случае — кто-нибудь один…

— У нас же завтра встреча! Давай хоть на денек отложим…

— Ладно. Только на денек. У меня мысль одна появилась, которую я смогу проверить только в Москве…

Следующего дня им, конечно же, не хватило. После похода на пляж, — прозвучал важный звонок, заставший их за кофе. Потом у Андрея была срочная встреча, и они опять не виделись до самого ужина.

Встретились в ресторане морского вокзала, за угловым столиком.

— Худеть буду, — заявил Сергей и заказал себе салат с мидиями. — Никаких жиров и мяса!.. Пора очищать организм от шлаков…

Андрей предпочел салат с крабами и картофель фри.

За ужином обменивались новостями, жадно поглощая деликатесы.

По линии основного клиента Андрей уже был готов к отчетному докладу. Сергею же оставалось лишь встретиться с агентом, поставлявшим Фирме ценную информацию о подпольных течениях местной жизни. И еще одна встреча намечалась. Неофициальная. С могущественнейшим местным авторитетом. Москвичи откладывали ее, надеясь, что она, может быть, и не понадобится. Но им передали: «Скажи столичным, что обижусь…»

Встреча с Легатом, одним из криминальных авторитетов не только приморского города, но и всего региона, проходила в самом престижном кабаке города.

Местный мафиози производил весьма благоприятное впечатление. Несмотря на некоторую грубость лица, Олег Николаевич Тихомиров запросто мог сойти за ученого. Или за публичного политика. Удивительной казалась эрудированность криминального босса, но прежде всего, бросалась в глаза его безупречная экипировка. Одеяние Олега Николаевича тянуло не на одну тысячу долларов. И это не считая швейцарских часов, стоимостью в десятки тысяч. Светло-серый костюм и белоснежная сорочка тонко оттеняли мягкий загар, приобретенный Олегом Николаевичем на Тенерифе (о круизе Легата на Канары было известно от Марата Рябова). Аромат французского одеколона едва чувствовался, но дело свое делал, внося весомую лепту в создание аристократического имиджа. Манеры и речь Олега Николаевича были такими, словно он окончил, по крайней мере, пажеский корпус. И мало кто знал, что уже не первый год господин Тихомиров оплачивал услуги дорогого имиджмейкера.

— Протокол о сотрудничестве между ООО «Феникс» и спортивно-оздоровительным комплексом «Гильгамеш», — иронично приподняв брови прочитал Олег Николаевич заглавие бумаги, перед тем, как ее подписать. — Надеюсь, господа, наше сотрудничество будет плодотворным, поскольку у нас достаточно обширные интересы и в Москве.

— А давно ваш оздоровительный комплекс является филиалом общества «Геронт»? — поинтересовался Андрей, после того, как бумаги были подписаны.

— Больше десяти лет. Я ведь член совета директоров этого акционерного общества. Со дня его основания. Без моих вложений и общества этого не было бы. Принадлежащий мне пакет акций делает мой голос на заседаниях достаточно весомым. Впрочем, нашего дела это не касается, посему позвольте полюбопытствовать, что именно так беспокоит вас в сотрудничестве московских медиков и их южных коллег?

— Просто я впервые встречаю подобное название оздоровительного заведения, — хмыкнул Андрей. — Неужели вы действительно старичков оздоравливаете?

— Даже в наше время, когда лишь молодым везде у нас дорога, далеко не все старички нищие, — загадочно молвил Олег Николаевич. — Особенно если это зарубежные старички…

— Так вы занимаетесь преимущественно импортными старцами?

— Увы, не так уж много отечественных долгожителей могут позволить себе роскошь пользоваться нашими услугами. Ведь все что подлинно и действенно — и стоит, простите, соответствующе…

— Ваши методы и впрямь столь действенны? — позволил себе усомниться Сергей.

— Вы не представляете насколько! Вам, в вашем возрасте, будет трудно понять. Обычно человек задумывается о своем здоровье, лишь когда заболевает. Лет двадцать назад, то есть, примерно, в вашем возрасте, я тоже не задумывался о здоровье и болезнях. А когда организм начал давать сбои, пришлось заняться… Когда стало ясно, что одними лекарствами от ухода в мир иной не спасёшься, пришлось заняться более радикальными методами… Впрочем, об этом — в другой раз… — Олег Николаевич отвесил московским гостям церемонный поклон и отбыл, в окружении своих телохранителей…

3. В Москве

Отчитываясь по командировке, Андрей понял, что шеф слушает его не очень внимательно. Немало удивившись этому, он быстренько подвел итоги:

— Поездка подтверждает данные зондажа. Несколько месяцев назад произошло перераспределение сил. Вот диск с отчетом, вот билеты, вот счета, включая затраты на ужин с Легатом, то есть, пардон, с Тихомировым.

— Это потом, — устало проговорил Широков, пряча диск в сейф. Он откинулся на спинку низкого мягкого кресла, развернулся вместе с креслом к Андрею и неожиданно пошлепал пальцами правой руки по своей блестящей лысине. Эта привычка осталась у него, с тех пор как он методами массажа вел безуспешную борьбу с облысением.

— Пал Ваныч, ты скажешь, наконец, что тут стряслось? — Андрей пытался подавить чувство досады, вызванное равнодушием к информации, собранной не без риска.

— Пока, слава Богу, ничего… — отозвался бывший полковник разведки. — Я ознакомлюсь с отчетом… Но сейчас не о том. Хотя, новое задание тоже будет связано с теми же местами…

— Весьма кстати, — заметил Андрей.

— В смысле? — Широков как-то по-особому насторожился.

— Дела это не касается…

— Ну, ладно, тебе видней. — Широков вновь принялся массировать лысину. Такое с ним бывало редко, и его сотрудники знали, что это — признак плохого настроения. Даже когда Широков устраивал разносы, все понимали, что накачка проводится исключительно в воспитательных целях. Как и многие люди, дошедшие до руководящих постов, Широков был прекрасным актером. Но сейчас, когда он механически массировал свой «лоб во всю голову», было ясно, что шеф и впрямь «на взводе».

— Может, я пойду? — спросил Рябов. — Меня в Зеленограде ждут…

— Подождут, — не отрывая взгляда от чашки кофе, пробурчал Широков.

— Ты уже по кофейной гуще гадаешь? — фамильярно предположил Рябов, работающий с Широковым второй десяток лет.

Широков молча глянул на Рябова, казавшегося тщедушным рядом с Андреем и Сергеем, и отпил глоток кофе.

— Уф-ф… — тяжело вздохнул Сергей и вытер ладонью пот со лба. — Кондишн хоть включили бы…

— Скоро нам такой кондишн предстоит!.. — загадочно пообещал Широков и залпом допил кофе. — Кто-нибудь слышал о Гильгамеше? — Широков уперся взглядом в Андрея.

— Герой шумерского эпоса… — неуверенно сказал Рябов. — Дела всякие занятные у него были примерно пять тысяч лет назад… Ну, и фирма эта… к которой Легат отношение имеет.

— Я имею в виду «Проект Гильгамеш»! — повысив голос пояснил Широков.

— Ну, я слышал… — Сергей опять шумно вздохнул и расстегнул верхнюю пуговицу сорочки. — Этим, вроде бы, Аркадий Петрович занимался…

— Мне предложили познакомиться с этим проектом поближе, — Широков наконец включил кондиционер. — Предложили, кстати и сверху, и сбоку, так сказать. Почти одновременно. Те, кто сбоку, пообещали, что в случае успеха хорошо заплатят. А если что не так, пригрозили, что нам плохо будет… Они так и выразились. Улавливаете?

Аудитория молчала.

— Дожили!!! — закричал вдруг Широков. — Нам угрожают! И при этом сообщают очень интересные подробности из биографий наших работничков!

— Ну, и что? — спокойно спросил Рябов. — Просто, у этих господ достаточно высокий уровень доступа к информации…

— Прикроют нашу лавочку сверху, если откажемся, — почти шепотом завершил свою речь Широков. — Или ухлопают сбоку…

— А кто же это сбоку такой любознательный? — поинтересовался Сергей.

— Некий Никита… Выходец из южных криминальных структур, успевший обзавестись высокими покровителями.

— Я про него что-то слышал, — неуверенно сказал Сергей. — Лошадка действительно темная…

— А он не проходил по делу Костолома? — оживился Андрей.

— Именно… — Сергей вытащил из брюк скомканный носовой платок и вытер со лба пот.

— Никита, Никита… — Рябов задрал подбородок и закатил глаза к потолку, напряженно вспоминая. — Это не тот хмырь, который в начале перестройки в Баку и в Грозном орудовал?

— Где он только не орудовал… — Широков налил минералки в стакан и залпом выпил. — Короче, он хочет быть в курсе всех дел, связанных с этой чертовой операцией…

— Гильгамеш, говоришь? — Сергей выразительно хмыкнул на манер красноармейца Сухова из знаменитого отечественного кинобоевика.

— Он, вроде бы, какое-то средство для бессмертия искал, Гильгамеш этот, царь Древнего Шумера, — закончил-таки экскурс в историю Андрей. — И нашел его, на дне морском…

— Это дело десятое… — Рябов вновь закатил глаза под потолок. — У меня в Баку остались кое-какие концы, через которые я попробую надыбать справочки об этом Никите…

— Мысль — верная, — Широков вновь побарабанил подушечками пальцев по лысине. — Никита волнует меня сейчас больше, чем мифический Гильгамеш. Все свободны, кроме Янина.

— Они сплетены в один клубок, — сказал Широков, когда остался в кабинете наедине с Андреем. — И Костолом, и Легат, и Никита. Тем более, что Никита жил и там, откуда ты только что прибыл… Правда, в последнее время он больше в Москве кантуется. Да и Легат что-то к нам зачастил…

— Легат?! — переспросил Андрей.

— Именно! Олег Николаевич Тихомиров, с которым ты хаживал по ресторациям, впутан здесь выше крыши. Воистину, в наше время, все дороги ведут в златоглавую… Причем Никита действительно, имеет высоких покровителей… — Широков некоторое время помолчал, затем спросил, не очень понятно. — Вот, ты, Андрюша, за кого меня держишь?

— Что вы имеете в виду? — уточнил Андрей.

— В самом прямом смысле… Только — честно!..

Андрей неожиданно почувствовал себя маленьким непонятливым пацаном. Шеф явно чего-то недоговаривал и мучился от этого несказанно. Андрей уже достаточно изучил Широкова и знал, что сейчас шеф попытается излить злость за невозможность быть полностью откровенным.

— Молчишь?! — Широков закипал прямо на глазах. — А держишь ты меня за старого, пардон, пердуна, которого давно списали в запас. Как неперспективного… Я же для всех вас мастодонт, динозавр!..

— Павел Иванович! — Андрей резко качнул головой, пытаясь отрицать.

— Ну, не совсем, может быть, еще и старого, — Широков хитро прищурился. — Впрочем, и ты не супермен какой-нибудь. Ну, не агент же 007, в конце концов. Так?

— Ну, так, — осторожно подтвердил Андрей.

— Потому и не могу я послать тебя вести… чуть ли не локальную войну где-нибудь в… — Павел Иванович резко прервался и уже несколько другим тоном продолжил, — ну, на Ближнем Востоке, к примеру…. Как будто там без нас проблем мало… — Широков махнул рукой и набрал код сейфа так, чтобы Андрей не видел, какие цифры совмещаются на барабанах замка. Затем он достал из сейфа гибкую непрозрачную папку и бросил ее на край стола.

— На меня, как ты понимаешь, тоже давят!.. — продолжил Широков. — Короче, читай здесь. Думай тоже здесь. Пока еще можешь отказаться… Тем более: у тебя отпуск на носу…

Андрей взял папку, в которой было пять страничек текста.

— Оптимальный вариант, если не откажешься, — все равно в отпуск, — Широков хитро прищурился и уточнил. — Якобы в отпуск… Пиши заявление прямо сейчас… И тогда — с завтрашнего дня ты… ну, как бы отпускник… Ты читай-читай!..

Вечер Андрей провел совсем не так, как планировал, въезжая в Москву. Даже телевизор не включал, хотя обычно смотрел вечерние новости. Он полулежал в потертом вельветовом кресле, перелистывая атлас мира.

Его сейчас интересовал Египет и то, что находится чуть северо-восточнее. На журнальном столике дожидались своей очереди книги по истории дипломатии, тайных войн и экономической географии Ближнего Востока.

Утром, когда переполненный информацией мозг не брало уже и снотворное, Андрей включил компьютер и почти до полудня просматривал по сети новейшую информацию о ближневосточном регионе…

Это занятие было прервано странным звонком.

— Штудируешь географию? — поинтересовался незнакомый мужской голос. — Ну, штудируй. Хотя это тебе не понадобится. Вряд ли ты, дорогой, доберёшься до Египта… — в телефонной трубке послышались гудки…

Некоторое время Андрей задумчиво смотрел на телефонный аппарат, затем швырнул на него трубку и начал собираться…

После обеда Марат Рябов докладывал Широкову добытую к этому времени информацию о Никите Гаврилиади:

— По профессии Никита — музыкант. Начинал карьеру в ресторанах Баку. Ресторанная жизнь вызывала зависть к образу жизни постоянных посетителей, и, естественно, захотелось такой же красивой жизни и себе. Чтоб не кланяться каждому за медный грош, а самому сорить деньгами, разъезжать в лимузинах с роскошными женщинами…

— Ты это… без лирики, — напомнил Рябову Широков.

— После того как отца посадили, мать Никиты вторично вышла замуж. За соплеменника, грека. Никита при получении паспорта взял фамилию отчима. В начале восьмидесятых он сколотил концертную бригаду и гастролировал с ней по необъятной Советской Державе…

— Настроение, смотрю, у тебя игривое, — заметил Широков. — Прямо-таки — Дюма-отец ты у нас!

— Так ведь немало наскрести удалось! — Рябов перебрал листочки с записями и продолжил. — После очередной попойки Никита простудился. На холодном камушке посидел… Короче, простудил сами понимаете какой орган…

— Импотентом что ли стал? — спросил Сергей.

— Ну, в общем, да… — Рябов перебрал разложенные перед ним листки. — И начались у Никиты постельные конфузы. Женщины теперь приносили не наслаждение, а озлобленность. И прослышал Никита, что за рубежом его болезнь лечат. Так появился у него интерес к медицине…

— Ты что, роман тут про Никиту декламировать собираешься? — спросил Широков Рябову.

— Закругляюсь, — сказал Рябов. — Во времена перестройки Никита осел в Грозном, но информации об этом периоде собрать не удалось. То есть, подозрения об его участии в некоторых громких делах имелись, но доказательств не было. Впрочем, могу поскрести…

— Не надо скрести, — сказал Широков. — Есть кому. Давай короче…

— На начало перестройки приходятся и первые упоминания о разработках под кодовым названием «Гильгамеш» — продолжил свой рассказ Рябов. — Этими разработками заинтересовался Легат, с которым тогда и Никита контактировал. Он в то время жил то в Москве, то у Черного моря…

— Ничего не понимаю, — прервал Рябова Широков. — На кого же Никита работает сейчас? На Костолома, или на Легата?

— Судя по всему, — в последнее время вновь переметнулся к Легату…

— Ай да Никита! — пробормотал Широков. — Выходит, он этим Гильгамешем уже лет двадцать интересуется?

— Выходит, так… — Рябов протянул Широкову листы бумаги, на которых была записана информация о бывшем музыканте… — Кстати, проект «Гильгамеш» курировали очень высокие инстанции. Достаточно вспомнить средний возраст членов тогдашнего Политбюро, чтобы понять их интерес к проблемам геронтологии…

— Ладно, закругляйся, сказитель ты наш, — Широков грустно усмехнулся. — Доживёшь до моих лет, тоже геронтологией заинтересуешься…

4. Таня

Вечером Андрей, сверив адрес, вошел в подъезд обычного московского дома. Поднявшись в лифте на третий этаж он глянул в записную книжку и позвонил в нужную дверь.

— Вам кого? — спросил из-за двери старушечий голос.

— Антонина Ивановна, извините, пожалуйста, за беспокойство… Когда-то, очень давно, я учился с Таней… В одной школе… Андреем меня зовут. Может быть, Таня рассказывала обо мне?..

— Андрей?.. — дверь приоткрылась на длину предохранительной цепочки, и в щель с подозрением глянула Танина мама, сухонькая старушка лет семидесяти.

— Еще раз извините, пожалуйста… Я долгое время не был в Москве… Вот… — Андрей показал Антонине Ивановне фотографию, на которой он был запечатлен вместе с Таней. — Она с вами проживает, или?.. Я её очень давно не видел. Лет двадцать …

Антонина Ивановна осмотрела Андрея, и некоторое время разглядывала фотографию. Затем, откинув цепочку, открыла дверь.

— Это же надо, столько лет!.. — проворчала она, впуская Андрея в квартиру.

— Я сейчас работаю в охранной фирме… — как-бы оправдываясь, сказал Андрей. — Впрочем, к делу это не относится… Я хотел бы видеть Таню…

— Проходите, Андрюша… — Антонина Ивановна вдруг смахнула слезу. — Значит вы ничего не знаете? Танечка мне много говорила о вас, но я представляла вас иначе — хрупким таким, беззащитным…

— Я тогда таким и был… — Андрей вновь протянул Антонине Ивановне фотографию. — Видите? Двадцать лет все-таки прошло…

— Не верится даже… — Антонина Ивановна ввела Андрея в бедно обставленную, но безукоризненно чистую комнатку.

Первое, что бросилось Андрею в глаза — фотографии Тани, — на стене, на трюмо, на комоде. На одной из фотографий она была запечатлена в купальнике, с аквалангом за спиной, в обнимку с сухопарым брюнетом лет тридцати пяти.

— А это, значит, и есть Виктор? — Андрей кивнул на фото.

— Он и есть, паразит… Это он мою доченьку и сгубил!..

— То есть как?! В каком смысле?

— Эх, Андрюша!.. — на глазах Антонины Ивановны вновь появились слезы. — Это я во всем виновата! Танечка рассказывала, как вы ее любили!.. Но вы же тогда еще совсем мальчиком были, Андрюша!..

— Погодите, Антонина Ивановна… — Андрей уже с трудом сдерживал нетерпение. — Где Таня, что с ней?!

— Так вы ничего не знаете?! — Антонина Ивановна испытующе посмотрела на Андрея и, видимо, убедившись, что он в полном неведении, прошептала: — Нет Танечки, Андрюша… Умерла она… Сгубила себя на этой проклятой работе, с этим своим Виктором, чтоб ему!..

Некоторое время Андрей молчал, пытаясь осознать страшную весть.

— Значит, она все-таки вышла за него замуж?.. — спросил он, наконец.

— Вышла?! Если бы!.. Она просто ушла к нему!.. Мы с Александром Ильичом со стыда не знали куда деться!.. Ни разу у них в гостях не были!.. Мы сами про все узнали, когда ее уже в больницу положили… А потом, когда Танечки не стало… Александр Ильич так и не смог пережить это…

Антонина Ивановна оглянулась по сторонам, словно желала убедиться, что их никто не слышит, затем наклонилась к самому уху Андрея и торопливо прошептала:

— Мне верные люди сказали, что от облучения у нее это было! Они ж там этих своих дрозофил изотопами всякими морили!..

— И долго она с Виктором прожила?

— До самого конца… Он, конечно, ее тоже любил и после Танечкиной смерти даже из института ушел… А ведь уже доктором наук был!.. А тогда, сами знаете, как это звучало! Не то, что сейчас!..

— А я ведь так и не женился, Антонина Ивановна, — после затянувшегося молчания проговорил Андрей. — Так и не встретил свою вторую половинку… Видно, ею была все-таки Таня…

— Ты уж прости меня, Андрюшенька, — быстро вытирая слезы, сказала Антонина Ивановна. — Танечка ведь любила тебя!.. Если бы я ей тогда не отсоветовала, может быть все обернулось бы совсем по другому…

— Что теперь старое вспоминать… — Андрей помолчал и, набравшись сил, сменил тему разговора: — Я хотел бы подробнее узнать об институте, в котором она работала. Я ведь толком так и не знал ничего. В те годы, в обстановке секретности… Ну, вы понимаете… Короче, Таня мне ничего не рассказывала о своей работе…

— Она и нам ничего не говорила… Да и чего она знать могла? Она же простой лаборанткой работала…

Звонок мобильного телефона прервал рассказ Антонины Ивановны…

Сергей звонил Андрею из служебного «мерса».

— Ты стоишь, или сидишь? — поинтересовался он.

— Ну, сижу, я, сижу, не тяни…

— Это хорошо, а то упал бы…

— Ладно, выкладывай!..

— Похоже, в командировочку шеф послал именно нас далеко не случайно… Особенно тебя… Короче, этот самый Виктор Киселев член-кора тогда успел получить, а вскоре… Ты, наверное, уже знаешь о… смерти Тани?

— Да, знаю, — как можно спокойнее ответил Андрей.

— Ну… в общем, вскоре после ее смерти Виктор уволился из института, и переехал — куда ты думаешь?

— Туда, откуда мы утром прибыли?

— Совершенно верно… И работает он там тренером по подводному плаванию. Представляешь? Как раз рядом с тем местом, где ты эту девушку увидал!..

— Понятно… — Андрей поднялся с дивана. — Бери билеты на вечерний рейс! Встретимся на аэровокзале! Хотя, стоп!.. Лучше у меня, на Масловке, прихвачу кое что. Благо от меня до аэровокзала пять минут ходьбы…

— Неужто прямо сейчас и полетите? — сокрушалась Антонина Ивановна, все еще не веря в то, что столь долго не появлявшийся Андрей уже покидает ее. — Вы бы хоть чайку попили, я ведь уже поставила…

— Спасибо, в следующий раз. Ей, богу, мне страшно неловко, но вы уж меня простите — работа такая. Я при первой же возможности еще раз загляну. Если вы, конечно, не против. И еще… На каком кладбище… похоронена Таня? — Андрей с трудом выдавил из себя эти слова. Он все еще не мог поверить в реальность Таниной смерти.

— На Ваганьковском. Это Виктор выхлопотал. Уважали его все-таки тогда. По центральной аллее до конца, потом — свернуть направо… А вот Александра Ильича пришлось уже кремировать, чтобы он недалеко от Танечки был…

Андрей на прощание поцеловал сухонькую руку старушки и, не оглядываясь, покинул квартиру, в которой некогда жила его единственная, как он сейчас окончательно понял, любимая женщина…

До встречи на аэровокзале Андрей собирался поговорить со своим старым приятелем с Петровки, но тот оказался в служебной командировке. Некоторое время он пытался дозвониться до Сергея, однако его мобильник был постоянно занят. Нежданно свалившееся на него свободное время вызывало даже некоторую растерянность, — никогда не успевая сделать что-то важное, кроме работы, Андрей давно привык все не главное откладывать «на потом, до пенсии».

И он поехал на Ваганьковское кладбище. Благо в этот бесконечно-длинный день в шесть вечера было еще совсем светло.

Купив по букетику ромашек и васильков, — Таня всегда любила полевые цветы, — он прошел мимо могилы Высоцкого, вокруг которой, как всегда, толпились почитатели и гости Москвы, и довольно быстро нашёл Танину могилку.

На мокрой, после недавнего дождя, земле уже лежали первые опавшие листья. Андрей в своей южной командировке и не заметил, как начала подкрадываться осень.

Он никогда не любил походы на кладбище и не понимал странной тяги своей матушки к посещению бабушкиной могилы. Он всегда был слишком прагматичен, чтобы тратить время на такие занятия. А может быть — просто все еще слишком молод? Впрочем, он осознавал, что, скорее всего, его нелюбовь к кладбищам и похоронным ритуалам была связана со спецификой работы. Когда так часто бываешь рядом со смертью, стараешься поменьше думать обо всем, что с ней связано.

Найдя Танину могилу, Андрей долго не мог заставить себя войти за оградку. С надгробия на него смотрело лицо улыбающейся Тани. Такой он ее уже не знал. На фотографии ей было не меньше двадцати семи лет, и, несмотря на улыбку, глаза ее казались печальными.

И только увидев эти глаза на овальной керамической фотографии, Андрей понял, почему он пришел сюда. Он просто еще не верил, что ее нет, и никогда больше не будет в его жизни…

Словно сквозь тягостную, неуничтожимую пелену, из глубин памяти всплывали крохотные фрагменты далекого прошлого…

…Со всех сторон звучала бодрая маршевая музыка Пахмутовой. Таня и Андрей вновь шли по проспекту Мира. Кругом висели яркие, преимущественно кумачовые транспаранты, прикрепленные на карнизах домов лозунги о единстве партии и народа, о грядущих победах коммунизма и о том, что «Ленин — всегда живой».

…Они вышли на аллею космонавтов, и пошли в сторону обелиска, посвященного покорителям космоса. Остановились недалеко от памятника Циолковскому и мемориального музея космонавтики.

— А я вчера замечательный стих слышал, — сказал Андрей, пытаясь сменить тему разговора. — «Прошла весна, настало лето, спасибо партии за это!»

— Ты — с ума сошел! — Таня боязливо осмотрелась по сторонам. — Храбрость свою демонстрируешь? Глупость это, а не храбрость!.. Ты забыл, где я работаю?!

Около гостиницы «Космос» стояли автобусы с иностранными туристами и спортсменами. Они казались необычайно раскованными по сравнению с советскими гражданами.

— Счастливые! — вздохнула Таня. — Могут запросто колесить по всей планете! А Виктора даже на конференцию в Англию не пустили…

— Почему?! — поразился Андрей. — Как это — не пустили?

— Боятся, что его переманить могут. Он ведь очень много знает… Кроме того, он действительно страшно талантливый! Я себя рядом с ним такой дурочкой чувствую!..

— И часто ты бываешь рядом с ним? — спросил Андрей, язвительным тоном.

— Дурак! — Таня резко развернулась и пошла в сторону проспекта Мира.

Некоторое время Андрей постоял в растерянности, затем большими торопливыми шагами пошел за ней, потом побежал, но неожиданно резко остановился, с тоской наблюдая за тем, как Таня скрывается в дверях наземного павильона станции метро ВДНХ…

Сергей перекачивал с террабайтной флешки в ноутбук видео и прочие данные о Викторе Киселеве и его окружении, полученные сегодня из надёжных источников. Взглянув на часы, он торопливо завершил операцию, закрыл крышку ноутбука и включил зажигание.

День у него прошел необыкновенно результативно. Он получил от приятеля с Лубянки уникальную информацию, да и несколько важных звонков многое прояснили по поводу специфики работы Виктора Киселева.

Сергея просто распирало от желания как можно быстрее рассказать обо всем Андрею, но это обстоятельство не помешало ему заметить, что вскоре после того, как он отъехал от платной стоянки, за ним тронулся стоявший неподалеку джип.

Поглядывая в зеркало заднего обзора, Сергей прибавил скорость. Он еще не был уверен, что его так нахально «пасут».

Проехав пару кварталов, Сергей свернул влево. Джип повернул за ним. Сергей еще прибавил скорость. Джип не отставал. Накрутив несколько километров, Сергей в районе метро Динамо свернул с Ленинградского шоссе направо и достал мобильник. На пересечении улицы имени ракетного конструктора Мишина с Верхней Масловкой из-за поворота неожиданно появился ещё один джип.

Когда Сергей нажал на тормоза, было уже слишком поздно.

К счастью, во время столкновения он успел достаточно сгруппироваться, и это спасло ему жизнь.

Однако от удара головой он потерял сознание…

Нервно посматривая на часы, Андрей прохаживался возле Аэровокзала на Ленинградском проспекте. Не в первый раз он достал мобильный телефон и еще раз попробовал дозвониться до Сергея.

Бесполезно.

Докурив сигарету, Андрей швырнул ее под ноги и сел в свой жигуленок.

В пути он вновь позвонил по мобильному.

— Петр, Серёга не появлялся?.. И не звонил?.. Так, понятно… Ладно, выясняйте… — Андрей развернул машину и поехал в противоположную сторону.

Недалеко от своего дома он заметил скопление автомашин и толпу зевак.

Подъехал поближе.

Помятый «мерс» Сергея, милиционеров и машину «скорой помощи» он воспринял уже как должное.

Андрей показал оперативнику свое удостоверение. Изучив его, пожилой усталый следователь кивнул в сторону «скорой».

Когда Андрей влез в «скорую», Сергей уже пришел в сознание. Увидев Андрея, он попробовал улыбнуться.

— Ну, значит главное в порядке, — Андрей облегченно вздохнул.

— Ты о чем? — едва слышно прошептал Сергей.

— О твоей неотразимой улыбке, — Андрей достал мобильник и вновь набрал номер Фирмы.

— Петр? Это я… Да, нашел. Тут, рядом с моим домом на Масловке. Да, слегка помяло… Нет, уже улыбается… Давай сюда Сашу! Только пусть документы свои с собой прихватит. Он полетит на юг вместо Сергея. Да, со мной. Отложить никак не могу. Будь здрав!..

Андрей сунул мобильник в карман и обернулся к Сергею.

— Меня почти от самой Дзержинки пасли, — прошептал Сергей. — Хотел оторваться, ну, и… Надеюсь, понимаете, что это не случайность…

— Само собой. Думаешь, это ребята Костолома?

— Не их стиль. Боюсь, пасли меня особые парни в штатском… Прямо от кабинета…

— Ты же говорил: там кореш — кремень!

— Так ведь его тоже могли прослушивать. — Сергей приподнялся и, сморщившись от боли, прошептал почти в ухо Андрея. — Мы влипаем в слишком серьезную историю… Недаром этот институт так курировали!.. Ты не представляешь, сколько я всего узнал!.. — лицо Сергея скривилось от нестерпимой боли, он застонал, и вновь откинулся на подушку.

— Все… Молчи! Я понимаю, что дело принимает веселый оборот. Тем более надо лететь… Ты, главное, — поскорее выздоравливай… — Андрей встал с сиденья для сопровождающих. — Вместо тебя Сашу возьму… Ну, давай — держи хвост пистолетом!

— Нас бьют, — мы крепчаем… — на прощание Сергей попытался повторить свою неотразимую улыбку, но это у него получилось не очень убедительно…

5. «Дайвинг-Клуб».

2005 год. Август

На следующий день Андрей подходил к Приморскому Парку, очень популярному в этом южном городе. Он вновь шел по той самой улице, на которой встретил девушку, похожую на Таню.

Вокруг продолжался вечный курортный праздник. И это несмотря на то, что погода в этот день была уже не столь солнечная. Поменьше было и мужчин в шортах, и девушек в купальниках. Бархатный сезон приближался к концу. Туристов в этом году было не так уж и много, сказывались последствия спада цен на нефть. И это — несмотря на относительную дешевизну фруктов и овощей. Больше здесь крутилось молдаван и вездесущих «лиц кавказской национальности».

Андрей присел на скамейку около автобусной остановки, на которой он потерял из виду таинственную незнакомку. Рядом с ним взгромоздился Саша Бугров.

— Это совсем рядом, — тихо сказал Саша, передавая Андрею пару листков бумаги. — Держи адрес и медсправку. Без нее в бассейн не примут. Здание бассейна по этой улице — до поворота налево. Там — сам увидишь.

— Держись пока подальше, — Андрей прикурил от Сашиной сигареты. — Хвоста, вроде, нет, но все-таки… — Он встал, и, не оглядываясь, направился к указанной улице.

Крытый бассейн, в котором базировался «Дайвинг-Клуб», охранялся, словно это был объект повышенной секретности. Двое охранников — у входа в здание, один — в вестибюле, еще двое — перед раздевалками, пройдя мимо которых Андрей оказался под сводами огромного бассейна.

Около двух десятков аквалангистов были заняты тренировкой: кто-то — плавал, кто-то — только готовится к погружению. От высоких сводов гулким эхом отражались голоса тренировавшихся.

Охранник, экипировкой и общим обликом напоминающий бугая, с которым произошла стычка в дверях супермаркета, подвел Андрея к Виктору Киселеву, который объяснял что-то… той самой таинственной незнакомке, столь похожей на Таню.

Выглядел Виктор вполне спортивно, а седина даже облагораживала его худое лицо.

Чтобы не выдать своего волнения, Андрей старался не смотреть в сторону удивительной незнакомки.

— Хочет к нам, — ухмыляясь, сообщил охранник.

— Не поздновато ли? — Виктор окинул Андрея критическим взглядом. — Да и дорого у нас…

— Деньги есть, — коротко сообщил Андрей. — И разряд по плаванию…

— Но не по подводному?

— Нет, пока…

— Справка медицинская с собой?

— Имеется… — Андрей протянул Виктору справку.

Краем глаза Андрей отметил, что все это время девушка, столь похожая на Таню, как-то странно смотрела на него.

— Вы, случаем, не знакомы? — перехватив ее взгляд, спросил Виктор.

— Нет, вроде бы… — Андрей бросил как можно более равнодушный взгляд на таинственную незнакомку.

— Моя племянница Инга, — сообщил Виктор. — Рекордсменка Европы, между прочим. Гордость нашего клуба!

— Очень приятно, — Андрей вежливо пожал руку девушки, которая необычайно пристально взглянула ему в глаза. На мгновение Андрея почти парализовало; словно таинственный ток прошел от этого соприкосновения ладоней. Его рука как бы узнала ее руку. Неимоверного труда стоило Андрею сохранить внешнюю невозмутимость.

Когда несколько минут спустя Андрей в плавках вышел из раздевалки, все окружающие невольно уставились на него

— Кавказ? — Виктор кивнул на шрамы, «украшавшие» тело Андрея.

— Кое-что — там, кое-что — в других местах…

— Ну, покажи, на что способен… Туда и обратно пронырнешь?

— Без акваланга?!

— В акваланге — любой дурак сможет… Слышал про фри-дайвинг?

— Это когда на одном задержанном дыхании?

— Именно… — Виктор протянул Андрею маску и ласты…

Андрей плыл на небольшой глубине.

Вентиляция легких, которую он провел наспех, привела к некоторой эйфории, и ложному ощущению уверенности в успехе. Видимо имело место кислородное опьянение.

Андрей доплыл до противоположного края бассейна, оттолкнулся от стенки и поплыл обратно. Когда почувствовал, что кончаются силы — перекачал часть воздуха из нижних долей легких. Но этого хватило совсем ненадолго. Он вынырнул метрах в пяти от стенки, сделал вдох и, собрав последние силы, все же доплыл. Под водой.

Сердце бешено колотилось, отдаваясь во всем теле.

— Недурно, для начала… — Виктор холодным изучающим взглядом осмотрел Андрея. — Теперь весь спецназ так натаскивают?

— Я еще в школе дайвингом увлекался, — не моргнув, солгал Андрей.

— Ну, ладно… — после затянувшейся паузы сказал Виктор, до того очень внимательно разглядывавший Андрея. — Завтра жду в это же время…

Роскошная яхта «Коралл», слегка кренясь на правый борт, стрелой летела в нескольких милях от берега, параллельно линии пляжа.

Сегодня пробовали великолепный новый парус, — оранжевый с белой полосой. Второй парус, по мнению капитана Юры Крумова, существенно добавлял к скорости яхты.

Справа от капитана, прижатый румпелем к борту, сидел Легат. Сегодня он отдыхал, посему в ногах у него стоял толстый портфель, раздувшийся от бутылок. Рядом с портфелем, специально для капитана, лежали две бутылки старинного вина «Три семерки».

Молоденький матрос мучился с новым парусом.

— Да он у тебя совершенно без опыта, — лениво проговорил Легат.

— Ничего, — успокоил шефа Юра Крумов, — всему свое время. Не боги горшки обжигают, научится.

Легат ничего не ответил. Ему было жарко и совершенно не хотелось думать.

— Слышь, Лега?! — спосил Юра Крумов, вновь присаживаясь около шефа. — Куда все-таки, могли подеваться сундук и кейс с «Моздока»?

— Не понял? — Легат с интересом взглянул на Юру.

— Ну, с транспорта, затонувшего… Поговаривают: в чемодане, было полсотни миллионов зеленых, а в кейсе — брюликов несчитано…

— Его разве не подняли? Там ведь мелко вроде…

— Не так уж и мелко, не менее ста метров. Иначе его давно бы уже обследовали. Правда, один мужик говорил мне, что «Моздок» обшарили водолазы из пароходства, но ничего ценного не нашли….

— Мой тебе совет, — Легат зевнул. — Ты об этом поменьше пиликай…

— Заметано, — понимающе сказал Юра. — И Костолом, поговаривают, как в воду канул. Вместе со своей шхуной…

— Подремал бы ты, что ли? — предложил Легат капитану. — Меньше будешь знать, — целее будешь…

— Мне пока дремать никак нельзя, — сказал Юрий. — А у тебя минут десять еще есть… — Не выпуская румпеля из правой руки, капитан нагнулся, раскрыл портфель и вопросительно глянул на Легата.

Тот по-прежнему смотрел в море.

— Ребята, приступаем! — нетерпеливо крикнул Юра и кивком головы велел матросу разложить еще теплый, ароматный шашлык, помидоры, сыр и прочую закуску.

— Слушай, мастер, — Легат, наконец, одарил Юру своим вниманием. — Если я видел голову в воде… Может быть такое? Сколько от нас до пляжа?

— Мили четыре… — Юра с сомнением посмотрел на далекий берег. — Или больше даже. А какую голову? Может, дельфин?

Легат молча всматривался в море, доставая на ощупь бутылку.

— Что совсем смешно, — сказал он, наконец, — привиделось мне женское лицо. И это в шести километрах от берега!..

Утром Андрей вновь стоял перед водной гладью бассейна. На этот раз за его плечами висели кислородные баллоны.

— Ну, жарь, спецназ, — напутствовал Андрея Виктор, после того, как убедился, что с аквалангом новичок знаком неплохо.

Андрей повернулся спиной к воде и почти без брызг ушел под воду.

По остальным дорожкам плыли Инга, ее подруга Вика и еще двое парней. Все, кроме Инги, — с кислородными баллонами.

Неожиданно, возле противоположной стенки бассейна, когда остальные аквалангисты были далеко от них, Инга подплыла к Андрею и сунула ему в руку записку, завернутую в целлофан и заклеенную скотчем.

Андрей почти не растерялся, и уже через мгновение спрятал записку в плавки…

Лишь в номере гостиницы Андрей вытащил записку из крохотного целлофанового пакетика. Саша заглянул ему через плечо и прочитал, с выражением:

«Мы можем встретиться сегодня, в час ночи, на пляже, у Буратино. Виктор не должен знать об этом!»

— Ничего себе!.. — Саша взял записку и еще раз перечитал. — А вдруг это ловушка? Как-то все слишком складно получается…

— Не думаю… — Андрей посмотрел на часы. Было уже около десяти вечера.

— Откуда такая уверенность?

— Интуиция. Кроме того, надеюсь, ты подстрахуешь? Хотя бы в начале рандеву, — Андрей отправился в ванную комнату, бриться и вообще наводить марафет перед этим странным ночным свиданием…

6. Рандеву у Буратино

Над морской гладью висела огромная луна. Двухметровый, ярко раскрашенный деревянный Буратино, возле которого так любили фотографироваться дети, остался за спиной. Как, впрочем, и Саша, которого Андрей незаметным жестом отпустил в гостиницу.

— У меня мало времени! — быстро проговорила Инга, неожиданно появляясь из-за Буратино. — Я знаю: у вас много вопросов, но я не смогу сразу ответить на них…

— Да, вопросов накопилось порядочно, — согласился Андрей.

— Все, действительно, очень сложно, но главное… — Инга остановилась, пристально глядя на Андрея. — Ты ведь у нас из-за меня?..

— Да, конечно… — только и сказал Андрей. Он даже не заметил, что стоит, обняв Ингу за плечи.

— Ты знаешь… — Инга говорила с закрытыми глазами. — Я тебя сразу узнала… Ты снился мне… Очень часто. Особенно в последнее время…

— Снился?! — Андрей невольно отстранился от девушки.

— Что с тобой? — прошептала Инга, открывая глаза.

— Я все время забываю… Тебе, наверное, еще и двадцати нет?..

— Ну и что? — Инга вздохнула. — Какая разница? Ты мне понравился, с первого взгляда… И у меня такое чувство, будто я знала тебя всегда…

— Эх, девочка моя! — Андрей взял руку Инги и поцеловал ее.

— Не перебивай!.. — Инга осторожно, словно боясь обидеть его, отняла руку. — Мне и так непросто… Только не думай, что я… ну, какая-нибудь… У меня такое в первый раз! И я почему-то уверена… — Инга заглянула Андрею в глаза. — Ты ведь поймешь меня правильно, правда?

Он кивнул и обнял ее, не находя слов, чтобы выразить, что творится у него в душе.

Инга закрыла глаза и прильнула к нему всем телом. Он целовал ее, боясь непонятно чего. Это было невыносимо. Он словно вернулся на восемнадцать лет назад, и в его объятиях сейчас была Таня. И в то же время он словно извне, со спокойным, трезвым рассудком, наблюдал за происходящим. И чувствовал, что у нее, у Инги, от счастья кружится голова. Именно у Инги. Он ощущал то же, что и она…

Андрей с трудом подавил жгучее желание полной близости, и они медленно пошли вдоль воды. Он знал, что Инга желает его не меньше, чем он ее, но остатки благоразумия не позволяли ему переступить барьер…

— Почему я должен остерегаться Виктора? — спросил он.

— Понимаешь, он действительно мой дядя, но у нас все очень запутанно. Он заменил мне отца, но вместе с тем, он ревнует меня, словно я ему невеста, или жена…

— Думаешь, я не видел, как он на тебя смотрит?!

— Да, он действительно любит меня не только как племянницу. И от этого очень страдает! Но он ни разу даже не пытался… Короче, никогда не было никаких внешних проявлений! Понимаешь?

— Стараюсь…

— Но самое главное — я иногда тоже испытываю к нему что-то такое… Ну, не то, что должна испытывать племянница. Мне иногда кажется, что если бы он не был моим дядей…

— Дурдом! — перебил ее Андрей. — Он же тебе в отцы годится!

— Ну и что?.. — Инга неожиданно улыбнулась. — Ты, между прочим, — тоже… — Она неожиданно поднялась на цыпочки и поцеловала его в нос.

Виктор ошеломленно смотрел на Ингу.

— Виктор ничего не должен знать про нас! — крикнула Инга, убегая по воде, искрящейся в лунных лучах…

— У меня новость! — оживленно сообщил Саша, когда Андрей поздно ночью вошел в номер гостиницы. — Вот купил местную газетку, но только сейчас удосужился просмотреть. Оказывается, наши друзья еще и экстрасенсы-целители! Послезавтра они проводят сеанс оздоровления с местным мистико-магическим бомондом!

— Издеваешься?

— Нисколько. Смотри… — Саша сунул Андрею в руки газету.

На фотографии, помещенной под объявлением, были запечатлены Виктор и Инга, совершающие экстрасенсорные пассы.

— Сладкая парочка, — насмешливо прокомментировал Саша. — Кощей Бессмертный и Василиса Прекрасная…

— В кинотеатре «Лазурный», в восемнадцать ноль-ноль, — прочитал Андрей и посмотрел на часы. Давай спать. Я от этих тренировок скоро ноги вытяну: до сих пор все мышцы ноют. Не представляешь, как мне тут выкладываться приходится!.. — Он начал раздеваться.

— Это еще не все… — Саша сделал паузу. — Через две недели Виктор везет Ингу на соревнования. Оказывается, она — чемпионка по фри-дайвингу…

— Не многовато ли всего? — Андрей прямо в кроссовках завалился на диван.

— А у тебя, что? — поинтересовался Саша.

— Самое странное — она не только внешне похожа на Таню! — проговорил Андрей. — У неё те же привычки, жесты… И прощалась она со мной так же, как Таня, двадцать с гаком лет назад…

На следующее утро Андрей с трудом заставил себя подняться с постели. Все мышцы страшно болели, и лишь контрастный душ помог ему вернуться в более-менее сносное состояние.

— Ты уже встал? — в комнату вошел Саша. Выглядел он мрачноватым.

— Выкладывай, — потребовал Андрей. — Что стряслось?

— Пока ты спал, я связывался с Москвой. — Саша помолчал. — С Сергеем совсем хреново… Он вчера на поправку пошел, а сегодня…

— В Сережку я верю, — думая о чём-то своем, сказал Андрей. — У него такая воля, что с того света к жизни вытянет…

— В том-то и дело… — Саша замялся. — Вчера Серегу посетил некто. Об этом жена сообщила. Она думала: это кто-то из наших… Короче, Сергею поплохело после этого визита…

— Идиотизм!.. — Андрей быстро поднялся со стула. — За нас взялись круче, чем я мог предположить. А мы с тобой — живем, понимаешь, в одном номере! Придется нам, дорогой мой, разъезжаться по разным, так сказать, жилым площадям…

Над морем неслись темные тучи, подгоняемые холодным бризом. Горожане и отдыхающие были одеты соответственно, то есть не по-летнему.

По дороге к бассейну Андрей почувствовал слежку. Остановившись возле журнального киоска, он некоторое время наблюдал в отражении стекла за парнем, усердно разглядывавшим витрину обувного магазина, на противоположной стороне улицы.

Еще один подозрительный господин сидел в жигуленке, стоявшем напротив этого магазина.

— Совсем обнаглели, — пробормотал Андрей, отходя от киоска. Впрочем, он не исключал и того, что следившие за ним граждане могли быть не обнаглевшими профессионалами, а — неопытными дилетантами. Что было ничуть не лучше, поскольку, в этом случае за ним наблюдали, скорее всего, представители криминальных структур…

7. Маски-шоу

Андрей готовился к совершенно ему ненужной, а от того — еще более мучительной тренировке, когда за стеной раздевалки послышались шум и крики.

Выбежав из раздевалки, он увидел, что на Виктора, Ингу, охранников и аквалангистов наседает не менее двух десятков молодчиков, одетых во все черное. Лица нападавших скрывали маски.

— Ну, достали! — пробормотал Андрей. — Сколько же у нас развелось этих доморощенных ниндзя?!

Далее все в организме Андрея происходило рефлекторно. Сказывались бесконечные тренировки и навыки, наработанные смертельно опасной практикой.

Прежде всего — мгновенная оценка уже сложившейся расстановки сил.

Охранник Виктора, тот самый, что сопровождал Андрея во время его первого визита в бассейн, лежал на полу, широко раскинув руки, и никак не реагировал на происходящее.

Неподалеку от него корчился от боли Жора, ближайший помощник Виктора. Чуть левее сидел скорчившийся от удара в солнечное сплетение Валера Соколов, молодой мастер спорта, подававший большие надежды в погружениях без акваланга.

Все увиденное выглядело, в общем-то, нормальным, во всяком случае, не выходило за рамки обычного, в таких ситуациях, расклада. Но Андрея не могла не поразить Инга. Он даже на мгновение замер от удивления, увидев, как она расправляется с «масками».

В считанные секунды эта странная девушка отработанными приемами из самых разных видов восточных единоборств «уложила» одного, второго, третьего… Причем делала она это, как бы играючи. Словно все происходило понарошку, как в детской игре. В каждом ее отточенном движении чувствовалась Школа. Можно сказать даже — Высшая Школа. И одновременно в этих движениях сквозило что-то первородное, звериное. В восточных единоборствах есть, конечно, звериные стили, но то, что вытворяла Инга, не было похоже ни на один из них. Хотя по эффективности и не уступало.

Один из нападавших, заметив появление Андрея, начал выполнять подкат. Однако служитель «Феникса», опередив его на доли секунды, взмыл в воздух и классическим ударом ногой в челюсть «вырубил» нападавшего.

Новое действующее лицо не могло не привлечь внимание «масок». Сразу двое бросились в сторону Андрея, но он уложил их ударами в шею и в голову.

Нападающие, между тем, успели перегруппироваться. Они «вырубили» второго охранника, еще троих аквалангистов и уже подбирались вплотную к Виктору.

В руке одного из них сверкнул нож, у второго, словно по мановению волшебной палочки, материализовались нунчаки

— Осторожнее! — раздался усиленный мегафоном голос. — Чтобы ни одного волоска с клиентов!

Кто именовался клиентами, Андрей не понял, но он невольно проследил направление, откуда раздавался голос и увидел во втором ряду трибуны полного, седоволосого мужчину.

Руководитель нападавших боевиков был без маски, но лицо его было настолько не запоминающимся, что маска и не требовалась. Слева и справа от него стояли двое верзил, в масках.

Пользуясь секундным замешательством Андрея, нападавший верзила с нунчаками метнулся в его сторону, однако этого боевика грамотно нейтрализовала Инга.

Андрей ударами рук и ног вывел из строя второго наседавшего боевика, когда увидел Сашу.

— Отходим! — прозвучал тот же голос. — Не будем рисковать!..

— А этого? — крикнул кто-то из нападающих. — Может, проучить, чтоб не встревал?

— Только по быстрому! — распорядился голос.

До Андрея не сразу дошло, что речь идет именно о нем, драгоценном и неповторимом.

Пятеро молодчиков, словно жестко запрограммированные роботы устремились к нему.

Андрей успел отбиться от одного, затем — от второго, пока ему на выручку пробивался Саша. Крики боли, хрипы, и удары тел о пол сопровождали продвижение молодого гиганта к Андрею.

И все-таки ни Саша, ни Инга не успели: мощный удар по затылку погрузил Андрея во тьму…

Открыв глаза, Андрей увидел над собой Виктора и Сашу. Лица их расплывались на фоне потолка раздевалки бассейна.

— А я уже волноваться начал, — сообщил Саша. — Решил, что байки о твоей выносливости — легенда.

— Кто это был? — Андрей попытался встать и застонал.

— Молчи, — остановил его Саша. — У тебя, похоже, сотрясение мозга.

— Кто это был? — превозмогая боль, повторил вопрос Андрей.

— У нас достаточно недоброжелателей, — губы Виктора впервые скривились в улыбке. — Но мы тоже успели подготовиться…

— С Ингой всё в порядке?

— Помолчите: попробую вам помочь… — С этими словами Виктор начал водить своими костлявыми руками над головой и телом Андрея.

— И всё-таки… — прошептал Андрей, с трудом превозмогая нахлынувшую апатию. — Инга в порядке?

— Да в порядке она, в порядке!.. — успокоил Андрея Саша.

— Признаться, не видел, чтобы дамы так мутузили кавалеров, — проговорил Андрей, когда Виктор закончил процедуры.

— Да, подготовить Ингу было непросто, — Виктор потряс кистями рук, словно сбрасывая с них невидимую воду.

Осторожно поднявшись с лежанки, Андрей сел. Чувствовал он себя вполне сносно.

— Ваш друг подоспел очень кстати, — заметил Виктор. — Если бы не он… Я полагаю: рядом он оказался не случайно?

— Вы правильно полагаете. — Андрей выдержал пристальный взгляд Виктора. — Позднее я расскажу вам, почему я и Саша оказались здесь.

— Надеюсь… Потому и терплю. Мне ведь давно доложили, что вы интересовались Ингой. Ну, после того инцидента возле супермаркета — Виктор перевел взгляд на Сашу. — Тоже из спецназа?

— А как же! — не без гордости подтвердил Саша. — После ранения решил примкнуть к рядам борцов за справедливость!..

— И что это за ряды такие? — не без сарказма поинтересовался Виктор. — В свое время борцы за справедливость столько напахали, что я до сих пор именно их больше всего и боюсь…

— Кто много знает, тот плохо спит, — загадочно ответил Саша. — Но ряды, в которых я имею честь состоять, поверьте, не самые худшие…

— А может быть, ко мне пойдете? — неожиданно предложил Виктор. — Охранниками… Очень вы мне сегодня «в деле» понравились.

Андрей и Саша переглянулись.

— Судя по всему, вы кому-то сильно насолили, — сказал Саша. — И этот «кто-то» мог бы заплатить нам больше…

— Сомневаюсь. Убить сейчас легче, чем защитить. Если бы нас хотели замочить, мы бы уже давно унеслись в райские кущи.

— И часто к вам такие гости наведываются? — поинтересовался Саша.

— В последнее время — зачастили. Потому вас и приглашаю.

— А вдруг мы тоже кем-то подосланы? — спросил Андрей.

— Первое время я, признаться, так и думал…

— Ваши способности столь велики, что вы рискуете нанимать незнакомых людей? — Андрей смотрел на Виктора иронически.

— Много знать будете… — Виктор усмехнулся. — Вы же хотели быть поближе к Инге? Я предоставляю вам шанс. Могу ведь и передумать…

— Ну что, поломаемся еще, или как? — Андрей взглянул на Сашу.

— Будя, — сказал Саша. — А то и впрямь передумает…

— Загранпаспорта есть? — уже по-деловому, спросил Виктор. — Намечается поездка к Красному морю…

— Пирамиды Гизы, древний Сфинкс, развалины Луксора! — голосом туристического гида объявил Саша. — Ассуанская плотина, в строительстве которой, кстати, мой дед принимал участие. Давно мечтал побывать…

— За паспортами дело не станет, — Андрей тяжело поднялся. — Тем более что в Красном море я тоже ног пока не омывал…

На следующий день Андрей вновь встретился с Легатом. Встреча, как обычно проходила в ресторане, курируемом его группировкой. Держался Олег Николаевич демократично, и вновь Андрей подумал, что невольно питает уважение к этому уже немолодому человеку.

— Смотрю, вы подружились с Киселевым и его племянницей, — молвил Легат. — Знаете ли вы, что с некоторых пор именно они руководят одной из крупнейших группировок в городе?

— Вы это серьезно?

— Абсолютно. Правда, криминальным боссом Виктор стал всего пару месяцев назад, однако, столько дров успел наломать!..

— Чем же он вам так насолил?

— Не мне, — городу. Какое-то время назад у нас установилось хрупкое равновесие сил. Некий, всех устраивающий, баланс. Кстати, это облегчало работу и милиции…

— И о ней, родимой, печетесь?

— Приходится. Хочется, чтобы теперешние подольше сидели на своих местах. А то новых с нуля подкармливать придется…

— Да вы прямо-таки борец за чистоту окружающей среды, — заметил Андрей. — Но так не бывает, чтобы и волки — сыты, и овцы — целы…

— В том и заключается мудрость руководителя… — Легат вздохнул.

— И чем же Киселевы нарушили вашу экологическую идиллию?

— Они либеральничать начали, поэтому всякая мелкота возбухла… Они же признают только силу! Раньше знали своё место, а теперь…

— Чего же вы от меня хотите?

— Неплохо бы разъяснить ситуацию Киселевым. — Легат широко улыбнулся. — Я даже могу помочь Киселевым наладить контроль, ведь они ничего не смыслят в нашем деле. Абсолютные дилетанты…

— Как же они тогда стали во главе группировки?

— Темна вода во облацех… — Легат залпом выпил свой бокал. — В том-то и загадка! Но надеюсь, вы поможете мне разгадать и ее…

Вечером Андрей вновь встретился с Ингой. Встреча произошла там же, возле Буратино.

— Я хочу, чтобы ты лучше узнал меня, — сказала Инга, торопливо передавая ему флешку. — У тебя ведь есть планшет?

— Разумеется…

— Прочитай и сотри. Об этом никто не знает. Даже дядюшка. Просто я записывала все по свежим следам. Иногда, знаете ли, мню себя писательницей. У меня и такое бывает. Короче, поймешь, когда прочитаешь…

— К этому относиться как к беллетристике, или как?

— Фактически, всё там изложенное правда, хотя тебе будет трудно в это поверить. Во всяком случае, будешь знать, с кем дело имеешь. Может, это тебя остудит. Я хочу быть честной с тобой. Только флешка не должна попасть в чужие руки. Здесь — мой приговор. Я боюсь не столько даже государственных инстанций, сколько совсем других людей…

— Постараюсь оправдать доверие, — прошептал Андрей, целуя влажные девичьи губы.

— Да уж, постарайся, — Инга на мгновение прижалась к нему всем телом и крепко обняла за шею. — Мне кажется, я действительно очень-очень люблю тебя, — едва слышно шепнула она. — Раньше со мной такого не бывало. Честно… — она неожиданно отстранилась от Андрея и добавила совершенно другим тоном. — Там, на флешке я хорохорюсь, но ты не особенно в это верь. Это я так… Ведь никто даже представить не может, как мне иногда бывает тяжело… — чмокнув Андрея в нос, Инга добавила. — Я буду ждать вас, сэр, поэтому соизвольте, пожалуйста, беречь себя…

И убежала…

Часть третья.

Операция «Моздок»

1. Предложение Костолома

Сидя в салоне аэробуса, Андрей некоторое время задумчиво смотрел на экран планшета. Рядом с ним в кресле, Сашок листал красочный туристический журнал.

Стюардесса разносила пассажирам прохладительные напитки. Андрей выпил апельсиновый сок, вставил в планшет флешку Инги и открыл нужный файл.

«Даже не верится, что так много может измениться за несколько дней, — прочитал он первую строку текста, не имевшего заголовка. — Впрочем, по порядку… По западному гороскопу я — рак, то есть моя стихия — вода. Следовательно, подобно воде, я могу принимать форму любого сосуда, в который наливают эту воду. Может быть, отсюда эта моя клятая разносторонность: никуда не деться от того факта, что у меня получается всё, за что берусь. Потому и трудно выбрать главное в жизни. До сих пор — не определилась даже с профессией. Ведь не Леонардо же я, в конце концов, чтобы заниматься всем подряд!..

Я, разумеется, имею в виду не Леонардо Ди Каприо, от которого тащилась во времена премьеры «Титаника». Даже не верится, что так многое может измениться за каких-то семь лет!

В одной книжонке об астрологии сказано, что ракам трудно концентрироваться на чем-то одном, что им трудно быть лидерами и принимать на себя ответственность. Уж слишком мы, раки, осторожны и нерешительны. Семь раз отмерим, а потом… так и не рискнём отрезать. Даже в тех случаях, когда рискнуть надо было. В воображении своём горы сворачиваем, а на деле…

Сейчас, когда я пишу эти строки, как всегда, хочется рассказать сразу обо всем… Значит, для начала, надо научиться последовательности и методичности в своих действиях. И еще надо заставлять себя доводить до конца начатое, не то я так ничего и не добьюсь в этой жизни… Да и в писанине моей пора бы выработать последовательность. Иначе получится просто что-то вроде фиксации потока сознания. Может быть, во времена Фолкнера это и было модно, но сейчас другая эпоха, и вряд ли кому захочется тратить время на переживания девицы, преодолевающей свои комплексы.

Попробую записать события последнего времени в виде повестушки. Хотя того, что произошло в последнее время хватит, пожалуй, на целый роман. Все равно любой нормальный человек во все это не поверит…

Впрочем, баста, не буду растекаться по древу и попробую реконструировать последние события. Объективно, по мере сил.

Тем более что про дядюшку я писать могу почти как про себя…

Итак, все началось в середине мая. В то утро я чувствовала себя неспокойно. Не то, что мой горячо любимый дядюшка. Хотя он тоже почувствовал тревогу при первом же звуке мобильника. Он осторожно поднял трубку, оглянулся в сторону детской, где я притворялась спящей, и, прикрывая рукой микрофон, сказал:

— Киселев у телефона!

— Ждом тэбя у входа на пляж, — прохрипел громкий голос с непонятным акцентом.

Я тут же напрягла свои звуковые локаторы, поскольку голос явно принадлежал одному из нукеров Костолома.

— А нельзя перенести встречу на завтра? — пытался сопротивляться дядюшка.

— Чэрэз дэсят минут ждом, — повторил жуткий голос, и в трубке послышались гудки.

Еще некоторое время дядюшка стоял в оцепенении, продолжая держать трубку возле уха. Потом он быстро натянул на себя футболку, шорты, носки с кроссовками и торопливо вышел на улицу…

Мобилизовав все свои сенсоры, я последовала за дядюшкой на довольно внушительном расстоянии.

Признаться, мне было очень обидно, ведь если бы дядюшка посоветовался со мной, то, возможно, всего дальнейшего не произошло бы, вовсе…

У входа на пляж дядюшку поджидали двое джигитов, из окружения Костолома. Кличка одного из них была Визирь. И был он самый настоящий джигит, словно сошедший с экрана фильма о басмачах или моджахедах: смуглая кожа, глубоко посаженные, настороженные глаза, густые брови, почти сросшиеся у переносицы… Короче, фирменный такой душман, которым можно по ночам детей пугать.

— Шэф ждот, — с умопомрачительным акцентом сказал Визирь. — Дэло ест. Очэн срочный…

Я вдруг вспомнила, кого мне напоминает этот яркий представитель братского Востока. Он был чем-то похож на Абдуллу из «Белого солнца пустыни». Правда, Визирь был поминиатюрнее киношного басмача, да и лицо его не было столь широким.

В ответ на заявление Визиря дядюшка лишь тяжело вздохнул и зашагал в сторону пристани, сопровождаемый молчаливыми людьми Костолома…

На яхту Костолома с игривым названием «Мурена» мне пробраться не удалось. Я улеглась метрах в сорока от нее, в тени раскидистого каштана, настроилась на волну дядюшки, и словно перенеслась в каюту Костолома.

По обыкновению Костолом даже не поздоровался, и сразу перешел к делу. А вообще-то, он очень любит придуряться. Услышал от какого-то болвана, про особую, видите ли, свою харизму и работает, чурбан, на данный, по его понятиям, имидж. Имиджмейкер, блин!

— Кажись, снова можешь подмогнуть мне, — пробасил Костолом, когда дядюшка уселся в кресле напротив иллюминатора. — Покажешь, на что способен, со своей племяшкой. Зря што ли я тебе подмагивал? Заодно опробуешь свои побрякушки…

— И чем же я могу быть полезен на этот раз? — успокоившись, спросил дядюшка. — Неужели карту подводного клада нашли?

— Клад, может, и не клад, а чемоданчик один со дна поднять придется, — сообщил Костолом. — Довольно тяжелый и ценный чемоданчик…

— С какой глубины?

— Кабы знать… — Костолом плеснул в стоявший перед ним стакан водку, залпом опрокинул ее в себя и смачно захрустел огурчиком.

Дядюшка терпеливо ждал. Вообще-то он держался молодцом, но я понимала, что творится у него в душе. И мне отрадно было сознавать, что волновался он больше не за себя, а за меня.

— Может хряпнешь? — Костолом кивнул на бутыль с водкой. — Для большей, так сказать, задушевности разговора…

— Печень пошаливает… — дядюшка почувствовал на лбу испарину, несмотря на то, что в каюте было довольно прохладно.

— Интеллигент, мать твою, — Костолом добродушно хохотнул. — Русский вроде, а водочкой брезгуешь…

Дядюшка промолчал. Он начал пересчитывать деревянные планки, которыми была оббита капитанская каюта. Как я его когда-то учила, для владения нервами и внутреннего спокойствия.

— Значитца так… — Костолом, наконец, догрыз свой огурец и посмотрел на дядюшку совершенно трезвыми, смеющимися глазами. — Ты не дрейфь… Я ведь люблю тебя с твоей племяшкой. По своему, конечно… Но люблю. Очень вы мне дороги…

— Когда за кладом? — спокойно поинтересовался дядюшка.

— Чемодан поднимать надо будет примерно через неделю. Содержимое оценивается лимонов в пятьдесят. Баксов, естественно. Лежать он будет на глубине от сорока, до двухсот метров….

— Лучше бы на сорока, — заметил Виктор.

— Постараемся. Но не все от нас зависит. Да и нужен ли ты был бы мне на такой-то глубине? — Костолом хохотнул, подивившись неожиданно получившейся рифме. — Оттуда и мои пацаны управились бы…

— Нельзя отложить подъем на неделю? — осторожно спросил дядюшка. — Подготовка нужна, если погружаться на двести метров…

— Опередить могут… — Костолом закурил. — Скажи чо надо, пацаны обеспечат…

— Для такой глубины, нужна барокамера, — начал перечислять дядюшка. — Мощная лебедка…

— Ты мне мозг не пудри, — прервал его Костолом. — Ежели все получится — лимон гринов твой. Сечешь? Два процента! Всё честь по чести, как год назад…

— Миллион долларов? — усомнился дядюшка.

— Именно!.. Лимон баксов, зелени, гринов… Называй как хошь, но в любом случае, он тебе, думаю, не помещает? — Костолом хитро буравил своим взглядом дядюшку, пытаясь обнаружить в его глазах алчный блеск.

Однако дядюшка оставался невозмутимым.

— Без барокамеры и лебедки не обойтись, — сказал он, после паузы. — Сдохнем от кессонной болезни…

— Детали меня не интересуют… — Костолом ударил своим кулачищем в стену каюты и в дверях тут же появился Визирь.

— Мой помощник, можно сказать, правая рука, — сказал Костолом, кивая на вошедшего бандита. — Натик Везиров. Или попросту Визирь. Все мелочи с ним утрясешь… — он вновь наполнил стакан, всем своим видом давая понять, что аудиенция окончена.

Я решила не испытывать судьбу и ретировалась задолго до появления дядюшки и людей Костолома.

Дядюшка был знаком с Костоломом уже больше года. На чем был основан авторитет этого «крестного папы», догадаться было нетрудно. В период «первоначального накопления капитала» немалую роль играла обыкновенная физическая сила. Как в феодальные времена. Плюс бандитские наклонности, то есть отсутствие таких понятий, как совесть, жалость и сострадание…

Мне часто казалось, что Костолома я знала всю жизнь. Первое время я, конечно, боялась его. Но когда он стал для меня таким же прозрачным как дядюшка, страх ушел. И не потому, что Костолом оказался добрее, чем я думала. Наоборот: он был еще более отмороженным, чем я могла себе представить. Я перестала его бояться, когда научилась предугадывать его мысли и поступки.

Костолом являлся нашей «крышей», хотя раньше мы как-то и без нее обходились. Хотела бы я знать, какая сволочь Костолома на нас навела?!

Аккуратно получая свою долю со всех видов деятельности дядюшкиной фирмы, он якобы ограждал нас от всяческих посягательств криминальных группировок. Но я чувствовала, что интерес Костолома простирается значительно дальше тех копеек, что он с нас имел. Иногда мне даже казалось, что он догадывается о таких моих способностях, о которых не знал даже дядюшка.

В последнее время Костолом явно чувствовал себя не в своей тарелке. В городе началось очередное перераспределение сфер влияния, да и власти, выслуживаясь перед центром, начали создавать видимость «очистительной деятельности». Однако это никак не отражалось на наших взаимоотношениях с «крышей». Мы были полезны друг другу, что и обеспечивало наше достаточно мирное сосуществование.

Во всяком случае, — пока…

Настоящее имя Костолома было Иван Захарович. А вот подлинной его фамилии не знал никто. Как не знал никто толком и о начале его бурной криминальной биографии. Был Иван Захарович не только богатырем, но и прекрасным артистом. Он умело разыгрывал из себя грубого неотесанного мужлана, однако нередко блистал неожиданной эрудицией и достаточно тонким вкусом. Но только перед особо близкими людьми. Перед избранными.

Рэкет, разумеется, не был единственным бизнесом группировки Костолома. Он содержал несколько подпольных публичных домов, именуемых саунами, массажными кабинетами, а также центрами досуга и релаксации. Кроме того, он курировал вольных проституток обоих полов и целую армию воров, взломщиков и уличных грабителей.

Костолома уважали и побаивались сутенеры и участковые, хозяева модельных агентств и ночных клубов, приблатненная шпана и даже депутаты городской думы.

До нас доходили слухи, что наркотиками Костолом не занимался. Из принципа. Во всяком случае, последние семь лет. Вскоре после Афгана от передозировки погиб младший брат Костолома и он, узнав о причине его смерти, повел, лютую войну с наркодельцами.

И не только на контролируемой им территории.

Возможно именно поэтому работники правовых органов, не подвластные наркобаронам, вяло реагировали на некоторые деяния «пацанов» Костолома. И возможно, поэтому Иван Захарович враждовал с коррумпированной частью властных структур.

А еще Костолом воевал с Легатом, который контролировал большую часть остальной территории города. Война эта шла с переменным успехом, но, судя по тенденциям, победить должен был все-таки Легат, поскольку криминальный бизнес становился все более интеллектуальным.

Незадолго до Чеченской Войны Костолом неожиданно разбогател и приобрел роскошную парусно-моторную яхту, которую назвал «Муреной». Кроме того, он приобрёл экзотический японский ресторан, небольшой суши-бар и пару бензоколонок. Поговаривали, что в те времена его люди были связаны с чеченскими фальшивыми авизо. Однако когда российские войска осадили Грозный, Костолом лично расстрелял одного своего «пацана», собравшегося в Чечню, воевать против федералов.

Несмотря на подобные слухи, Иван Захарович слыл интернационалистом. Среди его людей было немало выходцев с Кавказа, татар, лезгин, адыгов и представителей других национальностей. Не брезговал Костолом и контактами с этническими группировками, хотя особой воли им не давал, уважая мнение славянского большинства побережья.

Пока ещё большинства.

В начале третьего тысячелетия Костолом чуть было не увлекся политикой, но тут его империю начали осаждать молодые и наглые ребята, явно пользовавшиеся высоким покровительством.

Со временем стало ясно, что все это были подопечные Легата. Источником доходов конкурирующих группировок являлись, прежде всего, наркотики, потому они и начали наседать на Ивана Захаровича со всех сторон.

В конце концов, Костолом вынужден был забыть о своих политических амбициях и ужесточить войну сразу на два фронта: против Легата и против коррумпированных представителей официальной власти. И это было, конечно же, его грубейшей ошибкой. Силы оказались неравными. Правда, в конце прошлого лета Костолом одержал крупную победу, взорвав баржу, на которой некто переправлял наркотики и деньги. Именно тогда и пригодился Костолому дядюшка, с его подводным снаряжением и уникальным опытом.

В тот раз баржа затонула на глубине всего тридцати метров и дядюшка с помощью троих «пацанов» Костолома поднял на борт «Мурены» немалую сумму денег. Я тогда только «навела» их на затонувшую баржу, поскольку уже научилась находить любые объекты в радиусе нескольких километров. А может быть даже и десятков километров, не знаю, поскольку такой задачи дядюшка передо мной пока не ставил.

Наркотики Костолом уничтожил прямо на борту «Мурены», а двадцатую часть денег отдал, как и обещал, дядюшке.

О барокамере в те времена нам приходилось только мечтать. Впрочем, не было тогда у нас и глубоководных аквалангов с дыхательными автоматами и регенераторами, которые дядюшка закупил на деньги, полученные «за баржу».

Остальные деньги ушли на меня. Дело в том, что в моем организме несколько лет назад началась волна ускоренного метаболизма и ради моего спасения дядюшка согласился на погружение, едва не закончившееся его гибелью.

Вообще-то об этой особенности моего организма стоит рассказать подробнее. Без лишней скромности должна признаться, что девушка я уникальная. Говорить я начала в годик, а в семь лет уже почитывала эзотерическую литературу, которую обожала моя бедная мама. Из-за этих особенностей моего организма дядюшка вынужден был сразу после смерти мамы сменить место жительства, поскольку столь быстрый интеллектуальный рост ребенка не мог не привлечь нездорового любопытства окружающих. Ну, а тем, кто все-таки знал о моем необычайно быстром взрослении, дядюшка объяснял все Чернобыльской радиацией. Дескать мутант я, и всё тут…

К двенадцати годам я перечитала всю домашнюю библиотеку, в пятнадцать — сдала экстерном экзамены за десятилетку и поступила на исторический факультет педагогического института. Диплом о высшем образовании я получила в восемнадцать лет, а год назад защитила кандидатскую. В то время я интересовалась временами Эхнатона, хотя последние пару лет меня больше привлекают древние шумеры. Не последнюю роль в этом сыграли книги Ситчина, который доказывает, что мы, люди планеты Земля, были сотворены пришельцами с планеты Нибиру. Впрочем, с тех пор к истории я остыла и увлеклась эзотерикой. Сказалась-таки «проглоченная мной залпом» мамина библиотека. Пардон, опять начала отвлекаться. Об этом как-нибудь в другой раз…

Короче, год назад деньги с затопленной баржи спасли меня от верной смерти и позволили нам завершить ряд экспериментов, приведших к совершенно непредвиденным результатам…

Где можно достать барокамеру дядюшка знал, но, в принципе, она не особенно и нужна была. В основном, он надеялся на меня. И мучили его отнюдь не технические детали предстоящей операции. Судя по всему, Костолом собирался затопить судно ради захвата пятидесяти миллионов долларов. Но потерю такой суммы ее хозяева не могли простить никому. А это означало угрозу не только Костолому, но и нам.

Дядюшка был уверен, что наличка и брюлики, перевозимые на судне, принадлежали Легату и были заработаны продажей наркотиков. Возможно, этой акцией Костолом собирался начать ликвидацию конкурирующей группировки, а заодно — пополнить финансы банды.

Около недели ушло на закупку и установку барокамеры с лебедкой. А на восьмой день дядюшка отправился в испытательное плавание. Без меня. Причём, в детали предстоящего дела он меня вообще не посвящал.

Барокамера и лебедка работали исправно. Акваланги и прочее подводное снаряжение также не подвели. Но пока дядюшка ломал голову над тем, как сообщить мне о намечавшейся операции, неожиданно позвонил Визирь и заявил, что погружение состоится через день…

Последняя встреча дядюшки с Визирем и его напарником произошла также у входа на пляж. Неподалеку маячили еще двое подручных Костолома.

— Нэ виноват я, — насмешливо пояснил Визирь, интонацией и голосом стараясь походить на Костолома. — Отложил бы хот на мэсяц, но так уж все выходыт… Отправымся завтра утром…

— Хотя не исключено, что в последний момент дельце отложится еще на денек-другой, — ехидно добавил напарник Визиря, белобрысый противнейший сморчок, с погонялом Тарасыч.

— Нельзя было сказать по телефону? — поинтересовался дядюшка.

— Как раз и нельзя, — Тарасыч неприятно усмехнулся и, взглянув на молчащего Визиря, добавил. — У Легата кругом не меньше нашего схвачено! Всем известно, что у него не только длинные руки, но и вездесущие уши…

Вечером дядюшка долго не мог выдавить из себя ни слова, все ходил вокруг да около. Наконец, пересилив себя, сообщил:

— Завтра отправимся испытывать новое оборудование. В бассейне невозможно выяснить, как поведет себя снаряжение при большом давлении.

Я, естественно, прикинулась олигофренкой и сказала, что собираюсь завтра на дискотеку, посему мне надо отдохнуть и набраться сил для культурного досуга.

Дядюшка готов был взорваться от негодования, но его педагогические принципы возобладали, и он довольно спокойно объяснил мне, что испытания подводного снаряжения уже согласованы и он не может ждать, когда я насытюсь своими танцульками.

Я знала, что в бассейне действительно невозможно выяснить, как поведет себя новое снаряжение при давлении в десятки атмосфер. С увеличением давления азот, содержащийся во вдыхаемом воздухе, начинает растворяться в крови ныряльщика. При быстром всплытии пузырьки азота, расширяясь, могут закупорить кровеносные сосуды. В том числе и сосуды мозга. А это — верная смерть.

Знала я и о том, что под большим давлением азот накапливается в костях и суставах, что сопровождается крайне неприятными симптомами и нередко также приводит к смерти.

Но все это — цветики по сравнению с нарушениями психики, которые иногда происходят при погружении. Ведь головной мозг нежный и чувствительный орган, чутко реагирующий на недостаток кислорода, или его переизбыток. Что такое кислородное опьянение знают многие. Но холотропное дыхание и ребёфинг, вводящие мозг в измененное состояние сознания, основаны также на степени насыщения клеток мозга различными газами. Галлюцинации, видения, ощущение соприкосновения с таинственной потусторонней жизнью, — все это можно вызвать просто изменением ритма дыхания.

Я очень люблю погружения в открытом море, но почему-то в этот раз не было обычного радостного ожидания.

А главное: я была уверена, что знаю причину своей тревоги…»

2. Отправление «Мурены»

«В это утро дядюшка был особенно взвинчен. Он постоянно поглядывал то на часы, то на телефон. И еще он много курил, что в последние годы бывало крайне редко.

— Так мы отправляемся, или как? — спросила я дядюшку, после завтрака. Причем спросила, самым беззаботным голоском.

— От погоды зависит, — отмахнулся дядюшка. — Не видишь — какая?

— Звонка он Костолома ждешь? — прямо спросила я.

— Ч-черт!.. — дядюшка подошел к окну, и некоторое время смотрел на облачное небо. — Я ведь тебя просил не влезать, куда не следует…

— А куда следует? — я подошла к дядюшке и потерлась носом о его плечо, поскольку прекрасно знала, насколько безотказно действует на него подобные мои действия. — Я ведь угадала?..

В это время зазвонил телефон. Дядюшка вздрогнул, словно и не ждал все утро звонка.

Некоторое время он смотрел на разрывающийся от звона аппарат, явно не решаясь поднять трубку.

— Может быть мне подойти? — милостиво предложила я. — Хотя это наверняка тебя. И ты это прекрасно знаешь…

— Да, конечно… — дядюшка заметно побледнел и взял трубку.

Звонил, естественно, Костолом. Его бас трудно было не узнать.

— Да… — сказал дядюшка в трубку. — Разумеется. Обязательно. Хорошо. Договорились…

— Я так понимаю, что испытания всё-таки состоятся? — спросила я, когда дядюшка положил трубку. Причем, клал он трубку так, словно она была набита взрывчаткой.

— Да… — дядюшка с трудом перевел дух. — Собирайся. На этот раз всё будет значительно сложнее, чем год назад. Только умоляю тебя — никакой отсебятины! Договорились?

— Слушаюсь и повинуюсь, мой господин! — я подошла к дядюшке и чмокнула его в нос. — Не переживай, — прижавшись к нему, прошептала я. — Все обойдется. И даже лучше, чем ты можешь себе представить…

Простите, господа хорошие, если кто всё ещё одолевает сию горькую повесть мою. Поверьте, влезть в любую шкуру для меня — раз плюнуть. Но писать в стиле Льва Николаевича, или Антона Павловича, признаться, скучновато. Пресно, все это, господа, сегодня!..

Я, конечно, не Эдичка Лимонов, и постараюсь не пользоваться ненормированной лексикой, но полностью кастрировать свой язык — пардон, фигушки!.. Если интересно, читайте, на здоровье, вот в таком вот виде. А если что не так, то уж извиняйте: из песни слов не выкинешь… Короче, милости просим!.. Считайте, что это дневник взбалмошной девчонки, выросшей без мамочки и, при этом, не осчастливившей своим присутствием институт благородных девиц…

Смешные всё-таки люди эти взрослые. Особенно мой горячо любимый дядюшка. Он давно уже для меня открытая книга, но, естественно, не подозревает об этом. Я всегда знаю, что он будет сегодня делать, какие слова говорить. И что в очередной раз попытается скрыть. Однако я, по привычке, строю из себя законченную дурочку, этакую легкомысленную, ничего не соображающую идиоточку. И обычно эти простые приёмчики срабатывают, и позволяют мне всегда быть на высоте.

То есть вить из дядюшки любые веревочки.

И не из него одного…

Надеюсь, дядюшка не обидится на меня. Хотя бы потому, что никогда не прочитает этих строк, поскольку я их надежно запаролила в своем компе…

В начале двенадцатого мы с дядюшкой были уже на пристани, где нас поджидал Костолом и его команда.

Иван Захарович был, как всегда небрит и угрюм. Как обычно нос его был сиз, и от него исходило характерное амбре, созданное приличной дозой водки, закусанной огурцами и квашеной капустой с луком. Эти незабываемые ароматы забивали даже запах гниющих рапанов и мидий, выброшенных на набережную ночным штормом.

— Ты пигалицу свою предупредил? — поинтересовался Костолом, смерив меня снисходительным взглядом, в котором вместе с тем сквозила некоторая опаска. Чувствовал все-таки, подлец, силу мою, так тщательно мною скрываемую.

— Что ее предупреждать-то, — ответствовал дядюшка. — Она все сечет лучше, чем мы с тобой…

Да-да, именно так он и сказал, мой горячо любимый дядюшка, хотя я миллион раз говорила ему, чтобы он даже не заикался о моих способностях. Ну, ни к чему сейчас меня афишировать! Никому. Но таких простых и наивных людей, как мой дядюшка, — еще поискать!

Впрочем, Костолом, вроде, не врубился. И хорошо сделал. От этого он и погибнет, от своего самомнения… Сил у него, конечно, много, но он их все же переоценивает. И это тоже есть хорошо…

— Ну-ну… — Костолом смерил меня внимательным взглядом, смачно сплюнул в воду и полез на «Мурену».

Нормальное, между прочим, корыто. Если когда-нибудь завладею этой скорлупкой (а я таки ею завладею!), назову ее «Ассоль». Дайте мне только развернуться!..

Бандюки Костолома, тем временем, помогли мне и дядюшке погрузить оборудование, и «Мурена» отчалила от пристани.

Капитан Жора что-то проорал в свой матюгальник и его шустрики, как обезьяны, полезли на мачты. Несколько минут спустя они, ловко орудуя на реях, распустили паруса, которые тут же наполнились ветром.

«Мурена» резво помчалась прочь от берега.

— Двигатели при таком ветре, грех запускать, — пробормотал Костолом. — И понесет нас прямехонько к турецким берегам…

Через несколько минут направление ветра переменилось, и бравый капитан Жора приказал поднять кливер.

Сопровождаемая дельфинами «Мурена» с удвоенной скоростью рванула вперед.

Жора влез на бак и, не прекращая орать в мегафон, руководил деяниями своей команды, состоящей из шести человек. Точнее — из девяти, поскольку три моториста трудились в двигательном отсеке.

Мы с дядюшкой расположились на корме, рядом с барокамерой, и он, наконец, поведал мне суть дела, о котором я, между прочим, давно уже догадывалась. Оказывается, мы, видите ли, плыли к месту гибели только что взорванного судна. Причем, я видела, что кнопку нажал сам Костолом. Да я «видела», как он легким движением пальца уничтожил огромный корабль. Наш добрый Иван Захарович… Костолом, одним словом…

И только теперь я окончательно поняла, что сегодня решающий день. Костолом явно не собирался оставлять нас в живых после операции, потому и не скрывал своих действий.

Следовательно, мы должны опередить его…

Мы готовили снаряжение к погружению, когда неподалеку от нас в шезлонг рухнул Костолом.

— Скоро прибудем к месту, — сообщил Костолом. — Времени на подъем чемоданчика будет в обрез, поэтому надо будет торопиться.

— Мог бы и не травмировать лишний раз девочку, — буркнул дядюшка, стараясь не глядеть на Костолома.

— Имей в виду, Витек, — сонно поглядывая на наши приготовления, вещал Костолом. — Ежели какая утечка информации, то мне окромя вас подозревать будет некого. Сам понятие иметь должен. И никуда, в случае чего, вы от меня не денетесь. Всех подыму, а достану. Хоть из-под земли, хоть с морского дна…

— Не пугай, — миролюбиво ответил дядюшка, продолжая готовить к спуску акваланги. — Я уже такой пуганый, что клейма ставить негде…

Выражение дядюшки было несколько нелогичным, но именно подобные загадочные выражения и действовали на Костолома самым убедительным образом. Вот и сейчас Костолом успокоился и, разомлев под лучами майского солнышка, задремал, не мешая нам готовиться к погружению.

Больше всего внимания дядюшка уделил фонарям и «грузовым аэростатам», быстро надуваемым под водой. То есть всему тому, с чем придется работать лично мне. Он знал, что пацаны Костолома не смогут погрузиться глубже, чем на тридцать-пятьдесят метров. Как, впрочем, и он сам. Но об этом, разумеется, знали только я и дядюшка. Все остальные думали, что до самого затонувшего судна мы будем спускаться вместе. Не знают они пока, что «Моздок» лежит на стометровой глубине. Ну, и пусть… Не их дело, как мы добудем то, что не им принадлежит.

И не будет им принадлежать…

До места назначения плыли долго. Я задремала, растянувшись на теплой палубе, однако место гибели корабля все-таки почувствовала. Вскочив на ноги, я тихонько потрясла плечи дядюшки, который, оказывается, только делал вид, что спит.

— Это где-то здесь!.. — шепнула я.

Быстренько нажав кнопку на одном из своих хитроумных приборов, дядюшка вновь разлегся на палубе.

Через несколько секунд приборчик зазвонил. Как обыкновенный будильник.

Костолом чуть не подпрыгнул от неожиданности.

— Ну, мать вашу! — пробормотал он. — Поспать, суки, не дадут!..

— Этак, все сорок девять миллионов проспишь, — потягиваясь, пробормотал дядюшка.

— Почему сорок девять? — спросил Костолом. Спросил, конечно же, спросонья, не отдавая себе отчета. Но мне и без того давно было ясно, что Иван Захарович совершенно не собирается делиться с нами нашей долей. В конце концов, в честь чего он должен дарить кому-то миллион баксов?! Дураку понятно, что к вечеру ему не с кем будет делиться. «Нет человека — нет проблем!» Лишь дядюшка по своей наивности надеялся, что Костолом собирается нас, таких важных свидетелей, оставить в живых. Дудки! Ведь нас впоследствии могли захватить и расколоть люди Легата. И заставить работать на них.

Я вдруг вспомнила эпизод из фильма Тарковского «Андрей Рублев», в котором удельный князь повелел ослепить мастеров, чтобы они не могли работать на его брата. Обычная практика всех феодальных князьков, от которых лидеры современных криминальных группировок мало чем отличаются. Нас проще было уничтожить, чтобы мы никогда не смогли работать еще на кого-то…

Конечно, определенная логика в рассуждениях дядюшки тоже была. В его интеллигентском сознании не могла уложиться примитивная логика Костолома. По мнению дядюшки нас должны были холить, лелеять, и, вообще, пылинки с нас сдувать. Ведь мы могли поднять сокровища еще с десятков затонувших кораблей. И практически с любой глубины шельфа. Причём, не только черноморского!..

Ну, не мог мой дядюшка, с его сложным многоходовым мышлением, опуститься до полуживотного, примитивного сознания Костолома.

А рассуждал наш губитель предельно просто: «достали ценности со дна морского и баста! Мавр сделал свое дело, — мавр может умереть…»

Ну, действительно: на кой черт мы будем ему нужны после операции? Одни лишь дополнительные хлопоты…

К счастью, вопрос Костолома озадачил даже моего доверчивого дядюшку. Причем озадачил настолько, что у него хватило ума не напоминать Костолому о причине усечения общей суммы на целый лимон…

— Не пойму, как эти ваши фигульки работают? — басил между тем Костолом. — Тут глубины, почитай, больше сотни метров?

— Сто восемь, — уточнила я, взглянув на циферблат своих часов. Словно они показывали не только время, но и расстояние до морского дна.

— Все равно, не понимаю, — не унимался Костолом. — Особливо — как вас на такой глубине не раздавит. Вон мои пацаны… Насколько уж стреляные, а ведь ни в какую на такое не пойдут… Да-а… наука, блин!..

— Перед погружением нужно произвести специальную вентиляцию легких, — заявил дядюшка, когда «Мурена» замерла на изумрудной глади моря.

— Барокамера готова, смесь зарезервирована! — резво отрапортовала я, поедая дядюшку влюбленными глазами.

— Ну, давайте… — Костолом смачно потянулся. — Только шибко не затягивайте…

— Все будет путем, Вань, — дядюшка впервые, на моей памяти, дошел до такой фамильярности и до подобных вершин актерского мастерства. — Сейчас надышимся смесью и отправимся…

Между тем несколько бандюков столпились на баке, размахивая руками и показывая куда-то за борт.

Костолом встрепенулся и со скоростью немыслимой для его тучного тела умчался на бак. Заинтригованные мы с дядюшкой, последовали за ним.

Прямо по курсу, метрах в пятидесяти, покачивалась на волнах спасательная шлюпка с «Моздока». В ней находилось пять чудом спасшихся пассажиров и трое матросов.

— Плохо ты, Тарасыч, сработал, — пожурил Костолом мужичонку с водянистыми бесцветными глазами, стоявшего рядом с ним. — Обещал ведь, что свидетелей не останется… Придется из премии вычесть…

— Уж, и не знаю, как они умудрились! — пробормотал Тарасыч. — По всем статьям утопнуть должны были…

— Ты же говорил, что ни одна тварь не уцелеет, — вкрадчиво молвил Костолом, буравя грозным взглядом тщедушного Тарасыча.

— Так ведь и не уцелеют… — мерзкая рожа Тарасыча расплылась в беззубой улыбке. — Смотри, шлюпка-то — словно дуршлаг…

Пассажиры и матросы с «Моздока» и впрямь из последних сил вычерпывали, чем попало воду из шлюпки, едва державшейся на плаву.

— Добей, чтоб не мучились, — не очень натурально зевая, сказал Костолом. — А впредь, ежели не желаешь потерять башку, точнее взрывы свои рассчитывай…

Подобострастно улыбаясь, Тарасыч бросился выполнять приказ. Неведомо откуда он притащил гранатомет, упер в плечо приклад и шарахнул по шлюпке.

Когда рассеялся дым, шлюпки на воде не было. В минуту Тарасыч с подручными добил двоих чудом державшихся на воде пассажиров «Моздока», и меня с дядюшкой повели на корму, к барокамере…

— Значит, кранты нам?.. — спросил дядюшка, когда мы загерметизировались в барокамере.

— Вентиляция, как я понимаю, нам нужна, как мертвому припарки? — спросила я, в ответ.

— Естественно. После погружения — конечно нужна, а сейчас…

— Неужто и до тебя дошло, что не жить нам после нашей миссии?

— Дошло… — дядюшка попытался грустно усмехнуться, но взгляд у него был окончательно затравленного человека.

— Ну, ладно… — я чмокнула дядюшку в щеку. — Если даже ты, при всей твоей доверчивости, осознал… Короче, ты у меня, оказывается, еще ого-го! Хоть и большой наивности товарищ, а кое-что всё-же соображаешь…

— Не нравится мне сегодня Иван, — прошептал дядюшка. — Похоже, я его все-таки идеализировал…

— Самое паршивое: он, благодаря тебе, давно уже догадывается о моих способностях, — едва слышно сказала я. — Просто молчит до поры, до времени…

— Получается, он хитрее, чем я думал? — растерянно спросил дядюшка.

— А я никогда и не считала его дураком… Надо было со мной посоветоваться, прежде чем вдрюпываться в эту историю…

— С кем? — искренне удивился дядюшка. — С тобой?!

— Мне скоро уже двадцать!.. — я, признаться, готова была нагрубить ему, однако благоразумие все-таки победило. Во-первых, на выяснение отношений не было времени. Во вторых, я должна была открыть глаза на происходящее моему наивному умнику. А в третьих… Мы, для достоверности, подняли давление в камере и голоса наши стали чуток повыше. А, если учесть, что голосок у меня и без того писклявый… Короче, мой скандальчик слушался бы здесь, не очень эстетично. А я, наперекор всякой логике, хотела нравиться моему старому хрычу.

— Неужели он собирается нас прихлопнуть?! — возмущался, между тем, дядюшка. — Забить куриц, несущих золотые яйца!!!

— Прихлопнет, не задумываясь, — с трудом сдерживаясь, прошептала я. — Хотя бы для того, чтобы мы не работали на Легата. Он ведь прекрасно понимает, что будущее за такими, как Легат, что даже в их криминальном мире все большую роль играют мозги. Ведь эти миллионы с морского дна его не спасут! Он сейчас в агонии и ему плевать, сколько народа он прихватит с собой на тот свет!

— Ты понимаешь, что говоришь?! — забеспокоился дядюшка. — Получается, у нас нет выхода?!

— Не будем тратить время на эмоции, — сухо перебила я дядюшку. — Просто, при всплытии нам придется ликвидировать всю группу сопровождения. С их баллонами мы протянем под водой до ночи. Без нас «Мурена» никуда не уплывет: жадность, как известно, фраеров и губит…

— Ты понимаешь, что несешь?! — поразился дядюшка. — Как ты собираешься одолеть под водой здоровенных мужиков?!

— Под водой-то как раз и не сложно, — бойко пообещала я, хотя внутренне и содрогалась от неотвратимости грядущих убийств. Пусть и с целью самозащиты, но именно я должна была уничтожить бандитов. Увы, несмотря на великолепную подготовку подводника, дядюшка никогда не был бойцом и даже под угрозой смерти вряд ли смог бы кого-либо убить.

— Но еще пятеро останутся на борту! — напомнил дядюшка. — И это не считая команды… Я уже не говорю, что среди них будет сам Костолом!..

— Какая бабайка! — я усмехнулась. — Он тебя загипнотизировал?!

— Так он один десятерых стоит! На него даже смотреть страшно, не то, что драться с ним! К тому же они будут вооружены, в отличие от нас.

— Их оружие может и не сработать… — загадочно пообещала я, хотя, признаться, пока и понятия не имела, как нам удастся расправиться с командой. И, вообще, страх я испытывала не меньший, чем дядюшка. А может быть и больший. Я ведь, как и все раки, нерешительная трусиха…

— И как же мы их одолеем, не имея оружия? — упирался дядюшка.

— После того, как избавимся от сопровождения, прихватим их подводные ружья и уже ими замочим остальных…

— Я не узнаю тебя! — с ужасом прошептал дядюшка. — Что это за выражение такое: «замочим»?! Это же люди, не тараканы!..

— Они — профессиональные убийцы, — напомнила я.

— Вот именно!!! — у дядюшки не хватало слов, от возмущения. — Ты понимаешь, с кем собираешься тягаться?!

— Разве у нас есть другой выход? — я уже тоже начинала выходить из себя. — Все, увы, предельно просто: либо мы их, либо они нас!..

— П-по моему, ты т-того!.. — дядюшка от волнения даже начал заикаться. — Силы-то соизмерять надо!..

— Вы там, уснули?! — по обшивке барокамеры загрохотали удары.

— Идем! — громко крикнула я и пару раз ударила по люку.

— Ну, с Богом! — дядюшка чмокнул меня в щеку и включил насос…»

3. В бездне

«— Каюта номер шесть, — напомнил Костолом перед тем, как я и дядюшка надели подводные маски. — Большой такой желтый чемодан и коричневый кейс…

— Про кейс в первый раз слышу, — попробовал возразить дядюшка.

— Брюлики там, — терпеливо пояснил Костолом. — Они еще на несколько десятков лимонов потянут…

— Брюлики? — не понял дядюшка. Он у меня очень несовременный: боевики не смотрит, массовое чтиво игнорирует… По сути, он как был кабинетным ученым, так им и остался. Несмотря на все свои старания как-то вписаться в нашу бурно меняющуюся действительность.

Когда-то, в совковые времена, он работал в Москве. В середине восьмидесятых, ещё до моего рождения, у него умерла жена. Он ее очень любил и тяжело переживал потерю. Чтобы сменить обстановку, дядюшка переехал сюда, к морю, где жила его сестра и где прошло его детство. К счастью, в юности он увлекался подводным плаванием, потому и устроился инструктором в клуб подводников. Много лет спустя, он организовал свою фирму, в которой успешно обучал желающих дайвингу.

Вскоре после переезда дядюшки к морю, его сестра родила меня. Судя по фотографиям, мама моя особой красотой не блистала, поэтому замужем так и не побывала. Так что я, как говаривали в былые времена, незаконнорожденная и про своего отца ничего не знаю, да, признаться, и знать не хочу. Через пару лет после моего рождения мама умерла, поэтому я её совсем не помню. Оказывается, во время Чернобыля она гостила у подруги, в Белоруссии, и схватила смертельную дозу радиации. Из-за этого она, несмотря на все усилия дядюшки, и умерла. И пришлось ему взять все заботы обо мне на себя.

Лет десять назад я тоже начала болеть. Эта также было следствием Чернобыля. Врачи оказались бессильны, поскольку подпорчены были мои гены. И дядюшке пришлось вспомнить свои прежние занятия. Когда-то, ещё в Москве, он работал в засекреченном институте, и занимался секретными медико-биологическими проблемами. Но для завершения моего лечения нужны были деньги. И немалые. Потому он и начал оказывать услуги Костолому. Мучился дядюшка, при этом, несказанно. Терзал себя, психовал, однако, меня на ноги поставил.

А вот что такое брюлики, грины и капуста — так и не узнал…

— Брюлики — это бриллианты, — терпеливо пояснила я дядюшке. — Камушки такие прозрачные. То есть алмазы обработанные. Очень твердые и очень-очень дорогие…

— Так бы и сказали… — дядюшка вздохнул, опустил на глаза маску и бултыхнулся спиной в воду.

Я, естественно, последовала за ним…

Трое сопровождающих с «Мурены» остались ждать нас на десятиметровой отметке, а мы с дядюшкой продолжали погружение. На глубине сорока метров я жестами показала дядюшке, чтобы он остановился, и продолжила погружаться в гордом одиночестве.

Я не знаю, почему не боюсь подводного мрака. Мне хорошо в воде. Наверное, во время погружений во мне пробуждаются инстинкты тысяч поколений наших водных предков.

Дело, предстоящее мне сегодня, казалось почему-то совершенно плевым. Я имею в виду само погружение. Каких-то сто метров, да еще в обогреваемом костюме и с новейшим аквалангом! Правда, в затопленном корабле мне предстояло встретиться с трупами. Что ж, придется пройти и через это. Ведь если мой план удастся, дядюшка сможет закончить свои эксперименты, а я смогу жить дальше, и обеспечивать нашу с ним безопасность…

В полном мраке я все-таки нашла корабль. Дядюшка утверждает, что я обладаю даром акустической локации под водой, присущей дельфинам и прочим китообразным. Но я-то знаю, что всё это чушь собачья. Я обладаю, друзья мои, самым обыкновенным ясновидением. Простите, но другого термина подобрать не смогу. Плюс, — неплохо владею биолокацией. Ведь почувствовала же я «Моздок», когда мы были еще на поверхности и проплывали довольно далеко от него…

Включив оба фонаря, я смогла разглядеть, что судно, в результате взрыва переломилось, практически, пополам. Это существенно облегчало задачу. До сего момента я больше всего раздумывала над тем, как проникну в корабль.

Закрепив в разломе один из двух фонарей, чтобы он освещал перекошенный коридор, я поплыла вдоль кают.

Дело своё проклятый Тарасыч знал недурно: взрывчатка на корабле была заложена грамотно. То есть так, что большинство пассажиров даже не успели покинуть каюты. Восемь несчастных из спасательной шлюпки находились, скорее всего, на верхней палубе, потому и успели спастись.

Для того, получается, чтобы их добили бандиты…

Каюту номер шесть я нашла без особого труда. В коридоре мне встретились два трупа. Они только начали раздуваться, ведь с момента взрыва прошли считанные часы.

Кроме тела хозяина кейса в каюте имелись еще два трупа. Скорее всего, это были телохранители. Огромный чемоданище с баксами плавал в центре каюты. Как я узнала позднее, бабки в чемодане были упакованы в герметичные полиэтиленовые пакеты, в которых сохранился воздух. Именно этот воздух и держал чемодан на плаву.

А вот кейс с брюликами, к моему огорчению, был прикован массивной цепью к руке его владельца. Это был холеный господин лет сорока пяти. Под потолком, рядом с чемоданом, плавал то ли его фрак, то ли смокинг. Впрочем, это мог быть и обыкновенный пиджак, я плохо разбираюсь в классической мужской одежде, поскольку дядюшка ее никогда не носит.

Воротник сорочки холеного господина был разодран; видимо он разорвал его в момент смерти от удушья.

На лица утопленников я старалась особо не глазеть. Все эти перекошенные от ужаса физиономии и вылезшие из орбит глаза только отвлекали от дела. А ведь я должна была успеть сделать намного больше, чем запланировал Костолом. Причем сделать одна, без дядюшки, который томился в тревожном ожидании почти в семидесяти метрах надо мной.

Работать на такой глубине надо спокойно и методично. Иначе много чего можно натворить!

Я вдруг вспомнила, как лет шесть назад, во время одного из первых своих погружений в открытом море, меня внезапно подвел вестибулярный аппарат. Пузырьки отработанных газов из акваланга вдруг поплыли не вверх, а куда-то вбок. То есть умом-то я понимала, что пузырьки по-прежнему всплывают вверх, но все органы чувств почему-то протестовали против этого умозаключения. Я понимала, что если хочу подняться на поверхность, то следует плыть вслед за пузырьками. Но тело не слушалось меня. Возможно, это было следствием кислородного опьянения, или ещё какой-то неправильности дыхания… Короче, если бы не дядюшка, то это погружение оказалось бы для меня последним…

Небольшая пила у меня с собой была, но после нескольких попыток я поняла, что не смогу перепилить цепь. Проще было перепилить прикованную к кейсу руку владельца бриллиантов.

Занятие это, прямо скажу, не из приятных. Особенно меня нервировала кровь, красно-бурым туманом расплывающаяся в свете фонаря и мешавшая перепиливать запястье.

Минут через десять я уже поднимала чемодан и кейс на палубу «Моздока». На суше я не смогла бы даже сдвинуть с места эти тяжеленные предметы, но здесь мне помогал закон Архимеда.

Я прикрепила к ручке чемодана подводный аэростат, то есть надувной резервуар, который наполнила сжатым гелием из баллона.

Кейс с брюликами я заблаговременно прикрепила оставшейся на нем цепью к своему поясу.

На этом, собственно говоря, моя миссия заканчивалась. Точнее, заканчивалась миссия, возложенная на меня Костоломом.

Лично же у меня оставались неосуществленными еще довольно обширные планы…

Когда я всплыла к дядюшке, он всячески выказывал свое беспокойство, и ожесточенно тыкал в светящийся циферблат часов. В ответ я продемонстрировала ему большие пальцы обоих рук, показывая, что все идет просто замечательно.

Мы выпустили из «аэростата» часть гелия, поскольку с уменьшением давления он довольно сильно раздулся, да и слишком уж он стремительно тянул нас вверх. Потом я передала дядюшке кейс с брюликами и он незамедлительно прицепил его к своему поясу.

Теперь было легче думать о том, как же разделаться с бандюками, поджидавшими нас на десятиметровой глубине.

Решение пришло, когда меня и дядюшку окружили «пацаны» Костолома. Здесь было уже достаточно светло, следовательно, видели они меня не хуже, чем я их. А я, между прочим, девушка, чьи обворожительные формы убийственно действуют на мужиков. И тут я сообразила, что моя женственность и есть мое главное оружие. И мне необходимо было продемонстрировать это оружие во всем великолепии. Только для этого надо было всплыть повыше, туда, где будет еще больше света. Вот там «пацаны» смогут на всю катушку насладиться зрелищем моих прелестей. Для такого дела — не жалко.

То, что моя внешность гипнотически действует на мужиков, я осознала ещё лет пять назад и как могла пользовалась этим. Никакими особыми комплексами я не страдала. Я не знаю почему стала такой. Скорее всего, причина тому — ранняя смерть моей матушки, не успевшей научить меня пресловутой девичьей скромности. Хотя не исключено, что таким образом на меня подействовала сексуальная революция, разразившаяся в стране одновременно с моей половозрелостью.

Я, признаться, совершенно не понимаю, почему должна стыдится своего тела? Тем более что разглядывание его дарит столько положительных эмоций представителям так называемого сильного пола. Я, наверное, самая обыкновенная эксгибиционистка, потому, что и сама в эти мгновения тащусь не меньше, чем глазеющие на меня мужики.

Короче, когда до поверхности оставалось не более пяти метров, я принялась конвульсивно дергаться. Словно припадочная. Одновременно я сбросила с себя акваланг, а вслед за этим умудрилась расстегнуть свой гидрокостюм и выскользнуть из него. Благо вода на этой глубине уже достаточно теплая.

Ребятки Костолома прервали свое всплытие и уставились на меня, с успехом входящую в роль припадочной. Жаль, что я не могла разглядеть их глаз, скрытых за стеклами масок! Представляю их обалделые рожи!

Не прошло и пары минут с начала этого стриптиза, как я осталась в одном янтарном ожерелье.

Краем глаза я заметила, что дядюшка был поражен моими действиями не меньше бандитов.

Один из этих придурков поплыл было ко мне, но я резво отстегнула от гелиевого «аэростата» чемодан с баксами, который, естественно, отправился вслед за моим аквалангом.

То есть на дно морское.

Надо отдать должное ребятам Костолома: некоторое время они все-таки колебались. Но взирать на то, как скрываются в пучине такие сокровища, «пацаны» не могли. Лихорадочно работая ластами, двое из них ринулись в глубину.

Не теряя времени, я бочком подплыла к оставшемуся рядом аквалангисту и рывком вырвала из его рта загубник. Затем я выхватила из рук обалдевшего бандита подводное ружье и с расстояния полуметра всадила гарпун в его бедро.

Однако, «пацан» оказался живучим. А может быть, я промазала и гарпун не доставил ему особого вреда. Короче, бандит попытался сунуть в рот загубник и восстановить подачу кислорода в свой организм.

Тут, наконец, вышел из ступора дядюшка. Малость помешкав он принялся достаточно успешно препятствовать подаче живительного газа в легкие раненного и обезоруженного мною врага.

А я вновь зарядила ружье гарпуном из колчана, висевшего на поясе задыхающегося бандита, затем повесила себе на шею этот колчан, и отправилась вслед за идиотами, догонявшими чемодан.

Не прошло и минуты, как я настигла отставшего аквалангиста, и боковым выстрелом вонзила гарпун ему в шею.

Между тем последний бандит доплыл до чемодана и развернулся, пытаясь воспрепятствовать погружению на дно такого скопища баксов.

«Умница» — подумала я и выстрелила гарпуном ему в сердце.

И рука моя не дрогнула. Я знала: если не я их, то они нас.

Потом я сняла с бандита акваланг и поспешила на помощь дядюшке. При этом я не забыла прихватить с собой еще одно подводное ружье.

Впрочем, моя помощь дядюшке уже не требовалась. Несмотря на его пацифизм, дядюшка так и не дал подышать своему подопечному. Инстинкт самосохранения все-таки победил.

У меня хватило ума снять баллоны и с этого трупа. Ведь нам предстояло пробыть под водой еще довольно много времени.

Теперь я была вооружена двумя подводными ружьями и десятком гарпунов. Правда, на мне не было никакой одежды, но по моим расчетам это нам было только на руку. Вода здесь, в метре от поверхности, была достаточно тёплой и я почти не мёрзла.

Вручив одно из ружей и пяток гарпунов дядюшке, я, не реагируя на его растерянный вид, вновь ушла в глубину. При этом я успела убедиться, что кейс надежно прикреплен к дядюшкиному поясу…

Только теперь я осознала, что первый этап задуманной мною операции каким-то чудом завершен. И завершен, прямо скажем, блестяще. Оставалась самая малость: подняться на «Мурену» и прикончить оставшихся бандитов. Включая Костолома…

Чувствовала я себя премерзко. Я слишком быстро поднялась с глубины, поэтому уже давали о себе знать первые признаки кессонной болезни. Еще какое-то время я обязательно должна была побыть на глубине, и лишь затем начать медленное всплытие.

Легко сказать — поплавать на глубине… Я ведь была без гидрокостюма, а вода на глубине значительно холоднее, чем у поверхности. Через минуту пребывания на глубине без утепленного гидрокостюма я благополучно окочурилась бы от переохлаждения. Однако и без адаптации к нормальному давлению я тоже отдала бы концы. Как говорится, «хрен редьки не слаще»…

И тут я увидела тело одного из своих недавних врагов. Того самого, у которого позаимствовала акваланг, всадив в его сердце гарпун, который до сих пор торчал из его груди.

Крови я сегодня уже насмотрелась и ее вид меня не смущал. Ну, клубится бурое облачко, ну и что? Если бандит этот связался с Костоломом и служил ему верным псом, значит ему прямая дорога в ад…

Без конфискованного мной акваланга тело бандита не торопилось на дно. А одет этот труп был, между прочим, в обогреваемый гидрокостюм…

Раздеть под водой коченеющий труп, задача не из простых. Но еще сложнее одеться на плаву, не упустив в бездну свой акваланг. Без помощи дядюшки я, увы, обойтись не могла. К счастью, он довольно быстро сообразил, почему я так стремилась вниз, и уже спускался ко мне…

В царившем на этой глубине полумраке дядюшка, я думаю, не видел интимных деталей моего тела, поэтому мы, не особенно смущаясь, приступили к моему облачению в гидрокостюм покойника. Собственно, дядюшка во время этой операции просто держал мой акваланг, интенсивно работая ластами, чтобы оставаться рядом со мной. В гидрокостюме было все-таки лучше, чем без него. Даже в таком, с покойника.

Я надеялась, что он прогреется достаточно быстро. Во всяком случае, до того момента, как я окончательно окоченею…

Потом дядюшка помог мне нацепить акваланг, и мы честно поделили баллоны с дыхательной смесью, «конфискованные» у бандитов.

И вновь я отправилась в глубину. Туда, откуда должна была начаться моя окончательная декомпрессия.

Впрочем, положа руку на сердце, торопилась я вниз не только из-за боязни кессонной болезни. Я надеялась догнать медленно опускающийся на дно чемодан и отбуксировать его подальше от «Моздока». Ведь я не знала, когда вновь смогу вернуться сюда. За это время кто-нибудь мог снарядить к «Моздоку» водолазов-глубоководников. А уж они не успокоятся, пока не найдут чемодан и обшарят для этого не только каюты, но и дно вокруг затонувшего корабля…

А лишние сорок девять миллионов баксов нам с дядюшкой пригодились бы. Впрочем, почему сорок девять? Ведь теперь нам достанутся все полсотни миллионов долларов! А на какую сумму потянут бриллианты, мне и подумать страшно!

Чемодан я настигла на глубине шестидесяти метров. Этому способствовал третий, запасной баллон, утяжелявший мое тело и облегчавший погружение.

Около часа я буксировала чемодан подальше от «Моздока». При этом я погрузилась еще на десяток метров. Меня тянул на дно чемодан. Как я позднее убедилась, большие деньги всегда тянут на дно.

Прервала я это увлекательное занятие, когда начали подходить к концу запасы дыхательной смеси. Впрочем, по моим расчетам, я отбуксировала баксы не меньше, чем на километр от «Моздока». Этого было достаточно, для того, чтобы желающие найти «американские рубли» достаточно помучились, в процессе их поиска.

С чистой совестью я отстегнула пустые баллоны и отправила их на дно. А сама присосалась к последнему баллону и начала всплытие. Я была уверена, что, при желании, всегда смогу найти и поднять заветный чемодан на поверхность.

Дядюшка ждал меня на десятиметровой глубине. Он, я это чётко чувствовала, уже заметно нервничал. Участвовать в убийствах ему было, мягко говоря, не комфортно. Хотя он прекрасно понимал: если не мы — их, то они — нас!

Видеть толком дядюшку я не могла: когда мы всплыли на поверхность, солнце уже зашло за горизонт, и наступили короткие южные сумерки.

— Ну, ты даешь! — только и сказал дядюшка, когда мы избавились от загубников аквалангов.

— Старалась, — кротко ответила я, вглядываясь в силуэт «Мурены», покачивающейся на волнах примерно в полукилометре от нас.

— Ну, а теперь, что? — не успокаивался дядюшка. — Что будем делать?

— Самое трудное — впереди. Придется нырнуть поглубже и всплыть точно под дном посудины. Иначе — засекут. А от аквалангов под «Муреной» придется избавиться, чтобы не сковывали движений и вообще…

— Новых стриптизов не намечается? — поинтересовался дядюшка.

— Неплохо было бы, но я окоченела от холода…. Да и темно уже — не сработает…

— Ну, ты даешь!.. — только и смог пробормотать дядюшка.

— Стрелять надо наверняка, — продолжила я свой инструктаж. — Второй залп нам сделать не дадут …

— Но даже если мы уберем двоих, останутся еще трое! — возразил дядюшка. — А стреляют они лучше нас. Особенно Костолом и Визирь.

— Это еще как посмотреть, — позволила я себе усомниться. — Команда, я думаю, отдыхает в кают-компании, а с оставшимися бандюками как-нибудь разберемся…

— Может быть, лучше дождемся темноты и украдем спасательную лодку? — предложил дядюшка. — До берега, в принципе, не так уж и далеко… тем более, что эти… брюлики, при нас.

— Даже, если доберемся до берега, Костолом не оставит нас в покое, — уперлась я.

— Махнем за кордон… — неуверенно сказал дядюшка. — С бриллиантами нигде не пропадем…

— Их еще продать уметь надо, — не уступала я. — А это — целая наука… С баксами проще.

Дядюшка только хмыкнул, и мы, надев маски, вновь ушли в глубину…»

4. Победа дилетантов

«Вторично мы всплыли рядом с правым бортом «Мурены».

Двое бандюков стояли в разных концах палубы, тщетно высматривая нас, с нашим бесценным грузом.

В первую очередь мы отправили на дно наши новенькие акваланги. Жаль, конечно, было, но жизнь дороже.

Потом дядюшка осторожно привязал кейс с бриллиантами к лесенке, по которой мы и сопровождающие нас лица должны были подняться на яхту.

И начался наш последний и решительный бой.

Бандита, стоявшего в носовой части яхты, я сразила со второй попытки. Первый мой гарпун пролетел сантиметрах в двадцати от него и врезался в мачту. Тарасыч, а это, оказывается, был именно он, обернулся на звук и некоторое время недоуменно смотрел на еще вибрирующее смертоносное жало. Осмыслить, откуда взялся гарпун, он так и не успел. Второй мой «подарочек» угодил ему в пах, и он, беззвучно перевалив через поручни, плюхнулся в воду.

Дядюшке, как это ни странно, удалось подстрелить второго бандита с первого же выстрела. Он попал ему снизу в живот. Правда, жертва дядюшки за борт не повалилась. Скрючившись в три погибели, бандит осел на палубу. И было непонятно, жив он или мертв.

К этому упавшему бандиту из рубки выбежал изрыгающий мат и проклятия Костолом. Он дал несколько очередей из автомата по воде, но мы находились под самым бортом «Мурены» и «свинцовые мушки» нас, к счастью, не зацепили.

Затем я с дядюшкой всадили в Костолома с двух сторон по гарпуну. Такого залпа не выдержал даже грозный атаман. Правда, он тоже не свалился за борт, а лишь упал на палубу, рядом с бандитом, подбитым дядюшкой.

Видимо, оставшиеся в живых бандиты усекли, что на палубе происходит что-то неладное. Во всяком случае, из рубки больше никто не показывался.

Однако яхта продолжала оставаться на месте. Как я и предполагала, не могли эти идиоты расстаться с мечтой об обладании брюликами и пятьюдесятью миллионами долларов.

— Надо влезть одновременно, — шепнула я, подплыв к дядюшке. — Вы — здесь, а я по лесенке, что у кормы. Когда буду готова, — крикну. Как залезете, спрячьтесь за Костоломом и его подручным. Но перед этим удостоверьтесь, что они мертвы. Советую сделать по контрольному выстрелу. У вас еще три гарпуна осталось…

— Возьми один, — предложил дядюшка. — Я потом выдерну из трупов.

— Ну, давайте, — я решила не тратить время на уговоры. Предложение дядюшки было логичным, и я приняла от него гарпун.

— С Богом!.. — прошептал дядюшка.

— Кстати, у Костолома и его дружка можно позаимствовать и огнестрельное оружие, — напомнила я дядюшке и поплыла к корме яхты.

Я прекрасно понимала, что участок рядом с кормовой лесенкой будет контролироваться особенно тщательно, но мне не оставалось ничего иного, как рискнуть дядюшкой. Он должен был отвлечь внимание бандитов всего на несколько секунд.

— Поехали! — крикнула я дядюшке и осторожно поднялась по лесенке.

Голову над бортом я, однако, не высовывала.

И тут же на палубе раздались выстрелы…

Мне очень не хотелось вылезать под пули, но если бы бандитам сейчас удалось убить дядюшку, то и мои шансы на спасение заметно уменьшились бы. Поэтому я осторожно выглянула из-за борта и увидела, что дядюшка борется с Костоломом. Этот монстр, оказывается, был еще жив, несмотря на два гарпуна, всаженных в него!

Оставшиеся в рубке подручные Костолома прекратили пальбу, боясь попасть в своего пахана, который уже подмял под себя дядюшку и тем самым прикрывал его от бандитских пуль.

Для меня Костолом являлся прекрасной мишенью. Забыв на мгновение об осторожности, я выскочила на палубу, и всадила в его широченную спину свой предпоследний гарпун. Я старалась целиться в левую верхнюю часть его спины. То есть в район сердца.

Нечеловеческий рев перекрыл возобновившиеся выстрелы. Стреляли из рубки. Больше целились в меня, так как Костолом, покачиваясь, встал на четвереньки и неожиданно вцепился в горло растерявшегося дядюшки.

Я спряталась за мачту, изредка выглядывая из-за нее. Я просто не верила своим глазам: в Костолома были всажены три гарпуна, однако он продолжал душить дядюшку. И мне не оставалось ничего иного, как с риском для жизни высунуться из-за спасительной мачты и всадить в Костолома свой последний гарпун.

Этот выстрел и добил уголовного босса.

Дядюшка схватил автомат Костолома и прошил очередью Визиря.

Самый меткий стрелок в банде вылез из рубки совершенно зря. Одна из пуль дядюшки ранила Визиря в колено, вторая — в бедро.

Однако, падая, Визирь все же умудрился выстрелить и ранить дядюшку в плечо.

К счастью, этих мгновений оказалось достаточно для того, чтобы я успела выскочить из-за мачты, схватить карабин бандита, скорчившегося рядом с Костоломом, и выстрелить из него в Визиря. Именно этот выстрел и обеспечил нашу окончательную победу. Моя пуля попала Визирю прямо в лоб, и он навеки затих…

Вскоре из рубки послышался крик «сдаюсь» и в дверях появился капитан «Мурены» Жора Косов….

Жора был единственным человеком из окружения Костолома, не внушавшим мне отвращения. Почти такой же подневольный, как и я с дядюшкой, он отвечал за оснащение яхты и навигацию. Под его руководством на яхте трудилась команда из девяти человек. Причём, Жора со своими ребятами старался не влезать в разборки Костолома, потому я и была уверена, что стреляться с нами они не будут.

— Выходи, Жора, мы тебя не тронем! — крикнула я нашему бравому капитану. — Только брось сюда карабин, или что там у тебя еще!..

— Да нет у меня ничего! — Жора с поднятыми руками вышел из рубки.

— Полная виктория! — крикнула я дядюшке, привязав Жору к мачте.

Стоял полный штиль, и я закрыла вход в трюм, где находились так и не рискнувшие выскакивать под пули матросы и мотористы.

Лишь после этого я приступила к изучению раненого плеча дядюшки. Пуля прошла навылет. Крови из раны успело вытечь порядочно, но я содрала с трупа Костолома рубашку, разорвала ее на лоскуты и перевязала плечо дядюшки, полностью остановив кровотечение.

Потом я сбросила за борт тела Костолома, Визиря и бандита, имени которого так и не узнали.

На «Мурене» оставались только я с дядюшкой и Жора со своей командой…»

5. Метаморфозы «Мурены»

«— Ну, что, Георгий, будем сотрудничать, или как? — строго спросила я капитана «Мурены», когда убедилась, что дядюшке ничего не угрожает.

— Будем, конечно, — Жора попытался улыбнуться трясущимися губами. Видимо, его голова никак не могла осознать тот факт, что пигалицей и кабинетным червем были уничтожены все бандиты, во главе с самим Костоломом. То есть монстром, терроризировавшим полгорода…

— Сматываться надо поскорее, — продолжил Жора. — Того и гляди, здесь кто-нибудь появится…

— Если никто столько часов не появлялся, то и теперь вряд ли, — сказал дядюшка, подойдя ко мне и Жоре. — Что будем делать с чемоданом?

— Вы что имеете в виду? — я вновь прикинулась дурочкой.

— Ты уверена, что мы сможем вернуться сюда и достать его со дна?

— Нет, — честно призналась я. — Совершенно не уверена. Поэтому, после короткого сна я снова отправлюсь за ним.

— С ума сошла! — запротестовал дядюшка. — Ночью?!

— А какая разница? — расхорохорилась я, хотя, признаться, спускаться ночью на стометровую глубину не особенно и жаждала. Даже в обогреваемом гидрокостюме.

— Давай хоть до утра подождем! — настаивал дядюшка.

— К утру может реализоваться пророчество Жоры, — я притворно зевнула. — Странно, что сюда до сих пор никто ещё не нагрянул. Хотя пару часиков перед новым погружением я все-таки поспала бы…

Плечо дядюшки все еще сильно кровоточило и мне пришлось, по совету Жоры, сбегать в капитанскую каюту за спиртом, которым любил иногда побаловаться капитан «Мурены».

Спиртовую дезинфекцию и новую перевязку дядюшка перенес стойко. Зато я окончательно выбилась из сил и провалилась в сон, оставив бравого капитана на попечение несостоявшегося лауреата Нобелевской премии.

Я уснула на ложе Костолома, провонявшем его мерзким амбре. Это не значит, что я не брезглива. Отнюдь. Просто я прекрасно понимала: если я сегодня ночью не подниму на борт чемодан с баксами, то следующего шанса не будет. Следовательно, мне надо было поспать хотя бы три, а лучше — четыре часа, чтобы набраться сил для нового погружения.

Проснулась я от смутного предчувствия беды. Я не могла толком установить источник опасности, но четко понимала: если до рассвета не подниму чемодан, будет поздно: в наш район уже спешило судно, на котором находились люди, знавшие о содержимом желтого чемодана и кейса.

Ночь была прохладная и, сжалившись над Жорой, я отвела его в каюту, где уложила в койку, намертво прикрепленную к полу. При этом я, несмотря на протесты дядюшки, крепко привязала Жору к койке.

Остальные члены команды тихо сидели в трюме, даже не пытаясь освободиться.

Пока я спала, дядюшка приготовил все необходимое для погружения, и в час ночи я вновь ушла под воду. При мне имелись два запасных баллона с дыхательной смесью, «аэростат» в сложенном виде, и баллончик со сжатым гелием для него

Несмотря на то, что я включила обогрев гидрокостюма, мне было холодно. Со сна, наверное.

Первые тридцать метров я преодолела без хлопот, но все-таки было жутко и неуютно. Как-никак ночью я погружалась на такую глубину впервые.

Интуитивно я понимала, что все обойдется, что я достану эти проклятые баксы, с помощью которых мы с дядюшкой наконец-то сможем обезопаситься от врагов и довести до конца его эксперименты. Но одновременно во мне зарождался страх перед чем-то чужеродным, что в эту ночь впервые пробуждалось в моем сознании.

Несмотря на мою откровенность с дядюшкой я иногда просто не могу найти нужных слов, чтобы описать ему процессы, происходящие во мне. Мысли и чувства, совершенно неожиданно овладевавшие мною, я часто даже не смогла бы и самой себе сформулировать.

Обычно подобное происходило во время сильного эмоционального подъема. Или в мгновения опасности. Во мне пробуждались какие-то первородные силы, о существовании которых я ранее и не подозревала. Возможно, это проснулись инстинкты предков, а может быть и новые качества, которыми обладают пока лишь считанные люди на планете. Иногда мне казалось, что я обладаю знаниями и способностями, неведомыми вообще никому кроме меня. Изредка я, преодолевая страх, позволяла себе слабые попытки разобраться в этих своих способностях. И тогда предо мной открывалась пугающая бездна, которая влекла меня, но в которую я, по большому счету, боялась погружаться. Лишь в кризисных ситуациях я осознавала свои, практически, неограниченные возможности и осторожно, шаг за шагом, училась ими пользоваться.

Нечто подобное произошло со мной и сегодня, когда я почувствовала, что мы с дядюшкой находимся на волосок от гибели. Мне открылись единственно правильные варианты поведения. Видимо, инстинкт самосохранения, свободный от законов морали и этических норм, поднимался в такие моменты из глубин моей памяти, и рефлексы, задавленные условностями цивилизации, полностью овладевали мной.

Подобное состояние, насколько я знаю, достигается продвинутыми людьми, потратившими многие годы на самосовершенствование. Мастера восточных единоборств и йоги тратят десятилетия на то, чтобы достичь подобного уровня… Я ведь сама была изумлена тем, как безошибочно стреляла поражая врагов с первого выстрела. До сих пор в моем сознании застыло лицо Визиря с аккуратной дыркой во лбу. Ведь моя пуля вышибла из черепа Визиря почти все его мозги. А это, между прочим, был первый в моей жизни выстрел из огнестрельного оружия…

Еще больше я поражалась своему хладнокровию при виде трупов в затонувшем корабле. И тому, как я совершенно бесстрастно отпиливала руку владельца бриллиантов. Словно все происходило не со мной, и я как бы со стороны наблюдала за всеми своими действиями.

Вот и сейчас я плыла, абсолютно не понимая, почему плыву именно в этом направлении. Однако я была уверена, что найду чемодан как раз в том месте, куда плыву…

Все произошло именно так, как я и предполагала. Чемодан я нашла без особых трудностей. Он лежал целехоньким на безжизненном дне и всем своим видом требовал забрать его в более подходящее место.

Оставалось лишь прикрепить к кладезю баксов мой «аэростат», наполнить его гелием и начать медленно подниматься на поверхность. Что я и сделала с превеликим удовольствием.

Солнце едва взошло, когда мы с дядюшкой подняли чемодан на борт «Мурены». Затем я развязала Жору, приставила к его затылку пистолет и сопроводила доблестного капитана «Мурены» на капитанский мостик.

Когда на горизонте появился силуэт неизвестного судна, «Мурена», развив максимальную скорость, уже плыла к берегу…

Надо отметить, в свои пятьдесят с небольшим дядюшка остается в хорошей спортивной форме. Скорее всего, сказываются регулярные тренировки и ежедневные погружения. А, может быть, все потому, что по восточному гороскопу он дракон? Все родившиеся в год дракона обладают избытком здоровья, жизненной силы и активности.

Я вообще-то не очень верю в астрологию и нумерологию, но иногда все действительно удивительнейшим образом совпадает: дядюшка мой и впрямь открыт и чист, как золото, не способен к лицемерию, злословию и, увы, даже к самой элементарной дипломатии. И еще он наивен и доверчив. Короче, он обладает всеми качествами, которыми должны обладать люди, родившиеся в год дракона.

В моих извилинах застряла куча информации, которую я с удовольствием забыла бы, но поскольку забывать я так и не научилась, то невольно мысленно тестирую каждого, на соответствие гороскопическим и нумерологическим таблицам. И, как ни странно, обычно то, что я узнаю о людях совпадает с астрологическими и нумерологическими данными о них. Я понимаю: в гороскопах все описывается общими словами, но, к примеру, характеристики раков коренным образом отличаются от характеристик козерогов. А дядюшка мой как раз-таки козерог. На его счастье и моё несчастье. Ведь раки и козероги с одной стороны тянутся друг к другу, как и положено противоположностям, а с другой… Мы с дядюшкой существуем как бы в параллельных мирах, настолько по разному мы воспринимаем всё происходящее вокруг.

Тьфу! Вновь увлеклась со своей астрологией! Хочу, напоследок, лишь отметить, что, поскольку дядюшка родился в год дракона, он достаточно успешно боролся со своим пессимистическим началом. И обычно это ему удавалось, хотя переживания последних дней и бессонные сутки довели бы до изнеможения кого угодно.

После того, как «Мурена» покинула место гибели «Моздока» дядюшка проспал десять часов. Он не знал, как мне и Жоре удалось уйти от погони. Но факт остается фактом: «Мурена» пристала к берегу близ Анапы. Правда, Жора предлагал плыть в Ялту, или в Феодосию, но я настояла именно на Анапе. Сама не знаю, почему. Интуиция…

Мы сидели вдвоем в каюте, ранее принадлежавшей Костолому, и я пыталась рассказать дядюшке о происшедших во мне изменениях.

— А раньше ты не замечала в себе чего-то подобного? — спросил дядюшка, когда я закончила своё скорбное и почти невероятное повествование.

— Замечала, конечно. Но это бывало в более скромных дозах, если можно так выразиться. Хотя, в принципе, это совершенно объяснимо… Ведь мы впервые были на грани жизни и смерти!.. Я теперь даже не верю своим воспоминаниям: ведь я пилила руку человека так, будто это была обыкновенная деревяшка!..

— Надеюсь, это не войдет в привычку? — усмехнулся дядюшка.

— Не знаю… — я оставалась предельно серьезной. — Самое страшное: вчера я распоряжалась и твоей жизнью, словно обычной пешкой в шахматной игре. Стыдно признаться, но в те секунды я готова была хладнокровно пожертвовать тобой, ради собственного спасения. Впрочем, не исключено, что мое подсознание мгновенно перебрало все варианты и выбрало единственно правильное решение, в итоге, сохранившее жизнь нам обоим.

— И на том спасибо… — дядюшка закурил. — А я, признаться, думал, что мне это почудилось. Во всяком случае, признателен за откровенность…

— Я лишь во время вчерашнего ночного погружения осознала, что во мне как бы сосуществуют две совершенно разные личности, — продолжала я. — Одна — совестливая и сердобольная, другая — циничная и прагматичная. И я не знаю, какая я на самом деле! Я и раньше замечала, что иногда вспоминаю такое, что никогда со мной не могло происходить! Я вдруг вспоминала сцены из времен, когда меня еще не было и как бы слышала песни, которые наверняка не могла слышать в этой жизни!..

— Ну, вообще-то, подобные состояния известны психологам, — попробовал успокоить меня дядюшка. — Может быть, ты вспоминала то, что когда-то мельком услышала по радио, или увидела по телевизору? Ещё в детстве, к примеру…

— Нет, я знаю точно: этих песен не было даже на грампластинках мамы… У неё, да и у всех наших знакомых совершенно иные вкусы. Порой мне кажется, что я схожу с ума! И не только из-за этой странной раздвоенности. Иногда я словно наяву разговариваю с мамой, или еще с какими-то совершенно незнакомыми людьми. И мне открываются истины, до которых естественным образом я могла бы дойти лишь через десятки лет. Или вообще никогда…

В дверь каюты постучали.

— Войдите, — несколько напрягшись, проговорил дядюшка и на пороге каюты появился наш бравый Жора.

— Чемоданы на борт доставлены в целости и сохранности! — доложил он.

— А краска? — строго спросил дядюшка.

— Краска доставлена еще утром! — отрапортовал Жора. — Команда уже приступила к окраске яхты!

— Когда будет завершена полная реконструкция? — еще более строго спросила я.

— Через неделю! Ремонтная бригада уже заготавливает материалы для кормовой надстройки!..

— Так держать, капитан! — я, наконец, соизволила улыбнуться. — Премиальное пиво на борт доставлено?

— Так точно! — Жора засверкал своей ослепительной улыбкой, поедая меня влюбленными глазами…

— Тогда глянем, что там получается? — предложил дядюшка.

Мы спустились на пристань, и некоторое время наблюдали за тем, как ведется реконструкция яхты. Не менее двух десятков рабочих возводили на борту «Мурены», перекрашиваемой в ослепительно белый цвет, декоративные надстройки.

А на носу яхты уже сверкало новое название яхты — «Ассоль».

Без ложной скромности хочу подчеркнуть: пока дядюшка отсыпался, я хорошенько потрудилась над нашим бравым капитаном, и Жору словно подменили. Он превратился в преданного друга и соратника, и отныне мы могли положиться на него даже в самых экстремальных ситуациях.

Как это у меня получается я, признаться, пока и сама толком не понимаю. Знаю только, что для этого мне надо просто очень-очень захотеть.…

Через неделю после прибытия в порт дядюшка, Жора и я подводили итоги. Мы сидели в капитанской рубке и дядюшка впервые не пилил меня за то, что я потягиваю коньячок чуть ли не наравне с мужиками.

— Теперь даже пацаны Легата не разглядят в нашей белоснежной «Ассоль» бывшую болотную «Мурену», — не без гордости за проделанную работу говорил Жора. — Баксы по чемоданчикам разложены, а верные люди уже поменяли пару лимонов гринов на наши, деревянные. Осталось выправить новые документики, и хоть завтра можно отправляться…

— Не проще ли за кордон самолетом? — предложил дядюшка.

— При досмотре баксы обнаружат — возразил Жора. — И вообще, такую сумму вывезти еще уметь надо…

— Как-то несолидно ехать с таким количеством, ну очень ценных чемоданчиков в обычном поезде, — задумчиво проговорил дядюшка.

— Я вам вот что скажу… — задумчиво проговорил Жора. — Придется нам свою банду сколачивать… Вы ведь, тоже преступили закон, хоть и в целях самообороны. Да и зелень с брюликами, думаю, вам не очень-то хочется сдавать в государственную казну, где их все равно разворуют наши замечательные чиновнички …

— Да, похоже, они нам и самим еще пригодятся, — согласился дядюшка.

— И чего мы дурью маемся?! — неожиданно для самой себя воскликнула я. — Ведь мы же теперь самые настоящие миллионеры! Понимаете?! Долларовые миллионеры!!! Мы же все время забываем об этом! Мы же можем купить хоть машину, хоть автобус и спокойно катить куда угодно!..

— Может быть лучше самолет? — мечтательно предложил Жора. — Хотя бы старенький и захудаленький. Всю жизнь мечтал!

— Удостоверение пилота у тебя с собой? — поинтересовался дядюшка.

— Не проблема… — Жора расправил плечи и приосанился. — Я талантливый, выучусь…

— А у меня даже автомобильных прав нет… — грустно напомнила я.

— Да-а-а, с вами не соскучишься, — протянул Жора. — Ведь с такими бабками мы можем нанять любых инструкторов и сотворить себе любые документы! И линять с ними хоть на Сейшелы, хоть в Австралию! Я, к примеру, всю жизнь мечтал побывать в Сиднее, посмотреть на всяких там кенгуру и коала…

— В зоопарк сходи, — посоветовала я. — Нечего нам в Австралии делать! Как, впрочем, и в Америке, или еще каком-нибудь бананово-лимонном Сингапуре…

— И что же советует племя младое, незнакомое? — уже серьезно спросил дядюшка.

— Для начала, нам не помешало бы сменить внешность…

— Пластическую операцию предлагаешь? — оживился Жора.

Дядюшка с изумлением перевел взгляд с меня на нашего бравого капитана. Похоже, мой старичок, в силу своих совковых пережитков, все еще не осознавал наши возможности, обеспечиваемые десятками миллионов баксов.

— Я не шучу, — Жора пожал плечами. — Если нас не прибьют пацаны Костолома, то Легат уж наверняка покоя не даст. Поэтому надо либо за кордон линять, либо полностью внешность менять. И документы, разумеется, тоже…

— В дальнейшем пластические операции, может быть, и придется сделать, — согласилась я. — Но для начала обойдемся темными очками, париками, накладными бородами и усами… Потом — перекрасим волосы, изменим контактными линзами цвет глаз… Думаю, на первых порах все это сойдет. А дальше, если не удастся создать свою банду, придется раскошелиться и на пластические операции…

— Ну, голова!.. — восхитился Жора. — И стратег, и тактик!..

Дядюшка благоразумно промолчал.

— Вот и решили… — подвела я итоги. — Жора, как бывший полукриминальный элемент, займется документами и яхтой, а париками, бородами и прочими маскировочными атрибутами займусь лично я!..

— А мне что делать прикажете? — скромно поинтересовался дядюшка.

— Отдыхать и набираться сил, — я чмокнула его в щеку. — Жизнь у нас теперь предстоит совсем нескучная…

К концу первой недели пребывания в Анапе я накупила рубашек, джинсов, шорт и прочего тряпья.

С париками, усами и бородами обстояло хуже. Дядюшка предлагал приобрести всё в ялтинской киностудии, но Жора выразил сомнение в том, что все её цеха до сих пор функционируют. Тогда я предложила смотаться в Сочи и приобрести всё необходимое у гримёров в тамошнем театре. Короче, за гримом пришлось ехать в Краснодар. Ради экономии времени. Благо Жора успел купить микроавтобус.

Под моим чутким руководством дядюшка преобразился в блондина, с модной бородкой, Жора стал рыжим бородачом и ассоциировался теперь с образом свободного художника, а я, перевоплотилась в яркую брюнетку, с короткой стрижкой.

Короче, когда мы явились на яхту, ни матросы, ни мотористы нас не узнали.

Затем в кают-компании состоялось историческое, можно сказать, собрание.

Руководила им, разумеется, я.

Подчиненные Жоры все еще с угрюмым недоверием поглядывали на меня и дядюшку. Чувствовалось, что, несмотря на активную работу Жоры, до их сознания все еще не доходил факт смены власти.

В двух словах описав команде ситуацию, я напрямик спросила, желают ли они стать полноправными партнерами создаваемой «концессии», целью которой является «подмять» под себя всю группировку почившего Костолома.

После довольно продолжительной паузы команда высказалась «за». Чего я, признаться, даже и не ожидала.

Правда, для этого мне пришлось не на шутку напрячься.

Почувствовав метания отдельных представителей нашей бравой команды, я вылезла из своей шкуры (астральным телом, естественно, вылезла, если пользоваться терминологией мистиков и эзотериков) и просочилась частью своего сознания в их со скрипом ворочавшиеся мозговые агрегаты.

Я словно побывала в черепушках этих ребяток, активно орудуя своей экстрасенсорной кочергой в их мыслеварительных топках.

И процесс, как ни странно, пошел… Похоже, я и впрямь недооцениваю своих возможностей! А ведь натолкнулась я на них, можно сказать, случайно! Это уже позднее я подвела под свои способности некое подобие теоретической базы, чтобы хоть как-то уразуметь, что же это со мной происходит и что я за создание такое.

Пару лет назад во время одной из тренировок я слишком увлеклась вентиляцией легких. Как мы с дядюшкой позднее выяснили, этими дыхательными упражнениями я нечаянно ввела себя в измененное состояние сознания. Такого состояния любители различных восточных и западных методик добиваются специальными комплексами дыхательных упражнений. Такие системы как холотропное дыхание, ребёфинг и ванвейшн позволяют погружаться в измененное состояние сознания без потребления опасных химических соединений. Как считают некоторые метафизики, в этом состоянии происходит отделение от физического тела некой тонкой субстанции (души, астрального тела, чёрт его знает?), которая может перемещаться в пространстве и времени с любой скоростью и проникать сквозь любые преграды. Впрочем, некоторые серьёзные учёные тоже считают, что нечто подобное происходит во сне. Однако лишь особо тренированные, люди могут управлять своими сновидениями, а тем более своим тонким телом, отделившимся от тела физического.

Короче, похоже, что при выходе в тонкий мир моё сознание может каким-то образом проникать в сознание моих собеседников. И тогда я как бы ощущаю их мысли, чувства, а иногда и их будущее. Ванга, понимаете ли, новоиспечённая. Плюс Вольф Мессинг, Эдгар Кейси и прочие кудесники недавнего прошлого.

Да, я научилась навязывать свою волю незнакомым людям. Для начала я экспериментировала на дядюшке, но результаты были смазанными, поскольку он и без всяких «чар» выполнял мои желания.

Набравшись опыта я пыталась испробовать свои «чары» на Костоломе, но с этим монстром ни фига не получилось. Просто полный облом! Так что обработка команды Жоры Косова была моим первым серьёзным успехом.

Дядюшка пытался предостеречь меня от подобных экспериментов, но мое любопытство берет верх, и я вновь и вновь ухожу в свои не совсем еще управляемые грезы. Так я называю эти мысленные путешествия, которые, возможно, являются своеобразными медитациями.

Хотя, в сущности, они и не совсем мысленные. В эти моменты я чувствую себя понимающей суть Мироздания. В таких состояниях мне кажется, что я познала Истину, которая, в сущности, проста. Она сводится к пониманию того, что смерти нет, что все во Вселенной пронизано неким первозданным божественным светом, увидеть который (или, точнее, хотя бы на доли мгновения почувствовать) дано в этой жизни далеко не каждому…

Обычно возвращение в наш мир приводит меня в состояние депрессии, поскольку я осознаю, что в нашем грубом материальном мире я не могу ни летать, ни проникать сквозь преграды, ни реализовывать, свои разнообразные заветные чаяния…

Впрочем, в тонкостях своих способностей я пока так и не разобралась, хотя иногда мне и удавалось ими пользоваться…

Уже через неделю вся группировка Костолома работала на нас. Притом, большая ее часть даже не осознала, так сказать, смену власти. Дядюшке оставалось лишь удивляться тому, как мне удалось склонить на свою сторону бандитов…»

Часть четвертая.

Фирма «Геронт»

1. Байки Завесы

… Самолет подлетал к Москве.

Андрей выключил планшет и некоторое время задумчиво смотрел в иллюминатор.

Исповедь Инги потрясла его. Он, конечно, не исключал, что девушка кое-что сгустила и приукрасила, однако его смущал сам факт принципиальной возможности всего ею рассказанного.

К тому же ей не было ещё и двадцати!

Еще больше Андрея тревожило отношение Инги ко всему происшедшему. И дело было не только в её поразительном цинизме. И не в её экстрасенсорных качествах, о которых было напущено столько тумана. Сам Андрей мыслил конкретно, пытаясь дать всему хотя бы нечто похожее на научное объяснение.

— А мне почитать нельзя? — Саша кивнул на планшет Андрея.

— Маленький еще, — Андрей вытащил из планшета флешку и спрятал её в карман.

— Интим? — не успокаивался Саша.

— Все необходимое доложу на летучке… — Андрей взглянул на Сашу так, что у того сразу пропало желание вести фривольные речи…

Павел Иванович Широков в это утро выглядел невыспавшимся.

— И чего вам на ваших югах не сидится? — он тяжело поднялся из своего кресла навстречу Андрею и Саше. — Я б на вашем месте оттуда вообще ни ногой… — Широков пожал руки вошедших и выжидающе посмотрел на Андрея.

— Надоело играть в кошки-мышки, — хмуро сказал Андрей. — Неужели нельзя было с самого начала сказать, что — к чему? Как я понимаю, о возможности командировки к Красному Морю, было известно изначально?

— Да, такой вариант не исключался. — Широков тяжело вздохнул. — Потому я и рекомендовал тебе ознакомиться с материалами по Ближнему Востоку.

— А на юг послали именно меня, чтобы я встретил там Ингу?

— И такое было возможно. Признаться, всех нюансов я тоже не знал. Во всяком случае, в то время…

— Но про ее похожесть на мою Таню вы знали? — не успокаивался Андрей. — С той Таней, которой не стало двадцать лет назад?

— Видит Бог, узнал лишь к моменту твоего возвращения. Мне ведь Аркадий тоже не все карты раскрывает…

— Значит за подробностями — к Аркадию?

— Именно. Хоть и не уверен, что он тебе так вот всё сразу и расскажет…

— Что с Сергеем? — спросил Андрей, после неловкого молчания.

— Вчера заговорил… — Широков закурил и встал из-за стола. — Какие-то гниды пытались добить его. К счастью, они не знали, с кем имеют дело. Не учли, так сказать, особенностей его богатырского организма…

— Ничего не понимаю… — Андрей с трудом сдерживался, чтобы не перейти на крик. — С кем мы имеем дело?! На кого пашем?! Ради чего чуть не погиб Серега?!

— Наконец-то врубаешься… — Широков говорил, подчеркнуто спокойно. — Наконец-то начинаешь понимать, насколько все серьёзно и запутанно. Понятно пока очень немногое, но всё-таки попробую систематизировать…

Итак, во первых: мы имеем Виктора Киселева, выдающегося в прошлом ученого, ныне тренирующего богатеев в дайвинг-клубе. Причём он имеет племянницу с необычными способностями…

Во вторых: его племянница, почему-то очень похожа на гражданскую жену Виктора Киселева, Татьяну, погибшую почти двадцать лет назад…

— Да и сам Киселев — тот еще орешек, — вставил Саша.

— Вы меня с мысли не сбивайте, я и без вашей помощи собьюсь… — Широков насмешливо взглянул на Андрея. — А ты что думаешь об этом орешке?

— Естественно, я не испытываю к Киселеву теплых чувств… — задумчиво сказал Андрей. — Но я с ним договорился… Мы даже подписали контракт… Короче, теперь мы с Сашей будем защищать его и Ингу …

— Ну, и замечательно?! — Широков хитро улыбнулся. — Или ты не хочешь защищать её?

— Не люблю, когда мной манипулируют, — хмуро ответил Андрей.

— Да пойми ты, Андрюха! Так уж получилось, что твои личные интересы и интересы Фирмы совпадают!.. Вот и радуйся! Нам Киселевы нужны живые и здоровые, — игнорируя замечание Андрея, Широков протянул ему лист бумаги. — Вот тебе телефоны и адреса… Их Серега достал… За что, между прочим, чуть жизнью не поплатился. Пообщайся с этими товарищами и господами. Может, прольешь свет на то, чем они в своих почтовых ящиках занимались…

— Кто — они? — не понял Андрей.

— Кто-кто, — передразнил Широков, — Бывшие сотрудники Киселева и его… Прости, Андрей, но Татьяна была его гражданской женой и прожили они вместе до самой её… Ну, короче, она ведь умерла при весьма загадочных обстоятельствах… Вот и попробуй все выяснить. Думаю, успеешь до отправки к Красному морю…

В больницу Андрей отправился вместе с Сашей и Аркадием Петровичем.

Саша сидел впереди, за рулем, Андрей и Завеса расположились на заднем сидении, разговаривая вполголоса.

Выглядел Аркадий Петрович как всегда импозантно: грива седых волос аккуратно причесана, взгляд серых глаз хитер и пронзителен.

На первый взгляд Завесе можно было дать все шестьдесят, — седина вводила в заблуждение. Лишь приглядевшись к молодым, с искоркой, глазам и обнаружив отсутствие морщин, собеседник понимал, что знаменитому адвокату нет и пятидесяти. Даже Андрей, прекрасно знавший, что Завеса старше его всего лет на десять, невольно относился к нему, как к представителю предыдущего поколения. Возможно, старше Аркадий Петрович выглядел из-за мешков под глазами, и глубоко прорезавшихся носогубных складок, словно скрывавших тайное, печальное знание.

— Вы, Аркадий Петрович второй человек в Фирме, — говорил Андрей. — Хотя мне иногда кажется, что, может быть, и первый. И сдаётся мне, что вы знаете про заказ Легата больше, чем говорите…

— Что именно вас интересует? — Завеса приоткрыл окошко и выбросил недокуренную сигарету. — Я сейчас в хорошем настроении и выложу все начистоту, хотя это и не в моих правилах. В наши дни быть откровенным, простите, значит быть дураком…

— Почему вы не предупредили меня об Инге?

— Это привело бы к провалу…

— Но встреча с Ингой не была случайной?

— Да, я надеялся на вашу встречу с ней, потому и задание было организовано таким образом, чтобы вы появлялись там, где бывает Инга, со своими телохранителями… Поймите: если бы вы были в курсе проблем, она это почувствовала бы. И не была бы с вами столь откровенной…

— Вы верите в чтение мыслей и прочие современные заморочки? — спросил Андрей, чтобы сменить тему разговора.

— Факты — упрямая вещь… — Аркадий Петрович вздохнул. — Вспомните, благодаря кому мы нашли тело Аллы Кононенко! Я сам отношусь довольно скептично ко всей этой чертовщине, но ведь факты!.. Если б вы знали все заранее, Киселевы почувствовали бы в вас особый, профессиональный интерес. А от вас должна была исходить только ваша личная инициатива. Тем более, что в выяснении обстоятельств, связанных с Ингой, вы заинтересованы не меньше нас.

— Значит фамилия Инги действительно Киселева?

— Да, формально она приходится Виктору родной племянницей… И родила ее в восемьдесят шестом родная сестра Виктора Надежда Киселева.

— Не верится, что ей нет и двадцати? Впрочем, поведение её, подчас, совершенно детское…

— Думаю, вы прекрасно понимаете, что это не главная ее загадка… — Аркадий Петрович внимательно посмотрел на Андрея. — Или я не прав?

— Значит вы использовали меня, в качестве подсадной утки… — проговорил Андрей. — Впрочем, я рад даже в таком качестве… — он в упор посмотрел на Завесу. — Чем, по-вашему, объясняется ее сходство с покойной гражданской женой Киселева?

— Хотел бы и я знать… — Завеса спокойно выдержал взгляд Андрея. — Возможно, это объясняется изредка наблюдающимися генными флюктуациями… Явление это связано с далеко не случайным взаимным выбором супружеских пар. Это ведь только на первый взгляд кажется, что тяга мужчин и женщин друг к другу объясняется лишь инстинктом продолжения рода и, как сейчас принято говорить, какой-то особой «химией». То есть, с одной стороны, оно, конечно, так, но только юнцам, в определённом возрасте, все равно с кем вступать в интимные отношения. Лишь бы вступить!.. Себя не помните в этом возрасте?

Андрей промолчал.

— А что делать, если у некоторых это так и не проходит? — поинтересовался Саша, внимательно прислушивающийся к разговору. — Я, к примеру, был бы рад успокоиться, но иногда так припирает!..

— Чего-чего, а уж это рано или поздно проходит, — грустно ответил Аркадий Петрович. — И все-таки, почему-то зрелые люди сходятся, не с кем попало, а избирательно. Мы на интуитивном уровне чувствуем, что в результате соития именно с данной женщиной родится наиболее совершенный и гармоничный, ребенок. Поэтому, если проводить аналогию с животным миром, борьба самцов за наиболее совершенных самок продиктована, прежде всего, подсознательным желанием оставить после себя здоровое потомство. Хотя, конечно, и в этом деле бывают казусы. Иногда ведь люди сходятся по расчету, или втюриваются наперекор всякой логике. Видимо, тогда и рождаются ситуации, столь обожаемые любителями мыльных опер…

— Может, вернемся к этим… флюктуациям? — предложил Андрей.

— Да, конечно… — Аркадий Петрович некоторое время озадаченно смотрел на собеседника, словно пытаясь вспомнить, о чем он говорил. — Вы, наверное, слышали, что супруги долгое время живущие вместе становятся похожими друг на друга. Некоторые ученые предполагают, что это происходит вследствие обмена генетическим материалом при половых контактах. Вы, наверное, слышали, про волновую генетику?

— Увы, в последнее время совершенно не хватает сил, чтобы следить за новостями науки, — признался Андрей.

— Некоторые вполне серьёзные учёные считают, что если женщина достаточно долго живет с каким-то мужчиной, то у нее и от следующего сексуального партнера может родиться ребенок, похожий на предыдущего возлюбленного…

— Просто они детей зачинают от одного мужика, а повесить его желают на другого, — вновь встрял в разговор Саша.

— Это, конечно, приходит на ум, в первую очередь, — Аркадий Петрович грустно усмехнулся. — Но дыма без огня не бывает…

— Вы меня окончательно запутали, — Андрей помотал головой. — По вашему, что-то было между Виктором и его сестрой?!

— Да упаси Боже! Надо же, как вы не любите этого Виктора! Но ведь вы не будете отрицать неприятного для вас факта, что между Виктором и вашей Татьяной существовали длительные сексуальные контакты?

— И что из этого следует? — подавив внезапно охвативший его гнев, спросил Андрей.

— А то, что Виктор остановил свой выбор на Татьяне не случайно. Он ведь был уже зрелым мужчиной, когда они сошлись…

— Простите, но я не понимаю вас…

— Киселеву было за тридцать, когда он женился на Татьяне. Да и ей было уже за двадцать… То есть их выбор друг друга был далеко не случаен. Во всяком случае, менее случаен, чем это бывает в ранней юности, когда вовсю играют гормоны…

— Эт точно, — вновь подал голос Саша, терпеливо пережидавший за рулем очередную пробку. — Иной раз совсем голову теряешь!..

— А может, это был обычный служебный роман между руководителем лаборатории и молодой лаборанткой? — предположил Андрей. — Виктору, погруженному в науку, некогда было ухаживать за посторонними дамами. А Тане было приятно, что восходящее научное светило обратило на нее внимание…

— Боюсь, вы предвзято судите об отношениях между Виктором и Татьяной…

— Ладно, молчу… — Андрей поднял руки. — Но я не пойму, к чему вы клоните…

— А подвожу я вас к очень простой и очевидной мысли: если Виктор и Татьяна были генетически предрасположены друг к другу, то и у сестры Виктора могла родиться дочь, похожая на погибшую Татьяну. Ведь у брата и сестры много общих признаков, унаследованных ими от родителей…

— Может быть Инга их дочь?.. — неуверенно предположил Андрей. — Я имею в виду — дочь Виктора и Тани. Может быть, Таня была беременна, и чтобы спасти дочь, Виктор пересадил эмбрион своей сестре?

— То есть, хотите сказать, что опять-таки имело место суррогатное материнство? — Завеса усмехнулся и покачал головой. — Вы, простите, в медицине профан и, по-моему, слегка перезанимались этой проблемой, вот вам и чудятся на каждом шагу суррогатные дети…

— Чтобы я еще когда-нибудь в это время поехал через центр! — Саша несколько раз чертыхнулся. — Мы в этой пробке можем еще час простоять…

— А что известно об отце Инги? — спросил Андрей, когда мерс, наконец, тронул с места.

— Видите ли… — Аркадий Петрович пожал плечами, — В отличие от брата, Надежду Петровну привлекательной женщиной назвать было никак нельзя. Во всяком случае, официально она замужем не была ни разу… А детей, при этом, очень любила. Во время Чернобыльской аварии она находилась у родственников, в Белоруссии. В той зоне, куда выпали радиоактивные осадки. Многие в тех районах потом боялись иметь детей. И небезосновательно, знаете ли…

— И, несмотря на это, у нее рождается красавица дочь, наделенная букетом необычных способностей… — пробормотал Андрей. — Может, это следствие радиации?

— Возможно… — Аркадий Петрович пожал плечами. — В связи с Ингой я тоже заинтересовался всякими загадочными явлениями. Раньше я был убежден, что всё это — выдумки журналистов, греющих руки на сенсациях, высосанных из пальца. Но в последнее время опубликовано кое-что и из достоверной информации. Правда, на сотню магов, колдунов, и прочих знахарей не наберется и десятка подлинных целителей. Да и те, в большинстве, могут лечить лишь психосоматические заболевания, воздействуя на клиентов психотерапевтическими методами…

— Я тоже изредка листаю газеты, и журналы… — перебил Андрей Завесу. — Кроме того, я иногда, представьте себе, всё-таки читаю книги и просматриваю разнообразные сайты…

— Простите, я настолько разочарован в поколении «next», что иногда недооцениваю племя младое-незнакомое. — Завеса церемонно склонил голову. — А в Интернете, признаться, я до сих пор чайник. Всё руки не доходят…

— Во-первых, я вовсе не отношусь к поколению, следующему за вашим, — заметил Андрей. — Мне уже тридцать пять. А во-вторых, простите, но теперь я понимаю, как вы на судебных заседаниях можете переводить разговор в нужное вам русло. Вы так ловко ходите вокруг да около, что я даже забываю, какой вопрос задал…

— Видимо, это действительно профессиональное… — Аркадий Петрович усмехнулся. — Вы Кастанеду читали?

— Нет, признаться… Считал мистикой чистой воды…

— Смотря, что называть мистикой и, вообще, как воспринимать данный термин. У нас в совковые времена слова «мистика и поповщина» считались ругательными. Но ведь и в средние века учёные, алхимики и чернокнижники, не укладывающиеся в общепринятые рамки, также вызывали отторжение религиозных ортодоксов. Вспомните судьбу Галилея! Я уже не говорю о Джордано Бруно…

— Инквизиция, как аналог НКВД?

— А почему нет? Инакомыслящих сжигали ещё и потому, что они поднимали проблемы, не вписывающиеся в круг сложившихся догм. В советские времена по тем же причинам не признавались явления, не вписывающиеся в официально признанную научную парадигму… Любая религия и идеология старается игнорировать всё необъяснимое…

— Мы снова отвлекаемся… — деликатно заметил Андрей.

— Ладно… Вернемся к Кастанеде… Перед тем, как погрузиться в трансцендентальные медитации, его герои обычно принимали разные снадобья. А в кактусах, растущих в Южной Америке, имеются галлюциногены. Тот же мескалин, столь любимый Кастанедой, из-за которого теперь у нас скоро запретят держать в квартирах определенные виды кактусов…

— А я-то думал, какого черта вдруг за кактусы взялись? — вновь встрял Саша.

— Кстати, интересная география с колдунами и шаманами наблюдается, — продолжил Аркадий Петрович. — На территории СНГ, их больше всего выявлено в определенных, чётко локализованных, местах. В частности, как раз там, где всякие особые растения произрастают. И, в особенности, грибочки определенные… Думаю, вы знаете об увлечении некоторых деятелей искусств мухоморами и прочей подобной дрянью? Ими ведь и довольно известные музыканты не брезговали… А всякие там разнообразные шаманы, колдуны Карелии, или вепсы?.. Вспомните Пушкинского финна, или Олесю Куприна…

— Но Олеся была из Полесья, — подал голос Саша.

— А Полесье, это — Белоруссия!.. — бодро подхватил адвокат. — Как раз, примерно те места, где гостила матушка Инги, перед тем, как ее родить!.. Вникаете?! Я вовсе не о Чернобыле… Изобилие колдунов наблюдалось и в Польше, и в Полесье, и в Тверской области… Про озеро Селигер — вообще отдельный разговор, так же как и про северных шаманов, мереченье или гипотетическую Гиперборею…

— Мы опять отвлекаемся, — напомнил Андрей.

— А вот теперь это, как раз таки, информация к размышлению… — Аркадий Петрович выглядел необычайно серьезным, что с ним бывало крайне редко. Андрей настолько привык к иронично-саркастическому выражению лица Завесы, что такая серьезность даже несколько пугала его.

— Близ Селигера, или, к примеру, на Черниговщине, повышен уровень радиации, — продолжил Аркадий Петрович. — Наблюдается корреляция между географическим положением и количеством экстрасенсов. И дело не в том, что кое-какие растения и грибочки растут только в определенных местах. На Украине, к примеру, испокон веков существуют районы с родоновыми водами и с повышенной радиацией, имевшейся задолго до Чернобыля. В тех местах чаще встречаются заболевания щитовидной железы, которые коррелируются с экстрасенсорикой. У людей обладающих увеличенной щитовидкой, имеются признаки базедовой болезни. Возможно поэтому глаза, которые слегка навыкате, издревле ассоциировались с глазами ведьм и колдунов. Кстати, и у цыган глаза большие и выпуклые. И у древних магов…

— Вообще-то, маги — это народность, проживавшая когда-то, на юге Каспия, — заметил Андрей.

— Очень рад, что вы более эрудированы, чем я ожидал!.. — оживился Аркадий Петрович. — Маги как раз и проживали в районах, с повышенной радиацией. Ведь нефть, которую там черпали из колодцев обычными ведрами, обладает повышенной радиоактивностью! Да и залежи урана в тех регионах имеются!.. И что интересно: большие, слегка на выкате глаза характерны и для современных жителей тех мест. Там и сегодня повышен процент необычных людей… Они нередко побеждают во всяческих, к примеру, телевизионных битвах экстрасенсов… Тот же Павел Глоба имеет иранские корни…

— Не верю я в его пророчества, — не выдержал Андрей. — Он с ними несколько раз пролетел!..

— И все-таки дыма без огня не бывает, — миролюбиво заметил Аркадий Петрович. — Вспомните ассирийку Джуну… Ведь древняя Ассирия, впитавшая в себя загадочные знания шумеров и вавилонян, как раз в тех местах и располагалась! То есть на территории Ирака, Ирана, Южного Азербайджана… Как раз там, где некогда проживал народ, называвшийся «маги»!..

— Неужели маги — это название целого народа?! — подал голос Саша.

— Как говорится, нет худа без добра, — продолжил Аркадий Петрович, не отреагировав на реплику Саши. — В районах с повышенной радиацией в результате ускоренного мутагенеза и естественного отбора отфильтровываются дети, отличающиеся особыми способностями. Яркий пример — Япония. После ядерных бомбардировок, там — самый устойчивый рост благосостояния и длительности жизни.

— По-моему, вы несколько увлеклись, — заметил Андрей.

— Возможно, — с лёгкостью согласился Аркадий Петрович. — Но дыма без огня не бывает! Ведь в районах с повышенной радиацией, таких, к примеру, как Израиль и Армения, процент одаренных людей выше среднего… Вы ведь, наверное, знаете о повышенной радиации на месте гибели городов Содом и Гоморра, и в пещерах возле Мёртвого моря…

— Я знаю, что даже происхождение человека многие ученые объясняют высоким уровнем радиации в Южной Африке, — согласился Андрей. — Именно повышенный мутагенез в тех местах и привел, по их мнению, к превращению обезьяны в человека…

— Приехали! — прервал Саша беседу и мерс, скрипя тормозами, остановился у ворот госпиталя.

— Мне кажется, Саша может быть свободен, — сказал Аркадий Петрович. — Пока мы будем у Сергея, наступит час пик и от пробок можно будет сойти с ума. Проще будет добраться на метро…

— Отпускаете? — Саша не выказывал обычной радости. — Признаться, заслушался вас, Аркадий Петрович. Даже стыдно стало. Рядом с вами и уровень моей безграмотности можно понизить…

— Езжай, безграмотный ты наш, пока не передумали, — Андрей вылез из кондиционированной прохлады автомобиля в послеполуденную столичную духоту.

— Я, пожалуй, все-таки вас подожду! — крикнул Саша, вдогонку. — Я понимаю: все ваши разговоры с Сергеем мне слышать не положено, но хочется узнать из первых уст, как он там…

В палату к Сергею Аркадий Петрович и Андрей поднялись вдвоем. Саша остался дожидаться в машине.

Сергей смотрелся молодцом. Он с удовольствием выпил стакан любимого апельсинового сока из пакета, принесенного Андреем, и, проследив взглядом за выходящей медсестрой, спросил:

— А покрепче ничего не прихватили?

— Ни-и-зя, — Андрей с сожалением развел руками. — Через пару дней — пожалуйста, а пока… Я с врачом, как мужик с мужиком поговорил, но…

— Ладно, перетерплю. Вам шеф передал надыбанные мною адреса и телефоны? — без перехода спросил Сергей.

— Да, спасибо… — сказал Аркадий Петрович.

— Спасибом не отделаетесь… — Сергей неожиданно сморщился от боли. — Впрочем, — отложим до лучших времен, — добавил он, когда приступ стих. — Значит так… В списке обратите внимание на некоего Брижинского, Тимофея Михайловича. С тех пор, как из института ушел Виктор Киселев, он руководил его лабораторией. Той самой!.. А начать советую с Пушкарева Бориса Семеновича, бывшего директора института. Ему сейчас в районе ста лет, но до сих пор в научных журналах появляются его статьи…

— А что обо всем этом думает твой приятель с Лубянки? — спросил Завеса.

— Советовал не влезать. Он в это дело не особо жаждал внедряться, но я, в свое время, тоже оказывал ему некоторые услуги… Да и в дальнейшем могу пригодиться…

— В твоем списке имеется некая Розалия Николаевна Крейн, — задумчиво сказал Аркадий Петрович. — Доктор наук. Она тоже помечена восклицательным знаком…

— Она была научным оппонентом Киселева. Тоже руководила лабораторией в институте Пушкарева…

— А кто такой Лемихов? — не удержался от вопроса Андрей.

— Не могу же я всех помнить! — Сергей виновато улыбнулся. — Кажется — хирург, тоже заместитель Пушкарева по какой-то там части…

В это время в палату вошел лечащий врач Сергея, и выставил посетителей из палаты…

— Значит так, Андрюша, — сказал Аркадий Петрович, когда они уселись в мерс. — Держите-ка документики, дающие вам право на опрос населения…

— Я боюсь за Серегу, — сказал Андрей. — Они не оставят его в покое.

— У вас совсем плохо с наблюдательностью, — довольным тоном сказал Завеса. — Там двое наших дежурят…

— На санитара я, признаться, внимание обратил… — восхитился Андрей. — А кто второй?

— Много знать будете… Охрана надежная. И, к тому же, не из нашей фирмы, которая давно насквозь просвечена…

— По-моему, — за нами хвост, — переключая скорость, сказал Саша.

— Не обращай внимания, это — с Лубянки. — Завеса усмехнулся. — Теперь у нас с ними союз…

— А нельзя было этот союз чуть раньше заключить? До того как они на Серегу наехали?

— Тут все очень непросто. Слишком сложные структуры в нашем деле задействованы, потому и неразбериха такая. В органах ведь тоже группировки имеются. Мы же, в России, по настоящему консолидируемся только когда серьёзная внешняя угроза появляется…

— Неужели уже и внешняя появилась? — спросил Саша.

— Думаете, в Красном Море Ингой никто из Дальнего Зарубежья не заинтересуется?

— Не понимаю, — сказал Саша, разворачивая машину на улицу Горького, которая в этом мире так и не стала вновь Тверской. — Ну, умеет девчонка плавать под водой чуть дольше других. Ну, еще вроде бы какими-то способностями обладает. Да мало ли таких?!

— Значит, есть что-то еще, наверное, а? — Завеса вновь хитро посмотрел на Андрея…

2. Долгожитель Пушкарев

Первым решили посетить бывшего директора засекреченного института Бориса Семеновича Пушкарева. Почетный член множества зарубежных академий проживал в «сталинском» доме. Поэтому потолки в квартире были высокими, а окна — узкими, что делало интерьер жилища академика достаточно необычным.

— Годы, знаете ли, дают о себе знать, — слегка охрипшим голосом жаловался Борис Семенович, позируя перед фотокамерой. — И это, несмотря на примерный образ жизни, тренировки и закаливание…

Выглядел академик, значительно моложе своих лет, но даже относительно малое количество морщин и отсутствие мешков под глазами, не могли омолодить его глаз, с мудрой тоской взирающих на окружающий мир. В целом же худощавое лицо академика оставалось еще достаточно энергичным.

Пока моложавая супруга Бориса Семеновича накрывала на стол, новоявленные журналисты попытались взять быка за рога.

— В основном нас интересуют последние годы вашей работы в институте, — мягко сказал Аркадий Петрович. — Нам, конечно, интересен период вашего знакомства с Вавиловым, Лысенко и Мичуриным, но у нас уже есть подборка материалов об этом времени.

— Без пролога вам не понять того, что было позднее! — возразил Борис Семенович. — Уверен, ваши познания в генетике поверхностны. Даже после разоблачения Лысенко и официального признания генетики трудностей было немало. Тем более что Дубинин, ставший в те годы, знаете ли, знаменем советской генетики, тоже был человек непростой…

— А в каком году вы возглавили институт? — поинтересовался Андрей, чтобы перевести воспоминания академика ближе к делу.

— В шестьдесят девятом. Накануне столетия Ленина. Нам тогда дали жесткие установки: в каждой сфере знаний выдать, так сказать, «на гора», крупное открытие, или хотя бы изобретение. Для подтверждения приоритета советской науки. Ведь и на Луну тогда с огромным риском нашу тройку запузырили!

— А вы помните Виктора Киселева? — спросил Завеса.

— Как же не помнить! — оживился академик. — Виктор, конечно, был юношей экстравагантным, но он подавал большие надежды. Вместе с тем, хоть я никогда не отличался особенной религиозностью, что-то меня останавливало от вторжения в эту сферу. А Киселев был слишком нетерпелив. И этот его странный уход… Он, знаете ли, вплотную подошел к эпохальному открытию, и вдруг — такой выверт… Я понимаю: личная трагедия и все такое. Но мне, к примеру, именно работа помогала переносить всякие житейские невзгоды…

— Брижинский, наверное, покладистей был? — ввернул вопрос Аркадий Петрович.

— Несомненно… — Пушкарев внимательно посмотрел на Завесу. — Однако до Киселева ему было, ох, как далеко! Не было в нем, знаете ли, искры божьей. Он больше, простите, задом брал. Или хитростью. Ни для кого не секрет, что он подсиживал Киселева. Тема-то была перспективная…

— А что это за тема такая? — как можно равнодушнее спросил Завеса.

— Тема была закрытая, — насторожился Пушкарёв. — Я же давал подписку…

— Так ведь столько лет прошло! — удивился Андрей.

В это мгновение очень некстати зазвонил будильник.

— Извините, у меня режим, — обрадовался Борис Семенович и бодро вскочил со стула. — Впрочем, вы можете составить мне компанию. У нас тут, рядышком, совершенно замечательные пруды. Рекомендую. Закаливание, друзья мои, есть панацея от всех заболеваний!..

— Но ведь вы же простужены! — изумился Андрей.

— Клин — клином! Очень рекомендую. Берегите здоровье смолоду, знаете ли…

Пруды находились в получасе ходьбы от дома.

Борис Семенович разделся еще в лесочке и вдоль прудов шел в одних плавках и босоножках.

— Воздушные ванны — не менее полезны, чем водные, — наставительно вещал академик, голос которого на воздухе, как ни странно, окреп. — Сейчас, пока вы молоды, вам кажется, что здоровыми вы будете вечно. А за здоровье, знаете ли, бороться надо. Хотя я прекрасно помню, что в вашем возрасте старики казались мне совершенно ненужным балластом…

— Ну, что вы! — попытался возразить Андрей. — Я, к примеру, вовсе так не считаю!

— Будет вам, молодой человек! Ни старческого маразма, ни склероза у меня, знаете ли, пока нет… Я даже хотел бы забыть кое-что, да, увы, не могу. Так что я прекрасно помню, что думал о стариках в вашем возрасте. Но зря вы нас списываете. Может быть, нам уже и трудно, к примеру, работать на этих ваших компьютерах и целыми днями торчать в Интернете, но у нас есть опыт ошибок и здоровая консервативность, без которой общество заносит на поворотах. Как, собственно говоря, занесло и сейчас. А все потому, что нас стариков стараетесь скорее — за борт…

— Поверьте, Борис Семенович, далеко не все стали геронтофобами, — попытался возразить Завеса.

— Это ж надо, — Борис Семенович грустно усмехнулся, — уже и термин придумали! К чему оправдываться? Когда доживете до моих лет, поймете, что и в преклонные года не очень-то хочется расставаться с жизнью. Несмотря на болячки, непонимание детей и прочую ерундистику… И очень хочется предохранить молодых от ошибок. Но куда там! Видимо, и люди, и государства, учатся лишь на собственных ошибках, да и то — не всегда…

— Борис Семенович, а в чем был смысл разногласий между Киселевым и Брижинским? — осторожно спросил Андрей.

— Обычная история… — Борис Семенович остановился и вздохнул. — Киселев был трудоголиком. И при этом — плохим дипломатом. Ему ничего не нужно было кроме работы. Он был неуживчив, но за талант ему многое прощалось. Работал он, знаете ли, круглосуточно, потому и результаты были… — Борис Семенович задумался.

— А Брижинский? — осторожно напомнил Аркадий Петрович. — Чем он вам так насолил?

— Главным для него была не изучаемая проблема, а карьера… Он был лет на десять моложе Киселева, и его сознание не изнывало от устаревших к нынешним новым временам этических норм…

— Намек на наше поколение? — не удержался Андрей.

— Конечно в любом поколении есть определенный процент негодяев, однако, приходится констатировать, что во времена перемен дерьмо всплывает…

— Борис Семенович, ну, хотя бы в общих чертах вы можете рассказать о проблемах, которыми занимался ваш институт? — спросил Завеса.

— Господи, ну какие проблемы испокон веков волновали медиков?! Здоровье и долголетие! Точнее: здоровое долголетие! Я вот сейчас сетовал на молодежь. А ведь это расплата за то, что творилось в пору моей юности. В те времена в люди можно было выбиться лишь к пенсионному возрасту. Поэтому я понимаю вас. Боже мой, как меня доставало старичье, оккупировавшее тогда все теплые места и не подпускавшее к кормушкам молодых! Наше общество находилось в том положении маятника, от которого нас шарахнуло в противоположную сторону, к нынешней ситуации. Вспомните хотя бы возраст членов Политбюро! Потому и умирали от старости наши руководители один за другим. Горбачев по тем меркам, совсем мальчишкой был, когда к власти пришел!

— Вы хотели рассказать о тематике вашего института, — вкрадчиво напомнил Завеса.

— Это вы хотели, чтобы я рассказал… — глядя на Завесу академик хитро прищурился. — Впрочем, я ведь намекнул, достаточно прозрачно. Нашим правящим старцам хотелось долгой и здоровой жизни. Всем остальным они уже обладали. Ну, не давало им покоя долголетие Ширали Муслимова и прочих кавказских старцев. А тут еще появилась гипотеза о существовании гена, включающего в организме процессы старения и смерти. А ну, найти этот ген, да отключить его у избранных! Разве не соблазнительно при хорошей-то жизни прожить дополнительно десяток-другой лет?! Потому и финансирование было неплохим…

— Нелегко было профессору Преображенскому, омолаживавшему организмы постаревших хозяев жизни при помощи обезьяньих семенников… — в очередной раз блеснул эрудицией Аркадий Петрович.

— Да… был такой бзик, знаете ли, в двадцатых годах, — живо подхватил тему престарелый академик. — У нас даже знаменитого профессора Илью Иванова тогда в Африку снарядили, за обезьянами. А он ведь пользовался мировой известностью. По прибытию в Париж ему оказывали содействие в институте Пастера, имевшем филиал в Африке. А когда в его экспериментах по скрещиванию обезьяны и человека наступил кризис из-за того что иссяк поток комсомолок, горящих энтузиазмом и согласных на всё ради блага науки, то к участию в опытах профессора Иванова привлекли женщин, заключённых в лагеря ГУЛАГа. Впрочем, не будем отвлекаться, — опомнился Пушкарёв. — Не уверен, что об этом можно говорить даже сейчас…

— Но ведь Иванов тогда всё-таки привёз из Африки обезьян, — заметил Завеса.

— Ну, и что? Я ему не раз говорил, что его идея о скрещивании обезьян и людей — полный бред! А он ведь даже комсомолок агитировал спариваться с обезьянами. Ради, так сказать, познания тайн природы… — Пушкарёв ехидно захихикал. — Вы представляете комсомолок, отдающихся самцам павианов и горилл?! — глаза академика заблестели нездоровым блеском.

— Но ведь, насколько я знаю, сексуальность и долголетие действительно взаимосвязаны, — прервал воспоминания старичка Завеса. — Даосы, к примеру, считали, что интимное общение пожилых мужчин с молодыми дамами сохраняет потенцию и, вообще, молодость…

— Да-да, конечно, — неожиданно академик смутился. — Впрочем, тема эта особая и коротко о ней рассказать трудно, — Пушкарев огляделся. — К тому же — мы уже пришли…

Они подошли к самому дальнему от трамвайной линии пруду. Здесь людей было значительно больше. Встречались даже молодые мамаши с карапузами, барахтающимися в песке, однако купались на всем пляже всего несколько человек.

Сложив на скамеечке тренировочный костюм, Борис Семенович начал подпрыгивать и похлопывать себя худющими руками по бокам. Разогревал, стало быть, свое академическое тело. Был Пушкарев совершенно лыс, но сохранившиеся на висках волосы казались седыми лишь наполовину. Тонкую кожу, напоминавшую пергамент, покрывали многочисленные старческие пигментные пятна.

— Ну, кто составит компанию? — бодро спросил Борис Семенович, зайдя в воду по колено.

— Андрюш, не посрами молодежь, а? — Аркадий Петрович сбросил куртку, рубашку, но брюки снимать явно не собирался.

— Нет уж, лучше я на бережке подожду… — Андрей разделся до пояса и растянулся на скамейке. — Я свое на Красном море доберу…

Борис Семенович энергичным кролем переплыл пруд туда и обратно, затем некоторое время нырял на мелководье, где вода была теплее.

— А похоже, наш академик следует советам древних даосов, — поглядывая в сторону резвящегося старца сказал Аркадий Петрович. — Супруга-то его лет на пятьдесят моложе. Вон как наш старичок старается форму держать!

— Вы и впрямь думаете, что они в своем институте что-то такое создали? — Андрей неожиданно начал раздеваться.

— А почему нет? — Аркадий Петрович с любопытством смотрел на Андрея. — Неужели решились? — он кивнул в сторону воды.

— А чем мы хуже?! — Андрей начал энергичную разминку. — Мне, к примеру, тоже хотелось бы сохранить в столь почтенном возрасте подобную энергию… — с этими словами он разбежался и, поднимая фонтан брызг, бросился в воду…

Набрав в легкие воздуха, Андрей нырнул.

От холода захватило дыхание. Вода была мутной, однако плыть в ней было легче, чем в бассейне, наполненном морской водой, из которого Андрей неделю не вылезал во время командировки на юг.

— Что, дурной пример заразителен?! — похвалил Борис Семенович, когда Андрей вынырнул возле него.

— Воистину… — Андрей лег на спину и быстрым кролем поплыл к середине пруда.

Вскоре его догнал Борис Семенович.

— Темните вы мне что-то тут, — перебирая «по собачьи» руками и отфыркиваясь, проговорил академик. — Никакой вы, батенька мой, не журналист… Я на вашего брата на своём веку насмотрелся! Не пойму только, что вы у меня вынюхиваете?! — не дожидаясь ответа, Борис Семенович поплыл к берегу.

Несмотря на энергичные движения согреться Андрею так и не удалось и он, как ошпаренный, выскочил на берег.

Потом он долго растирался махровым полотенцем Бориса Семеновича, прыгая то на одной ноге, то на другой, чтобы вытряхнуть из ушей воду.

— Ну, честно скажите, разве не помолодели лет на двадцать?! — бодро вопрошал академик, словно забывший о своем вопросе, заданном в воде. — А вы представляете, если бы вот так вот, да каждый день, да круглый год!.. Не то, что простуда, или грипп, — сама смерть отступит!..

— Вы что же, и зимой купаетесь?! — усомнился Аркадий Петрович.

— А как же! Я тут руковожу секцией зимнего плавания. Ну… то есть клубом моржей… — Борис Семенович быстро оделся и бодро зашагал к улице Космонавтов…

— Каким же образом работа, которой в восьмидесятых годах занималась лаборатория Виктора Кисилева, могла содействовать продлению жизни… — не удержался от вопроса Андрей, когда они уже подходили к сталинскому дому.

— А вы слухам-то особо не доверяйте… — неожиданно колюче заявил академик. Лицо его стало злым и отчужденным. — И старикам впредь не врите. Знаю я таких журналистов! Еще в тридцать седьмом познакомился… — с этими словами Борис Семенович, не прощаясь, скрылся в подъезде своего дома…

3. Брижинский

— Для ускорения опроса лучше действовать врозь, — предложил по дороге от Пушкарева Аркадий Петрович. — Вы, Андрей, отправляйтесь к Розалии Николаевне, а я — к Брижинскому.

— А может, наоборот?

— Вы, Андрюша, мужчина представительный, и ни одна дама перед вами не устоит. А вот с такими хмырями, как Брижинский у меня, поверьте, опыта общения больше.

— Вы уже изучили его досье? — спросил Андрей.

— Ещё как изучил!.. Думаю, вам интересно будет узнать малоизвестные подробности?

— Естественно…

— Предлагаю посидеть в спокойном месте… — Аркадий Петрович быстро огляделся по сторонам. — Я угощаю. И не возражайте!.. Перекусим, заодно ознакомлю вас с некоторыми плодами деятельности Брижинского.

— Перекусить не мешало бы, — согласился Андрей. — Особенно после водного моциона с товарищем академиком…

— Вот и замечательно! Тут поблизости есть ресторанчик. Когда-то это была обычная столовка, а теперь… Короче, кормят здесь недурственно…

Ресторан и впрямь выглядел уютно. Оформленный в восточном духе он изобиловал чеканкой и восточными витражами, так называемыми шебеке. Посетителей в это дневное время не было, и метрдотель радостно ринулся навстречу Аркадию Петровичу и Андрею.

— Надеюсь, вы обслужите моего друга по полной программе… — поздоровавшись с метрдотелем, сказал Аркадий Петрович.

— Обижаете, Аркадий Петрович, — поблескивающий лысиной и роскошными черными усами метрдотель был воплощением любезности. — Вы всегда наш самый почетный гость!

— Ахмед здесь? — спросил Аркадий Петрович.

— Позвать? — метрдотель смахнул салфеткой со стола невидимые пылинки.

— Если не затруднит…

— Одну минутку!.. — метрдотель удалился.

Пока два официанта сервировали стол и приносили заказанные блюда Андрей слушал рассказ юриста о новоиспеченном академике Тимофее Брижинском.

— В детстве Тима Брижинский, как и многие его сверстники, увлекался научной фантастикой, — рассказывал Завеса. — Иногда проблемы, затрагиваемые в романах, так его захватывали, что хотелось узнать, как к этим проблемам относится серьёзная наука. Чтение научно-популярных брошюр создавало иллюзию эрудированности и как бы ставило Тиму рядом с авторами научных исследований…

— А как приятно потешить самолюбие, столь ранимое у мальчика, отстающего в физическом развитии… — продолжил Андрей. — Простите, но Широков вчера дал мне досье Брижинского. Поэтому я знаю, что с детства Тима не отличался хорошим здоровьем…

— Ах, вот оно как… — Завеса был слегка шокирован осведомленностью Андрея. — Тогда не буду вдаваться в подробности о родителях Брижинского и его ранних увлечениях. Остановлюсь на том, чего нет в официальных документах… Эту информацию я собрал по своим каналам… — Аркадий Петрович полистал блокнот. — Итак, обладая недюжинными способностями, Тима легко вникал в суть достижений науки. Однако ему не хватало силы воли и терпения, чтобы серьезно изучить хотя бы одну область знаний. При этом он был тщеславен и мечтал, чтобы все вокруг восторгались его умом, эрудицией, квартирой, машиной, женой…

— А кто сейчас об этом не мечтает? — спросил Андрей.

— Увы, многие ни о чем другом и впрямь не думают… Потому и сидим, сами знаете, в какой заднице…

— Вернемся к Брижинскому… — напомнил Андрей.

— Ну, что Брижинский… Типичный карьерист… Поверхностные знания позволяли ему пускать пыль в глаза. В особенности, девушкам. И со временем это получалось у него все лучше. Но ведь чтобы достичь чего-то в науке — необходимо напряжение всей воли и отказ от множества сиюминутных желаний. Однако Тима привык жить в свое удовольствие, то есть особо не напрягаясь. По природе своей — он гениальный паразит…

— Вы так подробно рассказываете о Брижинском, словно знаете его не один год, — заметил Андрей.

— Мир, знаете ли, тесен, — грустно сказал Аркадий Петрович. — Я действительно познакомился с этим человеком лет десять назад… Увы, при довольно печальных обстоятельствах… Острый ум, при наличии авантюризма, позволял Тиме жить комфортно, не изнашивая свой любимый организм ни упорной учебой, ни кропотливой работой. Он легко сходился с людьми и ловко использовал их в своих целях. Когда же человек начинал понимать, что его, мягко говоря, используют, Тима оставлял его в покое и присасывался к новой жертве… Потом проходило какое-то время, и он вновь возвращался к предыдущему «донору», так как знал отходчивость и незлобивость всех порядочных людей. При этом, он методично расширял ареал своего паразитирования, и у него постоянно появлялись все новые и новые «доноры»…

— Неужели в те годы все было так запущено, что его не могли раскусить?

— Вы молоды и не помните, что на закате советской власти наука для многих была выгодной кормушкой. Не то, что сейчас. Потому и хмырей всяких в ней хватало. Это в наши дни в настоящую науку идут лишь любознательные романтики и энтузиасты. Да и то — с прицелом на отъезд за рубеж. Короче, в первом своем научно-исследовательском институте Тима проработал всего полгода. Ушел сам, прельстился более легкими способами достижения желаемого. Он уже понял, что комфорт и власть проще получить при помощи денег…

— Но деньги еще заработать надо… — заметил Андрей.

— Чем-чем, а коммерческой хваткой природа Тиму не обделила. И решился он, ни много, ни мало, отодвинуть саму матушку-смерть. Казалось бы — очередная дерзкая авантюра?! Однако достижение такой цели могло принести и славу, и деньги, и долгие годы счастливой жизни… — Аркадий Петрович испытывающе посмотрел на Андрея. Он явно не мог решиться на полную откровенность.

— У меня нет записывающей аппаратуры, если вас это беспокоит, — сказал Андрей.

— Береженого — Бог бережет… — с этими словами Аркадий Петрович вытащил из кармана пиджака овальную штуковину. Она была точно такой же, как та, которой Широков тестировал Андрея, во время шашлычного пиршества, под Звенигородом.

— Эти микрожучки меня заколебали… — сказал Аркадий Петрович, словно оправдываясь, и протянул прибор Андрею. — Сходите в туалет и тщательно проверьтесь… Знаете, как пользоваться?

— Приходилось… — Андрей, стараясь не привлекать внимания, положил прибор в карман пиджака и направился в туалет.

— Да-а, маразм крепчает… — прошептал он, уединившись в кабинке. Он был зол на себя за то, что начал забывать о том, в каком мире находится. Все вокруг так мало отличалось от мира, из которого он сюда попал, что Андрею иногда казалось, что все, происшедшее в Нащекинском переулке, ему просто приснилось. Все реже и реже какая-нибудь дата, напоминала ему о расхождении в хронологии исторических событий его родного мира и этого, в который его занесли неведомые силы. Ведь, за исключением наличия Дворца Советов на месте Храма Христа Спасителя, Москва этого мира мало отличалась от его родной Москвы.

Овальный детектор ничего подозрительного не обнаружил, и Андрей невольно вздохнул с облегчением.

— Я просто внимательный человек, — ответил Аркадий Петрович на немой вопрос вернувшегося Андрея. — На первых порах думал, что ваша путаница с хронологией, которую я периодически наблюдал, является следствием психологической травмы… Ну, после этого… Нащекинского Феномена…

— А может быть, так оно и есть?

— Может быть… Хотя логичнее предположить, что вы один из тех самых «особых изолянтов»…

Некоторое время Аркадий Петрович внимательно наблюдал за реакцией Андрея. Но ее не было. Во всяком случае, внешне Андрей никак не отреагировал на слова Аркадия Петровича.

— Кремень! — пришел в восторг Аркадий Петровичич. — Вы, прямо-таки, как Максим Максимович Исаев, больше известный в народе под псевдонимом Штирлиц…

— Вернемся к вопросу о Брижинском, — предложил Андрей.

— Этот вопрос связан, в частности, с проблемой «перенесённых изолянтов»… Но будем считать, что вы не относитесь к их числу.

— Будем, — спокойно согласился Андрей.

— В том-то и дело, что ваши промашки говорят об обратном. Впрочем, не будем об этом… Мне кажется, вы не хотите углубляться в этот вопрос.

— Ну, если вам так удобнее… — невозмутимо ответил Андрей.

— Будем считать, что мне так удобнее… — Аркадий Петрович усмехнулся. — Насколько я знаю, в наших мирах имеются не только хронологические расхождения. Например, точные науки, а к ним в нашем мире относят уже и биологию с медициной, развиваются у нас несколько опережающими темпами. Известно ли вам, к примеру, что лягушек здесь начали клонировать не в шестьдесят девятом году прошлого века, а в шестидесятом?.. Соответственно, овечку, здесь ее звали не Долли, а Машка, клонировали еще в восьмидесятом!.. И сделано это было не в Шотландии, а в Москве…

— Минуточку!.. — лоб Андрея мгновенно покрылся испариной. — Я чего-то не понимаю!..

— Именно!.. — Аркадий Петрович смотрел на Андрея торжествующе. — Вы много чего еще не понимаете… Естественно, официальных сообщений о попытках клонировании людей в Советском Союзе не было.… Но поверьте, я знаю, о чем говорю.… Здесь не было столь длительного застоя некоторых наук, как в вашем мире. Генетика и кибернетика у нас тоже какое-то время считались лженауками, но не так долго, как у вас. Поэтому именно у нас, а не в Шотландии клонировали не только овечку!.. А форсировались работы ни много, ни мало, для того, чтобы продлить жизнь особо важных товарищей. Вспомните, как щедро финансировались работы профессора Ильи Иванова! Думаете Сталину и прочим нашим вождям хотелось на старости лет мучительно болеть и помирать, как простым смертным?!..

— Но ведь Сталин у вас помер всего на пять лет позже!.. — Андрей замолк, поняв, что проговорился.

— Не будем играть в кошки-мышки… — Аркадий Петрович грустно усмехнулся. — Я давно уже знаю, что вы — «перенесенный изолянт»… К счастью, о клонировании во времена Сталина не могло быть и речи… Иначе вождь наклонировал бы себе двойников в качестве живых носителей запчастей к своему телу, не зная, что клоны являются очень болезненными, быстро стареющими существами и запчасти от них, мягко говоря, нецелесообразны… Но трансгенные животные и люди, созданные по методу Гашека и Медавара, вполне могли бы привести к тому, что, скорее всего, он жил бы до наших дней… Ведь эффект иммунологической толерантности при парабиозе был открыт в нашем мире ещё при жизни Вождя Народов.

— Шутить изволите? — Андрей снова напрягся.

— Со временем — вы все поймёте, Андрюша, — Аркадий Петрович тяжело вздохнул.

— И все-таки…

— Вы не задумывались, почему в нашем мире, многие социально-политические трансформации происходили позже, чем в вашем? — спросил Аркадий Петрович. — И почему, к примеру, не только Сталин, но и Брежнев у нас умер значительно позже?!

— Медицина, стволовые клетки и все такое прочее?

— В какой-то степени верно. В первой половине восьмидесятых Брижинский вышел на секретное заведение, работа которого была связана с продлением драгоценных жизней членов политбюро и правительства. Советская геронтократия не жалела денег на развитие геронтологии и гериатрии. Правда, для превращения того заведения в современную исследовательскую фирму нужны были значительно большие деньги, чем выделяло правительство. И Тима не побрезговал вступить в отношения с представителями так называемой «теневой экономики». Ведь не только члены правящей верхушки мечтали быть здоровенькими долгожителями… — Аркадий Петрович положил перед Андреем ксерокопию статьи Брижинского.

— Поражаюсь вашей оперативности, — сказал Андрей, листая страницы. — Широков говорил мне об этой статье, но достать её я не успел.

— Мы тут тоже не сидели, сложа руки, пока вы амурствовали на южных берегах, — Аркадий Петрович был доволен произведенным эффектом. — Эту статью напечатали в одной из газетёнок еще в первой половине восьмидесятых… Она являлась компиляцией из книг на тему долголетия. Несомненная, хоть и сомнительная заслуга Тимы заключалась в том, что он тогда впервые заявил о возможностях современной науки в деле продления жизни…

— Почему же сомнительная? — не понял Андрей. — Разве продление жизни не благое дело?

— Смотря, какой ценой… — Аркадий Петрович допил коньяк. — Брижинский постарался, чтобы его статья попала в нужные руки. И, в общем-то, как это ни странно, его, казалось бы, примитивный расчет, оправдался…

Аркадий Петрович вытащил из кейса коробочку с лазерным диском.

— Чтобы дать представление о том, с чего начинался проект «Гильгамеш», покажу-ка я вам ролик… — С этими словами Аркадий Петрович поднялся навстречу полному кавказцу, спешащему к их столику.

— Прости, дорогой! — кавказец шумно обнялся с Аркадием Петровичем.

— За что, Ахмед? — с едва уловимым пародийным акцентом, спросил Аркадий Петрович.

— За то, что ждать заставил… У меня там были очень нужные люди. Сам понимаешь бизнес в наше время — дело непростое… — Ахмед пожал руку Андрея, окинув его с головы до ног цепким изучающим взглядом.

— Во время обеда я хотел бы показать коллеге небольшой фильм… — Аркадий Петрович показал Ахмеду диск. — У тебя ведь есть ноутбук?

— Конечно, дорогой! — Ахмед жестом подозвал метрдотеля и что-то сказал ему на непонятном языке.

Метрдотель испуганно взглянул на Аркадия Петровича и энергично заговорил на том же непонятном языке. Ахмед грозно ему ответил, после чего метрдотель подтверждающе кивнул и торопливо направился к выходу…

— К сожалению, один из охранников уступил просьбе моего младшего сына и дал ему мой ноутбук!.. — Ахмед бросил грозный взгляд в сторону уходящего метрдотеля и продолжил: — Совсем сыновья замучили меня этим Интернетом и компьютерными играми, Шайтан их побери! Поэтому дома у меня и нет компьютера. Ноутбук я тоже стараюсь держать вне дома…

— Ты что же, отправил нукера к себе домой за ноутбуком?! — изумился Аркадий Петрович.

— Желание гостя — закон для хозяина, — ответил Ахмед. — Он быстро его доставит, вот увидите…

— Мы, Андрюша, на пять минут уединимся с Ахмедом, — сказал, вставая со стула, Аркадий Петрович. — А вы пока ознакомьтесь со статьей. Уверяю вас, — это занимательнейшее чтение…

После того, как Аркадий Петрович и Ахмед удалились, Андрей отпил из бокала коньяк и прочитал название статьи…

«СМОГУТ ЛИ БОГАТЫЕ КУПИТЬ СЕБЕ ДОЛГОЛЕТИЕ?»

Не чувствуя вкуса поглощаемого салата Андрей принялся за чтение.

Первый раздел статьи назывался:

«Галлей — астроном и демограф.»

Интересно, кто-нибудь на нашей планете отказался бы пожить пару-другую (а то и третью!) сотню лет, оставаясь молодым? Как писал Маяковский: «лет до ста расти нам без старости…» Скажете — бред и фантастика? Обратимся к фактам…

Изучение средней продолжительности жизни началось в 17 веке. Начало этому делу положил английский астроном Эдмунд Галлей, тот самый, что открыл знаменитую комету, носящую его имя. Изучив данные о смертности жителей города Бреслау, он установил, что средняя продолжительность жизни обывателя составляла 34 года.

К началу семидесятых годов двадцатого века средний возраст в США — 71 год. Такой рост продолжительности жизни обеспечили, прежде всего, успехи медицины.

«Дедушка дедушки моего дедушки».

Так назывался художественный фильм, снятый в Баку в семидесятых годах. Прототипом главного героя фильма послужил Ширали Муслимов. В начале семидесятых самого старого жителя планеты привезли в столицу Азербайджана, где про него снимали документальный фильм. Впрочем, самым старым Ширали Муслимов был только для тех лет, поскольку имеются свидетельства о том, что до него некоторые представители рода людского жили еще дольше!

В день приезда Ширали Муслимова работа на киностудии почти остановилась. Все желали хотя бы краешком глаз увидеть человека, которому в год рождения Льва Толстого было уже тринадцать лет!

Ширали Муслимов в год своей смерти в 1973 году насчитывал 168 лет. Он оставил после себя 120-летнюю вдову, с которой прожил 102 года, и пять поколений потомков. Он прекрасно помнил Крымскую войну 1853–1856 годов и до самой смерти возделывал фруктовый сад, разбитый им в 1870 году, то есть в год рождения Ленина. Не исключено, что, если бы его не оторвали от привычной жизни, он прожил бы и до наших дней. Ведь продолжительность жизни Ширали Муслимова далеко не рекордна.

В 1724 году умер Перт Цартен, проживший в деревне Кефрэш, в Венгрии 185 лет. Житель Великобритании Кентигерн, известный под именем святого Мунго, также прожил 185 лет.

Некто Дракенберг из Дании, родился в 1626 году, служил матросом в королевском флоте до 91 года. Он провел в плену у турок 15 лет, а в 111 лет пожелал, наконец, пожить спокойно и женился на 60-летней женщине, которую, однако, пережил. В 130 лет он влюбился в молоденькую поселянку, которая была на 112 лет младше Дракенберга. Девушка, увы, не вняла его предложениям и, чтобы утешиться он искал радости с другими женщинами. Умер он в 1772 году на 146 году жизни. Дракенберг был крепкого телосложения и даже в последние годы жизни проявлял необыкновенную силу и бодрость.

«Всех же дней жизни Адамовой было девятьсот тридцать лет…»

Перечисленные выше примеры меркнут перед рассказом одного индийского раджи. Первую половину своей жизни этот раджа провел в пирах и любовных развлечениях. Когда начала приближаться старость, он, по совету мудрецов, удалился в Тибет и прожил там отшельником еще более ста лет. Пещерная жизнь, скудное питание и почти полное отсутствие одежды лишь укрепили его тело и дух. Почувствовав приближение смерти, бывший раджа спустился в долину, чтобы умереть на родине. Когда он шел по заснеженному горному склону ему повстречался старец, не знавший ни одного современного диалекта и говоривший на языке, исчезнувшем более восьми веков назад! Если верить рассказу бывшего раджи, возраст старца приближался к тысяче лет!

В наши дни в это верится, с трудом, но достаточно открыть Библию и полистать страницы Ветхого Завета, чтобы удивление наше еще возросло…

В книге «БЫТИЕ» в главе пятой (стих пятый) читаем: «Всех же дней жизни Адамовой было девятьсот тридцать лет…»

В стихе двадцать седьмом (той же главы) читаем: «Всех же дней Мафусаила было девятьсот шестьдесят девять лет…»

А патриарху Ною было шестьсот лет, когда он построил Ковчег, на котором во время Великого Потопа спаслось «каждой твари по паре». «Всех же дней Ноевых было девятьсот пятьдесят лет…» (Бытие, глава 9, стих 29).

По одной из версий исследователей, пытающихся найти объяснение такого долгожительства, летоисчисление в те времена было иным. Но и при переводе библейских цифр на современное летоисчисление получается, что библейские патриархи жили более двухсот лет! Так может быть, древние люди обладали более совершенными организмами, или знаниями, утерянными впоследствии?..»

— Нет, так нельзя!. — воскликнул вернувшийся Аркадий Петрович и пододвинул Андрею салат. — Вы закусывайте! Пока принесут борщ и комп, вы успеете прочесть основное…

— Да-да, спасибо… — Андрей принялся за салат, не отрывая глаз от статьи…

«… Поиски способов продления жизни велись с глубочайшей древности. Недаром боги древних цивилизаций были бессмертными, что являлось главным доказательством их всемогущества. Еще Гильгамеш, герой древнейшего на планете, шумерского, эпоса искал средство достижения бессмертия. И нашел он его на дне моря, в чудесном «цветке вечной жизни», который у него позднее украла змея.

Древние египтяне и римляне для омоложения поглощали чеснок, что было невредно, ведь чеснок — прекрасный антисептик. Но случались и конфузы: во времена Конфуция китайские императоры потребляли, по советам алхимиков, небольшие дозы золота и ртути. Эти металлы считались вечными, так как не ржавели. А ведь ртуть — ядовита… А вот истолчённое, до наночастиц, золото по современным данным, и впрямь способно продлить жизнь. Впрочем даосы Древнего Китая добились и успехов. Поиски шли в двух направлениях: энергетическом (различные виды медитации и самосовершенствования) и фармакологическом. Некоторые достижения китайской (в частности, тибетской) медицины, такие как иглоукалывание с успехом применяются и в наши дни.

Наличие связи между сексуальной силой и молодостью породило немало странных методов омоложения. Патриции Древнего Рима, например, не только высасывали молоко у кормящих мамаш, но и пили кровь молодых рабынь.

Пифагор, советовавший своим ученикам быть воздержанными, умерять страсти и заниматься гимнастикой, делил жизнь человека на четыре периода: детство, продолжающееся до 20 лет, юношество, оканчивающееся в 40 лет, мужество, продолжающееся до 60 лет, наконец, старость, длящуюся до 80 лет. Пережившего этот срок Пифагор не считал более между живыми людьми, как бы долго не продолжалась его жизнь.

В античные времена некоторые люди жили очень долго. Многие из них были весьма известны, поэтому сведения о сроках их жизни достоверны. Эпиминид Критский, Солон и Пиндар, как пишут, прожили по 157 лет, Демокрит — 109 лет, Зенон, основатель учения стоиков — 100 лет. Даже Диоген, живший, как утверждают, в бочке, прожил 90 лет…

Великие старцы.

И в нашем тысячелетии долго живут не только селяне и горцы, но и люди, занимающиеся интеллектуальным трудом. До глубокой старости дожили Кант и Кеплер, Фрэнсис Бэкон и Герберт Уэллс, Бернард Шоу и Иван Павлов.

Сексуальная активность не всегда является гарантией долголетия? Ньютон, не имевший вовсе сношения ни с одной женщиной, дожил до 90 лет. И это — несмотря на весьма напряженную творческую деятельность! Впрочем, многие художники, весьма любившие женщин, прожили еще больше. Тициан, к примеру, прожил 99 лет!..

В начале двадцатого века появились странные, на первый взгляд, методы омоложения. Герой повести Булгакова «Собачье сердце» профессор Преображенский пересаживал своим пациентам половые железы обезьян. Булгаков был медиком по образованию и внимательно следил за медицинскими новшествами. Потому он знал, что еще до первой мировой войны некий Серж Воронофф, личный медик правителя Египта Аббаса Второго, заметил, что кастрированные евнухи, охранявшие гарем повелителя, постоянно нуждались в медицинской помощи и жили меньше, чем полноценные мужчины, родившиеся в один год с ними. Эти наблюдения навели медика на мысль о том, что физические и интеллектуальные характеристики мужчин и самцов животных обусловлены гормонами, выделяемыми яичками.

В 1919 году Воронофф переехал во Францию и уже к 1927 году пересадил половые железы обезьян более чем тысяче пожилых мужчин, надеявшихся таким образом вернуть себе молодость. Стоимость операции составляла 5000 долларов, а доллар в ту пору был значительно весомее, чем в наши дни. Со временем выяснилось, что Воронофф оставил по себе недобрую память. Обезьяны, которых он разводил для пересадки органов, были больны сифилисом и заражали пожилых мужчин, желавших омолодиться…»

— У вас борщ стынет! — прервал Аркадий Петрович чтение Андреем статьи Брижинского. — Я уже и не рад, что дал вам этот материал.

— Да-да, спасибо… — ответил Андрей и продолжил чтение…

«Как продлевали жизнь Черчилль, де Голль и Сомерсет Моэм.

Пауль Ниханс в своей клинике в Швейцарских Альпах «продлевал жизнь» Папе Пию 12–му (82 года), Сомерсету Моэму (91 год) и многим другим знаменитостям, среди которых были премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль, президент Франции Шарль де Голль и президент США Конрад Аденауэр. Но неизвестно, какое количество людей, омолаживавшихся в клинике Ниханса, умерло в возрасте сорока или пятидесяти лет, поскольку имена пациентов держались в тайне.

И все-таки есть методы, способные продлить жизнь очень многим. Ведь на нашей планете десятки миллионов человек умирают только потому, что у них отказал один-единственный орган. Они могли быть спасены, если бы им был пересажен орган от донора. Увы, при такой пересадке необходимо подавить у пациента иммунитет, отторгающий чужеродную ткань. Но подавление иммунитета приводит к трагическим результатам. Ведь организм с ослабленным иммунитетом беззащитен не только перед инфекцией извне. Иммунитет борется и с раковыми клетками. Поэтому люди с пересаженными органами умирали от онкологических заболеваний, простуд, и иных болезней, совершенно не связанных с трансплантатом. А иначе, из-за крепкого иммунитета, было неизбежно отторжение пересаженных органов.

Но со временем надежды все-таки появились. В пятидесятых годах двадцатого века чешские учёные Гашек и Медавар экспериментально доказали, что если ввести чужеродные белки в организм эмбриона, то позднее, после его рождения, он не отторгнет ткань, пересаженную от донора введенного белка. И наоборот. Они назвали этот эффект «Имунной толерантностью при парабиозе».

Кроме иммунологических проблем, возникала также проблема хранения органов. В наше время на Западе немало людей перед смертью указывает в завещании, что они согласны пожертвовать свои органы для других. Однако «лабораторная жизнь» органов очень ограничена, и бывает так, что орган успевает «испортиться» за время хранения до операции…»

— Вас заждалась госпожа Крейн! — Аркадий Петрович с трудом оторвал Андрея от чтения статьи. — Компьютер нам, видимо, так и не принесут, а статью можно и потом дочитать. Хотя мне интересно, что вы можете сказать о прочитанном.

— Занимательно… — Андрей, отставил остатки борща. — В лице Брижинского научно-популярная литература потеряла неплохого автора.

— Напоминаю: это компиляция, которую Брижинский написал ещё в восьмидесятых годах. Он тогда разослал свой «труд» нужным, на его взгляд, людям.

— Я, признаться, относился ко всему этому, как к чему-то из далекого будущего, — проговорил Андрей и положил ксерокопию в карман.

В это время к столику подошел запыхавшийся метрдотель и водрузил на свободную часть стола ноутбук.

— Извиняюсь! — тяжело дыша, проговорил он. — Пробка около Рижского вокзала! Там террористический акт произошел… Теперь у нас, наверное, опять проблемы начнутся: как же — борьба с этнической преступностью…

— Чем сможем — поможем, — пообещал Аркадий Петрович и вставил в ноутбук свой лазерный диск…

4. Фильм

— Ход истории убеждает, что социальные и нравственные нормы постоянно претерпевают изменения, — зазвучал на фоне начальных титров голос автора. — Возможно, в будущем нас ждут такие реальности, о которых мы сейчас и помыслить не можем…

На экране появился интерьер операционной. Люди в белых халатах вершили свое «кровавое дело».

— Уже в наше время можно создавать для клиентов доноров, от которых затем пересаживать им органы, или даже тела, — продолжал голос автора. — То, о чем писал Александр Беляев в своих романах, благодаря успехам современной генетики и микрохирургии, вполне реализуемо. Представьте, что для нашего клиента лет в тридцать-сорок, создается несколько доноров. Когда у пациента начнет, к примеру, «шалить» сердце, можно пересадить ему новое сердце, а потом, по мере необходимости, — пересадить от других доноров печень, не разрушенную горячительными напитками и жареным мясом, или почки, желудок, селезенку, гормональные железы…

Кадры кинохроники о медиках и биологах, ведущих какие-то эксперименты, казались Андрею невыразительными, по сравнению со словесной информацией, обрушившейся на него…

— И не будет никакой реакции отторжения, поскольку, по сути, это будут его «родные» органы, против которых не восстанет иммунная система. Протянет такой биологически протезированный субъект несколько лишних десятков лет, а там, глядишь, начнут сбываться прогнозы трансгуманистов, или начнут погружать людей в состояние анабиоза. После пробуждения, такой господин сможет купить себе и более существенное продление жизни…

… Неожиданно экран компьютера погас.

— Мы опять под колпаком… — Аркадий Петрович вытащил диск и передал его Андрею. — Постарайтесь внешне не реагировать! Впрочем, не мне вас учить. И сохраните диск, там еще много разного, весьма любопытного. Я пойду, якобы в туалет… А вы постарайтесь уйти. Это очень опасные люди…

Аркадий Петрович вытер салфеткой губы и неторопливо направился к туалету.

Осмотревшись, Андрей увидел трех солидных мужчин, сидящих за столиком у входа в ресторан.

Один из них встал и вразвалочку пошел вслед за Аркадием Петровичем.

Андрей вышел из-за стола и направился к выходу из ресторана.

— А спутника своего ждать не будешь? — один из бугаев, сидевших у входа, встал со своего места и перекрыл выход. Он был высок и светловолос.

— Он еще расплатиться должен, — не останавливаясь, сказал Андрей. — А я тороплюсь…

— Не опоздаешь… — рядом с Блондином встал второй бугай, Шатен, как его мысленно назвал Андрей. — Подождем-ка твоего…

— Это даже невежливо как-то, — перебил Шатена Андрей и неожиданно нанес ему удар в челюсть.

Реакция противника оказалась отменной, и удар получился смазанным. Шатен только помотал головой и ринулся на помощь Блондину, который уже демонстрировал великолепную подготовку рукопашника.

Некоторое время Андрею удавалось обороняться от обоих профессионалов, но, пропустив несколько ударов, он начал сдавать.

К счастью, его противники были отвлечены появлением Завесы.

Метким ударом Андрей уложил Блондина, а Шатеном занялись охранники ресторана, сопровождавшие Аркадия Петровича…

— Зря мы Сашу отпустили, — проговорил Аркадий Петрович, когда они вновь уселись за столик. — Диск цел?

Андрей молча протянул адвокату диск.

— Замечательно… — Аркадий Петрович вставил диск в ноутбук.

— Что будете на десерт? — спросил несколько осунувшийся метрдотель, подошедший к столику.

— Мне чай, — сказал Аркадий Петрович. — Зеленый и без сахара…

— А мне кофе, — попросил Андрей. — И покрепче…

— Ибрагим уже в пути, — чуть тише сказал метрдотель Аркадию Петровичу. — Они заберут этих шакалов… — метрдотель кивнул в сторону бугаев, которых кавказцы волокли в служебные помещения.

— Постарайтесь, чтобы нам больше не мешали… — Аркадий Петрович жестом дал понять метрдотелю, что он свободен.

— Двое наших охраняют снаружи, — успокоил адвоката метрдотель. — Еще двое — в вестибюле…

— Ну и замечательно… — Аркадий Петрович включил воспроизведение фильма. — Просмотр займет у нас не больше десяти минут. Вызовите такси…

— Какой, такси, дорогой! — воскликнул подошедший сзади Ахмед. — Мои джигиты отвезут тебя, куда скажешь…

— Надеюсь на твою бдительность, Ахмед, — сказал Аркадий Петрович. — А теперь, прости, мы должны остаться одни…

— О чем речь, дорогой! — Ахмед постарался скрыть обиду.

— Не обижайся, Ахмед, — сказал Аркадий Петрович. — Дело действительно крайне срочное…

— Ухожу, — пятясь, сказал Ахмед. — Приходи чаще, дорогой. Всегда буду рад…

— Не могу понять, как они нас вычислили, — устало проговорил Аркадий Петрович, когда Ахмед отошел от столика. — Неужели до чего-то нового додумались?! Ведь при таких темпах, скоро начнут массово штамповать микробов-шпионов!

— За нами с самого начала хвост был, — напомнил Андрей.

— То были союзники, — думая о чем-то своем, сказал адвокат. — Неужели Ахмед?

— Сам навел, и сам расправился? — усомнился Андрей. — К тому же он ведь ваш должник…

— В наше время и не такое бывает… — Аркадий Петрович убрал звук компьютера. — Я всё сам прокомментирую, — пояснил он. — Тут, в самом начале, общеизвестная лабуда идет…

… На экране монитора молодой Тима Брижинский демонстрировал аудитории схему проведения операции. Затем следовали кадры, запечатлевшие Брижинского в его кабинете. «Светило науки» задумчиво перебирало какие-то записи. Затем «выдающийся ученый» был отснят на фоне книжных полок. Занимался, так сказать теоретической частью своего грандиозного проекта…

— Статьи Брижинского носили не столько информационный, сколько рекламный характер, — говорил Аркадий Петрович, пока на экране компьютера демонстрировался фильм, показывающий деятельность лаборатории Брижинского. — Этот хмырь пропагандировал метод продления жизни за счет трансгенных доноров. Брижинский, конечно, не афишировал эту идею среди широких масс, а доводил ее лишь до сведения особо избранных. То есть имеющих власть и деньги.

Брижинский с сосредоточенным видом что-то «химичил» в своей лаборатории. Затем он и Легат совершали обход лабораторий…

— Первое время никто всерьез на его предложения не реагировал, — рассказывал Аркадий Петрович. — Но Тима неожиданно проявил настойчивость. Он верил, что рано или поздно найдутся люди, при помощи которых он раскрутит свой небывалый проект. А то, что этот проект принесет миллиарды и перевернет весь мир, он не сомневался…

Для начала Тима устроился в институт, возглавляемый академиком Пушкаревым, — продолжил рассказ Завеса. — Для этого он использовал связи тестя и свое блестящее актерское мастерство. Вскоре он стал заместителем директора института по хозяйственной части. Надо отдать ему должное, в годы, когда наука была сплошь засекреченной, достать нужную аппаратуру было непросто…

На первых порах о далеко идущих планах Тимы знал только Легат, с которым он познакомился во время проведения очередной валютной махинации. Именно Брижинский, посоветовал Легату привлечь к работе Виктора Киселева. После отказа Виктора, они решили шантажировать его Таней. Однако ребятки Никиты переусердствовали, и после смерти Татьяны шантажировать Виктора стало нечем.

Но и тут Тима недоработку бандитов использовал для достижения своих целей. Пока Татьяна была при смерти, но ещё жива, он помог Виктору с аппаратурой, без которой невозможно было создание Инги. Кисилев в ту пору совершенно потерял голову и шел на поводу у Тимы, словно слепой… Вы знаете, что такое ЭКО?

— Зачатие в пробирке, кажется, — неуверенно предположил Андрей.

— Совершенно верно. На счастье Виктора, пока Татьяна была жива, он изъял у неё жизнеспособную яйцеклетку и… Ну, а дальше… Вы ведь, в принципе, знаете о техниках клонирования?

— Как я мог столько времени не догадываться?! — прервал Завесу Андрей. — Ведь это было так очевидно!

— Вы же — не от мира сего… — Аркадий Петрович грустно усмехнулся. — Только теперь, когда вы начали по настоящему во всё «въезжать», вам это кажется очевидным. Инга, можно сказать, дочь Тани. И была создана она в 1986 году. В научных кругах уже знали, что клонирование людей бесперспективно, а вот экстракорпоральное оплодотворение, то есть зачатие ребёнка «в пробирке» было уже достаточно широко распространено.

В Москву приехала сестра Виктора Надя. Она была бездетной, мечтала о ребенке, поэтому с радостью согласилась на необычное предложение брата. Причем сотрудники, совершавшие изъятие яйцеклетки из тела Татьяны и ее внедрение, после оплодотворения, в организм Надежды Киселевой, не подозревали, что участвуют в создании дочери Виктора и Тани…

… На экране компьютера появилась счастливая Надежда Киселева в окружении врачей и медсестер. Среди людей в белых халатах был и молодой Виктор Киселев…

— По заявлению Брижинского, которое он сделал акционерам подпольной Клиники, в июле восемьдесят шестого года у Надежды Кисилевой родился первый на планете клон человека, — комментировал изображение Завеса. — Тема клонирования в то время была у всех на слуху. Это, конечно, был прямой обман клиентов Брижинского. В действительности, в его Клинике суррогатные матери рождали трансгенных детей, пересадка органов от которых гарантировала отсутствие реакции отторжения после операции по трансплантации. Помните, в статье Брижинского описана открытая ещё в пятидесятых годах Гашеком и Медаваром «имунная толерантность при парабиозе»?

— Но откуда у Инги её необычные способности?

— Немалую роль в судьбе Инги сыграл Чернобыль. Во время катастрофы эмбрион Инги подвергся мощному облучению, и Виктору пришлось мобилизовать все силы, чтобы отфильтровать положительные мутации…

На экране пускала пузыри крохотная Инга, уже в младенчестве отличавшаяся крепким характером и смотревшая на окружающий мир умным, пытливым взглядом…

— Надежда Киселева, естественно, и не подозревала об уникальности рожденной ею девочки. Она искренне верила, что брат просто помог ей заиметь ребенка при помощи искусственного оплодотворения. А вот Тима торжествовал: говоря о клонах человека он содрал со своих клиентов огромные суммы. Но повторяю: вместо клонов в Клинике выращивались родные дети этих клиентов. Эмбрионам ещё в утробах их суррогатных матерей вводили генетический материал папаш, которым спустя годы можно было гарантированно пересаживать органы их родных, но трансгенных детей. Но Брижинского неожиданно подвёл Киселев. Узнав о том, что творится в Клинике, он уволился и переехал к Черному Морю, где жила его сестра с дочкой.

Такого Брижинский не ожидал. Не имеющий ни чести, ни совести, не способный на глубокие чувства, он не мог понять действий Виктора. Он словно наткнулся на каменную стену. Ни уговоры, ни угрозы на Киселева не действовали. И Тима пошел на шантаж. Он пригрозил, что люди Легата и Никиты, выкрадут малышку, если Виктор не произведет еще несколько операций по внедрению генетического материала клиентов Брижинского в эмбрионы их детей…

К этому времени в одном из правительственных пансионатов, на деньги государства, Легата, Никиты и других подобных им субъектов, Брижинский создал Клинику. Именно в ней Виктор произвел цикл сложнейших операций для спасения Инги.

Когда Инге исполнился годик, и стало ясно, что растет она здоровым ребенком, Тима собрал закрытое совещание, в котором кроме Легата, Никиты и хирурга Лемихова участвовали очень влиятельные лица… — с этими словами Завеса увеличил громкость компьютера.

На экране ноутбука Тима произносил речь перед аудиторией солидных, преимущественно не очень молодых людей.

— Есть ученые, в традиционном смысле слова, — вещал он хорошо поставленным голосом. — Они готовы с утра до ночи копаться в теоретических дебрях и экспериментах, и обычно за деревьями не видят леса. Однако в последние десятилетия появляются и ученые новой формации. Это — организаторы науки, или, если хотите, — её топ-менеджеры. С годами именно от таких людей все больше зависит будущее не только науки, но и всей нашей цивилизации. Я, без ложной скромности, смею причислить себя именно к таким людям. В нашей науке и технике были Курчатов и Королев, а в Америке, к примеру, Оппенгеймер и Геллер…

— Ничего себе сравненьица! — пробормотал Андрей.

— Да, особой скромностью Тима никогда не отличался, — согласился Аркадий Петрович.

— … Я не собираюсь обольщать вас радужными обещаниями быстрых результатов, — продолжал Тима свою речь. — Но если мы сейчас развернем работу, то ее результатами сможем воспользоваться не раньше, чем через семнадцать-двадцать лет, когда созданные сегодня существа смогут стать абсолютно имунно-совместимыми донорами для многих здесь присутствующих. И тогда никто и нигде не сможет нас догнать. Даже если у кого-то и появится более совершенная аппаратура. Мы будем лидерами в сфере радикального продления жизни!

Несомненно, все эти годы наука не будут стоять на месте. Уже сегодня вырисовываются контуры дальнейших разработок. Очень перспективны исследования по плацентарным материалам и стволовым клеткам. Я уже не говорю о трансгуманистах, призывающих к продлению жизни за счёт механических органов, а в перспективе за счёт создания киборгов. Параллельно ведутся работы по преодолению тканевой несовместимости между животными и человеком. На первых порах этими животными будут трансгенные свиньи. Они очень быстро растут, и уже через год после введения в эмбрион поросенка генетического материала пациента, можно пересаживать ему органы от этой свиньи, или борова. Но скажите, кто из вас желал бы жить с печенью, или, к примеру, желудком свиньи?

Аудитория отвечала гробовым молчанием.

— Дело не только в том, что возникает естественная брезгливость, — продолжил Тима. — Свиньи, увы, не черепахи. Их век не долог. К чему пересаживать человеку свиной орган, если этот орган будет стареть быстрее, чем сам человек? Мы же собираемся продлевать нашим клиентам полноценную жизнь!.. Наш лозунг — дополнительные сотни лет жизни, полной здоровья и огня желаний!!! Следовательно, свиньи, в принципе, не подходят для наших геронтологических операций… Не подойдут нам и отдельно клонируемые органы. Зачем мучить пациента операциями по пересадке то одного, то другого стареющего органа, когда этому пациенту можно заменить целиком всё его постаревшее тело? Отдельные ткани и органы, несомненно, научатся создавать уже в ближайшие десятилетия. Для этого, скорее всего будут использованы так называемые стволовые клетки. Но я говорю о совершенно другом подходе!.. Да, при нём гибнет донор… Но, господа, ваши доноры не будут являться людьми!.. Это будут животные с внешностью человека, похожего на вас. Современная медицина в состоянии лишить ваших будущих доноров разума. И поверьте, мы уж постараемся сделать так, чтобы никто не смог обвинить нас в убийстве. Уверяю вас, со временем такие операции с юридической точки зрения ничем не будут отличаться от операций по прерыванию беременности. Ведь аборт, по сути, тоже является убийством будущего человека, однако в мире делаются сотни миллионов абортов!..

— Нельзя ли подробнее об этом? — спросил представительный мужчина, фотографии которого периодически публиковались в газетах. — Я имею в виду этическую и юридическую сторону проблемы…

— В нашем случае речь идет о воспитании из доноров натуральных, простите, дебилов, — с готовностью ответил Тима. — С детства они будут лишены нормального окружения и воспитания. Они будут получать минимум информации, необходимой лишь для нормального функционирования их организмов. Мы будем выращивать их подобно Маугли. То есть — вне нормального человеческого общения. Поэтому они фактически вырастут животными, внешне похожими на людей.

— Дебилов, олигофренов и даунов отнюдь не считают животными, — возразил из зала седовласый мужчина в очках. — К ним часто относятся с ещё большей любовью, чем к нормальным здоровым детям.

— Речь идет об ограниченном числе операций, по юридической сути, не отличающихся от абортов, — сухо заверил Тима, бросив многозначительный взгляд на Легата. — Больше мы не потянем: каждая операция исключительно трудна…

— Когда это было снято? — спросил Андрей, нажав на клавиатуре ноутбука кнопку «пауза».

— В середине восьмидесятых… Точнее в год аварии на Чернобыльской АЭС.

— В нашем мире тогда появились первые кооперативы, а простые люди, несмотря на проблемы с продуктами, жили ожиданием грандиозных перемен и свершений…

— И как, дождались? — не без ехидства поинтересовался Аркадий Петрович.

— Отдельные граждане дождались… У них теперь и виллы на Багамах, и замки в Европе, и дети — в лучших европейских учебных заведениях.

— Не будем о грустном… — Аркадий Петрович похлопал Андрея по плечу. — Похоже, равноправие в принципе недостижимо и социальный дарвинизм просто неизбежен… Во всяком случае, в условиях капитализма…

Андрей нажал на кнопку и замерший на мониторе Брижинский продолжил свою речь…

— … Уже много лет назад наш хирург, профессор Лемихов провел эксперименты на собаках! — Тима сделал эффектную паузу. — У некоторых из них — по два сердца, и даже — по две головы… А у одной собачки… Короче, голова старой псины, пришита к молодому телу её трансгенной доченьки. Подросшего щенка то есть… И все эти собачки прекрасно себя чувствуют, черт подери!!!

В зале раздались жидкие аплодисменты. Похоже, присутствующие прекрасно понимали, через какие морально-нравственные и этические нормы призывал их переступить Брижинский.

— В результате подобных операций наши акционеры смогут периодически омолаживаться, — с воодушевлением продолжил Тима. — Прогресс науки остановить невозможно! Мы уже ведем работы по созданию искусственных плацент, в которых будут созревать будущие трансгенные доноры!

— А вам не кажется, что вы занимаетесь самообманом? — спросил пожилой господин с усталыми глазами. — Ведь даже созревшие в искусственных плацентах доноры будут, в принципе, такими же людьми, как и родившиеся, так сказать, естественным образом!..

— После решения проблем, связанных с искусственной плацентой, никто не сможет подкопаться под нашу деятельность, — энергично возразил Тима. — Изъятые из искусственных плацент доноры не будут рождены женщинами и, юридически, они не смогут считаться людьми. Среди присутствующих нет женщин, поэтому я и акцентирую ваше внимание на этом вопросе.

— Значит, поэтому среди наших акционеров отсутствуют женщины? — спросил всё тот же господин с усталыми глазами.

— Женщины могли бы сами вынашивать своих доноров, но у них может сработать инстинкт материнства, несмотря на то, что в последнее время этот инстинкт у многих дам серьезно притуплён. Поэтому, мы работаем только с мужчинами. Но, повторяю: инстинкт материнства у женщин чахнет. Поэтому у нас не будет проблем с суррогатными матерями, готовыми за деньги вынашивать и рожать наших доноров. Естественно, они не будут знать, для каких целей рожают этих чад…

Тима вновь включил проектор, и на экране появились два новорожденных младенца.

— Перед вами — будущие доноры вашего покорного слуги, — Тима церемонно склонил голову. — В течении года появятся доноры еще шестерых наших акционеров. А лет через семнадцать-двадцать мы станем первыми людьми, шагнувшими в бессмертие!..

5. Розалия Николаевна Крейн

— У вас кофе остыл, — Завеса выключил компьютер. — Да и госпожа Крейн заждалась…

— Почему вы сразу не показали мне это?.. — Андрей был настолько ошеломлен увиденным, что с трудом формулировал фразы.

— На то были весьма веские основания… — Аркадий Петрович вручил диск Андрею. — Остальное досмотрите на досуге…

Личный «джип» Ахмеда мчался по улицам Москвы. Вёл его угрюмый кавказец, один из бесчисленных родственников Ахмеда.

Андрей и Аркадий Петрович ехали молча.

День выдался солнечный, и улицы Москвы были полны народа.

— Тормозни здесь, дорогой! — Аркадий Петрович тронул плечо водителя, останавливая «джип» возле Арбатской площади. — Нам по Арбату будет ближе…

— Вы и Ахмеду не доверяете? — спросил Андрей, когда они вышли на Старый Арбат.

— Я себе-то через день доверяю, — Аркадий Петрович остановился возле художника, рисующего иностранную туристку. — Отправляйтесь к госпоже Крейн, а я… Короче, мне к врачу надо. Что-то я совсем расклеился. А о том, что вы сегодня узнали, прошу вас, никому пока не говорите. Даже Широкову… Я ему сам всё расскажу…

Дверь Андрею открыл вежливый молодой человек, говоривший с украинским акцентом. Андрей показал ему журналистское удостоверение, и молодой человек провел его в старомодно обставленную гостиную.

Пару минут спустя в гостиной появилась Розалия Николаевна, сухонькая дама лет шестидесяти.

— Не думала, что кто-нибудь еще помнит о моем существовании, — Розалия Николаевна, натянуто улыбнулась. — Журналисты никогда не баловали меня вниманием. Особенно с тех пор, как меня спровадили на заслуженный отдых.

— Просто так вот, взяли и спровадили?! — доставая блокнот, спросил Андрей.

— Именно. Не без помощи некоторых «добрых людей», разумеется… — Розалия Николаевна задумалась. — Вы что-нибудь слышали про академика Брижинского?

— Ну… Борис Семенович рассказал немного…

— Так вы общались с Борис Семенычем?! — оживилась Розалия Николаевна. — Как он там?! Мы, с ним расстались не совсем корректно, знаете ли… — последние слова Розалия Николаевна сказала со свойственной Борису Семеновичу интонацией.

— Держится молодцом, — сказал Андрей. — Прямо-таки орлом, знаете ли, — добавил он голосом Бориса Семеновича и, видимо, у него это тоже получилось неплохо. Во всяком случае, взгляд Розалии Николаевны потеплел, и в ее поведении исчезла отчужденность.

— Вы хотели рассказать мне что-то о Брижинском, — напомнил Андрей.

— Этот подлец напакостил и мне, и Виктору, — Розалия Николаевна нахмурилась. — И даже Борису Семеновичу… Он присвоил себе плоды наших трудов и, так сказать, лавры…

— Простите, что именно вы имеете в виду?

— Я ведь, дура старая, в этом негодяе первое время души не чаяла! Он казался таким веселым, остроумным… Он был просто душой любой компании. Даже показался мне талантливым и трудолюбивым. А главное: он обладал чутьем на перспективные разработки. Этого у него не отнять. Но вот совесть… Брижинский, по-моему, даже не знает, что это такое! Если бы не он, возможно, я уже тогда по достоинству оценила бы работу Киселева. Характер у Вити был, конечно, не сахар, но он настолько опередил всех!.. Это только теперь стало понятно…

— Извините, Розалия Николаевна, не успеваю конспектировать, можно включить диктофон? — спросил Андрей.

— Да, пожалуйста, я не побоюсь повторить все слово в слово. Даже в лицо этому подонку. По большому счёту, мне плевать на личные обиды, на сломанные судьбы, но этот подлец, фактически, сорвал перспективнейшие исследования и открытия!..

— Честно говоря, не ожидал от ученых такой эмоциональности, — включая диктофон, сказал Андрей.

— Станешь тут эмоциональной… — Розалия Николаевна уставилась на диктофон, словно увидела его впервые в жизни.

И замолчала.

— А в чем все-таки были ваши расхождения с Киселевым? — осторожно спросил Андрей. — Борис Семенович мимоходом обмолвился об этом. Ведь вы, как я понимаю, были его оппонентом?

— И была и остаюсь… Я по-прежнему полагаю, что вмешиваться в генетику человека недопустимо! Это, как с поворотом северных рек, который, слава Богу, в те времена так и не был осуществлён… Природа обязательно отомстит там, где этого совершенно не ждешь. Возможно, конечно, сказывалась некоторая разница в возрасте, поэтому я и была несколько более консервативной. Ведь Витя моложе меня…

— Неужели даже надежды на лечение генетических заболеваний, или таких болезней как рак, не могут оправдать работы в области генетики человека?

— В последнее время я и сама не знаю, что правильно, а что — нет. Конечно, хотим мы того, или нет, работы в этом направлении вестись будут. Но мне страшно от одной мысли об этом! Особенно, если подобными работами будут заниматься такие люди, как Брижинский и Киселев. Да-да, они оба сдвинутые. Каждый по-своему. Ну, у Брижинского, допустим, все просто: у него обычная, элементарная жажда денег и власти. А вот с Киселевым — сложнее. Почти все талантливые люди в чем-то ненормальны. Ради своих идей они нередко отказываются от личной жизни, которая, видите ли, отвлекает их от дела. И Витя не был исключением…

— Но с личной-то жизнью у него, вроде бы, все было в порядке… — заметил Андрей.

— Да, ему повезло, в него влюбилась его юная лаборантка. Он очаровал ее своей одержимостью и Таня отдавалась работе столь же самоотверженно… Ее смерть стала трагедией для него. Мне даже странно, что он со временем смог вернуться к нормальному образу жизни, — Розалия Николаевна задумалась.

— Вам трудно говорить на эту тему?

— Нет, все нормально. Понимаете, у нас были, можно сказать, мировоззренческие разногласия. Витя считал, что организм человека нуждается в совершенствовании, что физические возможности человека отстают от потребностей его разума… — Розалия Николаевна с грустью посмотрела на Андрея. — Такой, понимаете ли, своеобразный трансгуманизм, входящий нынче в моду. Вы вот не помните, что в шестидесятых годах много писалось и говорилось не только об освоении Космоса, но и об Океане!.. Акваланги, батискафы, глубоководные скафандры… Это всё так поражало воображение! А сейчас все талдычат: годы застоя, годы застоя! Это сейчас — годы застоя! Во всяком случае, в науке…

Андрей молчал, боясь, что если он прервет поток красноречия Розалии Николаевны, то она может замкнуться и вовсе перестать рассказывать. А в нем еще теплилась надежда, что среди известных ему фактов промелькнет и что-нибудь интересное.

— Вы думаете — сбрендила старушка, потому и думает, что небо было голубее, а вода — мокрее… — Розалия Николаевна заговорила быстрее. — Но тех времен не выкинуть из истории! Тогда были разработаны дыхательные смеси, которые позволяли опускаться без жестких скафандров на огромную глубину. Тогда же были разработаны молекулярные мембраны, пропускающие кислород из воды. Ну, чем не искусственные жабры?! Кстати, вы знаете, что первая попытка подсадить жабры человеку была совершена в России ещё в 1903 году, то есть задолго до публикации романа Александра Беляева «Человек-амфибия»? Короче, Витя меня тогда всем этим очень увлек. У нас даже нечто вроде романа намечалось, до появления этой… Татьяны. Знаете про неё, наверное?

— Похоже, не так уж много…

— Впрочем, дела это не касается. Меня, в те годы, поразил факт сокращения публикаций на эту тему, и уже тогда закрадывалась мысль, что разработки продолжаются секретно… Не потому ли прекратились конференции по освоению Океана?! А ведь мечта Александра Беляева в наши дни вполне может быть реализована!

— Вы это серьёзно? — вполне искренно спросил Андрей.

— Вы слышали о трансгенных животных?

— Порой не хватает времени даже новости по ящику посмотреть…

— Понимаю… — Розалия Николаевна помолчала. — Видите ли, органов для трансплантации катастрофически не хватает. Поэтому многие бились над преодолением тканевой несовместимости между людьми и животными. Чтобы можно было пересаживать органы животных людям. То есть создать человека-амфибию, водяного, русалку, берегиню! Да-да именно создание людей-амфибий, ихтиандров и ихтигиней было его заветнейшей мечтой!..

— Но разве это было реально в те годы? — пробормотал Андрей.

— Работу Киселева курировали военные, — перебила его Розалия Николаевна. — А они тогда были не то что сейчас… Тогда наше военное ведомство было богато и всемогуще!.. Вспомните, хотя бы то, как финансировалась космическая программа!.. Кстати сейчас фридайверы погружаются на двухсотметровую глубину, задерживая дыхание более чем на десять минут. Слышали про Наталью Авсеенко?

— Но для этого фридайверы входят в особое состояние, — напомнил Андрей. — Что-то такое связанное с альфа-ритмом мозга…

— Главное, Витя не понимал, что, если бы появились люди-амфибии, они бы использовались прежде всего в военных целях.

— Специалист — подобен флюсу… — согласился Андрей.

— Да, Прутков был прав, Витю не интересовало ничего, кроме науки, — Розалия Николаевна грустно вздохнула. — Но наши недостатки — продолжение наших достоинств. Именно одержимость и привела его к результатам. Ну, и, конечно, — поддержка его Татьяны…

— А вы не думаете, что Татьяна была для него своего рода подопытным кроликом? — спросил Андрей.

— Нет, что вы… Он любил её…

— Разве кошка, по-своему, не любит мышку?! Ведь мышка способна удовлетворить чувство голода…

— О чем вы?.. — Розалия Николаевна с удивлением посмотрела на Андрея.

— Не слушайте меня… — Андрей торопливо встал и направился к выходу. — Извините, мне пора. Я еще позвоню…

— Да, конечно… — растерянно сказала Розалия Николаевна…

До Аркадия Петровича Андрей дозвониться не смог. Мобильник юриста был заблокирован, а дома, видимо, никого не было.

Андрею было невыносимо одиноко и так хотелось излить кому-то душу!.. Но кому? Широкову? Не настолько он был близок с ним, чтобы делиться всем, что столько лет терзало его. Не понял бы его сейчас и Сергей. Да и помочь он все равно ничем не смог бы. Сергей, несмотря на свою внешнюю солидность, словно застрял в подростковом возрасте, хотя Андрей и понимал, что образ «своего в доску парня», является для Сергея имиджевым, своего рода маской. Никому не было известно, каков был на самом деле боевой товарищ, с которым Андрею довелось побывать во многих переделках.

Андрей подошел к окну, и некоторое время смотрел на ночную Москву. Он жил на двенадцатом этаже нового дома, построенного в виде замка, с башенками и бойницами, недалеко от стадиона «Динамо».

На стадионе недавно закончился футбольный матч, и толпы болельщиков шли мимо конных милиционеров в сторону станции метро.

«Завтра опять все будет завалено лошадиным дерьмом, — с тоской подумал Андрей. — Как когда-то в нашем мире, до начала ремонта стадиона «Динамо». Как можно так бездарно тратить время, когда в мире накопилось столько проблем?! Пара десятков мужиков гоняют по полю мяч, а миллионы наблюдают за этим. В то время, как человечество вползло в глобальный кризис. Неужели человек подобен страусу, зарывающему голову в песок во время опасности?!»

Андрей закурил и еще раз попытался связаться с Завесой.

И снова — неудачно…

Андрей вдруг понял, что на протяжении всего вечера не раз возвращался мыслями к этому загадочному сотруднику «Феникса». Почему, работая с Аркадием Петровичем бок о бок, он так ничего толком и не знал о нем? При этом, что-то объединяло их. Может быть, одиночество?..

Около одиннадцати ночи Андрей позвонил Широкову.

— Павел Иванович, извините, но я хочу знать имя моей жены, — без вступления сказал Андрей. — Ну… в том мире, откуда я…

— Понял… — голос у Широкова был усталый и хриплый. Видимо, Андрей разбудил шефа.

— Еще раз простите, за поздний звонок, но это не сиюминутная блажь! Это нужно для дела!..

— Да все я понимаю… — Павел Иванович замолчал.

— Её звали Таней?

— Нет, Андрюша, её звали не Таней. Аркадий мне рассказал про разговор с тобой… Я теперь тоже всё знаю и про Клинику, и про доноров…

— Не могу себе простить, что раньше не додумался! В нашем мире всего этого просто быть не могло! Но там могла остаться живой Таня. Может быть, это все-таки она?!

— Прости, но это не так, — Широков помолчал. — Я не знаю, как звали твою жену в том мире, ты об этом почему-то так и не сказал во время сеансов. Но её звали не Таней и не Ингой.

— Может быть, в том мире Таня была всё-таки жива? — растерянно спросил Андрей.

— Не знаю, но в вашем мире, похоже, слава Богу, не додумались выращивать доноров-дебилов в женском чреве. Там, скорее всего, пошли по пути трансгуманизма…

— А это ещё, что за хрень?

— Ну, создание интерфейса мозг-компьютер, замена органов, а в перспективе, и всего тела тончайшими механизмами, использование нанороботов для чистки сосудов, ликвидации канцерогенных клеток и, прежде всего, для ремонта внутренних органов… Киборгизация, одним словом, как о том писали фантасты ещё полвека назад…

… На следующее утро Андрей явился в «Феникс», совершенно не выспавшимся.

— Аркадия сегодня не будет, — сказал Широков, в начале утренней летучки. — Захворал он что-то. Сказал, что ему надо пару дней отлежаться.

— А мне Киселев звонил, — сообщил Саша. — В полдень он с Ингой и всей свитой прибывает в Шереметьево. Ждет меня с Андреем в Аэропорту.

— Предчувствие у меня… — сказал Широков. — Не то, чтобы нехорошее, но все-таки… Так что вы там, среди верблюдов, пирамид и кораллов всё-таки поосторожнее…

Часть пятая.

В Красном море

1. В тени пирамид.

2005 год. Август

Комфортабельный Боинг подлетал к Каиру.

Инга сидела рядом с иллюминатором. Возле нее располагался Виктор, затем — Андрей с Сашей. Сзади сидел капитан Жора, а спереди трое телохранителей из команды Кисилевых..

— Наш авиалайнер подлетает к столице Египта Каиру! — объявила стюардесса. — Просим пристегнуть ремни!..

— Почему вы отменили сеанс массового оздоровления? — спросил Андрей Виктора. — Боялись непредвиденных эксцессов?

— После стычки в бассейне не хотелось рисковать…

— Вы так боитесь людей Легата?

— Это были не его люди, — в голосе Виктора чувствовалась усталость. — Похоже, нами заинтересовался кто-то еще. И у этих людей, по всей видимости, большие возможности…

— Ну… тогда у вас никаких денег не хватит, чтобы отмазаться, — протянул Саша.

— К счастью, Инга им нужна живая. — Виктор осторожно взял руку девушки и поцеловал ее. — Да и я, судя по всему, тоже…

В предпоследний вечер перед соревнованиями Андрей и Саша сидели в номере гостиницы и просматривали видеоматериалы, отснятые в Египте. Группа провела в Каире и его окрестностях уже три дня. Экскурсии в Гизу, Карнак и Луксор, фотографирование на фоне пирамид, восточных лавочек и прочих достопримечательностей Египта — все это занимало почти весь день. На сон оставались считанные часы.

Все происходящее Андрей снимал любительской видеокамерой, а по вечерам внимательно просматривал отснятые материалы.

— Надеюсь, ты понимаешь, что меня интересуют не храмы и не пирамиды, — говорил Андрей Саше. — Меня интересуют дяди и тёти, окружающие Виктора и Ингу. Надо фиксировать и местных жителей, и случайных попутчиков, среди которых могут быть и не совсем случайные…

— Как я понимаю, пока подозрительных лиц вокруг Инги и ее дядюшки, вроде бы, не наблюдается? — спросил Саша.

— Ой, не знаю!.. — Андрей выключил камеру и положил её в футляр. — Надеюсь, ты прав, но бережёного, как известно, Бог бережёт…

Солнце зашло за горизонт, и вокруг пирамид вспыхнули прожектора, подсвечивающие древние памятники на радость многочисленным туристам. Особенно много иностранцев толпилось рядом с Большим Сфинксом. Здесь, неподалеку от пирамиды Хеопса, Инга открылась Андрею с совершенно неожиданной стороны.

— Вы знаете, какая из пирамид самая древняя? — спросила она, когда члены российской делегации сели, наконец, перекусить в небольшом кафе.

Этого не знал никто.

— Самой древней считается ступенчатая пирамида Джосера, первого фараона третей династии… — голос Инги колокольчиком разносился далеко вокруг, привлекая внимание туристов из России. — А вот знаменитые Большие Пирамиды не самые древние. Удивляет другое: высота пирамиды Хеопса равна миллиардной доле расстояния от Земли до Солнца, а длина стороны ее основания соответствует среднему количеству дней в году…

— Не понял, — прервал Ингу Саша. — Я могу понять определение «среднее расстояние до Солнца», но как понять «среднее количество дней в году»?

— С учетом вытянутости земной орбиты, по которой наша планета движется с разной скоростью, а также високосного года, — пояснила Инга. — Сторона основания пирамиды Хеопса равна З65 с четвертью египетских локтей…

— С ума сойти! — Саша несколько раз хлопнул в ладоши. — Даже четверть локтя учли!

— Но откуда они могли знать всё это? — вмешался в разговор Андрей.

— Возможно, египетские жрецы переняли знания от пришельцев, — ответила Инга. — А может быть и от более древних цивилизаций…

— У атлантов что ли? — насмешливо спросил Саша.

— А вот с этим, молодой человек, осторожнее, — вмешался в разговор Виктор. — Инга немало знает об Атлантиде, и если вы затронете эту тему…

— Нет уж! — завелась Инга. — Что вы, собственно, знаете об Атлантиде?! В папирусе эпохи фараона Сентэса описана экспедиция «на Запад» с целью отыскания «страны атлантов»? То есть почти семь тысяч лет назад египтяне пытались найти Атлантиду! А Геродоту жрецы сообщили, что история Египта началась за одиннадцать с половиной тысяч лет до его, Геродота, визита. То есть примерно тринадцать тысяч лет назад! Пустоты пирамиды Хеопса, которая, как считают многие учёные, вовсе не является гробницей, составляют до двадцати процентов массы пирамиды. А обследован на сегодняшний день только один процент… — Инга встала из-за стола. — Впрочем, в атмосфере скепсиса я продолжать разговор не намерена. Если кто хочет получить полноценную информацию, прошу вечером в гости. — Инга многозначительно взглянула на Андрея…

Вечером, после долгих колебаний, Андрей отправился в номер Инги и Виктора.

— Я хотел бы получить консультацию, — с порога заявил Андрей, входя в незапертую дверь.

— Милости прошу! — из ванной комнаты появился Жора, со стаканом в руках. — Инга и Виктор придут с минуты на минуту. Нашей русалке вздумалось погулять. Пиво будешь?

— Спасибо, не откажусь, — получив запотевшую бутылку пива из холодильника, Андрей осторожно присел в кресло. — А почему дверь открыта?

— А кого бояться? — Жора залпом опрокинул в себя содержимое стакана, и наполнил его заново. — Наше сокровище гуляет с шефом и охраной, акваланги на «Атлас» погружены, так что можно немного расслабиться.

— Это правда, что ты был капитаном «Мурены»? — спросил Андрей, отпив пива.

— Значит, Инга тебе и об этом сообщила? И когда она только успевает? Ведь вы оба под постоянным контролем!..

— А может, между нами телепатическая связь…

— Учитывая твое знакомство с ее прототипом, допускаю… — Жора отпил глоток пива, пристально глядя в глаза Андрея.

— А ты, как посмотрю, неплохо осведомлен… — Андрей не отвел взгляда.

— Я был самым доверенным лицом Киселевых. До вашего появления… И намерен, кстати, им оставаться… — последнюю фразу Жора произнес с нажимом.

— Я не вмешиваюсь в расстановку сил в окружении Киселевых, — спокойно сказал Андрей. — Хотя, не скрою, многое мне не нравится…

— Например?

— Как ты увиваешься вокруг Инги…

— То же самое я мог бы сказать и о тебе, — Жора вдруг вскочил с кресла, распаляясь прямо на глазах. Видимо, ранее он успел «принять» кое-что покрепче пива.

— У меня как бы и прав больше, — спокойно ответил Андрей и поднялся во весь свой немалый рост.

— Это почему же? — Жора, который не доставал Андрею до плеча, слегка остыл.

— Ты же сам только что сказал, что я имел знакомство с ее прототипом…

— Но Инга — самостоятельная личность! — слегка заплетающимся языком заявил Жора. — Она не имеет ничего общего с той… Татьяной!

— Прямо-таки ничего?

— Ничего кроме внешнего сходства! — окидывая хмельным взглядом помещение, Жора явно высматривал предмет, который он мог бы использовать в качестве оружия.

— Ты в этом уверен? — Андрей напрягся, готовясь к любой неожиданности.

— Абсолютно!.. — Жора схватил с тумбочки настольную лампу и, треснув ею о стену, разбил плафон и лампочку. Затем он нажал на выключатель и, таким образом, мгновенно вооружился неким подобием электрошокера.

— Тогда я знаю о ней больше, чем ты… — спокойно сказал Андрей, приготовившись к нападению.

Жора сделал обманное движение, но Андрей даже не шелохнулся.

Тогда Жора выставил перед собой импровизированный шокер и ринулся на бывшего спецназовца.

Однако, Андрею и теперь удалось предугадать маневр противника. Он отскочил в сторону и Жора врезался в стену. Возможно, не последнюю роль в этом сыграло не совсем трезвое состояние капитана «Ассоль», но скорее всё-таки сработал профессионализм Андрея.

С проклятьями Жора сполз по стене на пол…

— Этого только не хватало!!! — в комнату влетела Инга. За ее спиной маячил запыхавшийся охранник, перед носом которого девушка захлопнула дверь.

— Вовремя ты, однако… — тяжело дыша, проговорил Андрей.

— Не хватало нам только петушиных боев! — Инга, мгновенно оценив ситуацию, выхватила из рук Жоры разбитую настольную лампу.

— Я что, я — ничего… — растерянно лепетал капитан, вытирая нос, разбитый в кровь.

— Жора, тебе пора спать! — сказала Инга совсем другим голосом.

И тут Андрей впервые смог пронаблюдать силу чар Инги.

— Да, конечно… — пробормотал Жора, хлюпая носом.

— Иди ложись, — строго сказала Инга.

Жора, ни на кого не глядя, направился к двери.

— Утром я тебя позову, — чуть мягче добавила Инга.

Не говоря ни слова, Жора походкой зомби вышел из номера.

— Как ты его, однако, — Андрей встряхнул головой, пытаясь рассеять дурман.

— Ты забываешь, из какой он компании. Кроме того, он действительно влюблен в меня. Потому мне и удалось так легко обработать его. С вашим братом только так и надо…

— Со всеми? — Андрей попытался обнять Ингу.

— Сейчас придет Виктор!.. — Инга торопливо чмокнула Андрея. — И до чего же вы все одинаковые! Вас хлебом не корми, дай только почесать кулаки из-за бабы!

— Прости, я не знал, что Жора входит в состав твоего гарема.

— А ты, дорогой мой Отелло, — пережиток патриархата!.. — Инга торопливо поцеловала Андрея в губы и села в кресло.

В это время в комнату ворвался запыхавшийся Виктор.

— А вот и еще один пережиток, — спокойно сообщила Инга и допила пиво из стакана Андрея.

— Ты чего вдруг так припустила?! — отдышавшись, спросил Виктор.

— Тут рыцарский турнир намечался, — сообщила Инга. — Наш бравый капитан пытался доказать, что самым-самым непобедимым альфа-самцом является именно он…

— А тебе, похоже, это нравится? — Виктор тяжело опустился на диван.

— Нормальная ситуация… — Инга кокетливо взглянула на Виктора. — Какой самке не нравится, когда самцы из-за нее кровь друг дружке пускают? Испокон веков так повелось: женщина всегда дарила себя сильнейшему. То есть победителю. От более сильного, ловкого и умного самца и потомство лучше…

— Не старайся казаться циничнее, чем ты есть. — Виктор вздохнул и улегся на диван. — Извините её, Андрей. Она, вероятно, волнуется перед соревнованиями. Намаялся я с ней сегодня…

— Мне иногда тоже бывает страшновато рядом с ней, — пробормотал Андрей.

— Не бойся, я не всегда могу угадывать мысли, — успокоила его Инга. — Для этого надо быть настроенной, как бы на определенную волну. Просто я знала, что ты можешь прийти, потому и старалась чувствовать тебя. А наш бравый капитан все не уходил… Под всяческими предлогами. Он действительно страшно ревнует…

— На каком основании?

— Догадайся с трех раз…

— Вы не обижайтесь на нее, Андрей. — подал голос Виктор. — Она любит эпатировать. И упаси Боже, начать разговор о феминизме!

— Нашего гостя интересуют мифы о Гильгамеше и алхимические знания древних, — Инга усмехнулась. — Поэтому я не собираюсь пудрить ему мозги манифестами феминисток. Хотя, на мой взгляд, в них немало полезного…

— Не понял, — сказал Андрей. — При чем тут алхимия?

— А при том!.. Алхимики занимались поиском философского камня, который не только превращал свинец в золото, но и, в частности, дарил бессмертие…

— С вами не соскучишься, — чтобы скрыть волнение Андрей налил в стакан пива и залпом выпил его. — Но, вы правы: я знаком с материалами по проекту «Гильгамеш», и даже про Брижинского немало знаю…

— Ладно, замнем, для ясности, — торопливо сказала Инга. — Цикл лекций на эту тему занял бы всю ночь, но это не входит в мои планы. Пойдем…

Андрей невольно взглянул на Виктора и с удивлением обнаружил, что тот спит.

Или притворяется, что спит…

Андрей пребывал в полной растерянности. Впервые он остался с Ингой наедине. В ее комнате. Ночью. Один на один.

Он не знал, что делать и очень боялся обидеть девушку неосторожным словом, или действием. Он вообще, чувствовал себя словно подросток на первом свидании.

— Закрой глаза, — прошептала Инга. — И доверься мне. Все будет хорошо…

— Что ты со мной, как с маленьким? — буркнул Андрей.

— Просто ты сейчас можешь все испортить, — ласково сказала Инга. — Ты можешь перестать быть самим собой. От волнения. Так бывает…

Инга подошла к тумбочке, и вытащила из ящика небольшой пузырек, наполненный прозрачной жидкостью.

— Выпей… — Инга вылила содержимое пузырька в стакан, добавила немного минеральной воды без газа и протянула Андрею.

— Что это? — Андрей с подозрением понюхал содержимое стакана.

— Не бойся, — Инга взяла из рук Андрея стакан и отпила несколько глотков. — Это настойка, изготовленная по старинному рецепту…

Андрей залпом выпил снадобье и, при этом, чуть не поперхнулся. В неведомом зелье явно было спиртное.

— Вначале у тебя слегка закружится голова, — донесся до него словно из другой вселенной голос Инга. — И не обращай внимания на резь в глазах. Скорее всего, появится несколько слезинок, но это нормальная реакция организма… Закрой глаза…

Андрей послушно закрыл глаза…

— Я сама толком не знаю, как это получается, — раздался голос Инги. — И ты сейчас не пытайся понять… Ты слышишь шум моря?

Андрей прислушался, и действительно услышал отдаленный шум прибоя. Словно он, как когда-то в детстве, приложил к уху морскую раковину…

— Мы на берегу моря… — прошептала Инга. — Слышишь?.. Шум волн нарастает… Слышно даже шипение, с которым волны откатывают с остывающего после дневного жара песка…

— Слышу… — шепнул Андрей.

— Теперь представь, что ты открыл глаза, — продолжала Инга. — Но не здесь, а там, на берегу… Открывай, глаза…

Андрей открыл глаза и увидел рядом с собой Ингу, с тревогой смотрящую на него.

— Ты видишь море? — спросила Инга и взяла его за руку.

Андрей перевел взгляд и…

… увидел море. Солнце уже приближалось к горизонту, и облачное небо пылало золотистым жаром заката…

Вдали лиловели горы. Волны мягко выкатывались на берег. Словно ожило одно из полотен Айвазовского.

И вдруг он увидел далеко в море женскую фигурку, в развевающемся светлом платье… Женщина словно парила над волнами, быстро перемещаясь вдоль берега.

— Бегущая по волнам… — едва слышно прошептала Инга. — Я очень люблю Грина, но я не это сейчас хотела показать. Видишь вдали Зурбаган?

— Тот прибрежный городок?

— Да, он самый. А корабль видишь?

Приглядевшись, Андрей заметил у кромки горизонта бриг. Его паруса подсвечивали пурпурные лучи солнца, выглянувшего из-за туч.

— Алые паруса?! — шепотом спросил Андрей, боясь развеять чудесное видение.

— У тебя получилось! — Инга обвила шею Андрея крепкими руками и горячо поцеловала. — Я боялась, что не получится!.. Теперь будет легче!..

И Андрей увидел над собой гигантские паруса из алого шелка. Они были полны ветра. За штурвалом — стоял человек в широкополой шляпе, похожий на него, Андрея.

— Я почему-то всегда представляла капитана Грея похожим на тебя, — прошептала Инга. — Ассоль же с самого начала была похожа на Таню. То есть и на неё и на меня, какою я стала теперь, когда выросла…

Алые паруса и капитан Грей растаяли в закатном буйстве красок.

— А теперь ты увидишь, каково Мироздание на самом деле, — прошептала Инга. — То, что нас окружает, лишь крохотная и далеко не самая яркая его крупица!.. В какой-то степени это, своего рода, одна из бесчисленных иллюзий. Индусы называли её Майя…

И они полетели.

Это был совершенно безумный, неописуемый полет, сопровождаемый неистовством света и красок, линий и форм, смутных видений и неестественно реальных образов. Они летели сквозь сверкающие тоннели, в стенах которых мириадами пор мелькали бесчисленные ответвления во все новые и новые разнообразные миры. Иногда они неожиданно сворачивали в эти ответвления и летели по совершенно невообразимым просторам, заполненным новыми красками и формами, сплетающимися в сложнейшие фигуры, наподобие фрактальных узоров, синтезируемых компьютерными программами…

От фантастического буйства красок и пространств, от чрезмерно быстрой смены впечатлений мозг отказывался работать, воспринимать все это многообразие пролетающих мимо вселенных…

Потом полет несколько замедлился и Андрей начал успевать рассматривать пролетающие мимо светила. Иногда он вместе с Ингой проносился над безжизненными, скалистыми астероидами, или гигантскими песчаными барханами более крупных планет. Затем они вновь ввинчивались в спирально закрученные пространства, чтобы, преодолев их, выноситься на зелено-голубые просторы инопланетных лугов и лесов, или под багряно-лиловые тучи со сверкающими меж ними разрядами молний…

Время от времени их полет замедлялся до парения, а иногда они плыли над хрустальными подводными сооружениями, между которыми плавали фантастические полупрозрачные, слегка светящиеся существа, похожие одновременно и на медуз, и на драконов, и на глубоководных рыб земных океанов…

И здесь, в таинственных глубинах океанов далеких планет, Андрей совершенно другими глазами увидел Ингу, грациозно проплывающую между полупрозрачными строениями, украшенными разноцветными кораллами. А может быть, это были и не кораллы вовсе, а окаменевшие подводные цветы иного мира?..

Россыпи крупных разноцветных жемчужин и драгоценных камней, самых разнообразных оттенков, были вкраплены в хрустальные колонны, арки и своды фантастического подводного города, который словно парил над далеким загадочным дном океана. Между невесомыми строениями проплывали стайки рыб, напоминающих пестрых рыбок земных коралловых рифов. Они кружили в хороводе, вокруг обнаженной Инги, пока она опускалась в глубину. Но темней в этой глубине, почему-то не становилось. Наоборот: свет словно источало дно этого волшебного океана. А может быть, даже светилась сама хрустально чистая вода…

Девушка опустилась на дно, покрытое пушистыми, слегка светящимися голубыми водорослями, среди которых встречались розовые, фиолетовые и алые растения, похожие на цветы. Впрочем, возможно, это были водоросли, или актинии…

Андрей не сразу разглядел, что разноцветные подводные растения, кораллы и моллюски растут не хаотично, а составляют чудесные орнаменты, словно дно океана покрыто необозримым живым ковром из водорослей. Нежные полупрозрачные лепестки растений ласкали обнаженное тело Инги, словно трепетные пальцы нежного, безумно влюбленного в прекрасную девушку юноши… Эти лепестки вытягивались, свивались в неописуемой красоты композиции, скручивались в изящные спирали, словно змеи, в брачном танце…

Инга томно застонала от наслаждения, доставляемого волшебным живым ковром, и…

… Андрей проснулся.

Рядом с ним лежала Инга и едва слышно стонала. Точно так же, как во сне, участником которого он только что был. А может быть, это был не сон? Может быть, астральные и прочие тонкие миры вовсе не мистика? Может быть, теперь, с помощью Инги, он сможет посетить и тот мир, из которого был переброшен сюда во время Нащекинского Феномена?!

Андрей смотрел на Ингу и противоречивые чувства обуревали его. Он одновременно любил её и ненавидел. Впрочем, не любить её было невозможно. Хотя бы за то, что она была так похожа на его Таню. Но Инга была более юной, прекрасной и влекущей, чем та его возлюбленная, которую он знал когда-то, в далёкой молодости. Но она не была Таней, его первой любовью. Он вдруг четко осознал, насколько Инга была иной.

Осторожно встав с кровати, Андрей вышел на балкон. В небе ярко светили звезды южных созвездий. Только в северной части небосклона он разглядел знакомое с детства созвездие Ориона. Чуть ниже, у самого горизонта, на одной линии с поясом Ориона, сиял Сириус. Серп молодой Луны едва освещал серебристо-пепельным светом долину Нила, с невысокими прибрежными пальмами и величественными силуэтами пирамид. Всё было так же, как тысячелетия назад, когда за Сириусом наблюдали жрецы Древнего Египта иерохонты. С тех пор пронеслись многие тысячи лет! Для землян это огромный отрезок времени, за который на нашей планете успели зародиться и исчезнуть десятки государств, развиться наука и техника…

«Боже мой! — думал Андрей, — ведь современной науке и технике всего несколько столетий!.. Что же будет через века, не говоря уже о тысячелетиях?!»

И ещё одна мысль возникла в сознании Андрея. Он вдруг вспомнил, что незадолго до Нащекинского феномена, в мире, откуда он был родом, по Северной Африке от Туниса до Египта начались революции. В Каире, на площади Тахрир, толпы египтян добились смены власти, которая положение в стране вовсе не улучшила. А здесь пока было абсолютно спокойно… Надолго ли?..

От всех этих мыслей у бывшего десантника разболелась голова. Впрочем, Андрей не исключал, что это было следствием своего рода похмелья, последовавшего после воздействия снадобья.

Андрей вернулся в комнату, лёг в постель и мгновенно уснул…

2. Виктор и Легат

В нескольких метрах от Андрея, за тонкой гипсолитовой стеной, облицованной местным, мелкоячеистым травертином, метался в холодном поту Виктор Киселев.

Уснуть бывшему генетику удалось только под утро. Возможно, из-за перемены климата здесь, в Каире, его по ночам мучили тревожные воспоминания.

В эту ночь он в который уже раз пережил памятное утро, когда начались события, приведшие к столь неожиданным последствиям…

В ту ночь, Виктор тоже не мог заснуть. Выглядел он уже достаточно измотанным, вот только седины на его висках еще не было.

Ничего не знавшая о зловещем звонке, Таня безмятежно спала рядом. Одеяло сползло вниз, обнажив плечи.

Часы пробили три, когда Виктор заботливо укрыл Таню и, осторожно встав с постели, прошел в комнату, служившую ему рабочим кабинетом. Затем он тщательно закрыл дверь, присел к столу и быстро набрал номер телефона. Ожидая ответа, он смотрел на фотографию, запечатлевшую его и Таню на берегу моря. Оба — в снаряжении дайверов, загорелые, жизнерадостные…

— Виктор? — спросил из телефонной трубки глухой невыразительный голос.

— Да, — сказал Виктор. — Я согласен на встречу…

Апартаменты, в которые он попал, были обставлены солидно, но без излишеств: на стенах — коллекция модных в те годы африканских масок, на персидских коврах ручной работы — старинное оружие. И много, очень много стеллажей с книгами.

Когда двое сопровождающих ввели Виктора в гостиную, навстречу ему с дивана поднялся сухощавый брюнет, лет тридцати пяти. Высокий лоб с залысинами, умные глаза, тонкие сжатые губы — все в этом лице говорило о незаурядном интеллекте и воле.

Кивком головы хозяин отпустил своих людей.

— Можете звать меня Легатом… Рад, что благоразумие в вас победило… — хозяин придвинул Виктору пепельницу. — Курите?

— Нет, спасибо…

— Не возражаете, если закурю?

— Сколько угодно. Себе ведь жизнь укорачиваете…

— Лучше тридцать лет орлом, чем триста вороном. — Легат с наслаждением затянулся. — Хотя, на мой взгляд, еще лучше триста лет орлом, не так ли?..

— Я ценю свое время, — напомнил Виктор.

— Знаю… Я, вообще, всё про вас знаю… — Легат покачал головой. — Крупный учёный и, при этом, — такое нищенское существование… Ведь в вашем институте нет даже средств на закупку необходимого оборудования!.. Не обидно?

— Вы не похожи на бескорыстного мецената…

— Внешность обманчива… Впрочем, вы правы. Во всяком случае, если речь идет об абсолютном бескорыстии. Оно предполагает, что все личные проблемы уже окончательно решены. А я пока не могу этим похвастать. Но, поверьте: не о себе пекусь! Человечество катится в пропасть и кто-то должен остановить всеобщую деградацию. Мало кто понимает, что лишь наука сможет спасти человека, как биологический вид. Наука нас во все современные тупики завела, она же из них и выведет.

— Когда-то на первом курсе института, я тоже так полагал… — Виктор взглянул на часы. — В светлом будущем все будет автоматизировано, а люди займутся подлинным творчеством. И тогда прогресс рванёт вперёд с удесятеренной скоростью и появится новый, совершенный человек, живущий в справедливом обществе, где все счастливы!..

— Поэтому-то я и хочу работать с вами, — Легат улыбнулся, демонстрируя безукоризненные зубы. — Я ведь знаю, что вы, как и я, считаете, что человек нуждается в совершенствовании. Как вид «homo sapiens». Сегодняшний человек обречен. Вспомните динозавров…

— И как же вы собираетесь его совершенствовать? — Виктор помолчал. — Селекцией, как куриц или свиней?

— Я не разбираюсь в научных тонкостях, но разве клонированием, к примеру, нельзя увеличить в населении процент интеллектуалов?!

— Утопия… Благими намерениями руководствовались и инквизиция, и большевики…

— А вы не задумывались, почему коммунисты зашли в тупик? — Легат закурил новую сигарету и продолжил. — Они не сумели воспитать «Человека Бескорыстного»! Даже в своих рядах!.. Может быть такова природа человека? Ни одна из мировых религий не смогла воспитать такого человека даже за тысячи лет!

— Инквизиция, наверное, была вполне бескорыстной, но друг идей легко становится врагом людей!

— Неплохо… — Легат улыбнулся. — Значит прогресс немыслим из-за несовершенства самой человеческой природы…

— Почему же… Вышли же мы, в конце концов, из пещер!.. Да и рабов, вроде, меньше наблюдается, чем, к примеру, в Древнем Риме…

— Раб — существо неистребимое, — Легат потер подбородок. — И для этого не обязательны цепи физические, то есть материальные…

— Я имел в виду — конкретно рабов Древнего Рима, или Америки.

— Я с детства любил научную фантастику, — помолчав, сказал Легат. — В ней часто упоминают о прогрессорах… А ведь прогресс идет крайне медленно, потому я и призываю вас ускорить его. К примеру, воспитать побольше гениальных социологов, или политиков…

— Даже если бы клонирование людей было бы возможно, оно вызвало бы непредсказуемые последствия. К примеру, вместо гениальных политиков, появились бы гениальные диктаторы, которые вновь ввергли бы человечество в пучину смут и войн! «Запроектировав» элитных полицейских, можно получить отпетых бандитов. А гениальные ученые могут создать новые виды оружия, или, к примеру, наркотики… Простите… — Виктор встал.

— Сядьте… — Легат снова закурил. — Неужели не понимаете, что выйти отсюда сможете лишь с моего разрешения?

Что-то в голосе Легата заставило Виктора сесть.

— Ваш коллега, Брижинский, считает, что, пересаживая органы от специально созданных доноров, можно будет продлевать жизнь неким избранным, — сказал Легат. — Вы никогда не задумывались над этим?

— Даже если бы это было возможным, ведь при этом будут погибать доноры!

— На протяжении всей истории часть людей всегда улучшала себе жизнь за счет укорачивания жизни других людей…

— Это уж слишком!.. — Виктор вновь поднялся из кресла.

— А как же любознательность, или честолюбие ученого? — Легат тоже встал. — Мы можем создать для вас практически идеальные условия! У нас есть соратники и в научной среде. Причём, не один Брижинский…

— Наши юридические и моральные нормы, конечно, несовершенны, но если и их не соблюдать — наступит полный бардак!.. — Виктор направился к двери.

— Мы еще вернемся к этому разговору, — устало сказал Легат. — И быстрее, чем вы думаете…

3. Фри-дайвинг

Российское судно «Атлас» с участниками международных соревнований вышло в Красное море. Андрей стоял на палубе, наблюдая потрясающей красоты закат, когда к нему подошел Виктор.

— Вам не кажется, что нам пора поговорить? — спросил бывший учёный. — Откровенно поговорить…

— Давно пора, — согласился Андрей. — В разумных пределах, естественно. Я имею в виду — откровенность…

— Да, конечно… — Виктор нахмурился. Чувствовалось, что ему нелегко было решиться на этот разговор.

Андрей внутренне сжался, предчувствуя недоброе.

— Я знаю, кто вы, — сказал, наконец, Виктор. — И почему проявляете интерес к Инге… Я почти сразу понял, что вы и есть тот самый Андрюша, о котором мне когда-то рассказывала Таня. — Виктор тяжело вздохнул. — Судя по всему, юношеское чувство, которому я, признаться, не придавал особого значения, запало вам в душу… Иначе, спустя столько лет, вы вряд ли узнали бы в Инге Таню. Именно это обстоятельство внушает мне надежду, что в вашем лице я имею надёжного союзника… — Виктор вопрошающе смотрел на Андрея.

— Для этого я должен знать всю правду.

— Право на правду надо заслужить, — сказал, после паузы, Виктор…

… Поздним вечером Таня торопливо шла по пустынной улице. Воротник ее серого плаща-болоньи был поднят. Левой рукой она прижимала к груди сумочку, а в правой — несла авоську с продуктами.

Виктор в тот вечер остался ночевать в лаборатории. Такое он проделывал часто. Таня знала, что очередной эксперимент действительно требовал его присутствия и собиралась, когда он вернётся домой, порадовать его домашними пельменями…

Когда под завывание ветра, скрипело дерево, или хлопала отставшая кровля, Таня вздрагивала, крепче прижимая к себе сумочку.

Неожиданно в квартале от родного подъезда, из-за угла появились две мужские фигуры. Таня остановилась и оглянулась в поисках случайного прохожего. Никого.

Она перешла на проезжую часть дороги.

— Или мы такие страшные?! — глумился приземистый квадратный амбал со лбом питекантропа.

— Кричи хоть до утра, Киса, никто и носа не высунет! — предупредил верила с перебитым носом. — Можешь и не рыпаться!

Таня обернулась, — еще один подходил сзади. Бритый наголо.

— Такое уж это место, — поддакнул, дурачась, Питекантроп.

— А может, и время такое, — предположил Длинный. — Впрочем, во все времена никто не хотел умирать.

— Во всяком случае — зазря… — поддакнул Питекантроп.

Таня бросилась в ближайший переулок, но Бритоголовый успел туда раньше. Длинное, почти до пят, пальто, почти не мешало его отточенным движениям.

Таня с отчаяньем смотрела на приближающихся насильников.

— Так-то лучше, киса, — ухмыльнулся Бритоголовый, щеку которого «украшал» глубокий шрам. — Спокойнее надо быть… И нервы беречь…

— Сама понимаешь — проще без шума, поигрывая кастетом, пояснил Коротышка, напарник Бритоголового. — Лучше уладим все полюбовно…

Трое бандитов окружили молодую женщину, тесня ее в подворотню. Неожиданно Бритоголовый сделал резкий выпад, схватил Таню за талию и поднял в воздух.

Она закричала, отбиваясь руками и ногами. Тут же к ней подскочил Длинный и зажал рот. Таня забилась в руках Бритоголового еще сильнее, а ее сдавленный крик стал даже громче.

— Ишь, какая непослушная! — хватая ее за ноги, возмутился Питекантроп. — Так и норовит схлопотать…

Неожиданно дикий вопль огласил пустынную улицу. Причем вопил мужчина.

— Так ты кусаться?! — Длинный ударил девушку наотмашь по лицу и вновь зажал ей рот. — А ведь я могу и разозлиться! — сообщил он переставшей сопротивляться Тане. — Тогда, в самом деле, придушу!

Насильники затащили девушку в подворотню, и некоторое время оттуда доносились ее сдавленные крики и шум борьбы.

— Сучка! — шипел Бритоголовый. — Заткнись и не рыпайся!..

И в это мгновение произошло то, что вряд ли могли предположить нападавшие: в руке у Тани появился пистолет. Она все-таки сумела вытащить его из сумочки.

Еще через мгновение прогремел выстрел, и один из верзил упал.

Таня прислонилась спиной к сырой, облезлой стене, опустила руку с пистолетом и медленно сползла на пол.

Довольно долго она сидела на корточках, плотно прижавшись спиной к стене. Потом ее стошнило…

Инга металась в кошмарном сне. Внезапно она открыла глаза и села. Огляделась, узнала каюту и пришла в себя. Потянулась к тумбочке, взяла трясущейся рукой стакан воды и попыталась пить. Зубы стучали о край стакана, но она все-таки отпила несколько глотков.

Дверь в каюту открылась, и в дверном проеме появился Виктор.

— Опять? — Он подошел к кровати.

— Уже прошло… — Инга хотела улыбнуться, но не получилось. — Боюсь, еще немного — и я не выдержу!.. Это даже не наваждение!.. Ты не представляешь, какой это ужас! Словно я всё это сама пережила!!!

— Успокойся, — Виктор достал из кармана халата упаковку таблеток и, выдавив парочку, протянул Инге.

Девушка судорожно проглотила таблетки и запила водой.

— Спасибо… — Инга поставила стакан на тумбочку и откинулась на кровать. — Я опять кричала?

— Нет… Просто я уже чувствую, когда у тебя это начинается…

— Теперь уже все нормально, иди… — Инга натянула простыню почти до подбородка.

— Ты уверена? Может, отменим твое участие?

— Не знаю… Утром решим. Мне и вправду… хочется спать…

— Все, ухожу… — Виктор поцеловал Ингу в лоб и вышел из каюты…

Празднично украшенный флагами «Атлас» едва покачивался на ленивой пологой волне. На восходе солнца стих последний ветерок, и к десяти утра термометр уже показывал тридцать пять градусов по Цельсию.

На верхней палубе руководители чемпионата по фри-дайвингу разобрались, наконец, с журналистами и телеоператорами, а врачи — с участниками и тренерами. На корме, под тентом, спонсоры принимали благодарности организаторов соревнований. Настроение у всех было приподнятое, и, как это всегда бывает перед соревнованиями, слегка нервозное.

В отдалении видны были катера морской полиции Египта и Израиля, очертания их струились в жарком и влажном воздухе Красного моря. На вспомогательных катерах и шлюпках готовили мобильные подводные прожектора, кино и видеокамеры. Аквалангисты и спасатели в последний раз проверяли оборудование.

В рубке израильского полицейского катера были открыты все иллюминаторы. Высокий пухленький толстячок в шортах цвета хаки и белой панаме укреплял треногу небольшого телескопа.

У его ног светловолосая девушка в бикини и наушниках настраивала микрофон направленного действия с лазерным наведением. Пока же магнитофон фиксировал обрывки чужих разговоров, не связанных между собой, и она заливисто смеялась, — случайные сочетания иногда создавали перлы юмористики.

Виктор в майке и шортах прохаживался среди тренеров. Андрей помогал аквалангистам, контролирующим соревнования, надеть снаряжение. Начинался самый ответственный этап: в морскую пучину отправлялись самые сильные спортсменки.

Инга стояла на кормовой площадке в открытом оранжевом купальнике. На шее, как всегда, — любимое ожерелье, на ногах — ласты, в руках — маска. Выглядела она совершенно спокойной.

На поверхности воды появилась молодая мускулистая ныряльщица.

— Лилиан Линч! Великобритания! — объявил голос из громкоговорителя. — Глубина — сто семьдесят метров! Приготовиться Инге Киселевой!

Продемонстрировав окружающим голливудскую улыбку, Инга надела маску. И уже из-под неё посмотрела на Андрея, надеясь, что теперь направление ее взгляда окружающим не будет видно. Затем она подняла руку, фиксируя свою готовность, и повернулась к судьям.

Ведущий соревнования судья рубанул флажком воздух: «Можно»!

Инга махнула рукой Виктору, напряженно следившему за каждым ее движением, и прыгнула в воду…

Не выпуская из рук груз, она быстро погружалась в воду. Мимо проносились стайки рыб. Вдали, сквозь толщу воды, можно было разглядеть наблюдателей-аквалангистов и операторов кино и телевидения.

Инга взглянула на светящийся циферблат часов, на котором находился и указатель глубины. Она плыла под водой уже более минуты.

Постепенно становилось все темнее. Далеко позади остались и сопровождающие спортсменов аквалангисты, и телекинооператоры… Впрочем, на склоне подводной горы еще встречались телеметрически управляемые видеокамеры с прожекторами…

Виктор смотрел на часы.

— Пять минут, сорок шесть секунд! — объявил голос из громкоговорителя. — Инга Киселева пошла на рекорд! Это невероятно: наши наблюдатели сообщают, что она продолжает погружение! Но ведь необходимо еще время на всплытие!

Все посматривали на Виктора, который выглядел невозмутимым.

— Шесть с половиной минут! — профессионально возбуждаясь, кричал комментатор. — Инга Киселева продолжает свое феноменальное погружение! Если верить показаниям приборов, она приближается к отметке в двести метров!!! — последовала пауза и шуршание листов бумаги. — Такого даже мужчины!.. — комментатор замолчал, знакомясь, видимо, с последними данными, но тут же продолжил. — Этого просто не может быть!!! Инга Киселева продолжает спуск!!! Но ведь там даже нет наблюдателей!..

Виктор, нахмурившись, посмотрел на часы, стараясь игнорировать множество направленных на него взоров….

Инга плыла в темноте, глядя немигающими глазами в мрачную глубину. Она еще была слегка освещена лучами прожекторов, оставшихся далеко наверху. Движения ее были ритмичными, но какими-то механическими, словно плыл не человек, а робот.

А в памяти вновь всплывали странные и страшные эпизоды не её прошлого. Это были видения, являющиеся финалом ночного кошмара…

… Таня, тяжело дыша, стояла в подворотне. В ее дрожащей руке по-прежнему была зажата сумочка, из которой она несколько минут назад достала оружие. Перед ней — стояли Бритоголовый и Длинный. Они словно впали в ступор.

Таня несколько раз перевела взгляд с трупа Питекантропа на живых бандитов, затем посмотрела на пистолет, валявшийся на земле, в шаге от нее.

Фигуры бандитов замерли в ожидании. Тане ничего не стоило схватить оружие, но она не смогла сделать этого. Выглядевшая лет на пять старше сегодняшней Инги она смотрела невидящим взглядом на оставшихся в живых мордоворотов, затем словно сомнамбула пошла на Бритоголового и Длинного. Те машинально расступились, и лишь оказавшись за ее спиной, не сговариваясь, набросились на женщину.

Бритоголовый обхватил ее сзади и — зажал рот. Длинный ударил Таню кулаком в живот. Бритоголовый разжал руки и Таня, ловя ртом воздух, опустилась на землю.

Несколько минут они били ее ногами.

Сначала Таня пыталась прикрывать лицо, стонала, потом умолкла и больше не двигалась. Когда около ее головы образовалась лужица крови, Бритоголовый схватил за плечо Длинного.

— Чего? — хрипло дыша, огрызнулся подельник.

— Ещё жива. — Бритоголовый носком ботинка повернул лицо Тани, вгляделся.

Вместо лица была кровавая масса. Боевики переглянулись.

— Перестарались… — Длинный поднял с кафельного пола пистолет, осмотрел его и сунул в карман.

В отдалении раздался шум автомобильного двигателя.

Бандиты переглянулись и вышли из подворотни на улицу. Она по прежнему была пуста. Неторопливым шагом подонки отправились подальше от кровавого подъезда…

Хмурого Виктора обступили журналисты и телерепортеры.

— Вашей фирмой разработан новый вид кислородного коктейля? — бойко вопрошала остроносая журналистка, подсовывая ему микрофон.

— Как вам удалось сохранить в секрете свои сенсационные разработки? — перекричал всех телерепортер, наводя на Виктора портативную телекамеру. — Вы не могли бы подробнее об этом?

Виктор молчал, стараясь сохранить остатки самообладания. Наконец, он не выдержал и, не обращая внимания на журналистов, пробился к солидному, лысоватому распорядителю соревнований.

Андрей наблюдал за действиями Виктора и старался находиться поближе к нему. Распорядитель соревнований выслушал Виктора, затем попытался что-то возразить, но, в конце концов, раздраженно махнул рукой и отдал в портативную рацию какие-то указания.

Виктор подбежал к борту и спрыгнул в люк небольшой субмарины, покачивавшейся рядом с кораблём. Андрей едва успел прыгнуть следом.

Когда люк был задраен, субмарина начала погружение…

Виктор и Андрей встревожено вглядывались в сегменты подводного мира, тускло освещенные прожекторами субмарины.

— Двести метров, — объявил пилот по имени Самуил. Он лишь десять лет назад стал гражданином Израиля, а до переезда жил в Одессе и потому прекрасно владел русским языком.

— Продолжаем погружение, сказал Андрей.

— Она уже мертва!.. — пробовал возразить бывший одессит.

— Опустимся еще немного, — не поворачивая головы, ответил Виктор.

— Наша скорлупка не рассчитана!.. — начал, было, пилот.

— Я взорву вашу скорлупку к чертовой матери, — спокойно сказал Андрей, достав из кармана шорт небольшую металлическую коробочку. — Мы будем искать ее, пока не найдем… Я не шучу…

— Это же нелепо, — пробормотал пилот, направляя субмарину вниз. — Рисковать жизнью ради мертвого тела!.. — Самуил посмотрел на Виктора и наткнулся на такой взгляд, что замолчал и направил субмарину вниз…

— В это невозможно поверить! — кричал в микрофон телерепортер. — Поиск Инги Киселевой идет на двухсотметровой глубине!!! Конечно, мы уже не увидим живой эту отважную русскую девушку, но ее соотечественники упорно продолжают поиск! Непонятно, на что они надеются, ведь всякому ясно, что выжить на такой глубине без специального оборудования невозможно!..

Субмарина медленно продвигалась во мраке над илистым дном. Конуса света из бортовых прожекторов выхватывали из мглы всего с десяток метров окружающего пространства.

— Если сейчас же не начнем всплытие, нам не хватит кислорода! — предупредил Самуил. Бывшие сограждане раздражали израильского подводника своим упорством.

— Продолжаем погружение, — не повышая голоса, процедил Виктор.

— Возможно, вам надоело жить, но я… — Самуил замолк на полуслове, увидев в носовом иллюминаторе Ингу, плывущую над подводной скалой.

Самуил округлившимися от изумления глазами смотрел то в иллюминатор, то на Виктора, то на Андрея.

— Приготовьте барокамеру, — спокойным голосом сказал Виктор…

4. Террористы

Резонанс, который имело сенсационное погружение Инги, превзошел все ожидания. Корреспонденты, аккредитованные на соревнованиях, не давали ей и Виктору прохода. Андрей, Саша и Жора с трудом сдерживали напор журналистов, желающих взять интервью у Инги и Виктора.

Телеграфом и электронной почтой поступали самые заманчивые предложения от издателей газет и журналов, рекламных агентств, радио и телестудий. Хозяин империи «Плейбой» Хефнер предлагал Инге баснословный гонорар за съемки в обнаженном виде для своего журнала. Продюсеры Голливуда предлагали умопомрачительные деньги за участие Инги в их фильмах. Два американских и три европейских издательства готовы были заплатить внушительные суммы за выпуск воспоминаний Киселевых…

Вечером Андрей и Саша отпаивали Ингу и Виктора чаем и водкой.

— До сих пор не могу поверить, что она пробыла под водой столько времени, — признался Андрей, когда знаменитая на весь мир «племянница» Виктора ушла спать.

— А я не понимаю, чем таким уж особенно страшным грозят эксперименты над генами человека? — не дождавшись ответа Виктора, сказал Саша.

— К сожалению, порядочные люди не представляют, на что способны люди без нравственных барьеров… — Виктор вздохнул. — Трудно представить, к примеру, психологию властолюбца или корыстолюбца, когда сам им не являешься.

— Объясните мне, малообразованному, но тянущемуся к знаниям, чем это грозит миру! — поддержал Сашу Андрей.

— Мы лишь начинаем понимать, чем чревато нарушение естественных природных процессов. Видимо, не случайно рождается определённый процент детей склонных к математике, или рисованию, или к физическому труду. Или, например, к путешествиям, приключениям, авантюрам и насилию… — Виктор помолчал, затем продолжил с грустью. — Не исключено, что изменение процентного соотношения особей с теми или иными задатками, или даже генетическими дефектами, может отрицательно сказаться на всей биологической популяции. К примеру, в некоторых азиатских семьях огорчаются, когда рождаются девочки. Это связано с обычаями, менталитетом и так далее… А ведь можно уже не только предсказать пол ещё не родившегося ребёнка, но и скорректировать его. А выявив у эмбриона отклонения от нормы произвести аборт по медицинским показателям. Если бы это могли делать в девятнадцатом веке, то не дали бы родиться Достоевскому, страдавшему эпилепсией, или Ван Гогу, проведшему немало дней в психиатрических клиниках… А теперь представьте себе, что, к примеру, при помощи абортов, которые, к счастью, не поощряются практически всеми религиями, мальчиков будет рождаться больше, чем девочек!..

— Да-а… — понимающе протянул Саша. — Ведь парни передерутся из-за нехватки баб…

— Не только передерутся! Избыток мужского населения приводит к войнам! Было отмечено, что обычно перед войнами рождается больше мальчиков… А может быть, избыток молодого мужского населения и приводит к войнам?! В большинстве биологических популяций самцы ведут себя агрессивнее самок. Они не только устраивают из-за самок разборки, как сейчас принято говорить. Они ведь метят территорию, стремясь расширить сферу своего влияния. Ведь новые территории, это не только новые самки, но и новая потенциальная добыча… Пища то есть… И, наконец главное… Вам, в вашем возрасте, это будет трудно понять… — Виктор с грустью посмотрел на Сашу. — Если бы у вас было все, о чем можно мечтать, разве вы не мечтали бы, ну, если не о бессмертии, то хотя бы о существенном продлении жизни?!

— Покажите мне человека, который отказался бы от этого!.. — возмутился Саша.

— Но почему-то испокон веков бессмертие считалось не благом, а наказанием. Агасфера вряд ли может быть назван счастливым. Да и Фаусту предлагал бессмертие не кто-нибудь, а Мефистофель!.. В обмен, кстати, ни много, ни мало, на бессмертную душу…

— Ну, это всё художественная литература… — сказал Саша.

— Продлить жизнь за счет себе подобных теперь реально, — продолжил Виктор. — Достаточно периодически менять старое тело на молодое. То есть создать трансгенных доноров и пересаживать на их молодые тела головы стариков.

— До такого варианта я не додумался!.. — прошептал Саша.

— Зато Брижинский и его пациенты додумались, — грустно сказал Виктор. — И довольно давно… А с помощью убийства Тани втянули в это дело и меня. У них были деньги и власть. В том числе и скрытая власть. Их не сдерживает общественное мнение, на которое им попросту плевать. А уж о морально-нравственных барьерах, поверьте, они и на секунду не задумаются!..

— А Инга? — спросил Андрей. — Я имею в виду ее способность так долго находиться под водой…

— Шесть лет назад, когда я вынужден был работать на Брижинского и Легата, Инге подсадили жабры трансгенной акулы. Есть такой микрохирург Лемихов, с золотыми руками, уникальным талантом и так далее…

— И это было сделано с вашего согласия? — не успокаивался Андрей.

— Хотел бы знать. Похоже, они меня тогда чем-то одурманивали. Я постоянно ходил словно пьяный. Может быть, это был гипноз, а может быть пресловутое психотронное оружие…

— Ну, это вы загнули, — усомнился Андрей.

— В корпорацию «Геронт» входили очень влиятельные люди. В том числе, и из ВПК. То есть из Военно-Промышленного Комплекса. Вы представляете, какие возможности открываются, если у вас имеется команда людей, умеющих длительное время находиться по водой?! К тому же с Брижинским сотрудничал Лемихов. У него, действительно, золотые руки, но с головой…

— Может быть, его обработали, так же как и вас? — предположил Саша.

— Не знаю… — Виктор с удивлением посмотрел на Сашу. — А ведь его действительно могли обработать. Лемихов к тому времени провел несколько удачных операций по пересадке органов животных людям. Таким образом, он спас несколько человек от верной смерти… Кроме того, несколько лет назад, чтобы замедлить процессы, вызванные в ее организме в результате Чернобыля, я согласился еще на ряд экспериментов. Иначе Инги уже не было бы…

— Но чем вы объясняете ее экстрасенсорные возможности? — после затянувшейся паузы спросил Андрей. — Ведь, насколько я понял, без них вы не смогли бы найти «Моздок» и подмять под себя группировку Костолома?

— Это долго объяснять, — Виктор тяжело поднялся со стула. — А я, признаться, сегодня очень устал. Как-нибудь в другой раз…

«Атлас» приближался к берегу Африки.

Инга полулежала на кровати в каюте Виктора, который сидел в кресле рядом.

— Я не помню, как это началось, — устало говорила Инга. — Просто я потеряла контроль над собой и над всей окружающей ситуацией…

— Есть такое понятие — «полная сенсорная депривация», — сказал Виктор. — Испытуемых погружали в тёмный бассейн, создавая условия гидроневесомости, и они находились некоторое время в полном мраке и абсолютной тишине, без каких-либо внешних раздражителей. Через некоторое время у них начинались галлюцинации, всплывали странные воспоминания… — Виктор обнял Ингу за плечи. — Но все уже позади, как-нибудь выкрутимся…

— Погоди… — Инга замерла, прислушиваясь к чему-то.

— Что такое? — насторожился Виктор.

— Неужели не слышишь? Вертолет…

— Ты уверена?

— Это за нами! — шепнула она. — Их пять… даже больше… — она напряженно смотрела на Виктора. — Их слишком много, мы не справимся!

— Выход? — спросил Виктор, быстро вставая с кресла.

— Субмарина! — Инга, закрыв глаза, перебирала варианты. — Нет, уже поздно… Для тебя и ребят, — акваланги…

Шум винтов вертолета стих.

— Акваланги?.. — Виктор открыл дверь и прислушался. — Боюсь, мы до них уже не успеем добраться. Ч-черт! Где же Андрей, Саша, Жора? — он быстро захлопнул дверь и запер ее…

… Услышав звук летящего вертолета, Андрей проверил свой «макаров».

По палубе и коридору раздался топот множества ног.

Андрей написал две короткие записки, сложил их и спрятал в разные карманы рубашки. Прислушался. С палубы доносился шум, — там возмущались и вскрикивали на разные голоса.

Андрей осторожно открыл дверь в коридор. По трапу сбежал автоматчик и изготовился к стрельбе.

— Всем вернуться в каюты! — прокричал автоматчик по-русски, с лёгким английским акцентом… — Оставаться там до особых распоряжений!..

Инга напряженно прислушивалась к чему-то ей одной ведомому.

— Саша уже нейтрализован, а Андрей… он пока тоже не может нам помочь… — Инга вскочила с кровати и достала из сумки шприц и ампулы. — Тогда тебе — коктейль!.. Похоже, придется нырять…

За дверью уже был слышен топот множества ног.

Инга набрала в шприц темно-красную жидкость, быстро сделала Виктору укол и прижала к ранке ватку со спиртом.

Придерживая ватку, Виктор подошел к иллюминатору. И увидел в нем руку. Палец этой руки поскреб по стеклу, поманил.

— Сволочи… — он отшатнулся. — И тут отрезали!..

В это время иллюминатор слегка приоткрылся, и в каюту полетела сложенная бумажка. Виктор машинально поднял ее с пола.

Тут же раздался всплеск, словно за борт упал человек.

— Откройте! — раздался за дверью властный голос. — Нами блокирован весь корабль!

На дверь обрушился град ударов. Виктор развернул бумажку: «Не сопротивляйтесь, их слишком много. Ночью будет подмога. Андрей.»

— По какому праву!.. — попробовал тянуть время Виктор. — Кто там, черт возьми?

— Вы все прекрасно понимаете! — голос Никиты был весьма раздражен. — Или считаете нас полными идиотами?!

— Девушке надо одеться! — Виктор прочитал записку на ухо Инге.

— Открывай! — прошептала Инга. — Что-нибудь придумаем…

Виктор скатал записку в шарик и выбросил в иллюминатор.

— Сейчас! — Он подошел к двери.

— Не стрелять! — предупредил голос Никиты. — Они нужны живыми!

Виктор открыл дверь, и в каюту ворвались боевики в масках, с прорезями для глаз и рта. Несколько дул автоматов нацелились на Ингу и Виктора.

Вперед вышел Никита.

— Надеюсь, теперь-то уж обойдемся без глупостей? — он с некоторой даже печалью посмотрел на Виктора, затем на Ингу…

Солнце опускалось к горизонту, когда Виктора и Ингу провели по палубе к борту, рядом с которым покачивались на волнах два катера, набитых людьми Никиты.

Неожиданно конвоир, шедший рядом с Ингой, споткнулся на совершенно ровном месте и упал. В то же мгновение Инга точным ударом ноги «вырубила» второго конвоира и, совершив немыслимое сальто, перелетела через головы охраны за борт корабля. Еще мгновение, и она бесшумно вошла в воду.

— Не стрелять! — предостерегающе крикнул Никита. — Она нужна нам живой!

В это время, пользуясь мгновенным замешательством конвоиров, за борт, вслед за Ингой, прыгнул Виктор.

Через пару секунд из катеров в воду посыпались аквалангисты, и поверхность воды вскипела от множества пузырьков…

Инга и Виктор стремительно плыли в глубину.

Аквалангисты начали окружать их, стараясь взять в кольцо. И внизу не было спасительной бездны, — на глубине всего нескольких метров тянулся многокрасочный, словно из фильмов Кусто, коралловый риф.

Испуганные рыбешки шарахались прочь от Инги с Виктором и догоняющих их аквалангистов.

Инга, не останавливаясь, освободилась от халата и поплыла обнаженной.

Виктор начал отставать от девушки. Вот его уже схватил за ногу один из аквалангистов, затем, — за руку, — второй. Завязалась подводная схватка. Виктор чувствовал, что слабеет с каждой секундой. К тому же он начал задыхаться.

Трое аквалангистов подняли его, почти потерявшего сознание, на поверхность.

Остальные продолжали погоню за Ингой. Четверо аквалангистов окружили ее, и началась новая схватка. Однако гибкое тело девушки каким-то чудом выскальзывало из их цепких рук. Возможно, какую-то роль сыграло и то, что девушка была обнажена.

Инга воспользовалась происшедшей заминкой и в точности повторила маневр, отработанный при уничтожении «пацанов» Костолома.

Точным движением она вырвала изо рта одного из противников загубник, вместе со шлангом, тянущимся к баллонам. Тот, в ужасе тараща глаза, лихорадочно заработал руками и ногами, пытаясь всплыть.

Второго аквалангиста Инга обезвредила, с силой сжав его «мужское достоинство». Тот скорчился от боли и тоже выбыл из схватки.

Двое оставшихся аквалангистов не решились приблизиться к жестокой прелестнице и продолжали преследовать ее на расстоянии.

На счастье Инги, впереди появился обрыв, и, показав аквалангистам «нос», она устремилась в глубину.

Покружившись над обрывом, аквалангисты убрались на поверхность…

На палубе боевики делали Виктору искусственное дыхание. Наконец он закашлялся и открыл глаза.

Его окружали бандиты, уже снявшие свои маски. Среди них были и русские, и южане, и даже чернокожий африканец.

— Оставьте нас! — из каюты появился Никита и уселся в шезлонге рядом с распростертым на палубе Виктором.

— Давно не встречались, — язвительно сказал Никита. — Признаться, удивлён вашей бурной деятельностью, господин Киселев! Какие контрастные перепады, господин кабинетный учёный! Из-за вас, когда вы ликвидировали Костолома, мне пришлось вернуться к Легату. К счастью, я не открыл Костолому всей сути нашего проекта. Я имею в виду Клинику по производству доноров-олигофренов. А то, что он начал использовать вас, так сказать, для своих подводных «исследований» Легату было, в какой-то степени, даже на руку. Во время этих погружений выявились подлинные возможности вашей… русалки. За ней, как и за вами, мы постоянно наблюдали…

— Вы знали о готовящейся акции Костолома с «Моздоком»? — не поверил своим ушам Виктор.

— Даже потеря десятков миллионов долларов не особенно нас огорчила, поскольку в ходе подъема денег и брюликов вы ликвидировали Костолома и его окружение. Лишь когда начали распоясываться братки, ранее контролируемые Костоломом, Легат обратился к услугам фирмы «Феникс». Таким образом, ваши новые телохранители, работали на нас, не подозревая об этом…

— Саша и Андрей?! — не поверил Виктор. — А кто же напал на нас в бассейне?

— Вами интересуются не только отечественные господа, — Никита с трудом скрывал своё торжество и ощущение всевластия.

— Я знаю: Таня — твоих рук дело… — выдавил Виктор, после молчания. — Ты сломал всю мою жизнь, и еще надеешься на сотрудничество?! Ты что, полный кретин?

— Да, она — моих рук дело, — легко согласился Никита. — Не в прямую, конечно… Но ведь ты тоже пошел против закона, когда дело коснулось тебя, лично, а?!

— Я никогда не прощу тебе Таню! — Виктор сел, опираясь о фальшборт.

— Да, она оказалась крепким орешком, — ухмыльнулся Никита. — Это же надо: нашего братка ухлопала! Всё было бы просто замечательно, если бы ваша возлюбленная не рассердила моих ребят. Чтобы какая-то баба — такого мужика!

— Я готовил ее к неожиданностям, — устало проговорил Виктор, — но, видимо, недостаточно…

— Понимал, каким лакомым кусочком является твоя племяшка?

Виктор ничего не отвечал, лишь молча смотрел на Никиту.

— Ладно, чёрт с тобой… — пробормотал Никита. — Надеюсь, понимаешь, что на этот раз уже никуда от нас не денешься?

На палубу один за другим вскарабкались вернувшиеся ни с чем аквалангисты. Среди них тоже был один негр и один… Виктор даже не поверил своим глазам, поскольку один из аквалангистов был похож то ли на индуса, то ли на индонезийца. Во всяком случае, он был явно не с территории бывшего Советского Союза.

— Да, уж, батенька… — перехватив удивленный взгляд Виктора, Никита медленно встал из кресла. — Ты не представляешь, с кем имеешь дело! Международная наркомафия — это тебе не хухры-мухры… — Он обвел мрачным взглядом своих нукеров, плюнул под ноги и исчез в каюте…

Инга всплыла на спокойную поверхность моря, и некоторое время наблюдала за резвящимися неподалеку дельфинами.

Солнце уже зашло за горизонт, но полоса заката еще ярко освещала скалы недалекого берега.

Поеживаясь от холода, Инга вышла на берег. Она была по прежнему обнажена.

До нее донеслась приглушенная расстоянием музыка. Девушка осторожно выглянула из-за скалы.

Палатка, костер, у костра — он и она. Им — лет по двадцать. Может быть — чуть больше. Они занимались любовью, под звуки музыки из портативного магнитофона.

Инга впервые видела наяву половой акт, да и парень был уж очень хорош собой, потому она некоторое время завороженною наблюдала за происходящим.

Потом она сделала несколько шагов, чтобы быть ближе к ним.

Неожиданно девушка, сидевшая верхом на парне, сладко застонала и упала на песок. Парень недоуменно посмотрел на нее, затем попытался ее растормошить. Безуспешно: девушка, не открывая глаз, что-то бормотала. И улыбалась.

Инга вышла из-за скалы и подошла к онемевшему от неожиданности парню. Она была значительно красивее лежащей рядом с парнем девушки.

Молча, глянув парню в глаза, Инга взяла джинсы и майку девушки и надела на себя. Одежда незнакомки была чуть великовата ей.

— Что-нибудь не так? — спросила она на английском. — Ты же ничего не видел…

— Не видел, — согласился парень, глядя на нее во все глаза.

— И не слышал!

— Не слышал, — покорно согласился тот.

— А теперь — снова видишь. — Инга отвела взгляд. — Спрашивай…

— Ты откуда такая? — едва слышно спросил парень.

— Какое это имеет значение? Тебе хочется мне помочь?

— Да, конечно…

— Вот и хорошо. Поднимай-ка свою подружку…

Парень послушно поднял с песка девушку и взвалил на плечо. Причем — та совершенно не собиралась просыпаться.

— А теперь что? — спросил парень, тяжело дыша.

— Теперь неси ее домой, Фил. Туда, где вы ночевали.

— Откуда ты знаешь мое имя? — Парень удивленно смотрел на Ингу.

— Не имеет значения, Фил Батлер. Как отнесешь, — возвращайся. Только принеси кофе и еще чего-нибудь поесть. Понял?

Парень молчал и не уходил.

— Тебе что-то непонятно? — повелительным тоном переспросила Инга.

— Я тебя по ти-ви видел… Ты ведь та самая, русская чемпионка? Как тебе удается так… нырять?

— Много знать хочешь…

— Я слышал, что русские девушки красивые, но не знал, что настолько, — Фил смотрел на Ингу, словно на чудо. — В жизни ты еще лучше, чем на экране…

Тут лежащая на шее парня девица открыла глаза и, изогнувшись, посмотрела на Ингу мутными глазами. Она была похожа на пьяную.

Инга внимательно глянула на девицу, та промычала что-то нечленораздельное и вновь отключилась.

Получив мощный мысленный импульс, парень развернулся, и понес девушку в вечернюю мглу…

В двадцать три десять, по московскому времени, оперативному дежурному в «Феникс» пришло сообщение:

«Племянница заболела. Просит рыбки. Температура высокая. Успокой бабушку.»

— Эх, замутили дело, — проворчал Широков, прочитав сообщение, и набрал на отдельно стоявшем аппарате короткий номер.

Эта радиограмма была перехвачена также радистом эсминца ВМС США на подходе к Суэцу.

В два часа пятьдесят минут по местному времени командир американского эсминца Джозеф Маерцки получил приказ: «При активности Израиля демонстрировать готовность содействовать».

Некоторое время Маерцки пытался уяснить смысл послания, но вскоре пришла радиограмма от израильских спецслужб, согласно которой эсминец и направился в определенный квадрат Красного моря, где должен был дожидаться следующих приказов.

Чуть северо-восточнее шифровальщик Моссад безрезультатно бился около часа над расшифровкой, потом доложил руководству:

— Безнадежно. Какие рыбки, какую бабушку?! Просто не за что зацепиться!..

Руководитель оперотдела полковник Израиль Хейфец, бывший в юности обычным одесским фарцовщиком, раскуривал «гавану» в кресле-качалке.

— Сынок, надо родиться в России, чтобы понять эту галиматью, — пробурчал он. — Давай-ка я попробую…

В египетской контрразведке к девяти утра приняли решение: оставив дешифровщикам грызть безнадежный текст и, присовокупив к оригиналу шифровки читаемые тексты американцев и израильтян, они повезли пакет в канцелярию Премьер-министра.

Копии были переданы МИД, ВМС и Комиссару морской полиции…

В полдень следующего дня к крохотному островку уже приближалась российская АПЛ (атомная подводная лодка) «Кронштадт».

В темнеющем небе летел вертолет без опознавательных знаков. С высоты шестисот метров солнце еще было видно.

Пилот и наблюдатель внимательно вглядывались в водную гладь, медленно проплывающую внизу.

— Других островов, судя по карте, здесь нет… — Наблюдатель показал пилоту в сторону небольшого скалистого островка, и вертолет пошел на снижение…

Никита и Виктор в окружении боевиков подплывали на катере к тому же острову, но с другой, южной, стороны.

— Может, объяснишь, как ей это всё удается? — спросил Никита.

— Зря лезете в то, в чём не разбираетесь, — ответил Виктор. — Не советую вам с ней связываться: Инга — непредсказуема! Я совершенно не представляю, на что она способна и чем всё может закончиться!

— Но… — начал, было, Никита и задумался. — Это скорее, подчеркивает её возможности. Хотя… Если это взбрыки неискушенной красотки, это — одно дело… Но, чтобы — совершенно неуправляема…

— Именно это я и хочу сказать… Не понимаю, как вы собирались использовать её? Скорее, она нас всех использует…

Вертолет сел в двух километрах от Инги и ее нового знакомого.

— Это за тобой? — спросил Фил, накидывая рубашку.

— За мной, — после паузы ответила Инга. — Хотя это не те люди, которые преследовали меня до сих пор. Но они тоже ищут меня… Не могу понять, что им всем от меня надо…

Катера пристали к южному берегу острова, и боевики Никиты начали прочёсывать скалистый кусочек суши.

Быстро темнело. Вдали над морем появился освещенный солнцем вертолет. Он описал огромную дугу и пошел к острову.

Никита ощутил холодок в спине. Посмотрев на часы, он собрал помощников. Покосился на Виктора, лежавшего в наручниках, с рюкзаком под головой, который словно прислушивался к чему-то.

— Время двадцать один час, по Москве, — объявил Никита. — Поиски продолжим утром. Федя, предлагаю послушать радио…

Федя, простоватого вида детина, кивнул и приказал радисту пошарить по частотам радиообмена. Второй боевик занялся организацией лагеря. Трое с приборами ночного видения разошлись в разные стороны. Несколько боевиков вернулись к катерам и вытянули их на отмель.

На берегу сменилась охрана…

На противоположной стороне острова приземлился десантный вертолет. К устройству ночлега приступили израильские спецназовцы.

Через десять минут на берегу уже стояли три палатки. В средней — два офицера и один штатский склонились над походным столом. В углу под лампочкой локального освещения на складном стульчике сидел радист и слушал эфир. Командир отряда, коренастый, с рыжей бородой и сросшимися бровями офицер, провел пальцем по светящейся карте-доске.

— До девчонки три километра, — сказал он. — Я посмотрю вокруг сверху. Если кроме парня, посторонних нет, брать обоих. Вторая группа готовится к охвату… Остальные — охраняют лагерь… — офицер вышел и вернулся через несколько минут.

— Попробуем закончить сегодня же… — офицер почесал на русский манер затылок. — Отправляйте группу. Надеюсь, Моше, ты не против?

Штатский снисходительно пожал плечами. Горбоносый, в массивных очках офицер молча вышел.

Послышалась короткая команда, и опять стало тихо. Командир выглянул из палатки: группы захвата уже растворились в густеющих сумерках.

— Пока нет настоящей войны, главный, конечно, ты, — с усмешкой провозгласил штатский. — Хозяин — барин, как говорят в России…

Все заулыбались. Их жизнь прошла в условиях перманентной «войны», что помогло им вырасти мужчинами. Тем более что половина из них были из России, воевавшей почти всегда…

5. Последняя схватка

— Они не одни! — прошептала Инга. — С другого конца острова тоже идут люди! Их не меньше, чем этих… с вертолета… И, похоже, с ними я знакома. Но мне от этого не легче…

Фил внимательно огляделся.

— Я никого не вижу, — пробормотал он. — Откуда знаешь? Ведь совсем темно!..

— Просто знаю… Это трудно объяснить…

Фил присвистнул и задумался.

— Не унывай, — сказала Инга и провела рукой по кудрям американца.

— Что же ты собираешься делать? — Фил был встревожен значительно больше Инги.

— Извини, но я вынуждена опять раздеться… — Инга быстро сбросила майку его подруги. — Отвернись, — попросила она и, когда Фил выполнил ее просьбу — вылезла из джинсов.

— Ты снова уплывешь? — спросил Фил, не оборачиваясь.

— А что мне ещё остается? — Инга наклонилась над головой Фила и, сделав несколько быстрых пассов, горячо прошептала: — Ты меня не видел, ты меня не знаешь, здесь никого не было, кроме тебя и твоей подруги… Тащи ее сюда! Ты меня понял? Она тебя любит, вот и займитесь с ней снова… Впрочем… — Инга поднялась на цыпочки и поцеловала парня в губы. — Ты мне тоже нравишься и, скорее всего, мы с тобой еще увидимся… Чао…

Быстро преодолев кромку пляжа, Инга нырнула в черную воду…

Радист в палатке, стоящей посреди лагеря, поднял руку.

Офицеры разом повернулись к нему.

— Запись перехвата на русском… — радист протянул старшему наушники. — Шифр…

К нему подошел командир, прослушал. Помолчал.

— Пиня, ты из нас самый русский… — обратился он к радисту. — Что это может значить: «просит рыбки, температура высокая?»

— Вызов подлодки, с лазером… — почти не задумываясь, ответил Пиня.

— Зачем им лазер? — поинтересовался старший.

— Это ж так понятно: нас поджарить, — предположил Пиня.

Все расхохотались.

— А вот насчет подлодки — очень даже похоже на правду, — задумчиво проговорил штатский. — Не будем гадать, через полчаса — связь с материком. Может, родят что-то умное?..

Двое боевиков, охранявших катера Никиты, ели тушенку прямо из банок, хрустели сухими подсоленными хлебцами, запивали кофе. Автоматы лежали рядом. У одного висел на шее сильный морской бинокль, у второго — прибор для ночного видения. То один, то другой прикладывал оптику к глазам, шарил по пустынному морю и возвращался к еде.

— Не хрена бояться, Федь, — сказал первый, закуривая в кулак. — Перестраховывается наш Никитка… Ты же знаешь, как он Легата боится…

Федя поднялся, подошел к воде и помочился.

Головы, появившейся в темной воде, увидеть было невозможно.

Справив нужду, Федя вдруг почувствовал, что хочет спать.

— Что я заметил, Сём! — Федя подошел к напарнику. — От морского воздуха здорово в сон тянет. Это у меня с детства. Я ведь в Жданове вырос, нынче его в Мариуполь переименовали… — Федя потянулся и зевнул. — Короче, я покемарю пока, а потом ты поспишь… Добро?

— Нас же через пару часов сменят, — позевывая, отвечал Сёма. — Потерпел бы. Придурок полкана спустит.

— Если не стуканешь, никто не усечёт… — Надев автомат на шею, Федя улегся, поворочался, подложил руку под голову и прошептал: — Минут через двадцать — буди, добро?

— Добро-добро… — укоризненно отмахнулся Сёма, и осторожно прикурил, пряча огонек под оттопыренной курткой…

Инга вынырнула и огляделась.

Луны еще не было, но светлые борта катеров, хорошо выделялись на бесформенной темени берега, в десятке метров от нее. Правее катеров она различила сидящего с автоматом на коленях боевика.

Голова Инги бесшумно погрузилась в воду и появилась недалеко от кормы левого катера.

Боевик с автоматом не спал. Он с беспокойством озирался по сторонам, не выпуская автомата из рук.

Инга опять погрузилась в воду, чтобы, пару минут спустя, снова всплыть.

Без малейшего звука Инга проползла слева от катеров на берег. Ее била дрожь и она сжимала зубы, чтобы не стучали…

Израильский радист поднял руку. Командир и штатский подошли к нему.

— Спрашивают, захвачен ли объект?

— Скажи, «Шолом» скоро вернется. — Командир закурил и посмотрел на часы. — Да и действительно пора уже…

— Приказано быть на связи, докладывать немедленно!..

— А вот нервозность нам не нужна, — заметил штатский.

Ему никто не ответил. Всех привлек негромкий звук у входа, вслед за которым полог откинулся, и четверо бойцов внесли девушку, спеленатую пляжным халатом. Рот ее был завязан полотенцем. Она извивалась и что-то мычала. Следом ввели парня. Филиппа Батлера. Он был совершенно спокоен.

— Если будешь вести себя хорошо, тебя отпустят, а если нет… — Командир показал ему пистолет: — Понял?..

Как и человек в штатском, командир говорил по английски совершенно чисто.

Парень пожал плечами и кивнул.

Офицер, доставивший его, снял наручники.

— Успокой ее, — сказал командир. — Мы не террористы. Давай! Обними ее и поцелуй… Короче сам знаешь, как лучше…

— Кто вы? — хриплым голосом спросил парень на английском языке. — Почему нас схватили? Мы американские граждане! Вы за это ответите!..

— Не задавайте, пожалуйста, лишних вопросов, — вежливо ответил на английском штатский. — И, вообще, ведите себя потише. Успокойте лучше свою подружку. Итак, кто вы?

— Меня зовут Фил. Филипп Батлер. Я из Вашингтона. Мы туристы. Проводим здесь медовый месяц. А мою подругу… точнее жену, зовут Рэйчел. — Он повернулся к девушке и стал развязывать рукава халата.

Штатский кивнул бойцам, они вышли.

Фил прошептал что-то Рэйчел на ухо, и она успокоилась. Только плечи ее еще некоторое время судорожно вздрагивали.

— Снимите с неё наручники! — поднимаясь на ноги, попросил Фил. — Рэйчел немного выпила… Она спала, когда эти ваши… схватили ее. А со мной можно было поговорить и на берегу.

— Это не та девчонка! — сказал штатский, рассмотрев лицо Рэйчел. — Черт возьми! Позови Ицхака. Пусть принесут еще стулья…

Инга проползла по дуге, оставив дозорных Никиты сзади. Ладони, а особенно локти и колени болели от мелких камешков.

Через несколько минут она оказалась почти за спиной сидящего боевика.

Слегка приподнявшись с земли, она увидела его в профиль. Боевик вскинул голову, прислушиваясь.

Инга успокоила дыхание, сконцентрировалась и дала мощный посыл: «Ты весь день хотел отдохнуть… Теперь, наконец, можно… Отдохни… Расслабься… Спи!»

Довольный тем, что никто не застал его курящим, Сема затушил сигарету и свесил голову на грудь.

«Я только пару минут… — успел подумать он. — Даже ложиться не буду… Так, прямо сидя…» — Он легонько всхрапнул и уснул, успокоенный.

Инга, выждав минуту, подползла к тому, кто спал сидя, и точным ударом отключила его.

Ее тонкие пальцы быстро расстегнули куртку и штаны.

Аккуратно перевернув боевика на спину, она высвободила из одежды одну его руку. Потом перевернула его обратно на бок.

В это время шевельнулся второй боевик. Федя.

Инга подкралась к нему и нажала нужную точку на шее, углубляя сон неосмотрительного Феди. Затем вернулась к первому и раздела его.

Быстро одевшись в камуфляжную форму, пропахшую мужским потом, она связала брюки узлом на талии, сняла подсумки и разложила их по карманам куртки. Подумала немного, сделала ремень короче и затянулась потуже. Надела его вместе с флягой.

Затем, уложив спящих рядышком, Инга подобрала автомат и бесшумно растаяла во тьме…

— Я в последний раз спрашиваю: кого ты видел на берегу?.. — Штатский сидел напротив Фила и напряженно глядел ему в глаза. — Не волнуйся, с твоей Рэйчел беседует женщина… Она с ней, а я — с тобой… Мы мужчины, и должны говорить открыто, по-мужски… Ты любишь свою Рэйчел, она красивая, добрая… Она тоже любит тебя… Ты заботишься о ней… Ты хочешь ей помочь… Мы думали, она русская… Ты можешь доказать, что ты и твоя Рэйчел не разведчики?.. Ты хочешь спасти, свою любимую?

Глаза Фила не моргали, губы едва шевелились.

— Я уже не люблю Рэйчел… — едва слышно прошептал он. — Я люблю русскую ныряльщицу. Она — уплыла. Ее преследуют. Она хочет понять, кто. Некоторые из тех, кто ее преследуют, ей знакомы, но остальные… Ей ничего не остается… — Голова Фила повисла, и он замолк.

Штатский встал со стульчика, достал сигару и стал раскуривать ее. Раскурил, походил, выглянул из палатки и тихо позвал. В палатку вошел старший из офицеров.

— Как там девчонка?

— Пьяна, не помнит ни черта. Короче, укололи ее, она слегка протрезвела… Но — бесполезно. Амнезия — полная…

— А у меня — результат есть, — похвастал штатский. — Русскую преследуют известные ей люди. Она уплыла перед нашим прибытием. На острове, кроме нас, — ее земляки…

— На чем уплыла?.. А-а, ну, конечно. Она же в воде — как дома… — офицер подошел к рации. — Ну, что, докладывай!..

— Доложи ты, я пока пойду, подумаю. — Штатский вынес наружу раскладной стульчик, присел у палатки.

Офицер включил рацию и доложил результат допроса руководству. Послушал.

— Ждем русскую субмарину, — объявил он несколько минут спустя штатскому. — И американцы на подходе…

Неожиданно тишину прорезала автоматная очередь. Офицер и штатский напряглись.

Еще одна очередь… Спустя несколько секунд, заговорили сразу несколько автоматов. Потом вступили еще несколько.

— Узи, — сказал офицер. — Километра два…

Вокруг них собрались бойцы группы захвата, вскоре подтянулись остальные офицеры.

— Все — в штаб!.. — штатский, обняв за плечи двух офицеров, вошел в палатку.

— Сколько стрелков насчитали? — спросил штатский у командира второй группы.

— Не меньше десятка…

— В южной части острова стрельба! — доложил Моше центру по рации.

После долгого молчания штатский выпрямился. Сигара в его зубах потухла.

— Приказано снимать лагерь, если мы уверены, что девчонки на острове нет, — тихо сказал он.

— А мы не уверены, — сказал офицер. — Хотя, скорее всего ее действительно здесь нет.

— Он спрашивает, точно ли мы идентифицируем стволы? — сказал штатский.

— Точно! — подтвердил бородатый командир.

Остальные кивнули.

— Офицерам на контроль: следов не оставлять! Приступайте.

— Извини, Моше, а что делаем с пляжниками?

Моше удивленно глянул на бородатого.

— Узнаю военных… Вот, если бы ныряльщицу взяли… Короче, оставь им виски и пива. Давай!

Пилот вертолета начал прокрутку главного двигателя. Через десять минут вертолет резко пошел над морем, описывая ту же дугу, по которой прилетел…

Рэйчел очень обрадовалась пиву. Фил уселся на камень у воды и глотал виски из горлышка. Он всё вспомнил. Или ему показалось, что он вспомнил?.. Он был почти уверен, что стреляла русская, а когда выстрелы стихли, решил, что ее убили. И от этой мысли ему стало тоскливо и одиноко. И не хотелось никого видеть. Особенно Рэйчел…

Когда Рэйчел выпив пару банок пива, повеселела, она нашла его и со смехом обняла сзади за плечи.

Фил, не оборачиваясь, резко снял её руки…

Перед рассветом из воды высунулся перископ подводной лодки. Если бы человек с сильным биноклем знал, где и когда он появится, он еще мог бы его увидеть. А так… К тому же все боевики Никиты крепко спали. Они были утомлены ночными событиями.

— Итоги, мягко говоря, неутешительные, — сказал Никита, собрав на рассвете совещание. — Один убитый, трое раненых. К тому же охранники катеров всё проспали. Один из них раздет, обезоружен и до сих пор находится в бессознательном состоянии, а второй!.. — Никита злобно глянул на верзилу и махнул рукой. — Ты, уж, прости, Федя, но придётся мне доложить Легату, как его любимчик всё просрал… Ясно, что нападал одиночка, пришедший из воды. И этот одиночка — искомая нами русалка… Если и сегодня так пойдёт, нам всем — хана… Одну бабу поймать не можем!

Поиски в предрассветной мгле успехом не увенчались, за что Виктор получил удар башмаком в бок.

Теперь охрана боевиков не спала, поэтому перископ «от греха» исчез и показался только за мысом.

Минут через десять крохотная субмарина, так называемого «мокрого» типа, доставила на буксире десяток аквалангистов с АПЛ и большой герметичный «снаряд» с малой плавучестью.

Десант без шума выбрался на берег.

«Снаряд» оказался мягким. Его расклеили и вынули оружие. Взамен в него уложили подводное снаряжение и заклеили.

Четверо снайперов заняли места на господствующих высотках, обойдя с трех сторон лагерь боевиков Никиты.

По беззвучной команде прозвучал залп.

Мгновенно были убиты трое часовых, выдвинутых от лагеря Никиты и оба охранника у катеров.

Никита и оставшиеся в живых боевики, из которых трое, включая бедолагу Федю, были ранены, схватились за оружие.

— Предлагаю сдаться! — раздался командный голос, усиленный динамиком. — Сопротивление бесполезно! На размышления — пять минут. И без резких движений! Перевязка раненных и все прочее — по дороге…

Над морем показалась сияющая точка. Через пару минут все увидели вертолет с опознавательными знаками ВМС США. Командир российского десанта переговорил с капитаном АПЛ «Кронштадт» и посмотрел на часы:

— Время вышло! — объявил он боевикам. — Руки на затылок и по одному, к берегу! Погрузка в один катер!..

— Шеф! — крикнул командиру десанта окровавленный Федя, глянув на белое, как мел, лицо Никиты. — Надо бы еще одного шлепнуть! Придурка!

— Отставить! — прозвучал ответ командира десанта. — Потом со всеми разберемся!

— Беремся, Гамза, — боевик погрозил Никите пальцем и подмигнул раненому товарищу. Затем он вместе с азиатом поднял раненного боевика, и двинулся вниз, к морю…

Остальные боевики стали стаскивать убитых на берег.

Виктора бандиты подняли на ноги, и он пока стоял без дела.

Снайперы с АПЛ «Кронштадт», ничем не обнаруживая себя, держали, на всякий случай, в прицелах передвигающихся боевиков.

Между тем, вертолет, пролетев над морем, завис над водой так, чтобы при взгляде на него восходящее солнце светило русским в лицо.

— Маленько не успели, Филипыч, — сказал командир десанта с АПЛ мичману. — Вон, стоит в браслетах… заложник? Разберись…

Вертолет вызвал командира десанта с АПЛ на переговорной волне.

— Хэлло, русские! — раздался голос переводчика, говорившего с сильным акцентом. — Здесь капитан Бизуотер, морская пехота Соединенных Штатов!..

— Привет капитану Бизуотеру, здесь старший лейтенант Красильщиков. Чем обязаны?

— Похоже, вы решаете свои внутренние проблемы на чужой территории?

— Похоже, кэп…

— Уточняю, на всякий случай: иностранных подданных среди э-э… ваших пленных нет?

— Это — допрос? — улыбнулся Красильщиков.

— На острове находятся граждане США! — повысил голос американец. — Мы уполномочены вести переговоры на территории суверенного Египта!..

— А я — нет… — Красильщиков сделал паузу. — Однако, несмотря на это, надеюсь на понимание…

— Капитан Бизуотер! — истошно закричал Никита. — Мы просим политического убежища! Среди нас есть раненые! Нас всех могут уничтожить!..

Красильщиков бросил свирепый взгляд на мичмана, тот направил автомат на Никиту:

— Еще слово и… — мичман мотнул дулом автомата. — А ну, быстро — в воду! По грудь… Вот так и стоять… — мичман обернулся к остальным боевикам и добавил. — Следующий… правозащитник — покойник!.. Ясно? — мичман подошел к Никите и дал ему увесистый подзатыльник.

— Садитесь, капитан Бизуотер, раз уж прибыли! — сказал в микрофон Красильщиков. — Только подальше от воды!..

Пока американский вертолет совершал посадку, русские десантники быстро обыскали русских и иностранных боевиков. У ног мичмана на разостланной куртке одного из боевиков стопкой лежали документы, деньги, рация, несколько пистолетов и ножей. Рядом, на камнях, были свалены акваланги, ласты и батареи питания.

Сам Красильщиков устроился на успевшем нагреться камушке и приступил к трапезе. Мичман Филиппыч сварил на костерке крепкий чай и блаженствовал, делая крошечные глоточки из консервной банки с остатками сгущенки. Остальные, включая снайперов, расселись дугой, лицом к воде.

Прямо перед офицерами сидел уставший до изнеможения Виктор. Годы все-таки давали о себе знать.

Метрах в пяти от берега покачивалось на воде большое надувное плавсредство с частью российского десанта и арестованными боевиками. Там перевязывались и тоже приступали к завтраку.

— Кто вы и почему в наручниках? — спросил Красильщиков, подойдя к Виктору.

— Посмотрите мои документы!.. — Виктор пожал плечами. — Они у того подлеца, который только что искал убежища у американцев!.. А я, в отличие от него, хочу не в Штаты, а на Родину, в Россию!..

— Ты ключ от браслетов забрал? — Красильщиков глянул на мичмана. — Открой, сними и покорми… Потом — разберемся…

Сверху неспешно подошел капитан Бизуотер, высокий, светловолосый с белоснежной улыбкой. С ним рядом шел сухой, жилистый штатский, лет под шестьдесят, с коротким седым ежиком, глубоко посаженными светлыми глазами и твердым подбородком с ямочкой. Замыкал шествие темнокожий переводчик.

— Сотрудник госдепартамента мистер Вайс, — представил седовласого переводчик. — И капитан Бизуотер…

Красильщиков кивнул и невольно оглянулся. Мичман уже расковал Виктора Киселева и теперь поливал ему, чтобы он мог вымыть руки перед едой. Неожиданное сходство Вайса и освобождённого заложника поразило офицера. Это было не только портретное сходство: похожи были выражения лиц мистера Вайса и Виктора Киселева. Чувствовалось, что оба они — птицы высокого полета. И это — при дипломатической неприкосновенности одного и полной беззащитности второго…

— Я не вполне понимаю причины, по которым вы решаете свои внутренние проблемы на территории суверенного Египта, — перевел переводчик фразу, произнесенную хмурым мистером Вайсом. — Ведь вы, насколько я знаю, не уполномочены ни Интерполом, ни ООН…

— А я не понимаю, с какой целью при освобождении заложников-россиян от террористов присутствует чиновник третьей, никак не заинтересованной стороны, — вежливо ответил Красильщиков. — Тем более — на территории суверенного Египта. Но главное, и вы это прекрасно знаете, здесь началась настоящая охота на гражданку России, рекордсменку по глубоководным погружениям Ингу Киселеву. Террористы, естественно, здесь не бабочек ловили…

Пока переводчик переводил сказанное старшим лейтенантом, мистер Вайс пристально разглядывал Виктора Киселева, жадно поедающего из слегка помятого армейского котелка гречневую кашу с тушенкой.

— И все же, господин лейтенант… имеется ли у вас право находиться на территории Египта? — спросил переводчик, внимательно выслушав Вайса. — Всё равно в одиночку вы не справитесь с бандой международной мафии… Сюда им на подмогу плывут два катера. Более ста вооружённых с ног до головы бандитов.

— Я готов объясниться с представителем морской полиции… как, впрочем, и с другими представителями суверенного государства Египет. Кроме того… — Красильщиков замялся.

— Да-да, мы слушаем!.. — заинтересовался переводчик.

— Кроме того, если у вас больше нет вопросов, я, пожалуй, покину остров… — Красильщиков кивнул мичману.

Десантники подхватили куртку с бумагами, и начали переносить акваланги и прочую атрибутику на второй катер.

Виктор, доев кашу, оглядывал местность, словно чего-то ожидая.

— Пойдем, что ли! — позвал мичман. — Или всё племяшку свою высматриваешь?..

— Откуда вы меня знаете?! — растерялся Виктор.

— Так ты ж теперь всему миру известен, браток. Не меньше, чем твоя племяшка, — ухмыляясь в усы, ответствовал мичман. — Ты садись-садись. Вот подстели, чтобы мягче было, — мичман протянул Виктору куртку Никиты…

6. Остров любви

— Представители Каира и остальных заинтересованных сторон пришли к выводу, что для начала необходимо найти виновницу всех событий Ингу Киселеву, — докладывал на совещании в кают-компании российской атомной подводной лодки Андрей Янин. — Весть о ее сенсационном погружении взбудоражила планету, и нахождение загадочной девушки стало делом чести для всех прибывших из разных регионов планеты Джеймсов Бондов.

— Вчера к острову были вызваны вертолеты с американского авианосца, египетские и израильские водолазы, но их поиски тоже безрезультатны, — мрачно добавил его напарник Саша Бугров. — Морская полиция Египта произвела досмотр российского научно-исследовательского судна «Атлас», зафрахтованного для проведения международных соревнований по фри-дайвингу, после чего в российское посольство поступил запрос о причинах несанкционированного посещения территории Египта представителями вооруженных сил России.

— Значит, больше мы здесь находиться не можем? — растерянно спросил Красильщиков.

— На пресс-конференции, созванной капитаном «Атласа», тренер и родственник знаменитой русской ныряльщицы Виктор Киселев высказал недоумение по поводу отказа международной судейской коллегии в чемпионском титуле для его воспитанницы, — продолжал Саша, словно не слышавший вопроса Красильщикова.

— «Неужели похищение и насильственное удержание неизвестно кем и где рекордсменки по фри-дайвингу, известной теперь всей планете, не является уважительной причиной ее отсутствия на церемонии награждения?» — заявил прессе тренер Инги Виктор Кисилев… — Андрей отложил листок, с которого зачитывал цитату, и обвел тяжелым взглядом всех присутствующих. — Думаю, двух мнений тут быть не может!.. Как не должно быть разных мнений и о попытке давления на нас со стороны спецслужб США и Израиля…

— Значит, все-таки остаемся?! — радостно спросил старший лейтенант Красильщиков.

— Более того: сегодня к нам на борт вновь будет доставлен Виктор Киселев, заявивший, что не вернется на родину без своей племянницы…

— Прошло уже три дня, но загадочную русскую спортсменку спецслужбы четырех стран так и не обнаружили, — докладывал в специально созданном штабе представитель госдепартамента США Вайс. — Не помогли поискам и допросы нашего соотечественника Филиппа Батлера, единственного сына владельца компании, производящей авиационное топливо. Батлер рассказал нам о визите на остров русской красавицы, но и он не знает, где она сейчас…

— Правда, он поведал нам о попытке неизвестных захватить ее, — добавил капитан Бизуотер. — К нашему счастью, Фил оказался филологом-полиглотом и смог идентифицировать язык этих чёртовых неизвестных, как иврит с характерными русскими выражениями.

— Значит, кроме боевиков международной наркомафии и русских за Ингой Киселевой охотятся наши друзья из Моссада, — задумчиво сказал Вайс… — По-моему, перефразируя Маркса, пора бросить клич: спецслужбы всех стран объединяйтесь!..

Новое совещание на подводной лодке «Кронштадт» длилось до полуночи. Кроме старшего лейтенанта Красильщикова, Андрея Янина и Саши Бугрова на нем присутствовали командир корабля Константин Голованов и всемирно известный, благодаря телевидению, тренер Виктор Киселев.

— Как вы не можете понять?! — горячился Виктор. — Никто из вас со всеми вашими хитроумными приборами не сможет найти ее, если она сама не захочет! Хоть весь Российский Военный Флот сюда пригоните!

— И что же вы предлагаете? — спросил Голованов.

— Оставьте меня одного на том островке. Или с Андреем. Я имею в виду вашего агента. — Виктор, взглянув на Андрея, галантно поклонился. — Если Инга и вступит в контакт, то только с нами. Иначе девочка может погибнуть, настолько она напугана охотой, за ней. И не стоит даже пытаться обмануть ее: она чувствует все в радиусе многих километров. Поэтому после нашей высадки подлодка должна будет уплыть…

— Она обладает такими возможностями?! — усомнился Голованов.

— Вы не представляете, какими возможностями она обладает… Ваш агент может это подтвердить, — Виктор вновь галантно склонил голову в сторону Андрея.

— Да, это так, — Андрей нехотя кивнул. — Только мне кажется, будет лучше, если высажусь я…

— Мне тоже так кажется, — сказал Виктор, и когда все присутствующие с удивлением воззрились на него, пояснил: — Мне тоже кажется, что будет лучше, если на остров высажусь я. Именно я. Один…

Андрей и Виктор Киселев подплыли на моторной шлюпке к берегу острова. Оба молчали. Каждый был погружен в свои мысли…

День выдался жаркий. Солнце уже приближалось к горизонту, но воздух над прогретым прибрежным песком еще струился теплым маревом, превращая все окружающее в подобие призрачного видения.

Андрей и Виктор высадились на песчаном пляже и ждали, словно чуда, появления Инги. Оба чувствовали, что она где-то рядом, но старались не говорить об этом.

— Так и будем ждать у моря погоды? — прервал Андрей молчание. — Расписываемся в собственном бессилии?

— Вам ещё предстоит научиться ждать, — сказал Виктор. — Это приходит с годами. Я вот научился… Вынужден был научиться…

— А вдруг её сейчас окружают штатники?! — возразил Андрей.

— Не думаю… Инга знает, что мы ждём её здесь… И даже больше: что за нами — мощь атомной подводной лодки! Наконец-то и наши научились пускать в ход все доступные средства для защиты сограждан…

— Если бы это была не Инга, а кто-то из простых смертных… Ведь всю эту бучу затеяли из-за неё… Получается, про неё только ленивый не знает и мы поступили опрометчиво, отправившись на эти соревнования…

— Идти против выработанных веками норм нельзя… — тихо и совсем не к месту проговорил Виктор. — Что-то в нас рушится. Что-то определяющее нас как биологический вид под названием «Человек Разумный».

Андрей недоуменно смотрел на непонятного ему человека, возродившего возлюбленную, словно птицу Феникс, и страдающего от этого больше всех.

— Сейчас год Петуха, который, сами знаете, бывает безрассудно храбр и задирист, — продолжал Виктор. — А нам поступать пора если уж не мудро, то, хотя бы не глупо… — Виктор неожиданно замолк, странно глядя на Андрея.

— Что с вами?! — заволновался Андрей.

— Она замерзла, — отрывисто прошептал Виктор. — Хочет говорить с тобой… Поздравляю, твоя взяла… — Отряхиваясь, он поднялся с песка.

— Откуда вы знаете? — Андрей тоже встал.

Виктор молча смотрел на Андрея и, при этом, словно прислушивался к чему-то.

— Простите… — сконфуженно пробормотал Андрей. — Все время забываю…

— Дуракам — счастье, — непонятно сказал Виктор. — Хотя этого следовало ожидать… Я буду ждать тебя во-он за тем мыском… А она появится минут через десять… — Виктор хотел еще что-то сказать, но лишь махнул рукой и, не оборачиваясь, скрылся за ближайшей скалой…

Несколько минут спустя из воды вышла Инга.

Нагая, словно Афродита-пенорожденная.

— Не смотри на меня, — тихо сказала она, подходя к Андрею. — Я замерзла…

Капельки воды на ее загорелой коже искрились в лучах заходящего солнца.

— Я столько искал тебя… — пробормотал Андрей и, торопливо стянув с себя рубашку, накинул ее на мокрые плечи девушки. — Признаться, уже и не надеялся…

— У нас мало времени, — перебила его Инга. — Я знаю: тебя послали ко мне в качестве наживки… Но они меня недооценивают… — Инга села на песок и, потянув Андрея за руку, усадила рядом с собой.

— Почему ты всех избегаешь? — спросил Андрей. — Я имею в виду…

— Я много думала о том, что с нами произошло… — Инга, словно не слышала вопроса. — Точнее: о том, что произошло со мной… Мне иногда казалось, что во мне пробуждается память Тани, которая является моей биологической матерью. Молчи!.. Это не мистика… Отнесись к этому серьёзно… Она, то есть мама, как бы соприкасается с моим сознанием и тогда во мне просыпается её память. Может быть, поэтому ты и снился мне, ещё до нашей встречи. Мне кажется, что иногда я выхожу на контакт с какими-то иными сферами, мирами, тонкими материями. Раньше я не верила в мистику и всякую там эзотерику, но, видимо, нет дыма без огня…

— Почему, ты не хочешь возвращаться на Материк? — прервал Ингу Андрей.

— Здесь мне лучше. В одиночестве я разобралась в своих мыслях и чувствах. Мне тяжело и с тобой, и с отцом. Ведь я в детстве не знала, что он мой отец. И даже была влюблена в него. Как в мужчину. Я знаю: ты любишь меня. Но я знаю, и то, как ты любил мою маму. Твои чувства ко мне — лишь отголоски чувств к ней. Ты любишь не меня, а свои воспоминания. Не спорь, я в тебе разбираюсь лучше, чем ты! Ты — собрание патриархальных пережитков. Я ведь дала тебе флешку с моими воспоминаниями, чтобы ты знал, какая я на самом деле. Ты не сможешь принять меня такую. Со временем ты убедишься в этом… Ты будешь пытаться переделать меня, под себя, но даже у Виктора ничего не вышло…

Андрей вдруг взял ее руку и осторожно поцеловал.

— Я не для этого сюда пришла… — растерянно пробормотала Инга.

— Но ведь когда-нибудь ты захочешь выйти замуж, родить детей…

— Не за россиянина, — быстро сказала Инга. — В России все думают, что современная жизнь дала женщинам слишком много воли, что мы теперь сами не знаем, чего хотим. Вы не желаете признать нашего стремления к равноправию. В вас, если копнуть, сидит уверенность, что женщинам нельзя дозволять того, что дозволено мужчинам. Вы, по сути, азиаты, лишь пытающиеся казаться европейцами…

— Я не отношусь к их числу, — пробурчал Андрей.

— Ведь ничто не мешало тебе иметь множество женщин…

— Это была чистая физиология…

— А почему нам, женщинам, нельзя удовлетворять свою физиологию? Я с тобой честна: зачем я должна буду доставлять тебе боль, пробуждать в тебе ревность и нести тебе муки, связанные с укоренившимися в тебе собственническими инстинктами? Зачем я должна буду сковывать свои желания, и жить по законам, которые ты вынес из прошлого… Тем более, что я знаю: век мой недолог. Несмотря на все старания дядюшки, то есть отца, он не всесилен. Чернобыль — сильнее…

— Глупости говоришь! — горячо возразил Андрей. — У тебя гениальный отец! К тому же ты забываешь о прогрессе науки…

— Не знаю… — Инга задумалась. — Я устала… Я хочу наслаждаться жизнью сейчас, пока молода. Ты ни в чём не виноват. Просто мы по-разному относимся к очень многому в современной жизни. Ваше поколение привыкло подавлять в себе естественные желания. А зачем?! Посуди сам: пройдет лет пять, я войду в зрелый возраст, мои потребности в сексуальном плане возрастут, а твои возможности, прости, уменьшатся. И ты будешь страдать, видя, как я общаюсь с молодыми людьми…

— Это мое дело, — буркнул Андрей.

— Ну, как ты представляешь нашу совместную жизнь? — горестно спросила Инга, и Андрей узнал до боли знакомую интонацию Тани. — Чтобы я сидела дома, готовила жрачку и ждала, когда же вернётся с работы мой доблестный муж-офицер?..

— Как же ты, временами, похожа на Татьяну! — прошептал Андрей.

— Да, во мне, наверное, многое от неё, но какою бы она стала, если бы родилась на четверть века позднее? Ты хоть задумывался над этим?!

— Ты, как и она, чего-то недоговариваешь… — сказал вдруг Андрей, страшась правдивого ответа.

— Да, ты прав, — подумав, сказала Инга. — На острове я встретила парня. Он — американец. И он влюбился в меня с первого взгляда. Я это сразу почувствовала. Как только у него будет возможность, он найдёт меня. И не кори меня за отсутствие патриотизма. У нового поколения родиной является вся планета. Вы же мечтали о всепланетном интернационале, когда будут стёрты границы и земляне осознают себя не русскими, или китайцами, а жителями крохотной планетки, с очень ранимой экологией. Эти времена настали… А вы им противитесь, потому, что все произошло не так, как вы хотели. — Инга помолчала. — Мой отъезд в Америку вовсе не означает, что мы больше никогда не сможем видеться. Я буду приезжать в Россию, и мы, надеюсь, останемся друзьями…

— Ну, спасибо! — не выдержал Андрей.

— Мы даже сможем заниматься любовью, — быстро сказала Инга. — Не морщься. Это ведь теперь не считается изменой. Мой американец ко всему этому готов. Или будет готов, если я захочу. И вообще, у них к этому относятся совершенно иначе. Молчи! Я знаю твоё отношение ко всему этому… Может, быть позднее я тоже стану такой, как ты… Ну, к примеру, для того, чтобы не распадалась семья и, чтобы дети имели обоих родителей. Не знаю. Не хочу загадывать…

И во время этого монолога Андрей молчал!.. Он сам себя не узнавал! Ведь всё было правдой. Все именно так и обстояло. Он, конечно, мог что-то возразить, но понимал что всё это бесполезно. Потому, что, в целом она была права…

— Я знаю все, что ты хочешь сказать, — прошептала Инга и прильнула к Андрею. — Возможно, ты и прав: то, что я называю ханжеством, является целомудрием, попыткой оградить подрастающее поколение от нежелательных крайностей. Наверное, какие-то рамки, сдерживающие от постоянного поиска удовольствий, должны быть. Бесконтрольная свобода действительно страшна, ибо сказано: свобода — это осознанная необходимость. Но до этого понимания надо ещё дорасти…

— Молчи, — Андрей поцеловал Ингу в солоноватые губы.

— Ты прав, — шепнула Инга. — Я самая обыкновенная дура…

Дальнейшее происходило в полном молчании, под мерный плеск набегавших волн. И только изредка пустынный берег оглашался счастливыми стонами новоявленной нереиды…

Часть шестая.

Легат и другие

1. Неожиданный поворот

В этот день в кабинете Широкова было тесно и шумно. С Красного Моря вернулись его подопечные, а с ними прибыли Инга и Виктор Киселевы.

— Ну, поздравляю с прибытием!.. — Павел Иванович по отечески обнял Андрея и Сашу. — Хоть и не уберегли вы, на первых порах, нашу русалку, но за то, что доставили ее, в целости и сохранности — спасибо… — говоря это, Широков внимательно рассматривал Ингу, скромно стоявшую перед ним с опущенной головой, словно нашкодившая школьница. Такую уж роль ей сейчас вздумалось играть.

— Значит, теперь нам предстоит жить именно здесь? — спросил Виктор, окидывая взором низкие потолки полуподвального помещения и облаченных в бронежилеты охранников «Феникса».

— Охранять вас будем, как зеницу ока, — Широков жестом радушного хозяина пригласил Ингу, Виктора, Андрея и Сашу в свой кабинет. — Здесь вы будете в большей безопасности, чем где бы то ни было…

Когда загорелые участники событий в Красном море расселись за столом заседаний, в кабинет Широкова, прихрамывая, вошел Сергей Мишкин.

— Серега! — Андрей бросился обнимать друга, — Ну, молоток!.. Выглядишь как огурчик! Если бы не знал, через что ты прошел!..

— Да… — Широков прокашлялся, для солидности, открыл ящик стола и вытащил довольно внушительную коробку. — Тебе Сергей от имени коллектива выношу благодарность за участие в операции «Гильгамеш»!.. Без твоих данных мы не сдвинулись бы в наших расследованиях… — Широков вручил Сергею коробку. — Сей презент можешь открыть после совещания, а вот это… — Широков жестом иллюзиониста вытащил из внутреннего кармана пиджака пакет банкнот, завёрнутый в пергамент и перетянутый резиновой лентой. — А это вознаграждение, размер которого, как ты понимаешь, является коммерческой тайной… С остальными участниками операции разберёмся чуть позднее…

— Кстати, где Аркадий Петрович? У меня к нему накопилась куча вопросов!.. — Андрей огляделся по сторонам, словно Аркадий Петрович мог прятаться за тяжёлой шторой. — Ведь подробности о Брижинском я узнал от него!..

— Не все у нас так гладко, как хотелось бы… — охладил пыл Андрея Павел Иванович.

— Час от часу не легче… — пробормотал Сергей.

— Уже неделю не можем найти Аркадия. Нет его ни дома, ни на даче.

— Погодите-ка!.. — неожиданно подал голос Виктор Кисилев. — Вы сказали Аркадий Петрович?

— Именно… — Широков встревожено взглянул на осунувшегося после пережитых приключений ученого. — Так зовут юриста нашей фирмы…

— На вид ему слегка за пятьдесят, и совершенно седой? — спросил Виктор.

— Да, можно сказать и так…

— И нос — с небольшой горбинкой, — продолжил Виктор описание.

— Похоже, мы говорим об одном и том же человеке… — Широков нажал кнопку вызова и в кабинет влетел Марат Рябов. — Личное дело Аркаши ты еще не переслал? — Широков ткнул пальцем куда-то вверх.

— Переслал…

— Ч-черт… — Широков характерным движением, до боли знакомым всем работникам «Феникса», помассировал лысину.

— Так у вас же в компьютере вся информация есть! — напомнил Рябов.

— Да, конечно… — некоторое время Широков растерянно смотрел на Марата, затем включил компьютер и пощелкал клавишами.

— Прошу вас, — обратился он к Виктору, когда на экране монитора появилось личное дело Завесы.

— Можно укрупнить фото? — попросил Виктор, подойдя к монитору. — Я его всего пару раз видел… Хотя личность, что и говорить, запоминающаяся.

Не переставая массировать левой рукой лысину, Широков укрупнил на мониторе лицо Завесы.

— Да, это он… — Виктор сел на свое место.

— И при каких же обстоятельствах вы с ним встречались? — довольно спокойно спросил Широков.

— Много лет назад я участвовал в создании трансгенного донора для этого вашего… Аркадия Петровича…

— Родословная его семьи ушла, можно сказать, в полное небытие… — рассказывал на вечернем заседании «Феникса» Марат Рябов. Он стоял перед экраном, на котором демонстрировались фотографии из семейного альбома Аркадия Петровича. — То есть о дореволюционном прошлом его предков известно одно: по отцовской линии он из социал-демократов… В тридцать седьмом многие члены семьи попали под каток репрессий. С тех пор, у оставшихся в живых сохранилась привычка никогда ни с кем не откровенничать…

— Эт точно… — шумно вздохнув, сказал Саша Бугров. — За столько времени он с нами ни разу не квасил. Трезвенник, понимаешь… Странно ведь это…

— Может, действительно, наболтать лишнего боялся? — проговорил Марат Рябов.

— Кстати, странная у него фамилия, — не успокаивался Саша Бугров.

— Фамилия Аркадия Петровича связана с подпольной деятельностью его прадеда, революционера, который пользовался своим псевдонимом, как завесой. Отсюда и пошло — Завеса… Предок этот был знаком с Плехановым, Богдановым… Впрочем, сегодня это уже забытые имена, а когда-то знакомством и сотрудничеством с такими людьми гордились…

— Не отвлекайся, — попросил Марата Павел Иванович.

— В школе Аркадий был председателем пионерского отряда, в университете — комсоргом, — продолжил Рябов. — В восьмидесятых — вступил в компартию. Однако пробыл в ней недолго: в начале перестройки наш юрист быстро переориентировался и одним из первых вышел из её рядов, поняв, какие перспективы открываются с приходом новых времен для неглупого и деятельного человека.

На экране мелькали фотографии Завесы: в спортивном костюме на турнике, на пляже в Серебряном Бору, на соревнованиях по теннису…

— К середине девяностых, Аркадий вошел в когорту самых дорогих юристов Москвы, — Рябов включил видеопроектор и на экране появился Завеса, выступающий на заседаниях суда, дающий интервью журналистам, отдыхающий в компании сильных мира сего. — При этом он успевал оказывать помощь не только нашей фирме, но и целому ряду бизнесменов, а также правоохранительным органам, поскольку понимал, что только в подлинно правовом государстве сможет развернуться во всю мощь своего таланта…

— И мало кто знал, что последние десять лет он был болен раком крови, — продолжил вместо Рябова Сергей. — Он тщательно скрывал, что его, так называемые командировки, в действительности, протекали в онкологическом центре…

— Я-то про его болезнь знал… — сказал Широков, после затянувшегося молчания. — Он не раз говорил мне, что по ночам его посещает одно и то же видение: будто он лежит на столе, в морге. Голый и посиневший…

— А ведь всегда казался таким бодрым… — вздохнув, сказал Саша…

— Он не желал мириться со своей участью и настойчиво искал выход, — завершил сообщение Сергей. — Лет десять назад он вышел на «Геронт», то есть на Клинику…

— А не пора ли нам, товарищи, разобраться с этим бывшим правительственным пансионатом? — спросил неизвестно кого Широков…

— У меня тут идея интересная появилась, — заявил неожиданно Марат Рябов. — Раненый на острове боевик, Фёдор Бузаев, является одним из доверенных лиц Легата. Особым умом Федя не отличается, но Легату предан, как пёс…

— Я так думаю, что в Красном Море на Легата работал не только этот Федя, — предположил Андрей. — По моему, там всё заваривал Никита…

— Да, Никита старался быть независимой фигурой, — перебил Андрея Рябов. — А точнее, он хотел угодить «и нашим и вашим», поэтому столько лет метался между Костоломом и Легатом.

— Я не удивлюсь, если выяснится, что в Красном Море он работал не только на Легата, но и на зарубежных покровителей, — сказал Андрей.

— Именно поэтому я и говорю про Фёдора, — продолжил Рябов. — С одной стороны, это фигура не из самых первых, с другой стороны, как говорится, особа, приближенная к Легату. Если нашпиговать этого Федю всякими нанотехнологическими цацками, а затем инсценировать его побег, он может привести нас в логово…

— Он сейчас в тюремном госпитале, этот Федя? — спросил Широков.

— Совершенно верно, — Марат Рябов помрачнел.

— Но из него ведь невозможно бежать! — воскликнул Сергей.

— Забрать Федю, или ещё кого, через официальные инстанции я оттуда смог бы… — задумчиво проговорил Широков. — Но ведь и на нашем верху кто-то связан с Легатом и его сообщниками. Высокопоставленными, подчеркиваю, сообщниками. Если я начну действовать, через верх информация просочится к Легату и прочим господам из верхушки «Геронта». И тогда этого Федю будут проверять и в хвост и в гриву…

— Точно! — поддержал Широкова Сергей. — Просветят нашего Федю аппаратурой, не уступающей нашей, и вся затея с наноштучками, — псу под хвост…

— Значит надо устроить ему самый натуральный побег, — проговорил Андрей. — И лишь один человек в состоянии это сделать…

— Ты имеешь в виду нашу русалочку? — встрепенулся Широков.

— А кому же ещё это под силу?..

2. Федя

Федор Бузаев уже не помнил времён, когда дымящиеся трубы заводов и фабрик, нарисованные на агитплакатах, вызывали в советских гражданах чувства радости и гордости за отечественную индустрию. Ну, не испытывал Федя подобных чувств, хотя заводские трубы, коптящие небо, окружали его с самого раннего детства. Отпахав смену на заводе, местные работяги часто не имели альтернативы бутылке с зелёным змеем. К тому же в Мариуполе, длительное время называемом Ждановым, кроме развитой металлургии имелась лишь отравленная окружающая среда, порождающая атмосферу уныния и безысходности. Поэтому не было ничего странного в том, что к алкоголю и времяпровождению в сомнительных компаниях, Федя приобщился в возрасте, который принято называть нежным.

То ли гены, то ли фамилия (ведь бузили, наверно, его предки, коль такая фамилия!), но Федю, после приёма огненной воды, всегда тянуло на приключения. Ещё в подростковых компаниях он постоянно баламутил окружающих, вдохновляя приятелей собственным примером на сомнительные подвиги. Возможно, родись Федя во времена Отечественной Войны, или, к примеру, в офицерской семье, то стал бы он прославленным защитником родины. Но юность его протекала в смутные перестроечные годы, когда идти в армию считалось делом, совершенно не понтовым. А, поскольку силушкой Федю природа не обделила, то чесал он свои пудовые кулаки по любому поводу, а ещё чаще — и без всякого повода.

При всём при том, Федя был человеком простодушным и незлобивым. Никому ничего не стоило обдурить его, потому и облапошивали его все кому не лень, втягивая в тёмные делишки. И нет ничего удивительного в том, что к тридцати годам Федя имел две ходки.

Привязался Легат к Феде именно из-за его детского простодушия. Постоянно окружённый скользкими, без чести и совести согражданами, Легат отдыхал душой рядом с Федей. На Федю можно было положиться, а главное, — задания, не требовавшие особой смекалки, Фёдор Бузаев выполнял чётко и безукоризненно.

Со временем и Федя оценил выгодность своего нахождения рядом с Легатом. Никто отныне не рисковал бессовестно использовать и подставлять верзилу, приближённого к криминальному боссу. Потому и служил Федя Олегу Николаевичу Тихомирову, как верный пёс.

К Никите Федя был приставлен Легатом, в силу перечисленных причин. Он стал глазами и ушами босса, докладывая ему о каждом шаге неудавшегося музыканта-импотента. После гибели Костолома Никита вновь примазался к Легату. И как обычно, к жуликоватому перебежчику был тут же вновь приставлен Федя. Легат не брезговал пользоваться такими типами, как Никита, поскольку в определённых обстоятельствах их изворотливость ему была нужней, чем отсутствующая у них порядочность.

Федя участвовал в обоих попытках Никиты захвата Виктора и Инги Кисилевых. Во время представления «Маски-шоу» в бассейне клуба дайверов он потерял два зуба, а в операции в Красном море едва не расстался с жизнью. К его счастью раны, от очереди из «калашникова», оказались несмертельными, и после изъятия пуль из плеча и руки, Федя отлёживался в спецгоспитале для заключённых.

Побег Феде пришлось и впрямь устраивать почти натуральный. Иначе, информация об инсценировке могла всплыть и дойти до совершенно не нужных для данного дела господ.

Поскольку Андрея и Сашу Федя мог заприметить во время красноморской баталии, в госпиталь к нему отправили Сергея Мишкина. Тем более, что Сергей ещё не совсем оправился после происшествия на Верхней Масловке, и неделька, проведённая в госпитале, не могла ему повредить…

Сергею не составило труда вызвать доверие Феди, и уже через пару дней после знакомства они вместе разрабатывали план побега…

— Похомутают нас, — шептал Федя в курилке госпиталя, с опаской оглядываясь по сторонам. — Как пить дать, выпустят нам кишки, так, что и глазом моргнуть не успеем!

— А для чего я с санитаром Лёхой скорешился? — хитро прищурившись, спросил Сергей, — Он, гнида, десять тонн запросил, а мне только пять могут передать!..

— Зелени?! — уточнил Федя.

— Нет, дерева!.. — съязвил Сергей.

— Так босс за меня и двадцать не пожалеет, только он не знает, куда меня ухайдокали!

— Так я же через Лёху могу маляву передать! — почесав затылок воскликнул Сергей. — Ты только скажи, куда и кому! Ты на кого пахал?

— Много знать хочешь… — засомневался вдруг Федя.

— Меньше знаешь, лучше спишь… — мгновенно согласился Сергей. — Думаешь, другие желающие не найдутся?

— Ты это… не гони… — на физиономии Феди отразилась тяжелая работа мысли. — Помозговать надо…

— Ну, мозгуй… Только Лёха в отпуск уходит, а, когда вернётся, нас отсюда уже отправят. И останется тебе любоваться небом в клеточку…

На следующий день Федя сдался и рассказал Сергею про Легата. Они вновь курили, сидя на подоконнике возле наглухо запертой двери, и вполголоса обсуждали план побега.

— Не дрейфь! Когда прибудем, расплатишься… — успокоил Сергей Федю. — Главное — ноги отсюда унести. — Сергей трижды сплюнул и добавил: — Точнее говоря, нас отсюда ногами вперёд вынесут… Типа, в морг. Жмуриками нам, Федя, придётся прикинуться. Как графу Монте-Кристо…

— Тьфу, ты… — Федя трижды сплюнул. — Примета, блин, плохая — жмуриков изображать!..

— Тогда натуральными жмуриками стать можем, — Сергей мрачно усмехнулся. — Отсюда, братан, не в Мордовские лагеря ссылают… И даже не на Колыму!..

— А с чего это мы вдруг окочуримся? — засомневался вдруг Федя. — Вроде как, оба на поправку пошли, и вдруг жмуриками станем?! Никто ведь не поверит!

— Ты что, про самострел в курсе?

— Не понял… — Федя аж головой помотал от перенапряжении творческой мысли. — Из чего же стреляться-то будем?

— Стреляться и впрямь не из чего, братан, — Сергей печально развёл руками. — Придётся нам друг дружку покалечить. Совсем малость, для вида.

— Какая же это малость, если нас за жмуриков принять должны?

— Ну, это я так сказал, чтобы тебя не пугать, — «успокоил» Федю Сергей. — Но калечить нам друг друга придётся вполне серьёзно…

— Так мне распалиться надо, чтобы тебя всерьёз отделать… — Федя призадумался. — Вот так просто, за здорово живёшь, не могу…

— Не бойся, чего-чего, а распалить я тебя сумею, — ещё раз «успокоил» Федю Сергей. — Ты только потом вспомни, когда мы уже на месте будем, что я это тебя не всерьёз, а ради нашей свободы…

— У меня просто так на другана рука не подымется!.. — не успокаивался Федя. — Меня очень-очень распалить надо!

— Ну, значит, очень-очень и распалю, — заверил Федю Сергей. — Ты, главное, бей всерьёз! Мне ведь тоже разозлиться надо! А ещё, ты потом вспомни, когда мы на воле будем, что дрались-то мы хоть и всерьёз, но понарошку. Поэтому, ты на меня зла не держи, когда я тебе от души навешаю…

— Да не успеешь ты навешать-то, — начал заводиться Федя. — Ведь я, когда распалюсь, наповал бью…

— Так ведь я тоже тебя не по головке гладить собираюсь! Ты, главное, потом вспомни, из-за чего мы сцепились…

— Вот, блин, заладил! Да вспомню, я, вспомню!..

— А вот я боюсь, что не вспомнишь, — вновь засомневался Сергей. — Я ведь тебе так мозги зашибу, что, боюсь, ты себя-то забудешь!..

— Ты сначала попробуй дотянись! — Федя заводился, уже не на шутку. — Ты сначала достань!!!

— Ладно, ты раньше времени не трепыхайся, а глотни-ка пока пять капель для верности. — Сергей достал из кармана пузырёк с коричневатой жидкостью и выпил половину содержимого. — Мне это Леха передал, сказал, что сработает стопроцентно….

— И что теперь будет? — поинтересовался Федя, допив содержимое пузырька.

— А теперь, мы с тобой, братан, помрём, — грустно сообщил Феде Сергей. — Как Джульетта из-за Ромео… То есть не всерьёз, конечно, а «типа того»… А через сутки воскреснем…

— Ты чем меня напоил, падла?! — запаниковал Федя. — Ты чо ваще вытворяешь?!

— Ты же видел, я эту дрянь тоже пил… Так что если что: вместе к праотцам отправимся…

— Ты чо творишь?! К каким, на хрен, праотцам?!

— Эт я шучу так. Я только одного боюсь: что ты потом забудешь, ради чего, мы всё затеяли…

— Ты меня достал! — заорал Федя и соскочил с подоконника. — Сказал — не забуду, значит не забуду!..

Пока Сергей подначивал и заводил Федю, в кабинете Широкова шёл контроль за ходом этой довольно нестандартной операции. Постоянную связь с Сергеем обеспечивала микроаппаратура, вживлённая в его организм. Наушники были вживлены в уши Сергея, микрофон — в подбородок, а видеокамеры в веки и в шею, ниже затылка, чтобы сотрудники «Феникса» видели, при необходимости, и то, что происходит сзади Сергея. Причём микрокамера на шее непосвящённым казалась родинкой.

— Сережа, он готов! — прошептала Инга в микрофон. — Теперь и впрямь не забудет… Так что бей его, бедолагу, не жалей. Симптомы будут страшные, но жить будет…

Инга сидела между Андреем и Маратом Рябовым, а Широков нервно прохаживался по кабинету…

— Девочка, моя, — сказал он, когда Инга отключила микрофон. — Ты уверена, что всё сработает?

— Абсолютно…

— А как работают эти твои штучки в этом… Феде? — Широков обернулся к Марату Рябову.

— Как часы. Ведь он выпил несколько тысяч нанороботов…

… Первым пришлось бить Сергею. Причём бить всерьёз, иначе побоища могло и не произойти.

И этого удара в челюсть оказалось достаточно, чтобы Федя озверел. Такая уж у него была натура, что не мог он терпеть, когда его били.

Первое время Сергей отвечал на удары Феди избирательно, стараясь, чтобы результаты его ударов производили больше внешний эффект, не особенно повреждая жизненно важные органы бедолаги.

Однако, когда вокруг собрались уголовники, подбадривающие дерущихся, начал срабатывать эффект толпы. Этот фактор сотрудники «Феникса» не учли. Точнее, — недооценили. В особенности то, что из-под контроля может выйти и Сергей.

Федя, между тем, уже не просто озверел: он словно превратился в берсерка, не чувствующего боли. Кровь из разбитых бровей залила ему лицо и вид его был страшен.

В какой-то момент Сергей даже начал сомневаться в исходе драки и всерьёз пропустил несколько ударов.

И тогда он тоже «распалился». Теперь он просто не воспринимал слов Инги, пытавшейся предостеречь его от лишней жёсткости.

Федя был боец от природы. Кое-чему он, конечно, научился за десятки лет своей криминальной биографии, когда лишь умение постоять за себя в драке, позволяло ему выжить. Однако, главные его преимущества, то есть сила и выносливость, были просто дармовым подарком природы. В первобытные времена Федя, однозначно, был бы вожаком стаи, или главой рода. А может быть даже вождём племени, окружённым любовью своего гарема, почитанием соплеменников и страхом врагов.

Впрочем, и во времена перемен ему для выживания вполне хватало его первобытных инстинктов…

Врачи тюремного госпиталя так и не смогли вывести Федора Бузаева из комы. Через сутки информация об инциденте дошла до Легата, которому не составило труда забрать бездыханное тело Феди.

У его любимца были отбиты печень и почки, а также переломаны рёбра, и повреждён позвоночник… Короче, не жилец был теперь Федя Бузаев. И пришлось Легату пойти на крайние меры…

Впрочем, пора подробнее рассказать и о самом Легате…

3. Детство Легата

… В те дни Олежке стукнуло семь лет, и он впервые проиграл в карты деньги. Долг надо было отдать завтра. Крайний срок — к вечеру.

За ужином отец искоса посматривал на мучения сына, но ничего не говорил. Ждал, когда он сам созреет. Они сидели в столовой, за большим обеденным столом, под лампочкой, с оранжевым абажуром. В углу комнаты, вместо иконы висел портрет Сталина, рядом — настенный календарь, на котором было написано: «С НОВЫМ 1958 ГОДОМ!»

Как Олежка ужинал, не поднимая глаз от тарелки, как желал родителям доброй ночи, он не помнил. Он вспомнил себя, когда, бесшумно пройдя к вешалке, в полной темноте полез в карман отцовского плаща и нащупал деньги.

Он никогда не узнал, хватило бы ему рассчитаться с долгом или нет. Вспотев от внутренней борьбы, он вытащил из отцовского кармана руку.

Пустую руку.

Без денег.

Затем бесшумно вернулся к кровати и лег.

И тогда к нему подошел отец.

Олежка, обнял его за шею и заплакал.

— Я понял, что у тебя что-то случилось, — сказал отец и помолчал.

— Я деньги в карты проиграл!.. — мальчик заплакал еще горше. — Десять рублей! Мне их завтра, кровь из носу, отдать надо! — Стыд и жалость к себе застряли в горле и не давали дышать.

Отец тихонько гладил сына по голове, по смешному чубчику, по щекам. И от этого плакалось еще сильнее. Но непонятный ком постепенно проходил.

— Десять рублей… — задумчиво повторил отец. — Кто еще знает об этом?

Мальчик растерялся.

— Я потому спрашиваю, что все те, кто знает об этом, подумают, что для того, чтобы отдать долг ты эти деньги украл.

— Не подумает никто так! Они знают, что я не вор!

— Конечно, ты не вор. А где же ты тогда их взял? Вечером у тебя денег не было, а утром вдруг появились. Откуда? Даже если ты их заработал, то — когда?

После недолгих размышлений мальчик нашел выход:

— Я скажу, что деньги у меня были, что я разбил копилку, и…

— Соврешь? Это почти то же самое, что украсть…

— Тогда я скажу, что попросил у тебя. Ты же мой папа!

— Что ж, тогда ты, конечно, скажешь правду… — отец помолчал. — Но получится, что ты молодец, а вот папа твой — дурак, коли дал. Так подумают все, кто узнает об этом.

— Но почему?!

— Потому, что так оно и будет, если я буду потакать твоим прихотям. Прости, но денег я тебе не дам.

— Тогда, может быть, попросить у мамы?

— Получится, что она тоже… ну, не очень умная, если даст. О проигрыше ей, конечно, сказать надо. А что сказать ребятам я тебе, так и быть, подскажу. В первый и последний раз… — отец неожиданно улыбнулся. — Скажешь, что ты у меня в долг взял десять рублей, а взамен пообещал, что никогда больше играть на деньги не будешь… Договорились?

— Спасибо! — Олежка радостно обнял отца. — Я на самом деле больше играть на деньги не буду!..

Пока они так говорили, пока Олежка думал, как сказать маме, а потом, когда мама приходила в себя и, то расспрашивала детали, то вскрикивала и плакала, пришло время бежать в школу.

Это запомнилось Олежке на всю жизнь.

Может быть, потому, что впервые он побежал в школу натощак…

… Отец Олежки Николай Степанович Тихомиров шел после вечерней смены по пустынной улице. Свет горел лишь в конце улицы, да в нескольких окнах полуночников.

— Помогите! — раздался в темноте истошный женский крик.

Николай Степанович обернулся и увидел двух парней, волокущих в подъезд женщину, упирающуюся из всех сил.

— Молчи, хуже будет! — пригрозил один из парней, нетрезвым голосом.

— Да отстаньте вы, кобели проклятые! — закричала женщина, осмелевшая при виде подходящего Николая Степановича.

— И не стыдно? — спросил Николай Степанович, не вынимая рук из карманов. Словно там у него могло быть какое-то оружие. — Вдвоем с бабой сладили, да?!

— Ты греби, старый, пока не схлопотал, — довольно миролюбиво посоветовал более высокий парень. — Не встревай не в свое!..

— Ой, не уходите!.. — запричитала женщина. — Ой, я вас умоляю — помогите!

— Заткнись, сука! — низкорослый поддонок с размаху ударил женщину по лицу.

— Ах ты, сволочь! — закричала женщина и попыталась лягнуть обидчика полной, сильной ногой.

— Ну, сучка! — низкорослый вновь замахнулся на женщину.

Этого Николай Степанович вытерпеть не мог. Он перехватил руку парня и завернул ему за спину.

— Я ж тебе добром предупредил! — продолжая болевым приемом выворачивать руку парня, Николай Степанович повалил его на землю.

В это время более высокий парень с размаху ударил Николая Степановича ногой в живот.

Николай Степанович упал, но тут же вскочил на ноги и набросился на рослого, нанося ему удары своими достаточно увесистыми кулаками.

Освободившаяся женщина с криком «помогите!» бросилась бежать.

— Ну, паскуда!.. — низкорослый пошатываясь, поднялся с асфальта, выхватил из кармана нож-финку и всадил ее в спину Николая Степановича.

Последнее, что видел отец Олежки: замершая вдали женщина, к которой бежали его убийцы…

… Мать стояла вместе с Олежкой на кладбище, перед скромным памятником. Из овала фотографии, прикрепленной на небольшой известняковой плите, на Олежку смотрели строгие и одновременно добрые глаза отца.

— Дурак, — едва слышно прошептала мать, вытирая слезы уголком черного платка. — Из-за какой-то шалавы!..

Маленький Олежка смотрел на мать широко раскрытыми глазами, затем вновь обернулся к фотографии отца.

— А он подумал, каково мне будет такого оболтуса одной растить? — неизвестно кого спрашивала мать. — Об этом он подумал?! Ну, прямо хоть вешайся, или на панель иди!..

За три года после гибели отца, жизнь неоднократно подставляла Олегу ножку, задавала каверзные вопросы… Возможно, Олежка не стал бы Легой, если бы… Если бы не научился разговаривать с отцом во сне…

В первое время Олег просыпался, со страхом прислушиваясь к учащенному биению сердца. Ему казалось, что достаточно включить свет и отец появится рядом.

Живой и невредимый.

Потом он научился не просыпаться и доводить разговоры с отцом до конца. Но все чаще он теперь забывал, о чем именно говорил отец. И от этого Олег чувствовал себя очень одиноким.

Через три года мать вышла замуж. Отчим по имени Дядя Сеня, в целом, был мужик нормальный, но любил выпить. Однако это было лишь полбеды. Со временем все чаще вместе с ним стала выпивать и мать…

Но самое странное: с появлением Дяди Сени отец в снах Олега почему-то изменился… Он стал чем-то похож на отчима, даже разговаривал иногда также. Пока не перестал сниться вовсе…

В начальных классах все звали его Легой. Кличка произведена была его одноклассниками от имени Олег. Казалось, все в его жизни складывалось вроде бы случайно, но, вместе с тем, и очень даже не просто. Дома все звали его Олежкой, ласкательно, как маленького. Но это было лишь одной из причин его страстного желания повзрослеть как можно скорее.

Вторая причина — общеизвестна: тайна противоположного пола.

Но была и третья причина — шахматно-математические таланты, плюс — железная воля, которая, для самореализации, жаждала свободы и независимости. Можно было бы назвать и еще причины, но как-то неловко говорить о женщине-матери — «деспотичная алкоголичка». Увы, такою матушка Олежки и была. И видно передала сыну по наследству часть своих генов. Также, как и стремление к полной независимости.

Родился Лега в 1950 году. То есть в год тигра, по восточному календарю. И был он, как и положено всем родившимся в этот год, хорошим и надежным другом, умеющим постоять и за себя, и за друзей. До тех пор, пока лучший друг, к которому он обратился за помощью, не отказал. А позднее — и вовсе предал. И звали этого пацана Ваней. А кличка его уже в те годы была Костолом.

Рано потеряв отца, невольно наблюдая участников жизненного «карнавала» в родной квартире, на улице и в школе, Олежка либо должен был плыть по течению, и быть «как все», либо как можно скорее становиться сильным.

Самым сильным…

Повезло одногодкам Леги, — новый математик преподавал и черчение. На первом же уроке Александр Васильевич, отставной морской офицер, поразил всех: не глядя на доску, одним движением начертил безукоризненный круг, — «окружность». Предложил проверить циркулем, Наташка, лучшая чертежница, рискнула. И зря. Это была самая настоящая окружность. Начертанная от руки окружность.

Но, несмотря на такую невиданную способность, произведенного эффекта хватило ненадолго. Оглоеды и спиногрызы в Одессе не переводились никогда, и довести до точки кипения они могли кого угодно. Тем более — инвалида, контуженного на флоте. Уже на третий урок учитель пришел с необыкновенной линейкой метровой длины, выполненной из сияющего, гибкого и упругого металла. С одной стороны — сантиметры, с другой — дюймы…

«Легированная сталь! — с нажимом предупредил чертежник-математик. — А я вам, долбаки, — не Макаренко!»

И, соответственно, бил, в случае чего, линейкой по пальцам. Правда, исключительно пацанов.

Ну, положа руку на сердце, умные мальчики понимали, что будь любой из них на месте их учителя, то и не такое сотворил бы… Но убивать насмерть учеников как бы не положено, потому-то никто из пацанов об учительской карьере и не мечтал.

«Пед и мед — хуже нет!» — придумано там и тогда, то есть в шестидесятых годах двадцатого века. Впрочем, это — одна из тысяч легенд, каковыми овеян был славный город у самого синего моря.

А то, что единственным, кто молча переносил легированную сталь и ни родителям, ни завучу-директору никогда ничего плохого про учителя не говорил, как вы уже догадались, был Лега, Олег Тихомиров, ученик при таком-то учителе, сначала седьмого класса, и так далее, по десятый, включительно…

Что тоже, скорее всего — легенда, математик с явным талантом чертежника, при полнейшем отсутствии макаренковских данных, приходя на урок математики, начисто забывал, как третировал его на уроках черчения Олег Тихомиров. Очень у них сложные взаимоотношения сложились, у бездетного математика-чертежника и Олежки Тихомирова, росшего без отца и без отчима дяди Сени, отбывавшего срок в месте заключения.

Ох, с нелегким сердцем Александр Васильевич ставил Олежке пятерки, а однажды не без труда, но с блеском разгромил ученика в шахматы, после чего Лега решил приналечь и на шахматы, и на черчение. Для компенсации. Понимал, что Василич приобретя некоторую уверенность на шахматной ниве, строже будет и в черчении.

И вытянул-таки Олежка пятерку. Оба словно забыли, как в третьей четверти седьмого класса крепче обычного повздорили, как Александр Васильевич пообещал не выше тройки за год. Но горяч и заносчив будущий Легат был уже тогда и в ответ заверил, что засунет педагога головой в пожарную бочку…

Так и продолжалась эта странная дружба-соперничество, столь разновозрастных особей мужского пола…

Однажды Лега, не в первый раз изгоняемый из класса и битый уже сегодня линейкой, решил разнообразить свою месть. Зайдя за учительскую спину, он положил на пол оторванную от парты спинку, наступил на нее крепкой спортивной ногой, оттянул ее неслабыми руками и резко отпустил.

С оглушительным треском.

То-то поговаривали, что списали капитан-лейтенанта Александра Васильевича по контузии. Здоровые, откормленные лоботрясы не представляли, что офицер может что-то такое пережить, отчего нервы его стали неизмеримо тоньше, чем у обыкновенных людей. Даже если слух, при этом, стал хуже.

По реакции класса Лега понял: что-то получилось не так. И вернулся в класс, из любопытства. А также из желания посмеяться.

Но никто не смеялся.

Леге тоже смешно не стало. Более того, на следующий день он принес одну из ранее не сданных работ. За которую, несмотря ни на что, получил оценку «отлично». Потом — еще одну…

И вдруг в Василиче он увидел человека, ставшего на службе инвалидом. И ничего не получившего от Родины в награду за это. В том, что это случилось на службе — сомнений не было…

В ту ночь Лега, устав от борьбы с листом полуватмана, заснуть, тем не менее, не мог. Он лежал на спине и в темноте видел искаженное, страшное лицо с прижатыми к вискам руками, распахнутым в крике ртом и глазами, из которых плескала ненависть.

Эту картину он запомнил на всю жизнь.

Но что-то мешало ему ненавидеть учителя в ответ. Лега признался себе, что скорее соревновался с чертежником — кто кого. Ну, не любил он черчение, что тут поделаешь?! А кто, кроме глупых девчонок, любит это нудное занятие?..

«Чертит-то он классно, но сам ведь признается, что «не Макаренко», — думал Лега. — А с другой стороны: кто из наших учителей — Макаренко? Да никто!.. Одних ребята любят за доброту, других — за то, что часто болеют, — их жалко, да и уроки свободные бывают. Но были еще и третьи. Они, как поставили себя с первого дня строгими и справедливыми, так и терпели эту свою маску. И именно они — чаще, чем другие, не тянули на макаренок. И часто завышали ученикам оценки, ради хороших показателей успеваемости. А этот… Ну, не педагог, это точно, но ведь чертовски с ним интересно! И тем более интересно, как же его все-таки контузило? Скорее всего — случайный взрыв… И потом, школьный предмет — одно дело, а человек — другое. Пусть и не педагог…»

И когда Лега пожалел бывшего офицера, а ныне — весьма непедагогичного, хоть и волевого математика-чертежника, то сразу и уснул. Но выводы сделал нестандартные. Может быть, в силу своей двоякой наследственности…

Как-то раз от соседей Лега узнал, что его честный и справедливый дядя Коля, родной брат отца, сидит в тюрьме. И мир, можно сказать, перевернулся в его сознании. Если мир устроен правильно, то почему осужден дядя Коля?! Значит, мир устроен неправильно, и в нем можно жить по законам, которые устраивают именно тебя.

Как-то незаметно для себя Лега понял, что, если ты устроен сложнее, чем другие, то они, другие, должны видеть тебя совсем простым и добрым. Да, именно так — добрым, щедрым и простым. Тогда легче ими, людьми то есть, манипулировать. И тогда будет авторитет, а, следовательно — и деньги, и власть, а, следовательно, и возможность жить, как ты хочешь, ни под кого не подстраиваясь и не перед кем не пресмыкаясь.

Уроки линейки из легированной стали не пропали даром. С годами из глубин подсознания Леги выплыл и кристаллизовался простой и четкий для него закон:

«Добрыми словами и нравоучениями не добьешься того, чему может научить даже в виде потенциальной угрозы линейка из легированной стали…»

4. Юность Легата

Провожал Лега как-то девушку в старом центре. Свернули с улицы Советской Армии, бывшая Преображенская, на улицу имени Розы Люксембург, бывшая Полицейская. Прошли квартал и свернули направо. Из света — в темноту. За спиной остался ярко освещенный фасад ресторана «Киев». И не было видно, что там впереди. А слева находился сквер. Тоже мало что видно. А их, когда они на свету были, заприметили — юная, современного силуэта, парочка. Оба хороши собой — по контурам видно.

Позвали, как это иногда случается. Со стороны парка, утопающего в кромешной мгле.

Девушка напряглась, а Лега продолжал идти, как шел. Только шепнул ей слегка охрипшим голосом, чтобы если что, бежала на ступеньки ресторана, на яркий свет.

Та, наперекор всякой логике, только крепче прижалась.

— Парень, дай закурить! — раздалось из мрака.

Лега не отозвался: вполголоса настаивал, чтобы девушка уходила, пока еще не поздно.

Однако девушка оказалась упрямой и ни в какую уходить не желала.

Краем глаза Лега пытался рассмотреть, кто его зовет?

Вроде бы там темнели двое. Или, может быть, — трое…

— Эй! Не боись! — раздался из темноты второй голос. И сказано это было как-то не по-местному. — Бить не будем! — тут же миролюбиво добавил первый голос. — Сигареты и впрямь кончились!..

— Кому надо, тот сам подходит, — ответил Лега и оттолкнул глупую девчонку. Даже матом ее послал и вышел на середину дороги. Потом достал слегка дрожащими руками сигареты.

Со скамейки поднялся один, перемахнул невысокую ограду и подошел легким, как бы скользящим шагом. Покосился на убегающую в слезах девчонку, небрежно сунул руку в карман и вынул чего-то.

Щелкнуло. В руке подошедшего парня блеснул нож.

Свет от ресторана освещал незнакомцев в профиль, глаз видно не было.

Лега мгновенно сунул руку в карман и тут же провел перед собой сверкнувшую дугу.

Парни отпрянули, стали обходить с двух сторон. Краем глаза оба видели, что девчонка остановилась на углу и смотрела на них, не зная, кричать, или обойдется.

— Тут ментовка рядом, — степенно заметил Лега. Он стал спиной к свету и выставил перед собой свое поблескивающее оружие.

Противники смутно серели на фоне темноты.

— А когда ты с пером, не играет влияния, — ответил один из парней. — Тогда хоть из самой Москвы будь…

— Тебе нужен шухер? — уточнил Лега. — Могу устроить…

— Это была шутка, братан. — Незнакомец сложил нож и сунул в карман. — Слыхал я, что тут ребятки лихие…

— Для меня — шутка, а для тебя — срок… братан. — Лега показал ему футляр от расчески; покрытый амальгамой, он сиял, как клинок.

— Ну, ты даешь, паря… Держи цигарку, — незнакомец подал левой рукой пачку сигарет. — Што я, курево не имею на што купить? — заезжий рассмеялся, махнул рукой. — Эт — просто прикол такой. Зови свою деваху, не боись. Водочкой угостим, покалякаем. Ты ж совсем зеленый, хоть и сметливый, вот ума и набирайся.

— В твои годы я бы пера не показывал… — хмыкнул Лега.

Заезжий решил пропустить обиду.

— А чо не показывать-то, в мои годы? — прогундосил он. — И скоко мне на твой глазок? Да не боись, так и так промахнёсся.

— Я не гадаю, — закуривая, сообщил Лега. — А хочешь знакомиться, можем увидеться на пляже… Особенно, если карточные фокусы знаешь. Приезжай завтра. Я буду у яхт-клуба, после двенадцати. Меня Олегом зовут…

— А меня — Иваном, — представился старший. — Хотя больше известен как Костолом…

Они пожали друг другу руки, и Лега ушел. Извинился, как положено, перед девушкой за «выражение». Объяснил: нагрубил, чтобы обиделась и убежала…

На следующий день на пляж поехал один. Там и состоялось знакомство, определившее всё будущее Леги.

Один из двоих приезжих оказался большим специалистом показывать фокусы. Карты в его руках бегали сами, появлялись ниоткуда и в никуда пропадали. Они выстраивались как живые солдатики, падали по очереди, как убитые, даже менялись местами. А если Лега пытался угадать карту, — вроде бы он ее усмотрел, — обязательно ошибался. Но если карта выскакивала из рук Мирона, — так назвался симпатичный «фокусник», то это всегда была именно та карта, которая была заказана зрителем.

Лега был в восторге. Они искупались, выпили пива. Причем, за себя Лега платил сам.

Приезжие переглянулись и Иван, один из вчерашних знакомцев, хитро глянув, спросил:

— А за концерт как расплачиваться будешь?

Лега ответил. Но не ему, а Мирону:

— Научишь, — расплачусь. И не хило…

Затем, поняв, что гости ждут продолжения, добавил:

— Если что — вместе сядем…

— А ты раскусил, что карты — ручной работы? — спросил Иван, чтобы поменять тему.

Лега честно признался, что нет, не раскусил.

— Видишь, молодой ишо ты, — сказал Мирон. — Вот и нам расчету нет, по твоей молодости на северный курорт попадать. Мы же сюда отдыхать приехали…

Потом Иван, принес сухенького вина и десяток беляшей. Лега предложил обедать в море. Новые знакомцы переглянулись. Лега пошел на причал клуба, поговорил с Юрой Крумовым, яхтенным капитаном, и через полчаса все уже были в кокпите «Коралла», а яхта маневрировала, проходя волнорез…

К концу лета Лега освоил кое-какие карточные фокусы, а Мирон и Иван получили немало информации к размышлению. Они убедились, что голова у Олега работает — будь здоров, это раз. Что он отвечает за каждое свое слово — два. И третье: Лега познакомил их с человеком из торговой сети. Ну, с очень полезным человеком. И еще — с талантливым актером-любителем.

Косте Шадрину, по большому счету, — цены не было. Он любил и умел мастерски копировать кого угодно, — директора у телефона, охранника — повадкой, да и вообще любого человека… Пропадал в нем недюжинный актерский дар, а закапывать талант — это преступление. И позднее Лега нашел-таки способы его использования…

На пересечении улиц Советской Армии, бывшая Преображенская, и Дерибасовской находился большой ювелирный магазин «Рубин». Олежка любил иногда зайти в торговый зал и рассматривать крошечные серьги с прозрачными камушками. Его острые глаза различали мелкие циферки: «750», «0,44». Большой толстый дядя объяснил как-то раз особо бестолковым покупателям, что первое число обозначает пробу золота, она измеряется в десятых долях процента, а второе — вес бриллианта в каратах.

После этого объяснения Леге многое стало понятнее, а кое-что — наоборот. С одной стороны, как говорили взрослые, понятно, что у золота бывает проба, а у камня — вес. С другой стороны (и где эти стороны?) — непонятно, что такого в этом золоте, если ничего особенного в нем нет, и ни на что оно не годится, кроме как на ушных мочках висеть, или на шее… А стоит сколько! Четыреста с хвостиком рублей!!! А некоторые штучки и дороже! А браслет «белое золото, 112 бриллиантов» — целых одиннадцать тысяч семьсот рублей! Это же, как две «Волги»! Но машина — это машина! На ней можно ездить, хоть вперед, хоть назад… А браслет?.. Его ведь запросто и потерять можно…

В тот день в магазине «Рубин» было прохладно, люди не толпились, не было очередей, как в гастрономе. Выходя на улицу, Олежка еще какое-то время нес в себе ту прохладу и неторопливость. И то странное, непривычное, благородное спокойствие, которое дарило содержимое небольших витрин. Перед глазами Олежки долго еще стояли, видимые сквозь толстое зеленоватое стекло маленькие блестящие безделушки, стоящие больше, чем нужно на проживание в течение многих лет…

И эти ощущения, и эти мысли Леге запомнились…

Как-то под вечер, уже в шестом часу жаркого летнего дня, когда вопреки обычной тишине в «Рубине» накалялись страсти, покупателям объявили, что касса закроется в половине шестого. И что тут началось!..

Дело в том, что не так давно по городу распространились слухи о грядущем подорожании ювелирных изделий вообще, а золота и бриллиантов — в частности. Трудящиеся, единственной формой дохода которых была заработная плата, забеспокоились и начали лихорадочно вытаскивать из матрасов, подушек и прочих заначек последние свои сбережения, дабы закупить впрок ювелирных изделий. Ну, а впоследствии — спекульнуть, естественно.

И вдруг — после многочасовой очереди — такой облом!..

Все, естественно, загомонили и стали лезть без очереди. Ну, почти как в гастрономе. А в накаленной атмосфере, — потные люди быстрее начинают нервничать, и оттого пахнут еще сильнее. А нервные — потеют еще раньше, чем те, кто никуда не спешит… Так вот в этой-то накаленной, как бы уже и вовсе не ювелирной атмосфере, здоровенный мужик, получая сдачу, вдруг басом заорал кассирше:

— Что это вы мне подсовываете? Она же фальшивая!!!

Кассирша, тоже потная и нервная, сразу же закричала, что вы, такой-то и растакой-то, не выдумывайте и не задерживайте очередь! И так далее, в том духе, что «ходют тут всякие».

Но мужик в белой рубашке, с отложным воротничком, и кремовых летних брюках, привычно пригладив назад русые волосы, авторитетным голосом па-а-прасил внимательнее относиться к своей работе и проверить купюру.

Кассирша внимательно пересчитала сдачу, проверила ее соответствие чеку, потом пересчитала что-то на счетах, словом, сделала вид, что не понимает, к чему придрался покупатель.

Но тот, торжественно оглядев волнующуюся очередь, показал пятерку, которую кассирша, неожиданно осознав себя на рабочем месте, изловчилась и вырвала из руки несознательного покупателя.

Тут только она рассмотрела пятерку внимательно и объявила:

— Все!.. Снимаю кассу по фальшивой купюре!.. Никто не уходит!.. Митяня, запирай магазин!..

Очередь обомлела. Нашелся псих, который предложил свою пятерку безвозмездно, лишь бы торговля продолжалась. Он стоял третьим за тем мужиком, который обнаружил в сдаче фальшивку. Но тут возмутилась женщина, может быть, даже дама:

— Смотрите, какой богатый нашелся! Да я своей кровной десятки не пожалею, только бы отовариться сегодня! Завтра, говорят, заперто будет, а с понедельника — оно мне и даром не надо, на сорок-то процентов дороже!..

А к кассе уже шел, подпрыгивая, замдиректора. Маленький, худенький, в пиджаке и с галстуком, всегда незаметненький, а сейчас возбужденный до степени вибрации, отчего казалось, что его чрезмерно много.

— Тася! — прокричал он. — Что там у вас? Это возмутительно, Таисия Михална, что же это вы так?!

И все поняли и совершенно согласились, что это действительно возмутительно…

Но продолжения не было слышно, потому что администратор, взяв купюру из потной руки кассирши, замолчал. Потом он достал очки и тщательно их протер. Молча. Потом он долго смотрел несчастную пятерку на свет.

И, наконец, улыбнулся значительно замдиректора Филипп Исидорович Шапиро, опытный лис, многолетний торговец ювелиркой. Улыбнулся, кашлянул, но голос все равно подвел его.

— Надо же! — просипел Шапиро Борис Исидорович. — Фальшивая пятерка! Вы представляете?! Они там что, все с ума посходили?!

Дальше пошло по плану, как положено: рабочий Митя запер магазин и все, кто нервничал и потел, чтобы успеть купить золото, теперь потели и нервничали, потому что заспешили домой. Где их, оказывается, ждали некормленые дети, недоеные коровы и непоеные мужья. Но до приезда инкассатора по фальшивым купюрам всем пришлось оставаться в торговом зале и не нарушать порядок, потому что Митя отнес ключ замдиректору.

Теперь все дружно ждали инкассатора, который и приехал, буквально, несколько минут спустя. Был инкассатор также массивен и солиден, как и гражданин, обнаруживший фальшивку. Инкассатор, как ему и положено, забрал выручку, потом выглянул в торговый зал и позвал того гражданина, который обнаружил фальшивку, пройти к директору.

И кто-то, вроде бы, прошел. Но не тот, кто был нужен.

Когда опаздывающие из магазина несостоявшиеся покупатели ювелирки захотели, все-таки, выйти вон, директор категорически объявил, что пока не выйдет к нему гражданин, обнаруживший фальшивую пятерку, все равно никто никуда не уйдет.

В доказательство директор показал людям самого натурального сержанта милиции.

И все опять-таки все поняли. Тогда народ вообще был понятливый.

Другое дело, когда через некоторое время вновь приехал инкассатор. За выручкой. Тут уже ничего не понял директор. Тем более, когда после милицейской проверки всех присутствовавших в магазине, того мужика, с фальшивкой, так и не нашли.

Как, впрочем, и первого инкассатора.

— Кого вы, к такой-то матери, вызывали!? — вопрошал директор. — Я вас спрашиваю, Филипп Исидорович!

— Я думал, это вы! — растерянно бормотал несчастный Шапиро. — Это ведь вы инкассатора вызывали, Юрий Иванович! Я как раз давал Мите… то есть Дмитрию Михалычу указание запереть магазин!..

Но конкретно повторить то, что говорил директор по телефону, или — какой он при этом номер набирал, Филипп Исидорович «положа руку на сердце» так и не смог.

Да и мужика того, что обнаружил фальшивку, видели, вроде, все. А потом его почему-то уже никто не видел.

К восьми часам вечера покупателей пришлось отпустить, а персонал «Рубина» остался в обществе оперативников. Причем за рабочим Митей послали машину…

В это же самое время экипаж «Коралла» как бы сначала уменьшился на двух человек, но затем и увеличился на двух. Так что как было на борту трое, так и осталось.

Капитан яхты не знал, что головоломную по простоте операцию изъятия без малого полумиллиона очень весомых в те времена советских рублей, придумал десятиклассник Лега, а исполнил актер-любитель Костя Шадрин.

Кстати, исполнил Костя обе роли: и гражданина, обнаружившего фальшивку, и инкассатора.

Капитан вообще не знал об этих сумасшедших деньгах! Он сидел у румпеля, правой рукой потравливал шкот, а Лега подавал ему эмалированную кружку с портвейном «777», любимым напитком капитана Юры Крумова…

5. Зрелость Легата

Когда по приговору суда расстреляли зампреда Жовтневого районного исполкома Одессы «за систематические спекуляции жилплощадью», начальник Черноморского морского пароходства Данченко был представлен ко второй золотой звезде Героя Соцтруда.

При плановой проверке по этому поводу было установлено, что единожды на то время герой много лет состоит в реестре держателей привилегированных акций Ост-Индской пароходной компании.

Кроме того Герой Социалистического Труда Данченко владел несколькими номерными счетами в банках зарубежья, а в Одессе — тремя квартирами и особняком. Особняк был записан на тёщу и тестя.

И еще кавалер золотой звезды владел тремя машинами, не считая, разумеется, служебной…

Семидесятилетнего адмирала попросили вернуть деньги Отчизне, второй звезды так и не дали, а с почетом проводили на персональную пенсию. Чтобы не позорить партию, которая, как известно, была «умом, честью и совестью» советского народа.

Новый начальник Черноморского Пароходства не хотел ездить на машине старого, поэтому выписал из Японии новенькую Тойоту, которую однажды под вечер и выгрузили на причал Одесского порта.

Тальман, как водится, груз принял…

Была среда…

В четверг, утром, в порт прибыли водитель нового начальника пароходства с автомехаником, и тальман повел их на причал. Сначала он, вообще-то, подумал, что спутал номер причала. Погуляв туда-сюда, тальман сообразил, что ориентировался не на номер, а — визуально.

И тут, под мрачными взглядами профессионалов расконсервации, работник приемки-сдачи чужим, севшим голосом попросил закурить.

Несмотря на то, что курить он бросил более пяти лет назад.

Закурив, он даже закашлялся с непривычки.

— Его нет! — сказал он, прокашлявшись. — А вчера — был… Я сам его принимал!..

После этих слов он упал в обморок.

И этому вполне можно верить, потому что если ты несешь через проходную порта три кило апельсинов, а в чеке у тебя проставлено только два кило, то один лишний килограмм придется оставить на проходной…

Но чтобы пропала японская машина!!!

Привели в повышенную готовность охрану порта. Через полчаса о происшествии в порту узнал начальник УКГБ по городу. А еще через полчаса весь город был схвачен постами и патрулями ГАИ и ВАИ.

И зря: светло-серая, новенькая, «с нуля» Тойота как в воду канула…

Правда, через несколько суток светло-серую Тойоту, искореженную и сгоревшую, нашли где-то у Куяльницкого лимана, в кювете.

Органы охраны правопорядка вытерли пот со лбов.

Правда, юный сержант ГАИ попытался обратить внимание руководства на ржавчину в отдельных побитых местах, но ему заметили, что раз уж машина восстановлению не подлежит, то ржавчина — чепуха.

Юный сержант все понял, сориентировался и, не мешкая, поступил в Автодорожный институт. Заочно. Смекнул, что, несмотря на присущие России плохие автодороги, именно за автомобильным транспортом огромное будущее.

В плане личного обогащения, во всяком случае…

На самом же деле, о том, что в шестнадцать двадцать на восьмой причал был выгружен контейнер с законсервированной Тойотой для начальника пароходства, Лега узнал в восемнадцать часов, с минутами. Он сидел за кружкой пива в знаменитом Гамбринусе, что рядом с площадью Мартыновского.

Особенно не раздумывая, он пересек площадь, прошел четыре квартала и оказался в гостях у приятеля, работающего в порту. Тот был на вахте, и ему на работу позвонила его жена.

В девятнадцать часов приятели встретились недалеко от проходной порта. Лега с той же самой площади сделал два звонка по телефону-автомату, после чего поехал домой поужинать и еще позвонить.

После этих нехитрых подготовительных мероприятий Лега переоделся и как бы отправился на работу, — он разгружал вагоны на товарной.

Однако в действительности наш грузчик-студент двинулся в другую сторону: он взял такси и скрылся где-то за Староконным рынком.

Через двое суток на задворках некоего кирпичного заводика, к тылам которого примыкали гаражи частников (а никакой охраной в те годы и не пахло), состоялась странная мена. Белобрысые местные люди выставили обязательное требование иногородним чернявым людям: кроме денег предоставить старую Тойоту светло-серого цвета. И они получили-таки свое чудо, которое, правда, еще кое-как ездило. А взамен местные отдали иногородним, сияющую заводским японским металликом, «нулевую» всего за пятьдесят тысяч рублей…

Само похищение было устроено до гениальности просто: около двадцати трех часов, в ночь на четверг, к восьмому причалу подкрался самым малым ходом, в «три оборота» буксир. Экипажу на нем было всего ничего: капитан-механик да матрос-моторист. Он-то и спрыгнул с кормы на причал, быстренько опутал тросом контейнер, вернулся на буксир и занял свое законное рабочее место.

Буксирчик отвалил от причала, протащил контейнер по бетону метров семь-восемь и сдернул его в воду. Трудолюбиво пыхтя, он и отбуксировал достаточно герметичный контейнер по воде, за три мили, на косу, где территория уже никем не охранялась.

А там ждал сей презент грузчик-студент, по кличке Лега. Он тогда еще отзывался на эту кличку. На некоторое время Лега стал машинистом бульдозера, который помог ему вытащить контейнер из моря.

Пока солидный капитан-механик жег в костерке контейнер, Лега и матрос-моторист расконсервировали Тойоту, протерли ее и заправили.

Этой же ночью, получив ключи, Лега перегнал уникальное заморское чудо в капитанский гараж, оставив старенький москвич ночевать на улице. А Костя Шадрин в это время встречался на одной из одесских «малин» с представителями трудящегося востока. Точнее — Закавказья.

Что интересно, самым трудным в этом деле было убедить Костю, что когда найдут разбитую машину, никто ничего не поймет.

Или — все сделают вид, что никто ничего не понял.

Как, собственно говоря, оно и случилось…

К тридцати годам Легат, благодаря своей весьма разносторонней деятельности, был уже одним из богатейших людей родного города. А потом и перестройка поспела.

И тогда Легат развернулся по настоящему…

Получилось так, что Олег Тихомиров всю жизнь был пасынком страны, но оставался сыном своей эпохи. Возможно, с годами, он стал бы одним из богатейших людей не только своего города, но и всего СНГ. То есть стал бы олигархом, как принято сейчас называть людей, всеми правдами и неправдами добывших несметные богатства.

Но помешала страсть к чтению, привитая ещё в раннем детстве отцом.

Как и большинство его сверстников, родившихся в середине двадцатого века, в шестидесятые годы он читал научную фантастику и верил в светлое будущее. В семидесятые годы, пришло разочарование в коммунистических идеалах, а с ним — уныние и пессимизм. По идее всё, вроде бы, было правильно, но на каждом шагу молодой Легат сталкивался с тем, что в жизни всё было не совсем так, как писали в газетах, говорили по радио и телевидению. Получалось, что немало из тех людей, которые должны были являться образцами честности и бескорыстности оказывались на деле бессовестными властолюбцами и корыстолюбцами.

Возможно поэтому в восьмидесятые годы он, как и многие думающие люди Страны Советов, занялся богоискательством, увлёкся йогой, дружил с кришнаитами, буддистами и прочими неформалами.

Немалое влияние на самосознание Легата оказала Библия. Её пересказ для церковно-приходских школ он прочитал ещё в детстве. Первые главы этой затёртой книжки с жёлтыми, обветшавшими страницами ему читала бабушка, игнорируя дореволюционные твёрдые знаки текста. Олег мог часами рассматривать гравюры Доре, которыми изобиловала старинная книга, а прокуратор Иудеи Понтий Пилат, Иуда и другие апостолы воспринимались им как реально жившие люди.

Именно поэтому, когда Олег Тимофеев достал дефицитнейшую в те годы книгу «Мастер и Маргарита» он прочитал её за ночь, а, когда книга Булгакова начала публиковаться в других государственных издательствах он начал коллекционировать все издания.

Дошло до того, что всех окружающих Легат начал назвать библейскими именами. Председателя горсовета он теперь называл Понтием Пилатом, секретаря горкома партии — Каифой, а весь горком — Синедрионом. Отныне не только Легат, но и его окружение именовало предателя Костолома не иначе, как Иудой, а верных Юру Крумова и Костю Шадрина теперь называли апостолами Петром и Павлом…

6. Обход

Тимофей Михайлович Брижинский начал утренний обход как всегда с вивария. Его сопровождали два ассистента. У одного в руках был блокнот, у второго — электрошокер.

В первой клетке сидел самец гориллы с… головой бритоголового мужика, обросшего щетиной.

Увидев Тиму, самец тяжело поднялся с лежанки и подошел к прутьям решетки.

— Знаю, Федя, — сказал Тима. — Очень сочувствую, но ничем помочь не могу…

— Сволочь! — прохрипел Федор Бузаев, с ненавистью глядя на Тиму. — Я тебя, суку, все равно достану! Падлой буду!..

— Может, ты хочешь навсегда остаться обезьяной? — спокойно спросил Тима. — Я ведь могу и обидеться…

— Да я ж тебя!!! — заорал Федя и добавил несколько совсем уж нецензурных слов. — Дай срок, я тебе кишки выпущу!..

— Ладно, Федя, я вижу, ты сегодня не в настроении, — миролюбиво сказал Тима. — Наверное, не с той ноги встал… — Тима обернулся к ассистенту и добавил. — Брома ему, что ли, дайте?.. Или транквилизатор какой-нибудь вколите. Он же себя так и покалечить может…

— Обязательно, — ассистент послушно записал указания в блокнот.

— Кстати, когда ему можно будет?

— Дня через три…

— Вот видишь, Федя, — заботливым тоном сказал Тима. — А ты — нервничаешь. Не могу я тебе позволить заражать наших девочек сифилисом. Ну, никак не могу. Если бы ты знал, кто является их, так сказать, заказчиками и родителями! Впрочем, это тебе знать ни к чему… Я тебе даже завидую, немного. Жрать да спать, жрать да спать. А скоро и любовью заняться можно будет. Потерпи еще немного. Ты же слышал?

— Ну, хоть Варьку дайте! — взмолился Федя, молитвенно сложив на лохматой груди длиннющие руки гориллы. Он совершенно потерял голову от похотливых зовов обезьяньей плоти.

Хотя именно голова, и только голова, являлась единственным органом, оставшимся от некогда пышущего здоровьем организма Феди.

— Варьку еще с недельку лечить надо, — быстро сообщил ассистент с шокером в руке.

— Вот видишь, Федя, — сказал Тима. — Мне же не жалко. Ты мне скажи, как мы сможем тебя вылечить, если ты будешь с сифилисной обезьяной совокупляться? Ведь снова заразишься. Ты же все-таки, человек, понимать должен…

В это время в виварий быстро вошёл еще один сотрудник в белом халате. Это был заместитель Брижинского по хирургической части Илья Степанович Лемихов.

— Легат приехал, — шепнул он на ухо Тиме. — Очень злой…

— Проводите его в мой кабинет… Хотя нет… — Тима взглянул на Федю, мечущегося по клетке. — Он всерьез злой, или как?

— Очень всерьез…

— Тогда ведите сюда…

Через минуту в виварий ворвался Легат.

— Здравствуйте, Олег Николаевич! — Тима изобразил на лице радушие, но Легат на этот спектакль не обратил никакого внимания.

— Ты что мне мозг делаешь?! — спросил криминальный босс таким тоном, что даже Федор в клетке притих и присел на свой красный зад. — Хочешь, чтобы я тебя твоими же кишками удавил? Не могу я больше, понимаешь?! Не могу!!! Сегодня всю ночь, разве что на потолок не лез!..

— Но ведь Лемихов прописал вам обезболивающее! — начал оправдываться Тима.

— В гробу я видел ваш обезболиватель, и вас всех, вместе взятых! Удавлю, как гнид!.. Смерти моей ждете, чтобы самим этим гадюшником заправлять? Не дождетесь! Всех сгною…

Тима не впервые видел Легата в таком разъяренном состоянии. Взглянув на Лемихова, он резко мотнул головой. Илья Степанович мгновенно испарился и вскоре примчался со шприцем в руках.

— Т-твари, — прошипел Легат, успокаиваясь после укола. — Пока не наорешь, не почешутся!..

— Мне же не жалко, — пытался успокоить его Тима. — Просто нельзя так часто…

— Ты сколько еще будешь откладывать операцию? — спросил Легат, утихомирившись. — Я же действительно не могу больше терпеть эти боли!

— Я хочу иметь гарантию, — пробормотал Тима. — Ведь в случае чего, твои нукеры мне башку оторвут…

— Хочешь, чтобы я сам это сделал?! Ведь не сдержусь в один момент и — баста… Ты мне еще два месяца назад обещал, что через месяц операцию сделаешь!

— Легат!.. — раздался из клетки хриплый голос Феди. — Не верь ему!.. Он, садюга, над нами просто издевается!..

— А ты-то чем не доволен? — спросил Легат, подойдя к клетке. — Он же тебе, идиоту, жизнь спас! Ты находился на грани жизни и смерти!

— Разве это жизнь… — Федя подошел к решетке. — Я ведь круглыми сутками не сплю, так бабу хочется!.. А он, сучий потрох, успокоительными меня пичкает!.. Порву на хрен, когда выйду…

— Чего пацана мучаешь? — Легат обернулся к Тиме.

— Я же предупреждал, что мы у Яшки, ну у самца гориллы, к которому голову твоего Федьки привинтили, сифилис не долечили. Когда его привезли, дорога была каждая минута… Сгоним сифилис, и пусть хоть всех наших девочек поимеет!

— Ну что, Федя, — Легат развел руками, — Ты уж потерпи, как-нибудь. Наш академик ведь о тебе же и заботится. Ну, помастурбируй что ли, в крайнем случае…

— Не получается, — жалобно сказал Федя. — Он башку мою к старому импотенту, наверное, пришил. Или это у этих… горилл, может, не принято?

— Привел бы ты ему тёлок, что ли, — Легат, усмехнувшись, повернулся к Тиме. — Может быть, у него вприглядку, что и получится…

— В том-то и дело, что нельзя ему возбуждаться, — вмешался в разговор Лемихов. — Тогда лечение еще больше затянется… Мы же специально колем его, чтобы к противоположному полу остыл!

— Да пусть хоть на сто лет затягивается! — взвыл Федя. — Пусть хотя бы порнуху поставят, на видаке!..

— Как хотите, — смирился Тима. — Я вас предупредил…

— Ну, ежели мужику вот так вот невмоготу… — чувствовалось, что Легат совсем успокоился и с трудом сдерживает смех. — Притащите ему видак с порнухой и делу конец. А там видно будет…

— И чего я не сдох!.. — Федя неожиданно принялся чесаться. — Что вы Натке моей про меня сказали?

— Наврали, что ты в командировке, длительной…

— И сколько же эта командировка будет еще длиться? — прохрипел Федя, и по его небритым щекам потекли слезы…

— Так ты же сам ее себе и удлиняешь, идиот, — строго сказал Легат. — Потерпеть, что ли совсем не можешь?

— Весна… — осмелился вступить в разговор Лемихов. — Гориллы ведь не то, что люди, — в брачные отношения они вступают только в определенные сезоны. Но если уж начался сезон, то… сами видите…

— Какая, к черту, весна?! — изумился Легат. — Октябрь на дворе!

— Яшку недавно из южного полушария привезли, — терпеливо пояснил Лемихов. — Самолетом. Так что в его обезьяньем теле сейчас самая что ни на есть весна бушует…

— В том-то и дело!.. — вытирая слезы, сказал Федя. — Я сам себя не узнаю! Короче, дайте хоть водяры, она у меня все желания отбивает!..

— Нельзя, — примирительно сказал Лемихов. — Алкоголь, как и половые акты только затянет лечение…

— Идите вы все!.. — прохрипел Федя, забившись в угол клетки. — Лучше бы вы меня не воскрешали для жизни такой…

Брижинский, Лемихов и Легат подошли к следующей клетке, в которой сидела молодая самка гориллы, по имени Варька.

— Федькина невеста? — Легат грустно кивнул на самку.

— Яшкина. А Федьке ведь может и не дать, — Лемихов с сомнением покачал головой.

— А чего так? — не понял Легат.

— Мордой Федя наш, по ее разумению, не вышел… Яшку она любила, а вот Федю…

— Но ведь тулово-то у него Яшкино, — сказал Легат. — И запах, и… ну, короче, все прочее…

— А башка — Федькина, — вмешался в разговор Тима. — Короче, она в его сторону даже смотреть не хочет…

— Ну, дела… — Легат покачал головой. — Ладно, пойдем Аркашу проведаем…

В следующем помещении царила стерильная чистота. Свиньи здесь содержались не простые, а трансгенные, то есть выведенные специально для трансплантации их органов людям. Эти животные содержались в качестве доноров для не самых богатых клиентов. То есть для тех, кто не мог себе позволить раскошелиться на своего донора-человека, или просто не успел вовремя подсуетиться, отчего их доноры пребывали пока ещё в младенчестве.

— Гляньте-ка на Пашу, Олег Николаевич, — гордо сказал Лемихов, когда они подошли к крайней клетке, в которой дремал упитанный молодой хряк. — Четвертый месяц молодеет!.. Почти всех свинок поимел, донжуан этакий! А без пересадки давно бы уже червей кормил…

— Так его родная туша давно уже этих червей покормила и сгнила, — довольно добавил Тима. — А вот головушка живет и радуется жизни своей на молоденьком-то теле… Вы просто гений, Илья Степанович…

— Вот когда наши подопечные на ноги встанут, тогда, может оно и так, — без ложной скромности согласился Лемихов. — А пока — я недалеко ушел от операций, которые делал полвека назад хирург Демихов…

В конце помещения, за специальной перегородкой, над сложнейшей системой жизнеобеспечения возвышалась человеческая голова.

Это была голова юриста фирмы «Феникс» Аркадия Петровича Завесы.

— Как и большинство людей, впервые о смерти я задумался в детстве… — рассказывал Аркадий Петрович медсестре Кире Владимировне. — Бабушка меня всё успокаивала, что, когда я подрасту наука «что-нибудь такое придумает, чтобы люди вообще не умирали». Позднее я, конечно, понял, что все это были сказки и, что наука при моей жизни вряд ли добьется таких успехов. Но я никак не мог подумать, что умирать придется таким молодым…

— Что это еще за мысли?! — возмутилась Кира Владимировна. — Живете себе не клятый, не мятый…

— Для примитивного сознания это, может быть и предел мечтаний, — горестно сказал Аркадий Петрович. — Но я же не свинтус, в конце концов…

— Вот и умница, — сказала Кира Владимировна, не совсем поняв мысль Аркадия Петровича. — Чего теперь-то маяться…

— Пока подрастал мой донор, я, честно говоря, жил в мучительных раздумьях… Вот уж не ожидал от себя такой «достоевщины»! А когда Аркаше, то есть, фактически, моему сыну, стукнуло шесть лет, у меня пошли метастазы. Где-то в глубине души я даже радовался, что не придется брать грех на душу, и губить моё чадо. И тогда я начал помогать фирме Широкова. Я даже собирался сдать Брижинского «Фениксу», когда этот хмырь обратился ко мне с предложением, которое давало шанс… — Аркадий Петрович умолк и огляделся по сторонам. — Вы меня слушаете, Кира Владимировна?

Кира Владимировна вздрогнула и проснулась.

— Ладно, идите, — сказал Аркадий Петрович. — Только пульт от телевизора дайте…

Усилием воли Аркадий Петрович включил управление манипулятором и взял им из рук медсестры пульт управления.

Напротив агрегата, на котором возвышалась голова Аркадия Петровича, стояла японская видеодвойка. На экране замелькали кадры из фильма Антониони «Затмение». Молодой Ален Делон играл на Бирже, а Моника Витти страдала от непонимания и одиночества… Аркадий Петрович же, после ухода Киры Владимировны, тоже тихонечко задремал.

— Здравствуйте, Аркадий Петрович, — бодро поприветствовал юриста Брижинский, вошедший в помещение вместе с Легатом.

Аркадий Петрович окинул вошедших сонными взглядом.

— Я же просил вас не спать днем! — строго сказал Брижинский. — Вы же этак скоро в свинтуса превратитесь!

— А кто же я есть? — Аркадий Петрович печально улыбнулся. — Жрать постоянно хочется, а мыслей — никаких. Жрать, да спать… — Аркадий Петрович усилием воли попытался выключить видеозапись, но управляемому его мыслями манипулятору это удалось сделать лишь с третьей попытки.

— Поздравляю, Аркадий Петрович, — серьезным тоном сказал Лемихов. — Вы делаете большие успехи.

— Издеваетесь? — Аркадий Петрович с укоризной взглянул на хирурга. — Если так и дальше пойдет, скоро совсем отупею. И превращусь, черт его знает во что…

— Аркадий Петрович, а ведь Аркашенька ваш растет не по дням, а по часам, — попытался успокоить юриста Легат. — Если так пойдет, то скоро пришьём мы вашу головушку на его юное тело. И станете вы снова юношей стройным, со взором пылающим…

— Мальчиком, вы хотели сказать, — ехидно поправил хирурга юрист.

— Юношей, Аркадий Петрович! Юношей!.. Вы забываете про акселерацию… И тогда вы сможете убедиться, что не зря вложили денежки в наше дело и помогали нам в своем долбаном «Фениксе».

— Кстати, эту девушку… Ингу, нашли? — спросил Аркадий Петрович.

— Нет пока, — ответил Легат. — Но будьте спокойны, Никита передавал, что снова напал на её след…

— А вкусненького ничего не принесли? — после короткой паузы спросил юрист. — По-моему, пора перекусить…

— Хорошо, я распоряжусь, — вздохнув, пообещал Тима. — Но вы постарайтесь все-таки сдерживаться. Вы же знаете про всякие там отложения холестерина в сосудах головного мозга…

— Так нам к холестерину не привыкать, — грустно сказал Аркадий Петрович. — К тому же ваша техника так всё переработает, что подлинного удовольствия от вкусной пищи я почти и не получу. Но вы все-таки распорядитесь…

7. Второй корпус

После завершения обхода, Брижинский провел Легата в небольшое полутемное помещение.

— Ещё один сюрприз… — объявил Тимофей Михайлович и жестом иллюзиониста откинул черную штору перед резервуаром, в котором была закреплена в специальной арматуре… голова молодой женщины. Шея женщины была охвачена широким металлическим обручем, от которого к стоящей рядом системе жизнеобеспечения ветвились многочисленные провода и шланги.

— Алла Кононенко? — приглядевшись, спросил Легат.

— Она самая… После того, как родила вашего последнего донора и попыталась покончить с собой, мы готовим ее голову к пересадке на её новое тело. Мы растим его по новейшей ускоренной, методике…

— А ведь мы с этой Аллой едва не прокололись, — сказал Легат. — Кто мог знать, что её мать знакома с этим самым Широковым…

— Широков? — переспросил Брижинский. — Кто это такой?

— Не хочу забивать вам голову посторонними проблемами… — Легат вздохнул. — Ваше дело, Тимофей Михайлович, — наука…

— И все-таки… — полюбопытствовал Брижинский.

— Есть, оказывается, такое хитрая фирма… — Легат мрачно усмехнулся. — На первый взгляд, обычная охранная фирма, а на самом деле, как выяснилось, — секретное подразделение ФСБ. Во главе его и стоит этот самый Широков… И наш Аркадий едва не сдал нас этому бывшему полковнику КГБ. Хорошо, что мы у них успели наших жучков поселить. Они даже на одежде Аркаши гнездились. Ну, а когда мы разобрались, кто этого Широкова на нас наводит, мы Аркашу приперли к стенке и дали понять, что дни его вовсе не сочтены, если он с нами будет по-прежнему честно сотрудничать… Он ведь решил перед смертью душу к встрече с Господом готовить. Даже навел Широкова на одно из наших захоронений, где его сотрудники нашли тело Аллы Кононенко. Якобы ему, то есть Аркадию, это место экстрасенс подсказал. Хорошо, что вы его голову вовремя подключили к системе жизнеобеспечения, не то он еще и не таких дров наломал бы!..

— Вряд ли Аркадий до нового туловища дотянет… — Брижинский вздохнул. — Тупеет почему-то наш юрист… Что-то мы, видимо, пока не доработали…

— Законопроект успеет подготовить?

— С каждым днем диктует все меньше… — Брижинский аккуратно задёрнул шторку перед головой Аллы Кононенко. — Она у нас пока в полусонном состоянии находится, эта Алла. Чтобы толком не осознала своего нового положения. Мало ли что может произойти с её психикой от такого шока…

— Только меня, то есть мою голову, не надо вот так вот… — Легат кивнул в сторону головы Аллы Кононенко. — В случае чего, если мне кирдык придёт, лучше, уж сразу…

— Пойдемте в мой кабинет, — Брижинский постарался деликатно сменить тему разговора. — Лемихов хочет вашу печень посмотреть…

— Чего её смотреть-то? — Легат поморщился. — Похоже, каюк мне… Достали меня боли так, что сил больше нет, терпеть! Если так будет продолжаться…

— Не дадим, Олег Николаевич! — энергично возразил Брижинский. — Вы же видели наших подопытных!.. У Василия, между прочим, не только печень, но и почки новые… А как он водочку хлещет, видали?

— Я их все время путаю, бомжей ваших… — выйдя из мрачного помещения, Легат закурил.

— А вот это вы зря, Олег Николаевич… — заметил Брижинский. — Курить в вашем положении, мягко говоря, нежелательно.

— Поздно пить Боржоми, когда почки отвалились, — Легат глубоко затянулся ароматным дымом дорогой сигареты. — Ты лучше давай про бомжей ваших…

— Василий — это тот, что постарше, — пояснил Брижинский. — Когда его пятнадцать лет назад подобрали, документов при нем не было, но уверяю, — ему было не меньше пятидесяти. Типичный бомж-алканавт. Без нас он давно бы уже пребывал в лучшем мире. Полгода назад мы ему печень от его донора пересадили, и он теперь прямо-таки расцвел!..

— Гуманисты, вашу мать, — Легат зловеще ухмыльнулся. — Вы мне лучше объясните, как эта пигалица, племянница Киселева, такие фортеля выкидывать умудряется?! Не хотел при Аркаше говорить, но она ведь опять ускользнула от наших людей!

— Эта область науки только начинает развиваться, — вводя Легата в свой кабинет, сказал Брижинский. — Я имею в виду настоящую экстрасенсорику, а не ту галиматью, которой потчуют население страны с экранов дебилизаторов. Несколько лет назад в печать просочились сведения о «гормоне экстрасенсорного восприятия». Его разрабатывали в Восточно-Сибирском центре эндокринологии. Этот гормон позволяет читать мысли собеседника и даже предугадывать события… — Брижинский вытащил из книжного шкафа пухлую папку и положил перед Легатом. — Вообще-то о соме, как о магическом снадобье, раскрывающем скрытые возможности человеческой психики, знали еще древние. Так вот сомавазин, так называется этот гормон, позволяет дистанционно ставить медицинские диагнозы, находить под землей воду, клады, полезные ископаемые… Правда время его действия не превышает нескольких минут, поскольку в человеческом организме этот гормон крайне неустойчив…

— Я не просил лекцию! — прервал Брижинского Легат. — Ты про эту… ныряльщицу говори…

— Конкретно про неё я ничего сказать-то и не могу… Возможно, у ее прототипа имелись скрытые наследственные способности. Кроме того, в эмбриональном состоянии она подверглась облучению. Во время Чернобыля. Имели место мутации… Ну, а Виктор Киселев как мог боролся с этими мутациями…

— Не тяни, конкретней давай, — вновь перебил Брижинского Легат.

— Сомавазин вырабатывается эпифизом головного мозга, — продолжил Брижинский. — Это тот самый «третий глаз», столь популярный на Востоке и в среде наших доморощенных эзотериков. При определенных условиях функции эпифиза, может взять на себя гипофиз, или даже щитовидная железа, которая у Инги была весьма увеличена, в связи с облучением… Она ведь и потому ещё ожерелье свое носит, чтобы скрыть шрам. У нее еще в подростковом возрасте щитовидку оперировали…

— Ладно, достаточно, — Легат раздражённо махнул рукой. — Как там мои Олежки?

— Олег Второй пока еще простужен, и лежит в изоляторе, который на карантине. У него — банальный грипп. А мы ведь очень бережемся от эпидемий…

— Ну, тогда давай Олега Первого…

Брижинский связался с Главным Корпусом, и через несколько минут в кабинет привели симпатичного парня. На вид ему было лет семнадцать.

— Мы уже достаточно притормозили метаболические процессы в его организме, — сообщил Брижинский. — Чтобы вы, Олег Николаевич, в дальнейшем, старели как можно медленнее. Поэтому он сейчас растет, как самый обычный человек…

— По-моему, в его года я хилее был… — неуверенно сказал Легат.

— Естественно! — оживился Тима. — Наш девиз — здоровье, через труд и спорт! Расскажи, чем вчера занимался, — приказал донору Тима и игриво подмигнул Легату.

— Плохо помню. Хочу есть. Люблю вкусную пищу. Еще хочу женщину. Молодую… И красивую… Хочу пищу и женщину. Недавно целовал Леночку…

— А вчера кого целовал? — прервал Легат своего молодого донора.

— Плохо помню. Было хорошо.

— А ты помнишь, что ты сегодня ел? — строго спросил Легат.

— Утром пил компот. И ел булочку с повидлом. Потом ел морковный и яблочный салаты. Потом — подметал двор. Устал. А в обед ел борщ с двумя большими кусками мяса. Было вкусно. А потом мы ели бананы и ананасы. Тоже вкусно. Потом я два раза покакал. Второй раз каки были жиже. Но в животе стало хорошо…

— Хватит про каки, — прервал донора Легат. — Что еще помнишь?

— Потом я спал. С Леночкой. Она пришла с Милой. Мила уснула. Я гладил Леночку. У нее гладкая кожа. И попа красивая. И сиси красивые. Она меня целовала. Потом я всунул свою писю в Леночку. Было хорошо. Потом мы спали. Потом я целовал Леночку и снова было хорошо. …

— Он может сменить эту тему? — поинтересовался Легат, взглянув на Брижинского. — Что-то я не припомню, чтобы я в его возрасте так сексом интересовался…

— Значит, этот интерес был у вас подавлен воспитанием и условностями того времени, — пояснил Брижинский. — Но при всех этих внешних факторах он сохранялся в латентной форме, А у вашего донора, как и положено, доминируют базовые инстинкты. У нас, ну, как бы нормальных людей, они подчас вытесняются другими интересами и сублимируются. Часто проблемы всякие так достают, что не до того…

— Ладно, говори, что было дальше, — обратился Легат к донору.

— Потом проснулась Мила… — с готовностью продолжил свое повествование Олежка. — Она меня целовала. Я её тоже. Леночка спала. Потом я пробовал всунуть писю в Милу. Не получилось. С Леночкой было лучше… Потом я спал. Потом проснулась Леночка. Она целовала меня. Я сунул писю в Леночку. Получилось. Было хорошо…

— Все, баста! — не выдержал Легат. — Не могу больше это слышать!..

— Спасибо, Олежка, — сказал Брижинский. — Иди к своей Леночке. Она тебя, наверное, заждалась. Хотя погоди. Может быть, у дяди вопросы есть?

— Телка-то хоть стоящая? — спросил Легат Брижинского. — Я имею в виду эту… его Леночку…

— Ей пятнадцать лет, а выглядит на все восемнадцать. Это клон Елены Мефодьевны.

— Жены Карловича?! — не поверил Легат.

— Именно… Красивая, кстати… И до безумия любит заниматься сексом. Приходиться даже ограничивать. Ведь всё полезно в меру…

— А кто у нас на сегодня? — Легат взял из рук Брижинского пачку фотографий. На них были запечатлены обнаженные девушки. — Кстати, которая из них Леночка?

— Вот… — Брижинский выбрал пару снимков и протянул Легату.

— Неужели у меня был подобный вкус? — Легат брезгливо швырнул фотографии на стол.

— Я же говорю: они руководствуются базовыми животными инстинктами. И это, по большому счету, замечательно, — Брижинский довольно потёр руки. — Если так дальше пойдет — никакая экспертиза нам не страшна. Ведь у нашего Олежки работают лишь голые инстинкты. Практически, — это животное, с внешностью человека, умеющее немного говорить. Правда, любая собака больше бы сказала, если бы умела…

— Бедный Олежка, — Легат обошел стоящего перед ним парня. — За всё приходится платить…

— Да… хорош, красавчик… — Брижинский подергал Олега Первого за щеку и хлопнул по заднице.

Легат недовольно поморщился. Какой-никакой, хоть и доведенный до полной дебильности, но это был, можно сказать, его сын. Потому и коробила криминального босса фамильярность, с которой биолог обращался с его молодым донором.

— А Милку покажь, — сказал Легат, чтобы замять неприятные мысли.

— Прошу! — Брижинский протянул Легату несколько фотографий обнажённой девушки, отснятой в весьма раскованных позах.

— А она — ничего… — проговорил Легат, внимательно разглядывая снимки. — Не понимаю, почему этот оболтус предпочёл ту корову?

— Вообще-то, обычно с годами у мужиков проявляется склонность к пышным формам, — вкрадчиво сказал Тима. — Ведь вы у нас — не совсем типичный мужчина. Эстет, можно сказать…

— Ладно, кончай мозг пудрить, давай эту Милку. Сколько ей натикало?

— Пятнадцать… Мы этот дубль тоже по ускоренной методе выращивали. Еще до донора Аллы Кононенко…

— А чей она донор?

— Это конфиденциальная информация…

— От меня здесь нет секретов, — строго напомнил Легат. — Понял, или ещё раз объяснить?

— Понял… — Брижинский потупил взор, словно школьник. — Она клон Пыловой…

— Что еще за Пылова?

— Фаворитка Карловича. Он для нее два дубля заказал…

— Ага, значит у нас с Карловичем сходные вкусы… — Легат усмехнулся. — А сколько его любовнице? Я имею в виду оригинал.

— Тридцать пять… Но в последнее время для любовных утех Карлович чаще предпочитает её доноров… Кстати, у нас есть и донор Елены Мефодьевны, его супруги. Ей четырнадцать лет. Так сказать, «Леночка — дубль второй»… Выглядит лет на семнадцать…

— Семнадцать говоришь?.. — Легат задумался. — Трахается?

— Пару недель назад девственность потеряла…

— С кем?

— С младшим донором Карловича. Ему пятнадцать, но выглядит настоящим женихом. Мы его зовем Василием Третьим.

— И у них тоже любовь?

— Мы стараемся, чтобы никто ни на ком особо не зацикливался. Тем более, что Карлович все чаще на сердце жалуется. А у его второго донора, у Василия Второго, сердчишко пошаливает. Так что придется скорее всего у Третьего Васи изымать. Мы с ним уже кое-какие мероприятия проводим. Профилактические, так сказать…

— А почему не у Васи Первого?

— Его из-за печени Карловича пришлось забить. Ещё в прошлом году. Заодно и селезенку старому хрычу заменили.

— Живодеры… — с непонятной интонацией сказал Легат. — Ладно. Давай сюда обоих Милок…

— А Милка всего одна осталась… Старшую на желудок пустили. У Пыловой рак тогда вроде бы обнаружили. Ну, и пришлось забить девчонку… Пылова очень торопила, боялась, что метастазы пойдут. А потом выяснилось, что диагноз ошибочный: опухоль оказалась доброкачественной!

— А девчонку, значит убили? — Легат вновь взял фотографии Милки и некоторое время внимательно рассматривал их.

— Хороша? — спросил Брижинский, заглянув через плечо Легата.

— А снимки той, убитой сохранились?

— Так она внешне, мало отличалась от младшей! У них всего год разницы был.

— Ну, и терминология… — недовольно проворчал Легат. — Забили…

— Понимаю… — Брижинский виновато потупился. — Просто так легче. Если их за полноценных людей считать, кошмары по ночам замучают. «И мальчики кровавые», так сказать… Кстати, у Евгения Львовича, психолога нашего, идея появилась. Он предлагает отрезать у младенцев языки. Чтобы речь вообще не развивалась. Тогда, уровень интеллекта еще понизится…

— Ладно, пойду я… — Легат тяжело поднялся из кресла и, стараясь не смотреть на своего донора, направился к двери.

— А девочек не надо? — растерялся Брижинский.

— Не надо… — Легат, не оборачиваясь, вышел.

— Можно я к Леночке пойду? — жалобно попросился Олег Первый.

— Иди, Олежка, — Брижинский тяжело вздохнул. — И старайся не попадаться мне на глаза. Понял?

— Понял!.. — Олежка счастливо заулыбался и довольный выскочил в сад, где его поджидали простые подвижные игры, вкусная еда, а главное — столько друзей и подруг. И еще много-много самого безоблачного счастья, о котором любому смертному можно было только мечтать…

8. Послание

Брижинский готовился к операции, когда к нему в кабинет явились Никита с Федей, держащим в неуклюжих обезьяньих руках автомат. За ними въехал огромный агрегат жизнеобеспечения с головой Аркадия Петровича.

— Все отменяется, — заявил Никита, вытаскивая из кармана «Макаров». — Располагайтесь удобнее, Аркадий Петрович. А ты, Федя, обожди в коридоре. Можешь пока с девочками поиграть. Во второй палате две с насморком лежат…

Когда вооруженный автоматом обезьяночеловек исчез за дверью, Аркадий Петрович откашливался, что-то не совсем ладилось в месте стыка его трахеи с искусственными легкими.

— Операция отменяется, — повторил Никита, когда дверь за Федей захлопнулась. — И вообще прикрывается наша лавочка. Отныне наши пациенты будут содержаться наравне с их донорами, а Клиника становится психушкой…

— Ты соображаешь, что говоришь?! — дрожащим голосом спросил Брижинский. — Если до Легата дойдет…

— Я-то, как раз, и представляю… — Никита вытащил из кармана диск и, вставил в комп…

«Я говорю в трезвом уме и здравой памяти, — негромко говорил Легат. На экране монитора он был едва различим, поскольку сидел в полумраке. — Это мое завещание. Да, я хочу умереть, коль уж так на роду моём написано. Не хочу уподобляться Фаусту, уступившему искусам Мефистофеля. Я, к счастью, не Фауст, а Брижинский — не Мефистофель. Хотя ситуация похожа… — Легат помолчал. — Лучше уйду из жизни сейчас, чем буду потом неизвестно сколько лет мучиться терзаниями совести. Я не хочу, чтобы мои Олежки погибли. Меня все равно вгонят в гроб мысли о том, что убиты, фактически, мои дети, невинные создания. И всё для того, чтобы я мог продолжать свою никчемную жизнь. В моей смерти прошу никого не винить…»

— Ерунда какая-то… — пробормотал Брижинский и выключил компьютер. — Свихнулся он что ли?!

— Я тоже так думаю, — Никита спрятал оружие в кобуру. — Он в последнее время боль мощными наркотиками глушил. Потому у него крыша и поехала. — Никита взъерошил волосы на голове задремавшего юриста. — Не спите, Аркадий Петрович!

— Не сплю, не сплю… — Аркадий Петрович зевнул. — Кстати, я чего-то подобного от Легата ожидал…

— Я, признаться, тоже, — согласился Никита. — Потому и мобилизовал все свое терпение.

— Думаю, перед операцией его охватил элементарный страх, — задумчиво проговорил Брижинский. — А на нервной почве обострились боли. И чтобы заглушить их, он принял смертельную дозу…

— А ведь я не раз мог его прикончить, — Никита уселся на диван, рядом с юристом. — Но к чему грех на душу брать, когда он сам к этому шел?.. Уж, больно много он нагрешил, потому совесть его и замучила…

— Ладно, хватит о высоких материях, — перебил его Брижинский и повернулся к Аркадию Петровичу. — Вы закончили юридическое обоснование донорства? Сколько мы еще будем находиться в подполье?! Вон в Англии уже приняли закон, разрешающий работы по клонированию человеческих эмбрионов!..

— Я почти закончил… — Аркадий Петрович зевнул и почесал манипулятором затылок. — Только мелочи кое-какие остались.

— Вы уж форсируйте, Аркадий Петрович, — ласково сказал Никита. — В Думе уже заждались…

— А что делать с донорами Легата? — спросил после паузы Брижинский. — Ведь, кроме как быть донорами для Олега Николаевича, они ни на что не годны…

— Ликвидировать, — спокойно ответил Никита. — Теперь они нам точно не понадобятся…

Эпилог-1.

2015 год. Май

— У нас две новости одна хорошая, другая плохая… С какой начинать? — постаревший за десять лет Широков оглядел сотрудников «Феникса».

Из посторонних в кабинете были лишь Инга и Виктор Киселевы.

— С плохой, естественно, — подал голос Андрей. — Хорошую — на десерт.

— Ну, тогда послушаем нашего уважаемого Кулибина, — Широков показал своей «расчёской-амулетом» на Марата Рябова.

— А чего слушать-то, — начал оправдываться Марат. — Кто мог предугадать, что у Федьки Бузаева тогда тулово оттяпают?!

— Надеюсь все всё поняли? — Широков поглядел на расчёску и сунул её в карман. — Наши наноштучки на изотопных батарейках неожиданно подали нам сигнальчики из землицы, в которую тело Феди было когда-то закопано. Кстати, недалеко от того места, где мы… — Широков неожиданно замолчал, растерянно взглянул на Андрея и торопливо завершил: — где мы и другие тела нашли…

Инга с интересом взглянула на Андрея, который внутренне похолодел от этого взгляда. Его с каждым годом всё больше страшили способности этой женщины. Вот и сейчас Андрей понял, что Инга знает о том, что он был весьма неравнодушен к Алле Кононенко.

— Сам-то Феденька, оказывается, жив-здоров, — продолжил Широков. — И произрастает теперь его головушка на обезьянем теле… Но новой информации из «Клиники» не предвидется. И у нас по прежнему не хватает материалов для того, чтобы прикрыть эту лавочку… Слишком уж, высокие покровители у этого… дела.

— Ну, а хорошая новость какая? — спросил Виктор Кисилев.

— Хорошая новость сейчас на подходе к двери, — сказала Инга и как-то странно посмотрела на Андрея своим «рентгеновским» взглядом.

Широков с удивлением смотрел то на Ингу, то на Андрея и в это время в дверь кабинета постучали.

— Входи, — не отрывая взгляда от Инги сказал Широков.

В кабинет вошли Саша Бугров и Алла Кононенко….

… Незадолго до этого дня Аслан Мирзоев вышел из своего магазинчика, чтобы подышать свежим воздухом и замер.

На противоположной стороне улицы стояла Алла Кононенко. Она, конечно, изменилась за прошедшие годы, но, что странно, — не очень. Только одета женщина была несколько экстравагантно. Джинсы и джинсовая рубашка, поверх водолазки, были ей велики. Словно с чужого плеча.

Алла ходила рядом со своим бывшим местом работы и словно не решалась войти.

— Алла-джан! — всё ещё не веря своим глазам крикнул Аслан и, не обращая внимания на довольно оживленное движение, побежал через проезжую часть улицы.

Девушка вздрогнула и обернулась.

— Не узнаешь? — Аслан подбежал к Алле и взял ее за руку.

Странная женщина выдернула руку и отступила на шаг.

— Раньше ведь каждый день заходила, а теперь не узнаешь, да?! А ведь внешне — совсем не изменилась!..

Алла нахмурилась, словно пыталась что-то вспомнить. И только теперь Аслан заметил, что одета она в мужскую рубашку. Во всяком случае, пуговицы были пришиты, как на мужской одежде. И еще ему показалась странной надетая под рубашку черная водолазка. Явно не по такой теплой погоде.

— Тебя на протяжении всех этих лет один мужик из вашей фирмы искал, — сказал Аслан. — Андреем его зовут. Помнишь, такой здоровенный?

— Где они сейчас? — вымолвила, наконец, девушка хрипловатым голосом.

— Не знаю… — Аслан смотрел на Аллу с тревогой.

— Я, кажется, заблудилась, — очень тихо сказала Алла.

— Слушай! — воскликнул Аслан. — Он мне визитку оставил! А я, дорогая моя, никогда ничего не выкидываю…

… Алла сидела в кабинете Широкова. Напротив нее прохаживался Павел Иванович и задавал вопросы.

— Значит, тебе Аркадий помог бежать?

— Да… — голос Аллы был уже не таким хриплым. — Он подкупил и охранников и водителя…

— А я, признаться, думал, что он помер. Ведь у него рак был, в последней стадии. Ты когда его видела?

— Я не знаю, сколько времени прошло с тех пор. Это было вскоре после операции… Он тогда был… типа робота, с человеческой головой…

— Как же ты до такого додумалась? — Широков покачал головой. — Ведь это самый страшный грех, — лишать себя жизни!..

— Вы не представляете, Павел Иванович, как мне тогда тяжело было! Девять месяцев я жила ожиданием, а потом ребёнка у меня забрали и наступила пустота…

— Как же тебя вылечили? — Широков покачал головой.

— Сама не знаю… У меня шрам на шее. Круговой. Наверное, поэтому Аркадий Петрович приготовил для меня водолазку. Чтобы воротник шею прикрывал… — Алла оттянула воротник водолазки и продемонстрировала широкий багровый шрам.

— Понятно… — Павел Иванович подошел к своему столу и нажал кнопку вызова.

В кабинет вошел Саша Бугров и оторопел.

— Отдаю на твое попечение, — сказал Широков. — Накорми, купи всё, что нужно из одежды, и вообще…

Эпилог-2.

2018 год. Июль

Ранним утром, Андрей заехал в гости к Виктору, который вернулся на юг, к тренерской работе в «Дайвинг-клубе». В последние годы вместе с ним жила Розалия Николаевна, окончательно переехавшая к своему бывшему оппоненту.

— В Аркадии проснулось нечто вроде отцовских чувств к своему донору, — рассказывал Андрей, сидя за столом, накрытым Розалией Николаевной. — Он даже занялся его воспитанием и обучением…

В честь приезда Андрея на веранду был вытащен старинный самовар и вишневое варенье, впервые в жизни приготовленное Розалией Николаевной.

— Неужто и он прозрел? — Виктор Киселев с сомнением покачал головой.

— Он и раньше терзался, осознавая бесчеловечность подобного решения проблем. Потому и метался между нами и Брижинским. Говорят, ему создали фантастически сложную систему жизнеобеспечения… Нечто вроде очень навороченного робота… Так что теперь, став киборгом, Завеса ещё всех нас переживет…

— А что с Брижинским? — довольно спокойно спросил Виктор.

— Ему срок дали. Правда, условно. Адвокатом Брижинского был господин Варновский, которого мы посещали в начале нашего расследования по делу об исчезновении женщин… По решению суда Клиника превращена в пансионат, в котором бывших доноров пытаются превратить в нормальных людей.

— К счастью, появились новые методы клонирования органов, — Розалия Николаевна, сделала вид, что не замечает нетерпеливости Андрея. — Их можно восстанавливать из стволовых клеток, изъятых из пуповины при рождении человека. Стволовые клетки можно хранить в замороженном виде хоть десятки лет, а когда человек постареет… Короче, нам, увы, данный метод уже не поможет, но вот грядущим поколениям…

— Только не углубляйся в свои любимые стволовые клетки, — вклинился в разговор Виктор. — Не видишь, человек торопится?

— И с этим человеком я связала свою судьбу! — Розалия Николаевна нежно поцеловала Виктора в щеку.

— Про Ингу ничего не слышно? — после некоторого молчания спросил Виктор.

— Она изредка связывается со мной по телефону и Интернету, — Андрей усмехнулся. — Говорит, что скучает, но не может бросить эксперименты…

— И с нами она связывается редко. А ведь Витя так скучает по мамке! Но ничего… Он у нас скоро и деда, и мамку за пояс заткнет!..

— По поводу деда — согласен, а вот с мамкой, думаю, тягаться будет труднее, — сказал Виктор-старший.

— А что, Инга теперь действительно может часами находиться под водой? — спросила Розалия Николаевна.

— Ну… если верить газетам и интернету… Из сообщений следует, что она, в принципе, может вообще под водой жить. То есть постоянно…

— Я хочу знать о том, что известно тебе…

— Ну, похоже, это правда… — Андрей пожал плечами. — Мне кажется: с ней я скоро тоже стал бы ненормальным… Вы простите, но я ведь всего на несколько минут…

— Вот так, прямо сейчас, и поедешь? — всполошилась Розалия Николаевна.

— Скоро отпуск у меня намечается. А пока: «наша служба и опасна и трудна»… — пропел Андрей начало популярной некогда песни. — А если серьезно: вчера из Штатов Вайс звонил. Говорит, в Техасе подпольную клинику обнаружили. В качестве суррогатных матерей, у них нелегальные мексиканки задействованы…

— Едешь делиться опытом?

— Не столько делиться, сколько обмениваться… — Андрей начал спускаться вниз по деревянным ступенькам. — Заодно непутевой мамке привет от сына передам. Как у него с учёбой?

— В этом году школу закончит экстерном, — с гордостью сказала Розалия Николаевна. — Хочет поступать, на факультет биоинженерии…

В это время недалеко от берега, из-под воды появилась голова в маске.

— А вот и он, — Розалия Николаевна встала с шезлонга и помахала рукой.

Пловец, тоже замахал руками.

— Папка! — раздался мальчишеский голос. — Ты надолго?

— Прости, но пока — проездом! — прокричал Андрей. — А вот через пару недель приеду на целый месяц!..

Вскоре он уже обнимал мокрого сына, повисшего у него на шее.

Витя выглядел обыкновенным двенадцатилетним мальчишкой. И похож он был больше на Ингу, а не на Андрея.

— Я судно нашёл, — сообщил мальчик. — На семидесятиметровой глубине.

— Без акваланга? — Андрей погладил сына по белокурой голове.

— А для чего же мне жабры? — мальчик огляделся по сторонам и, убедившись, что поблизости нет посторонних, закрыл глаза.

— Не торопись, — предупредил его Виктор-старший. — Помнишь, как я учил?

Когда Андрей вновь обернулся к сыну, на шее мальчика и в верхней части его груди уже прорезались жаберные щели.

— Всё, достаточно!.. — предостерёг мальчика Виктор-старший. — Засушишь!

— Этот процесс я научился чётко контролировать, — мальчик открыл глаза и, спустя несколько секунд, жабры стали почти незаметны.

— Я вам маски привёз, — Андрей кивнул в сторону джипа. — Какие-то особо навороченные… — он вытащил из кармана ключи от машины и отдал сыну.

— Я мигом! — крикнул вундеркинд и помчался к джипу.

— Может быть всё-таки задержишься? — Розалия Николаевна подошла к Андрею и обняла его.

— Нет, мне действительно надо ехать, — сказал Андрей. — Что показали последние анализы?

— Всё нормально, — успокоил Андрея Виктор. — Взрослеет мой тёзка так же, как и остальные дети. Честно говоря и мечтать не мог, что у меня такой внук будет…

— Новая модификация вида Гомо Сапиенс? — спросил Андрей. — Так сказать, Гомо Акватикус?

— Можно и так… — Виктор-старший взял из рук подбежавшего внука привезённые Андреем маски. — Ух, ты! — с восторгом прошептал он. — Даже с внутренними дворниками!

— Пойдём, испытаем? — предложил юный Гомо Акватикус деду.

— Ну, пойдём… — Виктор-старший обнял на прощание Андрея и направился к воде.

— Приезжай поскорее! — сын наскоро обнялся с отцом и побежал за дедом к морю…

… Андрей сел в джип и, развернув автомобиль, поехал назад.

Когда «фазенда» Виктора Киселева скрылась за поворотом, Андрей остановил джип возле Аллы Кононенко, поджидающей его на обочине. Она полулежала в компактном раскладном шезлонге.

— Уверен, что меня не засекли? — спросила Алла, когда Андрей начал собирать шезлонг.

— А если бы и засекли? — Андрей обнял Аллу и поцеловал. — В конце концов, мы всегда можем продемонстрировать наше свидетельство о браке. Тем более, что скоро и без свидетельства будут видны плоды наших взаимоотношений… — Андрей осторожно провел рукой по уже достаточно заметному животу Аллы. — Как там наши близнецы?..

— На волю просятся, — Алла смущенно улыбнулась и счастливая прижалась к надежному плечу мужа…

Вскоре, поднимая клубы пыли, автомобиль помчался навстречу солнцу, медленно поднимающемуся над морем…

Название книги

Тищенко Геннадий Иванович

Содержание